Балл Георгий. Торопун-Карапун и тайны моего детства

   Когда мы приходили с улицы, то снимали валенки и ставили рядом с печкой. Сушили. Но не очень близко, чтоб не попал уголек. И однажды, когда дрова уж прогорели, я показал Вите:
   - Смотри! Вон там, видишь, черное болото. А на краю болота стоит маленький домик. В домике светится зеленый огонек. В домике все зеленое: зеленый стол, зеленая кровать, зеленая лампа...
   - Как до войны, - вздохнул Витя.
   - А знаешь, кто там живет? - шепотом спросил я.
   - Нет, - тоже шепотом ответил Витя.
   - Там живет Зеленый Кузнечик. И он пока спит.
   - А что он будет делать, когда проснется? - спросил Витя.
   ПИСЬМА
   Витя спросил: "А что будет, когда проснется Зеленый Кузнечик?"
   Но тут кто-то из ребят закричал, уж не помню кто:
   - Витька, тебе письмо!
   Витя вскочил с полена - он сидел около печки на полене, - и мы тоже все повскакали, закружились вокруг Вити:
   - Смотри, "Полевая почта".
   - От отца! От отца! - закричали с разных сторон.
   И уж не помню, Витя ли читал или кто другой, только письмо это помню хорошо.
   "Дорогой Витя! Я воюю очень далеко, там, где всегда холодно, где на горах лежит снег. Я воюю на море. Море это очень холодное. Я воюю на подводной лодке. Мы топим корабли фашистов.
   Утром, когда мы возвращаемся к себе на базу, домой, мы стреляем в воздух. Один залп - это один потопленный транспорт. Два - это два потопленных транспорта. С нами вместе воюет мальчик, его зовут Шурик. Он еще не матрос, а юнга - сын флота. Мы его все очень любим. Все наши подводники шлют тебе привет. И просят, чтобы ты уповал на победу. Тебе шлет привет юнга Шурик".
   Витя наклеил красную звезду на бумагу. И мы все вместе написали Витиному папе ответ"
   "Дорогой папа и юнга Шурик! Мы живем хорошо. И мы уповаем, раз вы нам велели, хотя мы не знаем, что это значит. Мы все шлем привет юнге Шурику, отважному моряку и сыну флота. Пусть он нам пришлет фотографию.
   Твой навеки сын Витя. И его товарищи".
   Письма... Письма... Я помню эти письма-треугольники с адресами "Полевая почта", они, как птицы с обожженными войной крыльями, летели к нам, ребятам, у которых не было радом отцов и матерей.
   А мы в Ташине, в детской колонии, не забывали, что идет война, ни на минуту не забывали. И когда разговаривали, и когда смеялись, и когда рассказывали сказки (мы тогда много рассказывали сказок. Сядем около печки, рассказываем).
   Теперь я знаю, что значит слово "уповать", это слово очень старое, можно сказать старинное, и значит оно - надеяться, не терять надежду. "Уповать на победу" - верить в победу. Ах, как нам хотелось скорее увидеть эту победу, чтоб скорее вернулись наши матери и отцы, чтоб не погибли они...
   ...Была поздняя ночь, а мы с Витей не могли заснуть. На койке у окна плакал Валя Шевчук. Он закрывал голову подушкой, но все равно мы слышали, как он плакал. И не спали. И не решались подойти к нему. Я сказал Вите:
   - Давай подбросим в печку полешек.
   Огонь разгорелся снова.
   Желто-красное пламя. Пламя! Где-то там, за лесом, и еще за лесом, и за речкой, за палями, оно было страшное, оно было - война. Охваченные пламенем, кружились деревья, тянулись ветками к небу. А с неба падали черные бомбы, и дрожала земля, горела земля.
   - Вроде заснул... - кивнул Витя на Валину кровать. И вдруг зашептал: - Проклятые фашисты! Проклятые фашисты!..
   - Эх, пацанам трудно на фронт попасть!
   И вот тогда, в тот поздний вечер, мы размечтались с Витей об удивительном человеке:
   - ...Он захочет и станет большой-большой - до неба...
   - А захочет - станет маленький, меньше муравья, хоть куда пролезет! Малюсенький такой - не углядишь.
   - И чтоб смелый, никого не боялся...
   - Ну, это ясно!
