Будут еще удары, подумал мальчик, больше боли, больше крови. Но все это можно было перенести, а музыка была обещанием того, что после долгого ожидания уже никогда не будет больше никаких ударов.
~~
Дэвидсон брел по главной улице городка Белкам. Был самый полдень, полагал он (его часы остановились, возможно, из-за невнимания), но городок, казалось, был пуст. Наконец его взгляд уперся в черную дымящуюся тушу посредине улицы за сто ярдов от него.
Если такое возможно, кровь в его жилах похолодела.
Невзирая на расстояние, он опознал эту гору обгорелой плоти, то, чем она была раньше, и голову его стиснул ужас. Значит, все же все это было на самом деле. Он сделал еще пару запинающихся шагов, борясь при этом с тошнотой, пока не почувствовал, что его поддерживают сильные руки, и не услышал сквозь шум крови в голове чей-то успокаивающий голос. Слова не имели смысла, но по крайней мере голос был мягким и человечным. Он мог больше не притворяться, что с ним все в порядке. Он упал, но через миг окружающий мир появился вновь, такой же надежный, как обычно.
Его занесли в дом, уложили на неудобной софе, и на него глядело сверху вниз женское лицо, лицо Элеоноры Кукер. Она увидела, что он пришел в себя, и сказала:
– Этот парень выживет.
Голос у нее был жесткий, как терка.
Она еще сильнее наклонилась вперед.
– Видели эту тварь, верно?
Дэвидсон кивнул.
– Давай-ка сначала успокоимся, – ему в руку сунули стакан, и Элеонора щедро наполнила его виски.
– Пей, – велела она, – потом расскажешь нам, что ты там собирался.
Комната была набита людьми, будто в гостиной у Кукер сгрудилось все население Велкама. Большой прием, но он заслужил его своим рассказом. Виски расслабило его, и он начал рассказывать, ничего не преуменьшая и не преувеличивая – слова лились сами по себе. В ответ Элеонора рассказала про случай с шерифом Паккардом и телом потрошителя машины. Паккард тоже был в комнате и выглядел не лучшим образом, поглотив огромное количество виски и болеутоляющих; его искалеченная рука была так обмотана бинтами, что больше напоминала шар.
– И это не единственный дьявол, который побывал здесь, – сказал Паккард, когда с рассказами было покончено.
– Это ты так говоришь, – в быстрых глазах Элеоноры отнюдь не было убежденности.
– Так говорил мой папа, – сказал Паккард, уставившись на свою перевязанную руку. – И я уверен в этом, черт, я верю во все это!
– Тогда нам лучше что-нибудь предпринять на этот счет.
– Например? – спросил кислого вида тип, устроившийся около камина. – Что можно сделать с такими тварями, которые пожирают автомобили?
Элеонора выпрямилась и одарила оратора презрительной гримасой.
– Может, наконец извлечем пользу из твоей мудрости, Лу, – сказала она. – Что, по-твоему, мы должны делать?
– Я думаю, надо залечь и дать им пройти.
– Я – не страус, – сказала Элеонора, – но если ты захочешь зарыть голову в песок, Лу, я одолжу тебе лопату. Я даже вырою для тебя ямку.
Общий смех. Смущенный скептик замолчал и начал разглядывать свои ногти.
– Мы же не можем сидеть тут и позволять им бродить по улицам города, – сказал помощник шерифа, надувая пузыри из жвачки.
– Они шли к горам, – сказал Дэвидсон. – Прочь от городка.
– Как же сделать так, чтобы они не переменили своих проклятых планов? – спросила Элеонора. – Ну что?
Нет ответа. Кое-кто кивнул, кое-кто помотал головой.
– Джедедия, – сказала она, – ты выбран помощником шерифа. Что ты думаешь обо всем этом?
Юноша с шерифским значком и со жвачкой слегка покраснел и пощипал свои усики. Он явно не знал, что делать.
– Я ясно вижу, какая получается картина, – женщина отвернулась от него прежде, чем он придумал, что ответить. – Ясно как день. Вы все слишком наложили в штаны, чтобы выкурить их из своих нор, верно?
По комнате вновь прокатился виноватый шепот, многие вновь затрясли головой.
– Вы просто собираетесь сидеть тут, и пусть всех женщин пожрут.
Хорошее слово: пожрут. Производит гораздо большее впечатление, чем просто: съедят. Элеонора остановилась для пущего эффекта. Потом мрачно сказала:
– Или что похуже.
Хуже, чем пожрут? Бедняги, что может быть хуже?
– Да мы не дадим этим дьяволам прикоснуться к вам, – сказал Паккард, вставая со своего места с некоторым затруднением. Обращаясь к присутствующим, он слегка покачнулся.
– Мы поймаем этих дерьмоедов и линчуем их.
Этот призыв на битву не слишком воодушевил мужскую половину присутствующих: после своего приключения на Главной улице шериф явно терял доверие избирателей.
– Осторожность – лучшая доблесть, – прошептал Дэвидсон себе под нос.
– Сколько вокруг лошадиного дерьма, – сказала Элеонора. Дэвидсон пожал плечами и прикончил виски. Никто вновь не наполнил его стакан. Он вспомнил, что ему нужно благодарить небо за то, что он остался в живых. Но все его рабочее расписание полетело к черту. Ему нужно добраться до телефона и нанять автомобиль, если необходимо, заплатить кому-нибудь, чтобы его подбросили. Эти «дьяволы», кем бы они ни были, не его ума дело. Может, он с интересом прочитал бы о них колонку-другую в «Ньюсуик», когда вновь будет на востоке и расслабится с Барбарой, но теперь все, чего он хотел, это покончить со своими делами в Аризоне и вернуться домой как можно скорее.
У Паккарда, однако, были свои идеи.
– Ты – свидетель, – сказал он, указывая на Дэвидсона. – И как шериф этой общины я приказываю тебе остаться в Велкаме, пока я не буду удовлетворен твоими ответами на допросе, который я собираюсь тебе учинить.
Странно было слышать официальную речь из этого слюнявого рта.
– У меня дела... – начал было Дэвидсон.
– Так пошли им телеграмму и отложи все дела, мистер занятой Дэвидсон.
Парень подпортит ему репутацию, подумал Дэвидсон, мало ли что подумают на востоке, но все же Паккард представлял закон, и с этим ничего нельзя было поделать. Он кивнул, вложив в этот жест как можно больше покорности. Позже, когда он будет дома в тепле и безопасности, он сможет возбудить формальный процесс против этого местечкового Муссолини. А сейчас лучше послать телеграмму и пусть его деловая поездка рушится дальше.
– Так каков ваш план? – требовательно спросила Элеонора у Паккарда.
