Прекрасный день для возвращения домой. Маркиз Стаунтон пребывал в дурном настроении. Он смотрел в окно на своей стороне экипажа, не замечая проплывающий мимо пейзаж. «Будь все проклято», – злился он про себя.
Она действительно покраснела, встретившись с ним утром за завтраком. И выглядела совершенно так же, как выглядела бы любая невеста на утро после первой брачной ночи. Она казалась почти хорошенькой, хотя, конечно, маркиз не тратил свое драгоценное время на разглядывание ее лица. Он занялся своим завтраком, не чувствуя вкуса. Только еда показалась ему слишком жирной.
Какой дьявол обуял его прошлой ночью? У него не было ни искорки интереса к ней, как к женщине, с того самого первого момента, когда она сидела в полутьме салона и ожидала встречи с хозяином. До того момента, когда она заговорила об овцах, Уэльсе и жестком матрасе.
И все-таки он подтвердил их союз в самую первую брачную ночь. И занимался этим с энтузиазмом, и получил удовлетворения больше, чем обычно. Он уснул сразу же, как только все кончилось, и проспал допоздна сном младенца.
А что, если он сделал ей ребенка? Такая мысль мелькнула у него почти сразу, как только он открыл глаза. Правда, сначала он подумал, не разбудить ли ее и не заняться ли с ней любовью? Но потом отбросил эту мысль. Беременность могла бы существенно осложнить все дело. Кроме того, детей от собственной плоти и крови он желал меньше всего. От одной мысли о том, что женщина может быть беременна от него, его трясло. Обычно он выбирал себе партнерш, которые были в состоянии позаботиться о себе. Так было до этой ночи.
Глава 4
Глава 5
Она действительно покраснела, встретившись с ним утром за завтраком. И выглядела совершенно так же, как выглядела бы любая невеста на утро после первой брачной ночи. Она казалась почти хорошенькой, хотя, конечно, маркиз не тратил свое драгоценное время на разглядывание ее лица. Он занялся своим завтраком, не чувствуя вкуса. Только еда показалась ему слишком жирной.
Какой дьявол обуял его прошлой ночью? У него не было ни искорки интереса к ней, как к женщине, с того самого первого момента, когда она сидела в полутьме салона и ожидала встречи с хозяином. До того момента, когда она заговорила об овцах, Уэльсе и жестком матрасе.
И все-таки он подтвердил их союз в самую первую брачную ночь. И занимался этим с энтузиазмом, и получил удовлетворения больше, чем обычно. Он уснул сразу же, как только все кончилось, и проспал допоздна сном младенца.
А что, если он сделал ей ребенка? Такая мысль мелькнула у него почти сразу, как только он открыл глаза. Правда, сначала он подумал, не разбудить ли ее и не заняться ли с ней любовью? Но потом отбросил эту мысль. Беременность могла бы существенно осложнить все дело. Кроме того, детей от собственной плоти и крови он желал меньше всего. От одной мысли о том, что женщина может быть беременна от него, его трясло. Обычно он выбирал себе партнерш, которые были в состоянии позаботиться о себе. Так было до этой ночи.
Глава 4
В это утро у маркиза Стаунтона появилось смутное чувство, будто он обманулся в своей жене. Она действительно была невинной девушкой, неопытной и некрасивой. Но оказалась похожей на бочку с порохом, которая только и ждет, когда ее запалят. И он высек эту искру. И неосмотрительно посеял в ней свое семя.
Она доказала, что он ошибается, полагая, будто ему уже нечему учиться в любви, кроме обладания невинной девушкой. Очень ошибается. Он знал, что женщины могут испытывать оргазм. Так было со всеми его любовницами. Но прошлой ночью он отчетливо понял, что женщина может притвориться, будто испытывает оргазм. Может притвориться, будто получает удовольствие от всего процесса, понимая, насколько важно для тщеславного мужчины не только самому получить удовольствие в постели, но и верить в то, что он доставил его женщине. Многие женщины зарабатывали себе на хлеб насущный, заставляя своих любовников чувствовать себя дьявольски сильными в постели. Лихими и горячими мужчинами.
Чарити Эрхарт, маркиза Стаунтон, этой ночью дала ему урок, сама того, конечно, не сознавая. Ее безыскусное, совершенно спонтанное согласие лечь с ним в постель показало, какими притворщицами были все женщины, которых он знал раньше. Его жена заставила его гордиться своими достижениями. Она заставила его хотеть этого снова – он захотел ее, как только открыл глаза утром.
Маркиз злился еще и потому, что не знал, на ком сорвать свою злость. На ней? Она только реагировала на его действия. На себе самом? Он поджал губы. Неужели он не в состоянии быть наедине с женщиной, даже с такой, на которой он женился для определенной цели?
– Какая красивая местность, – заметила Чарити, нарушая затянувшееся молчание.
– Да, – односложно ответил маркиз Стаунтон. Она уже несколько раз пыталась завязать с ним разговор. На все ее попытки он отвечал так отрывисто и кратко, что это уже граничило с грубостью. Ему совершенно не хотелось разговаривать, особенно на такие высокоинтеллектуальные темы, как очаровательный пейзаж за окном экипажа.
«Больше это не повторится», – твердо решил маркиз. В Инфилде у них, конечно, будут отдельные спальни. По общему мнению, они должны спать отдельно и только изредка тайно встречаться, чтобы заняться любовью. Но двери между их комнатами будут постоянно крепко заперты. Он же больше никогда не прикоснется к ней.
– Как выглядит поместье Инфилд-Парк? – спросила маркиза Стаунтон.
– Большое, – равнодушно и коротко ответил Энтони. Такой ответ означал не только нежелание разговаривать, но и выходил за рамки приличия, даже отдавал грубостью. Она ни в чем не виновата, кроме того, что сказала «да» прошлой ночью. Но ведь именно он задал этот вопрос.
– Дом огромный, похож на рыцарский замок. Перед ним лужайки и клумбы, вековые деревья. С одной стороны поместье спускается к озеру, а с другой – поднимается на гору к лесу, там проложены дорожки. С горы открываются очень красивые виды. В поместье есть деревня, фермы, древние руины, – рассказал маркиз, заглаживая свою грубость. Потом снова пожал плечами. – Там есть все, чему полагается быть в большом процветающем поместье. Ваш муж, сударыня, похоже, станет очень состоятельным человеком. Гораздо более состоятельным, чем теперь. И он в состоянии обеспечить вам безбедную жизнь до конца ваших дней.