   - И сильный, как...
   - Ага... как схватит рукой дом - поднимет, как дунет - все враги разлетятся. А смеяться начнет, так земля задрожит. Он смеяться любит...
   - И чтоб добрый был...
   - И чтоб белочек любил и этих... кошек или там... жуков малюсеньких.
   - И чтоб никогда не умирал...
   - Да. Никогда не умирал.
   Мы этого очень хотели с Витей, и я спросил:
   - А как ты, Витьк, думаешь: будут такие люди, а?
   - Будут, конечно, только не скоро - лет через сто, а может, через тысячу...
   - А вдруг мы его встретим пораньше, а?
   Мы засмеялись, и Витя сказал:
   - Ладно, закрывай печку, пошли спать.
   Часть вторая
   КАПИТАН ВЕДЕТ КОРАБЛЬ
   ВТОРАЯ ПЕРЕЗВОННАЯ
   Вига сказал, что не скоро - через сто, а может быть, через тысячу лет... Так он сказал тогда - я помню. Теперь прошло много лет. Я теперь вырос, стал взрослым дяденькой. И живу не в маленьком городке Ташино, а в большом городе, на улице Большая Почтовая.
   У меня - вот смешно! - выросли борода и усы. Конечно, удивительно, после того как я был совсем-совсем маленьким.
   Теперь я как-то уже привык, что стал дяденькой. И все кругом привыкли, так что, наверное, удивились бы, если бы я вдруг опять стал мальчиком.
   Нет, я об этом и не думаю, - дяденька и дяденька, очень даже хорошо. Только вот одно неудобство - борода чешется. Ничего тут страшного нет, можно почесать бороду; да она у меня небольшая: так, не борода, а бородка. Я ее гребешком расчесываю - у меня такой маленький гребешочек есть. Расчешу бородку и - фу! фу! - продую его и положу к себе в боковой карман костюма. У меня, конечно, есть и костюм, и галстук, и даже голубая фетровая шляпа. Когда здороваюсь, я теперь снимаю голубую фетровую шляпу и говорю: "Здравствуйте!" И никто, решительно никто, не удивляется, что я такой взрослый и вежливый.
   Да, но не об этом речь. А приближается то, к чему я вел рассказ.
   У меня на столе зазвонил телефон (он зеленый и всегда стоит на столе). Я снял трубку:
   - Алло! Я слушаю.
   Взрослый голос проговорил в трубку:
   - Здравствуйте! Не хотите ли поехать сегодня за город?
   Это звонил мой знакомый, абсолютно взрослый человек, приглашал к себе в гости. А у меня в городе была уйма дел, и я стал отказываться. Но чтоб не огорчать знакомого, я сказал, что вряд ли вырвусь, но постараюсь. (Заметили, какие у меня появились слова? "Вряд ли", "постараюсь".
   Так говорят взрослые. И я так тоже говорю, потому что я дяденька, дяденька с усами и бородкой).
   Целый день я не думал о приглашении. А к вечеру странное, удивительное чувство (взрослые слова!) охватило меня: мне показалось, в этот вечер что-то должно случиться.
   Вечером я сел в электричку и поехал за город. Сумерки еще не сгустились. Но когда поезд тронулся вдоль перрона, зажглись огни. Сырой воздух пожелтел. Да, я забыл сказать, что была весна.
   Электричка набирала скорость. Я сидел около окна.
   Смотрел. Там, за окном, отступали дома, многоэтажно-каменные дома. Они не могли успеть за поездом, они отставали, они оставались вместе с улицами, людьми, машинами.
   А поезд мчался дальше. Я глядел на остающийся город. В тот вечер да, честно скажу - я ждал удивительной встречи, что-то должно было случиться. И я прижался лицом к стеклу, потому что быстро стало темнеть. Электричка вырвалась из города, и там, за окном, открылись поля, подступил черный лес. Я уже плохо все различал, стало совсем темно. А я все прижимался лицом к окну, уже не надеясь увидеть, а может быть, только услышать, что мне шепчут поле и лес. Темнота стукалась в стекла вагона, оставляя блестящие капли на стекле. Дождь. Пошел дождь...
   Вдруг я различил - дождь зашептал: "Жди... жди..." Колеса вагонов застучали: "Жди... жди..."
