Страница:
Крюк было его прозвище, а не настоящее имя. Он был из хорошей семьи и окончил когда-то привилегированную школу. Кое-что из ее традиций все еще оставалось в нем. И в особенности забота о том, чтобы быть всегда в хорошей форме.
В хорошей ли форме он сейчас? Вот над чем размышлял мрачный Крюк.
Его вдруг посетило предчувствие скорого конца. Точно страшная клятва Питера достигла в этот момент корабля. Потом его ошеломила мысль: «Меня всегда не любили дети». Странно, что он подумал о том, что никогда в жизни его не заботило. Швейная машинка, что ли, нагоняла на него меланхолию? Да, дети его всегда боялись. Вот Сми-то они почему-то не боятся! Он им даже вроде бы нравится. Чем же он им нравится? Может, тем, что он в форме? Боцман всегда был в хорошей форме, хотя сам не догадывался об этом. А не догадываться — это и есть лучшая форма! Крюк уже занес свой коготь над Сми, но остановился. Ударить человека за то, что он в форме? Что это должно было означать? То, что ты сам — в плохой форме!
— Свистать всех наверх! — отдал он команду громовым голосом. — Вывести пленников.
Бедных узников, всех, кроме Венди, выстроили перед ним.
— Так вот что, паршивцы, — обратился к ним Крюк. — Шестеро из вас сейчас прогуляются по дощечке, но мне нужны два юнги. Кто из вас будет мне служить?
Когда они еще сидели в трюме, Венди велела им:
«Не раздражайте его понапрасну». Поэтому послушный Болтун сделал шаг вперед, и хотя ему была неприятна мысль покоряться такому мерзкому человеку, как Крюк, он начал очень вежливо:
— Я не думаю, сэр, чтобы моей матери была симпатична мысль, что ее сын сделался пиратом. И твоей тоже. Малышка, а?
Он подмигнул Малышке.
— И я думаю: да, она бы не захотела, — сказал Малышка с таким видом, точно желал, чтобы это было наоборот. — А ваша мама. Двойняшки, захотела бы, чтобы вы стали пиратами?
— Вряд ли, — ответил один из Двойняшек.
— А твоя мама. Кончик…
— Прекратите — завопил Крюк. — Вот ты, мальчик, — обратился он к Джону, — разве ты никогда не хотел быть пиратом?
Джон действительно иногда мечтал об этом, когда его заставляли решать задачки по арифметике. Его поразило, что Крюк об этом догадался.
— Хотел. И чтобы меня называли Джек Красная Рука.
— Хорошее имя, — подтвердил Крюк. — Мы будем так тебя называть, если ты станешь пиратом.
— Как ты думаешь, Майкл? — спросил Джон. И вдруг Крюк по его глазам понял, что тот просто дурачит его и оттягивает время. Он взорвался:
— Хватит! Готовьте планку и приведите сюда их мамашу!
Они были всего лишь мальчишками, и они побелели от ужаса, видя, как Джукс и Чекко привязывают доску. Но они постарались выглядеть молодцами, когда на палубу вывели Венди.
Трудно было передать, как Венди презирала пиратов. Еще для мальчишек в самом слове «пират» было что-то захватывающее. А она увидела лишь то, что судно не драилось годами. Все так заросло грязью и пылью, что не было ни одного предмета, на котором нельзя было бы написать пальцем «Дурак». И она кое на чем уже написала.
— Так вот, красавица, — сказал Крюк сладким голосом, точно он сидел в сахарном сиропе. — Сейчас ты увидишь, как твои деточки прогуливаются по планочке.
— Они должны умереть? — спросила она, глядя на него с таким презрением, что он чуть не потерял сознание.
— Обязательно! — закричал он. — Тихо! Мать скажет прощальное слово своим детям.
Венди была великолепна в этот момент.
— Вот мое последнее слово к вам, дорогие мои мальчики. Я знаю, что должна передать вам от ваших настоящих матерей. Они всегда говорят в таких случаях: «Если нашим детям суждено умереть, пусть они умрут мужественно и гордо».
От этой речи даже пираты растерялись и растрогались. Первым пришел в себя, конечно, Крюк:
— Привязать ее!
Ее привязывал Сми. Он шепнул ей:
— Послушай, милая, я спасу тебя, если ты согласишься стать моей мамой.
Но даже симпатичному Сми она не могла этого обещать.
— Я предпочту остаться бездетной, — сказала она презрительно.
Крюк сделал шаг по направлению к Венди. Он собирался повернуть ее лицо таким образом, чтобы она видела, как ее дети погибнут один за другим. Но он не дошел до нее. Он никогда не услышал страдальческого стона, который хотел из нее исторгнуть.
Он услышал нечто иное.
Это было ужасное тик-так крокодила.
Все они: и пираты, и мальчишки, и Венди — услышали тиканье, и все взоры, как флюгера от ветра, повернулись в одну сторону. Все глядели не туда, откуда доносились звуки, а на Крюка. Всем было ясно: то, что должно сейчас произойти, касается его одного; в один миг они превратились из действующих лиц в зрителей.
Было страшно наблюдать, как Крюк меняется в лице. Он рухнул на палубу. Всеми владела одна и та же мысль: крокодил вот-вот поднимется на корабль.
Другой бы на месте Крюка так и остался бы лежать без чувств. Но деятельный мозг Крюка заработал.
Он стал на четвереньки и отполз в дальний конец палубы.
— Спрячьте меня, — прохрипел он.
Пираты окружили Крюка, не глядя туда, откуда мог появиться крокодил. Они не собирались сражаться с ним. Это была сама судьба.
Когда мальчишки перестали видеть Крюка, страх уступил место любопытству. Они все ринулись к тому борту, откуда доносилось тиканье часов, чтобы увидеть, как крокодил карабкается на борт. И тут им предстоял самый большой сюрприз этой Ночи Ночей. Потому что вовсе не крокодил спешил им на помощь. Это был Питер. Он подал им знак, чтобы они сдержали готовый сорваться вопль восхищения, и продолжал тикать.
Глава пятнадцатая
Глава шестнадцатая
В хорошей ли форме он сейчас? Вот над чем размышлял мрачный Крюк.
