Она подняла брови.
– Мистер Икс – это Уилер? – Она с сомнением покачала головой. – Сделавшие себя сами миллионеры обычно не бывают поклонниками коммунистов.
– А как он сколотил свой капитал?
– По-моему, первое состояние он нажил, когда был бум на собственность в 50-х и начале 60-х годов. Затем он переместил свои интересы в США и там тоже обогатился. В "Таймс" я читала статью о нем, и его портрет был на обложке. Его там называли "Уилер-подхватилер". В общем, он не гнушался ничем и хватался за все, что угодно, лишь бы там пахло деньгами.
– И у него оставалось время, чтобы оставаться членом парламента? Занятой человек!
– Слишком занятой, чтобы быть русским шпионом.
– Возможно, – не стал спорить я, хотя у меня на этот счет были свои соображения. – Интересно, как чувствует себя Макинтош. Может, позвонить?
– Я как раз собиралась. Кстати, нам надо избавиться от автомобиля. Его видели в Клонглассе. – Она подумала. – Я пойду и возьму другой. Вам сейчас не стоит появляться на улицах.
– Но...
– Я привлекла меньше внимания к себе, – перебила она меня. – Мы, ведь, держались порознь вчера вечером.
– Хорошо бы О'Донован не проболтался...
– Что ж, остается рассчитывать на это.
Она сняла телефонную трубку и позвонила в Лондон. Она говорила коротко и отрывисто, больше слушая, но я догадывался, о чем идет речь по выражению ее лица. Положив трубку, она сказал печально:
– Никаких изменений. Организм усиленно борется.
Я зажег сигарету.
– Вы давно его знаете?
– Всю жизнь, – ответила она. – Он мой отец.
5
6
Глава восьмая
1
2
– Мистер Икс – это Уилер? – Она с сомнением покачала головой. – Сделавшие себя сами миллионеры обычно не бывают поклонниками коммунистов.
– А как он сколотил свой капитал?
– По-моему, первое состояние он нажил, когда был бум на собственность в 50-х и начале 60-х годов. Затем он переместил свои интересы в США и там тоже обогатился. В "Таймс" я читала статью о нем, и его портрет был на обложке. Его там называли "Уилер-подхватилер". В общем, он не гнушался ничем и хватался за все, что угодно, лишь бы там пахло деньгами.
– И у него оставалось время, чтобы оставаться членом парламента? Занятой человек!
– Слишком занятой, чтобы быть русским шпионом.
– Возможно, – не стал спорить я, хотя у меня на этот счет были свои соображения. – Интересно, как чувствует себя Макинтош. Может, позвонить?
– Я как раз собиралась. Кстати, нам надо избавиться от автомобиля. Его видели в Клонглассе. – Она подумала. – Я пойду и возьму другой. Вам сейчас не стоит появляться на улицах.
– Но...
– Я привлекла меньше внимания к себе, – перебила она меня. – Мы, ведь, держались порознь вчера вечером.
– Хорошо бы О'Донован не проболтался...
– Что ж, остается рассчитывать на это.
Она сняла телефонную трубку и позвонила в Лондон. Она говорила коротко и отрывисто, больше слушая, но я догадывался, о чем идет речь по выражению ее лица. Положив трубку, она сказал печально:
– Никаких изменений. Организм усиленно борется.
Я зажег сигарету.
– Вы давно его знаете?
– Всю жизнь, – ответила она. – Он мой отец.
5
Услышав это, я сразу же решил, что буду продолжать действовать один, а ей следует отправляться в Лондон.
– Вы должны быть там... Вы никогда себе не простите, если он умрет в ваше отсутствие.
– А он никогда не простил бы мне, если бы я упустила Слэйда из-за того, что слишком сентиментальна, – возразила она. – Вы не знаете моего отца, Оуэн, он человек жесткий.
– А вы жестокая женщина, – сказал я. – Яблоко от яблони недалеко падает.
– Вы хотите сказать, что это неестественно?
– Я думаю, вы должны ехать, – упрямо повторил я.
– А я остаюсь, – столь же упрямо ответила она. – У меня здесь две задачи. Во-первых, помочь вам поймать Слэйда. Вы один с этой бандой не справитесь.
– А вторая?
– Помочь вам не сломать себе шею, глупый вы человек!
Пока я раздумывал над ее словами, она достала из чемодана большой сверток в коричневой бумаге и раскрыла его. Там было столько денег, сколько я никогда в своей жизни не видел, если не считать банков. Это отвлекло меня от темы нашего разговора.
– Сколько же здесь, Господи?
– Пять тысяч фунтов, – сказала она и передала мне пачку банкнот. – Здесь пятьсот. Мы можем разлучиться, и деньги вам понадобятся.
– Казначей Ее Величества чрезмерно щедр, – сказал я с иронией. – Расписку писать?
– Я сейчас ухожу, – сказала она. – Попробую выяснить что-нибудь насчет Уилера. Не выходите из номера.
Она затолкала остальные деньги в нечто вроде женской хозяйственной сумки, как вихрь, пронеслась к двери и исчезла, прежде, чем я успел что-либо сказать. Я, обмякнув, продолжал сидеть на кровати, смотрел на деньги, лежавшие на простыне, и думал о том, почему ей взбрело в голову именно сейчас в первый раз назвать меня по имени.
Она отсутствовала два часа и вернулась с новостями. Яхта Уилера снялась с якоря и двигалась на юг. Был ли на борту сам Уилер, выяснить не удалось.
– Я купила старое издание "Кто есть кто", – сказала она, доставая из кармана сложенный листок бумаги. – Чтобы не таскаться с ним, вырвала нужную страницу. Вот. – Она протянула мне листок. Я прочел:
Чарльз Джордж Уилер, возраст 46 лет, родился в Аргирокасто, Албания. Албания! Член парламента, трижды почетный доктор, член того-то, участник сего-то, связан с тем-то. Квартира в Лондоне, дом в Хирфоршире. Ходит в такие-то клубы. Я пробежал глазами дальнейшее, и меня вдруг привлекла рубрика: Интересы – тюремная реформа. Господи Боже мой! Я спросил:
– Интересно, а как он получил свое английское имя?
– Наверное, раздобыл какие-то документы.
– А когда он очутился в Англии?
– Не знаю. Я же им не занималась специально, – сказала Элисон.
– Так, значит его яхта пошла на юг. Мне казалось, она двинется на север, в Балтику.
– Вы все еще считаете, что Слэйд на яхте?
– Приходится, – ответил я мрачно.
