Виктор Еремеевич Баранченко
ГАВЕН
ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО
В годы революционного подполья, в ссылке, а затем и после Октябрьской революции мне приходилось встречаться со многими латышами — старыми большевиками, бывшими политкаторжанами и ссыльными. Юрий Гавен занимал среди них видное место. Я узнала его со времени ссылки на Енисее. Покалеченный царскими тюремщиками на каторге, передвигаясь на костылях, он с начала первой мировой войны становится одним из организаторов большевистского подполья ссыльных, ведет антивоенную агитацию среди солдат, организует большевистские ячейки, печатает прокламации в типографии, где он работает, возглавляем стачки красноярских и минусинских печатников.
В Февральскую революцию Гавена избирают председателем Минусинского комитета большевиков, руководителем Совета депутатов, редактором большевистской газеты «Товарищ». В сентябре 1917 года Среднесибирский съезд Советов делегирует его в Петроград на Демократическое совещание. В канун Октябрьской революции, работая в ЦК партии, мы с Я. М. Свердловым направили Юрия Гавена в Севастополь на Черноморский флот. Помнится, что туда были посланы также Жан Миллер, Карл Зедин и другие старые товарищи Гавена по революции 1905 года.
В невероятно трудных условиях Ю. Гавен с честью справился с заданием ЦК партии. Крымским большевикам с его участием удалось в короткий срок идейно и политически разгромить меньшевиков, эсеров и анархистов, ликвидировать их былое влияние в массах моряков, солдат и рабочих, свергнуть Курултай, разгромить офицерские и татарские контрреволюционные части и установить Советскую власть во всем Крыму.
Позднее мне приходилось не раз встречаться с Юрием Гавеном в Москве в годы работы в МОПР, деятельности которого ЦК РКП и Коминтерн придавали исключительно большое значение Ю П. Гавен был активным членом ЦК МОПР, делегированным советом Общества старых большевиков Являясь членом президиума Госплана СССР, он находил время и силы для большой мопровской работы, принимал участие и в деятельности обществ политкаторжан и старых большевиков.
В книге Виктора Еремеевича Баранченко, в которой описывается жизнь и революционная деятельность Юрия Петровича Гавена, на широком фоне исторических революционных событий полностью отражается биография этого старого большевика, кратко освещаются биографии многих самоотверженных борцов за дело рабочего класса, отважных коммунистов — людей высокой коммунистической морали.
В строго документальном очерке В. Е. Баранченко прав диво и доходчиво описаны эпизоды борьбы революционного подполья, жизнь и борьба политических каторжан и ссыльных, показано, как большевики, не замыкаясь в узких интересах в каторжной неволе, горячо воспринимали все события в стране, не порывали связи с волей, не теряли веру в победу революции. На подлинных фактах показаны интернациональное братство и совместная борьба большевиков разных национальностей — русских, латышей, поляков, армян и других.
Значение такой книги несомненно: она помогает на славных традициях нашей партии воспитывать молодежь в духе ленинизма, пролетарского интернационализма, мужественными борцами за победу коммунизма, за единство мирового коммунистического движения. На мой взгляд, эта книга должна быть издана не только на русском языке, но и на латышском языке и широко распространена как имеющая большое познавательное и воспитательное значение.
Елена Стасова,
член КПСС с 1898 года
Москва, август 1965 года
В Февральскую революцию Гавена избирают председателем Минусинского комитета большевиков, руководителем Совета депутатов, редактором большевистской газеты «Товарищ». В сентябре 1917 года Среднесибирский съезд Советов делегирует его в Петроград на Демократическое совещание. В канун Октябрьской революции, работая в ЦК партии, мы с Я. М. Свердловым направили Юрия Гавена в Севастополь на Черноморский флот. Помнится, что туда были посланы также Жан Миллер, Карл Зедин и другие старые товарищи Гавена по революции 1905 года.
В невероятно трудных условиях Ю. Гавен с честью справился с заданием ЦК партии. Крымским большевикам с его участием удалось в короткий срок идейно и политически разгромить меньшевиков, эсеров и анархистов, ликвидировать их былое влияние в массах моряков, солдат и рабочих, свергнуть Курултай, разгромить офицерские и татарские контрреволюционные части и установить Советскую власть во всем Крыму.
Позднее мне приходилось не раз встречаться с Юрием Гавеном в Москве в годы работы в МОПР, деятельности которого ЦК РКП и Коминтерн придавали исключительно большое значение Ю П. Гавен был активным членом ЦК МОПР, делегированным советом Общества старых большевиков Являясь членом президиума Госплана СССР, он находил время и силы для большой мопровской работы, принимал участие и в деятельности обществ политкаторжан и старых большевиков.
В книге Виктора Еремеевича Баранченко, в которой описывается жизнь и революционная деятельность Юрия Петровича Гавена, на широком фоне исторических революционных событий полностью отражается биография этого старого большевика, кратко освещаются биографии многих самоотверженных борцов за дело рабочего класса, отважных коммунистов — людей высокой коммунистической морали.
В строго документальном очерке В. Е. Баранченко прав диво и доходчиво описаны эпизоды борьбы революционного подполья, жизнь и борьба политических каторжан и ссыльных, показано, как большевики, не замыкаясь в узких интересах в каторжной неволе, горячо воспринимали все события в стране, не порывали связи с волей, не теряли веру в победу революции. На подлинных фактах показаны интернациональное братство и совместная борьба большевиков разных национальностей — русских, латышей, поляков, армян и других.
Значение такой книги несомненно: она помогает на славных традициях нашей партии воспитывать молодежь в духе ленинизма, пролетарского интернационализма, мужественными борцами за победу коммунизма, за единство мирового коммунистического движения. На мой взгляд, эта книга должна быть издана не только на русском языке, но и на латышском языке и широко распространена как имеющая большое познавательное и воспитательное значение.