Его вдруг посетило предчувствие скорого конца. Точно страшная клятва Питера достигла в этот момент корабля. Потом его ошеломила мысль: «Меня всегда не любили дети». Странно, что он подумал о том, что никогда в жизни его не заботило. Швейная машинка, что ли, нагоняла на него меланхолию? Да, дети его всегда боялись. Вот Сми-то они почему-то не боятся! Он им даже вроде бы нравится. Чем же он им нравится? Может, тем, что он в форме? Боцман всегда был в хорошей форме, хотя сам не догадывался об этом. А не догадываться — это и есть лучшая форма! Крюк уже занес свой коготь над Сми, но остановился. Ударить человека за то, что он в форме? Что это должно было означать? То, что ты сам — в плохой форме!
— Свистать всех наверх! — отдал он команду громовым голосом. — Вывести пленников.
Бедных узников, всех, кроме Венди, выстроили перед ним.
— Так вот что, паршивцы, — обратился к ним Крюк. — Шестеро из вас сейчас прогуляются по дощечке, но мне нужны два юнги. Кто из вас будет мне служить?
Когда они еще сидели в трюме, Венди велела им:
«Не раздражайте его понапрасну». Поэтому послушный Болтун сделал шаг вперед, и хотя ему была неприятна мысль покоряться такому мерзкому человеку, как Крюк, он начал очень вежливо:
— Я не думаю, сэр, чтобы моей матери была симпатична мысль, что ее сын сделался пиратом. И твоей тоже. Малышка, а?
Он подмигнул Малышке.
— И я думаю: да, она бы не захотела, — сказал Малышка с таким видом, точно желал, чтобы это было наоборот. — А ваша мама. Двойняшки, захотела бы, чтобы вы стали пиратами?
— Вряд ли, — ответил один из Двойняшек.
— А твоя мама. Кончик…
— Прекратите — завопил Крюк. — Вот ты, мальчик, — обратился он к Джону, — разве ты никогда не хотел быть пиратом?
Джон действительно иногда мечтал об этом, когда его заставляли решать задачки по арифметике. Его поразило, что Крюк об этом догадался.
— Хотел. И чтобы меня называли Джек Красная Рука.
— Хорошее имя, — подтвердил Крюк. — Мы будем так тебя называть, если ты станешь пиратом.
— Как ты думаешь, Майкл? — спросил Джон. И вдруг Крюк по его глазам понял, что тот просто дурачит его и оттягивает время. Он взорвался:
— Хватит! Готовьте планку и приведите сюда их мамашу!
Они были всего лишь мальчишками, и они побелели от ужаса, видя, как Джукс и Чекко привязывают доску. Но они постарались выглядеть молодцами, когда на палубу вывели Венди.
Трудно было передать, как Венди презирала пиратов. Еще для мальчишек в самом слове «пират» было что-то захватывающее. А она увидела лишь то, что судно не драилось годами. Все так заросло грязью и пылью, что не было ни одного предмета, на котором нельзя было бы написать пальцем «Дурак». И она кое на чем уже написала.
— Так вот, красавица, — сказал Крюк сладким голосом, точно он сидел в сахарном сиропе. — Сейчас ты увидишь, как твои деточки прогуливаются по планочке.
— Они должны умереть? — спросила она, глядя на него с таким презрением, что он чуть не потерял сознание.
— Обязательно! — закричал он. — Тихо! Мать скажет прощальное слово своим детям.
Венди была великолепна в этот момент.
— Вот мое последнее слово к вам, дорогие мои мальчики. Я знаю, что должна передать вам от ваших настоящих матерей. Они всегда говорят в таких случаях: «Если нашим детям суждено умереть, пусть они умрут мужественно и гордо».
От этой речи даже пираты растерялись и растрогались. Первым пришел в себя, конечно, Крюк:
— Привязать ее!
Ее привязывал Сми. Он шепнул ей:
— Послушай, милая, я спасу тебя, если ты согласишься стать моей мамой.
Но даже симпатичному Сми она не могла этого обещать.
— Я предпочту остаться бездетной, — сказала она презрительно.
Крюк сделал шаг по направлению к Венди. Он собирался повернуть ее лицо таким образом, чтобы она видела, как ее дети погибнут один за другим. Но он не дошел до нее. Он никогда не услышал страдальческого стона, который хотел из нее исторгнуть.
Он услышал нечто иное.
Это было ужасное тик-так крокодила.
Все они: и пираты, и мальчишки, и Венди — услышали тиканье, и все взоры, как флюгера от ветра, повернулись в одну сторону. Все глядели не туда, откуда доносились звуки, а на Крюка. Всем было ясно: то, что должно сейчас произойти, касается его одного; в один миг они превратились из действующих лиц в зрителей.
Было страшно наблюдать, как Крюк меняется в лице. Он рухнул на палубу. Всеми владела одна и та же мысль: крокодил вот-вот поднимется на корабль.
Другой бы на месте Крюка так и остался бы лежать без чувств. Но деятельный мозг Крюка заработал.
Он стал на четвереньки и отполз в дальний конец палубы.
— Спрячьте меня, — прохрипел он.
Пираты окружили Крюка, не глядя туда, откуда мог появиться крокодил. Они не собирались сражаться с ним. Это была сама судьба.
Когда мальчишки перестали видеть Крюка, страх уступил место любопытству. Они все ринулись к тому борту, откуда доносилось тиканье часов, чтобы увидеть, как крокодил карабкается на борт. И тут им предстоял самый большой сюрприз этой Ночи Ночей. Потому что вовсе не крокодил спешил им на помощь. Это был Питер. Он подал им знак, чтобы они сдержали готовый сорваться вопль восхищения, и продолжал тикать.
Глава пятнадцатая
«НА ЭТОТ РАЗИЛИ КРЮК, ИЛИ Я!»
Странные вещи случаются с нами иногда в жизни. А мы даже не замечаем, что они происходят. Так, например, мы вдруг обнаруживаем, что какое-то время были глухи на одно ухо, ну, скажем, в течение получаса. Такое произошло с Питером в ту самую ночь. Мы оставили его на острове, когда он крался по берегу, прижимая палец к губам, а в другой руке держа наготове кинжал. Он видел, как мимо проплыл крокодил, и не нашел в этом ничего необычного. Но постепенно до сознания Питера дошла удивительная вещь: крокодил не тикал; Спервоначалу ему стало жутко, а потом он сообразил, что часы просто испортились. Нимало не заботясь о том, что может чувствовать живое существо, которое так внезапно лишилось своего постоянного спутника, Питер быстро понял, как он может обернуть это открытие в свою пользу. Он решил сам тикать, чтобы дикие звери подумали, что он крокодил, и дали ему пройти невредимым. Он тикал великолепно. Только одну вещь он упустил из виду. Крокодил тоже оказался среди тех, кто слышал тиканье часов. И он устремился следом. То ли решив, что он сможет получить назад свою потерю, то ли из дружеских чувств решив, что часы вырвались на волю и тикают сами по себе и не худо бы с ними встретиться. Этого никто никогда не узнает. Ясно одно: что крокодил, как и всякое существо, одержимое навязчивой идеей, был глупым животным.