– Ваша мать жива? – спросила Чарити – У вас есть братья и сестры?
– Мать умерла, – отрывисто ответил Энтони, – вскоре после рождения тринадцатого ребенка. Сейчас в живых остались пятеро детей.
Ему не хотелось говорить о матери, ее постоянной беременности, рождении мертвых детей. В число тринадцати он не включил еще четыре выкидыша. Черт побери, хотелось бы надеяться, что женщина не забеременела от него.
– У меня два брата и две сестры.
– О! – воскликнула Чарити и повернулась к нему. Но он, не отрываясь, глядел в окно. – Они все живут здесь?
– Не все, – ответил он. – Но думаю, большинство из них живет в поместье. Марианна писала ему время от времени. Только сестра и писала ему. Она вышла замуж за графа Твайнэма шесть лет назад. Чарлзу сейчас уже, наверное, лет двадцать. Огасте – восемь. Она на двадцать лет моложе его. За двадцать лет замужества его мать была беременна семнадцать раз. Ему не хотелось думать о матери.
– Вы, наверное, рады вернуться домой, – сказала жена, о существовании которой он почти забыл. – Вам, конечно, очень не хватало ваших родных.
Она положила ладонь на его руку. Маркиз резко повернул голову и выразительно взглянул на ее руку, а потом в глаза.
– Впервые за восемь лет, сударыня, я еду домой, – холодно сказал он. – И мое отсутствие было совершенно добровольным. Сейчас я еду домой только потому, что у герцога Уитэнгсби слабое здоровье. Несомненно, его милость пригласил меня за тем, чтобы напомнить мне о моих недостатках и перечислить мои обязанности. Как старшему из пяти детей, наследнику титула и большого процветающего поместья, мне надлежит нести определенное бремя ответственности.
Рассказ произвел на Чарити большое впечатление. Ее необыкновенно синие глаза вспыхнули и стали еще больше. Они делали ее лицо выразительным и красивым. Он подосадовал, что ей удалось скрыть их от него во время первой встречи. Такие глаза разрушали впечатление о ней как о серой мышке. Впечатление, которое она так старательно создавала. Если бы она подняла глаза на него в самом начале беседы, он даже не пригласил бы ее присесть и отправил бы сразу восвояси. А лицо у нее действительно было в форме сердечка.
– Вы жили без семьи целых восемь лет? – с сочувствием спросила Чарити. – Ах, ссора была, наверное, действительно ужасная.
– Вас это совершенно не касается, сударыня, – холодно сказал Энтони, ожидая, что она отведет глаза под его взглядом. Очень немногим удавалось выдержать его взгляд.
Девушка продолжала смотреть ему прямо в глаза.
– Думаю, вы очень обижены, – заметила она. Он прищелкнул языком, нетерпеливо отмахнулся от нее и повернулся к окну.
– Избавьте меня от ваших глупых рассуждений о том, чего вы не знаете, – резко сказал он. – И о человеке, которого вы не знаете.
– А я думаю, что вы, чтобы защититься, замкнулись в себе, как в крепости. Мне кажется, что вы очень несчастный человек, – не обращая внимания на его резкость, продолжила Чарити.
Маркиз глубоко вздохнул. Он ощутил неистовую ярость. Вообще-то ему было несвойственно проявлять свою злость или раздражение. Как всегда, когда ему приходилось сдерживать свои чувства, в душе он ощутил ледяной холод. Энтони Эрхарт повернулся к жене и взглянул ей прямо в глаза.
– Сударыня, – очень спокойным голосом произнес он, – настоятельно советую вам помолчать. В ее глазах что-то мелькнуло и исчезло. Чарити склонила голову набок, нахмурилась на мгновение, но глаз не отвела. Однако послушалась мужа и замолчала…
Маркиз откинул голову на мягкую спинку сиденья и закрыл глаза. И долго сидел с закрытыми глазами, заставляя себя успокоиться. Он понимал, что злится без причины. Эта женщина – его жена, он везет ее в отчий дом на встречу со своей семьей. Совершенно естественно с ее стороны проявить любопытство, даже если соглашение между ними больше похоже на договор о найме на работу, чем на брачный договор. Не может же он ожидать, что она будет вести себя как неодушевленный предмет.
Наконец он снова заговорил, не открывая глаз.
– Вас не должно касаться то, что произойдет в Инфилде, когда мы туда приедем, – спокойно объяснил маркиз Стаунтон. – И вам не нужно стараться произвести хорошее, да и вообще какое-нибудь впечатление. За вас говорить буду я. Если хотите, считайте себя просто моей тенью. Ведите себя так же, как и два дня назад, когда мы встретились впервые.
– Почему? – В ее голосе не было возмущения, только простое любопытство.
– Герцог Уитингсби очень высокого мнения о себе, – сказал Энтони. – Он считает себя очень влиятельным человеком, и о своей семье тоже высокого мнения. Хотя наследник восемь лет прожигал жизнь и завоевал репутацию распутника и повесы – вам известно это о вашем муже, сударыня? – теперь его милость ожидает от него великих подвигов. Блестящего и выгодного брака, например.
– Вашу женитьбу на мне они сочтут катастрофой, – сказала Чарити.
– Без сомнения, – согласился он. – Ведь я женился на гувернантке, девушке из обнищавшей дворянской семьи. Хотя, по крайней мере, не на даме полусвета.
– И вам нужна жена, которая не только по рождению и богатству была бы ниже вас, но еще была бы непривлекательна внешне, не обладала хорошими манерами, не могла бы вести беседу. Настоящая тень.
– Не волнуйтесь, – успокоил ее маркиз. – Никто не будет оскорблять вас. Если кому-нибудь и придет это на ум, то ему придется иметь дело со мной.
– Но кто защитит меня от ваших оскорблений, сэр? – спросила она своим низким приятным голосом.
Он удивленно раскрыл глаза:
– Вам, сударыня, очень хорошо платят за то, чтобы вы служили моим целям.
– Да, – согласилась Чарити, – платят мне хорошо.
Эти слова она произнесла спокойно и мягко. Почему же у него создалось впечатление, что она объявила ему войну?
Он снова закрыл глаза.
Она доказала, что он ошибается, полагая, будто ему уже нечему учиться в любви, кроме обладания невинной девушкой. Очень ошибается. Он знал, что женщины могут испытывать оргазм. Так было со всеми его любовницами. Но прошлой ночью он отчетливо понял, что женщина может притвориться, будто испытывает оргазм. Может притвориться, будто получает удовольствие от всего процесса, понимая, насколько важно для тщеславного мужчины не только самому получить удовольствие в постели, но и верить в то, что он доставил его женщине. Многие женщины зарабатывали себе на хлеб насущный, заставляя своих любовников чувствовать себя дьявольски сильными в постели. Лихими и горячими мужчинами.
