Страница:
— О, как вы добры! — с радостью согласилась Сьюзен.
Мадлен пожалела, что не пошла с капитаном. Как же так вышло, что из всей толпы с ней рядом остался лишь молчаливый мистер Парнелл? Какая досада!
Девушка натянуто улыбнулась:
— Я просто не могу не пройтись по камням. В детстве мы частенько это проделывали. Но тогда это было куда опаснее, потому что два средних камня все время качались. К тому же мы постоянно всякие условия придумывали, чтобы еще опаснее было. Например, идти спиной вперед или прыгать на одной ноге. Однажды мы даже с завязанными глазами реку переходили, но тогда нам так просто отделаться не удалось. Доминик упал, а я прыгнула следом, чтобы не одному ему досталось.
— И как вас наказали? — спросил Парнелл. — Побили?
— Нет, — покачала она головой. — Поэтому-то я и прыгнула вместе с Домом. Его наверняка выпороли бы, но меня папа никогда не бил, я ведь девочка. Я подумала, что он не решится побить брата и при этом не побить меня, мы ведь с ним в одном и том же провинились. И оказалась права. Нас послали на кухню и заставили выстирать свои вещи и еще кучу белья в придачу. Какой кошмар! Мы несколько часов кряду скребли, терли, выжимали и развешивали. А потом еще все это перегладить надо было!
— И что, излечились от желания перейти реку с завязанными глазами? — поинтересовался Джеймс.
— О да. В следующий раз мы связали себе ноги, чтобы усложнить задачу, — расхохоталась Мадлен.
— Я пойду с вами, — заявил Парнелл и отправился вперед.
У Мадлен сердце упало. Она от всей души надеялась, что он вернется обратно, к остальным. Девушка со вздохом ступила на камни и безропотно вложила свою ладонь в его руку, когда он остановился, чтобы помочь ей перебраться через самое широкое место между камнями. Кто из них решил свернуть и пойти вдоль берега в сторону, противоположную той, куда отправились Анна с мальчишками? — думала она про себя несколько минут спустя. Ни она, ни он этого не предлагали, но ведь вышло-то именно так!
— Как вы считаете, нам сегодня обязательно снова беседовать? — спросил Парнелл. — Надеюсь, что нет.
Похоже, школьную и университетскую темы я уже полностью исчерпал несколько дней назад.
— Что вы, сэр, я не хочу, чтобы вы напрягались понапрасну. Я бы с удовольствием послушала птиц, если вы не против.
Но как можно слиться с природой, когда твой спутник настолько раздражает тебя? — думала Мадлен. Как можно насладиться всеми оттенками зелени, услышать пение ветра в ветвях деревьев и журчание воды? Она словно оглохла и ослепла.
— Это же просто смешно! — вырвалось у нее через несколько минут.
Парнелл вопросительно посмотрел на нее, брови его взлетели вверх, непослушный локон снова упал на лоб.
— Что смешно? — подозрительно прищурился он.
— Вы идете молчите, я иду молчу. Иногда молчание оглушает. Я ни одного звука услышать не в состоянии.
— Ваша жизнь наполнена пустыми звуками. Болтовней. Сплетнями. Разговорами о моде и прочей ерунде. Все, что угодно, лишь бы не тишина. Ничего удивительного, что молчание оглушает вас. Вы же не знаете, что это такое.
— О! — Мадлен остановилась и повернулась к нему. — Да вы просто отвратительны! Постоянно отводите мне роль глупой ветреницы. Несколько дней назад вы разозлились на меня, говорили, что я ничего не знаю о вашей жизни и что только самонадеянный болван может заявить, будто он знает о том, что произошло за тридцать лет жизни другого человека. Но сами-то вы разве не так же поступаете? Говорите, будто знаете обо мне все, что нужно знать, причем заявляете, что знать особо нечего.
— Разве я не прав? — нисколько не смутился и тем более не раскаялся он, чем еще больше разозлил свою спутницу. — Для вас жизнь — череда развлечений, разве не так?
— Нет, не так! — окончательно вышла она из себя. — Но ведь вы все равно мне не поверите. Похоже, я для вас просто презренная кокетка.
— А как же иначе? Кто такая леди Мадлен Рейн? Что для нее важно в этой жизни?
— Семья. Доминик. Эдмунд. Мама. Эмберли-Корт. — Мадлен отвернулась от него и продолжила путь.
— Вам ведь уже за двадцать перевалило, так? — раздраженно бросил он, не в силах оставить девушку в покое. — Неужели вы так и не смогли найти замену этому дому? А он, между прочим, и не ваш вовсе. Это дом вашего брата. Но нет, вы были слишком заняты поисками наслаждений и пополнением списка своих поклонников, чтобы завести семью и нарожать детей. Это ведь так скучно.
