Страница:
Ах, бедный я!
Прощай, моя Моржественская елка!
Злодей тритон ее украл
И все плоды с нее сожрал,
Все ветки, все иголки!
Ах, бедный я, Прощай, моя
Моржественская елка-а-а-а!
— Ну и как тебе моя песенка? — осведомился он у Кэнди, переведя дух.
— Слова немножко странные. Но вообще-то она ничего. Довольно... оригинальная.
— Так я тебя ей живенько выучу! Будешь ее напевать, бродя по острову Вебба Гаснущий День, чтоб местные жители думали: «Ага, так она одна из нас!»
— Неужели это такая популярная песня?
— Представь себе, — по обыкновению брюзгливо процедил Джон Змей, — представь себе, да.
— Ну тогда мне непременно нужно ее выучить, — сказала Кэнди, радуясь возможности сказать хоть что-то в пику вечно недовольному Змею.
— Начнем же! — скомандовал Хват. — С самого начала. Все вместе!
Путники, за исключением Змея и Удальца, дружно затянули песню, и Кэнди быстро выучила слова. Когда хор готовился повторить куплет в четвертый раз, Пью потребовал:
— А теперь, пожалуйста, мисс Квокенбуш соло.
— Ой, у меня не получится...
— Ой, еще как получится! —передразнил ее До-До. — Мы так долго тащили тебя на своих плечах! Неужто ты откажешься отблагодарить нас песенкой?!
Кэнди нечего было на это возразить, и она исполнила свою первую в жизни абаратскую песенку. А тем временем туман впереди начал заметно редеть. Перед путниками простирался Сумеречный пролив.
— Славно. Очень славно, молодец, — похвалил ее Пью. — А теперь я обучу тебя другой песенке.
— Нет-нет, одной пока вполне достаточно. Может, как-нибудь в другой раз...
— Не думаю, что этот «другой раз» у нас будет, — сказала Тропелла. — Мы ведь почти никогда не пользуемся судоходными путями. Это небезопасно. Заснешь в волнах, тут-то тебя как раз и переплывет какой-нибудь корабль. Поэтому отсюда мы со всей возможной поспешностью вернемся в Кольцо Тьмы. Там куда спокойней.
— Напрасно вы так уверены, что никогда больше не повстречаете эту леди, — возразил прыгунам Хват. — Мне отчего-то кажется, что отныне наши жизни навек переплетены с ее жизнью. Знаете, есть на свете существа, которых нипочем не позабыть, если раз встретил, — настолько они значительные. Похоже, леди именно из таких.
Кэнди польщено улыбнулась. Слова Хвата пришлись ей по душе, хотя она и усомнилась в их правдивости.
Никто из путников не стал ни возражать Хвату, ни соглашаться с ним, и несколько минут после того, как он договорил, все хранили молчание. Туман впереди продолжал таять.
— Эй, послушайте! — встрепенулся вдруг Джон Хнык. — По-моему, я вижу Веббу Гаснущий День!
Туман теперь рассеялся без следа, и взору Кэнди открылся остров, куда они держали дуть. Правда, назвать это островом в привычном смысле слова было трудно. Невероятных размеров человеческая голова на могучих плечах из камня и металла торчала прямо из воды. На макушке гигантского изваяния высились башни, испещренные яркими квадратами окон. Свет, лившийся из них, лишь немного рассеивал окружающий полумрак.
— Ничего не понимаю! Сперва начался рассвет, потом ночь настала, а теперь ты говоришь, чтобы я перевела часы на восемь.
— Так это потому, что мы находимся в Сумеречном проливе, — сказал Джон Хнык таким тоном, словно это должно было разрешить все недоумения. — Здесь всегда восемь часов вечера.
Кэнди от изумления утратила дар речи.
— Ничего страшного, — подбодрил ее До-До. — Вот увидишь, потихоньку ты начнешь во всем этом разбираться. А покамест просто плыви по течению. Так проще.
Пока Кэнди послушно переводила стрелки своих часов на восемь, прыгуны доставили их с Хватом к причалу Гигантской Головы острова Вебба Гаснущий День.
Сразу за причалом начиналась крутая лестница, которая, будто кровеносный сосуд, вилась по груди, шее и щеке головы-острова. Из окон и дверей находившихся наверху зданий лились потоки света. Из недр головы доносился несмолкаемый гул — звуки множества голосов, крики и смех, которые эхом отражались от поверхности моря.