Чарити Эрхарт, маркиза Стаунтон, этой ночью дала ему урок, сама того, конечно, не сознавая. Ее безыскусное, совершенно спонтанное согласие лечь с ним в постель показало, какими притворщицами были все женщины, которых он знал раньше. Его жена заставила его гордиться своими достижениями. Она заставила его хотеть этого снова – он захотел ее, как только открыл глаза утром.
Маркиз злился еще и потому, что не знал, на ком сорвать свою злость. На ней? Она только реагировала на его действия. На себе самом? Он поджал губы. Неужели он не в состоянии быть наедине с женщиной, даже с такой, на которой он женился для определенной цели?
– Какая красивая местность, – заметила Чарити, нарушая затянувшееся молчание.
– Да, – односложно ответил маркиз Стаунтон. Она уже несколько раз пыталась завязать с ним разговор. На все ее попытки он отвечал так отрывисто и кратко, что это уже граничило с грубостью. Ему совершенно не хотелось разговаривать, особенно на такие высокоинтеллектуальные темы, как очаровательный пейзаж за окном экипажа.
«Больше это не повторится», – твердо решил маркиз. В Инфилде у них, конечно, будут отдельные спальни. По общему мнению, они должны спать отдельно и только изредка тайно встречаться, чтобы заняться любовью. Но двери между их комнатами будут постоянно крепко заперты. Он же больше никогда не прикоснется к ней.
– Как выглядит поместье Инфилд-Парк? – спросила маркиза Стаунтон.
– Большое, – равнодушно и коротко ответил Энтони. Такой ответ означал не только нежелание разговаривать, но и выходил за рамки приличия, даже отдавал грубостью. Она ни в чем не виновата, кроме того, что сказала «да» прошлой ночью. Но ведь именно он задал этот вопрос.
– Дом огромный, похож на рыцарский замок. Перед ним лужайки и клумбы, вековые деревья. С одной стороны поместье спускается к озеру, а с другой – поднимается на гору к лесу, там проложены дорожки. С горы открываются очень красивые виды. В поместье есть деревня, фермы, древние руины, – рассказал маркиз, заглаживая свою грубость. Потом снова пожал плечами. – Там есть все, чему полагается быть в большом процветающем поместье. Ваш муж, сударыня, похоже, станет очень состоятельным человеком. Гораздо более состоятельным, чем теперь. И он в состоянии обеспечить вам безбедную жизнь до конца ваших дней.
– Ваша мать жива? – спросила Чарити – У вас есть братья и сестры?
– Мать умерла, – отрывисто ответил Энтони, – вскоре после рождения тринадцатого ребенка. Сейчас в живых остались пятеро детей.
Ему не хотелось говорить о матери, ее постоянной беременности, рождении мертвых детей. В число тринадцати он не включил еще четыре выкидыша. Черт побери, хотелось бы надеяться, что женщина не забеременела от него.
– У меня два брата и две сестры.
– О! – воскликнула Чарити и повернулась к нему. Но он, не отрываясь, глядел в окно. – Они все живут здесь?
– Не все, – ответил он. – Но думаю, большинство из них живет в поместье. Марианна писала ему время от времени. Только сестра и писала ему. Она вышла замуж за графа Твайнэма шесть лет назад. Чарлзу сейчас уже, наверное, лет двадцать. Огасте – восемь. Она на двадцать лет моложе его. За двадцать лет замужества его мать была беременна семнадцать раз. Ему не хотелось думать о матери.
– Вы, наверное, рады вернуться домой, – сказала жена, о существовании которой он почти забыл. – Вам, конечно, очень не хватало ваших родных.
Она положила ладонь на его руку. Маркиз резко повернул голову и выразительно взглянул на ее руку, а потом в глаза.
– Впервые за восемь лет, сударыня, я еду домой, – холодно сказал он. – И мое отсутствие было совершенно добровольным. Сейчас я еду домой только потому, что у герцога Уитэнгсби слабое здоровье. Несомненно, его милость пригласил меня за тем, чтобы напомнить мне о моих недостатках и перечислить мои обязанности. Как старшему из пяти детей, наследнику титула и большого процветающего поместья, мне надлежит нести определенное бремя ответственности.
Рассказ произвел на Чарити большое впечатление. Ее необыкновенно синие глаза вспыхнули и стали еще больше. Они делали ее лицо выразительным и красивым. Он подосадовал, что ей удалось скрыть их от него во время первой встречи. Такие глаза разрушали впечатление о ней как о серой мышке. Впечатление, которое она так старательно создавала. Если бы она подняла глаза на него в самом начале беседы, он даже не пригласил бы ее присесть и отправил бы сразу восвояси. А лицо у нее действительно было в форме сердечка.
– Вы жили без семьи целых восемь лет? – с сочувствием спросила Чарити. – Ах, ссора была, наверное, действительно ужасная.
– Вас это совершенно не касается, сударыня, – холодно сказал Энтони, ожидая, что она отведет глаза под его взглядом. Очень немногим удавалось выдержать его взгляд.
Девушка продолжала смотреть ему прямо в глаза.
– Думаю, вы очень обижены, – заметила она. Он прищелкнул языком, нетерпеливо отмахнулся от нее и повернулся к окну.
– Избавьте меня от ваших глупых рассуждений о том, чего вы не знаете, – резко сказал он. – И о человеке, которого вы не знаете.
– А я думаю, что вы, чтобы защититься, замкнулись в себе, как в крепости. Мне кажется, что вы очень несчастный человек, – не обращая внимания на его резкость, продолжила Чарити.
Маркиз глубоко вздохнул. Он ощутил неистовую ярость. Вообще-то ему было несвойственно проявлять свою злость или раздражение. Как всегда, когда ему приходилось сдерживать свои чувства, в душе он ощутил ледяной холод. Энтони Эрхарт повернулся к жене и взглянул ей прямо в глаза.
