Баринова Виктория. Мы не волшебники, а только учимся

   Но к вечеру решимости у Никиты поубавилось. Юноша ничего не понимал в торговле, а уж к руководству людьми был вовсе не пригоден. Полдня Гудков объяснял ему, что от него требуется, но Никита разглядывал документацию с таким видом, будто она была на китайском языке. Все эти накладные, сопроводительные, отчеты, запросы, заявки, балансы…
   Ближе к обеду Никита взмолился о пощаде:
   – Саш, я же не бухгалтер.
   – Я знаю. Но считать-то ты умеешь, я надеюсь. В этом любой десятиклассник разберется.
   Но ум Никиты отказывался вникать в столь низменные понятия, как отгрузка и приход. Он не желал высчитывать копейки, прикидывать, хватит ли им до конца недели запасов водки – или надо заказать у поставщика еще. Издевательское отношение Гудкова превращало нежелание в отвращение. Никита чувствовал, что зять считает его избалованным маменькиным сынком, не приспособленным к жизни. Можно было не сомневаться, он приложит максимум усилий, чтобы испортить ему существование. Каждый, кто был лишен практической смекалки, выглядел в глазах Александра Гудкова человеком второго, а то и третьего сорта.
   Во вторник Никита шел на работу с таким чувством, будто радостей жизни для него больше не существовало.
   В среду был опасно близок к тому, чтобы возненавидеть все человечество.
   В четверг более-менее освоился со своими обязанностями, и это примирило его с действительностью.
   В пятницу летал как на крыльях, предвкушая выходные. Вечером узнал, что работать придется и в субботу, и оказался на грани самоубийства.
   Суббота прошла под знаком абсолютного безразличия.
   Насладиться воскресеньем не смог – мысль о том, что в понедельник надо снова идти на работу, успешно отравила единственный выходной.
   В понедельник Никите казалось, что он работает на Гудкова целую вечность. Он утешал себя тем, что целительная сила привычки скоро начнет действовать, но и вторую неделю работы едва вытерпел. В конце недели его ждал сюрприз – Гудков выплатил первую зарплату и подарил выходной в субботу.
   Никита и не подозревал, что способен так радоваться. Не деньгам, конечно, а свободному времени. Горя жаждой деятельности, он заперся в своей комнате. Нужно было привести в порядок дела, чтобы к тому времени, когда он избавится от магазинного ига, все материалы по его изобретениям были собраны, структурированы и надежно спрятаны. Кто знает, сможет ли он через полгода отупляющей работы вспомнить, что к чему, если у него не будет подробных записей!
   Начал Никита с самого интересного и перспективного. Со своего последнего детища. Все материалы хранились в папке, с которой он не расставался уже три месяца. Как он верил в свою работу… Как любил ее… Она еще принесет ему прибыль, когда придет время.
   Никита достал листы и стал просматривать их, нумеровать и складывать в ровную стопку, делая необходимые пометки. Он всегда начинал работу на бумаге, а потом переносил данные в компьютер. Так привык, так было надежнее. Последнее изобретение, которое он для себя называл «мини-кондиционер», пока существовало только на бумаге. Ничего, дойдут руки и до компьютера. Не все сразу.
   То, что два листа пропали, Никита понял, только когда папка опустела. Собственно говоря, они и должны были лежать отдельно, потому что идея модифицировать мини-кондиционер пришла ему в голову после того, как он разослал письма-предложения. Чудесная была идейка, смелая и несложная, насчет того, как изменить устройство, чтобы оно охватывало большие площади при тех же скромных размерах. Куда же делись записи…
   Когда стало ясно, что листов нигде нет, Никита запаниковал. Вот к чему приводит небрежность. Когда пытаешься работать на ходу, жди беды. А что делать, если у него нет возможности двадцать четыре часа в сутки сидеть за письменным столом, а революционные идеи лезут в голову постоянно, даже когда он толкается в транспорте или дремлет на скучнейшей лекции? Если не записать сразу, потом забудешь. Никита предпочитал не полагаться на память и все время таскал с собой папку. Дотаскался.
