Такого полета живут старики и старухи --
Их думы и хлопоты, нет, не о супе -- о духе!

Люблю их вечерние речи о высях и безднах,
Их были и басенки о временах затрапезных:

Их било и гнуло -- они, распрямляясь, мужали.
И лишь на закате оделись в жилетки и шали...

Как молодо держат газету негибкие пальцы!
...Мои погорельцы, скитальцы, но нет -- не страдальцы!


***
Вас положат -- на обеденный,
А меня -- на письменный...

М. Цветаева


Эта женщина с круглыми бусами,
С волосами прямыми и русыми --
Воплощенная правда, душа.
Надо быть пошляками и трусами,
Чтобы вымолвить: "Нехороша!"

О, толпа разодетая, важная,
Жадно жрущая на серебре, --
Не по вкусу тебе эта страшная
Ворожба? Или нет -- рукопашная,
Где точны, как удары, тире.

Мерить верстами землю чужбинную,
Столбенеть перед редкой рябиною,
Принимая сиротство как честь...
Надо быть несравненной Мариною,
Чтобы быть лишь такою, как есть.


***

Состарился почерк почтовый,
И время дрожит тетивой --
Не видно ль звезды путевой
Над нашей судьбой непутевой?

И просьба летит по округе,
Как ласточка или как дым:
-- Товарищи, сверстники, други,
Давайте себя разглядим!

Давайте не прятаться в норы,
Давайте не строить заборы,
А верит ь, что мы -- сыновья
И дочери -- блудные дети
Голодных и гордых небес,
И стало быть, жизнь -- не "собес",
А воля --
моя и твоя...

Мы -- дочери, мы -- сыновья,
И есть еще звезды на свете!


***

Будет, будет чай вприкуску,
Штоф, печенье, трень да брень...
Синюю простую блузку
Я надену в этот день.

Будет, будет подоконник
Весь в ромашках полевых --
Говорит соседкин сонник,
Что ко мне грядет жених.

Ну, гряди! Я так устала
В одиночку славить мир...
Тонко-тонко режу сало,
Ровно-ровно режу сыр.

А когда просею душу
Сквозь большое решето,
Обнаружу: очень трушу, --
Но не струшу ни за что.

Бабочкой летает веник,
Пляшет по клеенке пряник,
Выдумка звенит струной...
-- Дверь открыта, современник,
Жизнь распахнута, избранник
(Я напрасно верю в сонник:
Не жених, а так -- поклонник),
И бессребреник, и странник,
Скрытный, пристальный, родной...


***

-- Зачем ты занят нелюбимым делом
И примостился ближе к пирогу? --
...Березы черно-белые -- на белом,
Но синем, ибо сумерки, снегу...

Все кончено! Уписывая ломти,
Шестеркой вейся около туза.
-- Деревья ненаглядные,
пойдемте
Куда глаза глядят... -- Глядят глаза

В просторную прямую перспективу,
Где вечереют желтые огни.
Нет!
Я не растеряю душу живу,
Как в три ее погибели ни гни.

Идем: береза, я, еще береза
И снова я... Поди меня осиль!

...И только вот на голос паровоза
Нет-нет а вздорогну: "Господи, не ты ль?"


***

Что судьба? Это узел смятений:
Ужас детства, и ливень осенний,
Смерть отцова, и блоковский гений,
И желанье подняться с колен,
Чтобы стать человеком Вселенной,
И гармоника в пьяной пельменной
На окраине города N.

Это -- путь, потому и бесценный,
Что погибелью платишь за крен!


***

Взгляд беззлобен и сощурен,
И лучист не по годам...
Как сказал поэт Жигулин:
-- Эту тему не отдам!

Эту страшную, большую,
Стынущую Колыму
Никогда не затушую,
От себя не отниму.

Сдавленные -- громче крики.
Раскаляя алфавит,
В этой неречистой книге
Каждая строка болит.

-- Кто велел тебе, Воронеж,
Гнать мальчишек на мороз? --
Я не вытираю слез,
Потому что не прогонишь

Этой боли, этих туч,
Этой худощавой тени...
Но внезапно -- точно луч,
Пониманье во спасенье:

Сколько тайны в человеке,
Как тепла его рука,
Если отогрели зеки
Местного бурундука!