— Вы, между прочим, гораздо старше меня, — не осталась в долгу Мадлен. — И тоже не женаты. По-вашему, женщина может доказать свою состоятельность, только выйдя замуж и нарожав детей? Я хочу выйти замуж, хочу завести детей, но делать это только потому, что так принято, не желаю. Я хочу выйти замуж по любви. И хочу, чтобы мои дети родились от любви. Ясно вам? Вы не правы. Если бы я была полной дурочкой, какой вы меня, собственно говоря, и считаете, я бы ни о чем другом, кроме брака, не думала. Почти все девушки, с которыми я впервые вышла в свет, уже давно обзавелись семьями.
— Любовь! — презрительно хмыкнул Джеймс. — Да вы неисправимый романтик. Люди никогда не женятся по любви. Они сочетаются браком, чтобы потрафить своим собственным интересам. И женщины не рожают от любви. Они беременеют, потому что какой-нибудь мужчина удовлетворяет с ними свои похотливые желания.
— Да вы просто чудовище! Мне жаль ту женщину, к которой вы воспылаете по… похотливым желанием, как вы сами выразились. Иметь от вас ребенка — просто мерзко!
И только когда слова сорвались с ее губ, она поняла, насколько не по-женски грубо они прозвучали. Как ей вообще могло прийти в голову такое? Но ей не дали даже шанса покраснеть от стыда и смущения. Джеймс Парнелл больно схватил ее за руку и притянул к себе.
— Ничего ты не знаешь! — рявкнул он. — Ты понятия не имеешь, как это будет… — Он еще сильнее сжал ее руку и встряхнул головой.
Мадлен не на шутку перепугалась. В его темных глазах полыхал огонь. Лицо перекосилось от злости. Девушка уперлась ладонями ему в грудь.
Ей всегда нравилось целоваться. Так забавно позволить мужским губам коснуться ее губ, а потом в нужный момент оттолкнуть от себя кавалера и виновато улыбнуться.
Но в поцелуе Джеймса Парнелла не было ничего забавного и приятного. Его рот грубо накрыл ее губы, больно придавив их к зубам. Руки сдавили ее словно тиски, и она ощущала все изгибы его тела от плеч до самых коленей. Она чувствовала себя так, будто ее изнасиловали. И она была не в силах прервать эти объятия — если их вообще можно было назвать объятиями.
Казалось, Парнелл не собирался отпускать ее.
— Вы играете с огнем, миледи, — холодно бросил он, как будто ничего особенного не произошло. — Лучше бы вам играть в игры, в которых вы хорошо разбираетесь и можете одержать победу. Флиртуйте с капитаном. Он джентльмен до мозга костей. А я — нет. Советую держаться от меня подальше, а то хлопот не оберетесь.
Он убрал руки, и она оттолкнула его. Но ничего не сказала. Его поступок ошеломил, если не сказать больше — напугал ее. Мадлен отвернулась и поправила юбку дрожащими руками.
— Извините, — бросил он ей в спину. — Вы ничем не заслужили подобного обращения. Ни одна женщина не должна подвергаться насилию. Мне очень жаль.
Мадлен повернулась и, не говоря ни слова, направилась вдоль берега к мостику. Ей пришлось приложить титанические усилия, чтобы не споткнуться. Ноги не слушались свою хозяйку. Парнелл шел на некотором расстоянии от нее. Оба хранили гробовое молчание.
Глава 18
Мадлен пожалела, что не пошла с капитаном. Как же так вышло, что из всей толпы с ней рядом остался лишь молчаливый мистер Парнелл? Какая досада!
Девушка натянуто улыбнулась:
— Я просто не могу не пройтись по камням. В детстве мы частенько это проделывали. Но тогда это было куда опаснее, потому что два средних камня все время качались. К тому же мы постоянно всякие условия придумывали, чтобы еще опаснее было. Например, идти спиной вперед или прыгать на одной ноге. Однажды мы даже с завязанными глазами реку переходили, но тогда нам так просто отделаться не удалось. Доминик упал, а я прыгнула следом, чтобы не одному ему досталось.
— И как вас наказали? — спросил Парнелл. — Побили?
— Нет, — покачала она головой. — Поэтому-то я и прыгнула вместе с Домом. Его наверняка выпороли бы, но меня папа никогда не бил, я ведь девочка. Я подумала, что он не решится побить брата и при этом не побить меня, мы ведь с ним в одном и том же провинились. И оказалась права. Нас послали на кухню и заставили выстирать свои вещи и еще кучу белья в придачу. Какой кошмар! Мы несколько часов кряду скребли, терли, выжимали и развешивали. А потом еще все это перегладить надо было!
— И что, излечились от желания перейти реку с завязанными глазами? — поинтересовался Джеймс.
— О да. В следующий раз мы связали себе ноги, чтобы усложнить задачу, — расхохоталась Мадлен.
— Я пойду с вами, — заявил Парнелл и отправился вперед.
У Мадлен сердце упало. Она от всей души надеялась, что он вернется обратно, к остальным. Девушка со вздохом ступила на камни и безропотно вложила свою ладонь в его руку, когда он остановился, чтобы помочь ей перебраться через самое широкое место между камнями. Кто из них решил свернуть и пойти вдоль берега в сторону, противоположную той, куда отправились Анна с мальчишками? — думала она про себя несколько минут спустя. Ни она, ни он этого не предлагали, но ведь вышло-то именно так!