Элисон нахмурилась.
– Она, наверное, идет в Средиземное море. Если так, то по пути ей нужна будет заправка. Скорее всего, в Корке. У меня в Корке есть друг – пожилая леди, уважаемая тетушка. Мы можем совершить перелет из Шеннона в Корк.
– В аэропорту полицейских больше, чем туристов, – заметил я. – Я не могу рисковать.
– Ничего. Там много места. Я вас протащу, – заверила меня Элисон.
– А что вы скажете обо мне вашей тетушке?
Элисон улыбнулась.
– Ну, я всегда могу накрутить что-нибудь моей Мейв О'Салливан.
– Вы должны быть там... Вы никогда себе не простите, если он умрет в ваше отсутствие.
– А он никогда не простил бы мне, если бы я упустила Слэйда из-за того, что слишком сентиментальна, – возразила она. – Вы не знаете моего отца, Оуэн, он человек жесткий.
– А вы жестокая женщина, – сказал я. – Яблоко от яблони недалеко падает.
– Вы хотите сказать, что это неестественно?
– Я думаю, вы должны ехать, – упрямо повторил я.
– А я остаюсь, – столь же упрямо ответила она. – У меня здесь две задачи. Во-первых, помочь вам поймать Слэйда. Вы один с этой бандой не справитесь.
– А вторая?
– Помочь вам не сломать себе шею, глупый вы человек!
Пока я раздумывал над ее словами, она достала из чемодана большой сверток в коричневой бумаге и раскрыла его. Там было столько денег, сколько я никогда в своей жизни не видел, если не считать банков. Это отвлекло меня от темы нашего разговора.
– Сколько же здесь, Господи?
– Пять тысяч фунтов, – сказала она и передала мне пачку банкнот. – Здесь пятьсот. Мы можем разлучиться, и деньги вам понадобятся.
– Казначей Ее Величества чрезмерно щедр, – сказал я с иронией. – Расписку писать?
– Я сейчас ухожу, – сказала она. – Попробую выяснить что-нибудь насчет Уилера. Не выходите из номера.
Она затолкала остальные деньги в нечто вроде женской хозяйственной сумки, как вихрь, пронеслась к двери и исчезла, прежде, чем я успел что-либо сказать. Я, обмякнув, продолжал сидеть на кровати, смотрел на деньги, лежавшие на простыне, и думал о том, почему ей взбрело в голову именно сейчас в первый раз назвать меня по имени.
Она отсутствовала два часа и вернулась с новостями. Яхта Уилера снялась с якоря и двигалась на юг. Был ли на борту сам Уилер, выяснить не удалось.
– Я купила старое издание "Кто есть кто", – сказала она, доставая из кармана сложенный листок бумаги. – Чтобы не таскаться с ним, вырвала нужную страницу. Вот. – Она протянула мне листок. Я прочел:
Чарльз Джордж Уилер, возраст 46 лет, родился в Аргирокасто, Албания. Албания! Член парламента, трижды почетный доктор, член того-то, участник сего-то, связан с тем-то. Квартира в Лондоне, дом в Хирфоршире. Ходит в такие-то клубы. Я пробежал глазами дальнейшее, и меня вдруг привлекла рубрика: Интересы – тюремная реформа. Господи Боже мой! Я спросил:
– Интересно, а как он получил свое английское имя?
– Наверное, раздобыл какие-то документы.
– А когда он очутился в Англии?
– Не знаю. Я же им не занималась специально, – сказала Элисон.
– Так, значит его яхта пошла на юг. Мне казалось, она двинется на север, в Балтику.
– Вы все еще считаете, что Слэйд на яхте?
– Приходится, – ответил я мрачно.
Элисон нахмурилась.
– Она, наверное, идет в Средиземное море. Если так, то по пути ей нужна будет заправка. Скорее всего, в Корке. У меня в Корке есть друг – пожилая леди, уважаемая тетушка. Мы можем совершить перелет из Шеннона в Корк.
– В аэропорту полицейских больше, чем туристов, – заметил я. – Я не могу рисковать.
– Ничего. Там много места. Я вас протащу, – заверила меня Элисон.
– А что вы скажете обо мне вашей тетушке?
Элисон улыбнулась.
– Ну, я всегда могу накрутить что-нибудь моей Мейв О'Салливан.
6
Мы проникли в Шеннонский аэропорт довольно легко и незаметно. Их служба безопасности оказалась довольно паршивой. Понятно, что в таком большом месте заткнуть все дыры нелегко, и расходы на это поглотили бы всю их прибыль. Мы добрались до самолета "миссис Смит" и через пятнадцать минут, после необходимых переговоров были уже в воздухе, направляясь в сторону Корка. Я наблюдал за искусными действиями Элисон. Она управляла самолетом так же, как делала все – экономно и абсолютно без всякой показухи.
Мейв О'Салливан жила в Гленмире на окраине Корка. Она была стара, но все еще быстра в движениях, остроглаза и проницательна. Увидев Элисон, она восторженно закудахтала, а в мою сторону бросила взгляд, который обнажил меня до костей в течение двух секунд.
– Давно я тебя не видела, Элисон Макинтош, – сказала она.
– Смит, – поправила ее Элисон с улыбкой.
– Ну, ну. Это что-то слишком английское для кельтов.
– Это Оуэн Станнард, – представила меня Элисон. – Он работает на моего отца.
С возобновившимся интересом она посмотрела на меня своими умными глазами.
– Да? И какой чертовщиной этот молодой шаромыжник Макинтош занят сейчас?
Идея назвать молодым шаромыжником такого видавшего виды человека, как Макинтош, развеселила меня, но я мужественно подавил улыбку. Элисон бросила на меня предупреждающий взгляд.
– Это вам не интересно, тетушка, – сухо сказала она. – Он шлет горячий привет.
Я мысленно согласился с Элисон, что не стоит говорить старой леди правду.
– Вы прибыли как раз к чаю, – сказала миссис О'Салливан и двинулась в кухню. Элисон проследовала за ней. Я сел в кресло, словно охватившее меня комфортом, и посмотрел на часы. Было шесть тридцать – ранний вечер, меньше суток прошло с тех пор, как Элисон раскроила коленную чашечку Таафе.
Чай оказался солидной едой с множеством блюд, подаваемых щедро и снабжаемых уничижительными ремарками о плохом аппетите современной молодежи. Когда я обратился к старой леди как к миссис О'Салливан, она рассмеялась и сказала:
– Зовите меня по имени, молодой человек, так мне будет приятнее. – И я стал называть ее Мейв, а Элисон тетушкой Мейв.
