Страница:
— Не будьте наивны, Джейн, — я не богат, и никакой я не предприниматель. Я архитектор. — Мейтланд помолчал, прекрасно понимая, что она заговаривает ему зубы, пытаясь свести их отношения к пустой домашней болтовне. Однако в этом было что-то не совсем преднамеренное.
— Вы вызвали помощь? — твердо спросил он.
Джейн проигнорировала его вопрос, накрывая скромный завтрак. Она аккуратно расстелила на ящике бумажную скатерть и расставила ярко раскрашенные бумажные стаканчики и тарелки; все это напоминало миниатюрное детское чаепитие.
— Я… у меня не было времени. Я думала, сначала надо дать вам поесть.
— По правде сказать, я действительно проголодался, — Мейтланд развернул пакет с печеньем, который она ему протянула, — но мне нужно в больницу. Нужно осмотреть ногу. И еще у меня работа, жена — должно быть, меня уже спохватились.
— Да они думают, что вы в командировке, — быстро возразила Джейн. — Может, они вовсе по вам не скучают.
Мейтланд оставил это без комментариев.
— Вчера вечером вы сказали, что позвонили в полицию.
Джейн рассмеялась, глядя, как Мейтланд, сгорбившись в своих отрепьях на краю постели, почерневшими руками разрывает пакет с печеньем.
— Не в полицию — мы здесь не очень любим полицейских. Во всяком случае, Проктор — у него остались о полицейских довольно неприятные воспоминания. Они всегда с ним плохо обращались. Знаете, один сержант из Ноттингхиллского участка даже на него помочился. Такое не забывается.
Она помолчала в ожидании ответа. Сернистый запах треснувших яиц опьянил Мейтланда. Выкладывая дымящееся яйцо на его тарелку, Джейн прислонилась к нему, и он ощутил мягкую тяжесть ее левой груди.
— Послушайте, вчера вечером вам было совсем плохо. К вам было не притронуться. Эта жуткая нога, лихорадка… вы были страшно измучены и бредили о вашей жене. Представляете, каково бы нам было ковылять в темноте по колдобинам, да еще втаскивать вас на откос? Я просто хотела, чтобы вы остались живы.
Мейтланд разбил яйцо. От горячей скорлупы защипало забитые машинным маслом порезы на пальцах. Девушка опустилась на корточки у его ног и откинула со лба волосы. Она так коварно пользовалась своим телом, что он смутился.
— Потом вы поможете мне выбраться отсюда, — сказал он. — Я понимаю, что вы не хотите впутывать полицию. Если Проктор…
— Именно. Он боится полиции и сделает все возможное, чтобы не приводить ее сюда. Дело не в том, что он когда-то что-то натворил, просто пустырь — это все, что у него есть. Построив автостраду, они его тут заточили — он ведь никогда отсюда не выходит. Удивительно, что он вообще выжил.
Мейтланд затолкал в рот расползающееся и капающее на пол яйцо.
— Проктор меня чуть не убил, — напомнил он, облизывая пальцы.
— Он подумал, что вы хотите занять его логово. Вам повезло, что я оказалась рядом. Он очень сильный. Когда ему было лет шестнадцать-семнадцать, он выступал на трапеции в передвижном цирке. Это было до того, как приняли законы об охране труда. Он упал с высоты, расшиб себе голову и повредился в уме. Его вышвырнули на улицу. С умственно отсталыми и дефективными обращаются ужасно — если они не соглашаются идти в приют, то становятся совершенно беззащитными.
Мейтланд кивнул, поглощенный едой.
— И давно вы живете в этом старом кинотеатре?
— Вообще-то я здесь не живу, — ответила она, широким жестом обведя помещение.-Я живу у… у одних друзей неподалеку от Харроу-роуд. У меня с детства была отдельная комната, и я не люблю, когда вокруг много народу, — вы, наверное, меня поймете.
— Джейн…— Мейтланд прокашлялся. От жесткого печенья и обжигающих яиц во рту открылось множество мелких ранок. Отвыкшие от еды десны, губы и мягкое небо щипало. Он обеспокоенно посмотрел на молодую женщину, понимая всю меру своей зависимости от нее. В семидесяти ярдах от него по автостраде проносились машины, которые везли людей к семейному столу. Сидение у примуса с молодой женщиной в этой убогой комнатенке почему-то напомнило ему первые месяцы брака с Кэтрин и их официозные обеды. Хотя Кэтрин обставляла квартиру сама, практически не советуясь с Мейтландом, он ощущал такую же зависимость от нее, такое же удовольствие от пребывания в чужом интерьере. Даже их нынешний дом был спроектирован так, чтобы избежать риска чрезмерного привыкания к знакомой обстановке.
Мейтланд признал, что Джейн сказала правду насчет спасения его жизни, и внезапно почувствовал себя в долгу перед ней. Его озадачивали смесь теплоты и агрессивности в этой девушке, ее резкие переходы от прямоты к откровенной уклончивости. Он все чаще и чаще ловил себя на том, что любуется ее телом, и его раздражала собственная сексуальная реакция на ту бесцеремонность, с которой она себя подавала.
— Джейн, я бы хотел, чтобы вы сейчас же позвали Проктора. Вы с ним можете поднять меня по откосу и оставить у дороги. Я сумею кого-нибудь остановить.
— Конечно. — Она прямо посмотрела ему в глаза и, чуть улыбнувшись, рукой отвела с шеи волосы. — Проктор вам помогать не станет, но я попытаюсь
— а вы страшно тяжелый, даже несмотря на истощение. Слишком много дорогих обедов — а все это возмутительное уклонение от налогов. А от переедания вы, наверное, получаете какую-то эмоциональную защищенность…
— Джейн! — Мейтланд в раздражении стукнул по ящику почерневшим кулаком, разбросав бумажные тарелки по полу. — Я не собираюсь звонить в полицию. Я никому не сообщу о вас с Проктором. Я благодарен вам — если бы вы меня не нашли, я бы, наверное, так и подох здесь. Никто ничего не узнает. Джейн пожала плечами, начиная терять интерес к словам Мейтланда.
— Придут люди…
— Не придут! Рабочему, который отбуксирует мою машину отсюда, наплевать на все, что здесь делается. Последние три дня сто раз мне это доказали.
— Ваша машина стоит кучу денег?
— Нет — от нее теперь никакого толку. Я ее сжег.
— Знаю. Мы видели. Почему же не оставить ее здесь?
— В страховой компании захотят на нее посмотреть. — Мейтланд резко взглянул на нее. — Так вы видели огонь? Боже милостивый, почему же вы тогда мне не помогли?
— Мы не знали, кто вы такой. Сколько стоила машина?
Мейтланд вгляделся в ее по-детски открытое лицо с застывшим на нем выражением наивной порочности.
