Страница:
Если даже признание Хаулэнда удивило Рэндолфа, профессор ничем не выдал своего удивления. Вместо этого он сказал:
— В таком случае, ты очень расстроишься и будешь сильно раздосадован и рассержен, если все же мы скажем?..
Хаулэнд опять улыбнулся своей мальчишеской улыбкой. Он все еще не придавал особого значения словам Рэндолфа.
— Я бы просто сошел с ума, я бы, я бы...
— Ты бы что?
— Ну, ну, я точно не знаю. Я бы чувствовал себя обманутым. Преступно обманутым. Но так как вопрос еще не поднимался...
— Видишь ли, мой дорогой Питер, вопрос уже поднимался и решился.
Питер Хаулэнд начал медленно вставать, разгибая постепенно свою высокую, долговязую фигуру, пока, перейдя в вертикальное положение, не навис над крохотным Рэндолфом, которому показалось, что Хаулэнд вырос до самого потолка.
— Вы хотите сказать — мы не получим фонд Максвелла? — шепотом спросил Хаулэнд.
— Да, Питер. Мы не получим фонд Максвелла.
— Такое впечатление, что вы воспринимаете это совершенно спокойно.
Работа всей вашей жизни — так вы много раз утверждали — рухнула. Нас, как мне известно, нет в планах фонда на будущий год. Зато абсолютно все знали — мы должны получить средства из фонда в нынешнем году! О боже! Что же будет с работой — а я... Я выбрал это место из-за фонда Максвелла — и отказался от других хороших предложений, и вот теперь мы остались в дураках. Какая ужасная насмешка! Но, быть может, есть какой-нибудь...
— Нет никаких оснований надеяться на изменение решения, — холодно сказал Рэндолф. — Ты же знаешь, что фонд был распределен на двадцать или больше лет вперед. Это был наш год — но нам не повезло. Нам сказали, что очередность получения денежных средств до сих пор официально не оформлена — и мы не имеем никаких прав на получение фонда.
— Но что же нам делать? — Хаулэнд резко опустился в кресло и безнадежно посмотрел на Рэндолфа. Мэллоу продолжал сидеть и выжидательно молчать. — Что мы можем сделать? А между прочим, почему мы не получаем деньги? Чье это решение? Куда идет фонд?
— Из всех твоих вопросов, мой дорогой Питер, только самый первый заслуживает внимания. На все остальные можно ответить коротко: мы не получаем фонд, так как члены правления решили, что необходимо финансировать исследования профессора Чейз. А теперь...
— Элен! — Хаулэнд вспомнил, как она оборвала себя на полуслове во время последнего разговора. — Как, эти дешевые...
— Спорить на данную тему, обвиняя друг друга, — значит напрасно растрачивать драгоценную энергию. Но я почти уверен, что ты испытываешь чувство возмущения таким несправедливым, оскорбительным отношением к науке, не так ли?
Хаулэнд тяжело вздохнул. Ему казалось, что Рэндолфа совершенно не волнует случившееся, тогда как его самого, Питера Хаулэнда, трясло от охватившей его ужасной ярости — и Питер догадался, что Рэндолф просто уже прошел через это. Профессор был в состоянии экзальтации; весь его вид говорил об обретенной им уверенности и готовности бороться. Хаулэнд решил попытаться укротить свой гнев, но не смог удержаться от еще одного возмущенного высказывания:
— Я так взбешен, что мог бы запросто скрутить шеи членам правления, одному за другим. А что касается Элен — тут...
— Но ты тоже считаешь нашу работу ценнейшей для Галактики? Хорошо. В таком случае мы не будем обсуждать твое отношение к нашей чудовищной современной системе социальной несправедливости. Мне кажется, здесь я разделяю мнение Теренса. Я намерен доказать, что могу синтезировать живую клетку и заставить ее расти и приобретать способность размножаться в считанные минуты. Я полон решимости показать всей Галактике, что могу создавать жизнь! Для этой работы мне нужны деньги. Меня обманули. Я терпеливо сидел десять лет и ждал, пока несколько замшелых, не видящих ничего дальше своего носа бюрократов расщедрятся и сочтут целесообразным вручить мне фонд Максвелла.
Рэндолф снова разволновался, на его лице скрестились два выражения: одно — самобичевание и разочарованность, другое — растущее осознание новых возможностей и сладостной удовлетворенности. Второе было похоже на выражение лица ребенка, которого в первый раз угостили конфетами.
— Только подумать — я твердо верил и ждал, как беспозвоночная простофиля, когда эти дураки дадут мне деньги. Деньги, которые везде вокруг нас, здесь в нашей богатой Галактике. Множество денег, но они используются не так, как должны. Я уже не говорю о преступном разбазаривании средств, которое позволяют себе профессор Чейз и члены правления фонда Максвелла. Речь идет о миллиардах, тратящихся попусту каждый год на рекламу никуда не годных продуктов, которые ни один человек, если он в здравом уме, не хочет иметь в своем доме. Деньги проматываются со скоростью один миллион в секунду...
— Я согласен с этим, дядя, — с тревогой сказал Мэллоу.
Хаулэнд теперь сидел молча и внимательно слушал.
— А кто больше всего выбрасывает деньги на ветер в наше время? Я вам скажу, — Рэндолф пронзил острым взглядом своего племянника, — ты!
И Мэллоу, и Хаулэнд подпрыгнули от удивления.
— Но, дядя! — панические мысли промелькнули в голове Мэллоу, не отличавшегося богатым воображением.
Рэндолф нацелил свой тощий палец на перепуганного Терри. Профессор оседлал своего любимого конька — на сей раз это был его новый конек, приводивший седока в неописуемый восторг.
— Я не имею в виду тебя лично, Теренс. Война! Вот что. О, я не говорю о твоих жалких, немногочисленных бунтовщиках, где бы они ни встречались.
— Они ведут преступную войну, — сказал Мэллоу, все еще способный почувствовать обиду за неуважение к своей службе. Но неожиданно до него дошел весь идиотизм такой гордости — гордиться службой, которая ничего ему не принесла, кроме нищеты? Это больше не его служба.