Шериф надул свои красные от виски щеки.
– Мы разделаемся с дьяволами, – сказал он. – Ружья, женщина.
– Вам понадобится нечто большее, чем ружья, если они такие, как он говорит.
– Именно такие, – сказал Дэвидсон. – Поверьте, такие.
Паккард фыркнул.
– Возьмем весь наш гребаный персонал, – сказал он, нацелив свой уцелевший палец в Джедедия. – Вытащи все наше тяжелое вооружение, парень. Противотанковое. Базуки.
Общее удивление.
– У вас есть базуки? – спросил Лу, каминный скептик.
Паккард выдавил снисходительную улыбку.
– Военный арсенал, – сказал он. – Остался после мировой войны.
Дэвидсон безнадежно вздохнул. Этот человек – псих с его маленьким устаревшим арсеналом, который, возможно, более опасен для стрелков, чем для потенциальных жертв. Они все умрут. Господи, помоги им, они же все умрут!
– Может, ты и потерял пальцы, – сказала Элеонора Кукер, потрясенная этой демонстрацией храбрости, – но ты единственный мужчина в этой комнате, Джош Паккард.
Паккард оскалился и рассеянно почесал промежность. Дэвидсон больше не мог выносить царившую в комнате атмосферу мужского превосходства.
– Послушайте, – встрял он, – я рассказал вам все, что знаю. Пусть дальше этим займутся ваши парни.
– Никуда ты не уедешь, – сказал Паккард, – если ты под это копаешь.
– Я только сказал...
– Сынок, мы слышали, что ты тут сказал. Но я тебя не слышал. Если я увижу, что ты собираешься нарезать, я притяну тебя за яйца. Если они у тебя есть.
Ублюдок, он это может, подумал Дэвидсон, несмотря на свою одну руку. Ладно, пусть все идет, сказал он себе, стараясь, чтобы губы у него не дрожали. Если Паккард выберется и отыщет этих чудовищ, а проклятая базука разорвется при стрельбе, то это – его личное дело. Пусть так.
– Там их целое племя, – спокойно указал Лу, – если верить этому человеку. Так что, как вы собираетесь справиться с таким количеством?
– Стратегия, – сказал Паккард.
– Да они нас просто затрахают, шериф, – заметил Джедедия, вынимая с усов взорвавшийся пузырь жвачки.
– Это наша территория, – сказала Элеонора. – Мы завоевали ее, мы ее и удержим.
Джедедия кивнул.
– Да, ма, – сказал он.
– Ну а если они просто исчезнут – и все? Предположим, мы их больше никогда не встретим, – возразил Лу. – Мы что, не можем просто дать им уйти под землю?
– Точно, – сказал Паккард. – А мы останемся и будем все время ждать, что они вернутся и пожрут все женское население.
– Может, они не хотят ничего плохого, – предположил Лу.
Паккард в ответ поднял свою перевязанную руку.
С этим спорить было трудно.
Паккард продолжал хриплым от избытка чувств голосом:
– Вот дерьмо, я так хочу с ними разделаться, что пойду туда, с помощью или без. Но нужно их как-то переиграть, перехитрить, мы же не хотим никого потерять.
Что-то в этом есть, подумал Дэвидсон. Да и вся комната тоже была под впечатлением. Отовсюду, даже от камина, раздался шепот одобрения.
Паккард вновь повернулся к своему помощнику.
– Так что подними свой зад, сынок. Я хочу, чтобы ты позвал этого ублюдка Крамба и его патрульных и притащил их всех сюда вместе со всем их оружием. А если он спросит, зачем, скажи ему, что шериф Паккард провозгласил особое положение, что я реквизирую любой ствол, который можно засунуть в задницу в радиусе пятидесяти миль отсюда, и любого человека, который болтается на другом конце этого оружия. Шевелись, сынок.
Теперь вся комната явно обмирала от восторга, и Паккард знал это.
– Мы разнесем этих ублюдков, – сказал он.
На какой-то момент его красноречие, казалось, оказало свое магическое воздействие и на Дэвидсона, и он почти поверил, что это возможно, но потом он вспомнил подробности процессии: хвосты, зубы и все остальное – и храбрость его исчезла без следа.
~~
Они подошли к дому очень тихо – не крадучись, но такой мягкой поступью, что никто их не услышал.
К этому времени гнев Юджина несколько угас. Он сидел, положив ноги на стол, перед ним стояла пустая бутылка виски, а молчание в комнате было таким тяжелым, что казалось удушающим.
Аарон, чье лицо распухло от отцовских ударов, сидел у окна. Ему не нужно было глядеть, чтобы увидеть тех, кто шел по песку в направлении к дому, ибо их приближение отзывалось эхом в его венах. Его лицо в кровоподтеках хотело осветиться приветственной улыбкой, но он подавил это желание и просто ждал, замкнувшись в молчании, пока они не подошли почти к самому порогу. Только когда их массивные тела заслонили свет в окне, только тогда он встал. Движение мальчика вывело Юджина из транса.
– Что там такое, парень?
Ребенок уже повернулся спиной к окну и теперь стоял посредине комнаты, спокойно улыбаясь. Его худенькие руки были раскинуты, как солнечные лучи, пальцы от возбуждения сжимались и разжимались.
– Что там такое с окном, парень?
Аарон услышал сквозь бормотание Юджина голос одного из его настоящих отцов. Точно собака, бросившаяся приветствовать хозяина после долгой разлуки, мальчик подбежал к двери и начал дергать засов, пытаясь открыть ее. Однако дверь была заперта.
– Что там за шум, парень?
Юджин оттолкнул сына в сторону и повернул ключ в замке, тогда как отец Аарона звал своего ребенка из-за двери. Голос его был похож на журчание воды, прерываемое тихим писком. Это был знакомый голос, любящий голос.
И тут Юджин начал понимать. Он ухватил ребенка за волосы и оттащил его от двери.
Аарон взвизгнул от боли.
– Папа! – взмолился он.
Юджин решил, что этот вопль адресуется к нему, но настоящий отец Аарона тоже услышал голос мальчика. В его ответном зове явно звучали настойчивые ноты сочувствия.
Снаружи дома Люси услышала перекличку голосов. Она вышла из-под защиты сарая. Она знала, что увидит на фоне сияющего неба, но тем не менее голова ее закружилась при виде массивных созданий, собравшихся вокруг дома. Ее пронзила мука при воспоминании об утерянной тогда, шесть лет назад, радости. Все они были здесь, незабываемые создания, невероятное сочетание форм...