— И в этом все дело? Потому вы и не хотите, чтобы я ушел? — Он утешительно положил руку ей на плечо и не отнял ее, когда девушка попыталась ее сбросить.-Джейн, выслушайте меня. Если вам нужны деньги, я вам дам. Ну, сколько вам нужно?
Ее вопрос был столь же прозаичен, как вопрос усталого кассира:
— А у вас есть деньги?
— Да, есть — в банке. В машине мой бумажник с тридцатью фунтами. Ключи у вас — откройте багажник, пока туда не забрался Проктор. Судя по всему, вы девушка быстроногая.
Не обращая внимание на его враждебность, Джейн полезла в сумочку, достала оттуда промасленный бумажник и положила его на постель рядом с Мейтландом.
— Все здесь — пересчитайте. Ну! Считайте же!
Мейтланд открыл бумажник и посмотрел на пачку отсыревших банкнот. Сдержав себя, он начал заново:
— Джейн, я могу вам помочь. Чего вы хотите?
— От вас — ничего. — Она достала пластинку жевательной резинки и принялась свирепо жевать, — Это вам нужна помощь. Вы слишком перенервничали, проведя так много времени наедине с собой. Давайте посмотрим правде в глаза
— вы ведь вовсе не несчастны с вашей женой. Вам нравится эта ваша холодная атмосфера.
Мейтланд ждал, когда она закончит.
— Хорошо, допустим. Тогда помогите мне отсюда выбраться.
Она встала перед ним, заслонив путь к двери и яростно сверкая глазами.
— Вы все время что-то допускаете! Никто вам ничего не должен, так что прекратите все эти нужно, нужно, нужно! Вы разбили свою машину, потому что слишком быстро ехали, а теперь жалуетесь, как ребенок. Мы нашли вас только вчера вечером…
Мейтланд отвел глаза под ее свирепым взглядом и, держась за стену, потащился к двери. Этой ненормальной молодой женщине надо было на ком-то вымещать злобу — старый бродяга слишком туп, а вот он, изголодавшийся полукалека со сломанной ногой, представлял для нее идеальную мишень. Первого же проявления благодарности было достаточно, чтобы ее завести…
Когда он поравнялся с Джейн, она взяла его за руку, закинула ее на свои узкие плечи и, как учительница танцев — беспомощного новичка, повела его к лестнице.
Мейтланд ступил на яркое солнце. Высокая трава зашуршала вокруг его ног, ласкаясь, как обрадованная собака. Напитанная весенним дождем трава выросла на четыре фута и доставала Мейтланду до груди. Он неуверенно оперся на молодую женщину. В сотне ярдов к востоку протянулся высокий пролет виадука, и Мейтланд увидел бетонное основание, на котором царапал свои послания. Остров казался более просторным и рельефным — лабиринт низин и канав. На нем дико и буйно разрослись трава и кусты, словно он перемещался во времени в более раннюю, первобытную эпоху.
— А мои послания — это вы их стирали?
— Проктор. Он так и не научился читать и писать. Он ненавидит всякие слова.
— А деревянные щиты? — Мейтланд чувствовал обиду на обоих — и на Проктора, и на эту молодую женщину.
— Это он поправил их — сразу же после аварии, пока вы в сидели в машине.
Она поддерживала Мейтланда, подпирая его под плечо и прижав руку к его животу. Запах ее теплого тела контрастировал с запахом травы и выхлопных газов. Мейтланд сел на лежавшую на земле грузовую покрышку и посмотрел на высокую стену откоса. Молодая травка на склоне стала гуще. Скоро она скроет все следы происшествия: глубокую колею, прорытую колесами «ягуара», и беспорядочные отметины первых попыток Мейтланда влезть на откос. На какое-то мгновение он почувствовал, что ему жаль расставаться с этим островом. Он хотел бы сохранить его навсегда, чтобы можно было привезти сюда Кэтрин, друзей и показать им место своих испытаний.
— Джейн…
Девушки рядом не было. Ярдах в двадцати от него над травой виднелись ее голова и плечи, она быстро шагала к бомбоубежищу.
— Вы вызвали помощь? — твердо спросил он.
Джейн проигнорировала его вопрос, накрывая скромный завтрак. Она аккуратно расстелила на ящике бумажную скатерть и расставила ярко раскрашенные бумажные стаканчики и тарелки; все это напоминало миниатюрное детское чаепитие.
— Я… у меня не было времени. Я думала, сначала надо дать вам поесть.
— По правде сказать, я действительно проголодался, — Мейтланд развернул пакет с печеньем, который она ему протянула, — но мне нужно в больницу. Нужно осмотреть ногу. И еще у меня работа, жена — должно быть, меня уже спохватились.
— Да они думают, что вы в командировке, — быстро возразила Джейн. — Может, они вовсе по вам не скучают.
Мейтланд оставил это без комментариев.
— Вчера вечером вы сказали, что позвонили в полицию.
Джейн рассмеялась, глядя, как Мейтланд, сгорбившись в своих отрепьях на краю постели, почерневшими руками разрывает пакет с печеньем.
— Не в полицию — мы здесь не очень любим полицейских. Во всяком случае, Проктор — у него остались о полицейских довольно неприятные воспоминания. Они всегда с ним плохо обращались. Знаете, один сержант из Ноттингхиллского участка даже на него помочился. Такое не забывается.
Она помолчала в ожидании ответа. Сернистый запах треснувших яиц опьянил Мейтланда. Выкладывая дымящееся яйцо на его тарелку, Джейн прислонилась к нему, и он ощутил мягкую тяжесть ее левой груди.
— Послушайте, вчера вечером вам было совсем плохо. К вам было не притронуться. Эта жуткая нога, лихорадка… вы были страшно измучены и бредили о вашей жене. Представляете, каково бы нам было ковылять в темноте по колдобинам, да еще втаскивать вас на откос? Я просто хотела, чтобы вы остались живы.
Мейтланд разбил яйцо. От горячей скорлупы защипало забитые машинным маслом порезы на пальцах. Девушка опустилась на корточки у его ног и откинула со лба волосы. Она так коварно пользовалась своим телом, что он смутился.
— Потом вы поможете мне выбраться отсюда, — сказал он. — Я понимаю, что вы не хотите впутывать полицию. Если Проктор…
— Именно. Он боится полиции и сделает все возможное, чтобы не приводить ее сюда. Дело не в том, что он когда-то что-то натворил, просто пустырь — это все, что у него есть. Построив автостраду, они его тут заточили — он ведь никогда отсюда не выходит. Удивительно, что он вообще выжил.
Мейтланд затолкал в рот расползающееся и капающее на пол яйцо.
— Проктор меня чуть не убил, — напомнил он, облизывая пальцы.
