Баркер Клайв. Книги Крови (Книга 2)

   - Раздумываешь? - Улыбка стала шире. - Ну, подумай-подумай. Экземпляр, если я не ошибаюсь, библиотечный, так что почему бы тебе его и не взять?
   - Хорошо, спасибо тебе.
   - Как провел каникулы?
   - Благодарю, прекрасно. А ты?
   - Я-то? Чрезвычайно плодотворно.
   Улыбка медленно погасла под его взглядом.
   - Усы отпустил? - только теперь заметил Стивен.
   Жидкие, клочковатые, грязно-русые усы совершенно ему не шли и казались приклеенными. Из-за них Куэйд, судя по всему, и сам испытывал неловкость.
   - Это из-за Черил, да?
   Теперь Куэйд уже явно смутился.
   - Да понимаешь...
   - Похоже, каникулы у тебя выдались и в самом деле неплохими.
   Неловкость сменилась чем-то другим.
   - У меня есть несколько великолепных фотографий, - сказал Куэйд. Хочешь, покажу?
   - А на какую тему?
   - На тему каникул...
   Жуткая догадка озарила Стива: неужели Черил Фромм стала миссис Куэйд?!
   - От некоторых снимков, Стивен, просто обалдеешь.
   Да что же, черт возьми, за фотографии такие? Порнуха с Черил, что ли, или он ее подкараулил за чтением Канта?
   - Не знал, что ты увлекаешься фотографией.
   - Теперь это моя страсть.
   При слове "страсть" Куэйд так и засиял. Улыбка его стала какой-то плотоядной.
   - И не вздумай отказываться, - сказал он. - Давай-ка, заходи ко мне, посмотришь.
   - Видишь ли...
   - Сегодня вечером, о'кей? Заодно и Бентама прихватишь.
   - Что ж, спасибо.
   - У меня теперь свой дом, понял? На Пилгрим-стрит, тридцать шесть, это от роддома сразу за углом. Где-то после девяти годится?
   - Вполне. Еще раз спасибо. Значит, Пилгрим-стрит?
   Куэйд кивнул.
   - А мне казалось, что на Пилгрим-стрит жилых домов вообще нет...
   - Дом номер тридцать шесть, запомнишь?
   Пилгрим-стрит давным-давно пришла в упадок: большинство расположенных здесь домов превратились в руины, а остальные подлежали сносу. Те, что уже начали сносить, напоминали пациента под ножом хирурга: их внутренности противоестественно зияли, со стен клочьями свисали розовые или светло-зеленые обои, камины будто повисли на дымоходных трубах, лестницы вели в никуда.
   Дом номер тридцать шесть был пока цел, в отличие от двух своих соседей: их не только снесли, но и сровняли остатки с землей при помощи бульдозера, оставив толстый слой кирпичной пыли, сквозь который пыталась прорасти сорная трава.
   Территорию вокруг тридцать шестого дома патрулировала грязно-белая псина на трех ногах, одну из которых псина то и дело поднимала, чтобы оставить знак того, что это место - ее собственность.
   Дворцом дом Куэйда назвать было трудно, и все же он выгодно контрастировал на столь безрадостном фоне.
   Стив захватил бутылку скверного красного вина, которую они выпили, после чего покурили немного "травки", и Куэйд как-то быстро и сильно опьянел. Таким Стиву до сих пор не доводилось его видеть: вместо своих извечных рассуждений о страхе он то и дело беспричинно хохотал и даже рассказал пару скабрезных анекдотов. Обстановка у него была более чем спартанской: никаких там картинок на стенах, да и вообще никаких украшений, книги - сотни, книг - валялись на полу в полнейшем беспорядке, на кухне и в ванной имелось лишь самое необходимое, в общем, жилище Куэйда чем-то напоминало монастырскую келью.
   Через пару часов столь легкомысленного времяпрепровождения любопытство Стива взяло верх.
   - Ну, и где же твои знаменитые снимки? - осведомился он. Язык у него немного заплетался, но Стиву было наплевать.
   - Ах, да, - проговорил Куэйд, - мой эксперимент...