— Как вы считаете, нам сегодня обязательно снова беседовать? — спросил Парнелл. — Надеюсь, что нет.
Похоже, школьную и университетскую темы я уже полностью исчерпал несколько дней назад.
— Что вы, сэр, я не хочу, чтобы вы напрягались понапрасну. Я бы с удовольствием послушала птиц, если вы не против.
Но как можно слиться с природой, когда твой спутник настолько раздражает тебя? — думала Мадлен. Как можно насладиться всеми оттенками зелени, услышать пение ветра в ветвях деревьев и журчание воды? Она словно оглохла и ослепла.
— Это же просто смешно! — вырвалось у нее через несколько минут.
Парнелл вопросительно посмотрел на нее, брови его взлетели вверх, непослушный локон снова упал на лоб.
— Что смешно? — подозрительно прищурился он.
— Вы идете молчите, я иду молчу. Иногда молчание оглушает. Я ни одного звука услышать не в состоянии.
— Ваша жизнь наполнена пустыми звуками. Болтовней. Сплетнями. Разговорами о моде и прочей ерунде. Все, что угодно, лишь бы не тишина. Ничего удивительного, что молчание оглушает вас. Вы же не знаете, что это такое.
— О! — Мадлен остановилась и повернулась к нему. — Да вы просто отвратительны! Постоянно отводите мне роль глупой ветреницы. Несколько дней назад вы разозлились на меня, говорили, что я ничего не знаю о вашей жизни и что только самонадеянный болван может заявить, будто он знает о том, что произошло за тридцать лет жизни другого человека. Но сами-то вы разве не так же поступаете? Говорите, будто знаете обо мне все, что нужно знать, причем заявляете, что знать особо нечего.
— Разве я не прав? — нисколько не смутился и тем более не раскаялся он, чем еще больше разозлил свою спутницу. — Для вас жизнь — череда развлечений, разве не так?
— Нет, не так! — окончательно вышла она из себя. — Но ведь вы все равно мне не поверите. Похоже, я для вас просто презренная кокетка.
— А как же иначе? Кто такая леди Мадлен Рейн? Что для нее важно в этой жизни?
— Семья. Доминик. Эдмунд. Мама. Эмберли-Корт. — Мадлен отвернулась от него и продолжила путь.
— Вам ведь уже за двадцать перевалило, так? — раздраженно бросил он, не в силах оставить девушку в покое. — Неужели вы так и не смогли найти замену этому дому? А он, между прочим, и не ваш вовсе. Это дом вашего брата. Но нет, вы были слишком заняты поисками наслаждений и пополнением списка своих поклонников, чтобы завести семью и нарожать детей. Это ведь так скучно.
— Вы, между прочим, гораздо старше меня, — не осталась в долгу Мадлен. — И тоже не женаты. По-вашему, женщина может доказать свою состоятельность, только выйдя замуж и нарожав детей? Я хочу выйти замуж, хочу завести детей, но делать это только потому, что так принято, не желаю. Я хочу выйти замуж по любви. И хочу, чтобы мои дети родились от любви. Ясно вам? Вы не правы. Если бы я была полной дурочкой, какой вы меня, собственно говоря, и считаете, я бы ни о чем другом, кроме брака, не думала. Почти все девушки, с которыми я впервые вышла в свет, уже давно обзавелись семьями.
— Любовь! — презрительно хмыкнул Джеймс. — Да вы неисправимый романтик. Люди никогда не женятся по любви. Они сочетаются браком, чтобы потрафить своим собственным интересам. И женщины не рожают от любви. Они беременеют, потому что какой-нибудь мужчина удовлетворяет с ними свои похотливые желания.
— Да вы просто чудовище! Мне жаль ту женщину, к которой вы воспылаете по… похотливым желанием, как вы сами выразились. Иметь от вас ребенка — просто мерзко!
И только когда слова сорвались с ее губ, она поняла, насколько не по-женски грубо они прозвучали. Как ей вообще могло прийти в голову такое? Но ей не дали даже шанса покраснеть от стыда и смущения. Джеймс Парнелл больно схватил ее за руку и притянул к себе.
— Ничего ты не знаешь! — рявкнул он. — Ты понятия не имеешь, как это будет… — Он еще сильнее сжал ее руку и встряхнул головой.
Мадлен не на шутку перепугалась. В его темных глазах полыхал огонь. Лицо перекосилось от злости. Девушка уперлась ладонями ему в грудь.
Ей всегда нравилось целоваться. Так забавно позволить мужским губам коснуться ее губ, а потом в нужный момент оттолкнуть от себя кавалера и виновато улыбнуться.
Но в поцелуе Джеймса Парнелла не было ничего забавного и приятного. Его рот грубо накрыл ее губы, больно придавив их к зубам. Руки сдавили ее словно тиски, и она ощущала все изгибы его тела от плеч до самых коленей. Она чувствовала себя так, будто ее изнасиловали. И она была не в силах прервать эти объятия — если их вообще можно было назвать объятиями.