— Итак, леди, — сказал До-До, — вот мы и прибыли.
Морские прыгуны свернули в небольшую бухту — подмышечную впадину гиганта. В бухте было тесно и суетно от множества ярко-красных суденышек: иные из парусных лодок выходили в открытое море, другие возвращались из плавания. На пристани толпилось множество народа. Прибытие в бухту четырех морских прыгунов с пассажирами вызвало среди собравшихся большой переполох. Отовсюду слышались громкие возгласы, взрывы смеха, улюлюканье.
На шум из недр Гигантской Головы спешили новые любопытствующие — взглянуть, что за тарарам случился в бухте. Среди новоприбывших мелькнули и несколько фигур, затянутых в официальную униформу.
— Полиция! — выдохнул Джон Хнык.
Братья принялись повторять это слово на разные лады:
— Полиция?
— Полиция!
— Полиция!!!
Хват повернулся к Кэнди и обеими руками сжал ее ладонь.
— Так скоро...
— Что-что?
— Мне придется покинуть тебя, леди. Так скоро.
— Из-за полиции?
— Да тише ты, девчонка! — возмущенно прошипел Джон Змей.
— Замолчи! — прикрикнул на него Хват. — Посмей только еще раз заговорить в подобном тоне с моей леди!
— С его леди! — фыркнул Змей с таким презрением, словно торопился в эти последние секунды перед разлукой выразить всю полноту неприязни, которую питал к Кэнди.
Но времени не оставалось вовсе. Ни у Змея, ни у Хвата, ни у Кэнди, только и успевшей торопливо пробормотать: «До свидания!»
Полицейские, расталкивая толпу, стремительно приближались к причалу. Вряд ли они опознали Хвата, хотя рога и делали его весьма приметной личностью. Нет, скорее стражами порядка двигало простое стремление выяснить причину небывалого веселья среди зевак на набережной. Хват же, со своей стороны, вовсе не жаждал, чтобы проявление естественного любопытства полиции обернулось его арестом.
— Эй, у вас есть разрешение на управление этими морскими прыгунами? — выкрикнул один из полисменов, приставив ладони ко рту рупором.
— Здесь наши пути расходятся, леди, — сказал Хват. — Мы еще увидимся, я уверен.
С этим словами он в лучших традициях рыцарских романов нежно поцеловал ей руку — и прыгнул в воду.
— Эй, ты! — вдруг истошно завопил другой полицейский и принялся отчаянно работать локтями, пробираясь через толпу зевак к причалу. — Держите его! Это же он!
— Ну вот, здрасьте! — пробурчал До-До. — Теплый прием оказывает нам Вебба Гаснущий День, ничего не скажешь!
— Лучше б мы их высадили на Пятнистом Фрю, — вздохнула Тропелла. — Там куда спокойней.
— Что толку теперь об этом сокрушаться, — пожал плечами Пью.
— Он уходит! Сейчас уйдет! — надрывался второй полицейский.
— Да кто уйдет-то? — попытался уточнить один из его коллег.
— Этот, как его там?! Он еще обчистил дом Мэльюса Найса в Тацмагоре! Это ж ведь он самый и есть! Как его бишь?!! — Лицо стража порядка становилось все краснее и краснее, казалось, он сейчас лопнет от усердия. — Самый профессиональный из воров!
В ответ на это сразу несколько голосов из толпы подсказали:
— Джон Хват!
— Ну да! Я ж так и сказал! — взвизгнул полицейский. — Джон Хват!
Теперь глаза всех, кто находился на набережной и на причале — стражей порядка и зевак, — обратились к едва заметному водовороту на том месте, где исчез в волнах Джон Хват.
Один из полицейских, синекожий верзила с оранжевой бородой, подстриженной «лопатой», попытался было воспользоваться самой, на его взгляд, быстроходной из лодок в бухточке, чтобы догнать на ней преступника. Однако владелец суденышка, не уступавший в габаритах полисмену и к тому же находившийся вне пределов досягаемости последнего, поскольку от борта лодки до причала было ярдов шесть-семь, вовсе не собирался участвовать в погоне.
— Эй, ты там! Давай причаливай сюда свою посудину! Лодочник, избегая смотреть в сторону полицейского, принялся ловко лавировать в толчее бухты, чтобы поскорее уйти подальше от пристани. Похоже, его совершенно не вдохновила перспектива одолжить свою драгоценную лодку служителю порядка, у которого азарта в крови куда больше, чем здравого смысла в голове. Столкнувшись с таким вопиющим неповиновением, полисмен рассвирепел пуще прежнего.