Пирамидальные головы на нежно-розовом классическом торсе, задрапированном в ниспадающие складки просторной плоти. Безголовый серебристый красавец, чьи шесть рук расходятся в стороны от алого пульсирующего рта. Создания, похожие на рябь на поверхности ручья, устойчивую, но непрерывно меняющуюся, при этом издающие чистый, нежный звук. Создания, слишком фантастичные, чтобы быть реальными.
Слишком реальные, чтобы в них не верить, ангелы порога и очага. У одного была голова, которая двигалась взад-вперед на тонкой, как паутинка, шее, словно какой-то изысканный флюгер, голубая, точно позднее вечернее небо, и утыканная глазами, точно сияющими звездами. Еще один отец, чье тело напоминало веер, открывающийся и запахивающийся от возбуждения, его оранжевая плоть вспыхнула еще ярче, когда вновь раздался голос мальчика.
– Папа!
А у двери дома стояло существо, которое Люси всегда вспоминала с наибольшей благодарностью – тот, кто первым коснулся ее, тот, кто утешил ее страхи, первым проник в нее, необычайно мягко. Когда оно выпрямлялось в полный рост, в нем было, вероятно, футов двадцать росту. Теперь оно склонилось к двери, его могучая безволосая голова, точно у нарисованной шизофреником птицы, прижалась к дому, пока он говорил с ребенком. Оно было обнажено, и его широкая темная спина блестела от пота.
Внутри дома Юджин прижал ребенка к себе, точно щит.
– Что ты знаешь, парень?
– Папа?
– Я сказал, что ты знаешь?
– Папа!
В голосе Аарона звучало торжество. Ожидание закончилось.
Фасад дома был вдавлен внутрь. В отверстие просунулась похожая на крюк конечность и сорвала дверь с петель. Взлетели и осели обломки, в воздухе было полно щепок и пыли. Там, где раньше была спасительная темнота, теперь слепило солнце, обволакивая крошечную фигурку человека среди обломков.
Юджин смотрел из-за пелены пыли. Руки гигантов стащили крышу, и там, где раньше были потолочные балки, теперь виднелось небо. Над ним, куда ни погляди, возвышались конечности, тела и морды невероятных существ. Они растаскивали уцелевшие стены, сокрушая его дом так небрежно, как он бы разбил бутылку. Он выпустил мальчика из рук, не понимая, что он делает.
Аарон побежал к существу на пороге.
– Папа!
Оно подхватило его, точно отец, встречающий ребенка из школы, и запрокинуло голову в экстазе. Из его груди вырвался длинный, неописуемый вопль радости. Этот гимн подхватили остальные создания, точно празднуя великий праздник. Юджин заткнул уши руками и упал на колени. Уже при первых нотах этой чудовищной музыки нос его начал кровоточить, а в глазах застыли слезы. Он не был испуган. Он знал, что они не сделают ему ничего плохого. Он плакал потому,что шесть лет внушал себе, что ничего этого не было, и теперь, когда перед его лицом сияла их слава и тайна, он плакал потому, что у него не хватало мужества принять их и признать. Теперь было слишком поздно. Они забрали мальчика силой и разрушили его дом и его жизнь. Равнодушные к его мукам, они удалились, воспевая свою радость, и мальчик был в их руках навеки.
~~
Среди горожан Велкама самым часто употребимым словом этого дня было «организация». Дэвидсон мог только с симпатией наблюдать, как эти глуповатые, жесткие люди пытались противостоять невозможному и невероятному. Он был странно взволнован этим зрелищем – они были похожи на поселенцев из вестернов, готовящихся дать отпор ордам дикарей. Но в отличие от того, как это бывает в фильмах, Дэвидсон знал, что оборона была обречена. Дэвидсон видел этих монстров – они внушали благоговейный страх. И каковы бы ни были справедливые побуждения поселенцев, как бы ни была чиста их вера, дикари сметали поселенцев с лица земли чаще, чем хотелось бы. Хорошо все кончается только в кино.
~~
Нос Юджина перестал кровоточить спустя полчаса, но он, казалось, не заметил этого. Он тащил, волок, пинал, пинал Люси, подгоняя ее к городку Велкам. Никаких объяснений от этой суки он слышать не хотел, хотя ее голос постоянно гудел у него над ухом. Он продолжал слышать гудящий голос монстра и повторяющийся зов Аарона «папа», в ответ на который чудовищная рука монстра обрушила его дом.
Юджин понимал, что его вновь обвели вокруг пальца, хотя даже в самом своем воспаленном воображении представить полной правды он не мог.
Аарон был безумен, это он понимал. И каким-то образом его жена, пышнотелая Люси, которая была такой красоткой и с которой всегда было так приятно, послужила инструментом безумия мальчика и его собственного поражения.
Она продала мальчика – вот во что он наполовину поверил. Каким-то непонятным образом она заключила сделку с этими тварями из нижнего мира и променяла жизнь и разум их сына в обмен на какой-то дар. Что она выиграла от этой сделки? Какие-то безделушки, что-то, что она зарыла в полу сарая? Боже мой, она хорошенько помучается за это. Но прежде чем заставить ее помучиться, прежде чем он вырвет ее чертовы волосы и расплющит ее цветущие груди, она признается. Он заставит ее признаться – не для него, но для людей из города, которые презрительно кривили губы в ответ на его пьяные признания и смеялись, когда он рыдал над своим пивом. Они услышат из собственных уст Люси правду о случившемся с ним кошмаре и узнают, к своему ужасу, что демоны, о которых он им толковал, существуют на самом деле. Тогда он будет оправдан, и город примет его назад в свое лоно и попросит у него прощения, тогда как высохшее тело его суки-жены будет висеть где-нибудь на телефонном столбе за пределами города.
За две мили до городка Юджин остановился.
– Что-то движется.
Облако пыли, и внутри его клубящегося сердца множество сверкающих глаз.
Он испугался худшего.
– Боже мой!
Он выпустил жену. Может, теперь они пришли за ней? Да, возможно, это была вторая часть заключенной ею сделки.
– Они захватили город, – сказал он. Воздух был насыщен голосами. Все это было уже слишком.
Они шли по дороге, вытянувшись в цепочку, прямо на него, и Юджин повернулся, чтобы бежать – пусть эта шлюха идет себе, куда хочет. Пусть забирают ее, лишь бы оставили его в покое. Люси улыбалась сквозь облако пыли.
– Это Паккард, – сказала она.
Юджин вновь поглядел на дорогу и прищурился. Образы дьяволов растворялись в тумане. Сверкающие глаза превратились в горящие фары, голоса – в гудки и сирены, там была целая армия автомобилей и мотоциклов, которую возглавлял завывающий автомобиль Паккарда, – и все они двигались по дороге прочь от Велкама.
Юджин растерялся. Что это было, массовый исход?
Люси, первый раз за этот великолепный день, почувствовала, как ее коснулось сомнение.