Казалось, Парнелл не собирался отпускать ее.
— Вы играете с огнем, миледи, — холодно бросил он, как будто ничего особенного не произошло. — Лучше бы вам играть в игры, в которых вы хорошо разбираетесь и можете одержать победу. Флиртуйте с капитаном. Он джентльмен до мозга костей. А я — нет. Советую держаться от меня подальше, а то хлопот не оберетесь.
Он убрал руки, и она оттолкнула его. Но ничего не сказала. Его поступок ошеломил, если не сказать больше — напугал ее. Мадлен отвернулась и поправила юбку дрожащими руками.
— Извините, — бросил он ей в спину. — Вы ничем не заслужили подобного обращения. Ни одна женщина не должна подвергаться насилию. Мне очень жаль.
Мадлен повернулась и, не говоря ни слова, направилась вдоль берега к мостику. Ей пришлось приложить титанические усилия, чтобы не споткнуться. Ноги не слушались свою хозяйку. Парнелл шел на некотором расстоянии от нее. Оба хранили гробовое молчание.
Глава 18
— Знаю, я просто глупая гусыня, — говорила Сьюзен, поглядывая на лорда Идена сквозь густые ресницы. — Я, должно быть, всех раздражаю и порчу всем веселье.
— Потому что ты не захотела переходить на ту сторону? Какая ерунда, Сьюзен! — попытался успокоить ее Доминик. — Поверь мне, трава на этом берегу такая же зеленая, как на том, и деревья ничуть не ниже. Совершенно не важно, по какому берегу гулять.
— Но дело не только в том, что я реку не перешла, — сказала она. — Несколько дней назад я чуть со страху на обрыве не умерла. А вчера лейтенант Дженнингс любезно пригласил меня прокатиться верхом. Ховард тоже с нами отправился, и еще мы за Нэнси Мортон заехали. Всем хотелось пустить лошадей во весь опор, но я испугалась, я только трусцой ездить могу. Они в один голос заявили, что это не имеет никакого значения, особенно старался лейтенант, но я знаю, что была для них настоящей обузой.
— Могу поклясться, что это не так, Сьюзен, — мягко проговорил лорд Иден. — Ну может, только для твоего брата. Братья — ужасно нетерпеливые создания, никогда не могут проявить сочувствие, так ведь? Но больше ты ни для кого не можешь быть обузой. Меня, например, твои страхи ничуть не обременяют.
— Правда? — тоскливо вздохнула Сьюзен. — Вы очень добры. Вы всегда были добры ко мне, даже в детстве. Я такой докучливой девочкой была. Помните, как вы меня с дерева снимали?
— Еще бы! Один из твоих братьев — Гарольд, насколько я помню, — все время повторял, что раз ты сама туда забралась, то вполне можешь слезть самостоятельно, без посторонней помощи.
— Я бы до сих пор там сидела, если бы вы не спасли меня, — с обожанием поглядела Сьюзен на своего рыцаря.
— Кстати, что ты там делала? — поинтересовался Иден. — За котенком полезла?
— Да, — кивнула она. — Вы потом еще долго моим героем были, милорд.
— Что?! — шутливо округлил он глаза. — В прошедшем времени, Сьюзен? Хочешь сказать, я больше не твой герой?
— О! — тут же вспыхнула она. — Теперь это не слишком прилично, милорд.
— В самом деле? Какая жалость. Я бы с удовольствием еще немножечко побыл героем.
— Но я все еще восхищаюсь вами, — поспешила заверить его Сьюзен. — Вы так добры, милорд. Слабость вас не раздражает.
— Но ты никакая не слабая, Сьюзен. Просто у тебя слишком развито воображение, и ты чувствуешь опасность острее других людей. Ничего плохого в этом нет. Даже наоборот. Кому нужна храбрая независимая женщина, которой никогда не требуется сильное мужское плечо?
— О! — снова вырвалось у нее. — А я не такая, так ведь?
Иден посмотрел на нее сверху вниз: в широко распахнутых глазах тревога, губки, словно бутончик розы, сложились в очередное «о!». Именно такие девушки его и привлекали — сладенькие беспомощные крошки. Какие же они обворожительные! Ему хотелось обнять ее, прижать к себе и взять под свою защиту.
Он даже не заметил, как они остановились, и внезапно поймал себя на том, что разглядывает ее огромные карие глаза и обольстительные губки. Они притягивали его словно магнит. Вот бы попробовать их на вкус! Один разок. Всего лишь один разок.
Лорд Иден выпрямился и печально улыбнулся.
— Сьюзен. Милая маленькая Сьюзен. Мы не должны делать этого. Это было бы нечестно по отношению к тебе.
— Что не должны делать? — невинно уставилась она на него.
— Неужели грешные мысли только мою голову посетили? Мне так хочется поцеловать тебя, Сьюзен, больше всего на свете. Но это и в самом деле будет несправедливо по отношению к тебе, поддайся я этому порыву.
Неожиданно в ее глазах заблестели слезы.