– Сударыня, – очень спокойным голосом произнес он, – настоятельно советую вам помолчать. В ее глазах что-то мелькнуло и исчезло. Чарити склонила голову набок, нахмурилась на мгновение, но глаз не отвела. Однако послушалась мужа и замолчала…
Маркиз откинул голову на мягкую спинку сиденья и закрыл глаза. И долго сидел с закрытыми глазами, заставляя себя успокоиться. Он понимал, что злится без причины. Эта женщина – его жена, он везет ее в отчий дом на встречу со своей семьей. Совершенно естественно с ее стороны проявить любопытство, даже если соглашение между ними больше похоже на договор о найме на работу, чем на брачный договор. Не может же он ожидать, что она будет вести себя как неодушевленный предмет.
Наконец он снова заговорил, не открывая глаз.
– Вас не должно касаться то, что произойдет в Инфилде, когда мы туда приедем, – спокойно объяснил маркиз Стаунтон. – И вам не нужно стараться произвести хорошее, да и вообще какое-нибудь впечатление. За вас говорить буду я. Если хотите, считайте себя просто моей тенью. Ведите себя так же, как и два дня назад, когда мы встретились впервые.
– Почему? – В ее голосе не было возмущения, только простое любопытство.
– Герцог Уитингсби очень высокого мнения о себе, – сказал Энтони. – Он считает себя очень влиятельным человеком, и о своей семье тоже высокого мнения. Хотя наследник восемь лет прожигал жизнь и завоевал репутацию распутника и повесы – вам известно это о вашем муже, сударыня? – теперь его милость ожидает от него великих подвигов. Блестящего и выгодного брака, например.
– Вашу женитьбу на мне они сочтут катастрофой, – сказала Чарити.
– Без сомнения, – согласился он. – Ведь я женился на гувернантке, девушке из обнищавшей дворянской семьи. Хотя, по крайней мере, не на даме полусвета.
– И вам нужна жена, которая не только по рождению и богатству была бы ниже вас, но еще была бы непривлекательна внешне, не обладала хорошими манерами, не могла бы вести беседу. Настоящая тень.
– Не волнуйтесь, – успокоил ее маркиз. – Никто не будет оскорблять вас. Если кому-нибудь и придет это на ум, то ему придется иметь дело со мной.
– Но кто защитит меня от ваших оскорблений, сэр? – спросила она своим низким приятным голосом.
Он удивленно раскрыл глаза:
– Вам, сударыня, очень хорошо платят за то, чтобы вы служили моим целям.
– Да, – согласилась Чарити, – платят мне хорошо.
Эти слова она произнесла спокойно и мягко. Почему же у него создалось впечатление, что она объявила ему войну?
Он снова закрыл глаза.
Глава 5
Имение Инфилд-Парк в Уилтшире просто великолепно. «Но это слишком слабо сказано», – поправила себя Чарити. Большую часть своей жизни она прожила в деревенском коттедже, в котором было восемь спален на втором этаже. Стоял он посреди красивого, но небольшого парка. Чарити была частым гостем в соседнем имении – Уиллоубурне, в доме сэра Хамфри Лоринга и его семьи. Этот дом всегда казался ей очень богатым и красивым. Кассандра Лоринг, всего на восемь месяцев младше Чарити, была ее лучшей подругой. Оба эти имения поместились бы в уголке Инфилд-Парка, и никто бы их там даже не заметил.
Сначала, когда экипаж проехал через массивные каменные ворота и миновал домик привратника, Чарити приняла за господский дом здание справа от подъездной аллеи. Но потом она поняла, как ошиблась. К счастью, вслух она ничего не сказала, да и не смогла бы при всем желании, потому что просто лишилась дара речи от размеров и красоты здания, построенного в классическом стиле. Значит, это всего лишь «вдовий дом»? Наверное, так и есть. Маркиз что-то пробормотал об этом, когда они проезжали мимо.
Дорога вилась между цветущими живыми изгородями, за которыми виднелся целый лес из вековых деревьев. Кажется, они переместились в другой, тихий таинственный мир, где раздавался лишь стук лошадиных копыт и поскрипывание экипажа. Чарити с удивлением оглядывалась вокруг. Но лес остался позади, они подъехали к реке и переехали на другую сторону по роскошному крытому мосту. На другом берегу экипаж стал понемногу подниматься в гору между ухоженными лужайками и цветниками. Тут и там встречались вековые деревья с толстыми шишковатыми стволами. Справа виднелись холмы, поросшие лесом. Но не успела она как следует рассмотреть их, как ее внимание привлек дом, который возник прямо у нее перед глазами.
Было бы смешно назвать это строение домом. Это был огромный особняк в классическом стиле. Настолько величественный, что подошел бы и королю. Он мог бы быть королевским дворцом. Но это всего лишь дом герцога Уитингсби, ее свекра. Однажды ее муж станет герцогом и владельцем всего этого великолепия. А еще только вчера утром она думала, что выходит замуж за обыкновенного мистера Эрхарта.
Чарити проглотила комок в горле. Муж молчал. Сегодня, как, впрочем, и вчера, он почти не разговаривал с ней. Попытки завязать разговор успеха не имели. Очевидно, предложенные ею темы его не интересовали. Сегодня утром она по своей наивности ожидала, что ей будет легче найти с ним общий язык. Относительно происшедшего ночью Чарити ни на миг не заблуждалась и не приняла это за любовь. И не ждала, что муж изменит из-за этого свои планы на будущее, однако надеялась на более простые и теплые отношения.
И очень ошиблась. Все было совсем наоборот. Интимные отношения (трудно поверить, что это произошло у нее с элегантным, довольно мрачным мужчиной, сидящим рядом с ней), как оказалось, не имели для него никакого значения, а ей это действовало на нервы. Чарити помнила, где и как он касался ее, и старалась не смотреть на его руки – изящные и крепкие, с длинными тонкими пальцами. Она помнила, как он был в глубине ее тела, энергично двигался там, какое сильное наслаждение доставляли ей эти движения.
Все произошло с этим безукоризненно одетым, очень привлекательным незнакомцем с замкнутым лицом. Это должно было сблизить их, даже если не говорить о любви. Как они могут оставаться чужими, если тела их сливались в единое целое?
Но кажется, ей придется постичь еще очень многое. Он сказал ей о своей репутации повесы. Значит, в том, что произошло прошлой ночью, для него нет ничего нового. Она была всего лишь одной из многих женщин в его жизни. И, без всякого сомнения, наименее опытной из всех. Эта мысль была ей неприятна. Ее это событие потрясло. Она пока не разобралась, хорошо или плохо для нее приобрести такой опыт. Если учесть, какое будущее у нее впереди, возможно, было бы лучше не иметь такого опыта.