По мере того, как колонна приближалась, она замедляла ход и, наконец, остановилась. Пыль улеглась, открыв бригады паккардовских камикадзе. Там была примерно дюжина автомобилей и полдюжины мотоциклов, все они были заполнены вооруженными полицейскими. Горстка граждан Велкама составила армию – Элеонора Кукер была среди них. Впечатлительное зрелище – не слишком умные, но хорошо вооруженные люди.
Паккард высунулся из своего автомобиля, сплюнул и заговорил:
– Что, проблемы, Юджин? – спросил он.
– Я не идиот, Паккард, – ответил Юджин.
– Никто и не говорит.
– Я видел этих тварей. Люси подтвердит.
– Знаю, что видел, Юджин, сам знаю. Там в холмах засели чертовы дьяволы, это так же верно, как дерьмо. Ты что думаешь, для чего я собрал всю эту компанию, как не из-за дьяволов?
Паккард усмехнулся Джедедии, который сидел за рулем.
– Верно, как дерьмо, – повторил он. – Хотим выкурить их всех к чертовой матери.
С заднего сиденья машины высунулась мисс Кукер, она курила сигару.
– Похоже, мы должны извиниться перед тобой, Джин, – сказала она, виновато улыбнувшись. «Все равно он тряпка, – подумала она, – женился на этой толстозадой бабе, она его и погубит. Жаль человека».
Лицо Юджина отвердело от удовольствия.
– Похоже, что так.
– Залазь в какую-нибудь из задних машин, – сказал Паккард.
– Ты и Люси, оба, и мы выкурим их из их нор, точно змей.
– Они ушли в холмы, – сказал Юджин.
– Так что?
– Забрали моего парня. Разрушили мой дом.
– Много их было?
– Примерно дюжина.
– Ладно, Юджин, тебе лучше идти с нами. – Паккард кивнул кому-то сзади. – Устроим этим ублюдкам взбучку, а?
Юджин обернулся туда, где стояла Люси.
– И я хочу, чтобы ее допросили... – начал он.
Но Люси ушла, она бежала через пустыню и уже сделалась размером с куклу.
– Она сошла с дороги, – сказала Элеонора. – Она же убьет себя.
– Это было бы для нее слишком хорошо, – сказал Юджин, залезая в машину. – Эта женщина заключила сделку с самим Дьяволом.
– Это как, Юджин?
– Продала аду моего единственного сына, эта женщина.
Люси растворилась в жаркой дымке.
– Аду...
– Да оставь ты ее, – сказал Паккард. – Ад заберет ее себе, раньше или позже...
~~
Люси знала, что они не дадут себе труда преследовать ее. С того момента, как она увидела огни машин в облаке пыли, ружья и каски, она поняла, что для нее в предстоящих событиях осталось мало места. В лучшем случае она будет зрителем. В худшем, она умрет от теплового удара, пересекая пустыню, и никогда не узнает, чем закончится грядущая битва. Она часто гадала о происхождении существ, которые были совокупным отцом Аарона, где они жили, почему они в мудрости своей были избраны, чтобы заняться с ней любовью. Она также гадала, знал ли о них кто-нибудь в Велкаме. Какие человеческие глаза, помимо ее собственных, разглядывали сияние их тайной анатомии за все это время. И, конечно, она гадала, настанет когда-либо время встречи, столкновение между двумя расами? Вот оно, похоже, и настало без предупреждения, и если оценивать размеры этого события, ее собственная жизнь перед его лицом ничего не значила.
Как только машины и мотоциклы исчезли из виду, она пошла назад по своим собственным, оставленным в песке следам и вернулась на дорогу. Ей никогда не вернуть Аарона, это она понимала. В некотором смысле она была лишь опекуном ребенка, хотя именно она его родила. Он странным образом принадлежал тем созданиям, которые оставили свое семя в ее теле, чтобы зачать его. Может, она была лишь сосудом в каком-то опыте по оплодотворению и сейчас врачи исследуют получившегося ребенка. Может, они просто взяли его с собой из любви? Каковы бы ни были причины, она лишь надеялась, что ей удастся увидеть исход битвы. Где-то в глубине, в том месте, которого достигли лишь эти монстры, она надеялась на их победу, хоть многие существа того вида, который она считала своим собственным, пострадают в результате этого.
~~
У подножия холмов повисло великое молчание. Аарона усадили среди обломков скал, и они все собрались вокруг и радостно исследовали его волосы, глаза, его одежду, его улыбку.
Уже наступал вечер, но Аарон не чувствовал холода. Дыхание его отцов было теплым и пахло, подумал он, точно помещение центрального универмага в городке: смесь тянучек и пеньковой веревки, свежего сыра и железа. Кожа его потемнела в свете заходящего солнца, а в зените начали появляться звезды. Таким счастливым, как в окружении демонов, он не чувствовал себя даже в объятиях своей матери.
~~
Не достигая подножия холмов, Паккард велел колонне остановиться. Он знал, кто такой Наполеон Бонапарт, и без сомнения чувствовал себя в точности, как этот завоеватель. Если бы он знал историю этого завоевателя, он понял бы, что перед ним лежит его Ватерлоо, но Джон Паккард жил и умер, ничего не ведая о героях.
Он велел своим людям выйти из машин и прошелся среди них, его забинтованная рука была для опоры засунута за лацкан рубашки. Это был не самый вдохновляющий парад в военной истории. Слишком много там было белых от страха лиц, слишком много глаз избегали его взгляда, пока он раздавал приказы.
– Люди! – заорал он.
(Кукер и Дэвидсон, независимо друг от друга подумали, что, когда запланированная атака начнется, она будет не из бесшумных).
– Люди! Мы тут, мы организованны, и Бог на нашей стороне. Мы уже поимели этих гадов, понимаете?
Молчание. Все смотрят в сторону, все потные.
– Если хоть кто-нибудь из вас развернется и побежит, – продолжал он, – не советую, потому что, если я это увижу, он доберется домой с отстреленной задницей.
Элеонора собралась аплодировать, но речь была еще не окончена.
– И помните, парни, – голос Паккарда упал до конспиративного шепота, – что эти дьяволы забрали ребенка Юджина, Аарона, четырех часов еще не прошло. Прямо-таки оторвали его от мамкиной титьки, когда она его укачивала. Они дикари просто, как бы они там ни выглядели. Им наплевать на то, что чувствует мать, или на бедного ребенка. Так что, если вы подберетесь поближе к кому-нибудь из них, подумайте, как бы вы себя чувствовали, если бы вас отняли от мамкиной титьки.
Ему очень понравилась фраза «мамкина титька». Это так по-простому, так трогательно. Мамкина титька произведет на этих ребят гораздо большее впечатление, чем «мамочкин яблочный пирог».