...И как памяти ожог
Или быль о лихолетье --
У поэта в кабинете
Прыгает бурундучок.


***
И. Ф.

Девочка-скульптор в верблюжьих носках,
С мощным изяществом в жестких руках.
Светлый самшит неизменного "стека"[1]...
-- Глина! Давай сотворим человека,
В сердце которого -- нежность и страх.

Глины характер угрюм и упрям.
Но
приходящий сюда по утрам,
Тот, кем и станет впоследствии глина,
Вздрогнет однажды: "И впрямь это -- храм,
А не подвал без особого чина".

...Девочка чернорабочий халат
Скинет, не чуя, что руки болят, --
Просто уже непомерно стемнело...
Страшно за жизнь,
где, обнявшись, горят
Юный талант и суровое дело.


СНЕГ

Россыпью молочных бусин
Кружево утяжелив, --
Мир не то чтобы безвкусен,
Но избыточно красив.

Он прекраснее наутро, --
Разбазарив закрома,
Смотри сдержанно и утло
Повзрослевшая зима...


***

О матерь божья! То помои вылью,
То говорят, что завезли картошку...
И день уходит на сраженье с пылью,
Пылясь и истончаясь понемножку.

Чаев наварим -- языком помелем.
...Но -- полночью,
как будто выше ростом,
Прогульщица-душа, беги с портфелем
По воздуху по направленью к звездам!

Не думайте, я не певец шатаний
И не цыганю у судьбы поблажек, --
Но каждому живому нужен тайный
Уединенный облачный овражек.

Сижу и думаю о чем угодно.
На облаке -- следы моих ботинок.
И даль -- огромна...
И звончее горна --
Меня разбудит маленький будильник.


***

Плачет селезень. Осень в начале.
В Тимирязевском парке потемки.
И слова недостаточно емки
Для рассказа об этой печали.

Красота в Тимирязевском парке
Как негусто упавшая манна...
Закружились под звуки баяна
Выпивохи, бабье, перестарки.

Золотые вчерашние букли.
Молодежь и военные вдовы.
...Да не выжгут сердечной основы
Листопада каленые угли!

На скамейке из темного дуба
Восседает хозяйка дворняги...
Сколько нужно добра и отваги --
Не точить на Вселенную зубы!

Рядом станция: Рижская ветка.
Березняк -- островок -- недобитыш.
"Ты меня никогда не увидишь..."
И -- с соседкой танцует соседка.


РОДНАЯ ДУША

Сапогами листву вороша,
Издалека родная душа
Приближалась. А я убегала
На гулянку -- ни много ни мало.

...Возвращаюсь: на сердце -- парша,
А в глазах -- маскарадные рожи.
-- Ты единственная хороша! --
Говорю. Но родная душа
Убегает по первой пороше.


***

Ты неверно живешь. Ты не видишь ни грушевых веток,
Ни грошовых сандалий старухи, сидящей в кино...
Одинокий охальник, ничей ни потомок, ни предок,
Опечатка, зиянье, забытое цепью звено.

Как безжалостно небо! Душа оступилась -- и крышка:
Потеряла дорогу,
своих не находит начал.
А ведь был и очкарик, и школьник, и чей-то сынишка;
И высокие звезды подзорной трубой приручал;

И лимонниц любил, и капустниц; и карта Европы
Волновала как тайна; и бабушка пела про степь...
Я живое лицо различаю под ретушью злобы:
Это просто усталость --
еще восстановится цепь!


***

Голос молодой, прямой,
Но уже такой натруженный...
-- Приходи ко мне, отужинай,
Только про любовь не пой.

...Точно выводок утят,
Годы по небу свистят --
Над лугами, над озерами,
Над почтовыми и скорыми...
Не воротятся назад!

Ты накинь-ка пальтецо,
Да швырни с крыльца кольцо
В заросли иван-да-марьины,
Да скажи себе в лицо,
Что силенки -- разбазарены!

Но и то себе скажи,
Что, избавясь ото лжи,
Можно, можно, можно
заново
Вздрогнуть от гудка баржи --
Ледяного, безымянного...


***

В кофейне, где клубится перебранка,
Колдунья, но отчасти шарлатанка,
Мне толковала про нездешний дух
И как, ревнуя, заварить лопух...
Был день весенний свеж и лопоух.

