Баранов Андрей. Павел и Авель

   – Кто вы, прекрасная маска? – поинтересовался граф после первого круга вальса.
   – Ах, разве вы меня не узнаете? – маска жеманно захихикала. – Правда, не узнаете?
   – Решительно нет! – граф вгляделся в прорези, за которыми светились будто бы смутно знакомые глаза.
   – А ведь я…. я твой друг Вольдемар!
   Граф Г. прямо отшатнулся от неожиданности, но быстро овладел собой.
   – Ты совсем что ли свихнулся? – поинтересовался он у «девицы» вежливо.
   – Да брось, пошутить что ли нельзя? – Морозявкин глупо захихикал, и тут обнаружилось, что он уже прилично набрался горячего грога, который по самоновейшей французской моде начали подавать, дабы на машкерадах люди веселились непритворно. Граф даже удивился, как же это его приятель все еще держался на ногах. Между тем Морозявкин выглядел весьма довольным собой.
   – Пойдем на воздух, тут такая жара… я аж взопрела! То есть взопрел… Ты бы видел, как ко мне клеились – никогда не имел такого успеха мужчиной, как теперь, став на время женщиной.
   – Немедленно опять стань мужчиной! Я тебе не Генрих Валуа какой-нибудь, чтобы превращать дружбу с приятелями в любовь! – Граф Михайло не желал давать волю всевозможным извращениям и излишествам.
   Приятели вышли на балкон. Звездная ночь глядела на них тысячами небесных глаз. Свежий воздух отрезвил кружащиеся головы.
   – Зря, зря, я мог бы быть твоим любимым фаворитом! – Морозявкин вздохнул. – Но ты лучше послушай, что я тут разнюхал! Право, женщиной быть гораздо удобнее. Знай, раздвигай ножки – только соображай перед кем!
   – И перед кем же ты успел? – Граф Г. перешел на совсем уже черный юмор.
   – Брось, ты же меня знаешь. Я только немного развлекаюсь, да. И хочу продолжить нашу приключенческую стезю. Но, кажется, и стараться особенно не придется… Так вот, я узнал, что…
   Но графу Г. так и не удалось узнать, что же услышал Морозявкин и от кого. На террасу неожиданно выкатился вдребезги пьяный гвардейский офицер Преображенского полка и немедленно начал орать страшным басом.
   – Ах вот ты где! Мерзавка, шлюха чертова, изменщица коварная! Только отвернулся – а ты уже шастаешь с другим!
   – Я вас не знаю, сударь! Впервые вижу! – Морозявкин попытался убежать от разгоряченного вином гвардейца, но тот крепко вцепился ему в платье.
   – Я не потерплю, чтоб надо мною издевались! Затронута моя офицерская честь!
   Граф немедленно выступил на защиту «дамы».
   – Милостивый государь, вы наглец!
   – Кто это наглец? А скажите мне, граф, вас никогда не били в морду?
   – А в чем причина сего вопроса?
   – А в том, что мне видите ли очень хочется это сделать!
   – Ну если вам так хочется… почему бы и не попробовать? – граф всегда был чуток к желаниям и сокровенным чаяниям ближних своих, даже сели видел их в первый раз в жизни.
   – А вот и попробую! – с этими словами гвардеец сжал огромный кулак и постарался нанести чудовищной силы удар.
   Однако граф Г. ловко уклонился и небрежным с виду движением перебросил здоровяка через перила вниз, в сугробы. Крик его быстро замер в темноте. Когда же граф, насладившись зрелищем барахтавшихся в снегу ног, обернулся к Морозявкину, желая похвастать своей ловкостью и сказать что-то вроде «видал как я его», он обнаружил, что хвастаться не перед кем – того уже не было рядом. Рядом вообще никого не было – только почерневшее небо, почему-то потухнувшие окна дворца, в котором перестала играть музыка, огромные вороны, которые каркали над ухом. Граф вбежал во дворец – там только кружили черные тени, и более не было никого. Секунду он смотрел на все это остановившимся взглядом, а затем потерял сознание.