~~
Дэвидсон брел по главной улице городка Белкам. Был самый полдень, полагал он (его часы остановились, возможно, из-за невнимания), но городок, казалось, был пуст. Наконец его взгляд уперся в черную дымящуюся тушу посредине улицы за сто ярдов от него.
Если такое возможно, кровь в его жилах похолодела.
Невзирая на расстояние, он опознал эту гору обгорелой плоти, то, чем она была раньше, и голову его стиснул ужас. Значит, все же все это было на самом деле. Он сделал еще пару запинающихся шагов, борясь при этом с тошнотой, пока не почувствовал, что его поддерживают сильные руки, и не услышал сквозь шум крови в голове чей-то успокаивающий голос. Слова не имели смысла, но по крайней мере голос был мягким и человечным. Он мог больше не притворяться, что с ним все в порядке. Он упал, но через миг окружающий мир появился вновь, такой же надежный, как обычно.
Его занесли в дом, уложили на неудобной софе, и на него глядело сверху вниз женское лицо, лицо Элеоноры Кукер. Она увидела, что он пришел в себя, и сказала:
– Этот парень выживет.
Голос у нее был жесткий, как терка.
Она еще сильнее наклонилась вперед.
– Видели эту тварь, верно?
Дэвидсон кивнул.
– Давай-ка сначала успокоимся, – ему в руку сунули стакан, и Элеонора щедро наполнила его виски.
– Пей, – велела она, – потом расскажешь нам, что ты там собирался.
Комната была набита людьми, будто в гостиной у Кукер сгрудилось все население Велкама. Большой прием, но он заслужил его своим рассказом. Виски расслабило его, и он начал рассказывать, ничего не преуменьшая и не преувеличивая – слова лились сами по себе. В ответ Элеонора рассказала про случай с шерифом Паккардом и телом потрошителя машины. Паккард тоже был в комнате и выглядел не лучшим образом, поглотив огромное количество виски и болеутоляющих; его искалеченная рука была так обмотана бинтами, что больше напоминала шар.
– И это не единственный дьявол, который побывал здесь, – сказал Паккард, когда с рассказами было покончено.
– Это ты так говоришь, – в быстрых глазах Элеоноры отнюдь не было убежденности.
– Так говорил мой папа, – сказал Паккард, уставившись на свою перевязанную руку. – И я уверен в этом, черт, я верю во все это!
– Тогда нам лучше что-нибудь предпринять на этот счет.
– Например? – спросил кислого вида тип, устроившийся около камина. – Что можно сделать с такими тварями, которые пожирают автомобили?
Элеонора выпрямилась и одарила оратора презрительной гримасой.
– Может, наконец извлечем пользу из твоей мудрости, Лу, – сказала она. – Что, по-твоему, мы должны делать?
– Я думаю, надо залечь и дать им пройти.
– Я – не страус, – сказала Элеонора, – но если ты захочешь зарыть голову в песок, Лу, я одолжу тебе лопату. Я даже вырою для тебя ямку.
Общий смех. Смущенный скептик замолчал и начал разглядывать свои ногти.
– Мы же не можем сидеть тут и позволять им бродить по улицам города, – сказал помощник шерифа, надувая пузыри из жвачки.
– Они шли к горам, – сказал Дэвидсон. – Прочь от городка.
– Как же сделать так, чтобы они не переменили своих проклятых планов? – спросила Элеонора. – Ну что?
Нет ответа. Кое-кто кивнул, кое-кто помотал головой.
– Джедедия, – сказала она, – ты выбран помощником шерифа. Что ты думаешь обо всем этом?
Юноша с шерифским значком и со жвачкой слегка покраснел и пощипал свои усики. Он явно не знал, что делать.
– Я ясно вижу, какая получается картина, – женщина отвернулась от него прежде, чем он придумал, что ответить. – Ясно как день. Вы все слишком наложили в штаны, чтобы выкурить их из своих нор, верно?
По комнате вновь прокатился виноватый шепот, многие вновь затрясли головой.
– Вы просто собираетесь сидеть тут, и пусть всех женщин пожрут.
Хорошее слово: пожрут. Производит гораздо большее впечатление, чем просто: съедят. Элеонора остановилась для пущего эффекта. Потом мрачно сказала:
– Или что похуже.
Хуже, чем пожрут? Бедняги, что может быть хуже?
– Да мы не дадим этим дьяволам прикоснуться к вам, – сказал Паккард, вставая со своего места с некоторым затруднением. Обращаясь к присутствующим, он слегка покачнулся.
– Мы поймаем этих дерьмоедов и линчуем их.
Этот призыв на битву не слишком воодушевил мужскую половину присутствующих: после своего приключения на Главной улице шериф явно терял доверие избирателей.
– Осторожность – лучшая доблесть, – прошептал Дэвидсон себе под нос.
– Сколько вокруг лошадиного дерьма, – сказала Элеонора. Дэвидсон пожал плечами и прикончил виски. Никто вновь не наполнил его стакан. Он вспомнил, что ему нужно благодарить небо за то, что он остался в живых. Но все его рабочее расписание полетело к черту. Ему нужно добраться до телефона и нанять автомобиль, если необходимо, заплатить кому-нибудь, чтобы его подбросили. Эти «дьяволы», кем бы они ни были, не его ума дело. Может, он с интересом прочитал бы о них колонку-другую в «Ньюсуик», когда вновь будет на востоке и расслабится с Барбарой, но теперь все, чего он хотел, это покончить со своими делами в Аризоне и вернуться домой как можно скорее.
У Паккарда, однако, были свои идеи.
– Ты – свидетель, – сказал он, указывая на Дэвидсона. – И как шериф этой общины я приказываю тебе остаться в Велкаме, пока я не буду удовлетворен твоими ответами на допросе, который я собираюсь тебе учинить.
Странно было слышать официальную речь из этого слюнявого рта.
– У меня дела... – начал было Дэвидсон.
– Так пошли им телеграмму и отложи все дела, мистер занятой Дэвидсон.
Парень подпортит ему репутацию, подумал Дэвидсон, мало ли что подумают на востоке, но все же Паккард представлял закон, и с этим ничего нельзя было поделать. Он кивнул, вложив в этот жест как можно больше покорности. Позже, когда он будет дома в тепле и безопасности, он сможет возбудить формальный процесс против этого местечкового Муссолини. А сейчас лучше послать телеграмму и пусть его деловая поездка рушится дальше.
– Так каков ваш план? – требовательно спросила Элеонора у Паккарда.
Шериф надул свои красные от виски щеки.
– Мы разделаемся с дьяволами, – сказал он. – Ружья, женщина.