– Я должна вас кое о чем предупредить, тетушка Мейв, – сказала она – Оуэна разыскивает полиция, – никто не должен знать, что он здесь.
– Полиция, неужели? – вскричала Мейв. – Я знаю, тут нет ничего предосудительного, конечно. Но все это штучки Алека?
– В некотором роде это весьма серьезно.
– Я в своей жизни держала язык за зубами чаще, чем ты болтала им, моя девочка, – сказала Мейв. – Ты не представляешь себе, как здесь было в старые времена, и теперь эти сумасшедшие на севере снова занялись своим делом. – Она пристально посмотрела на меня пуговичными глазами. – Это ничего не имеет общего с ними, а?
– Нет, – сказал я. – Честно говоря, это вообще не имеет отношения к Ирландии.
– Ну, тогда я спокойна, – облегченно вздохнула она. – Добро пожаловать в мой дом, Оуэн Станнард.
После чая Мейв сказала:
– Я – старая женщина, и мне хочется поскорее добраться до постели. А вы располагайтесь, посидите.
– Мне понадобится телефон, – сказала Элисон.
– Вон там, пользуйся, когда нужно. Брось шесть пенсов в коробочку, – я коплю себе на старость, – и она громко расхохоталась своей шутке.
– Это будет больше, чем шесть пенсов, тетушка Мейв, – я буду звонить в Англию, и не раз.
– Ладно, ладно, девочка. Если будешь говорить с Алеком, спроси его, почему он больше на приезжает в Ирландию.
– Он занятой человек, тетушка.
– Ага. Когда такой человек, как Алек Макинтош, становится занятым, самое время простым людям прятаться по углам. Передай ему, что я его люблю, и скажи, что он этого не заслуживает.
Она удалилась, и я сказал:
– Колоритный персонаж.
– О, я могу рассказать вам о тетушке такие истории, что у вас волосы станут дыбом. Очень активной была в смутное время. – Она подняла трубку. – Давайте послушаем, что нам сообщит дежурный по порту.
Дежурный по порту любезно сообщил: да, ожидают "Артину". Мистер Уилер заказал заправку топлива. Нет, точно неизвестно, когда яхта прибудет, но если судить по предыдущим визитам мистера Уилера, "Артина" пробудет в Корке два дня.
Когда Элисон положила трубку на рычаг, я сказал:
– Теперь мне надо подумать о том, как попасть на борт. Хотелось бы побольше знать об этом судне.
– Дайте мне несколько часов, и я разузнаю все, что вам нужно. Телефон – замечательное изобретение. Но сначала позвоню в больницу.
На этот раз сообщение утешило: Алек Макинтош активно боролся за жизнь. Элисон сияла.
– Ему лучше! Врач сказал, что ему луче! Его состояние улучшилось, и они полагают, что теперь у него есть шанс.
– Он в сознании? Может говорить?
– Нет, пока без сознания.
Я задумался. Если Макинтош все это время был без сознания, то доктора еще долго не разрешат ему разговаривать с кем-нибудь, как бы он сам этого не хотел. Я бы много дал, чтобы узнать, что он сказал Уилеру за день до несчастного случая.
– Я рад, что ему лучше. – Я говорил это искренне.
– Теперь за работу, – приняв деловой вид, сказала Элисон, вновь берясь за телефон.
Я оставил ее наедине с ним, лишь изредка отвечая на ее вопросы, а сам принялся разрабатывать свою гипотезу, которая теперь начала пышно расцветать и приобретать странную форму. Если я прав, то Уилер оказывался исключительно любопытной птицей, и к тому же весьма опасной.
Я все еще был погружен в раздумья, когда Элисон сказала:
– Сделала сейчас все, что смогла. Остальное может подождать до утра. Она перелистала страницы своего блокнота, заполненного стенографическими записями. – Что хотите сначала – Уилера или его яхту?
– Давайте начнем с яхты.
Она нашла нужную страницу.
– Так. Имя – "Артина"; конструктор – Паркер; построена фирмой Клеланд; когда Уилер купил ее, ей было два года; конструкция ее стандартная, известная под названием Паркер-Клеландс, что важно по причине, о которой я скажу чуть позже; длина – 111 футов, ширина – 22, крейсерская скорость – 12 узлов, максимальная – 13. У нее два дизельных двигателя Роллс-Ройс, по 3509 лошадиных сил каждый. Устраивают вас такие сведения?
– Вполне. Теперь у меня есть о ней представление. – Какой у нее запас хода?
– Этого я еще не знаю, но скоро выясню. Команда – семь человек; капитан, механик, повар, стюард и три матроса. Вмещает максимум восемь пассажиров.
– Каково расположение кают?
– Этого тоже пока нет. Но завтра мы получим план аналогичной яхты Он был опубликован несколько лет назад, сейчас его сфотографируют и пришлют по фототелеграфу в редакцию коркского "Наблюдателя". Там мы завтра их и заберем вместе с фотографиями самого судна.
Я с восхищением посмотрел на Элисон.
– Ну и ну! Мне бы и в голову не пришло такое!
– Газета – очень оперативный сборщик и передатчик информации. Я говорила вам, что у меня есть свои каналы для работы.
– А что насчет Уилера?
– Деятельная информация придет в редакцию телексом, но вкратце она такова. Мальчишкой, лет четырнадцати, он боролся с итальянцами, когда они заняли Албанию, – еще до войны. Затем его семья перебралась в Югославию, и во время войны опять сражался против итальянцев и немцев и в Югославии, и в Албании. Покинул Албанию в 1946 году и поселился в Англии. В 1950 году получил подданство. Начал заниматься продажей недвижимости, заложил основы своего состояния.
– А что за недвижимость?
– Конторы. Это было время, когда только начинали строить большие административные здания. – Она наморщила брови. – Я говорила с одним финансистом, он сказал, что в первых сделках Уилера было нечто странное.
– Интересно, – заметил я. – Расскажите-ка поподробнее.
– Он утверждает, что совершенно нельзя понять, как Уилер получил от них доход. А доход был, это точно, и Уилер начал все больше и больше разворачиваться и с тех пор уже не останавливался.
– Интересно, а как он платил налоги? Жаль, что мы не можем допросить его финансового инспектора. Мне кажется, я вижу свет в конце тоннеля. Скажите, а во время войны он был с какими отрядами – коммунистическими или националистическими?