Глава 7, в которой граф Г. впервые слышит про Черного барона

   Туманное и седое утро застало графа Г. в неопределенном месте и в неопределенной позе. Несколько секунд он лежал с закрытыми глазами, не решаясь их открыть. А когда он все же продрал их, то обнаружил себя лежащим в собственной постели. Рядом сидела какая-то дама. При ближайшем рассмотрении она оказалась мамзель Лесистратовой. Лизонька читала книжку, тихо перелистывая хрустящие страницы. Граф небрежно застонал, желая прилечь к себе внимание. Девица подняла голову.
   – Ах, граф Михайло, вы очнулись? Слава Богу!
   – Что случилось? Как я попал сюда?
   – Мы нашли вас перед дворцом на снегу… вы так замерзли! Просто ужас. Пришлось спасать, везти домой, растирать водкой, не могли понять что же с вами стряслось… Ах, можно ли так много пить? – Лизонька произнесла это с нравоучительными интонациями в голосе.
   – Нельзя, но приходится… Да хотя что же, вы думаете что я спьяну там валялся? Да я ни капли! Вообще ничего не помню. Помню что повздорил там с одним… господином… а потом пустота…
   – Пустота! Шампанское, рейнское, токайское и конечно пустота потом! Это так естественно!
   – Нет, я…
   – Бесполезно оправдываться. Ну и раз вы проснулись наконец, вам следует знать, что князь очень хочет вас видеть.
   – Это еще зачем? – граф Г. закатил глаза и болезненно поморщился, но на Лесистратову это почему-то не произвело ни малейшего впечатления.
   – Вставайте, граф! Вас ждут великие дела. Камзол и бриджи на стуле.
   Делать нечего – пришлось вставать и идти. Более всего графа нервировало то, что было не вполне понятно, что же произошло. Он не желал верить в мистику, но тут трудно было придумать правдоподобное объяснение. Одевшись и наскоро умывшись, он предстал пред очи князя.
   На этот раз Александр Борисович был мрачен как никогда ранее. Вице-канцлер неожиданно потерял весь свой, казалось бы, неотъемлемый лоск, как-то поблек и пожух. Даже бриллиантовые пуговицы на камзоле потускнели. Он стоял у стола кабинета, тяжело опершись на его край, и вовсе не смотрел в сторону графа Михайлы.
   – Ваше сиятельство, что случилось? – вопросил граф Г. в крайнем недоумении. – Вы вчера выбрали не ту табакерку к костюму?
   Тут надобно заметить, что в светских кругах частенько вспоминали забавный случай, когда князь Куракин во время карточной игры у покойной императрицы проигрался в пух и прах только потому, что ему стало дурно – он неожиданно обнаружил ужасную ошибку камердинера, из-за которой его перстень не соответствовал табакерке, а табакерка платью. Впрочем остальные гости видимо не отличались столь тонким вкусом и ничего не заметили. Табакерок же у «бриллиантового князя» насчитывалось полторы сотни.
   – Куракин несколько секунд молчал, как бы собираясь с мыслями.
   – Ты вопрошаешь меня что случилось, Михаил? Случилось страшное. Вчера в Гатчинском дворце пропала шкатулка с завещанием – пророчеством нашего провидца, Василия. Караул ничего не помнит. Государь в шоке. Я как в тумане.
   – Но… как такое возможно? – граф был в недоумении.
   – Не знаю! – князь был раздражен и не собирался этого скрывать. – Шкатулка с царским завещанием была взломана, шелковый шнур вокруг нее сорван, столбики опрокинуты, все часовые валялись в беспамятстве. Вот что, граф Г., я немедленно отправляю тебя в погоню. Ступайте, сударь, и без тетради не возвращайтесь.
   – В погоню за кем, ваше сиятельство, есть ли какие-либо следы похитителей? – граф как всегда был дотошен.