Профессор Рэндолф продолжал, не обращая внимания на реплики Теренса:
— В нашей Галактике живут человеческие существа, рожденные ли на Земле или среди зависимых от нее территорий — не имеет значения. Они представляют собой протоплазменную форму жизни, у нас с ними мало сходства и еще меньше контактов. А есть — или могут быть — другие формы жизни, о которых мы в настоящее время не имеем ни малейшего понятия. Так с кем мы собираемся воевать? Против кого будет направлено то колоссальное количество оружия, которое мы производим?
— Я был военным космонавтом и ничего плохого о них сказать не могу.
Но космический флот считает, что он должен нести службу, патрулируя звездные дороги, следя за тем, чтобы наши торговые корабли свободно передвигались между планетами...
— Свободно... Ну, скажи мне, кто, кроме разве что тех зачуханных бандитов, собирается преграждать им путь?
— Я не знаю. Мы как-то мало об этом думали. Но где-то во всей звездной Галактике может, бесспорно, существовать раса, враждебная нам, хоть мы и не встречались с ней.
— Вздор! Вооруженные силы существуют для выкачивания налогов. Они из кожи лезут, чтобы доказать необходимость бешеных расходов на военную промышленность и тренировочные полигоны для обучения молодых людей вроде тебя. Правительство содержит армию как свое орудие в вечном стремлении сбалансировать производство и спрос.
— Это если смотреть на проблему с одной стороны.
— Только одна сторона и есть!
Чем больше распалялся в разговоре Рэндолф, тем сильнее поражались и Хаулэнд, и Мэллоу перемене в их маленьком собеседнике. Он говорил, как одержимый.
— Только подумайте, тысячи молодых людей обучаются убивать и, вооруженные самым смертоносным оружием, легко порхают от планеты к планете — в целом это можно назвать страшным фарсом.
— Ну мы же ничего не можем изменить.
— Я и не пытаюсь это сделать. Мне в конце концов наплевать, что делают политики с ватными мозгами. Я сейчас озабочен тем, что сказал мне Мэхью.
— Президент университета! — удивлению Хаулэнда не было конца.
— Да, он секретарь по делам околосолнечного пространства, — решился подать голос Мэллоу, которому Рэндолф так хорошо намылил шею. — Гм! Что же он сказал? Неужели — надеюсь, я ошибаюсь, — произошла все-таки, как давно ожидалось, страшная встреча с чуждыми нам, враждебно настроенными гуманоидами? А если это действительно случилось, вот тебе доказательство необходимости военно-космического флота. Никто, абсолютно никто не знает, что там за самыми дальними звездами.
— Очень поэтично, — Рэндолф совсем не оценил умозаключений Мэллоу. По природе я человек несдержанный. Но мне кажется, я успешно борюсь с этим недостатком. Я прослыл ужасным упрямцем как раз из-за своего вспыльчивого характера, который — как вы правильно можете заметить — надо усмирять с помощью самоконтроля. Мое собственное "я" не приемлет никакого давления и выплескивается наружу механически — как у хорошо сделанного робота.
— Но чем же Мэхью так встревожил и озадачил тебя?
— Повторяю, что я от рождения несдержанный человек. Но при сложившихся обстоятельствах я заставляю себя быть сдержанным и терпеливым.
Я, если хотите, заранее прошу прощения за явную, по сути, наглость моего плана.
Мэллоу уже начал терять надежду, что дядя когда-нибудь дойдет до сути.
— Разбросанные вокруг на всех планетах космические военные базы...
Кроме того, конечно, войсковые части, служба гражданской обороны, посольский штат и другие организации по всему космосу — все они содержатся за наш счет. Я о них уже не говорю — хотя они тоже порядком пожирают денег из карманов налогоплательщиков. Нет, я решил заняться только этим нелепым космическим военным флотом.
— Правильно, — покорно сказал Мэллоу. Он, опершись на подлокотник кресла, с нетерпением ожидая услышать, что задумал Рэндолф, закуривал очередную сигарету. Хаулэнд сидел все так же тихо и сосредоточенно внимал разговору.
— Я сам лично убедился, что, кроме борьбы с бандитизмом, другой полезной деятельности у военно-космического флота нет совершенно; на бандитов же хватило бы десятой части тех средств, которые идут на содержание громадного флота. Следовательно, деньги, так щедро расточаемые на космический флот, летят на ветер, просто выбрасываются, бесследно теряются — преступно тратятся. Я намерен кое-что предпринять в связи со всем этим. Я тут все обдумывал слова Мэхью. Мэхью сказал мне, что...
— Что, дядя?
Рэндолф взглянул на племянника, недовольно нахмурив свой широкий лоб:
— Если ты любезно прекратишь бесконечно меня перебивать, Теренс, возможно, мне будет позволено говорить.
— Извини, — сказал Мэллоу, но при этом его губы тронула нагловатая усмешка.
— Совсем случайно Мэхью назвал необходимую мне сумму денег, которые я так надеялся получить из фонда Максвелла, просто ничтожным блошиным укусом — это его собственное презрительное выражение — по сравнению с суммами, проходящими ежедневно через его руки. Да вот только в тот день, как сказал Мэхью с дурацкой гордостью, он подписал приказ о переброске годового жалованья на военно-космическую базу на обратной стороне планеты Каллахан-739.
Мэллоу кивнул головой, услышав знакомое название и вспомнив это место. Его мысли стали невольно настраиваться на одинаковый лад с мыслями профессора.
— Они посылают наличные деньги с таким расчетом, чтобы космические моряки могли тратить их на разных планетах. Не существует никаких платежных поручений или авизо. Слитки золота и наличные деньги перемещаются, однако, довольно запутанным способом, известным только сотрудникам галактических фондовых бирж и неутомимым ревизорам, копающимся в финансовых документах. Деньги вывозятся на борту различных звездных лайнеров и военных космических кораблей. И исчезают бесследно и совершенно впустую!
Внутреннее чутье Мэллоу вдруг совершенно ясно подсказало ему, куда клонится разговор. Первоначальная реакция восхищения ставшим понятным для Мэллоу замыслом дяди сменилась чувством страха. Внезапно Терри представил себе, как этот замысел будет воплощаться в жизнь. Если он правильно понял дядю, конечно. Но Мэллоу знал, что правильно, — внутри у него все похолодело.
— Я намереваюсь, — профессор Рэндолф продолжал говорить твердым, решительным голосом, — положить конец преступному проматыванию по крайней мере части этих денег, которые будут использованы для более высоких целей.
