Барон Алексей. Эпсилон Эридана

   Ио испуганно кивнула.
   — Жаль. Неизвестно, когда еще получится.
   — А получилось?
   — Весьма прилично.
   — Где он?
   — Там, где бывает дождь и бродят коровы.
   — Коровы?
   — Да, с рогами.
   Рональд снял шлем и увидел Хосе с Игнацем, стоящих на пороге с самым невозмутимым видом.
   — Выкладывайте, — хрипло сказал он.
   — Камешек-то исчез, — гордо сообщил Игнац.
   — На земле даже вмятин не осталось, — добавил Хосе.
   — Образцы грунта?
   — Взял, взял. Ничего особенного, Ронни.
   — Это было оно, — возбужденно заявил Игнац. — То самое. Что делать?
   Рональд взглянул на экран внешнего обзора.
   — Темнеет, — сказал он. — Пора ужинать.
   — Больше тебе нечего предложить? — удивился Игнац.
   — А тебе?
   — Нужно всех созвать на базу!
   — Я и говорю: всем пора ужинать. Алло, «Вихрь», вы нас слышите?
   — Да, Ронни, — отозвался Мбойе. — Будем думать. У нас тоже есть новость.
   — Какая?
   — Получен SOS с Эстабриона.

Дневник командира звездолета

   23 августа
 
   Только начала прощупываться ниточка на Кампанелле, как нас позвал Эстабрион. Что это, отвлекающий маневр? Я уже готова ожидать чего угодно. Хотя Эстабрион — самая дальняя планета системы Эпсилона, скорость «Вихря» позволяет обернуться за несколько суток. Но эти несколько суток «Орешец» останется без прикрытия. Эвакуировать десантников можно только после длительного карантина, а сигнал бедствия есть сигнал бедствия. Сложная ситуация. Если она подстроена, то очень умело, со знанием человеческой психологии.
   После жарких дебатов решили рискнуть, Рональд настоял на том, чтобы его команда оставалась на месте. В качестве компромисса согласился до нашего возвращения из базы никого не выпускать. Бертран и. Абрахам со своими «Гепардаии» останутся тоже, будут ходить дозором. Достаточно ли этого? Что-то мне подсказывает, что двух шлнельботов для данной задачи мало, но ничего лучшего придумать не смогли. Производит впечатление несокрушимая уверенность Ронни в том, что на этот раз ничего плохого не случится. Интравизор все-таки. Прислушались.

* * *

   ДАЛЬНЯЯ КОСМИЧЕСКАЯ СВЯЗЬ.
   ЛАЙНЕР ПРАКСИТЕЛЬ — ТЗ АРКАД.
 
   Благодарю за предупреждение. Прошу уточнить размеры кометного облака. Удачи вам!
   КОМУЛАЙНЕН.

5. ЭСТАБРИОН

   Летом наружная температура не превышает минус ста восьмидесяти градусов по Цельсию. Это в полдень, когда далекий Эпсилон находится в зените и хоть как-то греет через миллиарды километров. А по ночам лютый холод просачивается сквозь многослойную изоляцию, выстуживая наружные помещения. Стены обледеневают ничуть не меньше, чем зимой.
   Этот лед обязательно нужно окапывать, отвозить на тележке в водохранилище. Из него получается питьевая вода, которая не требует сложной очистки. На этом можно экономить энергию. А энергию приходится экономить на всем, начиная с отопления и кончая приготовлением пищи. Страшное преступление — забыть выключить плафон мощностью в пятнадцать ватт.
   По ночам все обязаны спать, освещение выключается. Только в коридорах люминесцируют маршрутные полосы, чтобы до туалетов можно было добраться. А по утрам каждый должен откручивать суточную норму на велосипеде, соединенном с маленькой динамо-машиной. Единственный прибор станции, работающий круглосуточно, — радиоприемник. Иногда он ловит далекие переговоры звездолетов. Но сообщения с Эстабриона остаются без ответа — никто на станции не знает, как управлять антенной. При малой мощности сигнала она должна быть направлена очень точно. Да и далеко очень до звездолетов, радиообмен занимает годы. Чтобы хоть как-то дать знать о себе, сообщения разбрасывали веером, по всему горизонту. Радиопередатчиком и лазером, который иногда включается, а иногда — нет.