   – Да, негодяи наследили! Кажется, мы даже знаем кто это был…. – князь неожиданно перешел на шепот.
   – Вот как? И кто же? – граф весь обратился в слух, боясь пропустить хоть слово. Князь Куракин огляделся вокруг, убедившись что их никто не подслушивает, проверил, плотно ли прикрыта дверь, и наконец прошептал:
   – Это… это… это Черный барон.
   Так граф Г. впервые услышал мрачное имя Черного барона, наводившее ужас на светские гостиные не только Санкт-Петербурга, но и всей Европы. Впоследствии ему не раз пришлось пожалеть о том, что он вообще ввязался в эту историю.
   – Черный барон? Что это за странное прозвище?
   – Он… ну видишь ли, дружочек… так именуют некоего человека, обычно одетого во все черное. По манерам и обхождению он дворянин, аристократ, говорит на французском, английском, немецком, португальском, да еще на десятке языков и на всех как на родном, так что даже не поймешь, откуда родом и какой нации. Он часто появляется на различных приемах и в светских салонах, обычно никто не узнает его сразу, даже те, кто слышали о нем истории, уже ставшие легендой, – князь закашлялся и отвел взгляд.
   – Но чем же он так знаменит? Разве он лишь расхаживает по гостиным и отпускает дамам комплименты?
   – Ах, если бы… Я расскажу тебе одну историю, для твоего образования в сей деликатной сфере. Несколько лет назад в посольстве одной европейской страны произошел престранный случай. Король этой страны прислал нашей матушке-императрице важнейшую бумагу – письмо с предложением военного союза. Письмо сие должно было быть доставлено в императорский дворец, и о том было известно. Однако наутро курьер не прискакал. Послали к воротам драгунов – те вернулись и докладывают, что, дескать, ворота распахнуты настежь, а никого не видно. Переполошились, собрали экспедицию, поскакали целой кавалькадой – и из полицейской части, и гвардейцы, и министры. Зашли внутрь – а там все лежат вповалку, будто спят. Пригляделись – кто без сознания, кто дремлет, а некоторые…
   – Что-с некоторые? – граф нахмурился. Князь зябко поежился и досказал.
   – Некоторые, сударь ты мой, мертвые, совсем неживые. Лица сморщенные, волосы седые клочьями, и даже платье истлело. Ружья ржавые у солдат. А ведь всего сутки прошли, не более…
   – Сказки! – граф Г. не был склонен верить в мистику. – Кто это видел своими глазами?
   – Кто своими глазами видел, тех уж на свете нет. Но все правда… вот с тех пор и пошла легенда о том, что черный барон умеет останавливать время. И сам не старится. Сколько уже веков прошло, а он все тот же.
   – Вы думаете, что именно он побывал тогда у посланника? Но зачем?
   – Более некому. Тут видишь ли, маленький нюанс. Говорят, что барон не только владеет временем, но и не любит, когда кто-то на него покушается. В посольстве же лежал такой указ, который мог целую эпоху изменить! И возможно сие не понравилось барону и его хозяевам…
   – Хозяевам? Выходит, что этот барон действует не один? – удивился граф Михайло. Но князь Куракин не поддержал эту тему.
   – Я и так слишком уж много тебе сказал! Для тебя важно знать самое главное – завещание Государя нашего, она же секретная тетрадь пророка доморощенного Василия, ставшего ныне монахом Авелем, многим не по нраву. Сам посуди, зная будущее нетрудно его и изменить, а не только предвидеть. Хранители времени этого не потерпят. А впрочем, Бог знает, кому все это понадобилось, я-то не провидец. Но вчера во всех дворцах разом, и в Гатчине, и в Зимнем, и в прочих, в полночь повсеместно у людей сделалось как бы помутнение рассудка, такой вот машкерад. Видно барон разгневался на нас, и в сей суматохе тетрадь и умыкнул. В общем, найди его! Паспорта я тебе выпишу, поедешь за границу. Там он, не иначе.