Елена Стасова,
член КПСС с 1898 года
Москва, август 1965 года
ОТ АВТОРА
Документальная биография Юрия Петровича Гавена рождена глубокой уверенностью в том, что в интересах Коммунистической партии сделать его имя общеизвестным, его революционную работу примером для поколений молодежи. Гавен был одним из славной когорты старых большевиков, которые с момента образования партии составляли ее костяк, одним из тех, кто был лично известен В. И. Ленину. Речь идет об одном из скромных героев, вынесших на своих плечах все репрессии царизма, все тяготы революции, гражданской войны, первых пятилеток.
Работу автора одобрили и поощрили старейшие члены КПСС: Елена Дмитриевна Стасова, Федор Николаевич Петров и Совет литературного объединения старых большевиков при Союзе писателей, где рукопись обсуждалась и нашла единодушную поддержку.
На ранних стадиях работы рукопись подвергалась критике со стороны компетентных рецензентов. Наряду с указаниями на неточности, литературные и другие недостатки, которые автор стремился устранить в дальнейшей работе, все они сошлись на одном: Ю. П. Гавен достоин того, чтобы о нем была издана правдивая книга.
Описать образ Гавена, охарактеризовать его роль в революции можно было только на фоне важных событий. В меру этой необходимости мы коснулись ряда исторических фактов, воскрешали в памяти некоторые поучительные эпизоды из жизни героя.
Личное знакомство с Гавеном, совместная работа в Крыму (1918–1924 гг.), затем встречи в Москве в Крымском землячестве, Обществе политкаторжан и на собраниях городского партийного актива оказались явно недостаточными для работы над его биографией. Помимо всего этого, в основу книги легли документы и материалы центральных и местных архивов, протоколы съездов и партийных конференций, воспоминания участников событий, а также пресса, историко-революционные вестники, сборники документов, биографические справочники и другие. Много места уделено воспоминаниям, докладам, многочисленным статьям самого Ю. П. Гавена.
Исследованные архивные документы и литературные источники дополнены и оживлены личными воспоминаниями оставшихся в живых старых товарищей Гавена, а также его родных. Всем им приношу искреннюю благодарность. Считаю своим долгом выразить особую признательность бывшим делегатам V Лондонского съезда партии: Н. Н. Накорякову, Д. Н. Бассалыго, Е. А. Киселеву, И. В. Шаурову; бывшим деятелям революции в Крыму: И. Ф. Федосееву, И. М. Полонскому, С. М. Мирному, И. Ф. Скорику, В. С. Чистякову, а также товарищам-латышам, знавшим Гавена: Л. П. Креслин, Я. П. Бирзгалу, А. К. Лынтину, В. Я. Тальберг и другим, оказавшим мне существенную помощь советом и критикой.
В. Б а р а н ч е н к о
Работу автора одобрили и поощрили старейшие члены КПСС: Елена Дмитриевна Стасова, Федор Николаевич Петров и Совет литературного объединения старых большевиков при Союзе писателей, где рукопись обсуждалась и нашла единодушную поддержку.
На ранних стадиях работы рукопись подвергалась критике со стороны компетентных рецензентов. Наряду с указаниями на неточности, литературные и другие недостатки, которые автор стремился устранить в дальнейшей работе, все они сошлись на одном: Ю. П. Гавен достоин того, чтобы о нем была издана правдивая книга.
Описать образ Гавена, охарактеризовать его роль в революции можно было только на фоне важных событий. В меру этой необходимости мы коснулись ряда исторических фактов, воскрешали в памяти некоторые поучительные эпизоды из жизни героя.
Личное знакомство с Гавеном, совместная работа в Крыму (1918–1924 гг.), затем встречи в Москве в Крымском землячестве, Обществе политкаторжан и на собраниях городского партийного актива оказались явно недостаточными для работы над его биографией. Помимо всего этого, в основу книги легли документы и материалы центральных и местных архивов, протоколы съездов и партийных конференций, воспоминания участников событий, а также пресса, историко-революционные вестники, сборники документов, биографические справочники и другие. Много места уделено воспоминаниям, докладам, многочисленным статьям самого Ю. П. Гавена.
Исследованные архивные документы и литературные источники дополнены и оживлены личными воспоминаниями оставшихся в живых старых товарищей Гавена, а также его родных. Всем им приношу искреннюю благодарность. Считаю своим долгом выразить особую признательность бывшим делегатам V Лондонского съезда партии: Н. Н. Накорякову, Д. Н. Бассалыго, Е. А. Киселеву, И. В. Шаурову; бывшим деятелям революции в Крыму: И. Ф. Федосееву, И. М. Полонскому, С. М. Мирному, И. Ф. Скорику, В. С. Чистякову, а также товарищам-латышам, знавшим Гавена: Л. П. Креслин, Я. П. Бирзгалу, А. К. Лынтину, В. Я. Тальберг и другим, оказавшим мне существенную помощь советом и критикой.
В. Б а р а н ч е н к о
НАЧАЛО ПУТИ
Вначале семидесятых годов прошлого века батрак Эрнест Дауман, молодой человек отменного здоровья и трудолюбия, взял в аренду у городской управы Риги небольшой участок заболоченной земли с домиком на хуторе, почти у самого леса, неподалеку от Бикерниесской церкви. Он неутомимо трудился на своем участке, рыл канавки и стоки, осушал и культивировал землю, расчищая ее от пней и кустарника, холил и выхаживал каждую пядь. Потом он по частям выкупил у города свое хозяйство. На первый взнос пошло скромное приданое жены. Миловидная умница Готлиба (Либа) не уступала мужу в трудолюбии и была замечательной хозяйкой. Дауманов знали по всей округе как людей справедливых и независимых.
Ян Эрнестович Дауман (будущий Юрий Гавен) родился 18 марта 1884 года, пятым из восьми братьев. Девятой была девочка. Ян с малых лет был приучен к труду. Он рос смышленым, наблюдательным, пытливым и чутким пареньком.