— Он подумал, что вы хотите занять его логово. Вам повезло, что я оказалась рядом. Он очень сильный. Когда ему было лет шестнадцать-семнадцать, он выступал на трапеции в передвижном цирке. Это было до того, как приняли законы об охране труда. Он упал с высоты, расшиб себе голову и повредился в уме. Его вышвырнули на улицу. С умственно отсталыми и дефективными обращаются ужасно — если они не соглашаются идти в приют, то становятся совершенно беззащитными.
Мейтланд кивнул, поглощенный едой.
— И давно вы живете в этом старом кинотеатре?
— Вообще-то я здесь не живу, — ответила она, широким жестом обведя помещение.-Я живу у… у одних друзей неподалеку от Харроу-роуд. У меня с детства была отдельная комната, и я не люблю, когда вокруг много народу, — вы, наверное, меня поймете.
— Джейн…— Мейтланд прокашлялся. От жесткого печенья и обжигающих яиц во рту открылось множество мелких ранок. Отвыкшие от еды десны, губы и мягкое небо щипало. Он обеспокоенно посмотрел на молодую женщину, понимая всю меру своей зависимости от нее. В семидесяти ярдах от него по автостраде проносились машины, которые везли людей к семейному столу. Сидение у примуса с молодой женщиной в этой убогой комнатенке почему-то напомнило ему первые месяцы брака с Кэтрин и их официозные обеды. Хотя Кэтрин обставляла квартиру сама, практически не советуясь с Мейтландом, он ощущал такую же зависимость от нее, такое же удовольствие от пребывания в чужом интерьере. Даже их нынешний дом был спроектирован так, чтобы избежать риска чрезмерного привыкания к знакомой обстановке.
Мейтланд признал, что Джейн сказала правду насчет спасения его жизни, и внезапно почувствовал себя в долгу перед ней. Его озадачивали смесь теплоты и агрессивности в этой девушке, ее резкие переходы от прямоты к откровенной уклончивости. Он все чаще и чаще ловил себя на том, что любуется ее телом, и его раздражала собственная сексуальная реакция на ту бесцеремонность, с которой она себя подавала.
— Джейн, я бы хотел, чтобы вы сейчас же позвали Проктора. Вы с ним можете поднять меня по откосу и оставить у дороги. Я сумею кого-нибудь остановить.
— Конечно. — Она прямо посмотрела ему в глаза и, чуть улыбнувшись, рукой отвела с шеи волосы. — Проктор вам помогать не станет, но я попытаюсь
— а вы страшно тяжелый, даже несмотря на истощение. Слишком много дорогих обедов — а все это возмутительное уклонение от налогов. А от переедания вы, наверное, получаете какую-то эмоциональную защищенность…
— Джейн! — Мейтланд в раздражении стукнул по ящику почерневшим кулаком, разбросав бумажные тарелки по полу. — Я не собираюсь звонить в полицию. Я никому не сообщу о вас с Проктором. Я благодарен вам — если бы вы меня не нашли, я бы, наверное, так и подох здесь. Никто ничего не узнает. Джейн пожала плечами, начиная терять интерес к словам Мейтланда.
— Придут люди…
— Не придут! Рабочему, который отбуксирует мою машину отсюда, наплевать на все, что здесь делается. Последние три дня сто раз мне это доказали.
— Ваша машина стоит кучу денег?
— Нет — от нее теперь никакого толку. Я ее сжег.
— Знаю. Мы видели. Почему же не оставить ее здесь?
— В страховой компании захотят на нее посмотреть. — Мейтланд резко взглянул на нее. — Так вы видели огонь? Боже милостивый, почему же вы тогда мне не помогли?
— Мы не знали, кто вы такой. Сколько стоила машина?
Мейтланд вгляделся в ее по-детски открытое лицо с застывшим на нем выражением наивной порочности.
— И в этом все дело? Потому вы и не хотите, чтобы я ушел? — Он утешительно положил руку ей на плечо и не отнял ее, когда девушка попыталась ее сбросить.-Джейн, выслушайте меня. Если вам нужны деньги, я вам дам. Ну, сколько вам нужно?
Ее вопрос был столь же прозаичен, как вопрос усталого кассира:
— А у вас есть деньги?
— Да, есть — в банке. В машине мой бумажник с тридцатью фунтами. Ключи у вас — откройте багажник, пока туда не забрался Проктор. Судя по всему, вы девушка быстроногая.
Не обращая внимание на его враждебность, Джейн полезла в сумочку, достала оттуда промасленный бумажник и положила его на постель рядом с Мейтландом.
— Все здесь — пересчитайте. Ну! Считайте же!
Мейтланд открыл бумажник и посмотрел на пачку отсыревших банкнот. Сдержав себя, он начал заново:
— Джейн, я могу вам помочь. Чего вы хотите?
— От вас — ничего. — Она достала пластинку жевательной резинки и принялась свирепо жевать, — Это вам нужна помощь. Вы слишком перенервничали, проведя так много времени наедине с собой. Давайте посмотрим правде в глаза
— вы ведь вовсе не несчастны с вашей женой. Вам нравится эта ваша холодная атмосфера.
Мейтланд ждал, когда она закончит.
— Хорошо, допустим. Тогда помогите мне отсюда выбраться.
Она встала перед ним, заслонив путь к двери и яростно сверкая глазами.
— Вы все время что-то допускаете! Никто вам ничего не должен, так что прекратите все эти нужно, нужно, нужно! Вы разбили свою машину, потому что слишком быстро ехали, а теперь жалуетесь, как ребенок. Мы нашли вас только вчера вечером…
Мейтланд отвел глаза под ее свирепым взглядом и, держась за стену, потащился к двери. Этой ненормальной молодой женщине надо было на ком-то вымещать злобу — старый бродяга слишком туп, а вот он, изголодавшийся полукалека со сломанной ногой, представлял для нее идеальную мишень. Первого же проявления благодарности было достаточно, чтобы ее завести…
Когда он поравнялся с Джейн, она взяла его за руку, закинула ее на свои узкие плечи и, как учительница танцев — беспомощного новичка, повела его к лестнице.
Мейтланд ступил на яркое солнце. Высокая трава зашуршала вокруг его ног, ласкаясь, как обрадованная собака. Напитанная весенним дождем трава выросла на четыре фута и доставала Мейтланду до груди. Он неуверенно оперся на молодую женщину. В сотне ярдов к востоку протянулся высокий пролет виадука, и Мейтланд увидел бетонное основание, на котором царапал свои послания. Остров казался более просторным и рельефным — лабиринт низин и канав. На нем дико и буйно разрослись трава и кусты, словно он перемещался во времени в более раннюю, первобытную эпоху.
— А мои послания — это вы их стирали?
— Проктор. Он так и не научился читать и писать. Он ненавидит всякие слова.
— А деревянные щиты? — Мейтланд чувствовал обиду на обоих — и на Проктора, и на эту молодую женщину.