Экипаж уже почти подъехал к дому-особняку. И чувство дискомфорта, не оставлявшее Чарити весь день, усилилось. Даже если бы она приехала сюда как гувернантка, то тряслась бы от страха. Но у нее сейчас совсем другое положение. Она прибыла в имение как жена наследника – временная жена. Нежданная жена. Чарити расправила складки своего коричневого пальто и порадовалась, что перчатки еще целы.
– А, мое прибытие заметили, – произнес у нее за спиной голос мужа. Он мягко хохотнул – довольно неприятный звук.
Высокие двери у вершины мраморной лестницы распахнулись, и появились два человека – мужчина и женщина. На мгновение Чарити забыла, что герцогиня умерла.
«Такие величественные фигуры, одетые в элегантные черные одежды, могут быть только герцогом и герцогиней, – подумала она. – Но конечно, это не так. Это – всего лишь слуги. Возможно, экономка и дворецкий», – догадалась девушка.
– Его светлость при любом знаменательном событии полностью соблюдает этикет. А возвращение блудного сына – событие знаменательное, пояснил жене маркиз и снова коротко засмеялся. И на этот раз его смех звучал так же безрадостно.
Чарити не успела отреагировать на слова мужа, как на террасе появились слуги в ливреях. Они открыли дверцы и опустили лестницу, прежде чем экипаж полностью остановился. И вот она уже стоит на площадке, вымощенной булыжником, ощущая себя карликом рядом с массивными колоннами по обе стороны лестницы, подавленная всем происходящим. Муж с холодной вежливостью принимает приветствия слуг. Они пошли впереди маркиза, а он, как полагается, подал руку жене.
Лицо у него было жесткое и холодное, глаза непроницаемые. В лице не было ни кровинки.
«Он надел эту маску, – с неожиданным сочувствием подумала Чарити, – чтобы никто не мог разглядеть его настоящее лицо. И даже глаза, которые нельзя скрыть под маской, не позволяют заглянуть в его душу. Сын вернулся домой к своему отцу и к своей семье через восемь лет. Насколько это отличается от той встречи, которая ждет меня дома всего через несколько недель».
Маркиз отпустил ее руку, когда они подошли к двери, и прошел вперед. С этого момента она и должна стать его тенью, поняла Чарити и не очень огорчилась, что муж не пропустил ее вперед в дверях. Ее даже обрадовала возможность остаться незаметной. Она оглядела холл – грандиозно. Весь этот мрамор, колонны, классические бюсты и высокий купол. При определенных обстоятельствах этот холл мог бы выглядеть даже пугающе. Но не при нынешних. Две шеренги молчаливых слуг, женщины слева, мужчины справа, стояли посреди холла, образуя проход к короткой широкой лестнице, ведущей в парадный салон.
У подножия лестницы расположилась живописная группа людей, определенно не слуг и даже не простых смертных. В центре, слегка впереди всех, стоял мужчина. Мужчина, так похожий на маркиза Стаунтона, каким он станет лет через двадцать пять или тридцать, что на мгновение Чарити даже была сбита с толку.
И тут она поняла, что перед ней герцог Уитингсби.
Маркиз остановился, с ироничной улыбкой на губах оглядывая людей, стоявших слева и справа от герцога. Потом он остановил взгляд на отце и двинулся к нему через холл, постукивая каблуками по мраморному полу. Чарити сделала шаг вслед за мужем. Но чья-то рука остановила ее. Обернувшись, она увидела презрительное лицо экономки.
– Ты пройдешь налево, девочка, – тихо сказала женщина, – и встанешь позади слуг, пока кто-нибудь не займется тобой.
Чарити вдруг развеселилась. Ее приняли за прислугу!
– Ах, благодарю вас, – улыбнулась она экономке, но не сдвинулась с места.
– Нахалка, – холодно, но все еще довольно тихо, стараясь не привлекать внимание, сказала экономка. – Позже я сама тобой займусь. Стой на месте.
Маркиз поклонился отцу, который в ответ лишь слегка склонил голову. Все остальные – братья и сестры? – молча наблюдали за встречей. Никто не рискнул нарушить правила и приветствовать брата, которого они не видели восемь лет. Чарити похолодела.
«Насколько же это отличается от встречи, которая ждет меня дома, – подумала девушка. – Сестры и братья повиснут на мне, стараясь перекричать друг друга». Сейчас до ее ушей через огромный холл доносилось только едва слышное вежливое бормотание.
И туг муж обернулся, встретился с ней глазами, едва заметно поднял брови и протянул к ней руку. Чарити не смогла удержаться и бросила торжествующий взгляд на экономку, у которой брови от удивления почти исчезли под чепцом. Потом она шагнула вперед. Казалось, ей нужно пройти по холлу несколько миль. Наконец она оказалась рядом с мужем и смогла положить свою руку в протянутую руку мужа. Чарити посмотрела на их руки. Наступил тот момент, когда она начнет играть свою роль пешки, момент торжества для ее мужа. Конечно, ее внешность соответствует роли, на которую она была вынуждена согласиться. Это только что было доказано. И она сыграет свою роль как можно лучше. Ей очень хорошо платят за это. Да и сыграть эту роль в данных обстоятельствах будет не так уж сложно. Бог свидетель, ей казалось, будто она язык проглотила. Да и ноги у нее подкашиваются.
– Ваша светлость, – сказал маркиз, – позвольте мне представить вам маркизу Стаунтон.
«Он не назвал отца папой, – заметила Чарити, – даже не назвал его отцом, обратился к нему „ваша светлость“. Очень странно. Очевидно, ссора была не на жизнь, а на смерть. И голос у маркиза был холодный как лед».
Чарити сделала реверанс. Взволнованная молчанием, последовавшим за словами ее мужа, она подняла глаза, чтобы взглянуть на герцога Уитингсби.
Вблизи он еще больше походил на своего сына. Единственным приметным отличием было серебро на висках и серый цвет лица. Герцог ответил ей жестким взглядом, лицо его оставалось неподвижным. Даже выражение лица и мимика у них с сыном были похожи. Чарити вынуждена была признать, что старый герцог великолепен. В своем роде.
– Сударыня, – прервал он молчание и слегка склонил голову, приветствуя ее. И его голос – даже тон – был похож на голос сына, если не считать того, что его тон был холоднее. – Добро пожаловать в Инфилд-Парк, – произнес герцог, ничем не выдав своего удивления. Он посмотрел на сына. – Вы, конечно, хотите поздороваться с остальными членами семьи и представить их леди Стаунтон.