Сыновья подрастали, и казалось, жизнь на хуторе должна была наладиться с их помощью. Однако положение крестьянства в Прибалтике было очень тяжелым. Классовые отношения все более обострялись, и причин этому было немало. Тысяча с небольшим помещиков владела половиной земли, почти всеми лесами, пастбищами, мельницами; им же принадлежало монопольное право охоты и рыболовства. Баронские поместья достигали огромных размеров: у фон Фриксов — 80 тысяч десятин, у Остен-Сакенов — 90 тысяч, у фон Беров — более 160 тысяч, у фон Вольфа — в 36 имениях — около 200 тысяч и т. п. Еще одну десятую земли составляли казенные и пасторатные владения.
Помещичьи владения в Лифляндии и Курляндии занимали почти три миллиона десятин самых лучших земель, а миллион с лишним крестьян имели всего два с половиной миллиона десятин земли. Притом четыре пятых крестьянской земли составляли владения кулачества, «серых баронов». В хозяйствах кулаков имелось в среднем до 20 голов рогатого скота, по нескольку лошадей, сельскохозяйственные машины. В каждом хозяйстве работало не менее трех батраков. В помещичьих и кулацких хозяйствах края трудилось 500 тысяч батраков и безземельных крестьян-испольщиков. В крестьянском хозяйстве с пятью десятинами, как ни трудись, невозможно было сводить концы с концами. У Эрнеста Даумана было немногим больше шести десятин на стольких же едоков.
Батраку платили не более 100 рублей в год, батрачке — 50 рублей, с хозяйскими харчами. Самое большее — полтинник в день — составляла плата батраку в крупных поместьях. Причем батраки получали плату большей частью натурой; так сочеталась капиталистическая эксплуатация с чисто крепостнической. Широко практиковались отработки, оброк, трудовая и гужевая повинности, безвозмездный труд крестьян на дорожных и строительных работах в пределах поместий, разорительная арендная плата и другие пережитки крепостничества.
Остзейские бароны, среди которых было немало царедворцев, пользовались большими привилегиями. Они установили свое владычество во всем административном аппарате Лифлянд-ской и Курляндской губерний. Это было как бы продолжением семисотлетнего немецкого ига, и народ с ненавистью относился к наследникам псов-рыцарей.
К тому времени в латышском крае выросла относительно развитая промышленность, в которой иностранный капитал составлял большую долю. Почти треть всех рабочих была занята на крупных предприятиях (с числом рабочих более тысячи) — машиностроительных, судостроительных, вагоностроительных. Свыше половины рабочих сосредоточилось на крупных заводах. При этом более двух третей всей промышленности находилось в Риге. Через Рижский, Либавский и другие порты Прибалтики шла большая часть внешней торговли России. В портах и коммерческом флоте работало много грузчиков, торговых моряков, механиков и кочегаров.
Заработная плата заводского рабочего не превышала рубля в день при десяти-двенадцатичасовом рабочем дне. В легкой и пищевой промышленности заработок был много меньше, а рабочий день еще длиннее. Женский труд оплачивался почти в половинном размере оплаты труда мужчин, а труд подростка — в одну четверть. И не было никакого закона об охране труда рабочих, о санитарии на производстве, никакой фабричной медицинской помощи, а тяжелое положение рабочих на мелких фабриках и в кустарном промысле еще больше обостряло классовую борьбу, стимулировало рост самосознания трудящихся, усиливало жажду открытой борьбы против самодержавия, против помещиков и капиталистов.
Назревал революционный взрыв.
Дауманы жили небогато. На шести десятинах с такой большой семьей не развернешься. Старший из братьев — Екабс — мечтал стать люряком. По окончании городского училища он бежал из дому и поступил юнгой на парусник. Затем стал матросом на кораблях дальнего плавания. Не раз побывал он в Амстердаме, Гамбурге, Антверпене, Лондоне, Ливерпуле, Ныо-Иорке и других крупнейших портах мира. Вернувшись, он попросил прощения у родителей, которые не очень охотно дали согласие на его поступление в Рижское Мангельское мореходное училище. Но когда Екабс стал штурманом дальнего плавания, родители гордились им.
Вскоре на эту дружную семью обрушилось большое горе. Умер отец семьи Эрнест Дауман. Главным мужчиной в хозяйстве вместо отца стал второй сын — Эрнест, а младшие братья учились в Бикерниесском приходском училище и помогали по хозяйству. Либа не хотела, чтобы мальчики бросили школу.
В 1898 году в Бостоне (США) Екабс познакомился и подружился с эмигрантом-латышом, рабочим Давидом Бунджем, издателем журнала «Аусеклис» («Утренняя заря»), Одним из пионеров рабочего движения в латышском крае. С того времени Екабс стал доставлять в Ригу из-за рубежа нелегальную революционную литературу. Помимо нее, штурман Екабс Дауман привез и твердую решимость включиться в борьбу против самодержавия. В начале мая 1899 года Екабс Дауман был участником знаменитого рижского бунта, одним из организаторов майской стачки рабочих порта и матросов торгового флота.
Для Яна старший брат Екабс стал первым наставником и примером. Он сам мечтал быть моряком. В каждый приезд домой Екабс в кругу семьи рассказывал о жизни и борьбе рабочих в других странах. Екабс часто говорил младшим братьям о положении трудящихся в России, во всей Прибалтике. Екабс был почти на девять лет старше Яна, но беседовал с ним как с равным и как с единомышленником. Это поощряло любознательного и энергичного Яна.
5 мая 1899 года пятнадцатилетний Ян впервые принял участие в манифестации рабочих в Александровском саду. На его глазах полицейские и солдаты открыли огонь по безоружным демонстрантам и бросились в штыки на женщин, стариков и подростков. Было убито 5 рабочих и 21 тяжело ранен, из них 7 человек получили штыковые ранения. Ян был потрясен, увидев заколотую насмерть работницу джутовой фабрики Лавизу Карклин.
