Страница:
Костюшко доблестный, весь кровью истекая,
"Finis Poloniae" ты скорбно возгласил.
И смерти стал искать, - тогда господь следил
За подвигом твоим с высот блаженных рая,
И, троны царские на гибель обрекая,
Твое геройское он сердце пощадил!
Так будет с родиной - мы видим все пример твой,
С твоею Польшею, невинной горькой жертвой,
Она, как Иисус, свершает крестный путь.
И вот уже в пыли истерзанное тело,
И кажется, что жизнь давно уж отлетела,
Но бог ее хранит, чтоб жизнь в нее вдохнуть!
1830
Он так сказал:
- Когда и я войду в семью
Тех доблестных бойцов за нашу честь и право,
Что отдавали жизнь в губительном бою
Иль по ступенькам шли на эшафот кровавый,
То имя пусть мое в моем родном краю
Как эхо прозвучит, пусть разольется лавой,
И новые борцы пусть отомстят со славой
Проклятым палачам за молодость мою!
О светлая душа, в эфире пребывая,
Спокойна будь: в цепях Ирландия родная,
Но у нее с тобой неразрушима связь -
В ней ненависть к врагам и крепнет и мужает,
Ведь в мире ни господь, ни люди не прощают
Кровь, что неправедно однажды пролилась!..
1825
То были дни, когда дорогой неуклонной
Людей на подвиги святая честь вела!
Тогда-то Байрона орлиные крыла
Сломилися в борьбе за славу Парфенона.
Но чтоб продлить его не песни, а дела,
Изгнанник горестный из отческого лона,
Ты, Санта-Роза, встал - и смертная стрела
Вонзилась в грудь твою, и ты упал без стона!
О, слава Греции! О, горестный недуг!
О, дивные моря, в которых гордый дух
Родится из волны подобьем Афродиты,
Те дни так далеки от наших серых дней,
Как будто на земле нет более цепей,
Которые еще народом не разбиты!
1859
У нас жеманная пустая молодежь
Справляет по ночам за кутежом кутеж,
Лишь к богу золота любовью пламенея.
А там, в Америке, на черный эшафот
Стопой недрогнувшей седой старик идет,
Чтоб жизнь свою отдать за светлую идею!
И не за свой народ он проливает кровь,
Не за свою страну берет оружье в руки -
И сыновей своих благословил на муки
За племя горькое бесправных бедняков.
О дети черные Америки! То имя
Пророка ваших прав должно бессмертным стать.
Когда вы будете победу ликовать,
Прославьте дух его напевами своими!
1830
Смерть за отечество - достойная судьба.
Корнель
Пусть в голосе моем вам прозвучит хвала,
О вы, бойцы трех дней, родные парижане,
Кто злым предательством был обречен заране,
Чья кровь на жертвенник закона потекла!
О храбрые сердца - вас дрожь не проняла,
Когда раздался залп и грозное жужжанье -
А были там не все герои по призванью,
И на иных печать отверженья была.
Возможно... Но господь своею мерой судит,
За вдохновенный миг он все грехи забудет,
С душ ваших смыли грязь кровавые струи.
О вы, бойцы трех дней! В день страшного расстрела
Свобода пламенем очистить вас успела -
Вас небо приняло в объятия свои!
Перевод А. Арго
Я ныне смерть пою, к людским мольбам глухую,
Но в жалобу и плач стихи не облеку я,
Хулу в стихи не приведу -
Я буду петь ее торжественной хвалою,
Как на заре поют светило огневое,
Румянящее дол, потемкам на беду.
О смерть! Нет никого нигде, во всей вселенной,
Кто пред твоим лицом от радости б расцвел;
Дрожат синица и орел,
Немеет лев, и сын Адама, бренный,
Бледнеет, лицезря твой грозный произвол,
А между тем лишь ты заботой неизменной
Одна спасаешь нас от зол.
Какой кормилице и матери сравниться
С тобой в умении дитя угомонить?
Какому лекарю доступно научиться
Такие снадобья могучие варить?
Какой стальной клинок, какая шпага может,
Как ты, рассечь густую сеть,
Которой прежде, днесь и впредь
Старуха-нищета и рабство нас треножат?
Когда остыл в груди бессмысленный порыв,
Твоя рука легко черту подводит бою;
Когда ушел прилив и отшумел отлив
Страстей, огонь и пыл унесших за собою,
Ты, ты одна ведешь нас к вечному покою,
Движенье волн морских навек остановив.
К иным приходит жизнь в сияющем обличье,
И власть державную дает
Иной судьбе внезапный взлет,
И вся земля дрожит в лихом победном кличе -
Но только смерть дает верховное величье;
Резцом ваятеля она мягчит черты
И одевает все покровом красоты.
Все то, что свершено в предсмертные мгновенья,
Божественных высот несет напечатленье,
Самоотверженность и вдохновенный труд
Пред гробовой доской не знают жалких пут.
А крик, пронзивший даль окрестностей Голгофы,
Ужасный вопль того, кто в муках в смерть вступал,
Знаменовал конец всеобщей катастрофы,
Страшней которой мир не знал.
