Но она вернулась. И он почувствовал прилив радости, узнав, что ему придется находиться с ней еще по крайней мере сутки, и одновременно возмущение, оттого что предстоит снова пройти через все и что все-таки придется в конце концов сказать какие-то прощальные слова.
   Он хотел освободиться от всего постороннего, чтобы сосредоточиться на предстоящем сражении. И в то же время, как только лорд Сомерсет ушел из комнаты, ему захотелось подбежать к ней и схватить в объятия.
   Кому захочется иметь такую сумятицу чувств, особенно накануне битвы? Его возмущала она и возмущал лорд Веллингтон, вновь направивший ее к нему, потому что, видимо, в тот момент он не знал, что с ней делать дальше.
   — Жуана, сегодня я не буду заниматься с тобой любовью, — сказал он, возвращаясь к ней в палатку. — Я должен еще до рассвета вывести своих людей на передовую линию. — Он растянулся рядом с ней и подложил свою руку ей под голову таким привычным жестом, что трудно было бы представить себе, как он сможет спать, когда она наконец уйдет окончательно.
   — Я знаю, — прошептала она и, свернувшись рядом с ним калачиком, положила на него руку, не пуская в ход свои обычные уловки.
   — Завтра мне потребуется вся моя энергия.
   — И это знаю. — Она прижалась щекой к его груди. — Я все знаю, Роберт. Не надо объяснять. Засыпай. А завтра не думай обо мне. Я не сбегу, даю слово чести. Моя честь мне очень дорога.
   Он поцеловал ее в макушку, подумав, что завтра, возможно, погибнет, так и не узнав, говорила ли она правду. Обычно о таких вещах он не думал. Думать о том, что можешь погибнуть в бою, — пустая трата энергии.
   Тем не менее следующие полчаса, самое драгоценное время, он провел в мыслях о завтрашнем дне и о том, не погибнет ли он, и в надежде на то, что не погибнет, чтобы снова увидеть ее и сжать в своих объятиях. Чтобы пережить мучительное прощание, когда все закончится и ее уведут в заточение. Как ни пытался он уснуть, мысли о Жуане, об их отношениях продолжали одолевать его.
   Уж лучше бы он занялся с ней любовью.
   — Роберт, — прошептала она, — тебе надо выспаться.
   Он усмехнулся.
   — Когда ты был мальчиком, — тихо сказала она, перебирая пальцами его волосы, — я любила тебя, потому что ты был высоким и красивым и потому что я еще никогда в жизни не знала ни одного молодого человека. И еще потому, что, когда ты смеялся, у тебя смеялись глаза, ты с готовностью выслушивал девичьи мечты и всякую прочую чепуху. Ты умел танцевать и взбираться на башни, бегать и целоваться. И вообще, было лето, и я была молода и готова любить.
   Ты был милым, нежным мальчиком, — продолжала она. — Но ты не был слабым. Ты был невероятно сильным. Большинство мужчин согласились бы терпеть унижения и оскорбления ради жизненных удобств, которые тебе предоставлялись. Но ты отказался от всего, что унижало твое чувство собственного достоинства. И ты собственными силами создал для себя жизнь, которой можно гордиться.
   Она превозносит его, словно какого-то святого, сонно подумал он.
   — Я была ошеломлена, когда поняла, что два Роберта в моей жизни были одним и тем же человеком, — призналась Жуана. — Я сначала с трудом поверила твоим словам. Я так долго считала тебя умершим. И твой внешний вид, и поведение очень сильно отличались от образа, который я хранила в памяти. Однако ты и он — одно и то же лицо. Я рада, что ты стал таким мужчиной. Я рада, что ты остался в живых. Знаешь ли ты, что твои солдаты считают тебя настоящим героем, что ты невероятно популярен среди них? Алан, например, молоденький солдатик, которому ты поручил стеречь меня, считает тебя чуть ли не божеством. В штаб-квартире тебя тоже уважают. Ты заслужил такое отношение исключительно благодаря своим личным качествам, без чьей-либо помощи.