— Это он поправил их — сразу же после аварии, пока вы в сидели в машине.
Она поддерживала Мейтланда, подпирая его под плечо и прижав руку к его животу. Запах ее теплого тела контрастировал с запахом травы и выхлопных газов. Мейтланд сел на лежавшую на земле грузовую покрышку и посмотрел на высокую стену откоса. Молодая травка на склоне стала гуще. Скоро она скроет все следы происшествия: глубокую колею, прорытую колесами «ягуара», и беспорядочные отметины первых попыток Мейтланда влезть на откос. На какое-то мгновение он почувствовал, что ему жаль расставаться с этим островом. Он хотел бы сохранить его навсегда, чтобы можно было привезти сюда Кэтрин, друзей и показать им место своих испытаний.
— Джейн…
Девушки рядом не было. Ярдах в двадцати от него над травой виднелись ее голова и плечи, она быстро шагала к бомбоубежищу.
ГЛАВА 13
огненный сигнал
Джейн! Идите сюда… Джейн!
Его слабый, почти брюзгливый голос затерялся в шорохе травы. Мейтланд встал и на одной ноге поскакал вслед за Джейн. Задыхаясь от гнева, он прислонился к разбитой кассе и, чтобы чуть успокоиться, потер живот, натыкаясь ладонью на выпирающие края грудной клетки. Что ж, по крайней мере девушка дала ему поесть.
В пятнадцати шагах от него на крыше какого-то разрушенного флигеля лежала ржавая железная труба, один конец которой был изогнут в некое подобие рукояти. Костыль! Мейтланд пополз по каменистой земле, волоча больную ногу. Подтянувшись на длинных руках, он перевалился через разбитую кладку флигеля и схватил выхлопную трубу.
Не выпуская ее из рук, Мейтланд сел и перевел дыхание. Он махал костылем проезжавшим машинам, довольный, что снова чувствует гладкий ржавый металл знакомой опоры — средства выживания. Этот обломок трубы был его первым инстру— ментом — и оружием, подумал он, вспомнив о Прокторе. Бродяга еще не появлялся, но Мейтланд буравил взглядом заросли травы и крапивы, уверенный, что тот затаился где-то там.
Вновь обретая уверенность в себе, Мейтланд слез с крыши флигеля и, опершись на костыль, выпрямился во весь рост. Брюки лохмотьями свисали с пояса, но он чувствовал в себе достаточно сил и решимости. Он ощупал череп. От прикосновений заныли затянувшиеся раны на голове. Сотрясение и лихорадка прошли; все, что от них осталось, это легкий, нестихающий зуд головной боли.
Мейтланд посмотрел на откос автострады. Возможно, ему хватит сил влезть наверх, но он знал, что Проктор следит за ним, выжидая, что он предпримет. Еще одно физическое столкновение с бродягой выведет его из строя на несколько дней. Нужно как-то убедить девушку ему помочь. Только она имеет власть над Проктором.
Мейтланд поплелся назад к разрушенному кинотеатру. С трудом продираясь сквозь траву, он добрался до лестницы и протащил свою больную ногу вниз по ступеням.
Оказавшись в сумраке подвала, он сел на кровать и стал ломать руками печенье. Эта детская еда ранила ему рот, и он тщательно разжевывал острые сладкие кусочки. Протянув костыль, Мейтланд подтащил к себе чемодан Джейн и начал рыться в ее белье и одежде, предполагая, что какое-нибудь оружие у нее имеется.
На дне чемодана, в залежах косметики, шпилек и использованных салфеток, он обнаружил пачку выцветших фотографий. Заинтересовавшись прошлым этой странной женщины, Мейтланд разложил фотографии на кровати. На одной была изображена девочка-подросток с волевым лицом — без сомнения, Джейн. Она стояла на вытоптанной лужайке небольшого санатория, прижавшись к поблекшей немолодой женщине с затуманенным взглядом. Другой снимок был сделан на ярмарке, там она стояла под руку с коренастым мужчиной лет на двадцать старше нее. Мейтланд решил, что это ее отец, но на свадебной фотографии гордая Джейн, на седьмом месяце беременности, стояла в церкви под руку с тем же мужчиной, а на заднем плане, как безумный призрак, с обреченным видом маячила ее мать. То и дело на фотографиях мелькал второй мужчина — щеголеватый субъект лет пятидесяти в старом, но добротном костюме, позирующий рядом с белым «бентли» у подъезда к большому викторианскому дому. Ее отец, решил Мейтланд, а может, еще один пожилой любовник. Что же случилось с ребенком?
Мейтланд собрал фотографии и положил в чемодан. Из пустой коробки из-под салфеток он достал коричневый бумажный мешок. Внутри оказались принадлежности курильщика гашиша — обрывки закопченной фольги, обломки фильтров, табак из выпотрошенных сигарет, маленький блок гашиша, папиросная бумага с машинкой для сворачивания самокруток и коробок спичек.
Вытащив бумажный мешок, Мейтланд взвесил на руке коробок спичек. Его глаза быстро обежали комнату. Он достал из ящика примус и в полумраке потряс его, прислушиваясь к плеску жидкости.
Спустя десять минут Мейтланд, опираясь на костыль, уже ковылял к разрушенному флигелю. На одном плече у него болталось красное одеяло, а в свободной руке он нес керосиновый примус. Забравшись на крышу, он уселся на пологий черепичный склон и приготовил примус и одеяло. Убедившись, что поблизости нет ни Проктора, ни девушки, Мейтланд привязал один угол одеяла к костылю, а болтающийся край смочил керосином из примуса.
Движение на автостраде в это воскресное утро было прерывистым. Мейтланд с коробком наготове выжидал, сдерживая нетерпение. Наконец появилась вереница автомобилей, ее замыкали автобус и бензовоз, один за другим они выехали из туннеля под виадуком.
Чиркнув двумя спичками, Мейтланд поджег одеяло. Теплый керосин с мягким гулом вспыхнул, и невысокие языки пламени стали лизать поношенную ткань. В воздухе поднялся черный дым. Мейтланд встал, балансируя на одной ноге, и начал размахивать горящим одеялом. Он закашлялся в клубах едкого дыма и сел, но тут же поднялся и стал размахивать одеялом из стороны в сторону.
Как и ожидалось, вскоре на сцене появились Проктор с девушкой. Бродяга передвигался в траве, глубоко присев, словно какой-то осторожный зверь, раздвигая рубцеватыми руками жесткие стебли. Его хитрые, но тупые глаза уставились на Мейтланда, как на дичь, которую оставалось только заколоть и разделать. В отличие от Проктора Джейн Шеппард степенно шагала по неровной местности, словно не питая никакого интереса к попытке Мейтланда сбежать.
— Я так и думал, что вы появитесь! — крикнул Мейтланд. — Ну что, Проктор?