Перед тобою, Смерть, владычица седая,
Мы виноваты тем, что горек нам твой лик,
Что, от него глаза руками укрывая,
Как дети, голося и уши зажимая,
Мы гоним прочь твой вид и крик.
По справедливости - тебя должны мы славить:
Твоя рука одна умеет обезглавить
Злокозненную боль, тиранящую нас,
И в огненной печи все горести расплавить,
Когда пробьет последний час.
Тебя пристало петь, когда бесчестье душит
Все добродетели и все устои рушит,
Когда, коверкая умы,
Преступные дела огонь сознанья тушат
И отправляют мир в пучину гнусной тьмы.
Итак, приди, о смерть! Но без гробов парадных,
Без траурных одежд, без выкриков надсадных,
Внушающих, что ты - владычица могил.
Прочь, череп и скелет в гнилье кровавых вервий,
В гробу смердящий прах, плодящиеся черви! -
Кому ваш облик мил?
У смерти больше нет пугающей повадки,
Ее обличье не страшит:
Как ангельская речь, ее рассказы сладки,
В улыбчивых глазах спокойствие царит.
К сынам Адамовым она благоволит -
Держа вселенную в божественном порядке,
Несчастье и беду с пути убрать спешит
И, радости в раю давая нам в достатке,
Верховный суд вершит.
Иным даны богатства рая,
И дом от роскоши трещит.
Дарами щедро осыпая,
Судьба, любовница слепая,
Счастливцам этим ворожит.
На ком-то с ног и до макушки
С рожденья ленты, ордена
И всяческие завитушки -
По мне, так это побрякушки,
Которым медный грош цена.
А тем, чье имя поскромнее,
На бога жаловаться грех:
Наследством честности владея,
Они одеты в ткань, белее,
Чем горностая белый мех.
Таков и я: вдохнув сознанье,
Богатство это бог мне дал,
Благое это достоянье
Мне в час последнего прощанья
Отец навеки завещал.
За имя честное, простое
Благодарю тебя, отец!
Хоть и не блещет красотою,
Оно сияет чистотою,
Как ослепительный венец.
Что в жизни может быть дороже,
Чем имя честного отца?
Ведь имя честное похоже
На капитал, который позже
Ты можешь множить без конца.
Крыла да будут высшим даром
Отца! И не забудем впредь:
Талант дается нам недаром;
На крыльях молодым Икаром
Мы в небеса должны взлететь.
Есть дерево в лесу с величественной кроной -
Высокий, статный бук. Покров его зеленый
Вкруг серого ствола спадает до корней,
Подобно волосам вокруг девичьих шей.
И рябью огневой листва его объята
В короткие часы восхода и заката.
Не шелохнется лист, лишь пенье птиц порой
Побеги ворожит затейливой игрой.
Сюда влюбленные, ведомы лихорадкой,
От любопытных глаз скрываются украдкой.
И цифры на коре мелькают вновь и вновь,
Но век мишурных цифр длиннее, чем любовь.
Любовь... А может быть, губительная Лета
Умчала прочь ее до окончанья лета,
И разошлись они, когда осенний шквал
Густой листвы с ветвей еще и не сорвал.
Но не беда - они под этой сенью были,
Из погребов любви напиток свой испили,
И пусть какой-то час и длился их союз,
Они в ладах с судьбой и знают жизни вкус.
Угольщику, видно,
В жизни повезло!
Всякому завидно
Наше ремесло -
С ремеслом нам, видно,
По-вез-ло!
Мал и неказист шалаш
Из ветвей древесных,
Но отраден отдых наш
В этих стенах тесных.
Из травы мягка кровать,
Пьян напиток в жбане:
Выпьешь - легче начинать
Дело с самой рани.
Свистнет славка - и встаешь:
В небе чуть светает,
И в руках садовый нож
Зайчиков пускает.
Хлеб нарежешь на траве -
И слетятся птицы
С самой быстрой во главе
Хлебом поживиться.
А когда к исходу дня
Роща онемеет,
Сядем тихо у огня,
Где вязанки тлеют:
Кто закурит, кто споет -
Лес напеву вторит,
Сон невидимо придет
И до утра сморит.
Мы как смоль, черны лицом.
Но белы душою.
Кто нас видел, тот потом
Помянет хвалою:
Бури хлещут, ливни льют,
Пешеходов многих
Защитил и спас приют
Шалашей убогих!
Угольщику, видно,
В жизни повезло.
Всякому завидно
Наше ремесло -
С ремеслом нам, видно,
По-вез-ло!
Луна! Когда-то встарь лучи твои, ясны,
Несли моей душе лишь благостные сны,
Лишь радостный порыв, нежданный и горячий,
Лишь бурный взлет мечты ц пылкости ребячьей.
Лучился надо мной твой вдохновенный лик -
Светильник томности, небесный духовник
Сердец, стремящихся в ночи одно к другому
По кромке шумных вод и по лесу густому;
И шли влюбленные под сенью темноты -
Своим живым огнем их воскрешала ты:
Несчастный Абеляр, Ромео и Джульетта,
И ты сама лучом таинственного света,
Проклятию предав постылый небосклон,
Ласкала тихий лес, где спал Эндимион.
И ныне, Цинтия, твой ясный свет не может
Не чаровать меня, но что-то сердце гложет.