   – А может быть я возьму Вольдемара?
   – Да бери ты своего Морозявкина, подавись им! – Обычно любезный Александр Борисович сейчас несколько разволновался. Только скачите во весь опор. Да, и око генерал-прокурора, девица Лесистратова тоже с вами поедет.
   – Благодарствую! А вот что мне в голову пришло… Нельзя ли заставить этого самого пророка еще раз все записать? Ну что ему стоит?
   – Это вряд ли… Сие божие откровение, и дважды не повторяется. А впрочем, попробуй! А потом пулей назад. Перед выездом тебя еще ждет аудиенция. Высочайшая! Поспеши.
   Граф Г. поклонился и вышел из княжеского кабинета. Через некоторое время он вспомнил о Морозявкине. Со всей этой суматохой он несколько забыл о нем, а ведь не видел друга Вольдемара уже… постойте, когда ж они с ним виделись в последний раз? Ах да, на балу… во дворце… что-то он кажется, пытался ему сообщить… только вот что? Решительным шагом граф пустился на поиски приятеля.
   Сначала он надеялся его найти в его комнате, затем в комнате горничной Надин, потом перенес свои поиски в кладовую, куда Вольдемар частенько наведывался как в собственную, но все было напрасно. Тогда граф решил расспросить слуг. К его удивлению, никто ничего не знал. Он наведался в конюшню, в погреба, даже в сарай, где хранилось сено, но все было напрасно.
   Огорченный Михайло стал вспоминать. Последний раз он видел Вольдемара на том злополучном балу, где тень Черного барона погрузила всех в беспамятство. Он кажется что-то хотел сказать ему, но помешал подвыпивший гвардеец (убить мало мерзавца), а потом… время остановилось? Неужели такое возможно? Нет, вздор. Но где же Морозявкин? Замерз ли в снегу, убит ли темными силами, да не черт же его унес, в самом деле?
   За этими рассуждениями граф Г. вернулся в теплый дворец и еще раз напоследок зашел в комнату, где квартировал Вольдемар. Окинув все взглядом и отметив следы чудовищного беспорядка, который, впрочем, уже частично уничтожила горничная, он хотел было выйти вон, как вдруг заметил под кроватью рыжий кончик ботфорта. Он наклонился и попытался было достать сапог, но не смог сдвинуть его с места. Потянув сильнее, он к своему крайнему изумлению увидел, что в ботфорт вдета чья-то нога. Дернув изо всех сил, он извлек из под кровати все тело – это был друг Вольдемар! Бог весть как он тут очутился и почему его никто не заметил, но радости графа Михайлы не было предела. «Пьяная свинья, но все же нашелся! Неужели не проспался до сих пор – а, впрочем, жив и слава богу…» – с этими мыслями граф перевернул лежащего на спине Морозявкина лицом вверх – и в ужасе отшатнулся прочь.
   Морозявкин был совершенно седой. Более того, он ужасно побледнел и осунулся, постарев лет на десять. Черты лица его иссохли как у египетской мумии. Граф, оправившись от первого шока, начал трясти его и хлестать по щекам, а затем даже влил ему в горло несколько капель вина из бутылки, которая к счастью стояла неподалеку. Через несколько глотков Вольдемар уже самостоятельно вцепился в бутылку высохшей рукой.
   – Где я? Что со мной? – прошамкал он дребезжащим старческим голосом.
   – Вольдемар! – срывающимся голосом возопил граф. – Что с тобою случилось!? Ты что-нибудь помнишь? Почему ты не вылезал? Как ты вообще попал сюда?
   – Не помню…
   – Ты что-то хотел мне сказать? Там на балу? Помнишь?
   – Не помню… все стерлось…
   – Вспомни! Постарайся! Это связано с Черным бароном, да?