Питер благополучно добрался до берега и вошел в воду, как бы не замечая перемены стихии. Так входят в воду многие звери, а люди, насколько я знаю,
— никогда.
Он плыл, и только одна мысль все время вертелась у него в голове: «На этот раз — или Крюк, или я!» Он уже так долго тикал, что теперь продолжал тикать, сам того не замечая. Если бы он делал это сознательно, то в воде он бы перестал тикать, потому что там не было диких зверей, а гениальная идея попасть на корабль, изображая тикающего крокодила, ему еще не пришла в голову. Наоборот, он страшно удивился, что все пираты отпрянули от борта, а Крюк в страхе спрятался за их спины, будто на него шел крокодил.
Крокодил! Как только Питер о нем вспомнил, он сам словно впервые услышал собственное тиканье. «Какой я умный!» — решил он тут же и сделал мальчишкам знак, чтобы они вдруг не разразились аплодисментами.
В этот самый момент квартирмейстер Эд Тинт, покинув полубак, показался на палубе.
А теперь, дорогой читатель, засекай время героического происшествия на своих часах. Питер ударил Тинта изо всех сил. Джон зажал ему рот рукой. Тинт стал падать ничком, и четверо мальчишек подхватили его, чтоб грохот от падения тела не услыхали пираты. Питер жестом дал команду, и квартирмейстер полетел за борт. Раздался плеск. Потом наступила тишина.
Сколько времени прошло?
— Один! — Малышка открыл счет.
Выждав немного, Питер на цыпочках пробрался в каюту. Он не собирался ограничиться одним выброшенным за борт пиратом. Остальные пираты поняли, что они слышат свое дыхание.
— Он уплыл, капитан, — сказал Сми, протирая свои очки. — Все тихо.
Крюк медленно поднял голову и прислушался. Он вслушивался так старательно, что казалось, он расслышал бы не только тиканье часов, но даже и эхо от него. Не было слышно ни звука, и он поднялся на ноги.
— Ну, тогда да здравствует Джон Доска! — закричал он бесстыдно, еще больше, чем прежде, ненавидя мальчишек за то, что они видели его унижение. И он громким голосом запел мерзкую пиратскую песенку:
Йо-хо, йо-хо, дрожит доска, Роняет глаз слезу, Там ждут селедка и треска И Дэви Джонс — внизу.
Слегка роняя свое достоинство, он отплясывал перед ними, изображая, как он идет по доске и как он падает в воду.
— Не хотите ли, чтобы кошечка погладила вас перед прогулкой?
— Нет, нет! — умоляюще кричали мальчишки и все, как один, упали на колени. Пираты злорадно ухмылялись.
— Джукс! — закричал Крюк. — Принеси кошку, она в каюте.
В каюте! Но в каюте был Питер! Мальчики переглянулись.
— Есть, сэр, — отозвался Джукс. И направился к каюте.
Они следили за ним взглядом. Они даже почти и не услышали, что Крюк снова затянул песню, а все его послушные собаки-пираты подхватили:
У кошки когти — йо-хо-хо!
И целых семь хвостов, Они пройдутся по спине…
Что говорилось в последней строчке, мы никогда не узнаем, потому что песню остановил пронзительный вопль, донесшийся из каюты. Он пролетел по всему кораблю и смолк. После чего раздался петушиный крик, который был так хорошо знаком мальчишкам, а пиратам показался еще более жутким, чем вопль минуту назад
— Что это? — спросил Крюк.
— Два, — торжественно продолжил счет Малышка.
Итальянец Чекко поколебался мгновение, но потом пошел в сторону каюты. Он вышел оттуда шатаясь.
— Что с ним случилось, отвечай, пес! — накинулся на него Крюк.
— Он мертв. Заколот кинжалом.
— Билл Джукс мертв? — завопили перепуганные пираты.
— В каюте темно, как в преисподней, но там что-то есть. Что-то ужасное, что кричит петухом.
— Чекко, — сказал Крюк, и в голосе его слышалась сталь. — Иди туда и принеси мне из каюты этого петьку.
— Не пойду! — завопил дрожащий Чекко. Но Крюк показал ему свой коготь:
— Ты говоришь, что идешь, да?
Больше уже никто не распевал. Пираты прислушивались. И опять раздался предсмертный вопль и веселое кукареканье.
И Малышка сказал:
— Три.
— Печенки-селезенки, черт и дьявол, кто же наконец вытащит оттуда этого петуха?
— Подожди, пока выйдет Чекко, — сказал Старки.
— Кажется, ты вызываешься идти. Старки? — сказал Крюк ласковым голосом.
— Нет, черт возьми! — сказал Старки.
— А мой крюк думает иначе. И он никогда не ошибается.
Старки оглянулся вокруг в поисках поддержки, но все отвернулись. Старки пятился, а Крюк наступал на него. С воплем Старки вскочил на Большого Тома и оттуда сверзился в воду.
А Малышка сказал:
— Четыре.
— Кому-нибудь хочется бунтовать? — произнес Крюк тоном изысканной вежливости и сам направился к каюте.
— Пять! — так и хотелось сказать Малышке. Он уже облизнул губы и приготовился это произнести, как Крюк, где-то потерявший свой фонарь, качаясь, вывалился из каюты.
— Что-то погасило мой фонарь, — сказал он. Голос плохо его слушался.
— Что-то! — точно эхо отозвались пираты.
— А что с Чекко?
— Мертв, так же, как и Джукс, — отрезал Крюк.
— Мы пропали, — пронеслось среди пиратов. — Наш корабль обречен!
В ответ на это мальчишки не сдержали радостного возгласа. Крюк было забыл о них. Теперь он резко к ним повернулся.
— Братва! — крикнул он пиратам. — Откройте каюту и втолкните их туда. Пусть дерутся с этим петухом не на жизнь, а на смерть. Если они его убьют, тем лучше для нас. Если он их убьет, нам от этого хуже не станет.
В последний раз верные собаки пришли в восторг от своего хозяина. Мальчишки, разыгрывая сопротивление, вломились в каюту, и дверь за ними замкнулась.
— Теперь прислушайтесь! — скомандовал Крюк и сам стал прислушиваться.