– Вам понадобится нечто большее, чем ружья, если они такие, как он говорит.
– Именно такие, – сказал Дэвидсон. – Поверьте, такие.
Паккард фыркнул.
– Возьмем весь наш гребаный персонал, – сказал он, нацелив свой уцелевший палец в Джедедия. – Вытащи все наше тяжелое вооружение, парень. Противотанковое. Базуки.
Общее удивление.
– У вас есть базуки? – спросил Лу, каминный скептик.
Паккард выдавил снисходительную улыбку.
– Военный арсенал, – сказал он. – Остался после мировой войны.
Дэвидсон безнадежно вздохнул. Этот человек – псих с его маленьким устаревшим арсеналом, который, возможно, более опасен для стрелков, чем для потенциальных жертв. Они все умрут. Господи, помоги им, они же все умрут!
– Может, ты и потерял пальцы, – сказала Элеонора Кукер, потрясенная этой демонстрацией храбрости, – но ты единственный мужчина в этой комнате, Джош Паккард.
Паккард оскалился и рассеянно почесал промежность. Дэвидсон больше не мог выносить царившую в комнате атмосферу мужского превосходства.
– Послушайте, – встрял он, – я рассказал вам все, что знаю. Пусть дальше этим займутся ваши парни.
– Никуда ты не уедешь, – сказал Паккард, – если ты под это копаешь.
– Я только сказал...
– Сынок, мы слышали, что ты тут сказал. Но я тебя не слышал. Если я увижу, что ты собираешься нарезать, я притяну тебя за яйца. Если они у тебя есть.
Ублюдок, он это может, подумал Дэвидсон, несмотря на свою одну руку. Ладно, пусть все идет, сказал он себе, стараясь, чтобы губы у него не дрожали. Если Паккард выберется и отыщет этих чудовищ, а проклятая базука разорвется при стрельбе, то это – его личное дело. Пусть так.
– Там их целое племя, – спокойно указал Лу, – если верить этому человеку. Так что, как вы собираетесь справиться с таким количеством?
– Стратегия, – сказал Паккард.
– Да они нас просто затрахают, шериф, – заметил Джедедия, вынимая с усов взорвавшийся пузырь жвачки.
– Это наша территория, – сказала Элеонора. – Мы завоевали ее, мы ее и удержим.
Джедедия кивнул.
– Да, ма, – сказал он.
– Ну а если они просто исчезнут – и все? Предположим, мы их больше никогда не встретим, – возразил Лу. – Мы что, не можем просто дать им уйти под землю?
– Точно, – сказал Паккард. – А мы останемся и будем все время ждать, что они вернутся и пожрут все женское население.
– Может, они не хотят ничего плохого, – предположил Лу.
Паккард в ответ поднял свою перевязанную руку.
С этим спорить было трудно.
Паккард продолжал хриплым от избытка чувств голосом:
– Вот дерьмо, я так хочу с ними разделаться, что пойду туда, с помощью или без. Но нужно их как-то переиграть, перехитрить, мы же не хотим никого потерять.
Что-то в этом есть, подумал Дэвидсон. Да и вся комната тоже была под впечатлением. Отовсюду, даже от камина, раздался шепот одобрения.
Паккард вновь повернулся к своему помощнику.
– Так что подними свой зад, сынок. Я хочу, чтобы ты позвал этого ублюдка Крамба и его патрульных и притащил их всех сюда вместе со всем их оружием. А если он спросит, зачем, скажи ему, что шериф Паккард провозгласил особое положение, что я реквизирую любой ствол, который можно засунуть в задницу в радиусе пятидесяти миль отсюда, и любого человека, который болтается на другом конце этого оружия. Шевелись, сынок.
Теперь вся комната явно обмирала от восторга, и Паккард знал это.
– Мы разнесем этих ублюдков, – сказал он.
На какой-то момент его красноречие, казалось, оказало свое магическое воздействие и на Дэвидсона, и он почти поверил, что это возможно, но потом он вспомнил подробности процессии: хвосты, зубы и все остальное – и храбрость его исчезла без следа.
~~
Они подошли к дому очень тихо – не крадучись, но такой мягкой поступью, что никто их не услышал.
К этому времени гнев Юджина несколько угас. Он сидел, положив ноги на стол, перед ним стояла пустая бутылка виски, а молчание в комнате было таким тяжелым, что казалось удушающим.
Аарон, чье лицо распухло от отцовских ударов, сидел у окна. Ему не нужно было глядеть, чтобы увидеть тех, кто шел по песку в направлении к дому, ибо их приближение отзывалось эхом в его венах. Его лицо в кровоподтеках хотело осветиться приветственной улыбкой, но он подавил это желание и просто ждал, замкнувшись в молчании, пока они не подошли почти к самому порогу. Только когда их массивные тела заслонили свет в окне, только тогда он встал. Движение мальчика вывело Юджина из транса.
– Что там такое, парень?
Ребенок уже повернулся спиной к окну и теперь стоял посредине комнаты, спокойно улыбаясь. Его худенькие руки были раскинуты, как солнечные лучи, пальцы от возбуждения сжимались и разжимались.
– Что там такое с окном, парень?
Аарон услышал сквозь бормотание Юджина голос одного из его настоящих отцов. Точно собака, бросившаяся приветствовать хозяина после долгой разлуки, мальчик подбежал к двери и начал дергать засов, пытаясь открыть ее. Однако дверь была заперта.
– Что там за шум, парень?
Юджин оттолкнул сына в сторону и повернул ключ в замке, тогда как отец Аарона звал своего ребенка из-за двери. Голос его был похож на журчание воды, прерываемое тихим писком. Это был знакомый голос, любящий голос.
И тут Юджин начал понимать. Он ухватил ребенка за волосы и оттащил его от двери.
Аарон взвизгнул от боли.
– Папа! – взмолился он.
Юджин решил, что этот вопль адресуется к нему, но настоящий отец Аарона тоже услышал голос мальчика. В его ответном зове явно звучали настойчивые ноты сочувствия.
Снаружи дома Люси услышала перекличку голосов. Она вышла из-под защиты сарая. Она знала, что увидит на фоне сияющего неба, но тем не менее голова ее закружилась при виде массивных созданий, собравшихся вокруг дома. Ее пронзила мука при воспоминании об утерянной тогда, шесть лет назад, радости. Все они были здесь, незабываемые создания, невероятное сочетание форм...
Пирамидальные головы на нежно-розовом классическом торсе, задрапированном в ниспадающие складки просторной плоти. Безголовый серебристый красавец, чьи шесть рук расходятся в стороны от алого пульсирующего рта. Создания, похожие на рябь на поверхности ручья, устойчивую, но непрерывно меняющуюся, при этом издающие чистый, нежный звук. Создания, слишком фантастичные, чтобы быть реальными.