Я разработал все детали плаваний. Ради науки в целом и моих экспериментов по созданию жизни, в частности, я собираюсь конфисковывать отгружаемые в космос деньги.
— Да, дядя, — сказал еле слышно Теренс Мэллоу.
Глава 4
— В таком случае, ты очень расстроишься и будешь сильно раздосадован и рассержен, если все же мы скажем?..
Хаулэнд опять улыбнулся своей мальчишеской улыбкой. Он все еще не придавал особого значения словам Рэндолфа.
— Я бы просто сошел с ума, я бы, я бы...
— Ты бы что?
— Ну, ну, я точно не знаю. Я бы чувствовал себя обманутым. Преступно обманутым. Но так как вопрос еще не поднимался...
— Видишь ли, мой дорогой Питер, вопрос уже поднимался и решился.
Питер Хаулэнд начал медленно вставать, разгибая постепенно свою высокую, долговязую фигуру, пока, перейдя в вертикальное положение, не навис над крохотным Рэндолфом, которому показалось, что Хаулэнд вырос до самого потолка.
— Вы хотите сказать — мы не получим фонд Максвелла? — шепотом спросил Хаулэнд.
— Да, Питер. Мы не получим фонд Максвелла.
— Такое впечатление, что вы воспринимаете это совершенно спокойно.
Работа всей вашей жизни — так вы много раз утверждали — рухнула. Нас, как мне известно, нет в планах фонда на будущий год. Зато абсолютно все знали — мы должны получить средства из фонда в нынешнем году! О боже! Что же будет с работой — а я... Я выбрал это место из-за фонда Максвелла — и отказался от других хороших предложений, и вот теперь мы остались в дураках. Какая ужасная насмешка! Но, быть может, есть какой-нибудь...
— Нет никаких оснований надеяться на изменение решения, — холодно сказал Рэндолф. — Ты же знаешь, что фонд был распределен на двадцать или больше лет вперед. Это был наш год — но нам не повезло. Нам сказали, что очередность получения денежных средств до сих пор официально не оформлена — и мы не имеем никаких прав на получение фонда.
— Но что же нам делать? — Хаулэнд резко опустился в кресло и безнадежно посмотрел на Рэндолфа. Мэллоу продолжал сидеть и выжидательно молчать. — Что мы можем сделать? А между прочим, почему мы не получаем деньги? Чье это решение? Куда идет фонд?
— Из всех твоих вопросов, мой дорогой Питер, только самый первый заслуживает внимания. На все остальные можно ответить коротко: мы не получаем фонд, так как члены правления решили, что необходимо финансировать исследования профессора Чейз. А теперь...
— Элен! — Хаулэнд вспомнил, как она оборвала себя на полуслове во время последнего разговора. — Как, эти дешевые...
— Спорить на данную тему, обвиняя друг друга, — значит напрасно растрачивать драгоценную энергию. Но я почти уверен, что ты испытываешь чувство возмущения таким несправедливым, оскорбительным отношением к науке, не так ли?
Хаулэнд тяжело вздохнул. Ему казалось, что Рэндолфа совершенно не волнует случившееся, тогда как его самого, Питера Хаулэнда, трясло от охватившей его ужасной ярости — и Питер догадался, что Рэндолф просто уже прошел через это. Профессор был в состоянии экзальтации; весь его вид говорил об обретенной им уверенности и готовности бороться. Хаулэнд решил попытаться укротить свой гнев, но не смог удержаться от еще одного возмущенного высказывания:
— Я так взбешен, что мог бы запросто скрутить шеи членам правления, одному за другим. А что касается Элен — тут...
— Но ты тоже считаешь нашу работу ценнейшей для Галактики? Хорошо. В таком случае мы не будем обсуждать твое отношение к нашей чудовищной современной системе социальной несправедливости. Мне кажется, здесь я разделяю мнение Теренса. Я намерен доказать, что могу синтезировать живую клетку и заставить ее расти и приобретать способность размножаться в считанные минуты. Я полон решимости показать всей Галактике, что могу создавать жизнь! Для этой работы мне нужны деньги. Меня обманули. Я терпеливо сидел десять лет и ждал, пока несколько замшелых, не видящих ничего дальше своего носа бюрократов расщедрятся и сочтут целесообразным вручить мне фонд Максвелла.
Рэндолф снова разволновался, на его лице скрестились два выражения: одно — самобичевание и разочарованность, другое — растущее осознание новых возможностей и сладостной удовлетворенности. Второе было похоже на выражение лица ребенка, которого в первый раз угостили конфетами.
— Только подумать — я твердо верил и ждал, как беспозвоночная простофиля, когда эти дураки дадут мне деньги. Деньги, которые везде вокруг нас, здесь в нашей богатой Галактике. Множество денег, но они используются не так, как должны. Я уже не говорю о преступном разбазаривании средств, которое позволяют себе профессор Чейз и члены правления фонда Максвелла. Речь идет о миллиардах, тратящихся попусту каждый год на рекламу никуда не годных продуктов, которые ни один человек, если он в здравом уме, не хочет иметь в своем доме. Деньги проматываются со скоростью один миллион в секунду...
— Я согласен с этим, дядя, — с тревогой сказал Мэллоу.
Хаулэнд теперь сидел молча и внимательно слушал.
— А кто больше всего выбрасывает деньги на ветер в наше время? Я вам скажу, — Рэндолф пронзил острым взглядом своего племянника, — ты!
И Мэллоу, и Хаулэнд подпрыгнули от удивления.
— Но, дядя! — панические мысли промелькнули в голове Мэллоу, не отличавшегося богатым воображением.
Рэндолф нацелил свой тощий палец на перепуганного Терри. Профессор оседлал своего любимого конька — на сей раз это был его новый конек, приводивший седока в неописуемый восторг.
— Я не имею в виду тебя лично, Теренс. Война! Вот что. О, я не говорю о твоих жалких, немногочисленных бунтовщиках, где бы они ни встречались.
— Они ведут преступную войну, — сказал Мэллоу, все еще способный почувствовать обиду за неуважение к своей службе. Но неожиданно до него дошел весь идиотизм такой гордости — гордиться службой, которая ничего ему не принесла, кроме нищеты? Это больше не его служба.