   При последних словах Морозявкин вскрикнул и потерял сознание. Перенеся на кровать, граф Г. снова отхлестал его по полуистлевшим щекам, набрал в рот вина и брызнул Морозявкину в лицо. Когда тот очнулся, граф выдохнул, перебрался на середину комнаты, скрестил руки на груди и задумался. Через некоторое время он решительным шагом вышел приказать седлать лошадей и найти Лизу Лесистратову.
   Найдя ее, он объяснил, что медлить нельзя ни минуты, что с Вольдемаром случилось какое-то несчастье и что надо одеваться и скакать в монастырь к пророку немедля, с тем чтобы по возвращении снова скакать, но уже за границу. Обычно упрямая, мамзель Лесистратова на сей раз довольно легко вняла настойчивым объяснениям, и потратила на одевание и сборы всего лишь час времени, что для дамы в ту эпоху означало прямо одеться по пожарной тревоге, так что уже вскоре они бок о бок скакали по серым петербургским улицам. Добравшись на вспененных лошадях до монастыря, они почтительнейше испросили аудиенции у епископа и через кратчайшее время очутились в скромной келье новопостриженного иеромонаха Авеля.
   Однако пророк принял их на этот раз совсем неласково. Наконец приняв долгожданный постриг, он решил, что цари земные более уже не могут ему дать ничего.
   – Зачем пожаловали? – осведомился он сварливым голосом. Я все уж выложил, что знал…. сухой я и выжатый, аки пустая березка после весны…
   – Мы… Василий… видишь ли тут дело какое… – забормотал граф с невесть откуда взявшимся и совершенно несвойственным ему смущением..
   – Знаю, знаю, все мне ведомо, провидцу… поперли бумажки-то, расхитили? – пророк захихикал в нечесаную бороду.
   – Ну да… и…. – продолжил было мямлить граф.
   – И хотите чтоб я помог их найти, да? Шиш вам! – перебил монах злобно сверкнув очами.
   – Нет, не найти. Мы и сами найдем. А может ты Василий, сын Васильев, еще раз нам все перепишешь? – более смелая Лиза пришла на помощь графу Михайле.
   – Вот еще! По указке работать не желаю, хоть бы и царской… Никак сие новозможно. Нереально, однозначно. – безапелляционно заявил Васильев сын, проигнорировал Лизаветину смелость.
   – Ну ради нас! Александр Борисович просили, лично-с… – с удвоенной силой заканючил немного освоившийся граф, и как-то неловко скособочившись поклонился.
   – Ну разве что… Бог с вами, уж напоследок-то попробую…. сейчас, сейчас… – сменил гнев на милость несколько опешивший пророк.
   Он уселся в позу мыслителя, которую вряд ли где ранее видел, и закатил глаза. Присутствующие почтительно замолчали. Затаив дыхание, граф Г. и Лиза Лесистратова смотрели на попытку Василия вот так, по заказу почтеннейшей публики, услышать божие откровение и ангелов господних. Однако их ждало разочарование. Правда монах Авель трясся как припадочный и закатывал глаза, но его бессвязное бормотание не проясняло картину грядущего. Удалось разобрать только отдельные странные возгласы «Главное нАчать, и процесс пошел! Вот ведь какая загогулина получается, понимаешь! Ведите себя прилично! И ручку отдайте!», причем произносил их Авель почему-то разными голосами, и иногда путал ударения. От напряжения у графа Михайлы заболели уши. Лиза же все спешно записывала в особый блокнотик, отчаянно скрипя и брызгая гусиным пером, а перечтя тихо засмеялась.
   – Василий, голубчик, что это? Что сие значит? – уточнила она.
   – Это цари грядущего так будут говорить…. Откровение из будущих веков… – пояснил Василий, опамятовавшись и утирая лоб грязным платком.
   – Цари? Да полно тебе, у нас в губернии так и крестьяне не говорят! – Граф Г. сильно разгневался. – Скажи ясно – можешь ты вновь бумаги тайные записать?