* * *

   Скалывание льда входит в обязанности дежурного. Работа нудная, однообразная, требующая навыка, точности, чтобы не повредить тонкой внутренней обивки стен. Но скалывание льда — не самая плохая работа. Карло выполнял ее механически, сказывался большой опыт. При этом он мог спокойно предаваться размышлениям, либо вспоминать Ольгу. Нет, скалывание льда — не самая плохая работа. Самая плохая ждала впереди.
   Заступая на дежурство, Карло каждый раз молил неведомого бога о том, чтобы эта самая скверная работа на этот раз досталась не ему. Конечно, не совсем честно желать, чтобы тяжелые обязанности выполняли другие. Наверное, поэтому бог и не слышал Карло. Другие-то были помоложе.
   Карло погрузил куски льда на тележку и двинулся по коридору. Здесь он встретил двух девочек с ведрами и тряпками. Обе выглядели понуро, даже хохотушка Нинель. Карло остановился.
   — Что, плохо дело?
   — Сам не знаешь? — буркнула Нинель. — Он даже бредить перестал.
   Речь шла о больном Артуре. Больном и обреченном. Карло решил переменить тему.
   — А как уборка?
   — Тоже плохо. Шерсть на полу откуда-то появляется.
   — Это не от меня, — заверил Карло.
   Девочки придирчиво его осмотрели.
   — Не видно, — с некоторым сожалением согласилась Ева.
   — Значит, вахухлик приходил, — заявила Нинель.
   — Какой вахухлик?
   — Шерстистый, разумеется.
   — Ну и ну! Дожили. Вы его видели, вахухлика?
   — Нет. Но Павлик видел.
   — А, Павлик.
   — Думаешь, насочинял?
   — Конечно.
   — А шерсть откуда?
   Нинель опять смерила его подозрительным взглядом.
   — А шерсть — от глупости, — разозлился Карло.
   Нинель посмотрела на него в упор. В ее глазах наконец появились огонечки.
   — Похоже на правду.
   Ева прыснула.
   — Работайте, работайте, — строго сказал Карло. И скорчил страшную рожу. — Не то вахухлик вам задаст!
   — Пусть по... по-пробует.
   — И что тогда по-получится?
   — А по-получит по-по этому самому по месту. Нас уже не очень-то попо-пугаешь, па-папаша Карло. Навидались.
   — Тогда ладно. Тогда я пойду по-погуляю.

* * *

   Маленький Павлик крутил педали в тренажерном зале. Стрелка амперметра едва-едва отклонялась от нуля.
   — Ладно, отдохни, — сказал Карло, кладя руку на худенькое плечико.
   — А как же дневная норма?
   — Если б ты ел как следует, может, и выполнил бы. Иди, вечером я за тебя покручу.
   — Спасибо, — тихо сказал Павлик. — Я буду есть. А что на завтрак?
   — Концентраты.
   — Опять...
   — Вечером будет жареная картошка. И бобы.
   — Скорей бы вечер. Как Артур?
   — Пока ничего.
   — Ничего нового?
   — Это уже хорошо.
   — Что же хорошего?
   — Не вешай носа, парень.
   Павлик тут же опустил голову. Карло взял его за подбородок и заглянул в глаза.
   — Ну, что тебе померещилось? Рассказывай.
   — Вахухлика я видел. Это правда.
   — А меня почему не позвал?
   — Он запрещает.
   — Вот еще новости! Какой-то вахухлик раскомандовался! Тебе кто друг — он или я?
   Павлик еще ниже нагнул голову и засопел.
   — Тебе бы такого друга! Он... он знаешь, какой? Лохматый. Я не виноват, что вахухлик ко мне цепляется...
   — Ну-ну, — сказал Карло. — Сегодня будешь спать в моей комнате, хорошо?
   Павлик обрадованно кивнул.
   — Посмотрим на твоего вахухлика, — сказал Карло. — Не грусти, Паоло! Будь мужчиной.
   — Мне еще рано, — серьезно сказал Павлик. — Да и не получится.
   — Почему? Знаешь, что главное в мужчине?
   — Нет. А что?
   — Уметь посмеяться над своим вахухликом. У каждого есть свой вахухлик.
   — И у тебя?
   — Конечно. Только редко появляется, засмеял я его. Знаешь, он теперь чистит зубы.
   — Кто, вахухлик?
   — Ага. Приходи, покажу его зубную щетку.
   — Ну ты даешь!