Успокоительной и ровной белизне
Желаний буйных вновь не разбудить во мне,
Охоты больше нет таиться под листвою,
Пропитанной насквозь росой вечеровою,
И, млея, обмирать от стука каблучков,
И ждать, когда мелькнет сверкание шелков.
Как диску твоему, в движенье неминучем
Не раз случалось мне давать сраженье тучам,
Грозящим нам бедой; и мне природный пыл
Причиной перемен, как и тебе, служил.
Переводя свой взгляд на землю, замечаю,
Как твой целящий луч, округу освещая,
Круги древесных крон обводит белизной -
И вспоминает ум, угрюмый и немой,
Все лики белизны, которая венчала
Мое чело и тьму от сердца отвращала.
Придет мгновение, когда листва увянет
И пальцы над строкой в бессилии замрут;
Отныне хор стихий поэту чуждым станет;
Закончен долгий труд.
Напрасно красота, изящество и томность
Перед художником миражами пройдут,
Напрасно будут звать и скромность, и нескромность!
Закончен долгий труд.
Над книгою застыв, душа стремится к мигу,
Когда пустую плоть с почетом погребут;
О, если бы Господь сказал, закрывши книгу:
"На славу вышел труд".
Я не могу не петь
Весной, когда тепло и влага
Древесный ствол, очам на благо,
Спешат в листву одеть
И, приготовясь зеленеть,
Луга и рощи в песнях многословных
О радостях любовных
Не устают все время петь.
Я не могу не петь
В разгаре летней благодати,
Когда девицам от объятий
Не терпится сомлеть
И любо всем в дуду дудеть,
Играть на тамбурине и волынке
И вместе по старинке
Под шум и хохот песни петь.
Я не могу не петь,
Когда весь мир заледенелый
Стоит одетый в саван белый,
И свищет ветра плеть,
И любо у печи сидеть,
Мурлыча песни, девкам полусонным,
А малышам неугомонным -
Под колыбельную сопеть.
Да будем вечно петь,
Да будем в песнях песню славить:
Она умеет позабавить,
Умеет обогреть.
Реке стихов не обмелеть!
Утратит силу мудрость Цицерона,
А песне - литься неуклонно,
Строке Горация - не тлеть!
Рассыпав блики вкруговую.
Уходит солнце почивать.
Ввысь на скалу береговую
Пойдем парами волн дышать!
Мы различим, над морем стоя,
Баркасы в отсветах зарниц -
Борта их, словно крылья птиц,
Воды касаются порою.
Увидим мы, как туч слои
Висят над нами мглой туманной,
А люди по косе песчаной
Идут гуськом, как муравьи,
Как тают буруны лихие,
Утрачивая голоса;
Увидим вольную стихию
Превыше моря - небеса;
И там, вверху, на голом склоне,
Вдали от шума, молчалив,
В ладони взяв твои ладони
И голову к тебе склонив,
Под причитания морские
В твоей груди услышу стук,
И этот тихий, мерный звук
Поглотит голоса другие.
Был у меня дружок,
А нынче мне несладко?
Ушел дружок, лишь пробил срок,
Ласточка-касатка.
Мой милый на войне,
Воюет для порядка,
Он на войне в чужой стране,
Ласточка-касатка.
Меня и день и ночь
Терзает лихорадка:
Чем я могу ему помочь,
Ласточка-касатка?
Легки твои крыла,
Быстра твоя повадка,
О, если б мне ты помогла,
Ласточка-касатка!
Коль не страшны тебе
Клинки, штыки, взрывчатка,
Ты милого найдешь в толпе,
Ласточка-касатка.
Дружка найти, ей-ей,
Нетрудная загадка:
Он самый ладный из парней,
Ласточка-касатка.
Лети сквозь дым и тьму,
Скажи, что без остатка
Я душу отдаю ему,
Ласточка-касатка.
Но если изменил,
То утаи, крылатка,
Скажи, что враг его убил,
Ласточка-касатка.
Газель
О, скрой светила ясных глаз,
Сулящих для враждебных глаз,
Назло моим, услады рая.
О, скрой светила ясных глаз;
Я маюсь, в их огне сгорая.
Но взгляд твоих прекрасных глаз
Так сладостен, что против воли
Зрачки моих несчастных глаз
В твои впиваются до боли.
Огни неверных этих глаз -
Крушенья моего причина.
От них моих не скрою глаз:
Мне светит в горькую годину
Лишь свет твоих прекрасных глаз.
По саду я гулял один.
Там белой шапкой цвел жасмин,
И мне шептали из куртин
Цветов махровые макушки:
"Нарви букет своей подружке!"
Подружке?
Боль моя горька!
Она забыла простака!
Защелкал песен властелин
В саду, где буйно цвел жасмин,
И в каждой песне был зачин:
"Учи коленца, завитушки,
Чтоб угодить своей подружке!"
Подружке?
Боль моя горька!
Она забыла простака!
Певец пернатый и жасмин!
Не заглушат моих кручин
Ни сладость ваших пьяных вин,
Ни звонких песен побрякушки!
Нет у меня моей подружки!
Подружки
Нет у простака!