Слишком реальные, чтобы в них не верить, ангелы порога и очага. У одного была голова, которая двигалась взад-вперед на тонкой, как паутинка, шее, словно какой-то изысканный флюгер, голубая, точно позднее вечернее небо, и утыканная глазами, точно сияющими звездами. Еще один отец, чье тело напоминало веер, открывающийся и запахивающийся от возбуждения, его оранжевая плоть вспыхнула еще ярче, когда вновь раздался голос мальчика.
– Папа!
А у двери дома стояло существо, которое Люси всегда вспоминала с наибольшей благодарностью – тот, кто первым коснулся ее, тот, кто утешил ее страхи, первым проник в нее, необычайно мягко. Когда оно выпрямлялось в полный рост, в нем было, вероятно, футов двадцать росту. Теперь оно склонилось к двери, его могучая безволосая голова, точно у нарисованной шизофреником птицы, прижалась к дому, пока он говорил с ребенком. Оно было обнажено, и его широкая темная спина блестела от пота.
Внутри дома Юджин прижал ребенка к себе, точно щит.
– Что ты знаешь, парень?
– Папа?
– Я сказал, что ты знаешь?
– Папа!
В голосе Аарона звучало торжество. Ожидание закончилось.
Фасад дома был вдавлен внутрь. В отверстие просунулась похожая на крюк конечность и сорвала дверь с петель. Взлетели и осели обломки, в воздухе было полно щепок и пыли. Там, где раньше была спасительная темнота, теперь слепило солнце, обволакивая крошечную фигурку человека среди обломков.
Юджин смотрел из-за пелены пыли. Руки гигантов стащили крышу, и там, где раньше были потолочные балки, теперь виднелось небо. Над ним, куда ни погляди, возвышались конечности, тела и морды невероятных существ. Они растаскивали уцелевшие стены, сокрушая его дом так небрежно, как он бы разбил бутылку. Он выпустил мальчика из рук, не понимая, что он делает.
Аарон побежал к существу на пороге.
– Папа!
Оно подхватило его, точно отец, встречающий ребенка из школы, и запрокинуло голову в экстазе. Из его груди вырвался длинный, неописуемый вопль радости. Этот гимн подхватили остальные создания, точно празднуя великий праздник. Юджин заткнул уши руками и упал на колени. Уже при первых нотах этой чудовищной музыки нос его начал кровоточить, а в глазах застыли слезы. Он не был испуган. Он знал, что они не сделают ему ничего плохого. Он плакал потому,что шесть лет внушал себе, что ничего этого не было, и теперь, когда перед его лицом сияла их слава и тайна, он плакал потому, что у него не хватало мужества принять их и признать. Теперь было слишком поздно. Они забрали мальчика силой и разрушили его дом и его жизнь. Равнодушные к его мукам, они удалились, воспевая свою радость, и мальчик был в их руках навеки.
~~
Среди горожан Велкама самым часто употребимым словом этого дня было «организация». Дэвидсон мог только с симпатией наблюдать, как эти глуповатые, жесткие люди пытались противостоять невозможному и невероятному. Он был странно взволнован этим зрелищем – они были похожи на поселенцев из вестернов, готовящихся дать отпор ордам дикарей. Но в отличие от того, как это бывает в фильмах, Дэвидсон знал, что оборона была обречена. Дэвидсон видел этих монстров – они внушали благоговейный страх. И каковы бы ни были справедливые побуждения поселенцев, как бы ни была чиста их вера, дикари сметали поселенцев с лица земли чаще, чем хотелось бы. Хорошо все кончается только в кино.
~~
Нос Юджина перестал кровоточить спустя полчаса, но он, казалось, не заметил этого. Он тащил, волок, пинал, пинал Люси, подгоняя ее к городку Велкам. Никаких объяснений от этой суки он слышать не хотел, хотя ее голос постоянно гудел у него над ухом. Он продолжал слышать гудящий голос монстра и повторяющийся зов Аарона «папа», в ответ на который чудовищная рука монстра обрушила его дом.
Юджин понимал, что его вновь обвели вокруг пальца, хотя даже в самом своем воспаленном воображении представить полной правды он не мог.
Аарон был безумен, это он понимал. И каким-то образом его жена, пышнотелая Люси, которая была такой красоткой и с которой всегда было так приятно, послужила инструментом безумия мальчика и его собственного поражения.
Она продала мальчика – вот во что он наполовину поверил. Каким-то непонятным образом она заключила сделку с этими тварями из нижнего мира и променяла жизнь и разум их сына в обмен на какой-то дар. Что она выиграла от этой сделки? Какие-то безделушки, что-то, что она зарыла в полу сарая? Боже мой, она хорошенько помучается за это. Но прежде чем заставить ее помучиться, прежде чем он вырвет ее чертовы волосы и расплющит ее цветущие груди, она признается. Он заставит ее признаться – не для него, но для людей из города, которые презрительно кривили губы в ответ на его пьяные признания и смеялись, когда он рыдал над своим пивом. Они услышат из собственных уст Люси правду о случившемся с ним кошмаре и узнают, к своему ужасу, что демоны, о которых он им толковал, существуют на самом деле. Тогда он будет оправдан, и город примет его назад в свое лоно и попросит у него прощения, тогда как высохшее тело его суки-жены будет висеть где-нибудь на телефонном столбе за пределами города.
За две мили до городка Юджин остановился.
– Что-то движется.
Облако пыли, и внутри его клубящегося сердца множество сверкающих глаз.
Он испугался худшего.
– Боже мой!
Он выпустил жену. Может, теперь они пришли за ней? Да, возможно, это была вторая часть заключенной ею сделки.
– Они захватили город, – сказал он. Воздух был насыщен голосами. Все это было уже слишком.
Они шли по дороге, вытянувшись в цепочку, прямо на него, и Юджин повернулся, чтобы бежать – пусть эта шлюха идет себе, куда хочет. Пусть забирают ее, лишь бы оставили его в покое. Люси улыбалась сквозь облако пыли.
– Это Паккард, – сказала она.
Юджин вновь поглядел на дорогу и прищурился. Образы дьяволов растворялись в тумане. Сверкающие глаза превратились в горящие фары, голоса – в гудки и сирены, там была целая армия автомобилей и мотоциклов, которую возглавлял завывающий автомобиль Паккарда, – и все они двигались по дороге прочь от Велкама.
Юджин растерялся. Что это было, массовый исход?
Люси, первый раз за этот великолепный день, почувствовала, как ее коснулось сомнение.