* * *

   Установки искусственной тяжести на планетах применять нельзя, потому что окружающие породы стягиваются к центру гравитационного поля, образуя компактную массу. Все это начинает медленно погружаться в поверхностный слой вместе с постройками и скалой, на которой должны располагаться гравитроны. Да и энергии требуется огромное количество. По этим причинам на базе действовало только естественное притяжение Эстабриона, который к планетным гигантам отнюдь не принадлежал.
   Точно рассчитанным движением Карло оттолкнулся от пола, взлетел до потолка, оттолкнулся от него, опустился на пол, вновь взлетел. И так — четыре раза. Ровно столько требовалось, чтобы пройти «кузнечиком» коридор перед госпиталем. Усилием воли он заставил себя открыть дверь с надписью «Посторонним в...». Надпись эта давно стала лишней, в госпиталь никто по доброй воле не заходил. Потому что редко кто выходил в добром здравии.
   Перед стеклянной перегородкой сидела Дженни и заплетала косу. Глаза у нее были заплаканные.
   — Перестань, — сказал Карло — Первый раз, что ли?
   — А если он все время маму зовет, — всхлипнула Дженни, — тогда что?
   — Ничего. На вот, выпей.
   — Порошковое?
   — Какое еще? Коров у нас нет.
   — А что у нас есть?
   — Надежда.
   — Ее нельзя есть.
   Карло не ответил. Он подошел к прозрачной перегородке. За ней поместили Артура. Артур лежал с открытыми глазами, но эти глаза уже два дня ничего не видели. Вторые сутки без сознания. Перитонитом это называлось. И ни одного врача на всем Эстабрионе. И никакой связи с Кампанеллой.
   Сквозь открытую дверь из коридора послышался скребущий звук. Дженни взорвалась.
   — Да скажи ты ему! Второй раз приходит. Ангел ночи!
   Карло выглянул. Так и есть. В коридоре стоял Абдулла с ящиками из-под галет. Глядя в потолок, он молчал. Своими запавшими глазницами, бледным лицом и пробивающейся черной бородкой он действительно напоминал ангела ночи.
   — Рано еще, Абдулла, — мягко сказал Карло — Иди к себе.
   — Ящики здесь оставить? — спросил Абдулла.
   — Нет. Неси в мастерскую.
   Два ящика Абдулла взял в руки, третий подцепил головой.
   — Я посплю, пожалуй.
   — Поспи, поспи.
   — Ты в обсерваторию пойдешь? — спросила Дженни.
   — Зачем?
   — Говорят, вчера видели движущуюся точку.
   — Не подтвердилось.
   — А может, плохо определили координаты?
   — Может быть. Но не слишком надейся.
   Дженни опять взорвалась.
   — Да я ни на что и не надеюсь, утешитель! Что ты, что Абдулла. Два сапога — пара! Один с ящиками прется, второй утешает: не первый, мол. Значит, и не последний, отец ты мой! А мне уже во как хватает тех, кто до этого...
   Карло тихонько закрыл за собой дверь. Здесь утешать было действительно бесполезно Дженни ждала ребенка, и теперь Карло понял от кого.
   Что ж, пусть проплачется как следует. А вечером к ней зайдет Ольга с морковкой. Когда грызешь морковку, умирать не хочется.