— Назад! — пронзительно заверещал он. — Твое судно конфисковано!
— Да плюнь ты на него, Брэнкс! — посоветовал один из коллег, сохранявший на протяжении всей этой сцены полную невозмутимость. — Мало ли тут других лодок!
Но офицер Брэнкс был не намерен спускать наглецу такое неуважение к своей персоне. Поспешно сбросив форменный китель и ботинки, он плюхнулся в грязную воду и поплыл вслед за удалявшейся лодкой, не переставая вопить:
— Поворачивай сейчас же! Слышишь, негодяй?! Поворачивай назад, говорят тебе!!!
Зеваки гурьбой повалили на деревянный причал полюбоваться на дармовое представление, которое устроил полицейский. Доски причала протестующе заскрипели, предупреждая, что ветхое сооружение навряд ли выдержит такое суровое испытание на прочность. Однако праздношатающаяся публика была слишком возбуждена, чтобы внять этому знаку. И чем более неистовым становился шум, которым зеваки сопровождали любое движение разъяренного Брэнкса, тем больше любопытных спешили присоединиться к толпе.
— Поверь, Кэнди, — сказала Тропелла, — мне меньше всего хотелось бы прощаться с тобой в такой спешке и неразберихе...
— Но сейчас самый подходящий момент, чтобы высадиться на берег незамеченной, да?
— Именно, именно.
— Согласна.
Внимание всех до единого зевак было сосредоточено на полицейском, которому удалось-таки догнать приглянувшуюся лодку и влезть на борт, хотя товарищи и кричали ему наперебой, чтобы он оставил эту затею и вернулся. Оказавшись на борту, Брэнкс снова рявкнул лодочнику, что конфискует его собственность, и тот не раздумывая огрел служителя порядка веслом. Весло сломалось, а оглушенный полицейский, перевалившись через борт, бултыхнулся в воду, словно персонаж старой кинокомедии.
Толпа на набережной дружно ахнула и замерла, с ужасом ожидая, как все повернется. Теперь настала очередь владельца лодки броситься в грязную воду, что он и сделал — без сомнения, живо представив себе, какая суровая кара обрушится на его голову, если переусердствовавший служака Брэнкс пойдет ко дну. Но холодная вода быстро привела полицейского в чувство, и он тут же набросился на своего горе-спасителя. Драка между ними разгорелась с новой силой. Пока эти двое бултыхались в воде и тузили друг друга, бранясь на чем свет стоит, Кэнди, коротко попрощавшись с прыгунами, никем не замеченная пробралась сквозь толпу и направилась к воротам — главному входу в Веббу Гаснущий День.
На ходу она оглянулась, чтобы в последний раз взглянуть на своих новых друзей и хорошенько запомнить их. Хоть Хват и говорил, что им еще суждено свидеться, кто знает, как все сложится на самом деле...
Но Хвата уже и след простыл. Что же до прыгунов, то все четверо, чтобы не привлекать к себе внимания, погрузились в воду и, подныривая под лодки, стали пробираться к выходу из бухты.
Кэнди вдруг стало боязно и очень-очень одиноко. Теперь ей предстоит самостоятельно осваиваться в этом чужом и незнакомом мире, и рядом не будет галантного Джона Хвата, чтобы помочь ей.
Впрочем, это вовсе не означало, что теперь она была бы рада вернуться домой. Там, в Цыптауне, у нее не осталось почти никаких привязанностей. Ничего светлого, радостного, такого, что стоило бы захватить с собой сюда. Отца своего она ненавидела. При мысли о матери внутри возникало чувство какой-то странной пустоты — и только. Нет, та жизнь не для нее. А очутиться здесь, попасть в этот удивительный Новый Мир было все равно как заново родиться.
Новая жизнь под незнакомыми звездами.
В душе ее продолжали бороться радостное предвкушение каких-то необычайных, удивительных событий и тоска одиночества; она ощущала сладкий вкус свободы и одновременно горькую опустошенность. Вся во власти этих противоречивых чувств, Кэнди еще раз скользнула рассеянным взглядом по толпе и шагнула сквозь ворота в город, раскинувшийся на острове в Сумеречном проливе.