Смотреть на дверь никто не смел. Нет, один человек смел — Венди, которая все это время оставалась привязанной к мачте. Она не ждала ни воплей, ни кукареканья. Она ждала Питера.
Ей не пришлось долго ждать. В каюте Питер нашел то, что ему было нужно: ключ от наручников, чтобы освободить мальчишек. Они вооружились, чем могли. Сначала Питер велел им спрятаться и выскользнул из каюты незамеченным. Он быстро разрезал веревки, которыми была опутана Венди. А потом ничего не было легче, как просто всем вместе удрать с корабля.
Но одно препятствие все же преграждало им дорогу, это была клятва: «На этот раз — или Крюк, или я!» Когда Питер освободил Венди, он шепнул ей, чтобы она спряталась вместе с остальными, а сам стал к мачте, завернувшись в ее плащ, так, чтобы его нельзя было узнать. Он набрал в легкие воздух и закукарекал.
Пираты решили, что этот голос возвещает гибель всех мальчишек. Они пришли в страшную панику. Крюк пытался их успокоить. Но он сам сделал из них собак, и они теперь показывали ему клыки. Он не сводил с них глаз. Ему было ясно: стоит только отвернуться, как они кинутся на него.
— Ребята, я догадался, — сказал он. — Никогда еще не было счастья пиратскому судну, когда на борту его находилась женщина.
Кто-то вспомнил, что вроде бы Флинт когда-то говорил то же самое.
— Швырните девчонку за борт, — скомандовал Крюк.
— Теперь уж тебя никому не спасти, голубка, — прошипел Муллинз.
— Нет, есть кому, — ответила фигура, завернутая в плащ.
— Кто же это?
— Питер Пэн, мститель, — раздался грозный ответ. Говоря это, Питер сбросил плащ.
Теперь стало ясно, кто уничтожил пиратов в каюте. Крюк дважды пытался заговорить, и оба раза слова не шли у него с языка. В этот ужасный момент, думаю я, его жестокое сердце разбилось. Наконец он выкрикнул.
— Порубить его на котлеты!
Но его голосу как-то недоставало уверенности.
— Ко мне, мальчишки! — позвал Питер. Через мгновение корабль наполнился звоном оружия. Может, пираты и победили бы, если бы они сражались дружно. Но натиск застал их рассеянными в разных местах, и они метались по палубе, и каждый из них считал, что он единственный пока еще остался в живых. Некоторые из негодяев со страху сами попрыгали в воду, другие прятались в темных углах, где их отыскивал Малышка. Он не сражался оружием. Он носился с фонарем в руках и ослеплял пиратов, которые легко попадали другим мальчишкам на нож. Было слышно, как Малышка монотонно отсчитывал — пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать…
Они расправились со всеми, и оставался один только Крюк, но он стоил всех пиратов, вместе взятых.
— Мечи в ножны, ребята! — вдруг закричал Питер. — Этот человек принадлежит мне.
Так неожиданно для себя Крюк оказался лицом к лицу с Питером. Остальные отошли и образовали вокруг них кольцо.
Долго-долго смотрели они друг на друга.
— Заносчивый и высокомерный мальчишка, — сказал Крюк, — готовься встретить свою судьбу.
— Злой и мрачный мужчина, я тебя одолею, — сказал Питер.
Больше ни слова не говоря, они скрестили оружие. Вначале ни на чьей стороне не было преимущества. Питер был отличным фехтовальщиком. Но его рука была много короче, чем рука капитана Крюка. Крюк тоже великолепно фехтовал, но ему недоставало гибкости. Победа в открытом бою не давалась ему. И тогда он решил применить хитрость. Продолжая парировать удары левой рукой, он размахнулся правой и хотел вонзить в Питера свой железный коготь. Но Питер увернулся, и страшное ору-жие, отскочив от палубы, вонзилось острием негодяю под ребра. Непривычный вид собственной крови был непереносим для Крюка. Шпага выпала у него из руки, Питер мог делать с ним все, что угодно.
— Ну же! — закричали мальчишки.
Но Питер царственным жестом предложил ему поднять шпагу и продолжить бой. Крюк мгновенно ее поднял, но трагическое ощущение, что враг выказывает хорошую форму, сильно смущало его душу.
— Пэн, кто ты такой в конце концов? — закричал он.
— Я — юность, я — радость, я — маленькая птичка, проклюнувшаяся из яйца! — весело ответил Питер.
Это был, конечно, вздор. Но он лишний раз доказывал, что Питер не осознает себя, а это уже было самой сутью хорошей формы.
Крюк продолжал сражаться без всякой надежды на победу. Ему уже было в общем-то все равно. Одного только жаждало его сердце, прежде чем остыть навсегда: увидеть, как Питер продемонстрирует плохую форму. Он прекратил сражение и ринулся в пороховой склад. Там он поджег фитиль.
— Через две минуты корабль взорвется! — завопил он.
Вот теперь-то, теперь наконец-то он увидит его истинную форму! Но Питер спокойно спустился в пороховой склад, так же спокойно вернулся и выбросил горящий фитиль за борт.
Джеймс Крюк, с этой минуты переставший быть героической личностью, прощай навсегда!
Потому что мы теперь подошли к его последней минуте. Видя, что Питер наступает на него, нацелив кинжал, он отступил и взобрался на фальшборт. Он не знал, что в воде его поджидает крокодил. Но он все же испытал под конец свой последний триумф, и мы постараемся не отнестись к нему пристрастно. Стоя на фальшборте. Крюк видел через плечо подлетавшего к нему Питера. Выждав момент, пират нагнулся, и Питер, вместо того чтобы ударить кинжалом, лягнул его. Наконец-то злодей добился своего.
— Плохая форма! — воскликнул он глумливо и, довольный, отправился к крокодилу в пасть. Так погиб Джеймс Крюк.
— Семнадцать, — пропел Малышка.
Но цифра эта была не совсем точной. Пятнадцать из них получили в эту ночь по заслугам за все их злодеяния. Двое доплыли до берега. Старки сразу попал в руки к индейцам, и они приставили его нянькой к своим ползункам. Печальный конец пиратской карьеры, не правда ли?
И еще — Сми, который с этого дня бродил по миру в черных очках и рассказывал людям басню о том, что он был единственным человеком, которого боялся покойный капитан Крюк.
Венди, конечно, находилась в стороне от схватки и наблюдала за Питером, полная беспокойства и страха за него. Но теперь, когда все было кончено, она опять заняла место мамы.