   Ее пальцы продолжали нежно перебирать его волосы.
   — Роберт? — немного помолчав, окликнула она.
   Ответа не было.
   — Я люблю мужчину так же крепко, как любила мальчика, — сказала она почти беззвучно. — Даже сильнее. Потому что теперь я знаю, как трудно найти человека, который заслуживал бы, чтобы его любили. Я буду всегда любить тебя, что бы ни случилось завтра.
   Капитан Блейк крепко спал.
   В наступившей предрассветной сцене было что-то внушающее чуть ли не суеверный страх. Тысячи людей, поднятые без помощи сигнала побудки, оделись, проверили оружие, торопливо и почти беззвучно проглотили холодный завтрак. На лицах не было признаков страха, только сознание опасности и сдерживаемое возбуждение.
   Палатки были демонтированы и возвращены в обоз. Женщины, приходившие провести ночь со своими мужчинами, целовали их на прощание и без суеты и истерики тоже уходили в обоз.
   Жуана наблюдала за происходящим как будто со стороны, как будто сама находилась далеко отсюда. Но она отнюдь не была сторонним наблюдателем и всем сердцем хотела принимать во всем самое активное участие. Она испытывала страх, а страх она презирала и обычно старалась его подавить в себе, если он возникал. Вот если бы она готовилась к сражению вместе с мужчинами, тогда бы она не боялась.
   Тот, кто запретил женщинам участвовать в боях, был человеком чрезвычайно глупым, подумала она.
   Для ее охраны в тот же день был назначен тот же солдатик. Капитан Блейк коротко проинструктировал его, как будто она вообще ничего для него не значила, как будто она не более чем его пленница. Интересно, сожалеет ли солдатик о том, что пропустит битву? Но солдатик, кажется, гордился тем, что его капитан поручил ему дело чрезвычайной важности.
   Она пыталась отвлечься, чтобы не обращать внимания на комок страха, образовавшийся где-то внутри.
   Потом настало время уходить. И ей и ему.
   — Жуана, — сказал он, наконец взглянув на нее. Еще едва рассвело, и они плохо видели друг друга.
   Наверное, он снова превратился в гранитный монолит, подумала она, взглянув на него.
   — Иди с рядовым Хиггинсом. И помни, пожалуйста, о том, что обещала мне вчера. Увидимся позднее.
   — До скорого, — сказала она и, одарив его ослепительной улыбкой, отвернулась. Потом снова оглянулась через плечо и, не заботясь о том, что ее слушают и молодой солдатик, и еще десятки мужчин, находящихся поблизости, сказала: — Роберт, я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты знал это. На случай, если не вернешься.
   Его рука застыла на винтовке. И все его тело замерло и напряглось. Потом он кивнул, не улыбнувшись, повернулся и зашагал прочь.
   — Ну что ж, — обратилась она к рядовому Алану, — такие вещи нужно говорить, когда мужчина идет в бой. Ну, куда ты теперь поведешь меня? Надеюсь, не прямиком в обоз вместе с пожитками и другими женщинами? Трудно будет сидеть и не знать, что происходит на поле боя.
   — Так точно, мэм, — ответил солдатик. Она улыбнулась.
 
   — Тебе бы тоже не понравилось быть в стороне, не так ли? Ты пришел сюда, чтобы участвовать во всем, и вполне понятно, что тебя раздражает, когда какая-то женщина не только лишает тебя возможности участвовать в битве, но даже знать, что там происходит. Кто-нибудь из твоих товарищей может даже назвать тебя трусом, а это было бы совсем несправедливо.
   — Да, мэм, — неуверенно сказал солдатик. — Но я выполняю приказ. Я горжусь тем, что выполняю приказание капитана Блейка.