   - Какой-такой эксперимент?
   - Откровенно говоря, Стив, я уже засомневался, стоит ли эти фотографии тебе показывать.
   - А почему бы и нет?
   - Послушай, Стивен, я серьезно.
   - А я не в состоянии воспринимать серьезные вещи, так? Ты это хочешь сказать?
   Стив в глубине души чувствовал, что, настаивая, совершает ошибку, но остановиться он уже не мог.
   - Я и не говорю, что ты не в состоянии воспринимать, - возразил ему Куэйд.
   - Да что там у тебя на этих фотографиях?!
   - Ты помнишь Черил?
   Помнил ли Стив Черил? Еще бы!
   - Она в этом году в университет не вернется, - огорошил его Куэйд.
   - Что-о-о?!
   - Видишь ли, ее посетило озарение.
   Взгляд Куэйда был теперь как у василиска.
   - О чем ты?
   - Она отличалась поразительным самообладанием... - Куэйд говорил о Черил в прошедшем времени, как о покойнике. - Самообладанием, хладнокровием, собранностью...
   - Да, это так, но что с ней, черт возьми...
   - Сучкой она была, вот что. Обыкновенной сучкой, которой нужно лишь одно: подходящий кобель, чтобы потрахаться.
   Стив шмыгнул носом, как ребенок. Грязное замечание Куэйда шокировало его так, как первоклассника шокировал бы член, торчащий из штанов учителя.
   - Часть каникул она провела здесь, - продолжал Куэйд.
   - Как это?
   - Да, именно здесь, в этом доме.
   - Ты любил ее?
   - Любил ли я ее? Эту тупую корову, эту дуру с претензиями?! Эту сучку, которая никак не желала расстаться со своей... Да ладно, что там говорить.
   - Расстаться с девственностью? Ты это хочешь сказать?
   - Девственностью?! Ха! Да она была всегда готова раздвинуть ноги, лишь почуяв кобеля. Нет, я говорю о ее навязчивой идее, о ее страхе...
   Опять старая песня!
   - Но мне все-таки удалось ее переубедить, черт побери!
   С этими словами Куэйд из-за стопки книг по философии вытащил ящичек, внутри которого оказались черно-белые фотографии размером вдвое больше почтовой карточки. Он взял верхний снимок и протянул Стиву.
   - Видишь ли, я задался целью показать ей, что такое страх. - Голос Куэйда, как у теледиктора, был лишен интонаций. - Для этого мне пришлось ее запереть.
   - Запереть? Где?
   - Здесь, наверху.
   У Стива возникло нехорошее ощущение: в ушах раздался легкий звон. Впрочем, такое случалось с ним нередко после мерзкого вина.
   - Я запер ее наверху, - повторил Куэйд, - чтобы провести эксперимент. Для этого я и занял этот дом. Тут нет соседей, а значит, и лишних ушей.
   Которые услышали бы ЧТО?
   Стив посмотрел на фотографию: качество изображения было неважным.
   - Снимок сделан скрытой камерой, - пояснил Куэйд. - Она и не знала, что я ее фотографировал.
   На фото номер один была изображена маленькая, ничем не примечательная комната с минимумом непритязательной мебели.
   - Та самая комната наверху, - заметил Куэйд. - Там тепло, даже душновато, а плавное - никакого шума.
   Никакого шума?
   Куэйд протянул Стиву фото номер два. Та же комната, но теперь уже почти совсем без мебели. Прямо на полу возле стены лежал спальный мешок. Стол. Единственный стул. Лампочка без абажура...
   - В такой вот обстановке она и жила.
   - Смахивает на тюремную камеру.
   Куэйд усмехнулся, протягивая третью фотографию. Снова та же комната. Графин с водой на столе. В углу что-то вроде кувшина, прикрытого полотенцем.
   - Кувшин-то для чего?
   - Надо же ей было ходить по нужде?
   - Да, действительно...
   - Короче, все удобства, - с удовлетворением отметил Куэйд. - В мои планы не входило низвести ее до состояния животного.