   Ярость Никиты не знала границ, а выплеснуть ее было не на кого. Сам кругом виноват. И в том, что до сих пор не удосужился создать электронную копию записей, и в том, что везде с ними разгуливал и писал на ходу. Хорош изобретатель! Уже выставил приборчик на продажу, а у самого информации о нем в приличном виде нет.
   Никита ругал себя страшными словами и с горечью восклицал, что поделом ему будет, если изобретение своруют. С его удачей злополучные листы не сгниют под толщей снега и не сгорят на мусорной свалке – будут подобраны, изучены и использованы, а ему останется кусать локти и рассказывать небылицы о том, что это его изобретение.
   Никита схватился за ручку. Нужно немедленно воссоздать утерянное и во что бы то ни стало опередить будущих воров. Увы, в его нынешнем возбужденном состоянии он не мог вспомнить и формулу площади круга, не говоря уже о чем-то более серьезном. Никита промучился три часа, но необходимого для работы спокойствия духа не достиг. Мысль перескакивала с предположений о том, где сейчас может находиться плод деятельности его ума, на леденящие душу картины о шествии по миру изобретения, проданного без его участия. Полная невозможность работать усугубляла панику, и к концу дня уравновешенный молодой изобретатель превратился в комок нервов и подозрений.
 
   В чем-то эти подозрения были вполне обоснованы. Потерянные листы на самом деле не попали ни в урну, ни под метлу дворника, ни под колеса автомобилей. Тщательно разглаженные, они лежали на столе Дениса Коврижко, который должен был вынести вердикт. Но Никита ошибался, думая, что информации хватит для того, чтобы похитить его изобретение. Ее хватило лишь на то, чтобы понять его ценность и заинтересоваться. В любом случае он мог не беспокоиться – жемчужина его изобретательской деятельности попала к людям, меньше всего склонным заниматься воровством.
   Наоборот, они были заинтересованы в сотрудничестве.
   Корпорация «Третий глаз» вновь собралась в полном составе, чтобы выслушать заключение Дениса. Оно было кратким и энергичным:
   – Дура ты, Галка. Этого парня надо было обеими руками держать. А ты даже имя у него не спросила.
   – Откуда я знала? Он мне полным психом показался.
   – Если бы ты свои микрофоны вовремя настроил, сам бы все услышал. – Антонио героически бросился на защиту дамы сердца. – За техническую часть ты отвечаешь.
   Денис только зубами заскрежетал. Крыть ему было нечем.
   – Оба мы хороши. Одна Маринка молодец. Сообразила, что клиент непростой.
   – Да с чего ты решил, что Петька заинтересуется этой ерундой? – поморщилась Галина. – Что ты мог понять по двум несчастным листкам?
   – То, что на этом можно заработать, – отрезал Денис. – Тебе мало?
   – В любом случае парень ушел и вряд ли вернется, – пожала плечами Галина. – Мы не знаем ни как его зовут, ни где он живет. Не сможем его найти.
   – А что, если дать объявление в газету? – спросила Маринка.
   Галина рассмеялась:
   – И что ты там напишешь? «Потерявший два листа бумаги, исписанные синей шариковой ручкой, отзовитесь»? Все подумают, что ты рехнулась.
   – Можно написать, что мы хотим встретиться с молодым человеком, приходившим такого-то числа в корпорацию «Третий глаз». Дали бы все нужные ориентиры…
   – Не пойдет, – покачал головой Денис. – Во-первых, нет гарантии, что парень увидит наше объявление. А во-вторых, мы не можем расписываться в том, что не в состоянии найти человека. Маги мы, в конце концов, или нет?