«Без сомнения, муж выиграл этот раунд, – удрученно подумала Чарити, – хотя его отец не доставил ему удовольствия, упав в обморок от ужаса или разбушевавшись от гнева. Он только что узнал о женитьбе своего сына, встретился с невесткой и приветствовал ее с радушием, которое проявил бы и к камердинеру маркиза. Разница только в том, что он не стал бы рассматривать, во что слуга одет. Определять, когда это куплено и сколько стоит». У Чарити было ощущение, будто его светлость даже заметил, насколько изношены ее перчатки на подушечке большого пальца. Его светлость посторонился.
– Уильям? – Голос мужа звучал напряженно. Чарити поняла, что возвращение домой не было для него так безразлично, как он пытался ей это представить. И в чем, возможно, убеждал себя самого. Он поклонился молодому человеку из группы родственников, молча стоявшей справа, – молодому человеку, который, хоть и не такой высокий и темноволосый, как маркиз, без сомнения, был его братом. Разница в возрасте у них была, должно быть, очень небольшая.
– Клодия? – произнес маркиз.
Молодая женщина, сделавшая реверанс, была чрезвычайно красива: высокая, светловолосая, в модном платье зеленого цвета, прекрасно подходившем к цвету ее глаз.
– Энтони, – в один голос произнесли Уильям и Клодия.
– Позвольте представить вам мою жену, леди Стаунтон, – обратился к ним маркиз. Чарити включилась в. следующий раунд официальных поклонов и вежливых приветствий. – Мой брат, лорд Уильям Эрхарт, сударыня. А это – леди Уильям.
«Значит, вот так принято в аристократических семьях приветствовать жену члена семьи? – удивилась Чарити, оборачиваясь к следующей паре. – Никаких объятий? Никаких слез? Никаких улыбок и поцелуев? Только сухая формальность, как будто они все чужие друг другу? – Ей показалось, что она задыхается. – Но конечно, жены-аристократки встретились бы с семьей своего будущего мужа еще до свадьбы. И были бы одобрены семьей. Да, муж выиграл этот раунд. Для семьи это настоящее бедствие».
Леди Твайнэм, одетая по последней моде, была сестрой маркиза. Она назвала его Тони, побранила за то, что ни разу не ответил на ее письма, и представила его графу Твайнэму, дородному мужчине средних лет, которого, казалось, раздражала вся эта процедура. Чарити она лишь кивнула и не произнесла ни слова. Как и отец, леди Твайнэм одним взглядом оценила коричневую шляпку и пальто своей невестки.
Лейтенант лорд Чарлз Эрхарт, стройный светловолосый красивый молодой человек, очень сдержанно поклонился как своему брату, так и невестке. И вряд ли его можно было винить за это, ибо маркиз его не сразу даже узнал.
– Чарлз? – недоверчиво спросил маркиз Стаунтон. – Вы действительно Чарлз? Уже лейтенант?
«Он, наверное, моложе Филипа, – решила Чарити. – Сколько ему? Девятнадцать? Двадцать? Он был еще совсем маленьким мальчиком, когда брат покинул родительский дом. И восемь лет они не встречались. Как это все печально. Возможно, если бы не эта женитьба, и я не увиделась бы со своими братьями и сестрами еще лет восемь или даже больше. И младшие выросли бы без меня. Уже почти год прошел с тех пор, как я была дома», – с грустью подумала она.
И вот очередь дошла до самого молодого члена семьи. Это была девочка в дорогом платье и с изысканной прической. Для своего возраста она вела себя неестественно спокойно, тихо и величественно. У нее были темные волосы и смуглое, тонкое аристократическое лицо, как у старшего брата. Она будет скорее красивой, чем просто хорошенькой, когда подрастет.
– Огаста? – спросил маркиз. Впервые его голос смягчился. – Я – твой брат Энтони. А это – моя жена.
– Как вам идет голубой цвет, Огаста, – ласково заметила Чарити. – Очень рада познакомиться с вами.
Девочка сделала изящный реверанс перед братом.
– Сударь, – произнесла она. Затем присела в реверансе перед Чарити. – Сударыня.
«Ну что же. Хорошо, – подумала Чарити. – Спектакль закончен. Можно сказать, что маркиз Стаунтон одержал убедительную победу. Возможно, его возвращение домой было бы таким же холодным, даже если бы меня и не было рядом с ним. Этого я никогда не узнаю. Мне ничего не известно о ссоре, из-за которой маркиз покинул дом и пребывал вдали целых восемь лет. И я не узнаю, что будет дальше». Чарити не думала о том, что будет после этого момента, не знала, что думает по этому поводу ее муж. Положив руку на ее узкую спину, он заставил ее опять повернуться к отцу. Экономка стояла всего в нескольких шагах от них. Очевидно, она получила какое-то тайное указание.
Сначала, когда экипаж проехал через массивные каменные ворота и миновал домик привратника, Чарити приняла за господский дом здание справа от подъездной аллеи. Но потом она поняла, как ошиблась. К счастью, вслух она ничего не сказала, да и не смогла бы при всем желании, потому что просто лишилась дара речи от размеров и красоты здания, построенного в классическом стиле. Значит, это всего лишь «вдовий дом»? Наверное, так и есть. Маркиз что-то пробормотал об этом, когда они проезжали мимо.
Дорога вилась между цветущими живыми изгородями, за которыми виднелся целый лес из вековых деревьев. Кажется, они переместились в другой, тихий таинственный мир, где раздавался лишь стук лошадиных копыт и поскрипывание экипажа. Чарити с удивлением оглядывалась вокруг. Но лес остался позади, они подъехали к реке и переехали на другую сторону по роскошному крытому мосту. На другом берегу экипаж стал понемногу подниматься в гору между ухоженными лужайками и цветниками. Тут и там встречались вековые деревья с толстыми шишковатыми стволами. Справа виднелись холмы, поросшие лесом. Но не успела она как следует рассмотреть их, как ее внимание привлек дом, который возник прямо у нее перед глазами.
Было бы смешно назвать это строение домом. Это был огромный особняк в классическом стиле. Настолько величественный, что подошел бы и королю. Он мог бы быть королевским дворцом. Но это всего лишь дом герцога Уитингсби, ее свекра. Однажды ее муж станет герцогом и владельцем всего этого великолепия. А еще только вчера утром она думала, что выходит замуж за обыкновенного мистера Эрхарта.