6 мая несколько тысяч рабочих собрались на улице Матиаса возле полицейского участка и потребовали освобождения арестованных накануне. Завязавшаяся стычка закончилась разгромом полицейского участка. В ночь на 8 мая братья Дауман были среди тысячи рабочих, собравшихся в парке «Аркадия» и решивших бастовать в знак протеста против расстрелов и арестов. Со слов Екабса Ян потом узнал, как в ходе стачки, начавшейся 11 мая, рабочие громили полицейские участки и фабрики. Волнения продолжались до 18 мая. Всего в те дни погибло 93 человека и 68 были тяжело ранены.
Летом 1900 года Екабс Дауман вышел в плавание капитаном старого, изношенного парохода «Юпитер». В сильную бурю старенький «Юпитер» пошел ко дну у датских берегов. Тело капитана Даумана выбросило на остров Коеринг, где он и был похоронен.
По окончании Бикерниесского церковноприходского училища Ян поступил в Мангельское мореходное училище, которое кончал и Екабс. Но по настоянию матери, остро переживавшей гибель своего первенца, Ян оставил мореходное училище и распрощался с юношеской мечтой. Надо было найти более спокойную профессию.
В 1901 году Ян при помощи своего школьного учителя Карла Яунзема поступает в Прибалтийскую учительскую семинарию в Кулдиге. В учительские семинарии шли самые демократические слои молодежи. Строгий режим в семинарии и насаждаемый там монархический дух не могли воспрепятствовать росту революционных настроений будущих учителей. В Кулдигской семинарии Ян сразу примкнул к нелегальному социал-демократическому кружку, а в начале 1902 года был принят в члены социал-демократической организации. Семинарский марксистский кружок имел свою библиотечку; библиотекарем был избран Дауман. Примерно с этого времени началась организаторская и пропагандистская деятельность Яна Даумана.
В «царский» день 6 декабря 1902 года семинаристы вместо гимна «Боже, царя храни» демонстративно запели революционные песни на латышском языке. Ян Дауман был исключен из семинарии как зачинщик этого неслыханного в стенах семинарии святотатства и как неблагонадежный, оказывающий «плохое» влияние на учащихся. Однако исключение Яна из семинарии было всего лишь каплей в широком потоке репрессий, обрушившихся на учащуюся молодежь, В том же году было исключено еще несколько семинаристов, а в начале февраля 1903 года исключили массу студентов из Рижского политехнического института. Многих выслали из Риги, в том числе и Степана Шаумяна. Волнения среди студентов происходили в соседнем Дерптском (Юрьевском) университете и в других учебных заведениях края.
Почти с начала революционного пути Яна Даумана охранка, напуганная, по-видимому, брожением в студенческой среде, начинает преследовать его. Вскоре после изгнания Яна из семинарии и отбытия его из Кулдиги начальник Курлянд-ского жандармского управления полковник Кладо, отвечая на запрос и розыскной циркуляр департамента полиции, сообщал 13 декабря 1903 года: «По розыску в Гольдингемском уезде (Кулдигском. — В. Б.) Ян Дауман там не обнаружен. Тайно обысканы два других студента, заподозренные в связи с Яном Дауманом — Ян Ниедра и Карл Карклин, за которыми установлено наблюдение на случай явки Даумана к ним, а их переписка будет переслана на усмотрение прокурора С.-Петербургского судебного округа».
Как раз в это время Ян Дауман вместе с другими социал-демократами организует в Риге на бумажной фабрике Фейтля на Югле подпольный революционный кружок, в который вовлекает лучших, сознательных рабочих. Среди организаторов кружка был и преподаватель Рижского политехнического института Янис Приедит. В кружке участвовал младший брат Даумана — Ане, его школьный товарищ Альфред Афельд, сын мелкого крестьянина-арендатора Дрейлинской волости и другие их товарищи.
Янис Приедит основал собственную фабричку искусственных мельничных жерновов, а рабочими были подобраны исключительно социал-демократы, часть которых была членами кружка. Под вывеской этой фабрики в 1905 году была организована партийная подпольная мастерская по изготовлению бомб. Братья Дауманы вскоре научились начинять бомбы и обращаться с ними. В адрес этой фабрики под видом безобидных грузов поступало упакованное в бочках огнестрельное оружие, закупленное партией за границей.
Через год после исключения из семинарии Ян сдал экстерном экзамены на звание народного учителя и получил вакантное место младшего учителя в волостной школе в Мадоне. Здесь, в Венденском уезде, он вместе с другими товарищами организует рабочие революционные кружки, закладывает основание будущей малиенской социал-демократической организации. Здесь он впервые близко сходится с учителем из Руйен Виктором Барбаном, одним из основателей социал-демократических кружков в Малиенах. Их знакомство перерастает в большую дружбу. Виктор Барбан был старше и учился в Кулдигской учительской семинарии на несколько лет раньше Яна. Позднее Барбан учился вместе с Ансом в Псковском землемерном училище и стал другом семьи Дауманов, Именно у Барбана Ян учился партийной работе.
В середине 1904 года начались повальные аресты социал-демократов в этом районе Дауман был вынужден скрываться в лесу. Затем он перебрался в Ригу. Он полностью уходит в революционную работу, активно участвуя в революционных выступлениях рижских рабочих.
Во многих городах России существовали в то время так называемые «партийные биржи». С конца 1904 года партийная биржа ЛСДРП в Риге собиралась каждодневно на канале около театра. Тут встречались многие члены партии под видом фланирующих по скверу. Здесь уговаривались о важных делах, узнавали явки и пароли, получали листовки, а нередко оружие, пачки шрифта и типографские принадлежности. Они усаживались по пять-десять человек на бульварных скамьях и проводили иногда кружковые занятия, а то затевали дискуссии по злободневным политическим вопросам.
Ян бывал тут довольно часто. Как и другие, он приходил с «барышней», за которой старательно ухаживал. Иногда, целуясь, передавал ей документы, листовки. Забавно бывало, когда юным подпольщикам приходилось «ухаживать» за великовозрастными партийками, старше их лет на десять и более. Биржа жила весьма интенсивной жизнью. Охранка до поры до времени смотрела на это сквозь пальцы, засылая на биржу шпиков, чтобы «осветить», выявить наиболее активных агитаторов и комитетчиков.