   — Не сомневаюсь, — кивнула она. — А он сегодня будет гордиться тобой, потому что ты хорошо выполнил свою работу. Я облегчу тебе задачу и даже не попытаюсь сбежать. Я останусь здесь и дождусь, когда он вернется, целым и невредимым. Видишь ли, то, что я сказала ему на прощание, — правда. — Она заговорщически улыбнулась ему.
   — Да, мэм.
   Парнишка явно подпадал под ее обаяние. Она знала, что если сейчас скажет, что белое, мол, совсем не белое, а черное, то он с готовностью ответит: «Да, мэм!» Она была намерена без зазрения совести воспользоваться своим преимуществом. Она умерла бы от скуки и разочарования — и от страха тоже, — если бы пришлось целый день провести в обозе вместе с припасами, пожитками и женщинами. Она не знала бы, как идет битва и что там с Робертом. И находилась бы далеко от французской армии. Ей только что пришло в голову, что французы целый день будут поблизости.
   Что, если ей представится еще один шанс встретиться с полковником Леру? Но нет, нельзя ждать слишком многого. Было бы очень хорошо, если бы оказалась правдой ее мысль о встрече. К тому же у нее по-прежнему не было при себе ни мушкета, ни ножа. Мушкет был перекинут через левое плечо рядового Хиггинса. Через его правое плечо была перекинута винтовка. А нож, видимо, остался за ремнем Роберта.
   — Я думаю, — сказала она, когда они с Аланом оказались на ничейной земле между линией фронта и обозом, — здесь нам удобнее всего остановиться. Отсюда мы сможем своими глазами наблюдать за боевыми действиями — за той их частью, которую разглядим с нашей стороны холма.
   Она остановилась и оглянулась в ту сторону, откуда они пришли: там за гребнем холма английская и португальская пехота выстраивалась в боевой порядок. Но видно было плохо. Тьма едва начала рассеиваться, но туман еще был густ. Кому на руку туман? — подумала она и почувствовала, как сердце снова защемило от страха, когда она представила себе Роберта впереди цепи своих стрелков, который не может как следует разглядеть, кто или что к ним приближается.
   — Но если французы захватят холм, мэм, — сказал рядовой Хиггинс, — вы окажетесь в опасности. Вам было бы безопаснее отойти назад.
   — Но, Алан, — она направила на него всю силу своего обаяния, — я верю в храбрость и силу наших доблестных военных. Они, несомненно, сдержат натиск людей армии Массены. А если почему-либо им не удастся, ты сам защитишь меня. — Она легонько прикоснулась к его рукаву. — Я полностью уверена в тебе. Не зря капитан Блейк выбрал именно тебя. Уверена, что ты проявишь чудеса храбрости, защищая меня.
   Он смотрел на нее с тем же обожанием, которое она видела накануне, когда он говорил с Робертом. Бедный парнишка, подумала она. Он, кажется, совершенно забыл о том, что должен охранять ее как пленницу, а не защищать как женщину капитана.
   — Мы побудем здесь, мэм, — сказал он, — пока схватка не станет слишком жаркой. Потом я провожу вас в обоз. — Жуана заметила, что в голосе рядового появилось некоторое самодовольство.
   Жуана никогда еще не бывала так близко к полю боя, но думала, что нейтральная полоса, представляющая собой хорошо обозначенную, специально проведенную с севера на юг широкую колею, будет вскоре использоваться верховными курьерами, доставляющими донесения и приказы из ставки лорда Веллингтона в различные армейские подразделения и обратно. Возможно, от них удастся узнать, что происходит на поле боя.
   Однако, услышав вдали барабанную дробь и звуки дудок, подающие сигнал к атаке, она снова испугалась.
   Звучали французские барабаны и дудки. И возвещали они о наступлении французов.