   Всем взгрустнулось. И правда маги. Значит, стандартные способы поиска им не подходят. Нельзя ради одного человека объявлять на весь город о своей несостоятельности.
   – Может быть, он сам придет, – тихо сказала Маринка.
   – Выше вероятность случайно с ним столкнуться, – фыркнула Галина. – Так что ходи по улицам с открытыми глазами, может, где его увидишь.
   – Да, Марин, надежда только на тебя, – усмехнулся Денис. – Ты одна видела его достаточно долго, чтобы запомнить.
   – И что мне тогда делать? Хватать его за руки и тянуть к нам?
   – Хоть бы и так. Нам звони, мы поможем.
   Все посмеялись, но смех вышел невеселый, натянутый. Обидно было сознавать, что упущена прекрасная возможность поправить дела. Может, ничего и не вышло бы, но рыба, сорвавшаяся с крючка, всегда кажется крупнее пойманной.
   О клиенте-изобретателе решили забыть, но подобных ошибок больше не допускать. Денис выходные посвятил отладке всех систем связи и на будущее дал себе слово каждую неделю проверять, как они работают.
   А Маринка, вопреки здравому смыслу, листочки с чертежами и формулами сохранила. Один раз едва спасла их от уничтожения, второй раз рыться в мусорной корзине или где похуже ей не хотелось. Если листочки не пригодятся, выбросить их она успеет.
   Через годик-другой.
 
   Три недели прошло с тех пор, как Никита устроился на работу в магазин Гудкова. За это время он проникся таким отвращением к торговле и занятым в ней людям, что было удивительно, как он до сих пор не уволился. Удерживало его лишь то, что к себе он испытывал такое же отвращение. Никчемному идиоту, не сумевшему не только пристроить свое изобретение, но и сохранить его, самое место среди безмозглых жадных хапуг. Может быть, они научат его жизни.
   Как назло, Андрей, учившийся в заочной аспирантуре исторического факультета МГУ, уехал в столицу обсуждать с научруком очередную порцию добытой информации, и поддержать Никиту было некому. На родителей никакой надежды. Они как дети радовались, что мальчик взялся за ум. Родичи пришли бы в ужас, если бы узнали, что на работу их дорогой мальчик ходит исключительно благодаря несгибаемой силе воли.
   Андрей вернулся в конце недели, злой после безрезультатных споров с научруком. Но злость моментально испарилась, когда он зашел к другу и увидел, в каком состоянии находится Никита. От неунывающего изобретателя не осталось и следа. Никита был бледен, раздражен, горел желанием сорвать на ком-нибудь плохое настроение. Он метался по комнате как дикий зверь. Андрею не понадобилось много времени, чтобы выяснить, что злится Никита в первую очередь на себя.
   – Надо же быть таким болваном, чтобы потерять часть информации!
   Никита то садился на стул, то вскакивал с него и бросался вытирать пыль с книжных полок или подоконника. Через пять минут у Андрея зарябило в глазах.
   – Сядь, пожалуйста, и успокойся. Вместо того чтобы ворчать, давно бы все восстановил. Это же твое изобретение.
   – Думаешь, я не пробовал? – скривился Никита. – Из-за этой дурацкой работы я абсолютно разучился мыслить. По вечерам ни на что сил нет, а что успеешь за один выходной? Мне и отдыхать когда-то надо.
   – Увольняйся.
   – Ага, конечно! Меня живьем сожрут. Гудков и так все время трезвонит, что я ни на что не гожусь.
   – А ты все на сессию свали. Скажи, что не успеваешь.
   – Не пойдет. – Никита набегался по комнате и плюхнулся на диван рядом с Андреем. – Родители знают, что у меня мало экзаменов.
   – Сколько тебе лет? Сидишь и ноешь, как ребенок. Я тебя не узнаю.
   – Я сам себя не узнаю. – Никита был мрачен. – Каждое утро подхожу к зеркалу и боюсь, что у меня такая же противная жирная рожа, как у Гудкова.