Она желала, крутанув тарелку,
В опасную пуститься переделку
И взять у Клеопатры интервью.
...Я думала
про музыку свою,
Которой шарлатанства -- не привью;

Все остальное музыке во благо:
Больная нота, путаница, брага,
И лай собачий по ночным садам,
И ужас умереть -- не по годам...

-- Кому, уйдя, наследство передам?


ПОСЛЕ ТЕАТРА

На дворе -- асфальт и свет
Изнурительного лета.
...Если я прочту либретто, --
Мне понравится балет.

Марля, музыка, гроза,
Накрахмаленные ветки...
Веер чопорной соседки
Холоден, как стрекоза.

А потом идти домой
С редким одиноким людом...
Поздняя сирень -- салютом
Озарит проулок мой!

И за сломанную ветку
С легкостью немудрых душ
Я отдам -- перо и тушь,
Скрипку и бумагу в клетку.


***

Покуда мы слюною брызжем
В сугубо устных разговорах,
И спим, и сочиняем порох, --
Дурак становится бесстыжим,
Поэт -- паяцем ярко-рыжим,
А летописцем -- жук и олух.

Отцы уходят, дети дремлют.
...О времени бесшумный трепет,
Скорее перейди в озноб,
Грозою разразись, очисти
Труды и дни, слова и кисти,
И просто -- перекрестки троп!


***

Я не молодая, слава богу!
Знать не знаю давнюю берлогу
С окнами на северо-восток
И тебя с глазами наутек.

Слава богу, я не молодая!
Занавеску старую латая
И кормя лиловых голубей,
Я тебя не помню, хоть убей.

Но -- приснился. И ночные мысли,
Дерзкие, как медвежата гризли:
Шерсть клоками и на лапах кровь, --
Зарычали песню про любовь.

Про любовь шальную и больную...
Слава богу,
больше не ревную,
Не хвораю, не грызу кору.

Нет. Не "слава...", потому что вру!

Были дни просторнее, чем ныне.
Были дали зелены и сини.
И, конечно, было во сто крат
Больше смысла на земной квадрат.

Стало быть, беру себя за шкирку.
-- Ну, садись, печатай под копирку:
"Слава богу, что меня беда
Осчастливливает иногда..."


***

Засвети-ка рабочую лампу,
Жизнь, висящая на волоске...
Объявляю как вечному штампу
Вызов великосветской тоске!

О, как наша обида нелепа
И сыта, и болтлива, --
когда
На окраине зимнего неба
Заждалась почтальона звезда.


БАЛЛАДА О ПАМЯТИ

О старейшая старуха
В черном капоре и ботах,
Чья последняя проруха --
Память уточнять до сотых...
Не усохли сгустки духа
В непоколебимых сотах.

Север крайний, срок бескрайний,
Долгого терпенья запах.
Пересверк алмазных граней --
Испытанье не для слабых.

...Тут сосед зовет "маманей"
И куражится, как лабух.

Утром встанет -- будет краток.
"Извините. Не со зла ведь.
Что касается накладок, --
Обещаю стекла вставить".
...Он таких не видел радуг,
Как ее цветная память!

Там и звали по-другому:
Горько и чеканно -- М а й я.
Память -- это вспять из дому
(Молодая... Молодая...)
И -- щекой прижаться к лому,
Чуть от боли приседая.


БАЛЛАДА О СНЕГЕ

Он честно мастерил семью.

Был дух мятежный за семью
Дверьми бесповоротно заперт.
Упрямец,
он был долго занят
Охраною таких законов,
Которых не понять, не стронув.

Семья семьей. Но снег зимой
Однажды на пути домой
Увлек его к былым поземкам,
Метелицам, буранам, стужам...

Он ощутил себя потомком
И предком, а не просто мужем
С авоськами. (Открою скобки:
Кульки, и банки, и коробки --
Живая жизнь, а не мещанство.
Над ними потешаться -- чванство.
Я только не желаю, чтоб,
Их добывая, он усоп.)

Итак, зима. Итак, пурга.
Он
осознал
в себе -- врага
Сберкнижки, распорядка, рамок
Самодовольных... Словом, "амок"!