   Даже сейчас, крепко поддав, Стив четко воспринимал доводы Куэйда. Да, он действительно не намеревался низвести ее до состояния животном. И тем не менее...
   Снимок номер четыре. На столе стоит тарелка, а в ней - кусок мяса с торчащей из него костью.
   - Говядина, - пояснил Куэйд.
   - Но она же вегетарианка.
   - Ну и что? Отличная говядина, чуть подсоленная и прекрасно приготовленная...
   Фото номер пять. Все тот же интерьер, но теперь в комнате Черил. С искаженным гневом лицом она колотит кулаками и ногами в запертую дверь.
   - Было примерно пять утра, она спала без задних ног, и я отнес ее туда на руках. Очень романтично, правда? Она толком и не поняла, что происходит.
   - И ты ее запер?
   - Разумеется. Для чистоты эксперимента.
   - О котором она, конечно, ничего не знала?
   - Ну, тебе нетрудно догадаться, что мы с ней часто беседовали на тему страха. Ей было известно, что я исследую этот вопрос и для своих исследований нуждаюсь в подопытных кроликах, но, конечно, не могла предположить, что сама окажется в этой роли. Впрочем, успокоилась она довольно быстро.
   На фотографии номер шесть Черил задумчиво сидела в углу комнаты.
   - Она, кажется, вообразила, что сможет взять меня измором, проявив терпение и выдержку, - прокомментировал снимок Куэйд.
   Фото номер семь: Черил внимательно смотрит на кусок мяса в тарелке.
   - Великолепный снимок, не правда ли? Посмотри, какое отвращение написано на ее физиономии: ведь ей был так противен даже запах приготовленного мяса. Впрочем, тут она еще не голодна.
   Номер восемь: Черил спит. Номер девять: она писает, присев в неудобной позе на кувшин, спустив трусики к лодыжкам. Лицо у нее заплаканное. От этого снимка Стиву стало нехорошо. Номер десять: она пьет из графина. Одиннадцать: Черил, свернувшись клубочком, снова спит.
   - Сколько времени провела она в этой комнате?
   - Снимок этот сделан по истечении всего четырнадцати часов. Она очень быстро потеряла ощущение времени. Видишь, тут нет окон, а свет горит постоянно. Удивительно, как скоро ее биологические часы вышли из строя.
   - Так сколько времени она провела там в общей сложности?
   - Вплоть до успешного завершения эксперимента.
   Двенадцатый снимок: проснувшись, Черил исподтишка разглядывает кусок мяса.
   - Это уже на следующее утро, когда я спал. Камера работает автоматически и снимает каждые четверть часа. Ты только посмотри, какие у нее глаза...
   Стив повнимательней всмотрелся в фотографию: взгляд Черил стал каким-то диким, полным отчаяния. Она смотрела на кусок мяса, словно его гипнотизируя.
   - Вид у нее больной, - заметил Стив.
   - Усталый, только и всего, хотя она и проспала черт знает сколько, но это, очевидно, ее вымотало еще сильнее. Она понятия не имеет, день сейчас или ночь, к тому же, безусловно, страшно голодна - ведь миновало более полутора суток.
   Тринадцать: Черил опять спит, свернувшись калачиком еще плотнее, словно змея, проглатывающая себя с хвоста. Четырнадцатый номер: она пьет воду.
   - Когда она спала, я заменил воду в графине на свежую, - пояснил Куэйд. - Надо сказать, спит она чрезвычайно крепко: я вполне мог ее трахнуть, даже не разбудив. Будто отключается ото всего мира...
   Куэйд осклабился. Да он просто псих, подумал Стив, определенно шизофреник.
   - Ну и запашок же у нее в той комнате стоял, Бог ты мой! - заметил Куэйд. - Знаешь, как иногда пахнет от женщины? Это не пот, это что-то другое. Похоже на запах свежего, кровавого мяса. Короче, на этом этапе она уже доходила до кондиции. Бедняжка и помыслить не могла, что все так обернется...
   Номер пятнадцать: Черил дотрагивается до мяса.