Ян Эрнестович Дауман (будущий Юрий Гавен) родился 18 марта 1884 года, пятым из восьми братьев. Девятой была девочка. Ян с малых лет был приучен к труду. Он рос смышленым, наблюдательным, пытливым и чутким пареньком.
Сыновья подрастали, и казалось, жизнь на хуторе должна была наладиться с их помощью. Однако положение крестьянства в Прибалтике было очень тяжелым. Классовые отношения все более обострялись, и причин этому было немало. Тысяча с небольшим помещиков владела половиной земли, почти всеми лесами, пастбищами, мельницами; им же принадлежало монопольное право охоты и рыболовства. Баронские поместья достигали огромных размеров: у фон Фриксов — 80 тысяч десятин, у Остен-Сакенов — 90 тысяч, у фон Беров — более 160 тысяч, у фон Вольфа — в 36 имениях — около 200 тысяч и т. п. Еще одну десятую земли составляли казенные и пасторатные владения.
Помещичьи владения в Лифляндии и Курляндии занимали почти три миллиона десятин самых лучших земель, а миллион с лишним крестьян имели всего два с половиной миллиона десятин земли. Притом четыре пятых крестьянской земли составляли владения кулачества, «серых баронов». В хозяйствах кулаков имелось в среднем до 20 голов рогатого скота, по нескольку лошадей, сельскохозяйственные машины. В каждом хозяйстве работало не менее трех батраков. В помещичьих и кулацких хозяйствах края трудилось 500 тысяч батраков и безземельных крестьян-испольщиков. В крестьянском хозяйстве с пятью десятинами, как ни трудись, невозможно было сводить концы с концами. У Эрнеста Даумана было немногим больше шести десятин на стольких же едоков.
Батраку платили не более 100 рублей в год, батрачке — 50 рублей, с хозяйскими харчами. Самое большее — полтинник в день — составляла плата батраку в крупных поместьях. Причем батраки получали плату большей частью натурой; так сочеталась капиталистическая эксплуатация с чисто крепостнической. Широко практиковались отработки, оброк, трудовая и гужевая повинности, безвозмездный труд крестьян на дорожных и строительных работах в пределах поместий, разорительная арендная плата и другие пережитки крепостничества.
Остзейские бароны, среди которых было немало царедворцев, пользовались большими привилегиями. Они установили свое владычество во всем административном аппарате Лифлянд-ской и Курляндской губерний. Это было как бы продолжением семисотлетнего немецкого ига, и народ с ненавистью относился к наследникам псов-рыцарей.
К тому времени в латышском крае выросла относительно развитая промышленность, в которой иностранный капитал составлял большую долю. Почти треть всех рабочих была занята на крупных предприятиях (с числом рабочих более тысячи) — машиностроительных, судостроительных, вагоностроительных. Свыше половины рабочих сосредоточилось на крупных заводах. При этом более двух третей всей промышленности находилось в Риге. Через Рижский, Либавский и другие порты Прибалтики шла большая часть внешней торговли России. В портах и коммерческом флоте работало много грузчиков, торговых моряков, механиков и кочегаров.
Заработная плата заводского рабочего не превышала рубля в день при десяти-двенадцатичасовом рабочем дне. В легкой и пищевой промышленности заработок был много меньше, а рабочий день еще длиннее. Женский труд оплачивался почти в половинном размере оплаты труда мужчин, а труд подростка — в одну четверть. И не было никакого закона об охране труда рабочих, о санитарии на производстве, никакой фабричной медицинской помощи, а тяжелое положение рабочих на мелких фабриках и в кустарном промысле еще больше обостряло классовую борьбу, стимулировало рост самосознания трудящихся, усиливало жажду открытой борьбы против самодержавия, против помещиков и капиталистов.
Назревал революционный взрыв.
Дауманы жили небогато. На шести десятинах с такой большой семьей не развернешься. Старший из братьев — Екабс — мечтал стать люряком. По окончании городского училища он бежал из дому и поступил юнгой на парусник. Затем стал матросом на кораблях дальнего плавания. Не раз побывал он в Амстердаме, Гамбурге, Антверпене, Лондоне, Ливерпуле, Ныо-Иорке и других крупнейших портах мира. Вернувшись, он попросил прощения у родителей, которые не очень охотно дали согласие на его поступление в Рижское Мангельское мореходное училище. Но когда Екабс стал штурманом дальнего плавания, родители гордились им.
Вскоре на эту дружную семью обрушилось большое горе. Умер отец семьи Эрнест Дауман. Главным мужчиной в хозяйстве вместо отца стал второй сын — Эрнест, а младшие братья учились в Бикерниесском приходском училище и помогали по хозяйству. Либа не хотела, чтобы мальчики бросили школу.
В 1898 году в Бостоне (США) Екабс познакомился и подружился с эмигрантом-латышом, рабочим Давидом Бунджем, издателем журнала «Аусеклис» («Утренняя заря»), Одним из пионеров рабочего движения в латышском крае. С того времени Екабс стал доставлять в Ригу из-за рубежа нелегальную революционную литературу. Помимо нее, штурман Екабс Дауман привез и твердую решимость включиться в борьбу против самодержавия. В начале мая 1899 года Екабс Дауман был участником знаменитого рижского бунта, одним из организаторов майской стачки рабочих порта и матросов торгового флота.
Для Яна старший брат Екабс стал первым наставником и примером. Он сам мечтал быть моряком. В каждый приезд домой Екабс в кругу семьи рассказывал о жизни и борьбе рабочих в других странах. Екабс часто говорил младшим братьям о положении трудящихся в России, во всей Прибалтике. Екабс был почти на девять лет старше Яна, но беседовал с ним как с равным и как с единомышленником. Это поощряло любознательного и энергичного Яна.