Глава 26

   Маршал Массена ошибся, предположив, что если даже войска Веллингтона и находились на горном кряже Буссако, то они сосредоточились в северной части холма. Он не верил, что Веллингтон осмелится растянуть их цепочкой по всей линии фронта, простирающейся на десять миль вдоль горного кряжа. Он планировал бросить корпус генерала Ренье на захват низкого плато в центре холмов, укрепившись на котором его люди могли бы зайти англичанам в тыл, тогда как маршал Ней атаковал бы их с севера, где проходила дорога на Коимбру. Маршал Массена намеревался взять противника в кольцо.
   Первая атака французов чуть было не закончилась победой. Французы ринулись вперед сомкнутыми колоннами под прикрытием цепи своих стрелков, которым после непродолжительной перестрелки удалось очистить от англичан склон холма. Предрассветный туман тоже сыграл на руку французам. Только благодаря упорству английских пехотинцев и беззаветной храбрости португальцев, впервые участвовавших в генеральном сражении, а также своевременному появлению на правом фланге корпуса генерала Ли, до поры до времени находившегося в резерве, удалось переломить ход сражения и заставить французов беспорядочно отступить к подножию холма, оставляя на поле боя убитых и раненых.
   Маршал Ней начал атаку в восьмом часу утра, направив дивизион генерала Луасона занять деревню Суда, а затем подняться по дороге к монастырю и захватить батарею Росса из двенадцати артиллерийских орудий и мельницу, где размещался командный пункт союзнических войск. Задача была не из легких, тем более что утренний туман постепенно рассеивался и англичане снова получили преимущество.
   Жуана стояла вместе с рядовым Хиггинсом чуть в стороне от дороги, пролегавшей вдоль гребня, но по другую сторону холма. Среди шума и суеты начавшегося сражения она особенно остро ощутила свою беспомощность. В Саламанке было опасно, но там она могла контролировать ситуацию, могла даже управлять ею. Она не боялась. Она там чувствовала себя в своей стихии. Здесь же от нее ничего не зависело, она была абсолютно беспомощной.
   Мало того, она даже была лишена возможности узнать, как идет сражение. И жив ли Роберт. Разглядеть, что происходит на поле боя, ей мешал сначала туман, а когда он рассеялся, мешала вершина гребня, скрывавшая то, что происходило по ту сторону холма, не говоря уже об оглушительной артиллерийской канонаде и грохоте барабанов, доносившихся откуда-то с юга.
   Сначала она даже не пыталась остановить кого-нибудь из конных вестовых, скачущих по тропе в обоих направлениях с важными донесениями и приказами из одного командного пункта в другой. Она с возмущением услышала, как один из них крикнул на скаку:
   — Черт побери, солдат, убери женщину с дороги! Ее место — в обозе!
   Рядовой Хиггинс нервно откашлялся.
   — Ради вашей безопасности, мэм… — начал он. Однако оскорбительные слова вестового вывели Жуану из оцепенения, охватившего ее под воздействием канонады. Отступив на шаг в сторону от дороги, она во, весь голос наградила удаляющегося всадника такими эпитетами, что у бедного рядового челюсть отвисла от удивления.
   — Мужчины! — проворчала она. — Господь, создавая их, допустил столько досадных промахов, что для их исправления пришлось создать женщину.
   Увидев еще одного приближающегося вестового, она обрадовалась, узнав знакомого.
   — Джек? — окликнула она.
   Майор Джек Хэнбридж от неожиданности так резко осадил коня, что тот поднялся на дыбы и майор с трудом удержался в седле.
   — Жуана? — удивился он. — Неужели я вижу вас? Что, черт возьми, вы здесь делаете? Позвольте…
   Жуана остановила его нетерпеливым жестом.
   — Расскажите, что там происходит. Мы побеждаем?
   — Несомненно, — заявил он. — Положитесь на Веллингтона, Жуана. Мы их прогнали с плато, они бежали поджав хвосты. Теперь они намерены захватить монастырь, но на дороге их поджидает Боб Кроуфорд. А если им удастся добраться до вершины, взгляните, что их ожидает. — Он широким жестом указал через плечо.