   - Тут-то ее упорство и дало первую трещину, - удовлетворенно отметил Куэйд. - Теперь мы переходим к основному - к страху.
   Стив вгляделся в снимок: плохое качество не позволяло рассмотреть детали, однако было очевидно, что самообладание покинуло Черил. Лицо ее исказилось болью, отражая внутреннюю борьбу между жестоким голодом и отвращением к мясу. Номер шестнадцать: она опять, теперь уже всем телом, набрасывается на запертую дверь. Рот широко открыт, застыв в немом крике отчаяния.
   - А помнишь, как она умела загонять меня в угол во время наших споров о природе страха, особенно если заходила речь о мясной пище?
   В голосе Куэйда было нескрываемое торжество.
   - Сколько времени прошло с момента заточения?
   - Уже почти трое суток. Тут ты видишь чертовски голодную женщину...
   И без его пояснения это было очевидно. На следующем снимке девушка стояла посреди комнаты, напрягшись всем телом, стараясь отвести взгляд от пищи на столе.
   - Ты же мог уморить ее голодом.
   - Ничего подобного: человек способен без особого труда прожить без пищи по меньшей мере десять дней. К тому же, Стив, сейчас так популярны всякого рода диеты, а по статистике шестьдесят процентов англичан страдают от патологически избыточного веса. Разве она тебе не кажется несколько полноватой?
   Восемнадцатый снимок: "толстушка", сидя в углу комнаты, рыдает.
   - Ага, - усмехнулся Куэйд довольно, - начинаются уже галлюцинации. В общем, крыша поехала... Ей стали мерещиться насекомые, ползающие по волосам или по рукам. Несколько раз я наблюдал, как она надолго замирала, уставившись в одну точку, в пространство.
   Номер девятнадцать: Черил моется, раздевшись до пояса, обнажив налитую грудь с соблазнительно торчащими сосками. Взгляд при этом у нее отсутствующий. Мясо в блюде, кажется, довольно сильно потемнело по сравнению с предыдущими фотографиями.
   Мылась она, однако, регулярно с ног до головы, примерно каждые двенадцать часов.
   - А мясо вроде бы...
   - "Задумалось"?
   - Да, потемнело.
   - Ну, комната маленькая, очень теплая, к тому же ей составили компанию несколько мух. Уж они-то не брезговали таким великолепным куском говядины и немедленно отложили туда яички. Немудрено, что мясо, скажем так, созрело.
   - Это тоже было частью твоего эксперимента?
   - Ясное дело. Если свежайшее мясо вызывает отвращение, то что же говорить о протухшем? Это усугубляет стоявшую перед ней дилемму: чем дольше она отвергает угощение, тем мерзопакостнее становится оно. Таким образом, она оказывается перед необходимостью выбрать меньшее из двух зол: боязни голодной смерти и отвращения к мясу, основанного все на том же страхе. Разве тебе не любопытно, что же она выберет в конце концов?
   Стив почувствовал, что и сам оказался перед своего рода дилеммой. С одной стороны, шутка зашла слишком далеко, и "эксперимент" Куэйда стал проявлением чистой воды садизма. С другой, ему действительно очень хотелось узнать, каким же будет выбор Черил и чем этот кошмар закончится. К своему стыду Стив ощутил некий экстаз при виде страдающей женщины.
   Следующие семь фотографий - с двадцатой по двадцать шестую - повторяли уже известный цикл: девушка спала, мылась, писала и застывала посреди комнаты, уставившись на мясо. Затем опять спала, ну и так далее. И вот, наконец, номер двадцать семь.
   - Смотри, смотри! - торжествующе воскликнул Куэйд. Черил взяла мясо! При этом на ее лице застыла маска ужаса, но все-таки она взяла его. Теперь уже было ясно видно, что мясо гниет, а по всему куску ползают жирные личинки мух вперемешку с отложенными яйцами.
   - Смотри, - опять воскликнул Куэйд, - она его кусает!
   На следующем снимке лицо девушки полностью закрыто куском мяса. Стива чуть не стошнило, словно это он сам откусил вонючее, покрытое жирными белыми личинками мясо. Боже, как она смогла?!