— Не знаю, что я такого сделала, что вы решили, будто я настолько доступна, — всхлипнула Сьюзен. — Кажется, я не давала вам никакого повода, милорд.
— Сьюзен! — Иден схватил ее за руку, сжал в своих ладонях пальцы. — Ничего подобного мне даже в голову не приходило! Просто сегодня ты такая красивая, а вокруг так тихо и спокойно. Признаюсь, что я чуть не потерял голову и не поцеловал тебя. Но я говорю об этом в знак уважения, правда. Поверь мне, вина только на мне, это мои чувства вышли из-под контроля. Ты вела себя безупречно, как настоящая леди, Сьюзен.
— Я стараюсь. — Слезы потекли по ее щекам. — Я ведь понимаю, что мой папа всего лишь простой фермер, арендатор его светлости. И я не аристократка. Я знаю, что не имею права на ваше восхищение, милорд, впрочем, как и на внимание любого другого знатного джентльмена. Но я стараюсь вести себя благородно. И я никогда не позволяла джентльмену целовать себя. Наверняка в обморок упаду, если такое случится.
Доминик снова погладил ее по руке и полез в карман за платочком.
— Должно быть, ты считаешь меня настоящим чудовищем. — Он протянул ей платок. — Вытри глазки,
Сьюзен, и скажи, что прощаешь меня. Ну как? Простишь меня? Я не хотел напугать тебя, а уж тем более внушить к себе отвращение. Поверь мне. Я прощен?
Сьюзен промокнула глаза и вложила платочек в раскрытую ладонь лорда Идена.
— Я, конечно же, прощаю вас, милорд. Хотя уверена, что и прощать-то особо нечего. Я просто глупая гусыня.
— Пойдем. — Он предложил ей руку. — Пора вернуть тебя матери, Сьюзен. Кроме того, чай уже, наверное, готов, а я сильно проголодался. Ты как? Лучше?
— Да, спасибо вам. Вы очень добры, милорд. Полный раскаяния за свою неловкость и по уши влюбленный, лорд Иден замедлил шаг, помогая своей спутнице подняться вверх по крутому склону.
Александра брела по самой вершине холма рядом с лордом Эмберли, но под руку его не держала. Да он, впрочем, и не предлагал.
— Доминик показывал вам руины монастыря? — поинтересовался он. — От него уже почти ничего не осталось. Какая трагедия, правда?
— Да, — согласилась она. — Похоже, здесь очень красиво было. Тут так тихо и спокойно, прекрасное место для Божьей обители.
Они все шли и шли, глядя вниз на поросший деревьями склон.
— Он хочет стать военным и уехать в Испанию, — сказала Александра. — Я про лорда Идена.
— А! Он уже успел рассказать вам? Видно, он всерьез подумывает об этом. Мама все надеялась, что это мальчишеский каприз. Но Доминик давно уже вышел из подросткового возраста.
— Он должен поехать, — уверенно заявила Александра. — Он говорил, что всю жизнь будет жалеть, если война закончится, а он так и не успеет поучаствовать в ней. Думаю, так оно и есть. Он всегда будет считать, что жизнь прошла стороной. Жизнь человека слишком драгоценна, чтобы позволять другим командовать ею, вы со мной согласны?
— Вы считаете, что я пытаюсь командовать Домиником? — удивился граф. — Это не так, уверяю вас. Я всегда говорил ему, что он должен самостоятельно решить, чего хочет от жизни, и потом начинать действовать. Он может вступить в армию в любой момент, было бы желание.
— Есть масса способов контролировать поступки другого человека, не обязательно отдавать прямые приказы. Мой отец всегда действовал напрямую. Но человека можно связать совершенно иными, невидимыми путами, да так, что никто ничего не заподозрит. Ни тот, кто связывает, ни тот, кого связали. Вы понимаете, о чем я?
Он взглянул на нее и нахмурился.
— Боюсь, что не совсем.
— Лорд Иден сказал мне, что его мать позволила бы ему уехать, если бы она знала, что он действительно этого хочет, а про вас говорил, что вы дали ему свободу выбора, пусть сам решает, как ему поступить. На самом деле ему даже не требуется вашего позволения, чтобы купить патент на офицерский чин. Но неужели вы не видите, что связали его по рукам и ногам своей любовью?
— Связали? — удивился граф. — Любовью? Вам не кажется, что одно противоречит другому?
— Нет, не кажется, — покачала головой Александра. — Если бы вы с вашей матерью и Мадлен не давали покоя лорду Идену, запрещали идти в армию, перед ним встал бы выбор — подчиниться вам или поднять мятеж. А так он знает, что вы его любите, и боится причинить вам боль. Ведь он тоже любит вас и не желает обрекать своих близких на страдания. Вы не дали ему свободы, заявив, что он может сам выбирать свой путь.
Лорд Эмберли застыл на месте. Он стоял и смотрел вниз, в долину.
— Тогда такого понятия, как свобода, просто-напросто не существует. Или любви нет. Если то, что вы говорите, правда, эти две вещи не могут существовать вместе.