И боль в душе моей горька!
Коль высшим счастьем на земле считают
Блаженный миг, когда, соедини
В огонь единой страсти два огня,
Два сердца вместе свод любви читают,
То почему, когда закрыть страницы
Придет желанье к одному из них,
Выходит, что другой огонь не стих,
Другое сердце к чтенью вновь стремится?
Мы слышим бесконечно, беспрерывно:
"Она ушла", а нет - так "он ушел", -
Играешь вечно этот фарс надрывный,
Ты, человечество-осел!
Как ни верти, при каждом расставанье -
Не горький плач, так горестная речь.
Но если постоянство - лишь названье,
Зачем искать каких-то встреч?
Не всегда у волны, неуемной и бурной,
Наиболее мутны струи,
Не всегда небосвод беспредельно лазурный
Исполняет посулы свои.
Не всегда у цветка, что пестрее денницы, -
Изощренней других аромат,
Не всегда большекрылые мощные птицы
Выше малых пичужек летят.
Не всегда человек, беспрерывно скорбящий,
Паче многих судьбой обделен,
Не всегда и повеса, людей веселящий,
Наименее строг и умен.
Не всегда в богомолье души исступленной
Пламень истинной веры сокрыт,
Не всегда многословный и томный влюбленный
Настоящее чувство таит.
Красавица перед окном сидит,
Златосплетенный локон ветром взбит,
А грудь и шею -
Снегов стократ белее -
Жемчужный дождь горючих слез кропит,
"Увы, увы, - она судьбу клянет, -
В цветенье луговина каждый год.
Листва увянет,
Зима седая грянет -
Любовь меня вовек не позовет.
Постыла дней пустая череда.
Я чувствую, что ждет меня беда;
Ох, может статься,
Девицею остаться
Придется мне, бедняжке, навсегда!"
Ее, лаская, утешает мать:
"К чему напрасно слезы проливать?
Моя голубка,
Как видно, счастье хрупко;
Гордячке вечно в девках вековать".
"Когда б явился статный молодец, -
Пуста мошна, но сердцем удалец,
Не размышляя
И слез не проливая,
Я с радостью пошла бы под венец!"
"Да есть, голубка, статный молодец,
Хоть не богач, да славный удалец,
В тебя влюбленный
И страстью ослепленный,
Он что ни день торопит свой конец".
Опасно в лесу не зверье!
Старик и юнец несмышленый,
Бегите от девы зеленой,
Не слушайте песен ее!
Она, говорят, молодая
И гибкая, словно лоза,
Стремительная и живая,
Как ласточка, как стрекоза.
Идет по полянам зеленым -
Владычицу летнего дня,
Высокие кроны клоня,
Деревья встречают поклоном.
В глухой густолиственной чаще
Она укрывается днем
И звуки листвы шелестящей
Сплетает в напеве своем.
А ночью поет, не таится,
И песни так сладко звучат,
Что в недоуменье молчат,
Заслушавшись, певчие птицы.
Твердят, будто слушать не надо
Таинственных песен ее:
От звуков бесовского лада
Находит на всех забытье.
Уловленный в сети коварства,
Влюбленный в нее человек
Обратно на волю вовек
Не выйдет из мрачного царства.
Рассказы о деве правдивы,
И девой погубленных жаль:
В глубь леса пошел на призывы
Владетельный князь Эриваль,
И там на груди чаровницы
Он все позабыл как блажной
И не вспоминал об одной
По нем тосковавшей девице.
Опасно в лесу не зверье!
Старик и юнец несмышленый,
Бегите от девы зеленой,
Не слушайте песен ее!
Расцвели васильки!
Синевы островки
Разукрасили поле.
Нам кричат васильки:
"Из Парижа на волю
Наперегонки!"
Люсетта, какая отрада
Легко и свободно дышать -
Окон и дверей открывать
Для этого в поле не надо;
Какая отрада глядеть,
Как ветер колдует над нивой,
Как рожь начинает шуметь
Своей белокурою гривой,
На волю из города тянет!
Сильней мою руку сожми
И за руку дочку возьми, -
Пожалуй, она не устанет.
Малютку подальше ушлем,
Пускай собирает цветочки -
А мы, притаившись, без дочки
Дни молодости вспомянем.
Из сини небесной соткался,
Рождаясь на свет, василек,
Хочу, чтобы синий венок
На дочке моей красовался!
Как будто в короне пойдет,
И всяк на нее подивится.
"Смотрите-ка, лета царица!" -
С улыбкою скажет народ,
Расцвели васильки!
Синевы островки
Разукрасили поле.
Нам кричат васильки:
"Из Парижа на волю
Наперегонки!"
Хафиза я люблю давным-давно
За то, что, с мудрецами заодно
Переступив запреты Магомета,
Он пьет и славит доброе вино,
За то, что розе пурпурного цвета
Хвалы куренье им возожжено,
За то, что ей в застолье у поэта
Хозяйки положение дано.
Вино и роза - спутники по праву,
Меж ними сходных качеств - не одно:
У них обоих цвет горяч на славу,
Благоуханье терпко и пьяно.