Он слез с крыши флигеля и помахал горящим одеялом перед лицом у бродяги, тот заворчал и выругался. Мейтланд бросился на него, но, закашлявшись от дыма, упал на одно колено и схватил примус. Когда Проктор вцепился в одеяло и вырвал клочок горящей шерсти, Мейтланд выплеснул на землю керосин и провел одеялом по разлившейся жидкости.
Двигаясь на четвереньках, Проктор осторожно заходил Мейтланду в тыл. Девушка приближалась к флигелю, раздвигая траву своими маленькими руками. Отмахиваясь от дыма, она кричала Проктору:
— Брось тряпку! Не обращай на него внимания! Они увидят дым!
Обгоревшее одеяло сорвалось с костыля. Мейтланд схватил кучу дымящихся обрывков, но Проктор бросился вперед, вырвал у него одеяло и стал затаптывать пламя и забрасывать землей тлеющие нити.
Мейтланд понуро оперся на костыль. Он махал проезжавшим машинам, но ни одна не остановилась. Никто даже не заметил этого маленького происшествия. Мейтланд повернулся к Проктору. Тот схватил обломок кирпича и.стал по-боксерски кружить вокруг своего противника. Мейтланд бросился вперед и ударил его костылем по плечу. От перенапряжения у него поднялось давление, и из открывшихся ран на голове потекла кровь, но этот удар его раззадорил. Левая нога скользнула по треснувшей плите, но Мейтланд удержал равновесие и стал вертеть костылем над головой.
Присев на корточки и пригнув плечи к коленям, Проктор крутил бычьей головой, уклоняясь от костыля. Его белесое, как высохшая тыква, лицо было абсолютно бесстрастным: все свое внимание он сосредоточил, прикидывая длину рук и ног Мейтланда.
— Прекратите!..
Сцепив руками волосы на затылке, Джейн Шеп-гард, как скучающая домохозяйка, усмиряющая личную драку, подошла к Мейтланду и, схватившись за металлическую трубу, попыталась опустить ее на землю.
— Ради бога…— Она посмотрела на Мейтланда своими строгими детскими глазами. — Вам не кажется, что вы слишком далеко зашли?
Мейтланд оглянулся на автостраду. Движение было скудным. Проктор сидел на корточках у зарослей крапивы, по-прежнему держа наготове кирпич. Они не рискнут убить его здесь, на открытом месте. Никто не обратит внимания на трех оборванцев, жгущих старое одеяло, но кровавая драка может вызвать интерес у какого-нибудь случайного полисмена.
— Проктор, — проговорил Мейтланд, указав костылем на Джейн. — Ты знаешь, у нее есть ключи? Ключи от моей машины.
— Что? — Девушка с искренним возмущением посмотрела на Мейтланда. — Какие еще ключи?
— Проктор… Бродяга выжидал.
— Ключи от багажника. Там лежит мой бумажник.
— Ерунда, — девушка повернулась и двинулась прочь. — Ладно, пошли.
— Ты ведь не смог открыть багажник, верно, Проктор?
Мейтланд поскакал вперед, держа костыль, как копье. Глаза Проктора перебегали с девушки на него.
— В бумажнике тридцать фунтов.
— Проктор, не слушай его! Он сумасшедший, он вызовет полицию.
Растерянная и рассерженная, она подняла большой кирпич и протянула Проктору.
— Вчера вечером, Проктор, вы с ней меня обыскивали, — спокойно проговорил Мейтланд. Он стоял всего в шести шагах от бродяги, в пределах досягаемости бычьего рывка. — Ты прекрасно знаешь, что я не возвращался к машине, — ты не спускал с меня глаз.
Пока Джейн с нетерпением дожидалась, когда Проктор его ударит, Мейтланд достал из кармана бумажник и грязным веером развернул перед лицом Проктора фунтовые банкноты.
— Кто дал их мне, Проктор? Кто взял их из машины? Вот, возьми один фунт…
Бродяга, как загипнотизированный, уставился на бумажки. Потом повернулся посмотреть на Джейн, которая успела набрать новых камней. На ее лице застыла маска растерянной враждебности.
— Тебе ведь никто никогда ничего не дарил, правда, Проктор? — сказал Мейтланд. — Так вот, возьми.
Когда обезображенная рука робко потянулась к влажной банкноте, Мейтланд в изнеможении оперся на костыль.
С опаской поглядывая друг на друга, все трое пошли назад в кинотеатр. Джейн держала Мейтланда под руку, помогая ему пробираться сквозь траву, и что-то сердито бормотала себе под нос. Следом плелся Проктор с потрепанным бумажником и примусом. Его изуродованное лицо ничего не выражало. Спускаясь по лестнице, Мейтланд увидел, как Проктор присел на корточки, словно боязливое животное, не уверенное, следует ли отстаивать свои права на остров.
Его слабый, почти брюзгливый голос затерялся в шорохе травы. Мейтланд встал и на одной ноге поскакал вслед за Джейн. Задыхаясь от гнева, он прислонился к разбитой кассе и, чтобы чуть успокоиться, потер живот, натыкаясь ладонью на выпирающие края грудной клетки. Что ж, по крайней мере девушка дала ему поесть.
В пятнадцати шагах от него на крыше какого-то разрушенного флигеля лежала ржавая железная труба, один конец которой был изогнут в некое подобие рукояти. Костыль! Мейтланд пополз по каменистой земле, волоча больную ногу. Подтянувшись на длинных руках, он перевалился через разбитую кладку флигеля и схватил выхлопную трубу.
Не выпуская ее из рук, Мейтланд сел и перевел дыхание. Он махал костылем проезжавшим машинам, довольный, что снова чувствует гладкий ржавый металл знакомой опоры — средства выживания. Этот обломок трубы был его первым инстру— ментом — и оружием, подумал он, вспомнив о Прокторе. Бродяга еще не появлялся, но Мейтланд буравил взглядом заросли травы и крапивы, уверенный, что тот затаился где-то там.
Вновь обретая уверенность в себе, Мейтланд слез с крыши флигеля и, опершись на костыль, выпрямился во весь рост. Брюки лохмотьями свисали с пояса, но он чувствовал в себе достаточно сил и решимости. Он ощупал череп. От прикосновений заныли затянувшиеся раны на голове. Сотрясение и лихорадка прошли; все, что от них осталось, это легкий, нестихающий зуд головной боли.
Мейтланд посмотрел на откос автострады. Возможно, ему хватит сил влезть наверх, но он знал, что Проктор следит за ним, выжидая, что он предпримет. Еще одно физическое столкновение с бродягой выведет его из строя на несколько дней. Нужно как-то убедить девушку ему помочь. Только она имеет власть над Проктором.
Мейтланд поплелся назад к разрушенному кинотеатру. С трудом продираясь сквозь траву, он добрался до лестницы и протащил свою больную ногу вниз по ступеням.