* * *

   В оранжерее было тепло, больше двадцати градусов. При меньшей температуре зелень плохо росла, поэтому энергию не жалели, под потолком сияли устаревшие аргоновые лампы, для охлаждения которых требовались водяные рубашки.
   Карло обошел фитотроны со всходами соевых бобов, бегло осмотрел корни, погруженные в питательный раствор. Плесени вроде не было, но листья кое-где пожелтели.
   — Ольга, ты здесь?
   — Здесь, — сказала Ольга.
   В своем зеленом комбинезончике она находилась почти рядом, но поди заметь.
   — Калия, что ли, не хватает?
   — Где?
   — Здесь, в соевых боксах.
   — Нет, с аммиаком перестарались. Уже отрегулировала. Ты чего такой скучный?
   — Артур.
   — А-а. Брось, не думай.
   — Да я и не думаю. Думать вредно. Я чувствую.
   — Хочешь морковку?
   — Дьявол! Какая сейчас морковка?
   — Жить все равно надо.
   — Для чего?
   В ее зеленых глазах мелькнула боль.
   — Послушай, если мы пораскисаем, что будет с маленькими?
   Карло вздохнул.
   — Овощ отдай Павлику.
   Ольга рассмеялась.
   — Думаешь, я ему не припасла? Грызи без угрызений.
   Морковка была большой, желтой, с белесыми волосками и просвечивающим кончиком. Карло съел ее всю, включая обломыши ботвы. Нет ничего приятнее сочного морковного хруста, когда за стенами — минус сто семьдесят семь.
   — — Спасибо. Веришь, что все же прилетят?
   — Зачем обязательно во что-то верить? Верить тоже вредно. Живу себе, вот и все. И тебе советую.
   — Устал я, Оля. Каждое утро думаю, как бы не сломаться.
   — Приходи ко мне ночью. Чтобы утром не думать.
   Карло вспомнил ее жаркие губы.
   — Ох, чтоб я без тебя делал...
   — Наверное, что-нибудь глупое.
   Карло смутился. Ольга была не самой старшей, но почему-то всех понимала. Как взрослая. Вот и сейчас глянула мельком, искоса, но так, что все стало понятным. Поцеловать ее он не решился. Боялся не остановиться.
   Когда он ушел, Ольга вынула припрятанную в листве куклу. Журчала вода. Свежо пахло созревающими огурцами. Жужжали пчелы и цветочные мухи. В оранжерее было не очень тоскливо, здесь все хотели поработать, и Ольга всем разрешала. А потом исправляла промахи, вроде передозировки аммиака. Она понимала не только людей, но и растения. Причем растения — даже лучше.

* * *

   Гроб поставили в гимнастическом зале. Ольга положила на Артура цветы фасоли, заглянула ему в лицо и отошла. Все молчали, даже исплакавшаяся Дженни. Тихо играла музыка. Маленькие стояли отдельной группкой, посматривали тускло, равнодушно.
   — А когда я умру, анемоны уже вырастут? — спросил Павлик. — Сестра говорила, что мама очень любит анемоны. Любила...
   Сестра Павлика умерла в прошлом году. Работала в оранжерее, поранила палец. Через несколько дней начались судороги. Никто не знал, как ей помочь. Кричать она уже не могла, только страшно выгибалась. Язык откусила...
   Карло молча прижал Павлика к своему скафандру.
   — Ты чего? — удивился Павлик.
   — Ничего. Больше никто не умрет.
   — Почему?
   — Они уже летят.
   — Артур тоже так говорил.
   — Сейчас они гораздо ближе.
   Павлик затих, выбирая между прекрасной мечтой и мрачной действительностью. Устоять не смог.
   — У них большой звездолет?
   — Очень.
   — Нас заберут на Кампанеллу?
   — Нет, на Землю.
   — А там холодно?
   — Нет. Очень тепло, много анемон, и можно ходить без скафандров.
   — Даже ночью?
   — И ночью.
   — Вот это ты уже сочиняешь.
   — Нет, там везде есть воздух.
   — Снаружи базы?
   — Там живут не в базах, а в домах. Хочешь — открываешь окно и впускаешь ветер.
   — Ветер?
   — Ну, это когда воздух движется сам собой, без вентилятора. Еще там бывают дожди. Вода конденсируется не на стенах, а прямо в небе. Потом падает на землю.
   — Чудеса.
   — Пора, — сказал Абдулла.
   Карло кивнул. Вдвоем они без труда подняли гроб.
   — Шлемы закройте! — крикнула Дженни. — Знаю я вас.
   Но забрала они опустили только в шлюзовой камере — привычка экономить автономный запас кислорода.
   — Алло, обсерватория. Что-нибудь появилось? — спросил Карло.
   — Нет.
   Абдулла хмыкнул. Он презирал тех, кто бегает в обсерваторию либо забрасывает ее вопросами по радио.
   — Начинаю, — коротко предупредил он.
   Внешний люк ушел вверх. Его специально так переделали, чтобы можно было легко закрыть руками, потянув вниз. Как и все двери на базе. Мера весьма нужная, поскольку батарея лазерной защиты стояла без энергии. По этой причине метеориты, случалось, падали весьма близко от купола, и опасность разгерметизации являлась постоянной. Учебную тревогу объявляли ежемесячно. Пока не надоело.