Вдыхай дыханье розы колдовское
И пей вино, чтоб показалось дно -
И ты узнаешь многое такое,
"Finis Poloniae" ты скорбно возгласил.
И смерти стал искать, - тогда господь следил
За подвигом твоим с высот блаженных рая,
И, троны царские на гибель обрекая,
Твое геройское он сердце пощадил!
Так будет с родиной - мы видим все пример твой,
С твоею Польшею, невинной горькой жертвой,
Она, как Иисус, свершает крестный путь.
И вот уже в пыли истерзанное тело,
И кажется, что жизнь давно уж отлетела,
Но бог ее хранит, чтоб жизнь в нее вдохнуть!
1830
Он так сказал:
- Когда и я войду в семью
Тех доблестных бойцов за нашу честь и право,
Что отдавали жизнь в губительном бою
Иль по ступенькам шли на эшафот кровавый,
То имя пусть мое в моем родном краю
Как эхо прозвучит, пусть разольется лавой,
И новые борцы пусть отомстят со славой
Проклятым палачам за молодость мою!
О светлая душа, в эфире пребывая,
Спокойна будь: в цепях Ирландия родная,
Но у нее с тобой неразрушима связь -
В ней ненависть к врагам и крепнет и мужает,
Ведь в мире ни господь, ни люди не прощают
Кровь, что неправедно однажды пролилась!..
1825
То были дни, когда дорогой неуклонной
Людей на подвиги святая честь вела!
Тогда-то Байрона орлиные крыла
Сломилися в борьбе за славу Парфенона.
Но чтоб продлить его не песни, а дела,
Изгнанник горестный из отческого лона,
Ты, Санта-Роза, встал - и смертная стрела
Вонзилась в грудь твою, и ты упал без стона!
О, слава Греции! О, горестный недуг!
О, дивные моря, в которых гордый дух
Родится из волны подобьем Афродиты,
Те дни так далеки от наших серых дней,
Как будто на земле нет более цепей,
Которые еще народом не разбиты!
1859
У нас жеманная пустая молодежь
Справляет по ночам за кутежом кутеж,
Лишь к богу золота любовью пламенея.
А там, в Америке, на черный эшафот
Стопой недрогнувшей седой старик идет,
Чтоб жизнь свою отдать за светлую идею!
И не за свой народ он проливает кровь,
Не за свою страну берет оружье в руки -
И сыновей своих благословил на муки
За племя горькое бесправных бедняков.
О дети черные Америки! То имя
Пророка ваших прав должно бессмертным стать.
Когда вы будете победу ликовать,
Прославьте дух его напевами своими!
1830
Смерть за отечество - достойная судьба.
Корнель
Пусть в голосе моем вам прозвучит хвала,
О вы, бойцы трех дней, родные парижане,
Кто злым предательством был обречен заране,
Чья кровь на жертвенник закона потекла!
О храбрые сердца - вас дрожь не проняла,
Когда раздался залп и грозное жужжанье -
А были там не все герои по призванью,
И на иных печать отверженья была.
Возможно... Но господь своею мерой судит,
За вдохновенный миг он все грехи забудет,
С душ ваших смыли грязь кровавые струи.
О вы, бойцы трех дней! В день страшного расстрела
Свобода пламенем очистить вас успела -
Вас небо приняло в объятия свои!
Перевод А. Арго
Я ныне смерть пою, к людским мольбам глухую,
Но в жалобу и плач стихи не облеку я,
Хулу в стихи не приведу -
Я буду петь ее торжественной хвалою,
Как на заре поют светило огневое,
Румянящее дол, потемкам на беду.
О смерть! Нет никого нигде, во всей вселенной,
Кто пред твоим лицом от радости б расцвел;
Дрожат синица и орел,
Немеет лев, и сын Адама, бренный,
Бледнеет, лицезря твой грозный произвол,
А между тем лишь ты заботой неизменной
Одна спасаешь нас от зол.
Какой кормилице и матери сравниться
С тобой в умении дитя угомонить?
Какому лекарю доступно научиться
Такие снадобья могучие варить?
Какой стальной клинок, какая шпага может,
Как ты, рассечь густую сеть,
Которой прежде, днесь и впредь
Старуха-нищета и рабство нас треножат?
Когда остыл в груди бессмысленный порыв,
Твоя рука легко черту подводит бою;
Когда ушел прилив и отшумел отлив
Страстей, огонь и пыл унесших за собою,
Ты, ты одна ведешь нас к вечному покою,
Движенье волн морских навек остановив.
К иным приходит жизнь в сияющем обличье,
И власть державную дает
Иной судьбе внезапный взлет,
И вся земля дрожит в лихом победном кличе -
Но только смерть дает верховное величье;
Резцом ваятеля она мягчит черты
И одевает все покровом красоты.
Все то, что свершено в предсмертные мгновенья,
Божественных высот несет напечатленье,
Самоотверженность и вдохновенный труд
Пред гробовой доской не знают жалких пут.
А крик, пронзивший даль окрестностей Голгофы,
Ужасный вопль того, кто в муках в смерть вступал,
Знаменовал конец всеобщей катастрофы,
Страшней которой мир не знал.