— Не знаю. Я еще не до конца обдумала этот вопрос. Я размышляю в процессе разговора. Вы могли бы подарить лорду Идену свободу. Вы можете сказать, что он волен поступить по-своему, что ваши чувства и чувства вашей матери не так уж и важны. Вы будете гордиться им, если он станет сражаться за свою родину, и это гораздо важнее всего остального. Не показывайте ему, что боитесь за его жизнь. Скройте свой страх. Вы сумеете сделать это, если действительно любите его. Вот видите? Любовь и свобода идут рука об руку. Лорд Эмберли улыбнулся:
— Страшно даже подумать, что любовь может обладать разрушительной силой. Мне как-то не слишком в это верится. Странная идея. Надо все обдумать. Вам нравится Доминик?
— Да, он такой юный, такой горячий, — кивнула Александра.
— И все же он сильно навредил вам. Девушка улыбнулась и направилась дальше.
— Но вы ведь на самом деле так не думаете, я прав? — продолжал граф, следуя за ней. — Для вас я виновник всех бед, так? Именно я заманил вас в ловушку, именно из-за меня вы попали в эту западню. Это как раз то, о чем мы с вами только что говорили. Я связал вас по рукам и ногам.
— Вы хотели мне добра, — ответила она. — Я знаю это. Кроме того, вы сами пошли на великие жертвы, чтобы помочь мне так, как считали нужным и правильным.
— Но, по-вашему, лучше бы я этого не делал, — вздохнул лорд Эмберли.
— Я отказалась от вашей помощи. Вы поступили в соответствии с кодексом чести, и лорд Иден тоже. Но я отвергла вас, и если вы помните, сказала, что не нужно возвращаться, даже если ситуация выйдет из-под контроля и мне станет совсем плохо. На этом ваши обязательства закончились.
— Но, Алекс… — Граф поймал ее за руку и остановил. — Вы страдали. И ваши тогдашние страдания не шли ни в какое сравнение с тем, что ждало вас впереди. И в тот вечер, и в последующие дни. Уверен, что отец сделал бы вашу жизнь невыносимой. Разве мог я остаться в стороне и спокойно наблюдать за этим?
— Это была не ваша проблема, а моя, — парировала Александра. — Со мной снова поступили так же, как поступали всегда: превратили в вещь, в товар — причем никому не нужный товар, — и передали с рук на руки. Я не хочу принадлежать кому-то. Не хочу быть вещью. Я хочу быть сама собой. Сама строить свою жизнь. И страдать, если это потребуется. Но это будет моя жизнь и мои страдания. Мой выбор.
Девушка заметила, что ее спутник побелел словно полотно. Даже глаза перестали улыбаться.
— Я никогда не хотел владеть вами, Алекс. С самого начала я сказал вам, что здесь вы вольны быть самой собой.
— Да, это так, — согласилась Александра, — но я ведь должна выйти за вас. Вам же и в голову не могло прийти предоставить мне полную свободу, я права? Вы слишком учтивы, чтобы снова рискнуть и позволить мне испытать на своей шкуре очередной скандал, остракизм или наказание от рук отца. Вот какую свободу вы мне предоставили, Эдмунд.
Граф долго смотрел ей в глаза.
— Вы хотите стать свободной? — спросил он наконец. — Вы предпочитаете свободу браку со мной?
Александра молча уставилась на него.
— Давайте не будем спешить, — промолвил граф. — Мне нужно подумать, Алекс. Я не смогу спокойно смотреть на ваши мучения. — Он отвел взгляд и долго молчал, потом снова заглянул ей в глаза. — Через неделю в Эмберли-Корте состоится традиционный бал. Давайте дождемся его. Если после этого я увижу, что вы так же несчастны, как сейчас, если мы оба удостоверимся, что из нашего брака ничего хорошего не выйдет, я позволю вам разорвать помолвку. Я не стану спорить и возражать и предоставлю вам полную свободу. Согласны?
Александра отрицательно покачала головой.
— Я хочу, чтобы помолвку разорвали вы. Вы настояли на том, чтобы она состоялась, — вам и разрывать ее.
— Алекс! — ужаснулся он.
— Вы постоянно стережете меня! — взорвалась Александра. — Словно паук муху. Только ваша тирания облачена в одежду благосклонности. Но я попалась в вашу сеть, Эдмунд. В вашу золотую сеть. Меня надо защитить, чего бы это ни стоило. Конечно же, будет проще, если помолвку разорву я. Тогда никто не сочтет меня брошенной. Но мне не нужна ваша защита, Эдмунд. Я никогда не просила о ней и не искала ее.
— Отлично! — отрезал граф, не отводя взгляда. Казалось, он еще больше побледнел. — Если начиная с сегодняшнего дня и до бала ничего не изменится, я разорву нашу помолвку сразу же после праздника. Такой вариант вас устраивает?
— Да. Такой вариант меня устраивает.
Лорд Эмберли неожиданно рассмеялся, правда, не слишком весело.
— Я стану изгоем, — сказал он. — Вы когда-нибудь слышали, чтобы джентльмен разрывал помолвку, Алекс?
— Нет.