* * *

   Карло и Абдулла вынесли гроб из шлюза. За пределами светового пятна, отбрасываемого прожектором, было очень темно. Карло ощупью нашел тележку. Глаза понемногу что-то стали различать в свете звезд, только когда они отошли от базы на сотню метров.
   По наезженной колее, оставшейся с тех пор, когда еще пользовались вездеходом, они обогнули склон Энергетического кратера. В недрах этой горы дремал мощный термоядерный реактор. Расконсервировать его так и не решились — ошибка могла дорого стоить.
   — А ведь придется, — сказал Карло. — Больше трех месяцев без него не продержимся.
   Абдулла угрюмо молчал. Утоптанная тропа, даже и не тропа, а настоящая дорога, вела к кладбищу. Умерших поначалу возили на вездеходе, потом — на электрокаре, провожали всем составом колонии. Затем смерть стала обыденной, так же, как и нехватка кислорода, и процессии уменьшились до нескольких человек. Сейчас их ждали только трое мальчишек, копавших могилу. Они еще не закончили работу — из ямы вылетали порции рыхлого реголита. Рассеиваясь, он медленно оседал крупными наэлектризованными комочками. Лопата взблескивала в свете фонаря, стоящего на холмике. Работал один Борис, старший из мальчиков. Руперт и Мик сидели в пыли и безмолвно следили за приближавшейся тележкой.
   — Так мы невесть сколько возиться будем, — сказал Абдулла.
   Борис прекратил работу, оперся о черенок.
   — Что ты ворчишь? Яма маленькая, вдвоем не развернуться. Пусть отдохнут. Спешить некуда. Хочешь — сам покопай.
   — Это уж обязательно. Как без ангела ночи? — горько сказал Абдулла.
   Борис укоризненно покачал шлемом. Ничего не говоря, он опять скрылся в яме, и оттуда полетели пылевые сгустки.
   Через полчаса, зарыв Артура, они погрузили лопаты на тележку.
   — Может, оставить их здесь? — спросил Мик. — Все равно скоро потребуются.
   Карло схватил его за плечи и сильно встряхнул.
   — Не говори так, слышишь? Никто больше не умрет. Понял?
   — Понял, — слабо сказал Мик.
   — Чего трясешь? — спросил Абдулла. — Он еще маленький.
   Карло устыдился.
   — Ладно, Мик. Извини, Мик.
   — Всем плохо, — сказал Мик. — Да я и не маленький. Маленьких у нас уже не осталось.
   Карло оглядел кладбище. Десятки холмиков с крестами, полумесяцами и звездами Давида усеяли склон кратера. Склон, в недрах которого дремал термоядерный реактор. Да, маленьких не осталось. Те из них, кто не умер, давно повзрослели. Некоторые не помнят, как выглядит настоящее голубое небо, поскольку осмысленно воспринимать мир научились уже здесь, под черным небом Эстабриона, самой внешней из планет системы, самой удаленной от Эпсилона.
   Внизу, в двух километрах от кладбища, горели редкие огни базы. Дальше, на пустом поле космодрома, возвышался скелет планетолета, доставившего их всех сюда пять земных лет назад. Обшивку с него давно сняли для хозяйственных нужд. Теперь он напоминал экспонат Музея Космоплавания на Луне: меж голых шпангоутных ребер просматривалась вся внутренность корабля, от двигательного отсека до пилотской кабины. Той самой, в которой так много пришлось пережить.
   Еще при взлете с Кампанеллы софус и главные навигационные приборы вышли из строя. На борту не было ни одного взрослого, взрослые старались спасти как можно больше детей, поэтому сами не полетели. Думали, что все это ненадолго, рассчитывали справиться с проблемами и быстро вернуть детей. Так не получилось. На орбите была получена радиограмма с приказом следовать на Эстабрион. Причина изменения плана осталась неизвестной, поскольку связь с космопортом прервалась. Но это решение безусловно диктовалось драматизмом событий на планете. И дети послушались взрослых.
   Ракету на Эстабрион привели Карло и Абдулла, четырнадцатилетние тогда мальчишки. Привели правильно, но не смогли в нужное время затормозиться. Планета осталась в нескольких миллионах километров за кормой. Пришлось возвращаться: дальше лететь было некуда. Система Эпсилона ограничивалась орбитой Эстабриона. За ней располагалось кометное облако и межзвездное пространство. Для тихоходного «Годдарда» это значило тысячелетия пути.
   После четырех заходов, истратив все горючее, Абдулла был вынужден решиться на посадку. Без приборов, не имея элементарных навыков пилотирования. Скорость оказалась слишком большой, амортизаторы рассыпались. От удара «Годдард» завалился набок. Погибли трое маленьких, еще двое умерли позже. Почти все остальные получили травмы. В находящуюся на расстоянии восьмисот метров от места посадки базу перебрались лишь на третьи сутки, когда унесли всех раненых и сумели частично расконсервировать системы жизнеобеспечения.