   – Я уж сказывал, а для зело одаренных графьев и князьев повторюсь – не могу-с! Ясно ли, сударь мой? Нет, и не просите! Я как чистый листок, не помню более ни строчки! Написал на бумаге да и позабыл все тут же… Пока не будет мне нового откровения – не могу, – пророк насупился и повалился на узкую кровать кельи, давая понять, что прием окончен.
   – А когда ж оно будет, новое откровение-то? – Лиза была настойчива.
   – А кто ж его знает, господа нашего. Может через месяц, может через год, а может и вовсе не быть. На все Его воля. Да мне стараться лишний раз никакого резона нету, нету. Вот посудите сами – напишу я предсказание, а там, в будущем, какой-нибудь черномазый сукин сын, прохиндей выищется да на мне карьеру сделает, а зачем оно мне надо? Найдет мою тетрадку да и станет по ней всем предсказывать направо и налево, а у самого провидческого дара ни на грош-копейку! Тьфу! – пророк заранее высказал свое презрение к предполагаемому жулику-плагиатору.
   – Тут еще одно дело… приятель мой, Вольдемар… с ним несчастье случилось… – решил сменить тему граф.
   – Постарел преждевременно? Как я и предсказывал? А не надо было смеяться… Да-с, не надо! Над своей судьбой-судьбиной смеяться-то грешно… – внезапно оживившись хмыкнул пророк.
   – Постарел в одночасье, а как помочь – не знаю, – граф Г. помрачнел.
   – А ты дай ему пока крестик животворный с Иерусалима… где-то у меня тут валялся… А, вот он! – Василий приподнялся на своем ложе, порылся в тряпице на комоде и достал небольшой крест темного серебра. – Окончательно же снять заклятие может лишь тот, кто наложил его… Ну все, прощай, батюшка. Более ничем помочь не могу. – Василий возлег обратно, отвернулся к стенке и демонстративно захрапел.
   – Лиза, пошли! Нам нечего тут делать более! – сурово сказал граф.
   В полном молчании они вышли из кельи, прошли двор и ворота, сели на коней и поскакали по серым петербургским улицам. Погода из зимней стала какой-то слякотной и мерзкой. Впереди предстояло увлекательное путешествие в Европу, но оно почему-то не радовало. Прискакав к знакомому зданию на Невском проспекте, охотники за предсказаниями спешились, но к графу Г. немедленно подошел слуга князя. Граф последовал за ним, и вот он уже оказался в золоченой княжеской карете с гербом.
   Миг – и холеные лошади, дыша паром из ноздрей, домчали их в Гатчинский дворец. Пройдя анфиладу залов, граф Г., следуя за князем Куракиным, оказался в маленькой приемной. Дежурный офицер пригласил их войти – и впервые изумленный граф увидел восходящее солнце новой русской политики, его императорское величество Павла Петровича, самодержца всероссийского.
   Ранее граф Г. видел Павла Петровича только издали, на балах и парадах, так как и сам граф, и будущий император нечасто появлялись в Санкт-Петербурге. Теперь же у него появилась возможность разглядеть его поближе. Император был низок ростом, некрасив лицом, но в движениях его ощущалась бешеная энергия. При появлении в дверях князя Куракина и графа Г. он вскочил как ужаленный и резко указал им на их место подле трона.
   – Известно ли вам, граф, что именно у нас пропало? – осведомился император.
   – Ваше величество, я слышал… Князь мне все рассказал.
   – Вот как! Александр Борисович вам уже все рассказал! Превосходно… Князь в последнее время слишком много говорит, я замечаю… да-с!
   – Ваше величество, я… – начал было говорить Куракин, но царь остановил его взмахом руки.
   – Я еще не окончил речь. Итак, пропал важнейший предмет – секретная тетрадь, выкраденная у нас при загадочных обстоятельствах. В то время как я не покладая рук тружусь над устройством нового порядка в России, да что там – и во всей Европе, какие то негодяи, мерзавцы, воры срывают мои великие планы! Откуда они узнали про мое завещание, про сию тетрадь? Кто рассказал, кто выдал тайну?! – все больше распалялся император.