Оказавшись в сумраке подвала, он сел на кровать и стал ломать руками печенье. Эта детская еда ранила ему рот, и он тщательно разжевывал острые сладкие кусочки. Протянув костыль, Мейтланд подтащил к себе чемодан Джейн и начал рыться в ее белье и одежде, предполагая, что какое-нибудь оружие у нее имеется.
На дне чемодана, в залежах косметики, шпилек и использованных салфеток, он обнаружил пачку выцветших фотографий. Заинтересовавшись прошлым этой странной женщины, Мейтланд разложил фотографии на кровати. На одной была изображена девочка-подросток с волевым лицом — без сомнения, Джейн. Она стояла на вытоптанной лужайке небольшого санатория, прижавшись к поблекшей немолодой женщине с затуманенным взглядом. Другой снимок был сделан на ярмарке, там она стояла под руку с коренастым мужчиной лет на двадцать старше нее. Мейтланд решил, что это ее отец, но на свадебной фотографии гордая Джейн, на седьмом месяце беременности, стояла в церкви под руку с тем же мужчиной, а на заднем плане, как безумный призрак, с обреченным видом маячила ее мать. То и дело на фотографиях мелькал второй мужчина — щеголеватый субъект лет пятидесяти в старом, но добротном костюме, позирующий рядом с белым «бентли» у подъезда к большому викторианскому дому. Ее отец, решил Мейтланд, а может, еще один пожилой любовник. Что же случилось с ребенком?
Мейтланд собрал фотографии и положил в чемодан. Из пустой коробки из-под салфеток он достал коричневый бумажный мешок. Внутри оказались принадлежности курильщика гашиша — обрывки закопченной фольги, обломки фильтров, табак из выпотрошенных сигарет, маленький блок гашиша, папиросная бумага с машинкой для сворачивания самокруток и коробок спичек.
Вытащив бумажный мешок, Мейтланд взвесил на руке коробок спичек. Его глаза быстро обежали комнату. Он достал из ящика примус и в полумраке потряс его, прислушиваясь к плеску жидкости.
Спустя десять минут Мейтланд, опираясь на костыль, уже ковылял к разрушенному флигелю. На одном плече у него болталось красное одеяло, а в свободной руке он нес керосиновый примус. Забравшись на крышу, он уселся на пологий черепичный склон и приготовил примус и одеяло. Убедившись, что поблизости нет ни Проктора, ни девушки, Мейтланд привязал один угол одеяла к костылю, а болтающийся край смочил керосином из примуса.
Движение на автостраде в это воскресное утро было прерывистым. Мейтланд с коробком наготове выжидал, сдерживая нетерпение. Наконец появилась вереница автомобилей, ее замыкали автобус и бензовоз, один за другим они выехали из туннеля под виадуком.
Чиркнув двумя спичками, Мейтланд поджег одеяло. Теплый керосин с мягким гулом вспыхнул, и невысокие языки пламени стали лизать поношенную ткань. В воздухе поднялся черный дым. Мейтланд встал, балансируя на одной ноге, и начал размахивать горящим одеялом. Он закашлялся в клубах едкого дыма и сел, но тут же поднялся и стал размахивать одеялом из стороны в сторону.
Как и ожидалось, вскоре на сцене появились Проктор с девушкой. Бродяга передвигался в траве, глубоко присев, словно какой-то осторожный зверь, раздвигая рубцеватыми руками жесткие стебли. Его хитрые, но тупые глаза уставились на Мейтланда, как на дичь, которую оставалось только заколоть и разделать. В отличие от Проктора Джейн Шеппард степенно шагала по неровной местности, словно не питая никакого интереса к попытке Мейтланда сбежать.
— Я так и думал, что вы появитесь! — крикнул Мейтланд. — Ну что, Проктор?
Он слез с крыши флигеля и помахал горящим одеялом перед лицом у бродяги, тот заворчал и выругался. Мейтланд бросился на него, но, закашлявшись от дыма, упал на одно колено и схватил примус. Когда Проктор вцепился в одеяло и вырвал клочок горящей шерсти, Мейтланд выплеснул на землю керосин и провел одеялом по разлившейся жидкости.
Двигаясь на четвереньках, Проктор осторожно заходил Мейтланду в тыл. Девушка приближалась к флигелю, раздвигая траву своими маленькими руками. Отмахиваясь от дыма, она кричала Проктору:
— Брось тряпку! Не обращай на него внимания! Они увидят дым!
Обгоревшее одеяло сорвалось с костыля. Мейтланд схватил кучу дымящихся обрывков, но Проктор бросился вперед, вырвал у него одеяло и стал затаптывать пламя и забрасывать землей тлеющие нити.
Мейтланд понуро оперся на костыль. Он махал проезжавшим машинам, но ни одна не остановилась. Никто даже не заметил этого маленького происшествия. Мейтланд повернулся к Проктору. Тот схватил обломок кирпича и.стал по-боксерски кружить вокруг своего противника. Мейтланд бросился вперед и ударил его костылем по плечу. От перенапряжения у него поднялось давление, и из открывшихся ран на голове потекла кровь, но этот удар его раззадорил. Левая нога скользнула по треснувшей плите, но Мейтланд удержал равновесие и стал вертеть костылем над головой.
Присев на корточки и пригнув плечи к коленям, Проктор крутил бычьей головой, уклоняясь от костыля. Его белесое, как высохшая тыква, лицо было абсолютно бесстрастным: все свое внимание он сосредоточил, прикидывая длину рук и ног Мейтланда.
— Прекратите!..
Сцепив руками волосы на затылке, Джейн Шеп-гард, как скучающая домохозяйка, усмиряющая личную драку, подошла к Мейтланду и, схватившись за металлическую трубу, попыталась опустить ее на землю.
— Ради бога…— Она посмотрела на Мейтланда своими строгими детскими глазами. — Вам не кажется, что вы слишком далеко зашли?
Мейтланд оглянулся на автостраду. Движение было скудным. Проктор сидел на корточках у зарослей крапивы, по-прежнему держа наготове кирпич. Они не рискнут убить его здесь, на открытом месте. Никто не обратит внимания на трех оборванцев, жгущих старое одеяло, но кровавая драка может вызвать интерес у какого-нибудь случайного полисмена.
— Проктор, — проговорил Мейтланд, указав костылем на Джейн. — Ты знаешь, у нее есть ключи? Ключи от моей машины.
— Что? — Девушка с искренним возмущением посмотрела на Мейтланда. — Какие еще ключи?
— Проктор… Бродяга выжидал.
— Ключи от багажника. Там лежит мой бумажник.
— Ерунда, — девушка повернулась и двинулась прочь. — Ладно, пошли.
— Ты ведь не смог открыть багажник, верно, Проктор?