О нет. Он не ушел к другой,
Не бросил ни детей, ни лямку, --
Не пьяница и не изгой,
Он тесную расторгнул рамку.

И выгнуло его дугой
Такое напряженье воли,
Что он, как второгодник в школе,
Припал к непонятым азам
Любви, и совести, и боли
С прожилками житейской прозы.
...Не догадаться по глазам,
Какие
мучают
вопросы
Его, бродягу и певца.

Опять зима. Опять морозы.

И подбивает сын отца,
Несущего кульки и банки, --
Сильней толкнуть лихие санки
С крутой горы...
И -- нет конца.


***
З.М.

Не люблю парники и теплицы!
Признаю лишь открытую местность,
Где вулканы бутонов и птицы
Вдохновляют меня на словесность

Неизящную. О, зацелую,
Исколовшись, еловые лапы,
Вспоминая надежду былую,
Без которой прожить не смогли бы.

А вулканам дремать надоело.
Васильковая лава лилова
С незначительной примесью мела...
Вверх по лестнице
снова и снова --

По возможности выше и выше --
В холод перистых ли, кучевых ли...
-- До свидания, кровли и крыши! --
Лишь бы легкие к небу привыкли.

Выбираю открытую местность,
Это летнее летное поле.

-- О любовь моя! Ты -- неизвестность
С обязательной примесью боли.



3


ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Родившейся во льдах апреля,
В день Родиона-ледолома, --
Тебе ли холить ожерелья,
И ждать от праздника веселья,
И окна закрывать от грома?

Ты грянула весенней вестью,
В живую жизнь из тьмы приехав, --
И дом уподоблять поместью,
И вообще искать успехов?

Существование пустое!
Нет. Надо, чтобы год от года
Мужало мужество простое.
-- Ломай себя, круши устои,
Сестра
речного
ледохода!


БОТАНИЧЕСКИЙ САД

Эта явь прикарманила детские сны...
Непонятен, как песнь, и наряден, как пряник,
Ботанический сад на запятках весны,
Где гуляет гуляка и мыслит ботаник.

Я не знала, что по четвергам выходной,
А дендрарий откроется только во вторник.
Но
бессменна сирень, и глядит как родной
Без таблицы с латынью пенек-беспризорник.

...Ботанический сад, ботанический сад;
Лепестковых и прочих сокровищ кладовка;
Неземного эдема двоюродный брат, --
И троллейбусная,
возле врат,
остановка.


25 ЯНВАРЯ

О сугробов январское зодчество!
Кто подушку вспорол в небесах,
Чтобы снег повалил, как захочется,
Нагоняя на дворника страх?

Нынче, как повелось, именинница
Я и тысячи прочих Татьян...
Недоверие скрипнет и сдвинется:
-- Здравствуй, мир -- еретик и смутьян!

Вы,
которые были оседлыми,
Спали, перебирали крупу, --
Выходи со скребками и метлами,
Расчищай от заносов тропу! --

Это я говорю вам с обочины,
Я, Татьяна, плохая сестра...
Наши лучшие сроки просрочены,
Но Вселенная тоже стара,

А поет и лучится как школьница:
Белый фартук под праздник надет, --
Второгодница и беззаконница,
Жизнь и свет в ореоле примет!


ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ

1

Небеса бегут по водостокам.
Нищая земля пышней, чем -- рай.
-- В этом мире теплом и жестоком
Что угодно, но не умирай!

Что угодно, только не погасни.
Но
в конце безлиственного дня
Место жизни стало местом казни
Для живых оставшейся меня.

Синева синеет над кладбищем.
Хризантемы -- четное число...
Для того ли маемся и рыщем,
Чтобы, как метелью, унесло

Острую подсушенную хвою
Наконец-то родственной души?

-- Слышен ли мой голос? Разреши
Постоять с открытой головою.

...Отзвучала траурная медь.
Тишина ударила за нею.
Помню, вместе думали стареть
И смеяться, если поседею.

Что прорвется за всевышний круг --
Весточка, рыдание, письмо ли?
-- А ничто. Разлука из разлук
Непереплываема, как море.


2

Как только свет зажгут на звездах,
Я начинаю все сначала:
-- Ты был, -- я говорю, -- как воздух,
И я тебя не замечала.