   Жуана уже видела, как спокойные, хорошо обученные пехотинцы заняли свое место в цепи по ту сторону гребня. Если бы французы попытались перемахнуть через гребень, они были бы встречены градом пуль.
   — Но что все-таки вы здесь делаете, Жуана? — снова спросил майор. — Вам нужно вернуться. Позвольте…
   — Не будьте занудой, Джек, — капризно протянула она. — Значит, французы пробиваются к вершине холма? Кто же их остановит?
   — Не волнуйтесь. Их поджидают наши лучшие стрелки.
   — Из 95-го стрелкового полка, — с упавшим сердцем добавила она.
   — А также самые лучшие португальские стрелки.
   — А французы? Кто будет штурмовать вершину? Вы не знаете, Джек?
   — Корпус Нея, — ответил он. — Кажется, дивизия генерала Луасона. Мне пора, Жуана. Вас сопровождает рядовой? Послушай, солдат…
   — Да-да, — нетерпеливо прервала его Жуана. — Отправляйтесь, Джек, я не должна вас задерживать. Со мной ничего не случится.
   Он с сомнением взглянул на нее и бросил хмурый взгляд на рядового Хиггинса. Но он и без того задержался дольше, чем следовало. Пришпорив коня, он поскакал к югу.
   Генерал Луасон… Полковник Леру состоял в его дивизии. Возможно, и его батальон будет участвовать в штурме. Возможно… Возможно, где-то там, в грохоте и дыму, находится Роберт. И возможно, сейчас полковник Леру убивает его…
   — Алан, — обратилась она к парнишке, который охранял ее. — Прошу тебя, отдай мне мой мушкет.
   — Не могу, мэм, — ответил он и отступил на шаг.
   — Можешь. Тебе самому разве хотелось бы остаться безоружным в такой момент? Французы в любую минуту могут перевалить через холм, а я безоружна. И не говори, что защитишь меня и доставишь в безопасное место. Отдай мне мое оружие. Не думаешь же ты, что я перестреляю из него всю нашу армию?
   — Нет, мэм, — ответил рядовой Хиггинс, отступая от нее еще на полшага.
   — Тогда давай сюда мушкет, — дрожащим голосом сказала она. — Капитан Блейк не простит, если меня убьют.
   Она схватила мушкет и прицелилась в парнишку, который обиженно и удивленно уставился на нее. Ей было жаль солдатика. Ему здорово достанется от капитана Блейка. Но делать было нечего.
   — Я пойду вперед, — решила она. — Я должна своими глазами увидеть, что происходит. А ты, Алан, если хочешь, можешь пойти за мной. А можешь выстрелить мне в спину. Но остановить меня тебе не удастся. Настало и мое сражение. Даже в большей степени мое, чем чье-либо еще.
   Она повернулась и побежала. Сначала она чувствовала некоторое напряжение, хотя была уверена, что стрелять в нее он не будет. Потом забыла обо всем. Возможно, он что-то кричал ей вслед, возможно, бежал за ней следом, но она не останавливалась.
   Она промчалась мимо мельницы. Ее заметили стрелки из 43-го и 42-го батальонов, стоявшие в цепи вдоль гребня холма. Ей крикнул что-то вслед генерал Кроуфорд Ее заметили артиллеристы, когда она, обогнув батарею, помчалась вниз по склону холма. Но никто не попытался ее остановить. Нельзя было прекратить бой ради спасе ния какой-то обезумевшей девчонки. Как ни странно, как только она оказалась на линии огня, где все было в пороховом дыму, где стреляли и впереди и позади нее, где она видела своими глазами, как английские и португальские стрелки вели огонь против французов, сомкнутыми ряда ми поднимающихся по склону холма, она совсем перестала бояться. Ее охватило возбуждение, от которого бешено колотилось сердце.