Профессор Рэндолф продолжал, не обращая внимания на реплики Теренса:
— В нашей Галактике живут человеческие существа, рожденные ли на Земле или среди зависимых от нее территорий — не имеет значения. Они представляют собой протоплазменную форму жизни, у нас с ними мало сходства и еще меньше контактов. А есть — или могут быть — другие формы жизни, о которых мы в настоящее время не имеем ни малейшего понятия. Так с кем мы собираемся воевать? Против кого будет направлено то колоссальное количество оружия, которое мы производим?
— Я был военным космонавтом и ничего плохого о них сказать не могу.
Но космический флот считает, что он должен нести службу, патрулируя звездные дороги, следя за тем, чтобы наши торговые корабли свободно передвигались между планетами...
— Свободно... Ну, скажи мне, кто, кроме разве что тех зачуханных бандитов, собирается преграждать им путь?
— Я не знаю. Мы как-то мало об этом думали. Но где-то во всей звездной Галактике может, бесспорно, существовать раса, враждебная нам, хоть мы и не встречались с ней.
— Вздор! Вооруженные силы существуют для выкачивания налогов. Они из кожи лезут, чтобы доказать необходимость бешеных расходов на военную промышленность и тренировочные полигоны для обучения молодых людей вроде тебя. Правительство содержит армию как свое орудие в вечном стремлении сбалансировать производство и спрос.
— Это если смотреть на проблему с одной стороны.
— Только одна сторона и есть!
Чем больше распалялся в разговоре Рэндолф, тем сильнее поражались и Хаулэнд, и Мэллоу перемене в их маленьком собеседнике. Он говорил, как одержимый.
— Только подумайте, тысячи молодых людей обучаются убивать и, вооруженные самым смертоносным оружием, легко порхают от планеты к планете — в целом это можно назвать страшным фарсом.
— Ну мы же ничего не можем изменить.
— Я и не пытаюсь это сделать. Мне в конце концов наплевать, что делают политики с ватными мозгами. Я сейчас озабочен тем, что сказал мне Мэхью.
— Президент университета! — удивлению Хаулэнда не было конца.
— Да, он секретарь по делам околосолнечного пространства, — решился подать голос Мэллоу, которому Рэндолф так хорошо намылил шею. — Гм! Что же он сказал? Неужели — надеюсь, я ошибаюсь, — произошла все-таки, как давно ожидалось, страшная встреча с чуждыми нам, враждебно настроенными гуманоидами? А если это действительно случилось, вот тебе доказательство необходимости военно-космического флота. Никто, абсолютно никто не знает, что там за самыми дальними звездами.
— Очень поэтично, — Рэндолф совсем не оценил умозаключений Мэллоу. По природе я человек несдержанный. Но мне кажется, я успешно борюсь с этим недостатком. Я прослыл ужасным упрямцем как раз из-за своего вспыльчивого характера, который — как вы правильно можете заметить — надо усмирять с помощью самоконтроля. Мое собственное "я" не приемлет никакого давления и выплескивается наружу механически — как у хорошо сделанного робота.
— Но чем же Мэхью так встревожил и озадачил тебя?
— Повторяю, что я от рождения несдержанный человек. Но при сложившихся обстоятельствах я заставляю себя быть сдержанным и терпеливым.
Я, если хотите, заранее прошу прощения за явную, по сути, наглость моего плана.
Мэллоу уже начал терять надежду, что дядя когда-нибудь дойдет до сути.
— Разбросанные вокруг на всех планетах космические военные базы...
Кроме того, конечно, войсковые части, служба гражданской обороны, посольский штат и другие организации по всему космосу — все они содержатся за наш счет. Я о них уже не говорю — хотя они тоже порядком пожирают денег из карманов налогоплательщиков. Нет, я решил заняться только этим нелепым космическим военным флотом.
— Правильно, — покорно сказал Мэллоу. Он, опершись на подлокотник кресла, с нетерпением ожидая услышать, что задумал Рэндолф, закуривал очередную сигарету. Хаулэнд сидел все так же тихо и сосредоточенно внимал разговору.
— Я сам лично убедился, что, кроме борьбы с бандитизмом, другой полезной деятельности у военно-космического флота нет совершенно; на бандитов же хватило бы десятой части тех средств, которые идут на содержание громадного флота. Следовательно, деньги, так щедро расточаемые на космический флот, летят на ветер, просто выбрасываются, бесследно теряются — преступно тратятся. Я намерен кое-что предпринять в связи со всем этим. Я тут все обдумывал слова Мэхью. Мэхью сказал мне, что...
— Что, дядя?
Рэндолф взглянул на племянника, недовольно нахмурив свой широкий лоб:
— Если ты любезно прекратишь бесконечно меня перебивать, Теренс, возможно, мне будет позволено говорить.
— Извини, — сказал Мэллоу, но при этом его губы тронула нагловатая усмешка.
— Совсем случайно Мэхью назвал необходимую мне сумму денег, которые я так надеялся получить из фонда Максвелла, просто ничтожным блошиным укусом — это его собственное презрительное выражение — по сравнению с суммами, проходящими ежедневно через его руки. Да вот только в тот день, как сказал Мэхью с дурацкой гордостью, он подписал приказ о переброске годового жалованья на военно-космическую базу на обратной стороне планеты Каллахан-739.
Мэллоу кивнул головой, услышав знакомое название и вспомнив это место. Его мысли стали невольно настраиваться на одинаковый лад с мыслями профессора.
— Они посылают наличные деньги с таким расчетом, чтобы космические моряки могли тратить их на разных планетах. Не существует никаких платежных поручений или авизо. Слитки золота и наличные деньги перемещаются, однако, довольно запутанным способом, известным только сотрудникам галактических фондовых бирж и неутомимым ревизорам, копающимся в финансовых документах. Деньги вывозятся на борту различных звездных лайнеров и военных космических кораблей. И исчезают бесследно и совершенно впустую!
Внутреннее чутье Мэллоу вдруг совершенно ясно подсказало ему, куда клонится разговор. Первоначальная реакция восхищения ставшим понятным для Мэллоу замыслом дяди сменилась чувством страха. Внезапно Терри представил себе, как этот замысел будет воплощаться в жизнь. Если он правильно понял дядю, конечно. Но Мэллоу знал, что правильно, — внутри у него все похолодело.
— Я намереваюсь, — профессор Рэндолф продолжал говорить твердым, решительным голосом, — положить конец преступному проматыванию по крайней мере части этих денег, которые будут использованы для более высоких целей.