   Номер двадцать девять: Черил сложилась пополам над кувшином в углу комнаты - ее вырвало.
   Номер тридцать: она сидит за столом, на котором ничего нет. Графин с водой вдребезги разбит о стену, тарелка из-под мяса тоже. Говядина, напоминающая кучу дерьма, валяется на полу.
   Тридцать первый снимок: она спит, уронив голову на руки. Тридцать второй: Черил с омерзением смотрит на мясо. Борьба голода с отвращением прямо-таки написана на лице. Тридцать третий: она снова спит.
   - Теперь сколько времени прошло? - спросил Стив.
   - Пять дней. Нет, пардон, уже шесть.
   Шесть дней, Боже праведный! Номер тридцать четыре: фигура девушки размыта, вероятно, она бросается на стену. Уж не решила ли она покончить с собой, размозжив голову? Спрашивать об этом Куэйда Стив не стал: что-то внутри него воспротивилось.
   Тридцать пять: она опять спит, на сей раз свернувшись под столом. Спальный мешок разодран в клочья, раскиданные вперемешку с кусками ватной подкладки по всей комнате.
   Тридцать шесть: она разговаривает с дверью, а возможно, пытается докричаться до кого-нибудь сквозь дверь, заранее знав, что ответа не получит. Номер тридцать семь: она поедает тухлое мясо! Словно первобытный человек в пещере, она устроилась под: столом и впилась зубами в мясо. Лицо ее лишено всякого выражения; она полностью поглощена одной единственной мыслью: перед ней мясо; пища, способная утолить зверский голод. Надо набить желудок, и тогда спазмы прекратятся, силы вернутся к ней, головокружение пройдет... Стив замер, не в силах оторвать взгляда от фотографии.
   - Да, - сказал Куэйд, - меня тоже поразило, как неожиданно она, наконец, сдалась. Ведь одно время казалось, что ее упрямство не имеет границ. Тот монолог перед закрытой дверью состоял, как и раньше, из угроз, мольбы и извинений. Так было день за днем, и вдруг она сломалась. Надо же, как просто! Уселась под столом и съела весь кусок, обглодав его до кости, как самое изысканное лакомство.
   Тридцать восьмая фотография: девушка спит, дверь открыта, снаружи льется: свет. Наконец, тридцать девятая: комната опустела.
   - Куда она отправилась?
   - Спустилась, будто в полусне, вниз по лестнице и побрела на кухню. Там выпила несколько стаканов воды и три или четыре часа просидела на стуле, при этом не произнеся ни слова.
   - А ты пытался с ней заговорить?
   - Да, время от времени. Эксперимент завершился, и я особо не настаивал. Не хотелось ее беспокоить. Но в конце концов она вышла из ступора.
   - И что тебе сказала?
   - Ничего.
   - Ничего?!
   - Абсолютно ничего. Было такое впечатление, что она меня даже не замечала. Потом я сварил картошки, и она поела.
   - Она не пыталась вызвать полицию?
   - Нет.
   - И не набрасывалась на тебя?
   - Тоже нет. Она отлично понимала, что я сделал и зачем. Раньше мы с ней несколько раз касались такого рода экспериментов в наших беседах, разумеется, вскользь, отвлеченно. Пойми же наконец, эксперимент мой не причинил ей никакого вреда, ну, может быть, она немного похудела, только и всем.
   - А где она сейчас?
   - Она уехала на следующий день, понятия не имею куда.
   - Так что ты доказал своим экспериментом?
   - Быть может, ничего, но я тем самым положил довольно любопытное начало своим исследованиям.
   - Начало? Так это только начало?!
   Куэйд почувствовал в голосе Стивена неприкрытое отвращение, граничившее с ненавистью.
   - Послушай, Стив...
   - Ты понимаешь, что мог убить ее?
   - Ничего подобного.
   - Она могла потерять рассудок, стать навсегда умалишенной.
   - Не исключено, хотя и вряд ли. Она была волевой женщиной.
   - А ты сломал ее!