Мейтланд поскакал вперед, держа костыль, как копье. Глаза Проктора перебегали с девушки на него.
— В бумажнике тридцать фунтов.
— Проктор, не слушай его! Он сумасшедший, он вызовет полицию.
Растерянная и рассерженная, она подняла большой кирпич и протянула Проктору.
— Вчера вечером, Проктор, вы с ней меня обыскивали, — спокойно проговорил Мейтланд. Он стоял всего в шести шагах от бродяги, в пределах досягаемости бычьего рывка. — Ты прекрасно знаешь, что я не возвращался к машине, — ты не спускал с меня глаз.
Пока Джейн с нетерпением дожидалась, когда Проктор его ударит, Мейтланд достал из кармана бумажник и грязным веером развернул перед лицом Проктора фунтовые банкноты.
— Кто дал их мне, Проктор? Кто взял их из машины? Вот, возьми один фунт…
Бродяга, как загипнотизированный, уставился на бумажки. Потом повернулся посмотреть на Джейн, которая успела набрать новых камней. На ее лице застыла маска растерянной враждебности.
— Тебе ведь никто никогда ничего не дарил, правда, Проктор? — сказал Мейтланд. — Так вот, возьми.
Когда обезображенная рука робко потянулась к влажной банкноте, Мейтланд в изнеможении оперся на костыль.
С опаской поглядывая друг на друга, все трое пошли назад в кинотеатр. Джейн держала Мейтланда под руку, помогая ему пробираться сквозь траву, и что-то сердито бормотала себе под нос. Следом плелся Проктор с потрепанным бумажником и примусом. Его изуродованное лицо ничего не выражало. Спускаясь по лестнице, Мейтланд увидел, как Проктор присел на корточки, словно боязливое животное, не уверенное, следует ли отстаивать свои права на остров.
ГЛАВА 14
вкус яда
— Что еще за игру вы затеяли? — Молодая женщина твердой рукой подвела его к кровати. Она вся позеленела от злости. — Тоже мне, больной называется! Мне нет никакого интереса драться из-за бумажника. Вот возьму, оставлю вас здесь, а сама соберу вещи и уйду, пока вы еще чего-нибудь не натворили.
— Он пытался меня убить, — сказал Мейтланд. — А вы его подначивали.
— Никого я не подначивала. Проктор вообще полуслепой. Одеяло-то вы наше сожгли.
— Одеяло ваше. Я не останусь здесь на ночь.
— А кому вы тут нужны! — Девушка с непритворным негодованием покачала головой. — Вот она, благодарность капиталиста! Я только что спасла вас от Проктора, а вы рассказали ему про бумажник. Это вы ловко придумали — дать ему денег. Но вам это все равно не поможет — Проктор никогда отсюда не уходит, а здесь, насколько я понимаю, их потратить негде.
Мейтланд покачал головой:
— Тут большого ума не надо. Бедолага! Наверное, он даже не знает, что с ними делать.
— Единственное, что ему доставалось от жизни, — это чужое дерьмо. И не надейтесь, что он будет вам другом. Если я оставлю вас с ним, вы быстро по мне соскучитесь.
Мейтланд смотрел, как она нервно шагает по комнате. Его обеспокоили ее беспрестанные намеки на то, что она покинет остров. Он еще не был готов общаться с Проктором один на один.
— Джейн, рано или поздно вам придется мне помочь. Мои друзья и семья, полиция, мои коллеги — они в любом случае выяснят, что здесь произошло. Должно быть, меня уже ищут.
— Ваша семья…— Девушка вырвала эти слова из контекста, делая на них особый упор. — А моя семья? — Она отступила назад и рявкнула: — Я не взяла у вас ни пенни — так им и скажите!
Усталый и замерзший, Мейтланд откинулся на сырую подушку. Молодая, женщина сновала по тускло освещенной комнате. Она привела в порядок свой чемодан и снова развесила одежду. Вечерний свет угасал, и Мейтланд пожалел, что спалил одеяло. Он понял, что получил некоторое преимущество перед девушкой и Проктором, настроив этих изгоев друг против друга и подпитав их взаимное недоверие.
Однако пока что он оставался пленником этой женщины, а ей могло взбрести в голову все что угодно. Похоже, ей нравились их странные отношения. Ее чувства к нему варьировали от нежности и добродушия до внезапной мстительной злобы, как будто Джейн видела в нем двух разных мужчин. Развесив одежду, она разожгла примус и заставила Мейтланда выпить горячей воды со сгущенкой. Подложив ему руку под голову, она тихо напевала ему что-то утешительное, пока он пил из пластиковой чашки, и прижимала мягкую грудь к его лбу, словно кормила собственного младенца. Но через минуту настроение у нее круто изменилось, и она резко отстранилась, оттолкнула его голову и начала раздраженно рыскать по комнате. Она с таким недовольным видом прибавила огня в керосиновой лампе, как будто Мейтланд был виноват в том, что дневной свет шел на убыль.
— Джейн…— Мейтланд вытащил свой заляпанный маслом бумажник. — Тебе нужны эти деньги? Ты можешь воспользоваться ими, чтобы выбраться отсюда. — Ощутив внезапный прилив участия к этой девушке, он протянул ей бумажник.
— Не хочу я отсюда выбираться. Зачем это мне? — Она высокомерно вскинула голову и подозрительно посмотрела на него.
— Джейн, это несерьезно. Ты не можешь остаться здесь навсегда. Где твоя семья? Ты ведь была замужем, правда? — Мейтланд указал на чемодан и честно признался: — Я видел твои фотографии. Твой муж — что с ним?
— Не суйся — не в свое — дело, — проговорила она спокойно и твердо. Ее пальцы одеревенели, как прутья. — Боже всемогущий, я пришла сюда, чтобы избавиться от всех этих моральных отношений. — Она тупо ходила по комнате, словно ища, где бы укрыться от приставаний Мейтланда. — Люди не знают большего счастья, чем изобретать новые пороки.
— Джейн, допустим, я пообещаю тебе пятьсот фунтов — ты поможешь мне выбраться? Она бросила на него испытующий взгляд.
— Зачем так много? Это же куча денег.
— Затем, что я хочу, чтобы мы с тобой выбрались. Думаю, нам нужна помощь друг друга. Ядам тебе пятьсот фунтов — я серьезно…
— Пятьсот фунтов…— Она как будто задумалась над его предложением, пересчитывая в уме пачку банкнот. И вдруг накинулась на него, размахивая коричневым кисетом курильщика гашиша.-А вы представляете, на сколько этого хватило бы, если снять дом какой-нибудь бездомной семье?