Я разработал все детали плаваний. Ради науки в целом и моих экспериментов по созданию жизни, в частности, я собираюсь конфисковывать отгружаемые в космос деньги.
— Да, дядя, — сказал еле слышно Теренс Мэллоу.
Глава 4
Бывший помощник боцмана Даффи Бригс медленно приходил в себя. Его расплющенный нос был сильно прижат к щербатому полу. Сплошная ругань и крики заполнившей бар толпы, звон бутылок и стаканов, музыка, доносившаяся от проигрывателя неизвестного происхождения, визги и дурацкое хихиканье размалеванных женщин — в ушах Бригса превратились в рев мощного прибоя, накатывавшегося на берег, покрытый галькой. Все помещение было заполнено отвратительными спиртными парами и густым табачным дымом, а зловоние от давно немытых тел и дешевых духов было просто невыносимо. Затылок пекло так, что, казалось, его жгли раскаленным железом. Опершись на обе руки с растопыренными пальцами, Бригс приподнял свое тело, стараясь полностью прийти в себя.
— Черт возьми! — завизжал женский голос. — Он, кажется, очухался.
— Дай ему еще, Фред! — заорал пьяный докер.
Этот сумасшедший дом, окружавший Даффи Бригса, отличало одно-единственное, всепоглощающее желание — напиться и подраться. Он, Даффи Бригс, должен встать на ноги и избить того, кто так жестоко расправился с ним. Он должен доказать, что какой-то коротышка-грузчик не может взять верх над ним.
Сильно резало где-то внутри глаз, ноги дрожали, а суставы, казалось, залепили замазкой. Неужели подходит старость? Но не настолько же он стар, чтобы не набить морду низкорослому ублюдку, который сбил его с ног.
Даффи вдруг почувствовал, как чья-то пятерня обхватила его руку.
Кто-то, чуть ли не наступив ему на пятки, бесцеремонно, свирепо, причиняя боль, тащил Даффи, пытаясь поднять его с пола.
Бригс повернулся, как слепой, — в его глазах все еще стояли царапины на полу, окрашенные его кровью, — и поднял кулак, чтобы отбросить нового противника.
— Успокойся, Даффи! Их здесь не меньше дюжины. Давай убираться отсюда, пока целы наши шкуры и мы не потеряли своего достоинства и гордости. В общем, надо быстро сматываться!
Даффи Бригс очень удивился, услышав такой доброжелательный, благоразумный шепот. Он пришел один в этот мрачный бар космического порта.
Бар приютился в районе межзвездного дока и служил местом, где можно встретиться, поговорить и, конечно, подраться. Но Даффи не с кем было здесь ни встречаться, ни говорить — одиноким он оказался и в драке. Теперь у него был друг, причем, старый друг. Даффи начал быстро двигаться, и каждое движение приносило ему облегчение.
Главный старшина Барни Кейн — еще не бывший, но готовивший свои дела к тому, чтобы вскоре стать бывшим главным старшиной Кейном — сбил с ног хулигана, пытавшегося загородить дверь, и вырвался наружу, в холодную ночь, крепко придерживая Даффи Бригса.
Двое мужчин жадно глотали морозный воздух, который щипал им носы и проникал в легкие.
— Барни Кейн! — восхищенно воскликнул Бригс.
— Я как чувствовал, что найду тебя среди драки. Ты можешь идти?
Бригс кивнул — и они зашагали вместе по узкой улице. К Бригсу возвращались физические силы, с каждым шагом это становилось все ощутимее.
— Ты лежал на полу. Ах ты! Как же ты так? — говорил Кейн с такой шутливой интонацией, чтобы Бригс быстрей забыл о случившемся и считал это приключение просто неудавшимся развлечением. — Ты, наверное, стал медлительным.
— Медлительным, — сказал Бригс, вспомнив свои собственные печальные мысли. — Медлительным и старым, Барни. Старым.
Кейн бросил взгляд на Бригса, освещенного ослепительно сверкавшими натриевыми дугами подвесной железной дороги высоко над ними. Бригс показался ему таким же, каким Барни запомнил его еще с тех времен, когда они вместе служили, — Бригс был по-прежнему коренастым и полным человеком с квадратным лицом, но в настоящий момент лицо его было разбито, а нос жутко раздавлен. Подумав о прошедших годах, Кейн не мог оторваться от воспоминаний все то время, пока они умудрялись пробираться по затемненной улице. Наконец, они выбрались на ярко освещенную взлетно-посадочную площадку с множеством ресторанов и отелей и воспользовались своими летными удостоверениями. Судьбы этих двоих были очень похожими. Они оба служили и воевали в космическом флоте в течение сорока лет, подумал Кейн.
— Как получилось, что ты попал туда, между прочим? — спросил Бригс.
— Я искал тебя. И несколько человек помогли мне тебя найти. Есть одна работа. Можно заработать хорошие деньги. Немного не соответствует букве закона, но не думаю, что нам следует волноваться.
— Нас это никогда и раньше не волновало, — до расплывшейся от боли головы Бригса начинали доходить слова Барни.
— Деньги, — сказал Бригс уже более осознанно и повторил еще раз: Деньги.
— Я полагаю, ты присоединишься к нам, так? Хорошо. Помнишь капитан-лейтенанта Мэллоу? Это он заправляет всем делом...
— Я помню его, — ответил Даффи Бригс, — да, я помню его!
— Да, сэр, — сказал Маурьяк, — я умею распознавать стоящих бизнесменов среди людей. Иметь дело с вами — просто удовольствие, мистер Кванг.
— И с вами тоже, мистер Маурьяк. Я уверен, что средства, вложенные в участки земли на той, как ее, Калзоньере-2, принесут порядочные дивиденды за те три года, которые мы указали в договоре. Я думаю, вы потом будете довольны, что сейчас пошли на риск.
— Не вижу никакого риска! Я бы не вкладывал капитал вместе с вами, если бы не обдумал все хорошенько. Такую большую сумму денег, как я вложил в дело, не подвергают риску, — Маурьяк пропустил остаток бренди, посмотрел на свои часы, на дверь, на кожаный чемоданчик, стоявший рядом с высоким стулом, на котором сидел Кванг. — Итак, мы все подписали — можно заняться другими делами.