   - Вот это точно, но она сама на это напросилась. Более того, она же ведь хотела узнать, что такое страх, ну я ей и помог. Я лишь исполнил ее собственное желание.
   - Ты совершил насилие. Добровольно она бы ни в жизнь на такое не пошла.
   - И это верно. Что ж, она получила хороший урок.
   - Так ты теперь возомнил себя учителем?
   Стиву хотелось смягчить сарказм, но не получилось: в его замечании присутствовала и ирония, и гнев, и отчасти страх.
   - Да, я учитель, вернее, наставник, - невозмутимо ответил Куэйд. Взгляд его стал каким-то отсутствующим. - Я обучаю людей страху.
   Стив опустил глаза.
   - И ты доволен результатами своих усилий на этом поприще?
   - Я ведь не только обучаю, Стивен, я и сам учусь. И кое-чему, между прочим, научился. Это так захватывающе - исследовать таинственный мир страха, особенно когда "подопытные кролики" обладает достаточно развитым интеллектом. И даже если этот интеллект чересчур рационалистичен...
   Стив, не дав ему договорить, резко поднялся.
   - Больше не желаю слышать этот бред.
   - Вот как? Что ж, дело твое.
   - К тому же завтра рано утром у меня занятия.
   - Ничего подобного.
   - Что-что?
   - Занятия еще не начались, так что погоди-ка уходить. Останься еще на немного.
   - Зачем?
   Стив ощутил гулкое биение сердца: он и подумать не мог, что Куэйд внушает ему такой сильный, даже какой-то суеверный страх.
   - Я хотел предложить тебе кое-какие книги. Только и всего!
   Стив устыдился внезапного приступа страха. Что он вообразил - что Куэйд намеревается чем-нибудь оглушить его, чтобы на нем провести свои эксперименты? Вот уж действительно бред!
   - У меня есть Кьеркегор, он должен тебе понравиться. Книга там, наверху. Подожди пару минут, я мигом.
   Куэйд с загадочной улыбкой покинул комнату. Стив, присев на корточки, принялся опять просматривать фотографии. Особенно его заворожил снимок, на котором Черил впервые взяла кусок протухшего мяса. Лицо ее на этом снимке как будто принадлежало другой женщине, не той, которую он знал. Эта неуверенность, растерянность и... Что же еще? Ну, конечно же, страх! Любимое слово Куэйда, мерзкое, грязное слово, которое отныне всегда будет ассоциироваться с пыткой бедной девушки.
   Интересно, а что сейчас, при взгляде на эту фотографию, написано на его собственном лице, подумал Стив. Та же растерянность, что и у Черил? И, может быть, такой же страх?
   За спиной послышался какой-то звук, слишком тихий, чтобы его произвел Куэйд. Если только он не приблизился крадучись...
   В ту же секунду Стив почувствовал, как тряпка, пропитанная хлороформом, закрыла его рот и ноздри. Глаза тут же заслезились, Стив невольно вдохнул усыпляющие пары и мгновенно погрузился во тьму.
   Последнее, что он услышал, было произнесенное голосом Куэйда свое собственное имя, прозвучавшее как удаляющееся эхо:
   - Стивен... ивен... вен...
   Стив рухнул мешком посреди раскиданных фотографий, погрузившись в липкую, пропитанную животным страхом тьму.
   Он не сразу понял, очнулся уже, или еще нет: темнота вокруг была кромешной. Так он пролежал, наверно, целый час, пока не осознал, что глаза его открыты.
   Сначала он попробовал подвигать ногами, затем руками и, наконец, головой. Как ни странно, связанными оказались только запястья, да и то небольшого усилия оказалось достаточно, чтобы освободиться. Но вот когда он попытался отползти, что-то похожее на кандалы впилось ему в левую щиколотку.
   Лежать на полу было страшно неудобно, однако когда он ощупал пространство вокруг себя, то обнаружил, что это вовсе не пол, а нечто вроде массивной решетки. Была она металлической и такой громадной, что он так и не смог дотянуться до краев. Просунув руку между прутьев, он не нащупал ничего: под ним была пустота.