— Временами мне кажется, что мы оба сошли с ума. И вдруг между ними словно стена рухнула, и они улыбнулись друг другу.
— Александра Парнелл, — заявил он, — мне никогда не доводилось встречать такую женщину, как вы, и я благодарен за это судьбе. Кстати, вы сегодня просто очаровательны. Я уже говорил вам это?
— Да, Эдмунд, но можно и повторить. Ничего страшного.
— Правда? У вас такие красивые волосы. Почему вы всегда безжалостно прячете их под шляпку?
— Папино воспитание, — пожала она плечами, — и сила привычки. Мне становится не по себе, когда они не собраны в пучок. Не могу избавиться от чувства, будто все на меня смотрят.
— Вот тут вы правы, — согласился с ней граф. — Сегодня я был не в силах оторвать от вас глаз. И если вы будете моей — или почти моей — еще целую неделю, я позволю своим глазам насладиться этим шикарным зрелищем.
Он потянул ленточку шляпки, завязанную бантиком у нее под ухом. Александра улыбнулась и подняла подбородок, чтобы облегчить ему задачу. Лорд Эмберли снял с нее шляпку и бросил на землю.
Потом обхватил ее лицо ладонями и провел пальцами по завиткам волос. Глаза его улыбались.
— Как я могу позволить тебе уйти? — прошептал граф, склонившись над ней. — Скажи мне, Алекс. Цепи любви сковали и меня.
Он не дал ей возможности ни ответить, ни отреагировать на его слова. Его сомкнутые губы коснулись ее рта, легко, нежно, словно дразнили ее, пока она не раскрыла губы, отвечая на его поцелуй.
Эти объятия совершенно не походили на те, предыдущие. Александра вдруг поняла, что обнимает его за шею, но он держал ее за талию и не давал их телам соприкоснуться. Его губы пробовали на вкус ее губы, ласкали, дразнили, но он не пускал в ход язык. Этот мужчина притягивал ее, но теперь Александра не испугалась.
Граф поднял голову, но рук с ее талии не убрал, и она тоже продолжала обнимать его за шею.
— Я завидую тому, кого вы выберете, Алекс, — сказал он ей.
— Никто и никогда не получит меня, — грустно улыбнулась она. — Вы вернетесь к миссис Борден? — Девушка вспыхнула, ужаснувшись своему собственному вопросу.
— Нет, — усмехнулся граф. — Я уже говорил вам, Алекс, что она осталась в прошлом. Что бы ни случилось между нами, это уже не изменится.
— Мне очень жаль.
— Если бы я знал, что вопрос ваш вызван ревностью, я с радостью простил бы вас. Может, вернемся обратно, посмотрим, не оставила ли какая-нибудь добрая душа нам чаю? Я проголодался.
Лорд Эмберли поднял ее шляпку и теперь смотрел, как Александра завязывает бантик под подбородком.
— Это миссис Рей придумывает? — спросил он Александру. — Шляпку набок, бантик под ухо. Если так, придется сказать ей, что она прирожденная обольстительница. А с виду и не скажешь, крохотная такая, словно птичка. А вот вы никаких вольностей себе не позволяете. Наверное, надо поблагодарить Бога за то, что вы не сами себе волосы укладываете. — Граф потянул за завитый локон и отпустил его.
— Нэнни — тиран в обличье святого, — ответила Александра, беря его под руку, и они направились обратно к площадке для пикника.
— Если я все же решу жениться на вас, то непременно прибавлю миссис Рей жалованье и попрошу ее продолжать в том же духе, — заявил лорд Эмберли.
На следующее утро Александра ехала верхом со своим братом по утесу, на безопасном расстоянии от обрыва. День выдался сырой и прохладный. Над водой нависли тяжелые тучи, готовые в любую минуту пролиться дождем.
— Я собираюсь уехать отсюда, Алекс, — сказал Парнелл. — Знаю-знаю, тебя на все лето пригласили, а я обещал пожить с тобой, поддержать морально. Но мне кажется, я тебе больше не нужен. А ты как думаешь?
— Но зачем тебе уезжать? — заволновалась Александра. — Это ведь один из самых прелестных уголков нашей страны, и ты сам недавно так говорил. Здесь все такие добрые. Что ты собираешься делать? И куда поедешь?
Брат пожал плечами:
— Не знаю пока. Но домой я не вернусь, это точно. Тебя там больше нет, ты вырвалась наконец из этого плена, и мне там делать тоже нечего. Но я еще не решил, куда отправлюсь.
— Может, попробуешь помириться с отцом? Он же твой отец, Джеймс. Я знаю, ты считаешь, что он обошелся с тобой несправедливо, и это, впрочем, чистая правда, но он поступил так, как считал правильным. Он всегда руководствуется своими принципами и желает нам только добра.
— Да уж, — хмыкнул Джеймс. — В том-то и беда, Алекс: он полагает, что правда всегда на его стороне. Он даже у Бога нашел бы недостатки, встреться они лицом к лицу.
— Джеймс! — ужаснулась Александра.