   Зрение у нее обострилось, взгляд фиксировал все детали. Англичане и португальцы были совсем неподалеку, на склоне холма. Французы уже вытеснили их из деревни Сула и неумолимо продвигались вверх по склону.
   Она легла плашмя на землю, спрятавшись за валуном. Из своего мушкета она могла сделать всего один выстрел. Перезарядить его было нечем. Значит, цель ей нужно выбрать с особой тщательностью. Нет, она не собиралась стрелять по французам вообще — ей нужен был один-единственный француз. Но глупо надеяться, что ей повезет и она его увидит.
   Тут она неожиданно заметила Роберта и порадовалась тому, что успела лечь и спрятаться за валуном. Он стрелял по врагу. Лицо его почернело от копоти, на виске запеклась кровь. Но он все еще был жив. Слава Богу, он был жив.
   Он передал винтовку сержанту, чтобы тот ее перезарядил, а сам взял с земли свою саблю. Как капитан он вообще не должен был стрелять, а лишь руководить своими стрелками. Но Роберт делал и то и другое. Капитан Блейк и его рота упорно удерживали небольшую высоту, отказываясь отступать, хотя остальных уже сильно потеснили к вершине холма. Но колонны французов под прикрытием своих стрелков подходили все ближе и ближе. Скоро английским и португальским стрелкам придется либо отступить, либо бессмысленно погибнуть.
   Жуана моментально оценила обстановку. Она видела опасность, угрожающую Роберту, и его упорство. Она увидела приближающиеся колонны синих мундиров, едва различимые в плотной завесе дыма. И вдруг что-то привлекло ее внимание. Она не поверила своим глазам, решив, что принимает желаемое за действительное.
   Одну из колонн, подняв над головой саблю, возглавлял полковник Леру! У нее задрожали руки, вцепившиеся в мушкет, а ладони стали влажными и холодными. Но нет, она заставит руки не дрожать. Ведь он убил Марию. Более того, он надругался над ней, прежде чем приказал ее убить. Жуана видела все собственными глазами. За это он должен умереть. Она убьет его, и рука у нее не дрогнет.
   Он был слишком далеко. Пулей из мушкета его, конечно, можно достать, но не наверняка, потому что мушкет вообще не отличался особой точностью. Но и ждать она не могла. Удары ее сердца отдавались где-то в ушах, действуя на барабанные перепонки сильнее, чем грохот французских барабанов. Но ей поможет Господь. Она не промахнется, тем более сейчас, когда сама судьба дает ей последний, совершенно неожиданный шанс.
   Она выстрелила и увидела, что полковник Леру продолжает идти вперед и, размахивая саблей в воздухе, ведет за собой своих солдат. Он даже не заметил, что она в него только что выстрелила. Она в отчаянии припала лицом к земле. Но всего лишь на мгновение! Потом она резко подняла голову, взгляд широко рас крытых глаз сосредоточился на лежащей позади капитана Блейка заряженной винтовке. Он мог в любой момент взять ее и приказать своим людям отступить следом за всеми остальными. В любой момент ее самый последний шанс мог быть упущен, и она уже никогда не сможет отомстить за гибель Мигеля и Марии.
   Бой разгорался и приближался к ней. Но Жуана не видела ничего вокруг, кроме лежащей на земле заряженной винтовки. Все ее мысли сосредоточились на том, чтобы добраться до нее, пока не поздно. Отставив мушкет, она бросилась вниз по склону холма.
   Все произошло в считанные секунды. И если Господь не направил ее выстрел в цель, то теперь он явно ей помогал. Ее не убили и даже не ранили, и, как оказалось потом, она ограничилась только синяками и ссадинами, которые получила, когда спотыкалась и падала на землю.
   Она успела схватить винтовку, прежде чем капитан Блейк обернулся и удивленно взглянул на нее своими голубыми глазами, особенно ярко выделяющимися на закопченном и окровавленном лице.