Перед тобою, Смерть, владычица седая,
Мы виноваты тем, что горек нам твой лик,
Что, от него глаза руками укрывая,
Как дети, голося и уши зажимая,
Мы гоним прочь твой вид и крик.
По справедливости - тебя должны мы славить:
Твоя рука одна умеет обезглавить
Злокозненную боль, тиранящую нас,
И в огненной печи все горести расплавить,
Когда пробьет последний час.
Тебя пристало петь, когда бесчестье душит
Все добродетели и все устои рушит,
Когда, коверкая умы,
Преступные дела огонь сознанья тушат
И отправляют мир в пучину гнусной тьмы.
Итак, приди, о смерть! Но без гробов парадных,
Без траурных одежд, без выкриков надсадных,
Внушающих, что ты - владычица могил.
Прочь, череп и скелет в гнилье кровавых вервий,
В гробу смердящий прах, плодящиеся черви! -
Кому ваш облик мил?
У смерти больше нет пугающей повадки,
Ее обличье не страшит:
Как ангельская речь, ее рассказы сладки,
В улыбчивых глазах спокойствие царит.
К сынам Адамовым она благоволит -
Держа вселенную в божественном порядке,
Несчастье и беду с пути убрать спешит
И, радости в раю давая нам в достатке,
Верховный суд вершит.
Иным даны богатства рая,
И дом от роскоши трещит.
Дарами щедро осыпая,
Судьба, любовница слепая,
Счастливцам этим ворожит.
На ком-то с ног и до макушки
С рожденья ленты, ордена
И всяческие завитушки -
По мне, так это побрякушки,
Которым медный грош цена.
А тем, чье имя поскромнее,
На бога жаловаться грех:
Наследством честности владея,
Они одеты в ткань, белее,
Чем горностая белый мех.
Таков и я: вдохнув сознанье,
Богатство это бог мне дал,
Благое это достоянье
Мне в час последнего прощанья
Отец навеки завещал.
За имя честное, простое
Благодарю тебя, отец!
Хоть и не блещет красотою,
Оно сияет чистотою,
Как ослепительный венец.
Что в жизни может быть дороже,
Чем имя честного отца?
Ведь имя честное похоже
На капитал, который позже
Ты можешь множить без конца.
Крыла да будут высшим даром
Отца! И не забудем впредь:
Талант дается нам недаром;
На крыльях молодым Икаром
Мы в небеса должны взлететь.
Есть дерево в лесу с величественной кроной -
Высокий, статный бук. Покров его зеленый
Вкруг серого ствола спадает до корней,
Подобно волосам вокруг девичьих шей.
И рябью огневой листва его объята
В короткие часы восхода и заката.
Не шелохнется лист, лишь пенье птиц порой
Побеги ворожит затейливой игрой.
Сюда влюбленные, ведомы лихорадкой,
От любопытных глаз скрываются украдкой.
И цифры на коре мелькают вновь и вновь,
Но век мишурных цифр длиннее, чем любовь.
Любовь... А может быть, губительная Лета
Умчала прочь ее до окончанья лета,
И разошлись они, когда осенний шквал
Густой листвы с ветвей еще и не сорвал.
Но не беда - они под этой сенью были,
Из погребов любви напиток свой испили,
И пусть какой-то час и длился их союз,
Они в ладах с судьбой и знают жизни вкус.
Угольщику, видно,
В жизни повезло!
Всякому завидно
Наше ремесло -
С ремеслом нам, видно,
По-вез-ло!
Мал и неказист шалаш
Из ветвей древесных,
Но отраден отдых наш
В этих стенах тесных.
Из травы мягка кровать,
Пьян напиток в жбане:
Выпьешь - легче начинать
Дело с самой рани.
Свистнет славка - и встаешь:
В небе чуть светает,
И в руках садовый нож
Зайчиков пускает.
Хлеб нарежешь на траве -
И слетятся птицы
С самой быстрой во главе
Хлебом поживиться.
А когда к исходу дня
Роща онемеет,
Сядем тихо у огня,
Где вязанки тлеют:
Кто закурит, кто споет -
Лес напеву вторит,
Сон невидимо придет
И до утра сморит.
Мы как смоль, черны лицом.
Но белы душою.
Кто нас видел, тот потом
Помянет хвалою:
Бури хлещут, ливни льют,
Пешеходов многих
Защитил и спас приют
Шалашей убогих!
Угольщику, видно,
В жизни повезло.
Всякому завидно
Наше ремесло -
С ремеслом нам, видно,
По-вез-ло!
Луна! Когда-то встарь лучи твои, ясны,
Несли моей душе лишь благостные сны,
Лишь радостный порыв, нежданный и горячий,
Лишь бурный взлет мечты ц пылкости ребячьей.
Лучился надо мной твой вдохновенный лик -
Светильник томности, небесный духовник
Сердец, стремящихся в ночи одно к другому
По кромке шумных вод и по лесу густому;
И шли влюбленные под сенью темноты -
Своим живым огнем их воскрешала ты:
Несчастный Абеляр, Ромео и Джульетта,
И ты сама лучом таинственного света,
Проклятию предав постылый небосклон,
Ласкала тихий лес, где спал Эндимион.
И ныне, Цинтия, твой ясный свет не может
Не чаровать меня, но что-то сердце гложет.