В ГИГАНТСКОЙ ГОЛОВЕ
Кэнди всегда гордилась своим богатым воображением. Если, к примеру, ей случалось сравнить свои сны с тем, что наперебой пересказывали друг другу братья за завтраком или одноклассники на переменах, то неизменно оказывалось, что ее собственные ночные видения не в пример ярче, необычнее и содержательнее, чем чьи-либо еще. Однако то, что предстало перед ее взором в Гигантской Голове Веббы Гаснущий День, превосходило пределы самого бойкого воображения и, безусловно, не могло привидеться даже в самом что ни на есть причудливом, полном фантастических образов сне.
То был настоящий город. Город, выстроенный из всевозможного морского хлама. Тротуар под ногами оказался деревянным, и все бруски, из которых он состоял, судя по виду, прежде долгое время путешествовали по волнам, а каменные стены домов были покрыты ракушками. Массивную крышу подпирали три колонны, сложенные из обломков кораллов, сцементированных между собой. И они оказались населены! В тщательно отшлифованных стенах были пробиты окна, из которых лился яркий свет. Там, внутри, тихо протекали чьи-то жизни.
Три главные улицы города достигали коралловых колонн-ульев, огибали их и тянулись куда-то в глубь Головы. По улицам вдоль высоких и низеньких домов сновали взад-вперед обитатели Веббы Гаснущий День.
С любопытством разглядывая встречных, Кэнди заметила, что многие из них выглядели бы совсем как жители Цыптауна, если бы не странные одеяния — костюмы и платья причудливых покроев, шляпки необычных фасонов, башмаки невероятных форм. Но на каждого обитателя Гигантской Головы, выглядевшего вполне по-человечески, приходилось по два-три существа, не имевших с человеческим родом почти ничего общего. Одним словом, по улицам разгуливали потомки тысяч и тысяч союзов между людьми и бесчисленными представителями диковинных народов Абарата.
Среди тех, кто попадался ей навстречу, были удивительные создания, во внешнем облике которых угадывались черты рыб, птиц, собак и кошек, львов и жаб. Однако гораздо больше было таких, о чьих предках Кэнди и гадать не пыталась — настолько причудлив, нелеп и невероятен был их вид. Такое и во сне не приснится, снова подумалось ей.
Кэнди продрогла до костей, она устала и заблудилась, еще как заблудилась, — но ей было все равно. Перед ней предстал во всем многообразии совершенно новый, незнакомый мир, и она смотрела на него во все глаза, позабыв о холоде и усталости.
Вот мимо грациозно прошествовала дама, на голове которой вместо шляпки красовался круглый аквариум, полный воды, где томно перебирала плавниками большая рыба. Крупные, грубоватые черты ее морды, сведенной в печальную гримасу, носили явное сходство с лицом хозяйки. Затем стремительно прошагал маленький человечек, одетый в длинный балахон с капюшоном. В капюшоне, откинутом за спину, он нес крошечного карлика, подбрасывавшего в воздух орехи. В дальнем конце улицы показалось существо, напоминавшее птицу. Его алые ноги были точь-в-точь как садовые лестницы-стремянки, а голову увенчивал оранжевый хохолок невероятных размеров. По воздуху, едва не задев плеча Кэнди, проплыло облако темно-синего дыма, из середины которого на миг выглянули расплывчатые контуры чьей-то добродушной физиономии. Одарив Кэнди приветливой улыбкой, лицо тотчас же растаяло вместе с окружавшим его дымом.
Кэнди без устали вертела головой, боясь пропустить самое интересное. Но опасения ее были излишними: куда бы она ни взглянула, перед ней открывались все новые и новые удивительные картины. Кроме собственно горожан, в Гигантской Голове обитало множество зверья. Здесь в изобилии были представлены и дикие, и домашние животные. Обезьяны с белыми мордочками кривлялись на разные лады, подобно клоунам, и, перескакивая с крыши на крышу, то и дело демонстрировали прохожим свои ярко-красные попы. Зверьки размером с шиншиллу, обликом своим напоминавшие львов, с изумительной ловкостью сновали по электрическим проводам, которые были протянуты между домами. Без умолку тараторя, будто взволнованный попугай, торопливо скользила по деревянным брускам тротуара длинная белая змея с бирюзовыми глазами. Ей каким-то чудом удавалось не попасться под ноги прохожим. Слева от Кэнди по стене усердно ползало создание, чьей матерью наверняка была самка гигантского омара, а отцом не иначе как сам Пабло Пикассо: удивительное существо увлеченно рисовало кусочком угля на белой штукатурке свой автопортрет, изрядно себе при этом льстя. А справа сквозь открытое окно Кэнди разглядела мужчину, который размахивал горящей головней, пытаясь выдворить из своего жилища корову, на чьей спине беззаботно скакало множество желтых кузнечиков.