   — Иисусе Христе! — воскликнул он.
   Богохульные слова, которые он добавил к своему восклицанию, она уже не слышала. Она вскочила на ноги и, прижав к плечу приклад незнакомого оружия, прицелилась и крикнула, перекрывая стоявший вокруг грохот боя:
   — Марсель!
   То ли он услышал ее, то ли его внимание привлекла неожиданная картина: женщина, стоявшая в полный рост в самом центре перестрелки, — она не знала. Но он ее увидел. И узнал. И заметил в ее руках нацеленную на него винтовку. Она знала, что он увидел ее и понял все. Сейчас она уже не имела права промахнуться.
   Жуана выстрелила.
   Она увидела, как он замер, на лице его застыло удивленное выражение.
   Потом он наклонился набок и рухнул на землю.
   Она торжествующе рассмеялась. Сильные руки ухватили ее за талию, заставили лечь на землю. Тяжело дыша, она лежала, прикрытая его телом.
   — Я его убила, — с победоносным видом твердила она.
   Но он не слушал ее. Стоя рядом с ней на одном колене, он приказывал своим людям отступать. Крепко держа ее за плечо, он отступал к вершине холма вместе со своими людьми, которые на ходу отстреливались. Сержант схватил его винтовку и перезарядил ее. Жуана мысленно приготовилась к смерти. Они оказались словно в ловушке между двумя огромными армиями, и выбраться отсюда живыми не было никакой возможности.
   — Дай мне винтовку, — сказала она. — Я помогу.
   Но он так грубо толкнул ее за свою спину, что она споткнулась.
   — Тебе не удастся сбежать, — презрительно фыркнув, заявил он. — Ты останешься моей пленницей или умрешь вместе со мной. А теперь помолчи и не мешай.
   Она, как ни странно, подчинилась. От ее послушания сейчас зависела их жизнь. Она все понимала, хотя считала, что, если бы он позволил ей воспользоваться своей винтовкой, она могла бы принести пользу. Но сейчас было не время спорить.
   Они боролись за каждый дюйм земли, и на каждом дюйме Жуана готовилась умереть. Теперь, когда отомстила за смерть брата и сестры, она не боялась смерти. Хорошо бы только, чтобы Дуарте узнал об этом. Она не возражала умереть рядом с Робертом. После первого приступа ужаса она была удивительно спокойна.
   Но, как видно, умирать было еще рано. Стрелки приближались к вершине холма, французы следовали за ними по пятам. Артиллерийские орудия во избежание захвата врагом откатили назад, и генерал Кроуфорд спокойно сидел на коне возле мельницы, оценивая обстановку. Потом она услышала его пронзительный голос, перекрывающий стоявший вокруг шум.
   — А теперь, 52-я, отомстим за смерть сэра Джона Мура! Вперед! В атаку! Ура!
   — Рота! — пророкотал у нее над ухом голос Роберта. — Занять свои места!
   Англичане, скрывавшиеся до поры до времени за гребнем горы, появились вдоль всего гребня перед не ожидавшими их французами. Стрелки заняли свои места в цепи, присоединившись к атакующим.
   Капитан Блейк оттолкнул Жуану прочь с дороги.
   — Уйди в безопасное место! — крикнул он. — Я потом тебя отыщу и уж тогда вытрясу из тебя душу!
   И он снова присоединился к своей роте, которая вместе с остальными шла в атаку вниз по склону холма. Услышав шквальный ружейный огонь, Жуана поняла, что наступление французов удалось остановить ценой многих жизней. Она чувствовала смертельную усталость. Если бы ей сейчас можно было опуститься на землю и закрыть глаза, она, наверное, проспала бы целую неделю. Но она пока не могла себе позволить спать. Пока не узнает, что он жив. Пока не даст ему возможность как следует отлупить ее, ухмыльнувшись, подумала она.