– Этого я не знаю, – сказала Элисон. – Если такая информация вообще имеется, мы ее получим позже.
– Когда он занялся политикой?
Она сверилась со своими записями.
– Он выставлял свою кандидатуру на дополнительных выборах в 1962 году и проиграл. Затем на всеобщих выборах в 1964 году он, все-таки, был избран, хотя и еле-еле.
– Я полагаю, он внес щедрую лепту в партийные фонды, – заметил я. – А каковы его связи с Албанией в настоящее время?
– О них ничего не известно.
– А с Россией? Другими коммунистическими странами?
Элисон покачала головой.
– Да нет, он убежденный капиталист. Здесь я ничего не вижу, Оуэн. В парламенте он часто выступает против коммунистов.
– Он также, если помните, выступает против того, чтобы преступники убегали из тюрем. Кстати, что у вас есть по этому вопросу?
– Он в свое время часто навещал тюрьмы, но сейчас это ему уже не по чину. Не жалеет денег на всякие тюремно-реформистские общества и состоит в парламентской комиссии, занимающейся проблемами тюремной реформы.
– Весьма полезная информация, – сказал я. – Он посещал тюрьмы в этом качестве?
– Наверное, мог. – Она опустила блокнот. – Оуэн, мне кажется, вы возводите свои конструкции на песке.
– Возможно, – согласился я, зашагал по комнате. – Но к моей гипотезе прибавился еще один штрих. Однажды один миллионер южно-африканского образца рассказал мне, что получить начальную четверть миллиона дохода труднее всего. У него это заняло целых пятнадцать лет. Затем еще три года он трудился, чтобы округлить эту четверть до миллиона, а пять миллионов он получил за следующие шесть лет. Как говорят математики, развитие шло по экспоненту.
Элисон стала проявлять признаки нетерпения.
– Ну и что?
– Первоначальный доход самый тяжелый – приходится рисковать, принимать собственные решения, самому анализировать ситуацию. Это потом можно обзавестись целым взводом адвокатов, советников и тому подобное. Начало – вот где загвоздка. А теперь вспомните вашего финансиста, который говорил, что первые сделки Уилера как-то странно пахли.
Элисон вновь взяла свой блокнот.
– У меня больше ничего нет.
– Давайте еще раз посмотрим на нашего мистера Икс. Он не русский – назовем его албанцем, – но он симпатизирует русским. Он приезжает в Англию в 1946 году и получает подданство в 1950. Примерно в это время он начинает заниматься бизнесом и сколачивает капитал, но есть по крайней мере один человек, который не понимает, как он это делает. Предположим, что деньги он получает извне – возможно, те четверть миллиона. Икс – толковый парень, как всякий потенциальный миллионер. Деньги делают деньги, и все катится по освященному временем обычному капиталистическому пути. Далее. В 1964 году он начинает заниматься политикой и получает место в Палате общин, где становится активным заднескамеечником. Ему сорок шесть лет, и у него впереди еще двадцать пять лет активной политической жизни. – Я посмотрел на Элисон. – Что случится, если ему удастся заполучить высокий пост в правительстве, – скажем, канцлера или министра обороны, – году так в 1984? Кстати, вполне подходящая дата, по-моему. Ребята в Кремле просто надорвут животы от смеха!
Мейв О'Салливан жила в Гленмире на окраине Корка. Она была стара, но все еще быстра в движениях, остроглаза и проницательна. Увидев Элисон, она восторженно закудахтала, а в мою сторону бросила взгляд, который обнажил меня до костей в течение двух секунд.
– Давно я тебя не видела, Элисон Макинтош, – сказала она.
– Смит, – поправила ее Элисон с улыбкой.
– Ну, ну. Это что-то слишком английское для кельтов.
– Это Оуэн Станнард, – представила меня Элисон. – Он работает на моего отца.
С возобновившимся интересом она посмотрела на меня своими умными глазами.
– Да? И какой чертовщиной этот молодой шаромыжник Макинтош занят сейчас?
Идея назвать молодым шаромыжником такого видавшего виды человека, как Макинтош, развеселила меня, но я мужественно подавил улыбку. Элисон бросила на меня предупреждающий взгляд.
– Это вам не интересно, тетушка, – сухо сказала она. – Он шлет горячий привет.
Я мысленно согласился с Элисон, что не стоит говорить старой леди правду.
– Вы прибыли как раз к чаю, – сказала миссис О'Салливан и двинулась в кухню. Элисон проследовала за ней. Я сел в кресло, словно охватившее меня комфортом, и посмотрел на часы. Было шесть тридцать – ранний вечер, меньше суток прошло с тех пор, как Элисон раскроила коленную чашечку Таафе.
Чай оказался солидной едой с множеством блюд, подаваемых щедро и снабжаемых уничижительными ремарками о плохом аппетите современной молодежи. Когда я обратился к старой леди как к миссис О'Салливан, она рассмеялась и сказала:
– Зовите меня по имени, молодой человек, так мне будет приятнее. – И я стал называть ее Мейв, а Элисон тетушкой Мейв.
– Я должна вас кое о чем предупредить, тетушка Мейв, – сказала она – Оуэна разыскивает полиция, – никто не должен знать, что он здесь.
– Полиция, неужели? – вскричала Мейв. – Я знаю, тут нет ничего предосудительного, конечно. Но все это штучки Алека?
– В некотором роде это весьма серьезно.
– Я в своей жизни держала язык за зубами чаще, чем ты болтала им, моя девочка, – сказала Мейв. – Ты не представляешь себе, как здесь было в старые времена, и теперь эти сумасшедшие на севере снова занялись своим делом. – Она пристально посмотрела на меня пуговичными глазами. – Это ничего не имеет общего с ними, а?
– Нет, – сказал я. – Честно говоря, это вообще не имеет отношения к Ирландии.
– Ну, тогда я спокойна, – облегченно вздохнула она. – Добро пожаловать в мой дом, Оуэн Станнард.
После чая Мейв сказала:
– Я – старая женщина, и мне хочется поскорее добраться до постели. А вы располагайтесь, посидите.
– Мне понадобится телефон, – сказала Элисон.
– Вон там, пользуйся, когда нужно. Брось шесть пенсов в коробочку, – я коплю себе на старость, – и она громко расхохоталась своей шутке.
– Это будет больше, чем шесть пенсов, тетушка Мейв, – я буду звонить в Англию, и не раз.
– Ладно, ладно, девочка. Если будешь говорить с Алеком, спроси его, почему он больше на приезжает в Ирландию.