— Джейн, ты сама принадлежишь к бездомной семье. Твой ребенок…
И тут Мейтланд сдался. Он устало откинулся на спину, а Джейн начала раскладывать свои курительные принадлежности. С минуту она понуро сидела на краю кровати, вперив взгляд в обшарпанную стену и не обращая внимания на ладонь Мейтланда, которую он участливо положил ей на руку. Машинально скрутив две сигареты, она засунула все назад в кисет. Потряся спичечным коробком, словно чтобы пробудиться, девушка прикурила первую сигарету, глубоко затянулась сладким дымом, задержала его на несколько секунд в легких и, удовлетворенная, легла рядом с Мейтландом, подтолкнув его, чтобы он подвинулся. Она накрыла его своей камуфляжной курткой, слабо улыбнулась своим мыслям и уставилась на плакат с Астером и Роджерс.
Мейтланд почувствовал, как его мысли поплыли под влиянием дыма. Кровать посередине просела, и сильное тело молодой женщины тесно прижалось к нему. Рука ее поднялась и упала. Девушка поднесла сигарету к губам и предложила затянуться ему. Стараясь не терять бдительность и боясь уснуть, Мейтланд сосредоточился на меркнущем свете, проникающем с лестницы. С вечерним холодом возвращалась лихорадка.
— Он пытался меня убить, — сказал Мейтланд. — А вы его подначивали.
— Никого я не подначивала. Проктор вообще полуслепой. Одеяло-то вы наше сожгли.
— Одеяло ваше. Я не останусь здесь на ночь.
— А кому вы тут нужны! — Девушка с непритворным негодованием покачала головой. — Вот она, благодарность капиталиста! Я только что спасла вас от Проктора, а вы рассказали ему про бумажник. Это вы ловко придумали — дать ему денег. Но вам это все равно не поможет — Проктор никогда отсюда не уходит, а здесь, насколько я понимаю, их потратить негде.
Мейтланд покачал головой:
— Тут большого ума не надо. Бедолага! Наверное, он даже не знает, что с ними делать.
— Единственное, что ему доставалось от жизни, — это чужое дерьмо. И не надейтесь, что он будет вам другом. Если я оставлю вас с ним, вы быстро по мне соскучитесь.
Мейтланд смотрел, как она нервно шагает по комнате. Его обеспокоили ее беспрестанные намеки на то, что она покинет остров. Он еще не был готов общаться с Проктором один на один.
— Джейн, рано или поздно вам придется мне помочь. Мои друзья и семья, полиция, мои коллеги — они в любом случае выяснят, что здесь произошло. Должно быть, меня уже ищут.
— Ваша семья…— Девушка вырвала эти слова из контекста, делая на них особый упор. — А моя семья? — Она отступила назад и рявкнула: — Я не взяла у вас ни пенни — так им и скажите!
Усталый и замерзший, Мейтланд откинулся на сырую подушку. Молодая, женщина сновала по тускло освещенной комнате. Она привела в порядок свой чемодан и снова развесила одежду. Вечерний свет угасал, и Мейтланд пожалел, что спалил одеяло. Он понял, что получил некоторое преимущество перед девушкой и Проктором, настроив этих изгоев друг против друга и подпитав их взаимное недоверие.
Однако пока что он оставался пленником этой женщины, а ей могло взбрести в голову все что угодно. Похоже, ей нравились их странные отношения. Ее чувства к нему варьировали от нежности и добродушия до внезапной мстительной злобы, как будто Джейн видела в нем двух разных мужчин. Развесив одежду, она разожгла примус и заставила Мейтланда выпить горячей воды со сгущенкой. Подложив ему руку под голову, она тихо напевала ему что-то утешительное, пока он пил из пластиковой чашки, и прижимала мягкую грудь к его лбу, словно кормила собственного младенца. Но через минуту настроение у нее круто изменилось, и она резко отстранилась, оттолкнула его голову и начала раздраженно рыскать по комнате. Она с таким недовольным видом прибавила огня в керосиновой лампе, как будто Мейтланд был виноват в том, что дневной свет шел на убыль.
— Джейн…— Мейтланд вытащил свой заляпанный маслом бумажник. — Тебе нужны эти деньги? Ты можешь воспользоваться ими, чтобы выбраться отсюда. — Ощутив внезапный прилив участия к этой девушке, он протянул ей бумажник.
— Не хочу я отсюда выбираться. Зачем это мне? — Она высокомерно вскинула голову и подозрительно посмотрела на него.
— Джейн, это несерьезно. Ты не можешь остаться здесь навсегда. Где твоя семья? Ты ведь была замужем, правда? — Мейтланд указал на чемодан и честно признался: — Я видел твои фотографии. Твой муж — что с ним?
— Не суйся — не в свое — дело, — проговорила она спокойно и твердо. Ее пальцы одеревенели, как прутья. — Боже всемогущий, я пришла сюда, чтобы избавиться от всех этих моральных отношений. — Она тупо ходила по комнате, словно ища, где бы укрыться от приставаний Мейтланда. — Люди не знают большего счастья, чем изобретать новые пороки.
— Джейн, допустим, я пообещаю тебе пятьсот фунтов — ты поможешь мне выбраться? Она бросила на него испытующий взгляд.
— Зачем так много? Это же куча денег.
— Затем, что я хочу, чтобы мы с тобой выбрались. Думаю, нам нужна помощь друг друга. Ядам тебе пятьсот фунтов — я серьезно…
— Пятьсот фунтов…— Она как будто задумалась над его предложением, пересчитывая в уме пачку банкнот. И вдруг накинулась на него, размахивая коричневым кисетом курильщика гашиша.-А вы представляете, на сколько этого хватило бы, если снять дом какой-нибудь бездомной семье?
— Джейн, ты сама принадлежишь к бездомной семье. Твой ребенок…
И тут Мейтланд сдался. Он устало откинулся на спину, а Джейн начала раскладывать свои курительные принадлежности. С минуту она понуро сидела на краю кровати, вперив взгляд в обшарпанную стену и не обращая внимания на ладонь Мейтланда, которую он участливо положил ей на руку. Машинально скрутив две сигареты, она засунула все назад в кисет. Потряся спичечным коробком, словно чтобы пробудиться, девушка прикурила первую сигарету, глубоко затянулась сладким дымом, задержала его на несколько секунд в легких и, удовлетворенная, легла рядом с Мейтландом, подтолкнув его, чтобы он подвинулся. Она накрыла его своей камуфляжной курткой, слабо улыбнулась своим мыслям и уставилась на плакат с Астером и Роджерс.
Мейтланд почувствовал, как его мысли поплыли под влиянием дыма. Кровать посередине просела, и сильное тело молодой женщины тесно прижалось к нему. Рука ее поднялась и упала. Девушка поднесла сигарету к губам и предложила затянуться ему. Стараясь не терять бдительность и боясь уснуть, Мейтланд сосредоточился на меркнущем свете, проникающем с лестницы. С вечерним холодом возвращалась лихорадка.