   И было так приятно, что они говорят со мной очень просто, как с маленьким: "Жди... жди..."
   На одной из платформ я сошел, а электричка поехала дальше. Тускло светили фонари. Я шел по размокшей дороге вдоль деревянных заборов. Тени деревьев пересекли мне дорогу. Справа от дороги стояли березы. Я искал улицу с удивительным названием "Вторая Перезвонная". Рядом с длинными тенями деревьев я заметил коротенькую тень. Посмотрел направо и увидел девочку.
   - Ты здешняя? - спросил я.
   Она засмеялась.
   - Где ты живешь, девочка?
   Она показала на березу.
   - Ты спустилась с дерева, да? Но ты же не зверек.
   - Нет, я зверек. Я зверек и девочка. Разве вы не видите?
   Я внимательно пригляделся. При тусклом желтом свете фонаря стояла девочка в красном пальтишке, без шапочки. Рыжие волосы ее блестели, на них лежали капельки дождя.
   - Очень неуютно тебе жить на дереве? - спросил я.
   - Да. Был дождь.
   - А не скучно? Что ты там делаешь, на дереве?
   - Слушаю, как растут листья. Играю.
   - Аа-а! Ты думаешь меня удивить. Нет. Когда-то, когда я был маленьким, я уже знал девочку, которая живет на дереве.
   - А вы давно были маленьким?
   - Тысячу лет назад.
   - Тысячу лет? Как давно.
   - Скажи, девочка-зверек, ты не знаешь, где здесь улица Вторая Перезвонная?
   - Знаю. Я вам покажу. Закройте глаза.
   - Ты смеешься! Как же я увижу, если закрою глаза?
   - Так ненадолго. А сначала наступите на камень. Вон у вас под ногами камень.
   Я наступил на камень, закрыл глаза.
   - Повернитесь, - услышал я голос девочки. - Поднимите голову. Открывайте глаза.
   Я открыл глаза. На зеленом заборе, прямо передо мной, висела табличка: "Вторая Перезвонная"..
   Сзади я услышал смех. Быстро обернулся. Никого не было. В желтом свете фонаря стояли березы, темные их тени пересекали мне дорогу.
   ЗДРАВСТВУЙ, ПЕЧКА!
   Тени берез пересекали мне дорогу. Нужный мне дом был радом. Во мне еще звучал голос девочки-зверька и этот смех, будто он был уже мне знаком. "Куда она исчезла? И неужели правда, что она и девочка и зверек и так быстро прыгнула на дерево и спряталась там в листьях? Нет, это шутка или сказка". Так я успел подумать, когда дверь дома открылась.
   - Здравствуйте, я вас давно жду.
   Передо мной стоял мальчик.
   - А где твои родители?
   - Папа и мама скоро придут. Они раньше вас ждали. А мне сказали, если вы приедете, чтоб я вас занимал.
   - Ну что ж, - сказал я чуть насмешливо улыбаясь, - занимай меня. - Я снял свою голубую шляпу, пальто и вошел в комнату.
   - Если хотите, можете включить телевизор или посмотреть журналы - они на столе.
   - Спасибо.
   "Очень любезный мальчик, хороший, воспитанный", - подумал я.
   Мне хотелось согреться, я озяб в дороге, и, словно догадавшись, мальчик сказал:
   - Садитесь к печке, погрейтесь.
   Я огляделся и увидел печь. Что-то знакомое, родное было в этой беленой стене. "Печка" - какое тихое, теплое слово.
   - Здравствуй, печка! - шепотом сказал я. - Когда-то очень давно, может быть тысячу лет назад, я с тобой встречался. Помнишь, печка?
   - Что вы сказали? - спросил мальчик.
   - Так... ничего... А дровами какими топите? Березовыми?
   - Березовыми, - ответил мальчик. - Я могу принести два палена. И мы можем посидеть на них около печки. Или вы хотите на стуле?
   - Нет, нет. Я на полене. А ты любишь сидеть около печки?
   - Ага.
   - Раньше я тоже любил, а теперь я живу в большом доме.
   - Ну, я пойду принесу. У нас дрова в сарае, во дворе.
   - Тебе не помочь?
   - Что вы, я привык.
   Мальчик ушел. А я наклонился, чтоб открыть дверцу печки, и тут услышал: "Ку-ку! Ку-ку!.."