   Первые фотоснимки, сделанные Куэйдом в инфракрасных лучах, запечатлели эти попытки Стива исследовать место его заключения. Как и думал Куэйд, пленник повел себя весьма благоразумно: не впал в истерику, не разрыдался, не сыпал ругательствами и проклятиями. Именно рационализм нового "подопытного кролика" и вызывал у экспериментатора особый интерес. Стивен полностью осознавал, что происходит, и будет, безусловно, бороться со своим страхом при помощи логики и трезвого анализа ситуации. Таким образом, сломить его сопротивление - задачка потруднее, нежели в случае с Черил. Что ж, тем ценнее будет результат, когда Стивен, сдавшись наконец, откроет перед Куэйдом настежь свою душу, в которой, несомненно, он найдет так много любопытного, достойного тщательного анализа. В том, что эксперимент завершится успешно, Куэйд не сомневался.
   Тем временем глаза Стива постепенно привыкали к темноте. Он находился внутри колодца или вертикального тоннеля, совершенно круглого, футов двадцати в диаметре. Что это было: воздуховод какой-нибудь подземной фабрики? Стив постарался вспомнить, существовало ли что-либо подобное в районе Пилгрим-стрит, однако в голову ничего не приходило. Черт его знает, где он находился... Не на чем было сфокусировать взгляд: ни углов, ни даже дырки или трещины в этих стенах не было.
   Хуже того: лежал он на решетке поверх колодца, казавшегося во тьме бездонным. От этого, похоже, бесконечного пространства его отделяли лишь относительно тонкие прутья, да еще цепь на левой ноге.
   Он воочию представил себя между темным, бескрайним небом и бесконечным мраком внизу. Воздух в шахте был теплым и спертым, таким сухим, что невольно навернувшиеся на глазах слезы тут же испарились. Справившись кое-как со слезами, он попытался позвать на помощь, но его крик растворился в темноте.
   Охрипнув от бесполезного крика, он откинулся навзничь поверх решетки. Что, если дна у этого колодца нет вообще? Какая чушь; дно должно быть у любого колодца, любой шахты. Нет ничего бесконечного, сказал он вслух.
   И тем не менее... Если он вдруг свалится вниз, в эту черную, разверстую пасть, то будет падать, падать, падать, но даже не увидит приближающегося дна. Пока не разобьется.
   Усилием воли он попытался отогнать эту кошмарную картину. Ничего не получилось.
   Увидит ли он яркую вспышку, когда его череп расколется о дно колодца? В момент, когда его тело превратится в кучу мяса и раздробленных костей, придет ли к нему понимание смысла собственной жизни и смерти? Нет, Куэйд не посмеет, подумал он. "Не посмеет! - забился его хриплый крик о стены колодца. - Он не посмеет меня убить!"
   И снова мертвая, удушающая тишина, как будто его вопль и не рвался из кромешной тьмы.
   И тут его пронзила другая, еще более жуткая мысль. Что, если Куэйд, задавшись целью довести свой идиотский эксперимент до абсолютного конца, поместил его в эту круглую преисподнюю и тут оставил навсегда, чтобы никто его здесь не нашел и он отсюда никогда не выбрался?
   Довести эксперимент до конца... Концом могла быть только смерть. Была ли смерть в действительности целью Куэйда? Желал ли он понаблюдать, как умирает человек, как его жертву постепенно охватывает страх смерти, истинная первопричина всякого страха? Кажется, Сартр говорил, что никому не дано познать собственную, смерть. А смерть других? Познать ее, наблюдая, как разум обреченного человека выделывает невероятные трюки, с тем чтобы только не видеть горькой правды? Не здесь ли ключ к познанию этой великой тайны - природы смерти, ее сути? Тот, кто проникнет в эту тайну, сможет в какой-то степени подготовить себя к собственной смерти... Как он говорил: пойти навстречу зверю, отыскать его и приласкать? Что ж, наблюдение за предсмертным ужасом другого человека есть наиболее простой и умный путь, ведущий к этой цели...