О, даже в темный день ухода,
Когда бы грянуть одичало, --
Стояла ясная погода
И ничего не замечала!

Лишь через сутки стало вьюжно,
Трещали ветки, выли звери --
Земля прознала о потере...

На этих пустырях морозных
Никчемно, траурно и душно.

-- Ну дай мне знак, по крайней мере!
Я стану жить, ему послушна.

И ты -- теперь и вправду воздух --
Уже из-за небесной двери:
-- Не плачь, -- смеешься, -- это скушно.


***

-- Не надо, лоб не морщи,
Не замыкайся, верь:
У сердца хватит мощи
Воспрянуть от потерь.

...И правда:
все желанней
Шиповник на ветру...
От разочарований,
Подумав, не умру!

Пойду, вполне живая,
По родине живой,
Приветственно кивая
Прозревшей головой

И зная, что прохожим --
Не завтра, предположим,
Но в некую пургу --
Еще и помогу!


ПОЕЗДКА В ПУШКИН

Послезавтра, при входе в Лицей
Надевая музейные тапки,
Я пойму, сколь протяжны и зябки
Коридоры Отчизны моей.

Нерадивые ученики,
Приходя к Александру и Кюхле,
Замечаем: огни не потухли --
Просто мы не вполне высоки.

Наша музыка -- навеселе...
Но
лежит, как на карте, дорога
От пустого до зрелого слога --
С пересадкою в Царском Селе!


***

Это грустно: состарился, сдал,
Спился и, говорят, исписался...
Он, бывало, надеждой спасался,
А теперь и спасаться устал.

Я сверну из бумаги трубу.
Стану звать,
понимая, что -- где мне,
Если он поселился в деревне,
Разрушая собою избу.

...На вопросы, чего ж он затих,
Ненавидяще гаркну:
"Отстаньте!
В а м случалось остаться в живых
Сиротой при усопшем таланте?

Что мне ваша злорадная прыть
И пустой наблюдательный разум?"

-- Появись! Я желаю бродить
По твоим стародавним рассказам.


ПЕСЕНКА

Чащи, рощи, пущи,
Я люблю все пуще
Ваше шелестенье --
Солнцепек и тени.

Пущи, чащи, рощи,
В сапогах попроще
Мне бы -- по оврагам
Вдарить легким шагом!

Рощи, пущи, чащи,
Не придумать слаще
Вашего приюта,
Ибо почему-то --

Я живу без чащ
И умру без пущ...

-- Взгляда не таращь
На балконный плющ!


***

Памяти А. Р.

Муж сестры. Не брат, но брат.
Путаясь, шутила: "Шурин!"
Ты навек не виноват --
Похоронами окурен.

Патриот своих страстей,
Словарь, тоски, пинг-понга,
Вдохновенный грамотей
И ниспровергатель бога, --

Богом был отмечен так,
Что скажу, насколько в силах:
Спорщик, увалень, мастак
Мучиться и мучить милых,

Коренастый и седой,
Совершенно молодой,
Если бы не злая астма,
Пролистав "Юманите",
Вдруг ушел. (Слова не те,
Но ушел.) И боль напрасна.

Вот очки, а вот портфель.
Фотографии без рамок.
Дочка юная теперь
Беззащитна, как подранок.

Лилиями шелохну --
Ледяной прощальный шорох.
Я не помню шелуху --
Только братство вне раздоров.


***

Охотница до перемены мест,
Одновременно -- маменькина дочка
И домоседка! Скоро ль надоест
Лететь сквозь тучу, поглядеть окрест
И оказаться не у дел, и -- точка?

Индустриальный городок степной,
Квадрат, где прежде верховодил суслик...
Легко заплакать,
коли за стеной
Храпят и разговор ведут дрянной.
-- Гостиница -- темница! Сердце -- узник.

Легко заплакать -- полюбить сумей
Трамвайно-сельский быт, и суховей,
И полное отсутствие церквей,
И дым, и копоть, и гитару злую...

-- Гостиничного ужаса удав!
Оставь меня. --
К рукам степным припав,
Шершавые, большие -- расцелую...