– Он занятой человек, тетушка.
– Ага. Когда такой человек, как Алек Макинтош, становится занятым, самое время простым людям прятаться по углам. Передай ему, что я его люблю, и скажи, что он этого не заслуживает.
Она удалилась, и я сказал:
– Колоритный персонаж.
– О, я могу рассказать вам о тетушке такие истории, что у вас волосы станут дыбом. Очень активной была в смутное время. – Она подняла трубку. – Давайте послушаем, что нам сообщит дежурный по порту.
Дежурный по порту любезно сообщил: да, ожидают "Артину". Мистер Уилер заказал заправку топлива. Нет, точно неизвестно, когда яхта прибудет, но если судить по предыдущим визитам мистера Уилера, "Артина" пробудет в Корке два дня.
Когда Элисон положила трубку на рычаг, я сказал:
– Теперь мне надо подумать о том, как попасть на борт. Хотелось бы побольше знать об этом судне.
– Дайте мне несколько часов, и я разузнаю все, что вам нужно. Телефон – замечательное изобретение. Но сначала позвоню в больницу.
На этот раз сообщение утешило: Алек Макинтош активно боролся за жизнь. Элисон сияла.
– Ему лучше! Врач сказал, что ему луче! Его состояние улучшилось, и они полагают, что теперь у него есть шанс.
– Он в сознании? Может говорить?
– Нет, пока без сознания.
Я задумался. Если Макинтош все это время был без сознания, то доктора еще долго не разрешат ему разговаривать с кем-нибудь, как бы он сам этого не хотел. Я бы много дал, чтобы узнать, что он сказал Уилеру за день до несчастного случая.
– Я рад, что ему лучше. – Я говорил это искренне.
– Теперь за работу, – приняв деловой вид, сказала Элисон, вновь берясь за телефон.
Я оставил ее наедине с ним, лишь изредка отвечая на ее вопросы, а сам принялся разрабатывать свою гипотезу, которая теперь начала пышно расцветать и приобретать странную форму. Если я прав, то Уилер оказывался исключительно любопытной птицей, и к тому же весьма опасной.
Я все еще был погружен в раздумья, когда Элисон сказала:
– Сделала сейчас все, что смогла. Остальное может подождать до утра. Она перелистала страницы своего блокнота, заполненного стенографическими записями. – Что хотите сначала – Уилера или его яхту?
– Давайте начнем с яхты.
Она нашла нужную страницу.
– Так. Имя – "Артина"; конструктор – Паркер; построена фирмой Клеланд; когда Уилер купил ее, ей было два года; конструкция ее стандартная, известная под названием Паркер-Клеландс, что важно по причине, о которой я скажу чуть позже; длина – 111 футов, ширина – 22, крейсерская скорость – 12 узлов, максимальная – 13. У нее два дизельных двигателя Роллс-Ройс, по 3509 лошадиных сил каждый. Устраивают вас такие сведения?
– Вполне. Теперь у меня есть о ней представление. – Какой у нее запас хода?
– Этого я еще не знаю, но скоро выясню. Команда – семь человек; капитан, механик, повар, стюард и три матроса. Вмещает максимум восемь пассажиров.
– Каково расположение кают?
– Этого тоже пока нет. Но завтра мы получим план аналогичной яхты Он был опубликован несколько лет назад, сейчас его сфотографируют и пришлют по фототелеграфу в редакцию коркского "Наблюдателя". Там мы завтра их и заберем вместе с фотографиями самого судна.
Я с восхищением посмотрел на Элисон.
– Ну и ну! Мне бы и в голову не пришло такое!
– Газета – очень оперативный сборщик и передатчик информации. Я говорила вам, что у меня есть свои каналы для работы.
– А что насчет Уилера?
– Деятельная информация придет в редакцию телексом, но вкратце она такова. Мальчишкой, лет четырнадцати, он боролся с итальянцами, когда они заняли Албанию, – еще до войны. Затем его семья перебралась в Югославию, и во время войны опять сражался против итальянцев и немцев и в Югославии, и в Албании. Покинул Албанию в 1946 году и поселился в Англии. В 1950 году получил подданство. Начал заниматься продажей недвижимости, заложил основы своего состояния.
– А что за недвижимость?
– Конторы. Это было время, когда только начинали строить большие административные здания. – Она наморщила брови. – Я говорила с одним финансистом, он сказал, что в первых сделках Уилера было нечто странное.
– Интересно, – заметил я. – Расскажите-ка поподробнее.
– Он утверждает, что совершенно нельзя понять, как Уилер получил от них доход. А доход был, это точно, и Уилер начал все больше и больше разворачиваться и с тех пор уже не останавливался.
– Интересно, а как он платил налоги? Жаль, что мы не можем допросить его финансового инспектора. Мне кажется, я вижу свет в конце тоннеля. Скажите, а во время войны он был с какими отрядами – коммунистическими или националистическими?
– Этого я не знаю, – сказала Элисон. – Если такая информация вообще имеется, мы ее получим позже.
– Когда он занялся политикой?
Она сверилась со своими записями.
– Он выставлял свою кандидатуру на дополнительных выборах в 1962 году и проиграл. Затем на всеобщих выборах в 1964 году он, все-таки, был избран, хотя и еле-еле.
– Я полагаю, он внес щедрую лепту в партийные фонды, – заметил я. – А каковы его связи с Албанией в настоящее время?
– О них ничего не известно.
– А с Россией? Другими коммунистическими странами?
Элисон покачала головой.
– Да нет, он убежденный капиталист. Здесь я ничего не вижу, Оуэн. В парламенте он часто выступает против коммунистов.
– Он также, если помните, выступает против того, чтобы преступники убегали из тюрем. Кстати, что у вас есть по этому вопросу?
– Он в свое время часто навещал тюрьмы, но сейчас это ему уже не по чину. Не жалеет денег на всякие тюремно-реформистские общества и состоит в парламентской комиссии, занимающейся проблемами тюремной реформы.
– Весьма полезная информация, – сказал я. – Он посещал тюрьмы в этом качестве?
– Наверное, мог. – Она опустила блокнот. – Оуэн, мне кажется, вы возводите свои конструкции на песке.
– Возможно, – согласился я, зашагал по комнате. – Но к моей гипотезе прибавился еще один штрих. Однажды один миллионер южно-африканского образца рассказал мне, что получить начальную четверть миллиона дохода труднее всего. У него это заняло целых пятнадцать лет. Затем еще три года он трудился, чтобы округлить эту четверть до миллиона, а пять миллионов он получил за следующие шесть лет. Как говорят математики, развитие шло по экспоненту.