5 мая 1899 года пятнадцатилетний Ян впервые принял участие в манифестации рабочих в Александровском саду. На его глазах полицейские и солдаты открыли огонь по безоружным демонстрантам и бросились в штыки на женщин, стариков и подростков. Было убито 5 рабочих и 21 тяжело ранен, из них 7 человек получили штыковые ранения. Ян был потрясен, увидев заколотую насмерть работницу джутовой фабрики Лавизу Карклин.
6 мая несколько тысяч рабочих собрались на улице Матиаса возле полицейского участка и потребовали освобождения арестованных накануне. Завязавшаяся стычка закончилась разгромом полицейского участка. В ночь на 8 мая братья Дауман были среди тысячи рабочих, собравшихся в парке «Аркадия» и решивших бастовать в знак протеста против расстрелов и арестов. Со слов Екабса Ян потом узнал, как в ходе стачки, начавшейся 11 мая, рабочие громили полицейские участки и фабрики. Волнения продолжались до 18 мая. Всего в те дни погибло 93 человека и 68 были тяжело ранены.
Летом 1900 года Екабс Дауман вышел в плавание капитаном старого, изношенного парохода «Юпитер». В сильную бурю старенький «Юпитер» пошел ко дну у датских берегов. Тело капитана Даумана выбросило на остров Коеринг, где он и был похоронен.
По окончании Бикерниесского церковноприходского училища Ян поступил в Мангельское мореходное училище, которое кончал и Екабс. Но по настоянию матери, остро переживавшей гибель своего первенца, Ян оставил мореходное училище и распрощался с юношеской мечтой. Надо было найти более спокойную профессию.
В 1901 году Ян при помощи своего школьного учителя Карла Яунзема поступает в Прибалтийскую учительскую семинарию в Кулдиге. В учительские семинарии шли самые демократические слои молодежи. Строгий режим в семинарии и насаждаемый там монархический дух не могли воспрепятствовать росту революционных настроений будущих учителей. В Кулдигской семинарии Ян сразу примкнул к нелегальному социал-демократическому кружку, а в начале 1902 года был принят в члены социал-демократической организации. Семинарский марксистский кружок имел свою библиотечку; библиотекарем был избран Дауман. Примерно с этого времени началась организаторская и пропагандистская деятельность Яна Даумана.
В «царский» день 6 декабря 1902 года семинаристы вместо гимна «Боже, царя храни» демонстративно запели революционные песни на латышском языке. Ян Дауман был исключен из семинарии как зачинщик этого неслыханного в стенах семинарии святотатства и как неблагонадежный, оказывающий «плохое» влияние на учащихся. Однако исключение Яна из семинарии было всего лишь каплей в широком потоке репрессий, обрушившихся на учащуюся молодежь, В том же году было исключено еще несколько семинаристов, а в начале февраля 1903 года исключили массу студентов из Рижского политехнического института. Многих выслали из Риги, в том числе и Степана Шаумяна. Волнения среди студентов происходили в соседнем Дерптском (Юрьевском) университете и в других учебных заведениях края.
Почти с начала революционного пути Яна Даумана охранка, напуганная, по-видимому, брожением в студенческой среде, начинает преследовать его. Вскоре после изгнания Яна из семинарии и отбытия его из Кулдиги начальник Курлянд-ского жандармского управления полковник Кладо, отвечая на запрос и розыскной циркуляр департамента полиции, сообщал 13 декабря 1903 года: «По розыску в Гольдингемском уезде (Кулдигском. — В. Б.) Ян Дауман там не обнаружен. Тайно обысканы два других студента, заподозренные в связи с Яном Дауманом — Ян Ниедра и Карл Карклин, за которыми установлено наблюдение на случай явки Даумана к ним, а их переписка будет переслана на усмотрение прокурора С.-Петербургского судебного округа».
Как раз в это время Ян Дауман вместе с другими социал-демократами организует в Риге на бумажной фабрике Фейтля на Югле подпольный революционный кружок, в который вовлекает лучших, сознательных рабочих. Среди организаторов кружка был и преподаватель Рижского политехнического института Янис Приедит. В кружке участвовал младший брат Даумана — Ане, его школьный товарищ Альфред Афельд, сын мелкого крестьянина-арендатора Дрейлинской волости и другие их товарищи.
Янис Приедит основал собственную фабричку искусственных мельничных жерновов, а рабочими были подобраны исключительно социал-демократы, часть которых была членами кружка. Под вывеской этой фабрики в 1905 году была организована партийная подпольная мастерская по изготовлению бомб. Братья Дауманы вскоре научились начинять бомбы и обращаться с ними. В адрес этой фабрики под видом безобидных грузов поступало упакованное в бочках огнестрельное оружие, закупленное партией за границей.
Через год после исключения из семинарии Ян сдал экстерном экзамены на звание народного учителя и получил вакантное место младшего учителя в волостной школе в Мадоне. Здесь, в Венденском уезде, он вместе с другими товарищами организует рабочие революционные кружки, закладывает основание будущей малиенской социал-демократической организации. Здесь он впервые близко сходится с учителем из Руйен Виктором Барбаном, одним из основателей социал-демократических кружков в Малиенах. Их знакомство перерастает в большую дружбу. Виктор Барбан был старше и учился в Кулдигской учительской семинарии на несколько лет раньше Яна. Позднее Барбан учился вместе с Ансом в Псковском землемерном училище и стал другом семьи Дауманов, Именно у Барбана Ян учился партийной работе.
В середине 1904 года начались повальные аресты социал-демократов в этом районе Дауман был вынужден скрываться в лесу. Затем он перебрался в Ригу. Он полностью уходит в революционную работу, активно участвуя в революционных выступлениях рижских рабочих.