   Я оглянулся. Над диваном висели часы с кукушкой. Радом с коричневым домиком на желтой перекладине сидела пестрая птичка.
   Я подошел к дивану.
   - Эй, кукушка! Прошло тысячу лет. Разве ты не устала? Пора тебе отдохнуть, дружок.
   "Ку-ку! Ку-ку!"
   - Ты уж совсем-совсем старенькая, а кукуешь еще весело.
   "Ку-ку! Ку-ку!"
   - Вам нравится? - Это спрашивал мальчик. Он стоял с поленьями в руках.
   - Да. Нравится. Раньше у меня тоже были такие часы.
   - А где они сейчас?
   - Погибли. В дом попала бомба.
   - Во время войны?
   - Да, тогда еще.
   Мальчик бросил поленья. Мы сели радом с печкой. Я открыл дверцу. Как только дверца распахнулась, там вспыхнули голубые огоньки.
   - Похожи на цветы, правда? - спросил мальчик.
   - И на голубеньких человечков. Они прыгают с уголька на уголек. Видишь, машут голубенькими ручками. Горячо им. Ну-ка, подуй!
   - Фу-фу-фу-у-у! Бегите, человечки! - крикнул мальчик.
   - О-о! Горячо. Убежали. А один упал, спрятался за уголек.
   - Ага!
   - Остальных не догонишь. Они убежали далеко-далеко в темный лес. Ты знаешь, что там есть и лес, и болото?
   - Черное болото.
   - Да. Непроходимое. А за болотом стоит домик.
   - Маленький домик.
   - Зеленый. Это домик Кузнечика.
   - Да. И Кузнечик, когда просыпается, зажигает огонек.
   - Ты знаешь домик Зеленого Кузнечика?
   - Конечно, знаю.
   - Послушай, как-то глупо получилось, но я до сих пор не спросил, как тебя зовут.
   - Меня зовут Торопун-Карапун.
   - Как? Как ты сказал?
   - Торопун-Карапун. Так называет меня мама. И так все меня зовут... Смотрите, смотрите, в домике на болоте загорелся огонек!
   Странно: ведь меня в детстве мама тоже так называла. Очень странно!
   - Ой, ну смотрите же, какой красивый огонек!
   - Да, да, - очнулся я от воспоминаний. - Это в домике Зеленого Кузнечика. Он уже проснулся. Слушай, Торопун-Карапун, давай погасим свет. И посидим около печки в темноте.
   ДО ВСТРЕЧИ, КАПИТАН!
   Мы погасили свет и пододвинули поленья ближе к печке.
   - Давай бросим туда немножко бересты, - прошептал я.
   - Ага, давайте.
   Не знаю почему, но мы стали разговаривать шепотом. Торопун-Карапун бросил в печку несколько кусков коры. Кора почернела на углях, потом сразу вспыхнула. Красные отсветы пламени заиграли на лице Торопуна-Карапуна. И вдруг, сам не знаю отчего, я тихо запел:
   Помню городок провинциальный,
   Тихий, захолустный и печальный.
   Церковь и базар,
   Городской бульвар...
   - Это что, очень старая песня? - шепотом спросил Торопун-Карапун.
   - Да, очень.
   И я рассказал Торопуну-Карапуну о своем друге Вите, о детской колонии, о маленьком городке Ташино.
   - Ну-ка, брось еще береста.
   И когда береста вспыхнула, я сказал:
   - Я хочу вернуться...
   - Куда? - тихо спросил Торопун-Карапун.
   - Туда. - Я махнул рукой через плечо. - Там осталась тайна.
   - Тайна? Ой, говорите же!
   - Что говорить? Это осталось там, в моем детстве. Понимаешь? У меня в детстве было много тайн, но как теперь к ним доберешься? Они остались там, в моем детстве. Прошло много, очень много лет. Видишь, я стал дяденькой. У меня усы и бородка.
   - Ну и что? Подумаешь, усы и бородка. Если хотите, я вам помогу.
   - Ты мне поможешь попасть в мое детство?.. Послушай, Торопун-Карапун! Еще ни одному человеку в мире никогда, ни при каких обстоятельствах не удалось снова вернуться в детство. Часы не ходят назад. Нет, это невозможно.
   - А я могу!
   - Что ты можешь? Ты же мальчик.