* * *

   — Хватит размышлять, — сказал Абдулла.
   Пора было возвращаться, но никто не решался сделать первый шаг. Всем казалось, что только после этого Артур будет по-настоящему мертв.
   Крупные немигающие звезды висели над Эстабрионом. Карло поднял голову, отыскивая среди них далекое Солнце, — скромное желтое пятнышко в созвездии Змеи.
   — Мама миа!
   — Ты чего? — спросил Абдулла.
   — Не может быть, не может быть, не может быть!
   — Свихнулся. Чего не может быть?
   Карло показал рукой. Невысоко над горизонтом двигалась светящаяся точка. Она разбрызгивала мелкие, едва заметные искры.
   Абдулла машинально поднес к шлему перчатки, словно собираясь протереть оптику, но так и не сделал этого, не успел. В наушниках ясно, уверенно, четко, заставив вздрогнуть, прозвучал взрослый мужской голос.
   — Эстабрион, Эстабрион! Говорит тяжелый крейсер «Звездный Вихрь». Как слышите?
   Через полминуты — еще:
   — Эстабрион, Эстабрион! Вызывает тяжелый крейсер «Звездный Вихрь». Отвечайте на любой волне. Прием.
   Непослушными пальцами Карло все никак не мог отыскать кнопку включения длинноволновой станции. Забыл, где находится. Мальчики недоуменно переглядывались.
   — Это кто, Карло? — спросил Мик.
   — Эстабрион, Эстабрион! Я — «Звездный Вихрь». Прошу всех покинуть зону космодрома! Высылаю посадочные боты. Мы пришли, ребята...
   Мальчики стояли молча и неподвижно, не в силах поверить тому, что слышали. Но все происходило наяву. Подтверждая такие долгожданные и такие неожиданные слова, во всполохах огней предупреждения стремительно и так низко, что оставлял за собой пыльные вихри, промчался самый настоящий десантный шнелльбот Космофлота Солнца. Не было такого мальчишки, который не опознал бы с первого взгляда приплюснутый силуэт самого популярного символа компьютерных игр.
   — «Гепард», настоящий «Гепард»... — ошеломленно пробормотал Борис.
   «Гепард» промчался, нырнул за горный хребет. Потом, выпустив гроздь сигнальных ракет, появился с другой стороны. А с неба падала крупная звезда. За ней — еще одна.
   — Что, что это? — спросил Мик. — Они прилетели, Карло?
   Карло закашлялся. Потом махнул рукой вперед. Бросив тележку, они побежали к базе. На поле космодрома в клубах пыли уже опускался шарообразный бот с огромным красным крестом. Эфир словно прорвало.
   — Джойс, торопыга! Какого черта?! А мне где садиться?
   — Эстабрион, Эстабрион! Я — борт-семь. Сажусь впритирку, берегитесь выхлопа. Всем оставаться внутри базы!
   — Нолан, учти, сейчас мы поднимем уйму пыли. Но это еще не значит, что нас обстреливают.
   — Вы уже подняли все, что можно. План высадки — коту в дюзы...
   С щелчком включился передатчик базы.
   — Я — Эстабрион. Меня зовут Ольга. Это все правда, что ли?