Последние были далеко не единственными представителями мира насекомых, обитавшими в городе. Напротив, воздух кишел всевозможными летучими существами. В вышине стаи птиц охотились на красную, как облака огненных точек, мошкару. Над толпой прохожих во множестве порхали бабочки размером с ладонь. Время от времени некоторые из них мягко опускались на чью-нибудь голову, как если бы она была цветком. Многие из бабочек были прозрачными, почти бестелесными, было даже видно, как по их сосудам струится ярко-голубая кровь. Другие летуньи, щеголявшие яркой окраской, выглядели на их фоне аппетитно пухлыми. Во всяком случае, аппетитными их явно считала очень-очень маленькая птичка с очень-очень большим хвостом вроде павлиньего, но раскрашенного в такие цвета, которым Кэнди не могла подобрать названия. Птичка то и дело подскакивала, хватала толстеньких бабочек клювом и с видимым наслаждением проглатывала.
И среди всех этих диковин на каждом шагу Кэнди попадались вещи настолько привычные и знакомые, что здесь они выглядели почти нелепо. Во многих квартирах были включены телевизоры, и Кэнди без труда различила изображения на экранах сквозь незашторенные окна. По одной из программ передавали мультфильм — рисованный мальчик бойко отбивал чечетку. На другом канале тот же мультяшный персонаж распевал душещипательную балладу. Кто-то следил за соревнованием по борьбе. Кэнди замедлила шаг. На экране мужчины сражались с какими-то гигантскими полосатыми насекомыми, причем физиономии последних выражали явную скуку и отвращение. Было здесь и много другого, знакомого Кэнди по Цыптауну: запахи пригоревшего мяса и пролитого пива, крики дерущихся мальчишек, чей-то веселый смех, чей-то горький плач.
К немалому изумлению Кэнди, все разговоры, обрывки которых ей удавалось уловить, велись на английском, вернее, на множестве его диалектов. Но разве можно было ожидать, что все эти рты самых невероятных форм и очертаний станут четко и правильно выговаривать человеческие слова? Поэтому в речи одних преобладали носовые звуки, и казалось, что они не разговаривают, а вполголоса напевают, тогда как из глоток других речь вырывалась вместе с клекотом, рычанием, сопением и щелканьем.
Столько открытий, столько ошеломляющей новизны, а ведь она еще и пятидесяти ярдов не прошла по Веббе Гаснущий День!
В окраинной части Гигантской Головы, где Кэнди очутилась, пройдя еще немного вниз по улице, все дома были красные, с искривленными фасадами, выдававшимися вперед углом. Кэнди быстро догадалась, в чем тут дело: здешним жителям домами служили лодки или то, что от них осталось. Судя по рыболовным сетям, заменявшим двери в некоторых из этих лачуг, обитателями их были рыбаки. Повытаскав свои суденышки на сушу, они при помощи молотков и ножовок соорудили из них некое подобие жилищ. Хижины-лодки были разбросаны в полном беспорядке, было похоже, что каждый из их владельцев занимал любое приглянувшееся ему свободное местечко, иначе как можно было бы объяснить хаотичные, в два-три яруса, нагромождения этих лачуг?
Что же до электричества, то похоже, здешние обитатели попросту воровали, причем совершенно не таясь, у более зажиточных сограждан, которые жили в каменных домах в центре города. Электрические провода змеились по стенам домов, исчезая в их недрах и вновь выныривая наружу, чтобы снабдить энергией соседнюю хижину-лодку.
Разумеется, подобную систему никак нельзя было назвать безопасной. В маленьких оконцах некоторых из лачуг свет предательски мигал, грозя вот-вот погаснуть, кое-где велись ожесточенные споры за право пользования электрическими проводами, по которым в довершение ко всему непрерывно скакали неугомонные обезьянки и пичуги.
Просто уму непостижимо, подумала Кэнди, как только это разношерстное сборище — люди, животные, насекомые и фантастические создания, которых невозможно отнести к какому-либо из известных видов живых существ, — уживается. Она была уверена, что жители Цыптауна вряд ли стерпели бы подобное соседство.