   - Ну и что! Я могу сразу быть большим и маленьким. Захочу - сразу вырасту до неба, а захочу - буду меньше муравья.
   - Стой, Торопун-Карапун! Молчи. Я вспомнил! С моим другом Витей, там, в Ташине, мы когда-то хотели встретить такого человека. Он и большой и маленький. И сильный. И добрый. И чтоб никогда не умирал. Мы сами хотели быть такими же...
   И я вспомнил, как мы сидели возле печки, там, в детской колонии, и мечтали, и был жар от печки, и горячо нам было от слов; они, как тучи, носились тогда над нашими головами, над нашими пылающими лицами...
   - Чтоб он был большой и маленький, - повторил я.
   - Ну конечно, - сказал Торопун-Карапун. - Я буду капитаном. И поведу туда корабль.
   - А туда плывут на корабле?
   - Никогда раньше об этом не думал. А что если попробовать? А? Рискнуть, а? Знаешь, Торопун-Карапун, я, пожалуй, уж не дождусь твоих родителей. Я, пожалуй, пойду. И давай встретимся с тобой. Ну, через неделю, ладно? Я приеду к тебе, ТОЛЬКО К ТЕБЕ, ТОРОПУН-КАРАПУН. Вот это будет здорово - отправиться в путешествие!
   - Не забудьте захватить карту.
   - Какую еще карту?
   - Как же я поведу корабль без карты? Вы должны поместить на карте все ваше детство, все тайны должны отметить.
   - Ладно. Я попробую. Послушай, Торопун-Карапун, не забудь закрыть трубу в печке, а то мы с тобой весь жар упустим.
   - С вами, наверно, будет очень трудно, - вздохнул Торопун-Карапун.
   - Что трудно?
   - Отправиться в путешествие, вот что.
   - Нет уж, теперь не отступай. А мне все равно, кем плыть - хоть боцманом, хоть поваром.
   - Ну ладно, приходите через неделю, тогда и решим.
   - Значит, до встречи, капитан!
   - До встречи!
   Мы пожали друг другу руки. Рука капитана была твердой. И у меня, как свет в окне, мелькнула надежда.
   КАРТА
   У меня мелькнула надежда. И постепенно, пока дни сменяли друг друга, как часовые на посту, я стал готовиться к путешествию в детство. Но как туда найти дорогу? И что взять с собою? Я ничего не знал. Никто еще не плавал в свое детство.
   Я смотрел в окно. Из нашего окна виден огромный тополь. Скоро по нашей улице Большой Почтовой ветер понесет белый тополиный пух. И улица станет белой. А когда пушинки попадают в лужи, они сразу превращаются в белые кораблики. Да, я теперь ясно представлял эти белые кораблики с белыми парусами! На любом из них ТоропунКарапун и я могли бы отправиться в далекое путешествие. Но у нас не было карты. А ведь я обещал Торопуну-Карапуну принести ее.
   Оставались всего один день и одна ночь до нашей встречи. А карты не было.
   Карта... Какая ты? Где тебя найти, карта? Ты ведь не просто карта моего детства, а карта ТАЙН моего детства.
   Я ходил по комнате, садился в черное кожаное кресло, дергал бородку, снова вставал. Подходил к окну. Смотрел на тополь. Огромные его ветки тянулись к моему окну.
   - Ну что, старина, - шептал я тополю, - где мне найти карту? Ничего не могу придумать. Ничего.
   Я сел за письменный стол. У меня большой письменный стол, очень старый, одна ножка у него слабо держится. Я ее пробовал столярным клеем закрепить и прибивал гвоздями. Но гвозди гнулись, - очень прочное, сухое, старое дерево. Ничего не получалось. Я придвинул стол к самому окну, и краем крышки он теперь упирается в подоконник и не качается.
   Сверху вся середина стола покрыта зеленым сукном. Я люблю теплоту этого сукна. И вот я положил большой лист бумаги на сукно. Взял синий карандаш и красивым почерком (мне нравится писать буквы красиво, чтоб буковка к буковке) старательно написал в верхней части листа:
   Карта тайн моего детства.
   Написал. И задумался...
   Я сидел в кожаном кресле. У меня прекрасное кожаное кресло. Старое, уже потершееся. На подлокотниках медные головы львов с раскрытыми пастями. Я люблю гладить ладонями львов, тереть их медные гривы.