Она похвалила мальчишек за отвагу, всех поровну, а затем повела в каюту и показала им часы Крюка, которые висели на стене. На них было половина второго ночи.
То, что они не спят в такую поздноту, показалось им гвоздем всего приключения. Она быстренько уложила их спать на пиратских нарах. Всех, кроме Питера, который с важным видом расхаживал по палубе, пока не уснул прямо на досках, рядом с Большим Томом. Ему что-то приснилось, и он закричал во сне. И Венди вышла к нему и посидела с ним рядом, гладя его по голове.
Питер благополучно добрался до берега и вошел в воду, как бы не замечая перемены стихии. Так входят в воду многие звери, а люди, насколько я знаю,
— никогда.
Он плыл, и только одна мысль все время вертелась у него в голове: «На этот раз — или Крюк, или я!» Он уже так долго тикал, что теперь продолжал тикать, сам того не замечая. Если бы он делал это сознательно, то в воде он бы перестал тикать, потому что там не было диких зверей, а гениальная идея попасть на корабль, изображая тикающего крокодила, ему еще не пришла в голову. Наоборот, он страшно удивился, что все пираты отпрянули от борта, а Крюк в страхе спрятался за их спины, будто на него шел крокодил.
Крокодил! Как только Питер о нем вспомнил, он сам словно впервые услышал собственное тиканье. «Какой я умный!» — решил он тут же и сделал мальчишкам знак, чтобы они вдруг не разразились аплодисментами.
В этот самый момент квартирмейстер Эд Тинт, покинув полубак, показался на палубе.
А теперь, дорогой читатель, засекай время героического происшествия на своих часах. Питер ударил Тинта изо всех сил. Джон зажал ему рот рукой. Тинт стал падать ничком, и четверо мальчишек подхватили его, чтоб грохот от падения тела не услыхали пираты. Питер жестом дал команду, и квартирмейстер полетел за борт. Раздался плеск. Потом наступила тишина.
Сколько времени прошло?
— Один! — Малышка открыл счет.
Выждав немного, Питер на цыпочках пробрался в каюту. Он не собирался ограничиться одним выброшенным за борт пиратом. Остальные пираты поняли, что они слышат свое дыхание.
— Он уплыл, капитан, — сказал Сми, протирая свои очки. — Все тихо.
Крюк медленно поднял голову и прислушался. Он вслушивался так старательно, что казалось, он расслышал бы не только тиканье часов, но даже и эхо от него. Не было слышно ни звука, и он поднялся на ноги.
— Ну, тогда да здравствует Джон Доска! — закричал он бесстыдно, еще больше, чем прежде, ненавидя мальчишек за то, что они видели его унижение. И он громким голосом запел мерзкую пиратскую песенку:
Йо-хо, йо-хо, дрожит доска, Роняет глаз слезу, Там ждут селедка и треска И Дэви Джонс — внизу.
Слегка роняя свое достоинство, он отплясывал перед ними, изображая, как он идет по доске и как он падает в воду.
— Не хотите ли, чтобы кошечка погладила вас перед прогулкой?
— Нет, нет! — умоляюще кричали мальчишки и все, как один, упали на колени. Пираты злорадно ухмылялись.
— Джукс! — закричал Крюк. — Принеси кошку, она в каюте.
В каюте! Но в каюте был Питер! Мальчики переглянулись.
— Есть, сэр, — отозвался Джукс. И направился к каюте.
Они следили за ним взглядом. Они даже почти и не услышали, что Крюк снова затянул песню, а все его послушные собаки-пираты подхватили:
У кошки когти — йо-хо-хо!
И целых семь хвостов, Они пройдутся по спине…
Что говорилось в последней строчке, мы никогда не узнаем, потому что песню остановил пронзительный вопль, донесшийся из каюты. Он пролетел по всему кораблю и смолк. После чего раздался петушиный крик, который был так хорошо знаком мальчишкам, а пиратам показался еще более жутким, чем вопль минуту назад
— Что это? — спросил Крюк.
— Два, — торжественно продолжил счет Малышка.
Итальянец Чекко поколебался мгновение, но потом пошел в сторону каюты. Он вышел оттуда шатаясь.
— Что с ним случилось, отвечай, пес! — накинулся на него Крюк.
— Он мертв. Заколот кинжалом.
— Билл Джукс мертв? — завопили перепуганные пираты.
— В каюте темно, как в преисподней, но там что-то есть. Что-то ужасное, что кричит петухом.
— Чекко, — сказал Крюк, и в голосе его слышалась сталь. — Иди туда и принеси мне из каюты этого петьку.
— Не пойду! — завопил дрожащий Чекко. Но Крюк показал ему свой коготь:
— Ты говоришь, что идешь, да?
Больше уже никто не распевал. Пираты прислушивались. И опять раздался предсмертный вопль и веселое кукареканье.
И Малышка сказал:
— Три.
— Печенки-селезенки, черт и дьявол, кто же наконец вытащит оттуда этого петуха?
— Подожди, пока выйдет Чекко, — сказал Старки.
— Кажется, ты вызываешься идти. Старки? — сказал Крюк ласковым голосом.
— Нет, черт возьми! — сказал Старки.
— А мой крюк думает иначе. И он никогда не ошибается.
Старки оглянулся вокруг в поисках поддержки, но все отвернулись. Старки пятился, а Крюк наступал на него. С воплем Старки вскочил на Большого Тома и оттуда сверзился в воду.
А Малышка сказал:
— Четыре.
— Кому-нибудь хочется бунтовать? — произнес Крюк тоном изысканной вежливости и сам направился к каюте.
— Пять! — так и хотелось сказать Малышке. Он уже облизнул губы и приготовился это произнести, как Крюк, где-то потерявший свой фонарь, качаясь, вывалился из каюты.
— Что-то погасило мой фонарь, — сказал он. Голос плохо его слушался.
— Что-то! — точно эхо отозвались пираты.
— А что с Чекко?
— Мертв, так же, как и Джукс, — отрезал Крюк.
— Мы пропали, — пронеслось среди пиратов. — Наш корабль обречен!
В ответ на это мальчишки не сдержали радостного возгласа. Крюк было забыл о них. Теперь он резко к ним повернулся.
— Братва! — крикнул он пиратам. — Откройте каюту и втолкните их туда. Пусть дерутся с этим петухом не на жизнь, а на смерть. Если они его убьют, тем лучше для нас. Если он их убьет, нам от этого хуже не станет.