Элисон стала проявлять признаки нетерпения.
– Ну и что?
– Первоначальный доход самый тяжелый – приходится рисковать, принимать собственные решения, самому анализировать ситуацию. Это потом можно обзавестись целым взводом адвокатов, советников и тому подобное. Начало – вот где загвоздка. А теперь вспомните вашего финансиста, который говорил, что первые сделки Уилера как-то странно пахли.
Элисон вновь взяла свой блокнот.
– У меня больше ничего нет.
– Давайте еще раз посмотрим на нашего мистера Икс. Он не русский – назовем его албанцем, – но он симпатизирует русским. Он приезжает в Англию в 1946 году и получает подданство в 1950. Примерно в это время он начинает заниматься бизнесом и сколачивает капитал, но есть по крайней мере один человек, который не понимает, как он это делает. Предположим, что деньги он получает извне – возможно, те четверть миллиона. Икс – толковый парень, как всякий потенциальный миллионер. Деньги делают деньги, и все катится по освященному временем обычному капиталистическому пути. Далее. В 1964 году он начинает заниматься политикой и получает место в Палате общин, где становится активным заднескамеечником. Ему сорок шесть лет, и у него впереди еще двадцать пять лет активной политической жизни. – Я посмотрел на Элисон. – Что случится, если ему удастся заполучить высокий пост в правительстве, – скажем, канцлера или министра обороны, – году так в 1984? Кстати, вполне подходящая дата, по-моему. Ребята в Кремле просто надорвут животы от смеха!
Глава восьмая
1
Я плохо спал в ту ночь. Ворочаясь на постели, в который раз прокручивая в голове свою гипотезу, и она начал казаться мне глупой и нереальной: миллионер, член парламента вряд ли мог быть связан с русскими. Естественно, Элисон не могла ее принять. И в то же время Уилер явно имеет что-то общее со "Скарперами", если только целый ряд обстоятельств не был просто совпадением, – я знал много случаев, когда на первый взгляд связанные вещи оказывались совпадением.
Но предположим все-таки, что Уилер руководил деятельностью "Скарперов". Для чего он это делал? Разумеется, не для денег, – у него их было достаточно. Ответ тогда склонялся в сторону политики, а это опять-таки вело к его членству в парламенте и к той угрозе, которую несла в себе эта ситуация.
Я, наконец, заснул и видел сны, полные зловещих предчувствий и угроз.
За завтраком я чувствовал себя утомленным и несколько раздраженным. Мое настроение еще больше ухудшилось, когда Элисон сделала первый телефонный звонок и получила известие, что "Артина" прибыла в порт ночью, быстро заправилась и на рассвете вышла в сторону Гибралтара.
– Мы опять упустили этого негодяя, – в сердцах сказал я.
– Мы же знаем, где он находится, – утешила меня Элисон, – и знаем, где он окажется через четыре дня.
– Это еще не факт, – возразил я мрачно. – То, что он указал Гибралтар, еще не значит, что он действительно направляется туда. Это раз. Два: что может помешать ему передать Слэйда на какой-нибудь русский траулер, идущий в совершенно другом направлении? Стоит ему скрыться за горизонтом, – и нет проблем! А мы к тому же не знаем точно, есть ли у него на борту Слэйд и пока только строим догадки.
После завтрака Элисон отправилась в редакцию "Наблюдателя". Я с ней не пошел. Появляться в местах, где околачиваются репортеры, было бы просто безумием. Газеты все еще пестрели материалами о Риардене и его фотографиями. Так что я оставался дома, а тетушка Мейв тактично занялась своими хозяйственными делами, предоставив мне возможность сидеть и размышлять в одиночестве.
Элисон вернулась через полтора часа и принесла с собой большой пакет.
– Фотографии и телексы, – сказала она, кладя пакет передо мной. Сначала я рассмотрел три фотокарточки Уилера – одна строгая и официальная, а на двух других он был заснят с открытым ртом, – фотографы любят изображать политиков во время их разглагольствований. На одной он сильно напоминал акулу, и я думаю, что редактор, публикуя ее, удовлетворенно хихикал.
Уилер был высоким, крупным, широкоплечим человеком со светлыми волосами. Нос длинный, заметно свернутый на сторону – черта, которой не замедлят воспользоваться карикатуристы, если когда-нибудь Уилер вылезет в политике на первый план.
Рассмотрев и запомнив облик Уилера, я отложил его фотографии в сторону и занялся другими, посвященными "Артинс". Одна из них представляла собой репродукцию плана яхты-дубликата. Син О'Донован, конечно, преувеличил – с королевской яхтой ее не сравнить, но все же размеры были весьма приличны. Во всяком случае покупку и обслуживание такой яхты мог позволить себе только миллионер.
Каюта хозяина располагалась перед машинным отделением, за ним – три двойные каюты для гостей. Команда помещалась в кубрике на носу, а капитанская каюта – сразу за рулевым мостиком.
Я долго смотрел на план, пока он не запечатлелся в моем мозгу во всех подробностях. Теперь, если мне придется оказаться на борту яхты, я не заблужусь и легко найду места, где можно спрятаться. Помимо жилых кают, я внимательно изучил расположение подсобных помещений в трюме.
Элисон была погружена в чтение телексов.
– Есть что-нибудь интересное? – спросил я ее.
Она подняла голову.
– Пока ничего, кроме того, о чем я вам уже сообщила. Больше подробностей, и все. Скажем, в Югославии Уилер сражался на стороне партизан.
– Значит, коммунистов. Так. Еще одно очко в мою пользу.
Я тоже начал читать телексы и согласился с Элисон – новой сколько-нибудь значительной информации в них не было. Вырисовывался портрет молодого человека, ставшего финансовым воротилой с помощью, как это обычно бывает, локтей и ногтей, и создавшего себе солидную репутацию в обществе путем произнесения нужных слов в нужное время и нужном месте.
– Он не женат, – заметил я. – Должно быть, самый лакомый кусок для английских невест.
Элисон криво усмехнулась.
– До меня дошли кое-какие слухи о нем. Он содержит любовниц, меняя их регулярно, и, к тому же, говорят, бисексуал. Естественно, в телексах этого нет, – это значило бы обнародование клеветы.
– Если в Уилер знал, что мы затеваем, то клевету он счет бы сущим пустяком, – сказал я.
Элисон как-то вяло пожала плечами.
– Ну и что нам делать?