По мере того, как колонна приближалась, она замедляла ход и, наконец, остановилась. Пыль улеглась, открыв бригады паккардовских камикадзе. Там была примерно дюжина автомобилей и полдюжины мотоциклов, все они были заполнены вооруженными полицейскими. Горстка граждан Велкама составила армию – Элеонора Кукер была среди них. Впечатлительное зрелище – не слишком умные, но хорошо вооруженные люди.
Паккард высунулся из своего автомобиля, сплюнул и заговорил:
– Что, проблемы, Юджин? – спросил он.
– Я не идиот, Паккард, – ответил Юджин.
– Никто и не говорит.
– Я видел этих тварей. Люси подтвердит.
– Знаю, что видел, Юджин, сам знаю. Там в холмах засели чертовы дьяволы, это так же верно, как дерьмо. Ты что думаешь, для чего я собрал всю эту компанию, как не из-за дьяволов?
Паккард усмехнулся Джедедии, который сидел за рулем.
– Верно, как дерьмо, – повторил он. – Хотим выкурить их всех к чертовой матери.
С заднего сиденья машины высунулась мисс Кукер, она курила сигару.
– Похоже, мы должны извиниться перед тобой, Джин, – сказала она, виновато улыбнувшись. «Все равно он тряпка, – подумала она, – женился на этой толстозадой бабе, она его и погубит. Жаль человека».
Лицо Юджина отвердело от удовольствия.
– Похоже, что так.
– Залазь в какую-нибудь из задних машин, – сказал Паккард.
– Ты и Люси, оба, и мы выкурим их из их нор, точно змей.
– Они ушли в холмы, – сказал Юджин.
– Так что?
– Забрали моего парня. Разрушили мой дом.
– Много их было?
– Примерно дюжина.
– Ладно, Юджин, тебе лучше идти с нами. – Паккард кивнул кому-то сзади. – Устроим этим ублюдкам взбучку, а?
Юджин обернулся туда, где стояла Люси.
– И я хочу, чтобы ее допросили... – начал он.
Но Люси ушла, она бежала через пустыню и уже сделалась размером с куклу.
– Она сошла с дороги, – сказала Элеонора. – Она же убьет себя.
– Это было бы для нее слишком хорошо, – сказал Юджин, залезая в машину. – Эта женщина заключила сделку с самим Дьяволом.
– Это как, Юджин?
– Продала аду моего единственного сына, эта женщина.
Люси растворилась в жаркой дымке.
– Аду...
– Да оставь ты ее, – сказал Паккард. – Ад заберет ее себе, раньше или позже...
~~
Люси знала, что они не дадут себе труда преследовать ее. С того момента, как она увидела огни машин в облаке пыли, ружья и каски, она поняла, что для нее в предстоящих событиях осталось мало места. В лучшем случае она будет зрителем. В худшем, она умрет от теплового удара, пересекая пустыню, и никогда не узнает, чем закончится грядущая битва. Она часто гадала о происхождении существ, которые были совокупным отцом Аарона, где они жили, почему они в мудрости своей были избраны, чтобы заняться с ней любовью. Она также гадала, знал ли о них кто-нибудь в Велкаме. Какие человеческие глаза, помимо ее собственных, разглядывали сияние их тайной анатомии за все это время. И, конечно, она гадала, настанет когда-либо время встречи, столкновение между двумя расами? Вот оно, похоже, и настало без предупреждения, и если оценивать размеры этого события, ее собственная жизнь перед его лицом ничего не значила.
Как только машины и мотоциклы исчезли из виду, она пошла назад по своим собственным, оставленным в песке следам и вернулась на дорогу. Ей никогда не вернуть Аарона, это она понимала. В некотором смысле она была лишь опекуном ребенка, хотя именно она его родила. Он странным образом принадлежал тем созданиям, которые оставили свое семя в ее теле, чтобы зачать его. Может, она была лишь сосудом в каком-то опыте по оплодотворению и сейчас врачи исследуют получившегося ребенка. Может, они просто взяли его с собой из любви? Каковы бы ни были причины, она лишь надеялась, что ей удастся увидеть исход битвы. Где-то в глубине, в том месте, которого достигли лишь эти монстры, она надеялась на их победу, хоть многие существа того вида, который она считала своим собственным, пострадают в результате этого.
~~
У подножия холмов повисло великое молчание. Аарона усадили среди обломков скал, и они все собрались вокруг и радостно исследовали его волосы, глаза, его одежду, его улыбку.
Уже наступал вечер, но Аарон не чувствовал холода. Дыхание его отцов было теплым и пахло, подумал он, точно помещение центрального универмага в городке: смесь тянучек и пеньковой веревки, свежего сыра и железа. Кожа его потемнела в свете заходящего солнца, а в зените начали появляться звезды. Таким счастливым, как в окружении демонов, он не чувствовал себя даже в объятиях своей матери.
~~
Не достигая подножия холмов, Паккард велел колонне остановиться. Он знал, кто такой Наполеон Бонапарт, и без сомнения чувствовал себя в точности, как этот завоеватель. Если бы он знал историю этого завоевателя, он понял бы, что перед ним лежит его Ватерлоо, но Джон Паккард жил и умер, ничего не ведая о героях.
Он велел своим людям выйти из машин и прошелся среди них, его забинтованная рука была для опоры засунута за лацкан рубашки. Это был не самый вдохновляющий парад в военной истории. Слишком много там было белых от страха лиц, слишком много глаз избегали его взгляда, пока он раздавал приказы.
– Люди! – заорал он.
(Кукер и Дэвидсон, независимо друг от друга подумали, что, когда запланированная атака начнется, она будет не из бесшумных).
– Люди! Мы тут, мы организованны, и Бог на нашей стороне. Мы уже поимели этих гадов, понимаете?
Молчание. Все смотрят в сторону, все потные.
– Если хоть кто-нибудь из вас развернется и побежит, – продолжал он, – не советую, потому что, если я это увижу, он доберется домой с отстреленной задницей.
Элеонора собралась аплодировать, но речь была еще не окончена.
– И помните, парни, – голос Паккарда упал до конспиративного шепота, – что эти дьяволы забрали ребенка Юджина, Аарона, четырех часов еще не прошло. Прямо-таки оторвали его от мамкиной титьки, когда она его укачивала. Они дикари просто, как бы они там ни выглядели. Им наплевать на то, что чувствует мать, или на бедного ребенка. Так что, если вы подберетесь поближе к кому-нибудь из них, подумайте, как бы вы себя чувствовали, если бы вас отняли от мамкиной титьки.
Ему очень понравилась фраза «мамкина титька». Это так по-простому, так трогательно. Мамкина титька произведет на этих ребят гораздо большее впечатление, чем «мамочкин яблочный пирог».