Что, интересно, они бы сказали о птицеподобном звере с ногами-лестницами? Или о создании, обитавшем в облаке? Или о малыше, подбрасывавшем в воздух орешки?
«Надо запомнить все до мельчайших подробностей, чтобы потом, когда вернусь домой, рассказать об этом удивительном мире, ничего не упустив, чтобы с точностью описать каждый камень, каждую бабочку. Интересно, — думала Кэнди, — есть ли тут видеокамеры? Наверняка имеются, раз существует телевидение».
Разумеется, прежде всего ей следовало выяснить, представляют ли здесь хоть какую-либо ценность те несколько смятых и вымокших долларов, которые надежно хранились в глубине ее кармана. Если доллар тут в ходу и если существуют магазины, в которых продаются камеры, то можно будет все самое интересное заснять на пленку, которая и станет неопровержимым доказательством существования этого мира со всеми его чудесами.
— Ты, похоже, совсем продрогла?
Судя по виду женщины, участливо обратившейся к Кэнди с этим вопросом, в числе ее дальних предков были морские прыгуны или подобные им существа. От края ее нижней челюсти к шее тянулись красноватые полоски — рудиментарные жабры, нежную кожу покрывал едва различимый симметричный сетчатый рисунок — следы чешуи, утраченной в одном из прежних поколений, а глаза отливали холодноватым серебряным блеском.
— Вообще-то да, — кивнула Кэнди.
— Пошли со мной. Я Изарис.
— А меня зовут Кэнди Квокенбуш. Я здесь впервые.
— Это сразу видно, — усмехнулась Изарис. — Сегодня у нас и впрямь прохладно, да еще вода просачивается сквозь камни. Когда-нибудь весь этот остров рассыплется на куски и рухнет в море.
— Жаль, если такое случится.
— Было бы о чем жалеть, — с горечью возразила Изарис. — Ты-то здесь не живешь, где тебе судить об этом гиблом месте!
Следуя за своей собеседницей, Кэнди подошла ко входу в один из домов, сооруженных из рыбачьих парусников. У порога она замедлила шаг. В душе у нее шевельнулось сомнение. С чего бы этой Изарис вот так запросто приглашать ее, незнакомку, в свое жилище? Нет ли у нее на уме чего недоброго?
Изарис, похоже, поняла причину ее колебаний и безо всякой обиды предложила:
— Если боишься, ступай себе мимо. Я просто подумала, что тебе не помешало бы обсушиться и погреться у очага, вот и все.
Прежде чем Кэнди успела ответить, издалека, со стороны набережной, послышались оглушительный треск и грохот.
— Причал! — воскликнула Кэнди, невольно оборачиваясь.
Судя по всему, деревянные мостки не выдержали веса толпы, которая на них теснилась. Мимо домика Изарис промчалось немало любопытных, жаждущих насладиться зрелищем катастрофы, что неизбежно должно было привести к еще худшим последствиям для причала и набережной. Изарис не выказала ни малейшего намерения последовать за остальными. Она равнодушно пожала плечами и снова обратилась к Кэнди:
— Ну так войдешь?
— Да-да, большое спасибо.
Кэнди благодарно улыбнулась и прошла в лачугу вслед за гостеприимной хозяйкой.
В маленьком очаге, как и обещала Изарис, горел огонь. Она подбросила туда несколько охапок стеблей, по виду напоминавших сушеные водоросли, которые запылали дружно и ярко, и Кэнди окутала волна блаженного тепла.
— Замечательно! — сказала девушка и протянула к огню озябшие ладони. — Как раз то, что мне сейчас больше всего нужно.
На полу у очага забавлялась с нехитрыми игрушками девочка лет двух, черты лица которой в сравнении с материнскими безошибочно указывали, что она была на целое поколение ближе к людям и дальше от своих морских дедов или, вернее, прапрапрадедов.
— А это наша Майза. Майза, это Кэнди. А ну-ка, скажи тете «здрасьте».
— З-з-з... страсть! — прощебетала Майза.
То был настоящий город. Город, выстроенный из всевозможного морского хлама. Тротуар под ногами оказался деревянным, и все бруски, из которых он состоял, судя по виду, прежде долгое время путешествовали по волнам, а каменные стены домов были покрыты ракушками. Массивную крышу подпирали три колонны, сложенные из обломков кораллов, сцементированных между собой. И они оказались населены! В тщательно отшлифованных стенах были пробиты окна, из которых лился яркий свет. Там, внутри, тихо протекали чьи-то жизни.