– Мы должны быть в Гибралтаре. Можно полететь туда на вашем самолете?
– Разумеется.
– Тогда выходим охотиться на дикого гуся. Что нам еще остается?
Но предположим все-таки, что Уилер руководил деятельностью "Скарперов". Для чего он это делал? Разумеется, не для денег, – у него их было достаточно. Ответ тогда склонялся в сторону политики, а это опять-таки вело к его членству в парламенте и к той угрозе, которую несла в себе эта ситуация.
Я, наконец, заснул и видел сны, полные зловещих предчувствий и угроз.
За завтраком я чувствовал себя утомленным и несколько раздраженным. Мое настроение еще больше ухудшилось, когда Элисон сделала первый телефонный звонок и получила известие, что "Артина" прибыла в порт ночью, быстро заправилась и на рассвете вышла в сторону Гибралтара.
– Мы опять упустили этого негодяя, – в сердцах сказал я.
– Мы же знаем, где он находится, – утешила меня Элисон, – и знаем, где он окажется через четыре дня.
– Это еще не факт, – возразил я мрачно. – То, что он указал Гибралтар, еще не значит, что он действительно направляется туда. Это раз. Два: что может помешать ему передать Слэйда на какой-нибудь русский траулер, идущий в совершенно другом направлении? Стоит ему скрыться за горизонтом, – и нет проблем! А мы к тому же не знаем точно, есть ли у него на борту Слэйд и пока только строим догадки.
После завтрака Элисон отправилась в редакцию "Наблюдателя". Я с ней не пошел. Появляться в местах, где околачиваются репортеры, было бы просто безумием. Газеты все еще пестрели материалами о Риардене и его фотографиями. Так что я оставался дома, а тетушка Мейв тактично занялась своими хозяйственными делами, предоставив мне возможность сидеть и размышлять в одиночестве.
Элисон вернулась через полтора часа и принесла с собой большой пакет.
– Фотографии и телексы, – сказала она, кладя пакет передо мной. Сначала я рассмотрел три фотокарточки Уилера – одна строгая и официальная, а на двух других он был заснят с открытым ртом, – фотографы любят изображать политиков во время их разглагольствований. На одной он сильно напоминал акулу, и я думаю, что редактор, публикуя ее, удовлетворенно хихикал.
Уилер был высоким, крупным, широкоплечим человеком со светлыми волосами. Нос длинный, заметно свернутый на сторону – черта, которой не замедлят воспользоваться карикатуристы, если когда-нибудь Уилер вылезет в политике на первый план.
Рассмотрев и запомнив облик Уилера, я отложил его фотографии в сторону и занялся другими, посвященными "Артинс". Одна из них представляла собой репродукцию плана яхты-дубликата. Син О'Донован, конечно, преувеличил – с королевской яхтой ее не сравнить, но все же размеры были весьма приличны. Во всяком случае покупку и обслуживание такой яхты мог позволить себе только миллионер.
Каюта хозяина располагалась перед машинным отделением, за ним – три двойные каюты для гостей. Команда помещалась в кубрике на носу, а капитанская каюта – сразу за рулевым мостиком.
Я долго смотрел на план, пока он не запечатлелся в моем мозгу во всех подробностях. Теперь, если мне придется оказаться на борту яхты, я не заблужусь и легко найду места, где можно спрятаться. Помимо жилых кают, я внимательно изучил расположение подсобных помещений в трюме.
Элисон была погружена в чтение телексов.
– Есть что-нибудь интересное? – спросил я ее.
Она подняла голову.
– Пока ничего, кроме того, о чем я вам уже сообщила. Больше подробностей, и все. Скажем, в Югославии Уилер сражался на стороне партизан.
– Значит, коммунистов. Так. Еще одно очко в мою пользу.
Я тоже начал читать телексы и согласился с Элисон – новой сколько-нибудь значительной информации в них не было. Вырисовывался портрет молодого человека, ставшего финансовым воротилой с помощью, как это обычно бывает, локтей и ногтей, и создавшего себе солидную репутацию в обществе путем произнесения нужных слов в нужное время и нужном месте.
– Он не женат, – заметил я. – Должно быть, самый лакомый кусок для английских невест.
Элисон криво усмехнулась.
– До меня дошли кое-какие слухи о нем. Он содержит любовниц, меняя их регулярно, и, к тому же, говорят, бисексуал. Естественно, в телексах этого нет, – это значило бы обнародование клеветы.
– Если в Уилер знал, что мы затеваем, то клевету он счет бы сущим пустяком, – сказал я.
Элисон как-то вяло пожала плечами.
– Ну и что нам делать?
– Мы должны быть в Гибралтаре. Можно полететь туда на вашем самолете?
– Разумеется.
– Тогда выходим охотиться на дикого гуся. Что нам еще остается?
2
Времени в запасе у нас было много. Изучение плана "Артины" и приложенных к нему описаний позволило сделать вывод, что ее скорость невелика и до Гибралтара ей не меньше четырех суток ходу. Мы решили перестраховаться – прилететь туда через три дня и там ждать прихода яхты.
За это время Элисон успела слетать в Лондон, навестить боровшегося за жизнь Макинтоша и заодно раскопать побольше компромата на Уилера. Мы решили, что мне лететь с ней в Лондон в высшей степени неразумно. Пробираться через коркский аэропорт – одно дело, а через Гэтвик или Хитроу – другое. Излишнего риска следовало, по-возможности, избегать.
Так что я провел два дня закупоренным в доме на окраине Корка, и моей единственной собеседницей была старая ирландская дама. Должен сказать, что Мейв вела себя исключительно тактично – не приставала с расспросами, не теребила меня и с уважением относилась к моему молчанию. Однажды она, впрочем, сказала:
– О, я так вас понимаю, Оуэн. Я сама прошла через это в 1918 году. Ужасно, когда все вокруг ополчаются на тебя, и ты прячешься, как затравленный зверь. Но в этом доме вы можете чувствовать себя спокойно.
– Значит, и у вас было развлечение во время смутного времени? – сказал я.
– Было. И это мне не слишком понравилось. Но от беды никуда не уйдешь – она рано или поздно случается, не здесь, так в другом месте, не с тобой, так с другим. Всегда кто-то бежит, и кто-то преследует. – Она покосилась на меня. – И всегда так будет с людьми, подобными Алеку Макинтошу и его подчиненным.
– Вы его не одобряете? – спросил я с улыбкой.
Она задрала подбородок.