   - Ну что, братишки? - шептал я. Потому что львы мне были как братья. Я давно к ним привык. И гладил их, ласкал ладонями. - Подскажите, какой должна быть эта карта. Подскажите, братики!..
   А львы с раскрытыми пастями молчали.
   Молчал тополь. Молчали львы. Я был один. Совсем один. И некому было мне помочь.
   Наступил вечер. А я еще ничего не сделал. Какой же должна быть эта карта? Какой?
   Я лег спать. И почему-то у меня далеким, далеким заревом еще светилась надежда. Не знаю, не гасла надежда - и все.
   Ночью мне приснился Зеленый Кузнечик. Он появился на зеленом сукне стола. Мне показалось, что он вышел из-за розовой раковины. Эта океанская раковина была привезена моим отцом, когда он в юности матросом плавал на корабле "Федон".
   Розовая раковина влита в маленький постамент из темной лавы. Посреди раковины поднимается медный штырь. Я не знаю, зачем торчит этот штырь, но я очень привык к розовой раковине, и она всегда стоит у меня на столе.
   И вот в ту, последнюю перед встречей с Торопуном-Карапуном ночь, оттуда, из-за розовой раковины, вышел Зеленый Кузнечик. Я не удивился.
   - Здравствуй, Зеленый Кузнечик!
   - Здравствуй! - ответил он. Зеленый Кузнечик со мной разговаривал на "ты", просто, как в детстве.
   - Ты знаешь, Зеленый Кузнечик, я никак не могу составить карту тайн моего детства.
   - А ты не торопись. Время еще есть. И постарайся вспомнить... ну... твое детство. Закрой глаза, помолчи и...
   Я закрыл глаза - и вдруг вспомнил... Да, да, вспомнил!
   Я тогда болел. У меня была свинка. Это такая болезнь, так называется. Я лежал в постели. И мама принесла мне в постель голубую материю и цветные нитки.
   И вот пока я болел, я цветными нитками вышил Ослика. Сам Ослик был голубой, глаза желтые, копытца коричневые. (На одно копытце у меня не хватило ниток, и я сделал его розовым). Получился коврик. Мама повесила коврик рядом с моей постелью. Когда я подрос, я спрятал коврик с Осликом, и он потерялся. Теперь бы я очень хотел увидеть моего Ослика, и я рассказал об этом Зеленому Кузнечику.
   - Ну, тогда возьми голубой карандаш и нарисуй Ослика, - сказал Зеленый Кузнечик.
   - Где нарисовать?
   - На карте, конечно.
   Я послушался и нарисовал Ослика.
   - А можно, я нарисую еще Принцессу? - спросил я.
   - Какую Принцессу?
   И я рассказал еще, как там, в моем детстве, приходила ко мне тетя Наташа. И хоть она уже давно приехала из деревни в город, а все мне казалось, все мне чудилось, как она войдет к нам в городскую нашу комнату и будто сразу запахнет лугами и веселой травушкой. Так она говорила "травушка". И ходила она в платке, по-деревенски повязанном. И вот однажды принесла тетя Наташа белые и разноцветные лоскутья: желтые, розовые, голубые и красные. И стала кроить и шить. А я ей помогал. И получилась красивая кукла-девочка. Тетя Наташа сшила ей красные сапожки.
   "Тетя Наташ, - сказал я, - а где у нее волосики?"
   Тетя Наташа сняла платок, вынула шпильки, распустила свою длинную косу, взяла ножницы и отрезала кусочек от своих волос: "На вот. Будет у нее коса красовитая, да вплетем хорошие семишелковые ленточки. Получай Принцессу". Так она тогда сказала: "Принцессу".
   А потом мы стали играть. Тетя Наташа ушла за шкаф, задернула занавеску с красными птицами и грубым голосом заговорила: "Вот идет, вдет Раоглети-косу. Вот идет, вдет Потеряй-красу!.." Я сразу схватил Принцессу и спрятал ее в кровать за подушки. А с коврика на нас смотрел голубой Ослик. И желтые его глаза смеялись.
   - Так, значит, можно нарисовать и Принцессу? - спросил я Зеленого Кузнечика.
   - Конечно, - сказал он.
   Но мне вдруг стало стыдно почему-то.