Во многих городах России существовали в то время так называемые «партийные биржи». С конца 1904 года партийная биржа ЛСДРП в Риге собиралась каждодневно на канале около театра. Тут встречались многие члены партии под видом фланирующих по скверу. Здесь уговаривались о важных делах, узнавали явки и пароли, получали листовки, а нередко оружие, пачки шрифта и типографские принадлежности. Они усаживались по пять-десять человек на бульварных скамьях и проводили иногда кружковые занятия, а то затевали дискуссии по злободневным политическим вопросам.
Ян бывал тут довольно часто. Как и другие, он приходил с «барышней», за которой старательно ухаживал. Иногда, целуясь, передавал ей документы, листовки. Забавно бывало, когда юным подпольщикам приходилось «ухаживать» за великовозрастными партийками, старше их лет на десять и более. Биржа жила весьма интенсивной жизнью. Охранка до поры до времени смотрела на это сквозь пальцы, засылая на биржу шпиков, чтобы «осветить», выявить наиболее активных агитаторов и комитетчиков.
1905 ГОД
События 9 января 1905 года в Петербурге всколыхнули Ригу. Вести о расстреле дошли до Риги уже 10 января. Федеративный комитет социал-демократических организаций выпустил 11 января листовку с призывом: «Бросайте работу! Присоединимся к всеобщей забастовке петербургских рабочих!» 12 января бастовала почти вся Рига. Демонстрации шли от завода к заводу, подымая новые отряды рабочих на стачку. Ян Дауман шел во главе одной из колонн демонстрантов. Рига никогда еще не видела такого. Двадцать тысяч демонстрантов двигались в сторону вокзальной площади по набережной Даугавы. Над морем людских голов реяли красные знамена. Митинговали. С революционными речами выступали видные деятели социал-демократии.
Когда войска преградили путь по набережной в сторону понтонного моста, людские потоки двинулись по льду реки, направляясь к железнодорожным мастерским и депо Риго-Орловской железной дороги. Полиция оказалась не в силах помешать народному шествию.
В тот незабываемый день демонстранты скандировали революционные призывы и партийные лозунги, социал-демократические ораторы произносили речи. С речами выступал и Ян Дауман.
На следующий день, 13 января, всеобщая забастовка охватила Ригу. На демонстрацию вышли, как в Питере, семьями. Центральная стачечная комиссия заранее наметила несколько сборных пунктов для демонстрации районов: на площади возле завода «Феникс», на площади Кафедрального собора в Старом городе, на площади у Ильгуцемского рынка и в других местах. К сборным пунктам были прикреплены опытные партийные организаторы. Ян Дауман возглавил колонну демонстрантов, двигавшуюся от завода «Феникс». В семь утра, как писал он в своих воспоминаниях, на площадь пришли видные деятели ЛСДРП и несколько сот рабочих. Ян Озол, Теодор Калнинь и другие ораторы в своих речах разъясняли значение забастовки солидарности. Колонна тронулась с любимой песней латышских рабочих «Кто ходит в рваных лохмотьях!».
Лифляндский губернатор получил приказ из Петербурга рассеять демонстрацию, применив оружие. На набережной Даугавы, у железнодорожного моста, более двадцати тысяч человек головной части демонстрации попали под огонь особого унтер-офицерского батальона, открывшего стрельбу без предупреждения. Поднялась суматоха, паника; часть демонстрантов, как накануне, пустилась по льду реки, но здесь их настигали пули. Было ранено и убито несколько сот человек. Многие демонстранты утонули, провалившись под лед. Солдаты, наступая шеренгами, приканчивали раненых штыками. Снег и лед покрылись кровавыми разводами. Солдаты убивали тех, кто пытался оказывать помощь раненым или вытаскивать их из-под огня.
Партийная организация, предвидя возможные столкновения с полицией, заблаговременно развернула несколько пунктов первой медицинской помощи. К ним были прикреплены врачи, сестры и студенты-медики из революционной молодежи и сочувствующих. После первых же выстрелов Ян Дауман бросился помогать раненым, перетаскивал их на ближайший перевязочный пункт. Вместе со своим школьным товарищем Оскаром Лиепинем они спасли раненного в поясницу известного поэта А. Аустриныпа, которого доставили в ближайшую больницу.
14 января Рига оцепенела в тревожной, напряженной тишине.
Бурными событиями отмечены 15–20 января. 15 января хоронили студента-большевика Константина Печуркина, убитого 13 января на набережной Даугавы. Похоронная процессия растянулась от Александро-Невского собора до Покровского кладбища и превратилась в двадцатипятитысячную революционную демонстрацию. На похороны пришло много студентов Политехнического института, преподавателей и даже некоторые профессора. Через весь центр города эти огромные массы с пением похоронных маршей и гимнов революции шли за гробом, покрытым красными знаменами и цветами.
16 января хоронили девятнадцатилетнюю работницу социал-демократку Марию Порейз и активистку Катю Фрейман, эти похороны тоже вылились в многотысячную демонстрацию. 18 января на демонстрантов, возвращавшихся с Плескодальского кладбища после похорон рабочего Звайгзне и старшеклассника Озолиня, напали казаки. Демонстрантов избивали нагайками и саблями, топтали конями. Казаки открыли стрельбу. На сей раз в ответ раздались револьверные выстрелы со стороны демонстрантов. В этой схватке Ян Дауман был ранен ударом шашки в плечо.
Для Яна, как и для всей партийной и рабочей молодежи, эти январские кровавые дни послужили хорошей школой. Они постигли истину: речей и демонстраций для свержения самодержавия недостаточно; кроме организованности и целеустремленности, нужна вооруженная сила. 21 января ЦК ЛСДРП и Федеративный комитет решили прекратить политическую стачку. В специальном воззвании ЦК ЛСДРП сформулировал основные экономические требования рабочих. На всех заводах и фабриках распространяли листовку с этими требованиями; основными из них были: восьмичасовой рабочий день; отмена сверхурочных работ; минимум зарплаты — один рубль в день, отмена штрафов; страхование от увечья, болезни и старости; отмена детского труда и труда подростков; отмена ночного труда женщин; охрана груда и улучшение санитарных условий на производстве: оплата рабочим за дни стачек:
В листовке, выпущенной ЦК ЛСДРП по поводу расстрела рабочих 13 января, озаглавленной: «Трепещите, тираны!», было сказано: «Проклятие царю и его прислужникам, убившим сотни мирных рабочих… Этим кровопийцам не избежать кары, и час расплаты с ними близок… Над залитой кровью Россией уже занимается золотая заря свободы и счастья… Вооружайтесь, товарищи!.. Смерть насильникам! Долой самодержавие! Да здравствует социал-демократия!» ЦК ЛСДРП призывал рабочих латышского края «вооружаться к будущим сражениям… И латышский рабочий класс в эту решительную минуту вместе со всеми другими народами России вступит в бой. разобьет могущество самодержавия и завоюет светлое будущее».