В последний раз верные собаки пришли в восторг от своего хозяина. Мальчишки, разыгрывая сопротивление, вломились в каюту, и дверь за ними замкнулась.
— Теперь прислушайтесь! — скомандовал Крюк и сам стал прислушиваться.
Смотреть на дверь никто не смел. Нет, один человек смел — Венди, которая все это время оставалась привязанной к мачте. Она не ждала ни воплей, ни кукареканья. Она ждала Питера.
Ей не пришлось долго ждать. В каюте Питер нашел то, что ему было нужно: ключ от наручников, чтобы освободить мальчишек. Они вооружились, чем могли. Сначала Питер велел им спрятаться и выскользнул из каюты незамеченным. Он быстро разрезал веревки, которыми была опутана Венди. А потом ничего не было легче, как просто всем вместе удрать с корабля.
Но одно препятствие все же преграждало им дорогу, это была клятва: «На этот раз — или Крюк, или я!» Когда Питер освободил Венди, он шепнул ей, чтобы она спряталась вместе с остальными, а сам стал к мачте, завернувшись в ее плащ, так, чтобы его нельзя было узнать. Он набрал в легкие воздух и закукарекал.
Пираты решили, что этот голос возвещает гибель всех мальчишек. Они пришли в страшную панику. Крюк пытался их успокоить. Но он сам сделал из них собак, и они теперь показывали ему клыки. Он не сводил с них глаз. Ему было ясно: стоит только отвернуться, как они кинутся на него.
— Ребята, я догадался, — сказал он. — Никогда еще не было счастья пиратскому судну, когда на борту его находилась женщина.
Кто-то вспомнил, что вроде бы Флинт когда-то говорил то же самое.
— Швырните девчонку за борт, — скомандовал Крюк.
— Теперь уж тебя никому не спасти, голубка, — прошипел Муллинз.
— Нет, есть кому, — ответила фигура, завернутая в плащ.
— Кто же это?
— Питер Пэн, мститель, — раздался грозный ответ. Говоря это, Питер сбросил плащ.
Теперь стало ясно, кто уничтожил пиратов в каюте. Крюк дважды пытался заговорить, и оба раза слова не шли у него с языка. В этот ужасный момент, думаю я, его жестокое сердце разбилось. Наконец он выкрикнул.
— Порубить его на котлеты!
Но его голосу как-то недоставало уверенности.
— Ко мне, мальчишки! — позвал Питер. Через мгновение корабль наполнился звоном оружия. Может, пираты и победили бы, если бы они сражались дружно. Но натиск застал их рассеянными в разных местах, и они метались по палубе, и каждый из них считал, что он единственный пока еще остался в живых. Некоторые из негодяев со страху сами попрыгали в воду, другие прятались в темных углах, где их отыскивал Малышка. Он не сражался оружием. Он носился с фонарем в руках и ослеплял пиратов, которые легко попадали другим мальчишкам на нож. Было слышно, как Малышка монотонно отсчитывал — пять, шесть, семь, восемь, девять, десять, одиннадцать…
Они расправились со всеми, и оставался один только Крюк, но он стоил всех пиратов, вместе взятых.
— Мечи в ножны, ребята! — вдруг закричал Питер. — Этот человек принадлежит мне.
Так неожиданно для себя Крюк оказался лицом к лицу с Питером. Остальные отошли и образовали вокруг них кольцо.
Долго-долго смотрели они друг на друга.
— Заносчивый и высокомерный мальчишка, — сказал Крюк, — готовься встретить свою судьбу.
— Злой и мрачный мужчина, я тебя одолею, — сказал Питер.
Больше ни слова не говоря, они скрестили оружие. Вначале ни на чьей стороне не было преимущества. Питер был отличным фехтовальщиком. Но его рука была много короче, чем рука капитана Крюка. Крюк тоже великолепно фехтовал, но ему недоставало гибкости. Победа в открытом бою не давалась ему. И тогда он решил применить хитрость. Продолжая парировать удары левой рукой, он размахнулся правой и хотел вонзить в Питера свой железный коготь. Но Питер увернулся, и страшное ору-жие, отскочив от палубы, вонзилось острием негодяю под ребра. Непривычный вид собственной крови был непереносим для Крюка. Шпага выпала у него из руки, Питер мог делать с ним все, что угодно.
— Ну же! — закричали мальчишки.
Но Питер царственным жестом предложил ему поднять шпагу и продолжить бой. Крюк мгновенно ее поднял, но трагическое ощущение, что враг выказывает хорошую форму, сильно смущало его душу.
— Пэн, кто ты такой в конце концов? — закричал он.
— Я — юность, я — радость, я — маленькая птичка, проклюнувшаяся из яйца! — весело ответил Питер.
Это был, конечно, вздор. Но он лишний раз доказывал, что Питер не осознает себя, а это уже было самой сутью хорошей формы.
Крюк продолжал сражаться без всякой надежды на победу. Ему уже было в общем-то все равно. Одного только жаждало его сердце, прежде чем остыть навсегда: увидеть, как Питер продемонстрирует плохую форму. Он прекратил сражение и ринулся в пороховой склад. Там он поджег фитиль.
— Через две минуты корабль взорвется! — завопил он.
Вот теперь-то, теперь наконец-то он увидит его истинную форму! Но Питер спокойно спустился в пороховой склад, так же спокойно вернулся и выбросил горящий фитиль за борт.
Джеймс Крюк, с этой минуты переставший быть героической личностью, прощай навсегда!
Потому что мы теперь подошли к его последней минуте. Видя, что Питер наступает на него, нацелив кинжал, он отступил и взобрался на фальшборт. Он не знал, что в воде его поджидает крокодил. Но он все же испытал под конец свой последний триумф, и мы постараемся не отнестись к нему пристрастно. Стоя на фальшборте. Крюк видел через плечо подлетавшего к нему Питера. Выждав момент, пират нагнулся, и Питер, вместо того чтобы ударить кинжалом, лягнул его. Наконец-то злодей добился своего.
— Плохая форма! — воскликнул он глумливо и, довольный, отправился к крокодилу в пасть. Так погиб Джеймс Крюк.
— Семнадцать, — пропел Малышка.
Но цифра эта была не совсем точной. Пятнадцать из них получили в эту ночь по заслугам за все их злодеяния. Двое доплыли до берега. Старки сразу попал в руки к индейцам, и они приставили его нянькой к своим ползункам. Печальный конец пиратской карьеры, не правда ли?
И еще — Сми, который с этого дня бродил по миру в черных очках и рассказывал людям басню о том, что он был единственным человеком, которого боялся покойный капитан Крюк.