Успокоительной и ровной белизне
Желаний буйных вновь не разбудить во мне,
Охоты больше нет таиться под листвою,
Пропитанной насквозь росой вечеровою,
И, млея, обмирать от стука каблучков,
И ждать, когда мелькнет сверкание шелков.
Как диску твоему, в движенье неминучем
Не раз случалось мне давать сраженье тучам,
Грозящим нам бедой; и мне природный пыл
Причиной перемен, как и тебе, служил.
Переводя свой взгляд на землю, замечаю,
Как твой целящий луч, округу освещая,
Круги древесных крон обводит белизной -
И вспоминает ум, угрюмый и немой,
Все лики белизны, которая венчала
Мое чело и тьму от сердца отвращала.
Придет мгновение, когда листва увянет
И пальцы над строкой в бессилии замрут;
Отныне хор стихий поэту чуждым станет;
Закончен долгий труд.
Напрасно красота, изящество и томность
Перед художником миражами пройдут,
Напрасно будут звать и скромность, и нескромность!
Закончен долгий труд.
Над книгою застыв, душа стремится к мигу,
Когда пустую плоть с почетом погребут;
О, если бы Господь сказал, закрывши книгу:
"На славу вышел труд".
Я не могу не петь
Весной, когда тепло и влага
Древесный ствол, очам на благо,
Спешат в листву одеть
И, приготовясь зеленеть,
Луга и рощи в песнях многословных
О радостях любовных
Не устают все время петь.
Я не могу не петь
В разгаре летней благодати,
Когда девицам от объятий
Не терпится сомлеть
И любо всем в дуду дудеть,
Играть на тамбурине и волынке
И вместе по старинке
Под шум и хохот песни петь.
Я не могу не петь,
Когда весь мир заледенелый
Стоит одетый в саван белый,
И свищет ветра плеть,
И любо у печи сидеть,
Мурлыча песни, девкам полусонным,
А малышам неугомонным -
Под колыбельную сопеть.
Да будем вечно петь,
Да будем в песнях песню славить:
Она умеет позабавить,
Умеет обогреть.
Реке стихов не обмелеть!
Утратит силу мудрость Цицерона,
А песне - литься неуклонно,
Строке Горация - не тлеть!
Рассыпав блики вкруговую.
Уходит солнце почивать.
Ввысь на скалу береговую
Пойдем парами волн дышать!
Мы различим, над морем стоя,
Баркасы в отсветах зарниц -
Борта их, словно крылья птиц,
Воды касаются порою.
Увидим мы, как туч слои
Висят над нами мглой туманной,
А люди по косе песчаной
Идут гуськом, как муравьи,
Как тают буруны лихие,
Утрачивая голоса;
Увидим вольную стихию
Превыше моря - небеса;
И там, вверху, на голом склоне,
Вдали от шума, молчалив,
В ладони взяв твои ладони
И голову к тебе склонив,
Под причитания морские
В твоей груди услышу стук,
И этот тихий, мерный звук
Поглотит голоса другие.
Был у меня дружок,
А нынче мне несладко?
Ушел дружок, лишь пробил срок,
Ласточка-касатка.
Мой милый на войне,
Воюет для порядка,
Он на войне в чужой стране,
Ласточка-касатка.
Меня и день и ночь
Терзает лихорадка:
Чем я могу ему помочь,
Ласточка-касатка?
Легки твои крыла,
Быстра твоя повадка,
О, если б мне ты помогла,
Ласточка-касатка!
Коль не страшны тебе
Клинки, штыки, взрывчатка,
Ты милого найдешь в толпе,
Ласточка-касатка.
Дружка найти, ей-ей,
Нетрудная загадка:
Он самый ладный из парней,
Ласточка-касатка.
Лети сквозь дым и тьму,
Скажи, что без остатка
Я душу отдаю ему,
Ласточка-касатка.
Но если изменил,
То утаи, крылатка,
Скажи, что враг его убил,
Ласточка-касатка.
Газель
О, скрой светила ясных глаз,
Сулящих для враждебных глаз,
Назло моим, услады рая.
О, скрой светила ясных глаз;
Я маюсь, в их огне сгорая.
Но взгляд твоих прекрасных глаз
Так сладостен, что против воли
Зрачки моих несчастных глаз
В твои впиваются до боли.
Огни неверных этих глаз -
Крушенья моего причина.
От них моих не скрою глаз:
Мне светит в горькую годину
Лишь свет твоих прекрасных глаз.
По саду я гулял один.
Там белой шапкой цвел жасмин,
И мне шептали из куртин
Цветов махровые макушки:
"Нарви букет своей подружке!"
Подружке?
Боль моя горька!
Она забыла простака!
Защелкал песен властелин
В саду, где буйно цвел жасмин,
И в каждой песне был зачин:
"Учи коленца, завитушки,
Чтоб угодить своей подружке!"
Подружке?
Боль моя горька!
Она забыла простака!
Певец пернатый и жасмин!
Не заглушат моих кручин
Ни сладость ваших пьяных вин,
Ни звонких песен побрякушки!
Нет у меня моей подружки!
Подружки
Нет у простака!
И боль в душе моей горька!