Кванг не торопился исчезать слишком быстро. Таков был один из приемов его дерзкой профессиональной работы. Вот еще сделать последний глоток, взять в руки кожаный чемоданчик, обменяться улыбками и крепкими рукопожатиями и тогда уже прочь — прочь отсюда в полную новых блестящих возможностей Галактику, чтобы заключить в объятия следующего простака.
Но Маурьяк тоже не спешил. Своей добродушной болтовней он не отпускал Кванга от стойки. Кванг постарался сбросить выражение недовольства со своего привлекательного и тонкого смуглого лица. Это был стройный, худой человек с блестящими черными волосами, широким носом и светло-карими глазами. Он обладал замечательной способностью при необходимости моментально напускать на себя вид человека авторитетного, уважаемого, безукоризненно честного и простодушного.
— Вы говорили мне, что раньше служили в военно-космическом флоте, продолжал говорливый Маурьяк. — Очень интересно. Скажите мне...
И вдруг резко прервал себя, глядя на дверь за спиной Кванга. Кванг заметил, как в глазах Маурьяка живой интерес сменился разочарованием, и тут же почувствовал, как чья-то рука нащупывает его собственную руку внизу под барьером. В его ладонь втиснули скомканный листок бумаги. Все с той же напускной очаровательностью манер он извинился, быстро развернул листок, прикрывая его коленом, и взглянул вниз. «Полисмены! — прочитал Кванг. Быстро уходи!»
— Извините меня, мистер Маурьяк. Мне надо — ну, вы понимаете.
— Да, пожалуйста, конечно. Но возвращайтесь поскорее. Мне нравится с вами по-дружески болтать.
Кванг сполз с высокого сиденья, бросил унылый взгляд на кожаный чемоданчик и невозмутимо пошел широкими шагами, чувствуя, что его слегка подташнивает. На полпути он изменил направление и быстро свернул к задней двустворчатой двери, за которой избранные клиенты постигали премудрости рулетки и трехпланетки. Прикрывшись висевшим в дверях занавесом, Кванг осторожно заглянул через дверь. Его ровный лоб блестел от испарины.
— Ты теряешь свой острый нюх, Чарли, мой мальчик. Вокруг полно фараонов. Молокосос, которого ты подцепил, подослан, чтобы взять тебя с поличным.
У двери стоял Теренс Мэллоу и улыбался. Живой, настоящий Теренс Мэллоу.
— Терри! Откуда ты, черт возьми, появился?
— Это не имеет сейчас значения. Давай сюда! Ты опять без гроша, как я понимаю? Не расстраивайся, у меня есть для тебя небольшая работа...
— Вставай, ты бестолковый, ленивый бездельник...
Рэмзи ворчал и кряхтел, переворачивался, натягивал на себя постельные тряпки, которые Стелла безжалостно сбрасывала с него.
— Оставь меня, Стелла.
— Вылазь из этой проклятой кровати! У нас на двоих всего три пенса.
Мы не заплатили за квартиру, у нас уже ничего не осталось, чтобы заложить, — а у тебя единственное занятие — лежать в постели. Поднимайся. Вон!
Следующая четверть часа проходила в такой же атмосфере крика и упреков. Стелла не собиралась одеваться. Зачем? Слава Богу, центральное отопление обогревало комнату. Ее гардероб состоял из одного скромного костюма и блузки, да еще одной пары чулок со спущенными петлями. Стелла не надевала ничего этого в домашней обстановке! Рэмзи, тяжело вздыхая и прочищая кашлем свое сухое горло, механически оделся, и, наконец, Стелле удалось вытолкать его из комнаты. Прильнув к двери, она крикнула на прощанье:
— Не вздумай возвращаться назад без работы!
Уныло остановившись в дверях, Рэмзи оглянулся на жену. Она так хорошо выглядела! Он отлично знал, почему женился на ней.
— Давай поцелуемся, прежде чем я уйду, — нерешительно сказал он. — На удачу.
— Удача ждет тебя, если ты скорее уйдешь. Я знаю, чем этот поцелуй кончится. А нам прежде всего нужны деньги!
Рэмзи закрыл руками свое лицо и почувствовал, как дрожат его губы, прижатые ладонями. Проклятая жизнь! Разве может быть шанс найти работу у человека с его репутацией? Но ему нельзя потерять Стеллу. Это сломит его окончательно.
Он оторвал руки от лица и услышал, как Стелла кричала ему:
— Уходи и найди работу!
Она вдруг начала прикрывать себя и закрывать дверь. Он медленно повернулся и пошел.
Навстречу ему шел, улыбаясь, Теренс Мэллоу...
***
Стерильная чистота всей лаборатории буквально ослепляла его и вызывала сильную резь в глазах. Сплошные ряды стеклянных бутылок издевательски ему подмигивали. Монотонное, способное свести с ума постукивание падающих из крана капель било молотком по его и без того воспаленному мозгу. Идеально гладкую поверхность рабочего стола его пальцы воспринимали как острую пилу, проникшую в его съежившийся от страха мозг.
Его мозг...
Вилли Хаффнер знал очень много о человеческом мозге. Очень много, но, как ни печально, недостаточно. Холодный, бесчувственный блеск лаборатории давил на него, и он в отчаянии скрюченными пальцами хватался за стеллаж в поисках опоры. Силы оставляли его. Может быть, еще один маленький глоток в состоянии помочь...
Еще один маленький глоток. Над рабочим столом математически точными рядами стояли стеклянные сосуды. Хаффнер почти не глядя потянулся вверх.
Его квадратные, грубоватые руки с безжалостно покусанными ногтями охватили бутылку с чистым спиртом, безошибочно определив ее местонахождение среди многих бутылок с совсем другим содержимым. Гладкое стекло бутылки казалось ему наждачной бумагой. Налив крепкого напитка, не разбавляя его, он быстро выпил. Страхи как будто исчезли.
На рабочем стеллаже стояли два резервуара, соединенные трубкой со сложной конфигурацией, и ждали продолжения эксперимента. В левом резервуаре лежал отделенный от телесной оболочки мозг крысы. Умные животные, эти крысы. В резервуаре по правую руку мозг и большая часть нервной системы кролика были так опутаны разными электродами, проводками, телеметрическими и тестовыми приборами, пробирками, что трудно было различить серые извилины. Но Вилли Хаффнер знал, что они там есть точно.
— Черт возьми! — завизжал женский голос. — Он, кажется, очухался.