Чарити проглотила комок в горле. Муж молчал. Сегодня, как, впрочем, и вчера, он почти не разговаривал с ней. Попытки завязать разговор успеха не имели. Очевидно, предложенные ею темы его не интересовали. Сегодня утром она по своей наивности ожидала, что ей будет легче найти с ним общий язык. Относительно происшедшего ночью Чарити ни на миг не заблуждалась и не приняла это за любовь. И не ждала, что муж изменит из-за этого свои планы на будущее, однако надеялась на более простые и теплые отношения.
И очень ошиблась. Все было совсем наоборот. Интимные отношения (трудно поверить, что это произошло у нее с элегантным, довольно мрачным мужчиной, сидящим рядом с ней), как оказалось, не имели для него никакого значения, а ей это действовало на нервы. Чарити помнила, где и как он касался ее, и старалась не смотреть на его руки – изящные и крепкие, с длинными тонкими пальцами. Она помнила, как он был в глубине ее тела, энергично двигался там, какое сильное наслаждение доставляли ей эти движения.
Все произошло с этим безукоризненно одетым, очень привлекательным незнакомцем с замкнутым лицом. Это должно было сблизить их, даже если не говорить о любви. Как они могут оставаться чужими, если тела их сливались в единое целое?
Но кажется, ей придется постичь еще очень многое. Он сказал ей о своей репутации повесы. Значит, в том, что произошло прошлой ночью, для него нет ничего нового. Она была всего лишь одной из многих женщин в его жизни. И, без всякого сомнения, наименее опытной из всех. Эта мысль была ей неприятна. Ее это событие потрясло. Она пока не разобралась, хорошо или плохо для нее приобрести такой опыт. Если учесть, какое будущее у нее впереди, возможно, было бы лучше не иметь такого опыта.
Экипаж уже почти подъехал к дому-особняку. И чувство дискомфорта, не оставлявшее Чарити весь день, усилилось. Даже если бы она приехала сюда как гувернантка, то тряслась бы от страха. Но у нее сейчас совсем другое положение. Она прибыла в имение как жена наследника – временная жена. Нежданная жена. Чарити расправила складки своего коричневого пальто и порадовалась, что перчатки еще целы.
– А, мое прибытие заметили, – произнес у нее за спиной голос мужа. Он мягко хохотнул – довольно неприятный звук.
Высокие двери у вершины мраморной лестницы распахнулись, и появились два человека – мужчина и женщина. На мгновение Чарити забыла, что герцогиня умерла.
«Такие величественные фигуры, одетые в элегантные черные одежды, могут быть только герцогом и герцогиней, – подумала она. – Но конечно, это не так. Это – всего лишь слуги. Возможно, экономка и дворецкий», – догадалась девушка.
– Его светлость при любом знаменательном событии полностью соблюдает этикет. А возвращение блудного сына – событие знаменательное, пояснил жене маркиз и снова коротко засмеялся. И на этот раз его смех звучал так же безрадостно.
Чарити не успела отреагировать на слова мужа, как на террасе появились слуги в ливреях. Они открыли дверцы и опустили лестницу, прежде чем экипаж полностью остановился. И вот она уже стоит на площадке, вымощенной булыжником, ощущая себя карликом рядом с массивными колоннами по обе стороны лестницы, подавленная всем происходящим. Муж с холодной вежливостью принимает приветствия слуг. Они пошли впереди маркиза, а он, как полагается, подал руку жене.
Лицо у него было жесткое и холодное, глаза непроницаемые. В лице не было ни кровинки.
«Он надел эту маску, – с неожиданным сочувствием подумала Чарити, – чтобы никто не мог разглядеть его настоящее лицо. И даже глаза, которые нельзя скрыть под маской, не позволяют заглянуть в его душу. Сын вернулся домой к своему отцу и к своей семье через восемь лет. Насколько это отличается от той встречи, которая ждет меня дома всего через несколько недель».
Маркиз отпустил ее руку, когда они подошли к двери, и прошел вперед. С этого момента она и должна стать его тенью, поняла Чарити и не очень огорчилась, что муж не пропустил ее вперед в дверях. Ее даже обрадовала возможность остаться незаметной. Она оглядела холл – грандиозно. Весь этот мрамор, колонны, классические бюсты и высокий купол. При определенных обстоятельствах этот холл мог бы выглядеть даже пугающе. Но не при нынешних. Две шеренги молчаливых слуг, женщины слева, мужчины справа, стояли посреди холла, образуя проход к короткой широкой лестнице, ведущей в парадный салон.
У подножия лестницы расположилась живописная группа людей, определенно не слуг и даже не простых смертных. В центре, слегка впереди всех, стоял мужчина. Мужчина, так похожий на маркиза Стаунтона, каким он станет лет через двадцать пять или тридцать, что на мгновение Чарити даже была сбита с толку.
И тут она поняла, что перед ней герцог Уитингсби.
Маркиз остановился, с ироничной улыбкой на губах оглядывая людей, стоявших слева и справа от герцога. Потом он остановил взгляд на отце и двинулся к нему через холл, постукивая каблуками по мраморному полу. Чарити сделала шаг вслед за мужем. Но чья-то рука остановила ее. Обернувшись, она увидела презрительное лицо экономки.
– Ты пройдешь налево, девочка, – тихо сказала женщина, – и встанешь позади слуг, пока кто-нибудь не займется тобой.
Чарити вдруг развеселилась. Ее приняли за прислугу!
– Ах, благодарю вас, – улыбнулась она экономке, но не сдвинулась с места.
– Нахалка, – холодно, но все еще довольно тихо, стараясь не привлекать внимание, сказала экономка. – Позже я сама тобой займусь. Стой на месте.
Маркиз поклонился отцу, который в ответ лишь слегка склонил голову. Все остальные – братья и сестры? – молча наблюдали за встречей. Никто не рискнул нарушить правила и приветствовать брата, которого они не видели восемь лет. Чарити похолодела.
«Насколько же это отличается от встречи, которая ждет меня дома, – подумала девушка. – Сестры и братья повиснут на мне, стараясь перекричать друг друга». Сейчас до ее ушей через огромный холл доносилось только едва слышное вежливое бормотание.