ДОРОЖНОЕ

Каких людей, какую панораму
Увидит из окошка пассажир!
...Но темен мир,
Коль некому отбить с дороги телеграмму
И незачем искать базарный сувенир...

Зато репейник несказанно ярок,
Когда вдали, посудою гремя,
Шумит семья...
Копилку-свинку и корзинку яблок
Везет старик -- счастливее, чем я!


***

От скитаний осталось наследье --
Сердолики в туркменском браслете.
Наподобие нашей брусники:
Нравом дики: таинственнолики.

Нацеплю, а увижу -- верблюда:
Чудо-юдо, любимое люто;
Справа -- горы. А сзади и слева,
Сколько помню, иудино древо
Шелестит лепестковою пряжей --
Наподобие яблони нашей...

Нацеплю -- и заходятся в крике
Вспоминающие сердолики!


***

Плоды в изумленной корзинке.
Базар на чужом языке,
Где женщина в черной косынке
Готовила кофе в песке.

Так долго, и молча, и тяжко...
О губы сомкнувший Восток!
...И глухо звенела медяшка
О тысячелетний лоток.


ОПРЕДЕЛЕНИЕ ЛИРИКИ

Медведица мрачная -- локально
распространенный вид бабочек,
требующий охраны...

Из справочника


Серое с красным; присыпка табачная;
Четко очерчены черным края...
Бабочка вида "Медведица мрачная" --
Эка нелепица, радость моя!

...Вот и упьюсь параллелью невзрачною:
В мире,
который прекрасней, чем быт,
Лирика тоже -- медведицей мрачною
Ясно лучится и вольно парит.

Темно ли светлая, светло ли темная, --
Как бы там ни было, -- малость огромная, --
Не уставай
ни порхать, ни реветь,
Легкая бабочка, мрачный медведь!


СТАРЫЙ СНИМОК

Это что? Это месяц январь,
Это письма, которые редки...
Это, главное, бабушкин ларь:
Фотографии, ноты, виньетки.

Как бы ни были сумрачны дни,
Как бы ни были пасмурны вести,
Я -- наследница нищей родни,
И Бестужевских курсов, и чести!

...Под большими обломками глыб,
Безо всяких кругов и ужимок,
Этот юноша рано погиб,
Но остался любительский снимок.

Где,
еще ни в кого не влюблен,
Он смеется, с товарищем споря,
Накануне грядущих времен
И на фоне Балтийского моря.

Как березовый сок под корой --
Кроткий, но твердокаменный норов...

О бессребреник, и библиограф,
И лубку недоступный герой!


***

Ежечасно совершаю выбор!
И как счастье -- беспризорный миг:
Ветер разгулялся и насыпал
Желтых желудей за воротник.

Это роздых, это -- на минутку...
Снова,
зарекаясь и греша,
Выбирает глиняную дудку
Или канцелярию -- душа!


***

Слагаю стих,
Который тих,
Но внутренне вполне железен, --
В надежде, что для остальных
Он может быть небесполезен.

Иначе как?
Иначе мрак.
И -- срам навязываться музам!
...Я думать ухожу в овраг
С неразрешимым этим грузом.

Под стать лучу
Согреть хочу
Слова, которые устали...
Как в старину просили: "Чу...
Прислушайтесь..."
-- Я вам нужна ли?


***

Когда надежды нет,
Бессонница, поденка, --
Прижми к себе рассвет,
Как спящего ребенка,

И -- дверью хлоп, и прочь,
Туда, где на болотах
Заночевала ночь
И вот уходит -- в ботах;

А три ее звезды
Глядят светло и дико
На древние цветы
По кличке "волчье лыко"...

И вдруг -- надежда:
мир
Не даст пропасть пропащим --
Ни глупым, ни гулящим,
Ни нагулявшим жир...

-- По рощам и по чащам
Шагая вдаль, -- обрящем!


***

И далеко -- от вехи и до вехи --
Рыбачьих шхун маячат паруса...

А. Блок "В северном море"


Руки за спину -- и по траве
В направленье далекой платформы...
Если стали слова непокорны,
То причина -- одна, а не две!

Неухоженны и нечисты,
Поросли сорняками тетради.
Но ни время, ни место, ни ты
Не замешаны в этой растрате.