Когда войска преградили путь по набережной в сторону понтонного моста, людские потоки двинулись по льду реки, направляясь к железнодорожным мастерским и депо Риго-Орловской железной дороги. Полиция оказалась не в силах помешать народному шествию.
В тот незабываемый день демонстранты скандировали революционные призывы и партийные лозунги, социал-демократические ораторы произносили речи. С речами выступал и Ян Дауман.
На следующий день, 13 января, всеобщая забастовка охватила Ригу. На демонстрацию вышли, как в Питере, семьями. Центральная стачечная комиссия заранее наметила несколько сборных пунктов для демонстрации районов: на площади возле завода «Феникс», на площади Кафедрального собора в Старом городе, на площади у Ильгуцемского рынка и в других местах. К сборным пунктам были прикреплены опытные партийные организаторы. Ян Дауман возглавил колонну демонстрантов, двигавшуюся от завода «Феникс». В семь утра, как писал он в своих воспоминаниях, на площадь пришли видные деятели ЛСДРП и несколько сот рабочих. Ян Озол, Теодор Калнинь и другие ораторы в своих речах разъясняли значение забастовки солидарности. Колонна тронулась с любимой песней латышских рабочих «Кто ходит в рваных лохмотьях!».
Лифляндский губернатор получил приказ из Петербурга рассеять демонстрацию, применив оружие. На набережной Даугавы, у железнодорожного моста, более двадцати тысяч человек головной части демонстрации попали под огонь особого унтер-офицерского батальона, открывшего стрельбу без предупреждения. Поднялась суматоха, паника; часть демонстрантов, как накануне, пустилась по льду реки, но здесь их настигали пули. Было ранено и убито несколько сот человек. Многие демонстранты утонули, провалившись под лед. Солдаты, наступая шеренгами, приканчивали раненых штыками. Снег и лед покрылись кровавыми разводами. Солдаты убивали тех, кто пытался оказывать помощь раненым или вытаскивать их из-под огня.
Партийная организация, предвидя возможные столкновения с полицией, заблаговременно развернула несколько пунктов первой медицинской помощи. К ним были прикреплены врачи, сестры и студенты-медики из революционной молодежи и сочувствующих. После первых же выстрелов Ян Дауман бросился помогать раненым, перетаскивал их на ближайший перевязочный пункт. Вместе со своим школьным товарищем Оскаром Лиепинем они спасли раненного в поясницу известного поэта А. Аустриныпа, которого доставили в ближайшую больницу.
14 января Рига оцепенела в тревожной, напряженной тишине.
Бурными событиями отмечены 15–20 января. 15 января хоронили студента-большевика Константина Печуркина, убитого 13 января на набережной Даугавы. Похоронная процессия растянулась от Александро-Невского собора до Покровского кладбища и превратилась в двадцатипятитысячную революционную демонстрацию. На похороны пришло много студентов Политехнического института, преподавателей и даже некоторые профессора. Через весь центр города эти огромные массы с пением похоронных маршей и гимнов революции шли за гробом, покрытым красными знаменами и цветами.
16 января хоронили девятнадцатилетнюю работницу социал-демократку Марию Порейз и активистку Катю Фрейман, эти похороны тоже вылились в многотысячную демонстрацию. 18 января на демонстрантов, возвращавшихся с Плескодальского кладбища после похорон рабочего Звайгзне и старшеклассника Озолиня, напали казаки. Демонстрантов избивали нагайками и саблями, топтали конями. Казаки открыли стрельбу. На сей раз в ответ раздались револьверные выстрелы со стороны демонстрантов. В этой схватке Ян Дауман был ранен ударом шашки в плечо.
Для Яна, как и для всей партийной и рабочей молодежи, эти январские кровавые дни послужили хорошей школой. Они постигли истину: речей и демонстраций для свержения самодержавия недостаточно; кроме организованности и целеустремленности, нужна вооруженная сила. 21 января ЦК ЛСДРП и Федеративный комитет решили прекратить политическую стачку. В специальном воззвании ЦК ЛСДРП сформулировал основные экономические требования рабочих. На всех заводах и фабриках распространяли листовку с этими требованиями; основными из них были: восьмичасовой рабочий день; отмена сверхурочных работ; минимум зарплаты — один рубль в день, отмена штрафов; страхование от увечья, болезни и старости; отмена детского труда и труда подростков; отмена ночного труда женщин; охрана груда и улучшение санитарных условий на производстве: оплата рабочим за дни стачек:
В листовке, выпущенной ЦК ЛСДРП по поводу расстрела рабочих 13 января, озаглавленной: «Трепещите, тираны!», было сказано: «Проклятие царю и его прислужникам, убившим сотни мирных рабочих… Этим кровопийцам не избежать кары, и час расплаты с ними близок… Над залитой кровью Россией уже занимается золотая заря свободы и счастья… Вооружайтесь, товарищи!.. Смерть насильникам! Долой самодержавие! Да здравствует социал-демократия!» ЦК ЛСДРП призывал рабочих латышского края «вооружаться к будущим сражениям… И латышский рабочий класс в эту решительную минуту вместе со всеми другими народами России вступит в бой. разобьет могущество самодержавия и завоюет светлое будущее».