С любопытством разглядывая встречных, Кэнди заметила, что многие из них выглядели бы совсем как жители Цыптауна, если бы не странные одеяния — костюмы и платья причудливых покроев, шляпки необычных фасонов, башмаки невероятных форм. Но на каждого обитателя Гигантской Головы, выглядевшего вполне по-человечески, приходилось по два-три существа, не имевших с человеческим родом почти ничего общего. Одним словом, по улицам разгуливали потомки тысяч и тысяч союзов между людьми и бесчисленными представителями диковинных народов Абарата.
Среди тех, кто попадался ей навстречу, были удивительные создания, во внешнем облике которых угадывались черты рыб, птиц, собак и кошек, львов и жаб. Однако гораздо больше было таких, о чьих предках Кэнди и гадать не пыталась — настолько причудлив, нелеп и невероятен был их вид. Такое и во сне не приснится, снова подумалось ей.
Кэнди продрогла до костей, она устала и заблудилась, еще как заблудилась, — но ей было все равно. Перед ней предстал во всем многообразии совершенно новый, незнакомый мир, и она смотрела на него во все глаза, позабыв о холоде и усталости.
Последние были далеко не единственными представителями мира насекомых, обитавшими в городе. Напротив, воздух кишел всевозможными летучими существами. В вышине стаи птиц охотились на красную, как облака огненных точек, мошкару. Над толпой прохожих во множестве порхали бабочки размером с ладонь. Время от времени некоторые из них мягко опускались на чью-нибудь голову, как если бы она была цветком. Многие из бабочек были прозрачными, почти бестелесными, было даже видно, как по их сосудам струится ярко-голубая кровь. Другие летуньи, щеголявшие яркой окраской, выглядели на их фоне аппетитно пухлыми. Во всяком случае, аппетитными их явно считала очень-очень маленькая птичка с очень-очень большим хвостом вроде павлиньего, но раскрашенного в такие цвета, которым Кэнди не могла подобрать названия. Птичка то и дело подскакивала, хватала толстеньких бабочек клювом и с видимым наслаждением проглатывала.
И среди всех этих диковин на каждом шагу Кэнди попадались вещи настолько привычные и знакомые, что здесь они выглядели почти нелепо. Во многих квартирах были включены телевизоры, и Кэнди без труда различила изображения на экранах сквозь незашторенные окна. По одной из программ передавали мультфильм — рисованный мальчик бойко отбивал чечетку. На другом канале тот же мультяшный персонаж распевал душещипательную балладу. Кто-то следил за соревнованием по борьбе. Кэнди замедлила шаг. На экране мужчины сражались с какими-то гигантскими полосатыми насекомыми, причем физиономии последних выражали явную скуку и отвращение. Было здесь и много другого, знакомого Кэнди по Цыптауну: запахи пригоревшего мяса и пролитого пива, крики дерущихся мальчишек, чей-то веселый смех, чей-то горький плач.
К немалому изумлению Кэнди, все разговоры, обрывки которых ей удавалось уловить, велись на английском, вернее, на множестве его диалектов. Но разве можно было ожидать, что все эти рты самых невероятных форм и очертаний станут четко и правильно выговаривать человеческие слова? Поэтому в речи одних преобладали носовые звуки, и казалось, что они не разговаривают, а вполголоса напевают, тогда как из глоток других речь вырывалась вместе с клекотом, рычанием, сопением и щелканьем.
Столько открытий, столько ошеломляющей новизны, а ведь она еще и пятидесяти ярдов не прошла по Веббе Гаснущий День!
В окраинной части Гигантской Головы, где Кэнди очутилась, пройдя еще немного вниз по улице, все дома были красные, с искривленными фасадами, выдававшимися вперед углом. Кэнди быстро догадалась, в чем тут дело: здешним жителям домами служили лодки или то, что от них осталось. Судя по рыболовным сетям, заменявшим двери в некоторых из этих лачуг, обитателями их были рыбаки. Повытаскав свои суденышки на сушу, они при помощи молотков и ножовок соорудили из них некое подобие жилищ. Хижины-лодки были разбросаны в полном беспорядке, было похоже, что каждый из их владельцев занимал любое приглянувшееся ему свободное местечко, иначе как можно было бы объяснить хаотичные, в два-три яруса, нагромождения этих лачуг?