   Андрей похлопал друга по спине:
   – Не отчаивайся. Им тебя не победить. Возьмешь отпуск, доделаешь работу. Твой Гудков еще рот раскроет.
   – Да я через полгода и с интегралом простейшим не справлюсь!
   Андрей не смог бы справиться с простейшим интегралом даже сейчас и поэтому другу не поверил.
   – Все у тебя получится.
   – Ты не понимаешь. Там одна загвоздочка была… Я все голову ломал, что бы сделать, чтобы эффект распространялся, скажем, по всей комнате. Представляешь, такая кроха, на ладони у тебя помещается, а контролирует температуру в большом помещении. Я долго ничего сообразить не мог, вся проблема в размере была. И вот на тебе – меня осенило не где-нибудь, а в этой дурацкой корпорации. Такое простенькое, но очень изящное решение. За десять минут все набросал. Но сейчас, хоть убей, не могу вспомнить.
   – Погоди, я не понял. В какой корпорации?
   Никита смутился:
   – Помнишь, я тебе рассказывал? У них еще реклама крутая… корпорация магов и волшебников. «Третий глаз» называется.
   – А, точно, помню. Шаг отчаяния. Слушай, может, там ты и забыл свои записки? Выронил нечаянно или на столе оставил? С тебя станется.
   – Может, и там. А может, где угодно. Город большой, я где только не шатался с этой папкой. В любом случае все давным-давно в мусорку выкинули!
   – А вдруг нет? Не выкинули, а положили в ящик и ждут, когда ты придешь.
   В глазах Никиты зажглась надежда.
   – Думаешь?
   – Почему бы и нет? Сходи да спроси.
   Никита замялся:
   – Неохота мне туда второй раз соваться.
   – Не будь идиотом. Всего-то спросить, находили они твои листы или нет. Давай прямо сейчас сходим.
   – Уже поздно.
   – Тогда завтра с утра отпросись у своего Гудкова и слетай.
   – Не буду я у него отпрашиваться. Все равно не отпустит. Опоздаю – и все. Переживет.
   – Можно и так, – ухмыльнулся Андрей. – Главное – действуй.
   –
   Когда утром в дверях приемной замаячила долговязая мужская фигура, Маринка не поверила собственным глазам. У нее была неплохая память на лица, но все-таки почти месяц прошел с тех пор, как она последний раз видела незадачливого изобретателя.
   Маринка вцепилась в край стола. Он… тот самый… Она узнает и куртку со старым меховым воротником, и очки с тонкими дужками на крупном носу, и светло-каштановые взлохмаченные волосы, которые давно нуждаются в стрижке. Только сегодня при нем нет папки…
   Еще не осознавая до конца масштабы везения, Маринка вскочила из-за стола. Стандартное приветствие сорвалось с ее губ, прежде чем она успела подумать.
   – Здравствуйте, чем я могу вам помочь?
   Молодой человек выдавил из себя улыбку:
   – Д-доброе утро… Я к вам заходил на днях…
   – Да, я помню, – кивнула Маринка, всеми клеточками кожи источая доброжелательность.
   – Я тут, кажется… э-э… вы, случайно, не находили листы с чертежами?
   Маринкина рука непроизвольно потянулась к верхнему ящику стола, но вовремя остановилась. Один раз они упустили удачу, второй раз накинут на нее аркан и оседлают, как своенравного коня.
   – Да, находили. Два листочка.
   Юноша побелел:
   – И что вы с ними сделали? Выкинули?
   – Нет, что вы! Положили в надежное место. Я так и думала, что рано или поздно вы за ними придете.
   Молодой человек просиял и стал почти красавцем.
   – Подождите здесь, пожалуйста. Они хранятся в другой комнате, я сейчас за ними схожу. – Маринка подавила желание запереть приемную на ключ и побежала в комнату к Галине.