Венди, конечно, находилась в стороне от схватки и наблюдала за Питером, полная беспокойства и страха за него. Но теперь, когда все было кончено, она опять заняла место мамы.
Она похвалила мальчишек за отвагу, всех поровну, а затем повела в каюту и показала им часы Крюка, которые висели на стене. На них было половина второго ночи.
То, что они не спят в такую поздноту, показалось им гвоздем всего приключения. Она быстренько уложила их спать на пиратских нарах. Всех, кроме Питера, который с важным видом расхаживал по палубе, пока не уснул прямо на досках, рядом с Большим Томом. Ему что-то приснилось, и он закричал во сне. И Венди вышла к нему и посидела с ним рядом, гладя его по голове.
Глава шестнадцатая
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ
Когда наутро пробили две склянки, то все уже были на ногах. Шла напряженная морская жизнь. И боцман Болтун тоже, конечно, находился среди них, держа в руках конец каната и жуя табак. Все они обрядились в пиратские одежды, обрезанные по локоть и до коленей, ходили по палубе враскачку и подтягивали штаны, как заправские моряки.
Не надо говорить, кто был их капитаном. Кончик и Джон были первым и вторым помощниками капитана.
Питер велел свистать всех наверх и произнес речь перед командой. Он им сказал, что надеется, что они все выполнят свой долг, как настоящие матросы, а если вздумают бунтовать, то он их растерзает в клочки. Затем было отдано несколько отрывистых команд, и корабль развернулся и взял курс на материк.
Капитан Пэн, хорошенечко изучив корабельные карты, пришел к выводу, что если ветер не изменит направления, то они достигнут Азорских островов к 21 июня, оттуда им выгоднее будет лететь, чтобы выиграть время.
Некоторые из них желали, чтобы их корабль был честным кораблем, другие хотели, чтобы он остался по-прежнему пиратским. Но капитан был строг. Он живо прекратил всякие обсуждения. Немедленное повиновение его приказу было залогом дисциплины на корабле. Малышка схлопотал по шее за то, что позволил себе растеряться, когда ему было приказано промерить глубину лотом.
У всех было такое впечатление, что Питер сейчас делал вид, что их судно — порядочное, чтобы усыпить внимание Венди, и что когда она закончит перешивать ему один из самых пиратских костюмов Крюка (что она делала против своей воли), то тогда капитан объявит их всех пиратами.
После даже шепотом передавали слух, что в перешитом костюме капитан просидел всю ночь в капитанской каюте, поджав все пальцы на правой руке, кроме одного, указательного, который торчал как железный коготь.
Но сейчас, однако, вместо того чтобы продолжать любоваться кораблем, вернемся в грустный, покинутый дом, из которого уже так давно улетели трое наших бессердечных героев.
Уверяю вас, что миссис Дарлинг не сердится на нас, что мы так долго ее не навещали. Если бы мы появились у нее раньше, чтобы выразить ей свое глубокое сочувствие, она закричала бы на нас:
— Вы что, с ума сошли? Какое значение имею я? Сейчас же возвращайтесь и не спускайте глаз с детей!
И до тех пор, пока матери будут такими, дети всегда будут брать над ними верх.
Даже и теперь мы решаемся заглянуть в детскую только потому, что ее законные обитатели находятся на пути к дому. Мы опередили их только длй того, чтобы постельки оказались к их возвращению хорошенько проветренными, а мистер и миссис Дарлинг никуда бы не ушли из дому.
А собственно говоря, почему? Чего им сидеть дома? Разве не было бы беглецам поделом, если бы родители спокойненько проводили субботу и воскресенье за городом? Какого лешего проветривать их постельки? Разве не заслужили они хорошенького урока за свое бессердечное поведение?
Но если бы мы организовали все именно таким образом, миссис Дарлинг никогда бы нам этого не простила.
Хорошо бы, конечно, ее известить, что они вернутся через неделю, в четверг. Это, конечно, начисто испортило бы сюрприз, который заранее предвкушают Венди, Джон и Майкл. Они воображают мамино потрясение, папин возглас радости и Нэнины прыжки в воздухе, чтобы обнять их всех троих. Хотя на самом-то деле они заслуживали хорошую порку!
Как приятно было бы испортить им все их планы, рассказав миссис Дарлинг все наперед. Так, чтобы, когда они торжественно явятся, миссис Дарлинг даже бы и не поцеловала Венди, а мистер Дарлинг воскликнул бы разочарованно: «Вот черт, опять эти мальчишки здесь, вот морока-то Г» Но ничего подобного не произойдет. И миссис Дарлинг даже не подумала бы благодарить нас за новости.
— Но, мадам, — сказали бы мы ей. — Ведь остается еще целых десять дней. Мы на десять дней раньше избавляем вас от страданий…
— Да, но какой ценой! Вы отняли у детей десять минут восторга!
— Ну конечно. Раз вы так считаете.
— А как же еще можно считать?
Нет, у этой женщины нет настоящего понимания вещей. Я хотел сказать о ней много хорошего, но я, право же, презираю ее и ничего не скажу. Ее даже не надо предупреждать, чтобы она приготовилась к их возвращению, потому что у нее и так все готово. Все постельки проветрены. Из дома она все равно никогда не выходит. И — можете убедиться сами — окно в детскую распахнуто настежь.
Единственно, что изменилось в детской спальне, это то, что между девятью часами утра и шестью вечера собачья будка куда-то исчезает. Когда дети улетели, мистер Дарлинг почувствовал, что вся вина лежит на нем, потому что он посадил Нэну на цепь во дворе и что она оказалась мудрее его. Конечно, как мы уже знаем, человеком он был простосердечным и даже смог бы сойти за мальчишку, если бы только смог избавиться от лысины. Но ему, надо признать, было свойственно благородное чувство справедливости и мужество непреклонно выполнять то, что он считал правильным. Он все глубоко продумал, после того как дети улетели, а продумав, встал на четвереньки и залез в будку.
На все увещевания миссис Дарлинг он кротко отвечал:
— Нет, родная. Мне место как раз здесь.
Погружаясь в горечь раскаяния, он поклялся не вылезать из будки, пока дети не возвратятся.
Необычайно трогательным было то почтение, с каким он относился к Нэне. Он только не разрешал ей занять место в будке, во всем же остальном он выполнял все ее желания.