— Дай ему еще, Фред! — заорал пьяный докер.
Этот сумасшедший дом, окружавший Даффи Бригса, отличало одно-единственное, всепоглощающее желание — напиться и подраться. Он, Даффи Бригс, должен встать на ноги и избить того, кто так жестоко расправился с ним. Он должен доказать, что какой-то коротышка-грузчик не может взять верх над ним.
Сильно резало где-то внутри глаз, ноги дрожали, а суставы, казалось, залепили замазкой. Неужели подходит старость? Но не настолько же он стар, чтобы не набить морду низкорослому ублюдку, который сбил его с ног.
Даффи вдруг почувствовал, как чья-то пятерня обхватила его руку.
Кто-то, чуть ли не наступив ему на пятки, бесцеремонно, свирепо, причиняя боль, тащил Даффи, пытаясь поднять его с пола.
Бригс повернулся, как слепой, — в его глазах все еще стояли царапины на полу, окрашенные его кровью, — и поднял кулак, чтобы отбросить нового противника.
— Успокойся, Даффи! Их здесь не меньше дюжины. Давай убираться отсюда, пока целы наши шкуры и мы не потеряли своего достоинства и гордости. В общем, надо быстро сматываться!
Даффи Бригс очень удивился, услышав такой доброжелательный, благоразумный шепот. Он пришел один в этот мрачный бар космического порта.
Бар приютился в районе межзвездного дока и служил местом, где можно встретиться, поговорить и, конечно, подраться. Но Даффи не с кем было здесь ни встречаться, ни говорить — одиноким он оказался и в драке. Теперь у него был друг, причем, старый друг. Даффи начал быстро двигаться, и каждое движение приносило ему облегчение.
Главный старшина Барни Кейн — еще не бывший, но готовивший свои дела к тому, чтобы вскоре стать бывшим главным старшиной Кейном — сбил с ног хулигана, пытавшегося загородить дверь, и вырвался наружу, в холодную ночь, крепко придерживая Даффи Бригса.
Двое мужчин жадно глотали морозный воздух, который щипал им носы и проникал в легкие.
— Барни Кейн! — восхищенно воскликнул Бригс.
— Я как чувствовал, что найду тебя среди драки. Ты можешь идти?
Бригс кивнул — и они зашагали вместе по узкой улице. К Бригсу возвращались физические силы, с каждым шагом это становилось все ощутимее.
— Ты лежал на полу. Ах ты! Как же ты так? — говорил Кейн с такой шутливой интонацией, чтобы Бригс быстрей забыл о случившемся и считал это приключение просто неудавшимся развлечением. — Ты, наверное, стал медлительным.
— Медлительным, — сказал Бригс, вспомнив свои собственные печальные мысли. — Медлительным и старым, Барни. Старым.
Кейн бросил взгляд на Бригса, освещенного ослепительно сверкавшими натриевыми дугами подвесной железной дороги высоко над ними. Бригс показался ему таким же, каким Барни запомнил его еще с тех времен, когда они вместе служили, — Бригс был по-прежнему коренастым и полным человеком с квадратным лицом, но в настоящий момент лицо его было разбито, а нос жутко раздавлен. Подумав о прошедших годах, Кейн не мог оторваться от воспоминаний все то время, пока они умудрялись пробираться по затемненной улице. Наконец, они выбрались на ярко освещенную взлетно-посадочную площадку с множеством ресторанов и отелей и воспользовались своими летными удостоверениями. Судьбы этих двоих были очень похожими. Они оба служили и воевали в космическом флоте в течение сорока лет, подумал Кейн.
— Как получилось, что ты попал туда, между прочим? — спросил Бригс.
— Я искал тебя. И несколько человек помогли мне тебя найти. Есть одна работа. Можно заработать хорошие деньги. Немного не соответствует букве закона, но не думаю, что нам следует волноваться.
— Нас это никогда и раньше не волновало, — до расплывшейся от боли головы Бригса начинали доходить слова Барни.
— Деньги, — сказал Бригс уже более осознанно и повторил еще раз: Деньги.
— Я полагаю, ты присоединишься к нам, так? Хорошо. Помнишь капитан-лейтенанта Мэллоу? Это он заправляет всем делом...
— Я помню его, — ответил Даффи Бригс, — да, я помню его!
* * *
Чарльз Сергеевич Кванг, подняв стакан с виски, улыбался через стойку бара Сайрусу Маурьяку. Весь облик Маурьяка говорил о его богатстве, аристократизме и блестящих деловых качествах, от него исходил запах отличной сигары и аромат дорогого бренди. Сигарой и бренди угостил его Кванг — это было нечто вроде обмывания успешной сделки.— Да, сэр, — сказал Маурьяк, — я умею распознавать стоящих бизнесменов среди людей. Иметь дело с вами — просто удовольствие, мистер Кванг.
— И с вами тоже, мистер Маурьяк. Я уверен, что средства, вложенные в участки земли на той, как ее, Калзоньере-2, принесут порядочные дивиденды за те три года, которые мы указали в договоре. Я думаю, вы потом будете довольны, что сейчас пошли на риск.
— Не вижу никакого риска! Я бы не вкладывал капитал вместе с вами, если бы не обдумал все хорошенько. Такую большую сумму денег, как я вложил в дело, не подвергают риску, — Маурьяк пропустил остаток бренди, посмотрел на свои часы, на дверь, на кожаный чемоданчик, стоявший рядом с высоким стулом, на котором сидел Кванг. — Итак, мы все подписали — можно заняться другими делами.
Кванг не торопился исчезать слишком быстро. Таков был один из приемов его дерзкой профессиональной работы. Вот еще сделать последний глоток, взять в руки кожаный чемоданчик, обменяться улыбками и крепкими рукопожатиями и тогда уже прочь — прочь отсюда в полную новых блестящих возможностей Галактику, чтобы заключить в объятия следующего простака.
Но Маурьяк тоже не спешил. Своей добродушной болтовней он не отпускал Кванга от стойки. Кванг постарался сбросить выражение недовольства со своего привлекательного и тонкого смуглого лица. Это был стройный, худой человек с блестящими черными волосами, широким носом и светло-карими глазами. Он обладал замечательной способностью при необходимости моментально напускать на себя вид человека авторитетного, уважаемого, безукоризненно честного и простодушного.