– Кто я такая, чтобы одобрять или не одобрять? Я ничего не знаю о его делах, кроме того, что они трудны и опасны. Опасны больше для тех, кто ему подчиняется, чем для него, я думаю.
Я вспомнил о лежащем в больнице Макинтоше. Одного этого достаточно, чтобы счесть последнее утверждение неверным.
– А что вы скажете о женщинах, которые ему подчиняются?
Она проницательно посмотрела на меня.
– Вы имеете в виду Элисон? Тут дело плохо. Он хотел иметь сына, а получил дочь и постарался воспитать ее по своему образу и подобию. А образ этот жесткий, и девушке ничего не стоит сломаться под этим грузом.
– Да, он жесткий человек, – согласился я. – А что же мать Элисон? Она что, ни во что не вмешивалась?
В тоне Мейв я почувствовал легкое презрение, правда, смешанное с жалостью.
– Бедная женщина! За кого она вышла замуж? Понять такого человека, как Алек Макинтош, ей было не под силу. Их брак, конечно, быстро расстроился, и она еще до рождения Элисон покинула его и перебралась в Ирландию. Она умерла, когда Элисон было десять лет.
– И вот тогда за нее взялся Макинтош?
– Именно.
– А что насчет Смита?
– А Элисон вам о нем ничего не рассказывала?
– Нет.
– Тогда и я не скажу, – решительно заявила Мейв. – Я уже и так достаточно насплетничала. Когда – и если! – Элисон сочтет нужным, она вам сама обо всем расскажет. – Она повернулась, чтобы идти, затем остановилась и посмотрела на меня через плечо. – Я думаю, что вы тоже жесткий человек, Оуэн Станнард. Не уверена, что такой подойдет Элисон.
И оставила меня думать по поводу этих слов все, что мне заблагорассудится.
Элисон позвонила поздно вечером того же дня.
– Я сделала крюк над морем и видела "Артину", – сообщила она. – Они на пути в Гибралтар.
– Я надеюсь, ваше наблюдение не было слишком очевидным?
– Нет, я прошла над яхтой на высоте пять тысяч футов и по прямому курсу. А разворот сделала, когда они уже не могли видеть.
– Как Макинтош?
– Ему лучше, но он все еще без сознания. Мне позволили побыть у него две минуты.
Это расстроило меня. Макинтош мне нужен был не только живой, но и способный говорить. Это натолкнуло меня на одну малоприятную мысль.
– За вами могли следить в Лондоне, – сказал я.
– Нет, хвоста за мной не было. В больнице я вообще не видела никого из знакомых, кроме одного человека.
За это время Элисон успела слетать в Лондон, навестить боровшегося за жизнь Макинтоша и заодно раскопать побольше компромата на Уилера. Мы решили, что мне лететь с ней в Лондон в высшей степени неразумно. Пробираться через коркский аэропорт – одно дело, а через Гэтвик или Хитроу – другое. Излишнего риска следовало, по-возможности, избегать.
Так что я провел два дня закупоренным в доме на окраине Корка, и моей единственной собеседницей была старая ирландская дама. Должен сказать, что Мейв вела себя исключительно тактично – не приставала с расспросами, не теребила меня и с уважением относилась к моему молчанию. Однажды она, впрочем, сказала:
– О, я так вас понимаю, Оуэн. Я сама прошла через это в 1918 году. Ужасно, когда все вокруг ополчаются на тебя, и ты прячешься, как затравленный зверь. Но в этом доме вы можете чувствовать себя спокойно.
– Значит, и у вас было развлечение во время смутного времени? – сказал я.
– Было. И это мне не слишком понравилось. Но от беды никуда не уйдешь – она рано или поздно случается, не здесь, так в другом месте, не с тобой, так с другим. Всегда кто-то бежит, и кто-то преследует. – Она покосилась на меня. – И всегда так будет с людьми, подобными Алеку Макинтошу и его подчиненным.
– Вы его не одобряете? – спросил я с улыбкой.
Она задрала подбородок.
– Кто я такая, чтобы одобрять или не одобрять? Я ничего не знаю о его делах, кроме того, что они трудны и опасны. Опасны больше для тех, кто ему подчиняется, чем для него, я думаю.
Я вспомнил о лежащем в больнице Макинтоше. Одного этого достаточно, чтобы счесть последнее утверждение неверным.
– А что вы скажете о женщинах, которые ему подчиняются?
Она проницательно посмотрела на меня.
– Вы имеете в виду Элисон? Тут дело плохо. Он хотел иметь сына, а получил дочь и постарался воспитать ее по своему образу и подобию. А образ этот жесткий, и девушке ничего не стоит сломаться под этим грузом.
– Да, он жесткий человек, – согласился я. – А что же мать Элисон? Она что, ни во что не вмешивалась?
В тоне Мейв я почувствовал легкое презрение, правда, смешанное с жалостью.
– Бедная женщина! За кого она вышла замуж? Понять такого человека, как Алек Макинтош, ей было не под силу. Их брак, конечно, быстро расстроился, и она еще до рождения Элисон покинула его и перебралась в Ирландию. Она умерла, когда Элисон было десять лет.
– И вот тогда за нее взялся Макинтош?
– Именно.
– А что насчет Смита?
– А Элисон вам о нем ничего не рассказывала?
– Нет.
– Тогда и я не скажу, – решительно заявила Мейв. – Я уже и так достаточно насплетничала. Когда – и если! – Элисон сочтет нужным, она вам сама обо всем расскажет. – Она повернулась, чтобы идти, затем остановилась и посмотрела на меня через плечо. – Я думаю, что вы тоже жесткий человек, Оуэн Станнард. Не уверена, что такой подойдет Элисон.
И оставила меня думать по поводу этих слов все, что мне заблагорассудится.
Элисон позвонила поздно вечером того же дня.
– Я сделала крюк над морем и видела "Артину", – сообщила она. – Они на пути в Гибралтар.
– Я надеюсь, ваше наблюдение не было слишком очевидным?
– Нет, я прошла над яхтой на высоте пять тысяч футов и по прямому курсу. А разворот сделала, когда они уже не могли видеть.
– Как Макинтош?
– Ему лучше, но он все еще без сознания. Мне позволили побыть у него две минуты.
Это расстроило меня. Макинтош мне нужен был не только живой, но и способный говорить. Это натолкнуло меня на одну малоприятную мысль.
– За вами могли следить в Лондоне, – сказал я.
– Нет, хвоста за мной не было. В больнице я вообще не видела никого из знакомых, кроме одного человека.