Каждое утро будку с мистером Дарлингом грузили на извозчика, который отвозил его на работу. Таким же образом в шесть вечера он возвращался домой. Тут мы должны отдать должное силе его характера. Вспомните, ведь раньше он был так чувствителен к тому, что о нем подумают соседи.
Его поведение могло бы показаться донкихотством. Но оно, право же, было величественным. Вскоре причины такого странного поведения просочились наружу, и люди были тронуты горем этой семьи. Толпы сопровождали извозчика, приветствуя седока, прелестные девушки охотились за его автографом, лучшие репортеры столичных газет брали у него интервью, его приглашали на обеды в обществе, добавляя при этом: «Приезжайте, пожалуйста, в будке».
Не надо говорить, кто был их капитаном. Кончик и Джон были первым и вторым помощниками капитана.
Питер велел свистать всех наверх и произнес речь перед командой. Он им сказал, что надеется, что они все выполнят свой долг, как настоящие матросы, а если вздумают бунтовать, то он их растерзает в клочки. Затем было отдано несколько отрывистых команд, и корабль развернулся и взял курс на материк.
Капитан Пэн, хорошенечко изучив корабельные карты, пришел к выводу, что если ветер не изменит направления, то они достигнут Азорских островов к 21 июня, оттуда им выгоднее будет лететь, чтобы выиграть время.
Некоторые из них желали, чтобы их корабль был честным кораблем, другие хотели, чтобы он остался по-прежнему пиратским. Но капитан был строг. Он живо прекратил всякие обсуждения. Немедленное повиновение его приказу было залогом дисциплины на корабле. Малышка схлопотал по шее за то, что позволил себе растеряться, когда ему было приказано промерить глубину лотом.
У всех было такое впечатление, что Питер сейчас делал вид, что их судно — порядочное, чтобы усыпить внимание Венди, и что когда она закончит перешивать ему один из самых пиратских костюмов Крюка (что она делала против своей воли), то тогда капитан объявит их всех пиратами.
После даже шепотом передавали слух, что в перешитом костюме капитан просидел всю ночь в капитанской каюте, поджав все пальцы на правой руке, кроме одного, указательного, который торчал как железный коготь.
Но сейчас, однако, вместо того чтобы продолжать любоваться кораблем, вернемся в грустный, покинутый дом, из которого уже так давно улетели трое наших бессердечных героев.
Уверяю вас, что миссис Дарлинг не сердится на нас, что мы так долго ее не навещали. Если бы мы появились у нее раньше, чтобы выразить ей свое глубокое сочувствие, она закричала бы на нас:
— Вы что, с ума сошли? Какое значение имею я? Сейчас же возвращайтесь и не спускайте глаз с детей!
И до тех пор, пока матери будут такими, дети всегда будут брать над ними верх.
Даже и теперь мы решаемся заглянуть в детскую только потому, что ее законные обитатели находятся на пути к дому. Мы опередили их только длй того, чтобы постельки оказались к их возвращению хорошенько проветренными, а мистер и миссис Дарлинг никуда бы не ушли из дому.
А собственно говоря, почему? Чего им сидеть дома? Разве не было бы беглецам поделом, если бы родители спокойненько проводили субботу и воскресенье за городом? Какого лешего проветривать их постельки? Разве не заслужили они хорошенького урока за свое бессердечное поведение?
Но если бы мы организовали все именно таким образом, миссис Дарлинг никогда бы нам этого не простила.
Хорошо бы, конечно, ее известить, что они вернутся через неделю, в четверг. Это, конечно, начисто испортило бы сюрприз, который заранее предвкушают Венди, Джон и Майкл. Они воображают мамино потрясение, папин возглас радости и Нэнины прыжки в воздухе, чтобы обнять их всех троих. Хотя на самом-то деле они заслуживали хорошую порку!
Как приятно было бы испортить им все их планы, рассказав миссис Дарлинг все наперед. Так, чтобы, когда они торжественно явятся, миссис Дарлинг даже бы и не поцеловала Венди, а мистер Дарлинг воскликнул бы разочарованно: «Вот черт, опять эти мальчишки здесь, вот морока-то Г» Но ничего подобного не произойдет. И миссис Дарлинг даже не подумала бы благодарить нас за новости.
— Но, мадам, — сказали бы мы ей. — Ведь остается еще целых десять дней. Мы на десять дней раньше избавляем вас от страданий…
— Да, но какой ценой! Вы отняли у детей десять минут восторга!
— Ну конечно. Раз вы так считаете.
— А как же еще можно считать?
Нет, у этой женщины нет настоящего понимания вещей. Я хотел сказать о ней много хорошего, но я, право же, презираю ее и ничего не скажу. Ее даже не надо предупреждать, чтобы она приготовилась к их возвращению, потому что у нее и так все готово. Все постельки проветрены. Из дома она все равно никогда не выходит. И — можете убедиться сами — окно в детскую распахнуто настежь.
Единственно, что изменилось в детской спальне, это то, что между девятью часами утра и шестью вечера собачья будка куда-то исчезает. Когда дети улетели, мистер Дарлинг почувствовал, что вся вина лежит на нем, потому что он посадил Нэну на цепь во дворе и что она оказалась мудрее его. Конечно, как мы уже знаем, человеком он был простосердечным и даже смог бы сойти за мальчишку, если бы только смог избавиться от лысины. Но ему, надо признать, было свойственно благородное чувство справедливости и мужество непреклонно выполнять то, что он считал правильным. Он все глубоко продумал, после того как дети улетели, а продумав, встал на четвереньки и залез в будку.
На все увещевания миссис Дарлинг он кротко отвечал:
— Нет, родная. Мне место как раз здесь.
Погружаясь в горечь раскаяния, он поклялся не вылезать из будки, пока дети не возвратятся.
Необычайно трогательным было то почтение, с каким он относился к Нэне. Он только не разрешал ей занять место в будке, во всем же остальном он выполнял все ее желания.
Каждое утро будку с мистером Дарлингом грузили на извозчика, который отвозил его на работу. Таким же образом в шесть вечера он возвращался домой. Тут мы должны отдать должное силе его характера. Вспомните, ведь раньше он был так чувствителен к тому, что о нем подумают соседи.
Его поведение могло бы показаться донкихотством. Но оно, право же, было величественным. Вскоре причины такого странного поведения просочились наружу, и люди были тронуты горем этой семьи. Толпы сопровождали извозчика, приветствуя седока, прелестные девушки охотились за его автографом, лучшие репортеры столичных газет брали у него интервью, его приглашали на обеды в обществе, добавляя при этом: «Приезжайте, пожалуйста, в будке».