   – Мы найдем их, ваше величество… мы… – снова начал князь Куракин, но опять император не дал ему закончить.
   – Гармония мира, вот чего мне не хватает! Мир утратил гармонию! Император должен быть прежде всего рыцарем… Вместо войн лучше вызывать на дуэль. А революционные идеи, ветры дующие из проклятой Франции, нужно вырвать с корнем! А мне мешают… Но я найду способ объединить народы и империи. И вы мне в этом поможете, граф. Куда бы не поехали негодяи, завладевшие нашим сокровищем, повелеваю – следуйте за ними неотступно! Верните тетрадь, и меня не интересует способ, каковой вы для этого сочтете нужным избрать. Через месяц или через год, но она снова должна очутиться здесь, на этом вот столе! И тогда гармония вновь вернется в сей мир. Идите, я не держу вас далее.
   Граф Г. низко поклонился и на цыпочках почтительно вышел из залы. Он подождал у двери не более пяти минут, когда за ним выскочил князь Куракин, отирая лоб тонким белоснежным платком. Платок быстро отсырел, как после бани.
   – Вот что, голубчик граф. Скачи-ка ты побыстрее! Государь гневается… Ждать нечего, паспорта тебе уже готовы. Только заедешь к себе, переоденься да и езжай.
   – Слушаюсь, ваше сиятельство! – только и сказал граф Михайло и не медля ни минуты вышел из дворцовых покоев.

Глава 8. Галопом по Европам

   Доскакав обратно до дворца князя, где проходил его затянувшийся петербургский постой, граф спешился и войдя с мороза в теплый дом, начал мучительно решать техническую, но важную задачу – брать с собой Морозявкина или не брать? Его форма не внушала доверия в предстоящей экспедиции.
   Однако зайдя к нему и применив решительные меры в виде прикладывания крестика к устам, лбу и прочим членам внезапно постаревшего друга, граф был поражен на сей раз чудесным обратным превращением – седина на висках Вольдемара как будто куда-то смылась, щеки порозовели, морщины разгладились, словом он выглядел уже не на семьдесят лет, как недавно, а всего-то на сорок с гаком. Даже может быть и тридцать девять, как у иных дам, которые не решаются перешагнуть заветную планку много-много лет, а то и десятилетий. В общем в таком виде он казался вполне годным к дальним странствиям, которые несомненно предстояли.
   Мистические и ужасные силы переполняли сей мир, это было несомненно, но с ними предстояло бороться, а главное – найти заветную тетрадь, в коей может быть заключалось все будущее государства российского и его окрестностей. Сам император был озабочен судьбой сей потешной на первый взгляд писульки, а император был царем всея Великия, и Малыя, и Белыя, и прочего. Поэтому взгромоздившись на коня, помогая сесть Лизоньке и подсадив все еще нетвердо держащегося на ногах Морозявкина, граф Г. первым делом осведомился:
   – А куда же мы, кстати говоря, сейчас поскачем? Куда ведут следы злоумышленников?
   – Следы ведут…. ах, граф, следы ведут в Чухонь! И паспорта нам уже выписаны.
   – Следы… черного ба…? – начал было граф, но мамзель Лесистратова оборвала его громким шепотом.
   – Не называйте его вслух! Его нельзя называть. Это очень опасно. – при этих словах глаза Лизоньки внезапно округлились и нос будто бы стал острее.
   Мисс Роулинг еще не написала тогда своего «Гарри Поттера», таким образом эта фраза еще не успела стать сакраментальной. Тем не менее, граф Г. недоверчиво усмехнулся.
   – Ну что за глупости, Лизончик! Не дьявол же он, в самом деле. Да и все эти фокусы с остановкой времени – наверняка какая-нибудь ерунда! Может он ужасный гипнотизер или травит всех сонным зельем… я скорее поверю в это, чем во всякую мистику, которой пичкаете меня вы и князь Куракин!