3

   День окончился особенно паршиво – ссорой с Гудковым. Конфликт назревал давно, с той секунды, когда Никита переступил порог его магазина, признавая тем самым, что не в состоянии позаботиться о себе. Бессмысленная работа, постоянные шуточки со стороны Гудкова, намеки персонала, который сразу понял, откуда ветер дует, делали существование нового администратора невыносимым.
   Даже зарплата Никиту не вдохновляла. Выдавая ему сегодня деньги, Гудков позволил себе нечто вроде замечания: «А теперь черед нахлебничков». Никита вспылил, Гудков напомнил, что кусок хлеба он ему предоставил исключительно из жалости и по просьбе жены и что на его месте он сидел бы тихо, не выпендривался и не кусал руку, которая его кормит. Никите захотелось швырнуть деньги Гудкову в лицо и объявить, что ноги его больше не будет в этом магазине. Смутило присутствие свидетелей – и Оленька, и Настенька, хорошенькие продавщицы-хохотушки, маячили невдалеке и, без сомнения, слышали каждое слово.
   Никита позорно бежал с поля боя. Хорошо, хоть сегодня суббота, завтра он будет избавлен от магазинного кошмара. О понедельнике Никита старался не думать. В последнее время у него выработалась привычка жить настоящим и радоваться моменту.
 
   Увы, радость момента была безнадежно испорчена Гудковым. Никита брел по городу, чувствуя себя полнейшим ничтожеством. Ничего не сумел, ничего не добился. За один месяц стал старше на несколько лет. Перестал верить в себя, в удачу, махнул рукой на свои изобретения, перестал самосовершенствоваться, зато положился на гадалку. Все, что раньше составляло смысл его жизни, было выброшено в мусорный контейнер на заднем дворе «Магазинчика А. Гудкова».
   Пошел снег. Крупными пушистыми хлопьями он падал на дороги и здания, засыпал припаркованные на обочине машины, урны, газетные киоски. Он танцевал в свете фонарей и ложился на головы людей мягкими белыми шапками, которые сваливались мокрыми комьями, стоило зайти в теплое помещение. В такую погоду влюбленные обычно берутся за руки и, запрокинув головы, долго стоят и смотрят, как ниоткуда падает снег, а потом зачерпывают его целыми пригоршнями и посыпают им друг друга. А люди невлюбленные, неромантичные, утомленные работой или, того хуже, простудой, надевают капюшоны курток и пальто, поднимают повыше теплые шерстяные шарфы и ворчат про себя, что из-за снегопада снова будут проблемы на дорогах.
   Никита шел куда глаза глядят и не замечал ни снега, ни влюбленных, гоняющихся друг за другом, ни ворчунов, кутающихся в шарфы. Не было, пожалуй, в тот вечер в Горечанске более несчастного человека. Ибо что может быть ужаснее, чем осознание того, что ты обречен на бессмысленное, жалкое прозябание?
   Через два с лишним часа озябшие ноги привели его к дому. Никита нашел свои окна, увидел, что родители сидят на кухне, и загрустил еще сильнее. Ждут. Скорее всего, волнуются. Не пустился ли сынок внезапно во все тяжкие?
   – Мама, папа, я в порядке, – сказал Никита с горечью и помахал кухонному окну рукой.
   – Рад это слышать, Никита Васильевич.
   Никита дернулся. Рядом с ним стоял незнакомый мужчина в коричневой кожаной куртке.
   – Вы ко мне обращаетесь?
   – К вам, – кивнул мужчина. – Вы же Никита Васильевич Алейников?
   – Да. А…
   – Мне надо с вами кое-что обсудить.
   Очень не понравилось Никите такое начало. Может, кто-то из налоговой пронюхал, что Гудков мухлюет со своими бухгалтерскими книгами? Или сам Гудков послал знающего человека, чтобы тот объяснил зарвавшемуся родственничку, как себя нужно вести?