   - А ты никому не расскажешь, что я, дяденька с бородой и усами, когда-то вышивал Ослика и делал из тряпок Принцессу?
   - Но ведь это карта тайн твоего детства, - сказал Зеленый Кузнечик. Разве тайны раскрывают другом?
   И тогда я, приободренный, стал вспоминать про богатырей, про молочные реки с кисельными берегами, про дремучие леса, о которых тетя Наташа рассказывала мне перед сном. И все это Зеленый Кузнечик разрешил мне нарисовать на карте. И тогда я, совсем распалившись, вспомнил еще...
   - А Шоколадный городок тоже можно? - спросил я. - А мешок со страхами? И даже Ташино с главной тайной?
   - Рисуй! Рисуй!
   ...И тут я проснулся. Сунул босые ноги в тапочки и побежал к письменному столу. На зеленом сукне лежала карта тайн моего детства. Она была вся разрисована. Долго я смотрел на карту, потом взял синий карандаш и написал в правом нижнем углу: "Карта составлена мной и Зеленым Кузнечиком. 19...год. Весна".
   Из сказок я знал, что клады, сокровища, скрытые в оврагах, лесах, выходят из земли только весною.
   ПОСЛЕДНИЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ. МЫ ОТЧАЛИВАЕМ
   Клады выходят из земли весною. И сейчас весна. И у меня в руках карта тайн моего детства. Я свернул карту трубочкой. Оставалось несколько часов, только несколько часов до встречи с Торопуном-Карапуном. Что мне надеть? Если отправляешься путешествовать в свое детство, что надо надеть в таком случае? Короткие штанишки? Как маленький? Нет... нет! Не надену коротких штанишек. Смешно. Все будут смеяться - дяденька с бородой и усами в коротких штанишках. Это будет какое-то пугало, а не путешественник. А вот тельняшку можно надеть. Ну конечно, тельняшку! Я натянул тельняшку. Она плотно облегла мое тело. И ее синяя полосатость. Сразу настоящее море с его далеким горизонтом светло и тихо коснулось меня. И эти объятия моря уже не выпускали меня больше...
   Я решил надеть свою старую кожаную куртку с "молнией". В нескольких местах черная кожа на рукавах потрескалась, потерлась, стала белесой. "Ну и прекрасно!" - думал я. Надел также черные вельветовые, очень старые штаны, надел, когда-то бывшие желтыми, но теперь неопределенного цвета, тупоносые ботинки на толстой подошве. А шляпу? Голубая фетровая шляпа была еще совсем новая, и я решил ее не брать.
   Ну, готов. Пора. Я вздохнул, глянул в последний раз на тополь за окном, кивнул ему головой и вышел на улицу.
   Был теплый весенний день.
   Я сел в электричку. В вагоне пассажиры разговаривали, смотрели в окно, кто-то читал. На меня не обращали внимания. И, конечно, никому не приходило тогда в голову, что человек в кожаной куртке, дяденька с бородой и усами, отправляется в удивительное путешествие за сокровищами своего детства...
   На знакомой мне станции я сошел и уверенно направился на улицу Вторая Перезвонная. Вот и березы, и зеленый забор, и дом.
   Я хочу, чтоб навсегда остался в памяти адрес "ВТОРАЯ ПЕРБЗВОННАЯ, ДОМ N 5". Обычный с виду дом: одноэтажный, желтые бревенчатые стены, светло-зеленая железная крыша - видно, что недавно покрашена, - крылечко с гладкими перилами, семь ступенек, дверь, обитая черной клеенкой.
   Я нажал на черную кнопку звонка. Мне отворил Торопун-Карапун.
   - Здравствуй!
   - Здравствуйте, - ответил Торопун-Карапун. - Проходите.
   Он был одет в матросский костюмчик, на голове капитанская фуражка.
   - А карту принесли?
   Я молча протянул свернутый трубкой листок.
   Торопун-Карапун взял карту, развернул и углубился в нее.
   - Ну что? - спросил я.
   Торопун-Карапун оторвался от карты и застыл.
   - Слышите?
   Я огляделся, ничего не понимая.
   - Слышите? - нетерпеливо повторил Торопун-Карапун. - Да там же! - и показал на дверь соседней комнаты.
   Я прислушался затаив дыхание. И вдруг... понял, услышал.