   – Это вовсе не глупости! Это очень страшно. Да полно вам спорить, взгляните хотя бы на вашего друга Вольдемара – он же поседел за одну бальную ночь…
   Граф посмотрел на Морозявкина. Тот держался молодцом, скакал почти не держась за луку седла, но действительно оставался совершенно седым.
   – Ну может он поседел от страха, кто знает? Шок, испуг… не скрою, на какое-то мгновение я и сам испугался. Этот вихрь… может просто снежная буря? А негодяй барон воспользовался, украл нашу тетрадь и…
   – Ерунда. Никакой бури не было. Я помню, – неожиданно открыл рот друг Вольдемар, и его по-прежнему скрипучий голос несколько сбил с графа с оптимистического настроя.
   – Ну не было так не было… Ладно, погнали! – с этими словами граф Михайло пришпорил вороного коня и кавалькада помчалась во всю прыть по разбитой дороге в направлении будущей финской границы.
   Въезд в «Чухонь неумытую» произвел на путников самое приятное впечатление. Аккуратно одетые крестьяне смотрели на них по сторонам дорог, правда графу показалось, что глядели они без всякого одобрения. Дело в том, что хотя Финляндия тогда еще и не входила полностью в состав Российской империи как Великое княжество Финляндское, но часть и без того небольшой страны Россия уже успела поглотить, по Ништадскому миру Выборгскую губернию и по Абоскому миру, завершившему русско-шведскую войну, кусок до Кюменя. Так что легкая нелюбовь трудолюбивых но глупых чухонцев к новым хозяевам была вполне объяснима. Северная война пронеслась по здешним местам почти столетие назад, и с тех пор императоры и императрицы не оставляли вновь присоединенные губернии своим вниманием, всегда выдумывая что-нибудь новенькое.
   К счастью и в Финляндии имелись трактиры. Иногда графу Г. даже казалось что вся походная, да и светская жизнь состоит из перемещений из одного кабака в другой, разумеется если не считать дуэлей, драк, светских раутов, романов с красавицами и свинских интрижек с горничными, и прочей отвлекающей ерунды. Во всем чувствовалась основательность и уют, Первым городом, в котором они решили остановиться на ночлег, был городок с обычным финским названием Лаппеенранта, крупный по местным меркам. Как раз в августе 1741 года под Лаппеенрантой шведы потерпели от российский войск преужасную конфузию, поэтому по Аббосскому мирному договору городишко вместе с землями до реки Кюмене перешел под власть двуглавых орлов. Раскинулся он на берегу живописного озера Сайма. Собственно когда-то это было всего лишь торговое поселение и вообще спорная территория.
   Граф Г. решил сочетать приятное с полезным и пожелал насладиться всеми достопримечательностями края одновременно с погоней за таинственным Черным бароном, чьего имени нельзя было произносить вслух и в существовании которого он уже начал было сомневаться. Весь личный состав маленькой экспедиции, вырвавшись из объятий Петербурга, тоже казалось настроился на более веселый лад. Серая хмарь морского воздуха с Финского залива была уже временно забыта, в природе одержал верх зимний озерный аромат. На берегу озера расположилась почти новая, построенная десяток лет назад, православная церковь. Граф, увидев ее, снял шляпу и набожно перекрестился. Заметив это, мадемуазель Лесистратова улыбнулась загадочной улыбкой Джоконды.
   – Как, граф Михайло, разве вы верите в господа?
   – Я истинно верующий сын церкви! – горячо откликнулся граф на маленькую провокацию.
   – Не могу поверить! О вас ходили такие слухи… При таком успехе у женщин верить следует скорее в дьявола, чем в сына господня!
   – О, что вы, Лизонька, какой успех… все это было в далекой – кгм – молодости. А сейчас одни воспоминания, – поскромничал граф Г… – А что касается веры, то воистину только господь спас меня от преждевременной женитьбы. Так что я с тех пор горячо уверовал!