И туг муж обернулся, встретился с ней глазами, едва заметно поднял брови и протянул к ней руку. Чарити не смогла удержаться и бросила торжествующий взгляд на экономку, у которой брови от удивления почти исчезли под чепцом. Потом она шагнула вперед. Казалось, ей нужно пройти по холлу несколько миль. Наконец она оказалась рядом с мужем и смогла положить свою руку в протянутую руку мужа. Чарити посмотрела на их руки. Наступил тот момент, когда она начнет играть свою роль пешки, момент торжества для ее мужа. Конечно, ее внешность соответствует роли, на которую она была вынуждена согласиться. Это только что было доказано. И она сыграет свою роль как можно лучше. Ей очень хорошо платят за это. Да и сыграть эту роль в данных обстоятельствах будет не так уж сложно. Бог свидетель, ей казалось, будто она язык проглотила. Да и ноги у нее подкашиваются.
– Ваша светлость, – сказал маркиз, – позвольте мне представить вам маркизу Стаунтон.
«Он не назвал отца папой, – заметила Чарити, – даже не назвал его отцом, обратился к нему „ваша светлость“. Очень странно. Очевидно, ссора была не на жизнь, а на смерть. И голос у маркиза был холодный как лед».
Чарити сделала реверанс. Взволнованная молчанием, последовавшим за словами ее мужа, она подняла глаза, чтобы взглянуть на герцога Уитингсби.
Вблизи он еще больше походил на своего сына. Единственным приметным отличием было серебро на висках и серый цвет лица. Герцог ответил ей жестким взглядом, лицо его оставалось неподвижным. Даже выражение лица и мимика у них с сыном были похожи. Чарити вынуждена была признать, что старый герцог великолепен. В своем роде.
– Сударыня, – прервал он молчание и слегка склонил голову, приветствуя ее. И его голос – даже тон – был похож на голос сына, если не считать того, что его тон был холоднее. – Добро пожаловать в Инфилд-Парк, – произнес герцог, ничем не выдав своего удивления. Он посмотрел на сына. – Вы, конечно, хотите поздороваться с остальными членами семьи и представить их леди Стаунтон.
«Без сомнения, муж выиграл этот раунд, – удрученно подумала Чарити, – хотя его отец не доставил ему удовольствия, упав в обморок от ужаса или разбушевавшись от гнева. Он только что узнал о женитьбе своего сына, встретился с невесткой и приветствовал ее с радушием, которое проявил бы и к камердинеру маркиза. Разница только в том, что он не стал бы рассматривать, во что слуга одет. Определять, когда это куплено и сколько стоит». У Чарити было ощущение, будто его светлость даже заметил, насколько изношены ее перчатки на подушечке большого пальца. Его светлость посторонился.
– Уильям? – Голос мужа звучал напряженно. Чарити поняла, что возвращение домой не было для него так безразлично, как он пытался ей это представить. И в чем, возможно, убеждал себя самого. Он поклонился молодому человеку из группы родственников, молча стоявшей справа, – молодому человеку, который, хоть и не такой высокий и темноволосый, как маркиз, без сомнения, был его братом. Разница в возрасте у них была, должно быть, очень небольшая.
– Клодия? – произнес маркиз.
Молодая женщина, сделавшая реверанс, была чрезвычайно красива: высокая, светловолосая, в модном платье зеленого цвета, прекрасно подходившем к цвету ее глаз.
– Энтони, – в один голос произнесли Уильям и Клодия.
– Позвольте представить вам мою жену, леди Стаунтон, – обратился к ним маркиз. Чарити включилась в. следующий раунд официальных поклонов и вежливых приветствий. – Мой брат, лорд Уильям Эрхарт, сударыня. А это – леди Уильям.
«Значит, вот так принято в аристократических семьях приветствовать жену члена семьи? – удивилась Чарити, оборачиваясь к следующей паре. – Никаких объятий? Никаких слез? Никаких улыбок и поцелуев? Только сухая формальность, как будто они все чужие друг другу? – Ей показалось, что она задыхается. – Но конечно, жены-аристократки встретились бы с семьей своего будущего мужа еще до свадьбы. И были бы одобрены семьей. Да, муж выиграл этот раунд. Для семьи это настоящее бедствие».
Леди Твайнэм, одетая по последней моде, была сестрой маркиза. Она назвала его Тони, побранила за то, что ни разу не ответил на ее письма, и представила его графу Твайнэму, дородному мужчине средних лет, которого, казалось, раздражала вся эта процедура. Чарити она лишь кивнула и не произнесла ни слова. Как и отец, леди Твайнэм одним взглядом оценила коричневую шляпку и пальто своей невестки.
Лейтенант лорд Чарлз Эрхарт, стройный светловолосый красивый молодой человек, очень сдержанно поклонился как своему брату, так и невестке. И вряд ли его можно было винить за это, ибо маркиз его не сразу даже узнал.
– Чарлз? – недоверчиво спросил маркиз Стаунтон. – Вы действительно Чарлз? Уже лейтенант?
«Он, наверное, моложе Филипа, – решила Чарити. – Сколько ему? Девятнадцать? Двадцать? Он был еще совсем маленьким мальчиком, когда брат покинул родительский дом. И восемь лет они не встречались. Как это все печально. Возможно, если бы не эта женитьба, и я не увиделась бы со своими братьями и сестрами еще лет восемь или даже больше. И младшие выросли бы без меня. Уже почти год прошел с тех пор, как я была дома», – с грустью подумала она.
И вот очередь дошла до самого молодого члена семьи. Это была девочка в дорогом платье и с изысканной прической. Для своего возраста она вела себя неестественно спокойно, тихо и величественно. У нее были темные волосы и смуглое, тонкое аристократическое лицо, как у старшего брата. Она будет скорее красивой, чем просто хорошенькой, когда подрастет.
– Огаста? – спросил маркиз. Впервые его голос смягчился. – Я – твой брат Энтони. А это – моя жена.
– Как вам идет голубой цвет, Огаста, – ласково заметила Чарити. – Очень рада познакомиться с вами.
Девочка сделала изящный реверанс перед братом.
– Сударь, – произнесла она. Затем присела в реверансе перед Чарити. – Сударыня.
«Ну что же. Хорошо, – подумала Чарити. – Спектакль закончен. Можно сказать, что маркиз Стаунтон одержал убедительную победу. Возможно, его возвращение домой было бы таким же холодным, даже если бы меня и не было рядом с ним. Этого я никогда не узнаю. Мне ничего не известно о ссоре, из-за которой маркиз покинул дом и пребывал вдали целых восемь лет. И я не узнаю, что будет дальше». Чарити не думала о том, что будет после этого момента, не знала, что думает по этому поводу ее муж. Положив руку на ее узкую спину, он заставил ее опять повернуться к отцу. Экономка стояла всего в нескольких шагах от них. Очевидно, она получила какое-то тайное указание.