   — Я — «Звездный Вихрь». Капитан-лейтенант Мбойе. Приветствую вас, Эстабрион! Все правда, дочка. Не выходите из базы! Потерпите еще десять минут, только десять минут, мои дорогие! Хорошо?
   — Да ладно уж, — сказала Ольга. — Потерпим, папа. Блокирую люки.
   — Умница!
   — Подарки будут?
   — Нет вопросов. Море.
   — «Гепард-3» — борту-семь. Посадку отставить! Вижу группу в скафандрах — пять человек. Бегут к базе. Алло, ребята! Вы меня слышите? Стойте на месте!
   — Вас понял, — сказал Карло. — Продолжайте посадку. Стоим.
   Он поймал Мика. Абдулла вдруг упал, и плечи его затряслись.
   — Передатчик выключи, — прошипел Карло. — Выключи, тебе говорят!
   Сквозь пылевую завесу он смутно видел, как госпитальный бот выбросил аппарель. По ней одна за другой скатывались быстрые тени. Все происходило в ошеломляющем темпе, как в сказочном сне. Прошли секунды, и первый вездеход резко затормозил у грузовых ворот базы. За ним длинными скачками, отталкиваясь коленчатыми опорами, летел второй. Следом, уже медленнее, катился трейлер с грудой контейнеров. Потом все это скрылось совсем уж в густеющей пыли. Борт-семь сел впритирку, как и обещал.
   «Гепард» сбросил скорость, облетел космодром по кругу, тоже приземлился у базы, открыл сразу несколько портов. Из них посыпались роботы.
   — Мбойе, я — «Гепард». Есть посадка, есть посадка.
   — Понял, Яцек. Сразу доложите, какая еще помощь нужна. Я остаюсь на малой высоте.
   — То славно, Александер.
   Карло вдруг подумал, что про них забыли, и от острой обиды ему захотелось плакать. Но он ошибался. Из пыли вылетел вездеход, качнулся на подвеске, клюнул носом и стал, будто был здесь всегда. Открылись дверцы. Спрыгнули высокие, по-видимому, совсем взрослые люди. Карло молча бросился в объятия. Его увесисто-добродушно шлепнули по затыльнику шлема.
   — Давно закопали? — спросил кто-то с сильнейшим русским акцентом.
   Борис ответил.
   — Хо! Ерунда на силиконе, — с несокрушимой уверенностью заявил обладатель акцента. — В Сибири я мамонтов оживлял.
   Мимо них прошли два арбайтера с роторным инструментом. Потом протопал грузный кибер. Он нес реанимационный кокон.
   — Залезайте в машину, братишки. Здесь вам делать больше нечего.
   Впопыхах Карло никак не мог попасть ногой на ступеньку. Чья-то мощная рука втащила его за шиворот. Садясь в вездеход, он еще раз поднял голову, за что был вознагражден невиданным зрелищем.
   Огромный, сияющий огнями звездолет величественно плыл над куполом базы. Со всеми своими антеннами, кольцами уравнителей гравитации, боевыми башнями, распахнутыми портами ангаров. Вдоль всего длиннейшего корпуса главной тяговой системы светилась надпись «Объединенный Космофлот Солнца. ЗВЕЗДНЫЙ ВИХРЬ. Церера». Рядом с крейсером зелеными искрами мерцали шесть сферических облаков — аннигиляционное топливо внешней подвески.