   Никита занял оборонительную позицию:
   – Какое дело? Кто вы такой?
   – Меня зовут Коврин Денис, я представитель одного московского бизнесмена. Его имя, как вы понимаете, я бы предпочел пока не называть.
   Родственники недаром упрекали Никиту в излишней доверчивости. Уверенные манеры незнакомца полностью развеяли его сомнения.
   – А о чем вы хотите поговорить? – с любопытством спросил он.
   – Если вкратце… дело касается одного из ваших изобретений. По моим соображениям, оно заинтересует моего шефа.
   У Никиты радостно заколотилось сердце.
   – Вы хотите что-то купить?
   Мужчина позволил себе улыбнуться:
   – Давайте прогуляемся до ближайшего кафе и там все обсудим. Я вас уже третий час на морозе поджидаю.
   – Простите, – буркнул Никита, как будто на самом деле опоздал на назначенную встречу. – Но зачем в кафе идти? Можно и у меня все обсудить.
   – Я бы предпочел нейтральную территорию. К тому же разговор конфиденциальный, касающийся только вас. Посторонние уши… могут помешать.
   Никита вспомнил обычную реакцию мамы на слово «изобретение» и согласился.
 
   Ближайший бар обнаружился в соседнем доме. Он был битком набит, но Коврину как по волшебству удалось отыскать свободный столик в относительно тихом уголке. Толстая кирпичная перегородка заглушала крики подгулявших компаний, и говорить за ней можно было, не опасаясь, что тебя подслушают.
   – Здорово, – просиял Никита. – Здесь нам никто не помешает. Повезло.
   – Я заранее забронировал столик.
   – Правда?
   При мысли о том, что кто-то специально забронировал столик, чтобы поговорить с ним, по телу Никиты разлилось приятное тепло предвкушения. Ему не терпелось забросать Коврина вопросами, но неизвестно откуда взявшийся инстинкт подсказывал, что инициатива должна исходить не от него. Они заказали пиво и хрустящие куриные крылышки с соусом барбекю и до того, как принесли заказ, разговаривали исключительно на общие темы.
   Чем дольше Никита разглядывал Коврина, тем большим доверием к нему проникался. Тот не обладал красотой, пленяющей женские сердца, но человека умного располагал к себе с первого взгляда. Лицо Коврина, с высоким лбом и темными, широко расставленными глазами, было серьезно. Это был человек, не привыкший разбрасываться пустыми словами, человек ответственный, вдумчивый, въедливый. Никита не хотел торопиться с выводами, но не мог отделаться от ощущения, что сейчас напротив него сидит сама Судьба.
   Отпив глоток пива, Коврин сказал:
   – Насколько я знаю, Никита Васильевич…
   По имени-отчеству Никиту не называл никто, кроме Гудкова, да и тот прибегал к официозу только для того, чтобы лишний раз унизить родственника.
   – Можно просто Никита. И на ты.
   – Хорошо, – кивнул Коврин. – Так вот, Никита, у меня есть к тебе предложение. Я готов выступить посредником между тобой и человеком, который мог бы вложить деньги в твое изобретение.
   – Которое? – выдохнул Никита.
   – У тебя их много?
   – Штук десять, как минимум. Это стоящих. А всего – не меньше пятнадцати. Или двадцати…
   – Отлично. Об остальных поговорим позже. Сейчас меня интересует устройство, которое ты называешь «мини-кондиционер».
   У Никиты загорелись глаза.
   – Здорово! Я уж думал, оно никому не понадобится. А как вы о нем узнали? Вам мое предложение пришло, да? Вы откуда?
   – Это уже несущественно. Главное, что я понял: у твоей идеи есть будущее. А у меня есть человек, способный приблизить это будущее. Ты крылышки-то ешь. Остынут.
   – Да у меня кусок в горло не лезет, – сказал Никита и взял аппетитное крыло с поджаристой корочкой.