Разумеется, подобную систему никак нельзя было назвать безопасной. В маленьких оконцах некоторых из лачуг свет предательски мигал, грозя вот-вот погаснуть, кое-где велись ожесточенные споры за право пользования электрическими проводами, по которым в довершение ко всему непрерывно скакали неугомонные обезьянки и пичуги.
Что, интересно, они бы сказали о птицеподобном звере с ногами-лестницами? Или о создании, обитавшем в облаке? Или о малыше, подбрасывавшем в воздух орешки?
«Надо запомнить все до мельчайших подробностей, чтобы потом, когда вернусь домой, рассказать об этом удивительном мире, ничего не упустив, чтобы с точностью описать каждый камень, каждую бабочку. Интересно, — думала Кэнди, — есть ли тут видеокамеры? Наверняка имеются, раз существует телевидение».
Разумеется, прежде всего ей следовало выяснить, представляют ли здесь хоть какую-либо ценность те несколько смятых и вымокших долларов, которые надежно хранились в глубине ее кармана. Если доллар тут в ходу и если существуют магазины, в которых продаются камеры, то можно будет все самое интересное заснять на пленку, которая и станет неопровержимым доказательством существования этого мира со всеми его чудесами.
— Ты, похоже, совсем продрогла?
Судя по виду женщины, участливо обратившейся к Кэнди с этим вопросом, в числе ее дальних предков были морские прыгуны или подобные им существа. От края ее нижней челюсти к шее тянулись красноватые полоски — рудиментарные жабры, нежную кожу покрывал едва различимый симметричный сетчатый рисунок — следы чешуи, утраченной в одном из прежних поколений, а глаза отливали холодноватым серебряным блеском.
— Вообще-то да, — кивнула Кэнди.
— Пошли со мной. Я Изарис.
— А меня зовут Кэнди Квокенбуш. Я здесь впервые.
— Это сразу видно, — усмехнулась Изарис. — Сегодня у нас и впрямь прохладно, да еще вода просачивается сквозь камни. Когда-нибудь весь этот остров рассыплется на куски и рухнет в море.
— Жаль, если такое случится.
— Было бы о чем жалеть, — с горечью возразила Изарис. — Ты-то здесь не живешь, где тебе судить об этом гиблом месте!
Следуя за своей собеседницей, Кэнди подошла ко входу в один из домов, сооруженных из рыбачьих парусников. У порога она замедлила шаг. В душе у нее шевельнулось сомнение. С чего бы этой Изарис вот так запросто приглашать ее, незнакомку, в свое жилище? Нет ли у нее на уме чего недоброго?
Изарис, похоже, поняла причину ее колебаний и безо всякой обиды предложила:
— Если боишься, ступай себе мимо. Я просто подумала, что тебе не помешало бы обсушиться и погреться у очага, вот и все.
Прежде чем Кэнди успела ответить, издалека, со стороны набережной, послышались оглушительный треск и грохот.
— Причал! — воскликнула Кэнди, невольно оборачиваясь.
Судя по всему, деревянные мостки не выдержали веса толпы, которая на них теснилась. Мимо домика Изарис промчалось немало любопытных, жаждущих насладиться зрелищем катастрофы, что неизбежно должно было привести к еще худшим последствиям для причала и набережной. Изарис не выказала ни малейшего намерения последовать за остальными. Она равнодушно пожала плечами и снова обратилась к Кэнди:
— Ну так войдешь?
— Да-да, большое спасибо.
Кэнди благодарно улыбнулась и прошла в лачугу вслед за гостеприимной хозяйкой.
В маленьком очаге, как и обещала Изарис, горел огонь. Она подбросила туда несколько охапок стеблей, по виду напоминавших сушеные водоросли, которые запылали дружно и ярко, и Кэнди окутала волна блаженного тепла.
— Замечательно! — сказала девушка и протянула к огню озябшие ладони. — Как раз то, что мне сейчас больше всего нужно.
На полу у очага забавлялась с нехитрыми игрушками девочка лет двух, черты лица которой в сравнении с материнскими безошибочно указывали, что она была на целое поколение ближе к людям и дальше от своих морских дедов или, вернее, прапрапрадедов.
— А это наша Майза. Майза, это Кэнди. А ну-ка, скажи тете «здрасьте».
— З-з-з... страсть! — прощебетала Майза.