— Вы говорили мне, что раньше служили в военно-космическом флоте, продолжал говорливый Маурьяк. — Очень интересно. Скажите мне...
И вдруг резко прервал себя, глядя на дверь за спиной Кванга. Кванг заметил, как в глазах Маурьяка живой интерес сменился разочарованием, и тут же почувствовал, как чья-то рука нащупывает его собственную руку внизу под барьером. В его ладонь втиснули скомканный листок бумаги. Все с той же напускной очаровательностью манер он извинился, быстро развернул листок, прикрывая его коленом, и взглянул вниз. «Полисмены! — прочитал Кванг. Быстро уходи!»
— Извините меня, мистер Маурьяк. Мне надо — ну, вы понимаете.
— Да, пожалуйста, конечно. Но возвращайтесь поскорее. Мне нравится с вами по-дружески болтать.
Кванг сполз с высокого сиденья, бросил унылый взгляд на кожаный чемоданчик и невозмутимо пошел широкими шагами, чувствуя, что его слегка подташнивает. На полпути он изменил направление и быстро свернул к задней двустворчатой двери, за которой избранные клиенты постигали премудрости рулетки и трехпланетки. Прикрывшись висевшим в дверях занавесом, Кванг осторожно заглянул через дверь. Его ровный лоб блестел от испарины.
— Ты теряешь свой острый нюх, Чарли, мой мальчик. Вокруг полно фараонов. Молокосос, которого ты подцепил, подослан, чтобы взять тебя с поличным.
У двери стоял Теренс Мэллоу и улыбался. Живой, настоящий Теренс Мэллоу.
— Терри! Откуда ты, черт возьми, появился?
— Это не имеет сейчас значения. Давай сюда! Ты опять без гроша, как я понимаю? Не расстраивайся, у меня есть для тебя небольшая работа...
* * *
Стелла Рэмзи сбросила с себя постельное белье, брезгливо скривившись от грязных и грубых простыней. Она грациозно встала с кровати, нагая, и, буквально трясясь от злости, направилась прямо к брюкам своего мужа, брошенным небрежно в помятом виде на стул с проломанным сидением. Этот пансион, скорее напоминавший мусорную кучу, убивал ее. Постоянный запах от готовящейся пищи, от грязных детей, от кошек и гниющего мусора, отвратительная вонь спиртного перегара просто оскорбляли ее собственное человеческое достоинство. Она взяла брюки и, не имея возможности из-за отсутствия отутюженной складки быстро найти карманы, подняла их за манжеты и сильно тряхнула. Коробок спичек, окурок и три пенса — все! С негодованием она швырнула брюки на голову Колина Рэмзи.— Вставай, ты бестолковый, ленивый бездельник...
Рэмзи ворчал и кряхтел, переворачивался, натягивал на себя постельные тряпки, которые Стелла безжалостно сбрасывала с него.
— Оставь меня, Стелла.
— Вылазь из этой проклятой кровати! У нас на двоих всего три пенса.
Мы не заплатили за квартиру, у нас уже ничего не осталось, чтобы заложить, — а у тебя единственное занятие — лежать в постели. Поднимайся. Вон!
Следующая четверть часа проходила в такой же атмосфере крика и упреков. Стелла не собиралась одеваться. Зачем? Слава Богу, центральное отопление обогревало комнату. Ее гардероб состоял из одного скромного костюма и блузки, да еще одной пары чулок со спущенными петлями. Стелла не надевала ничего этого в домашней обстановке! Рэмзи, тяжело вздыхая и прочищая кашлем свое сухое горло, механически оделся, и, наконец, Стелле удалось вытолкать его из комнаты. Прильнув к двери, она крикнула на прощанье:
— Не вздумай возвращаться назад без работы!
Уныло остановившись в дверях, Рэмзи оглянулся на жену. Она так хорошо выглядела! Он отлично знал, почему женился на ней.
— Давай поцелуемся, прежде чем я уйду, — нерешительно сказал он. — На удачу.
— Удача ждет тебя, если ты скорее уйдешь. Я знаю, чем этот поцелуй кончится. А нам прежде всего нужны деньги!
Рэмзи закрыл руками свое лицо и почувствовал, как дрожат его губы, прижатые ладонями. Проклятая жизнь! Разве может быть шанс найти работу у человека с его репутацией? Но ему нельзя потерять Стеллу. Это сломит его окончательно.
Он оторвал руки от лица и услышал, как Стелла кричала ему:
— Уходи и найди работу!
Она вдруг начала прикрывать себя и закрывать дверь. Он медленно повернулся и пошел.
Навстречу ему шел, улыбаясь, Теренс Мэллоу...
***
Стерильная чистота всей лаборатории буквально ослепляла его и вызывала сильную резь в глазах. Сплошные ряды стеклянных бутылок издевательски ему подмигивали. Монотонное, способное свести с ума постукивание падающих из крана капель било молотком по его и без того воспаленному мозгу. Идеально гладкую поверхность рабочего стола его пальцы воспринимали как острую пилу, проникшую в его съежившийся от страха мозг.
Его мозг...
Вилли Хаффнер знал очень много о человеческом мозге. Очень много, но, как ни печально, недостаточно. Холодный, бесчувственный блеск лаборатории давил на него, и он в отчаянии скрюченными пальцами хватался за стеллаж в поисках опоры. Силы оставляли его. Может быть, еще один маленький глоток в состоянии помочь...
Еще один маленький глоток. Над рабочим столом математически точными рядами стояли стеклянные сосуды. Хаффнер почти не глядя потянулся вверх.
Его квадратные, грубоватые руки с безжалостно покусанными ногтями охватили бутылку с чистым спиртом, безошибочно определив ее местонахождение среди многих бутылок с совсем другим содержимым. Гладкое стекло бутылки казалось ему наждачной бумагой. Налив крепкого напитка, не разбавляя его, он быстро выпил. Страхи как будто исчезли.
На рабочем стеллаже стояли два резервуара, соединенные трубкой со сложной конфигурацией, и ждали продолжения эксперимента. В левом резервуаре лежал отделенный от телесной оболочки мозг крысы. Умные животные, эти крысы. В резервуаре по правую руку мозг и большая часть нервной системы кролика были так опутаны разными электродами, проводками, телеметрическими и тестовыми приборами, пробирками, что трудно было различить серые извилины. Но Вилли Хаффнер знал, что они там есть точно.