Я сама виновата, сама,
Что душа точно сад в паутине...
Горе-горюшко -- не от ума,
А, вернее всего, от гордыни.

...О какое приволье, какой,
Цвета вереска, ветер с залива!
Я заплачу навзрыд, некрасиво,
Заслоняясь от ветра рукой.

Дело к вечеру. Слиток огня
Уменьшается в холоде лужиц
И все ниже над лесом блестит...
...Мой ровесник, но лучше меня,
Тут когда-то бродил петербуржец.

О надежда последняя -- стыд!


ОСЕНЬ

Похудела роща, поредела,
Проводив последнего скворца...
О предощущение конца,
Но без ощущения предела!


***

Увидеть отдельно и вкупе
Соседей по жизни живой...
Я не помышляю о лупе --
Мне зрения хватит с лихвой.

Огромные слезы ребенка,
Усилия женской руки
И в очереди у бочонка
Толпящиеся мужики.

Холодное выдалось лето:
Угрюма небесная ртуть.
Но --
хватит и жара, и света:
Увидеть, рвануться, прильнуть.


***

Причудлив и коряв
Язык его точеный.
Он, недоукоряв,
Ушел, ожесточенный, --

Оставив тяжкий том
Не просто сочинений,
А памяти о том,
Как неуживчив гений.

Не глина, а кремень.
Отдельно, а не в свите.
-- О вы,
на черный день,
Пожалуйста, прочтите!


***

Я дождю отпускаю грехи! --
Нынче осень увидит спросонок,
Как растет из древесной трухи
Рыжевато-жемчужный опенок.

И сама я,
окно отворив,
Обнаружу сквозь утренний сумрак:
Этот бор, этот мир -- некрасив
И прекрасен, как детский рисунок.

А раз так,
то -- долой суету,
Прочь уныние, жалобы в шею!
...Я жива:
я старею, расту
И от горькой любви хорошею.


***

Ты, рожденная весной
В мире солнечном и щедром,
Чем кичилалсь?
-- Кривизной,
Одиночеством, ущербом.

-- А любила ли простор?
-- Нет. Не понятая веком,
Все искала дивный сор
По углам да по сусекам.

...Этот юношеский звон
Я поглубже замурую,
Возлюбив ночной вагон
И судьбу свою вторую,

Где, уже не молода, --
Потому и страх неведом, --
В неродные невода
Я лечу назло запретам!..

Но не будем никогда
Разговаривать об этом.


***

О город-боль, о город-зазывала,
Мятежник и монах, и грамотей...
Жизнь ленточку узлом на ветке завязала,
Боготворя детей![2]

Я думала (при этом абрис храма
Неукротимо устремлялся ввысь --
Весь драма, лучезарная упрямо),
Я думала,
что сказки
пресеклись.

Но город-боль, но город-зазывала
Настаивал на сказочных плодах
Такую быль, что я уже с вокзала
Светясь летела, а не шла впотьмах

По улицам стремительно-горбатым,
Испытывая праздничный озноб, --
Аж люди оборачивались рядом...
Но -- поворот, и лестница, и стоп!

...Я видела с высокого балкона
Курящийся лоскутный окоем --
И говорю вполне определенно,
Что так не волновалась ни о ком,

Как о Тбилиси... Разгонюсь на спуске,
Чтобы смелее одолеть подъем!
-- Прости меня, что говорю по-русски
(Там -- родина, и кладбище, и дом),

Но над твоей немыслимой изнанкой
Я обмираю, мужеству дивясь...
Захочешь, назови хоть чужестранкой.
Но не любовь ли -- родственная связь?


***

Дрозд поутру ликовал
Неподалеку от дома...
Счастье мое ли ковал,
Горе мое ли ковал, --
Схлынула дрема.

Счастье мое далеко,
Горе мое далеко --
Только раскинуты сети...
О, как он пел "Сулико", --
Дрозд на рассвете!


***

Воистину -- неистовый зачин.
Кузнечики в траве возликовали,
И среди наших огненных рябин
Затрепетали персик и ткемали!

Теперь цветут на берегу реки,
Где их не знали даже понаслышке...
А я теряю шпильки, и платки,
И адреса, и варежки, и книжки.

Я знать не знала, что надежда -- труд.
Я влажной тряпкой протираю дали...