   – Как ты понимаешь, пока я ничего не могу гарантировать, – продолжал Коврин. – У бизнесменов своя логика, не исключено, что мои выкладки ошибочны.
   Никита растерянно заморгал, но второе крылышко помогло справиться с негативными эмоциями.
   – Но я думаю, что все пройдет как надо.
   – Правда?
   – Надеюсь. Значит, если ты не против, сейчас мы обсудим детали, на следующей неделе я поеду в Москву.
   – Мне с вами надо?
   – Нет, это только помешает. Мой бизнесмен не любит вступать в контакт с незнакомыми людьми.
   Никита заволновался:
   – Но вы же не сумеете… вы не сможете все ему правильно объяснить.
   – Я попытаюсь, – усмехнулся Коврин. – Ты подготовишь для меня все необходимые материалы, расскажешь мне, что к чему.
   «И ничто не помешает тебе выдать изобретение за свое собственное и пристроить его, забыв обо мне», – мысленно закончил за него Никита. Неприятное подозрение пришлось срочно заесть третьим крылышком и запить пивом.
   Коврин словно прочитал его мысли:
   – Можешь не волноваться. Я напишу тебе расписку, что ты лично передал мне материалы и являешься законным обладателем всех прав на изобретение.
   Никита заулыбался. Он понятия не имел, будет ли иметь такая бумажка какое-нибудь значение, если придется отстаивать свои права в суде. Но ему так хотелось верить Коврину…
   – А теперь давай обсудим условия.
   – Какие условия? – не понял Никита.
   – Что значит – какие? Сколько ты собираешься запросить за свою идею?
   Решить такой сложный вопрос без четвертого крыла было никак не возможно. Четвертое крыло не помогло. Пришел черед пятого, за ним шестого. Никита жевал и думал, думал и жевал, а Коврин молча пил пиво и смотрел на него.
   – Не знаю, – наконец признался Никита. – Я… как-то не думал об этом.
   – Плохо, что не думал.
   – Ну я… надеялся, они сами что-нибудь предложат.
   – Сейчас так нельзя. Везде спрашивают, сколько ты желаешь получить.
   – Откуда я знаю?
   – Надо знать. Ладно. Постараюсь сделать так, чтобы все прошло без обмана.
   Никита от души поблагодарил. А потом сообразил, что благодетелю должен причитаться процент.
   – А как же вы?
   – Что я? – удивился Коврин.
   – Вы тоже должны получить что-то. Наверное, нам надо обсудить вашу… долю.
   – Доля – это громко сказано, – засмеялся Коврин. – На самом деле мое вознаграждение – не твоя забота. Это задача моего московского приятеля. Спасибо за беспокойство.
   Никита зарделся как маков цвет. Теперь он понимал, что чувствовала несчастная Золушка, когда рядом с кучей бобов и чечевицы появилась фея. У его феи не было длинного пышного платья, да и волшебной палочки в руках не наблюдалось, но тем не менее фея была стопроцентной.
   Никита возвращался домой, набравшись пива по самые уши, и грезил о том, как он швырнет заявление об увольнении на стол Гудкову, как расскажет недоверчивым родителям, что его изобретением заинтересовались серьезные люди, как реабилитирует себя в глазах родственников.
   Дома он тихонько проскользнул мимо родительской комнаты и заперся у себя. Еще некоторое время ему придется носить ярлык неудачника. Коврин своевременно предупредил его, что языком молоть не следует.
   – Оперировать нужно реальными фактами, а не надеждами и предположениями, – сказал он Никите на прощание. – Поэтому пока живи как жил. Работай, как раньше, никому ничего не рассказывай. Потерпи немного, ладно?
   Никита с восторгом согласился. Тайное знание о том, что скоро он в колеснице триумфатора проедется по раздутому самолюбию Гудкова, поможет ему пережить любые насмешки.