Коль высшим счастьем на земле считают
Блаженный миг, когда, соедини
В огонь единой страсти два огня,
Два сердца вместе свод любви читают,
То почему, когда закрыть страницы
Придет желанье к одному из них,
Выходит, что другой огонь не стих,
Другое сердце к чтенью вновь стремится?
Мы слышим бесконечно, беспрерывно:
"Она ушла", а нет - так "он ушел", -
Играешь вечно этот фарс надрывный,
Ты, человечество-осел!
Как ни верти, при каждом расставанье -
Не горький плач, так горестная речь.
Но если постоянство - лишь названье,
Зачем искать каких-то встреч?
Не всегда у волны, неуемной и бурной,
Наиболее мутны струи,
Не всегда небосвод беспредельно лазурный
Исполняет посулы свои.
Не всегда у цветка, что пестрее денницы, -
Изощренней других аромат,
Не всегда большекрылые мощные птицы
Выше малых пичужек летят.
Не всегда человек, беспрерывно скорбящий,
Паче многих судьбой обделен,
Не всегда и повеса, людей веселящий,
Наименее строг и умен.
Не всегда в богомолье души исступленной
Пламень истинной веры сокрыт,
Не всегда многословный и томный влюбленный
Настоящее чувство таит.
Красавица перед окном сидит,
Златосплетенный локон ветром взбит,
А грудь и шею -
Снегов стократ белее -
Жемчужный дождь горючих слез кропит,
"Увы, увы, - она судьбу клянет, -
В цветенье луговина каждый год.
Листва увянет,
Зима седая грянет -
Любовь меня вовек не позовет.
Постыла дней пустая череда.
Я чувствую, что ждет меня беда;
Ох, может статься,
Девицею остаться
Придется мне, бедняжке, навсегда!"
Ее, лаская, утешает мать:
"К чему напрасно слезы проливать?
Моя голубка,
Как видно, счастье хрупко;
Гордячке вечно в девках вековать".
"Когда б явился статный молодец, -
Пуста мошна, но сердцем удалец,
Не размышляя
И слез не проливая,
Я с радостью пошла бы под венец!"
"Да есть, голубка, статный молодец,
Хоть не богач, да славный удалец,
В тебя влюбленный
И страстью ослепленный,
Он что ни день торопит свой конец".
Опасно в лесу не зверье!
Старик и юнец несмышленый,
Бегите от девы зеленой,
Не слушайте песен ее!
Она, говорят, молодая
И гибкая, словно лоза,
Стремительная и живая,
Как ласточка, как стрекоза.
Идет по полянам зеленым -
Владычицу летнего дня,
Высокие кроны клоня,
Деревья встречают поклоном.
В глухой густолиственной чаще
Она укрывается днем
И звуки листвы шелестящей
Сплетает в напеве своем.
А ночью поет, не таится,
И песни так сладко звучат,
Что в недоуменье молчат,
Заслушавшись, певчие птицы.
Твердят, будто слушать не надо
Таинственных песен ее:
От звуков бесовского лада
Находит на всех забытье.
Уловленный в сети коварства,
Влюбленный в нее человек
Обратно на волю вовек
Не выйдет из мрачного царства.
Рассказы о деве правдивы,
И девой погубленных жаль:
В глубь леса пошел на призывы
Владетельный князь Эриваль,
И там на груди чаровницы
Он все позабыл как блажной
И не вспоминал об одной
По нем тосковавшей девице.
Опасно в лесу не зверье!
Старик и юнец несмышленый,
Бегите от девы зеленой,
Не слушайте песен ее!
Расцвели васильки!
Синевы островки
Разукрасили поле.
Нам кричат васильки:
"Из Парижа на волю
Наперегонки!"
Люсетта, какая отрада
Легко и свободно дышать -
Окон и дверей открывать
Для этого в поле не надо;
Какая отрада глядеть,
Как ветер колдует над нивой,
Как рожь начинает шуметь
Своей белокурою гривой,
На волю из города тянет!
Сильней мою руку сожми
И за руку дочку возьми, -
Пожалуй, она не устанет.
Малютку подальше ушлем,
Пускай собирает цветочки -
А мы, притаившись, без дочки
Дни молодости вспомянем.
Из сини небесной соткался,
Рождаясь на свет, василек,
Хочу, чтобы синий венок
На дочке моей красовался!
Как будто в короне пойдет,
И всяк на нее подивится.
"Смотрите-ка, лета царица!" -
С улыбкою скажет народ,
Расцвели васильки!
Синевы островки
Разукрасили поле.
Нам кричат васильки:
"Из Парижа на волю
Наперегонки!"
Хафиза я люблю давным-давно
За то, что, с мудрецами заодно
Переступив запреты Магомета,
Он пьет и славит доброе вино,
За то, что розе пурпурного цвета
Хвалы куренье им возожжено,
За то, что ей в застолье у поэта
Хозяйки положение дано.
Вино и роза - спутники по праву,
Меж ними сходных качеств - не одно:
У них обоих цвет горяч на славу,
Благоуханье терпко и пьяно.
Вдыхай дыханье розы колдовское
И пей вино, чтоб показалось дно -
И ты узнаешь многое такое,