— Я не могу простить его, даже если бы он признал, что был не прав, и попросил бы у меня прощения. Впрочем, нет, тогда я, наверное, простил бы его. Но от него такого поступка ни за что на свете не дождешься. Он посмел бесцеремонно вмешаться в мою жизнь, Алекс, и разрушил все мои надежды на счастливое будущее, при этом окончательно и бесповоротно изменил жизнь двух других людей. Кто знает, к добру ли? Нет, домой я поехать не могу. Домой! Да нет у меня никакого дома!
— Потому что ты не захотела переходить на ту сторону? Какая ерунда, Сьюзен! — попытался успокоить ее Доминик. — Поверь мне, трава на этом берегу такая же зеленая, как на том, и деревья ничуть не ниже. Совершенно не важно, по какому берегу гулять.
— Но дело не только в том, что я реку не перешла, — сказала она. — Несколько дней назад я чуть со страху на обрыве не умерла. А вчера лейтенант Дженнингс любезно пригласил меня прокатиться верхом. Ховард тоже с нами отправился, и еще мы за Нэнси Мортон заехали. Всем хотелось пустить лошадей во весь опор, но я испугалась, я только трусцой ездить могу. Они в один голос заявили, что это не имеет никакого значения, особенно старался лейтенант, но я знаю, что была для них настоящей обузой.
— Могу поклясться, что это не так, Сьюзен, — мягко проговорил лорд Иден. — Ну может, только для твоего брата. Братья — ужасно нетерпеливые создания, никогда не могут проявить сочувствие, так ведь? Но больше ты ни для кого не можешь быть обузой. Меня, например, твои страхи ничуть не обременяют.
— Правда? — тоскливо вздохнула Сьюзен. — Вы очень добры. Вы всегда были добры ко мне, даже в детстве. Я такой докучливой девочкой была. Помните, как вы меня с дерева снимали?
— Еще бы! Один из твоих братьев — Гарольд, насколько я помню, — все время повторял, что раз ты сама туда забралась, то вполне можешь слезть самостоятельно, без посторонней помощи.
— Я бы до сих пор там сидела, если бы вы не спасли меня, — с обожанием поглядела Сьюзен на своего рыцаря.
— Кстати, что ты там делала? — поинтересовался Иден. — За котенком полезла?
— Да, — кивнула она. — Вы потом еще долго моим героем были, милорд.
— Что?! — шутливо округлил он глаза. — В прошедшем времени, Сьюзен? Хочешь сказать, я больше не твой герой?
— О! — тут же вспыхнула она. — Теперь это не слишком прилично, милорд.
— В самом деле? Какая жалость. Я бы с удовольствием еще немножечко побыл героем.
— Но я все еще восхищаюсь вами, — поспешила заверить его Сьюзен. — Вы так добры, милорд. Слабость вас не раздражает.
— Но ты никакая не слабая, Сьюзен. Просто у тебя слишком развито воображение, и ты чувствуешь опасность острее других людей. Ничего плохого в этом нет. Даже наоборот. Кому нужна храбрая независимая женщина, которой никогда не требуется сильное мужское плечо?
— О! — снова вырвалось у нее. — А я не такая, так ведь?
Иден посмотрел на нее сверху вниз: в широко распахнутых глазах тревога, губки, словно бутончик розы, сложились в очередное «о!». Именно такие девушки его и привлекали — сладенькие беспомощные крошки. Какие же они обворожительные! Ему хотелось обнять ее, прижать к себе и взять под свою защиту.
Он даже не заметил, как они остановились, и внезапно поймал себя на том, что разглядывает ее огромные карие глаза и обольстительные губки. Они притягивали его словно магнит. Вот бы попробовать их на вкус! Один разок. Всего лишь один разок.
Лорд Иден выпрямился и печально улыбнулся.
— Сьюзен. Милая маленькая Сьюзен. Мы не должны делать этого. Это было бы нечестно по отношению к тебе.
— Что не должны делать? — невинно уставилась она на него.
— Неужели грешные мысли только мою голову посетили? Мне так хочется поцеловать тебя, Сьюзен, больше всего на свете. Но это и в самом деле будет несправедливо по отношению к тебе, поддайся я этому порыву.
Неожиданно в ее глазах заблестели слезы.
— Не знаю, что я такого сделала, что вы решили, будто я настолько доступна, — всхлипнула Сьюзен. — Кажется, я не давала вам никакого повода, милорд.
— Сьюзен! — Иден схватил ее за руку, сжал в своих ладонях пальцы. — Ничего подобного мне даже в голову не приходило! Просто сегодня ты такая красивая, а вокруг так тихо и спокойно. Признаюсь, что я чуть не потерял голову и не поцеловал тебя. Но я говорю об этом в знак уважения, правда. Поверь мне, вина только на мне, это мои чувства вышли из-под контроля. Ты вела себя безупречно, как настоящая леди, Сьюзен.
— Я стараюсь. — Слезы потекли по ее щекам. — Я ведь понимаю, что мой папа всего лишь простой фермер, арендатор его светлости. И я не аристократка. Я знаю, что не имею права на ваше восхищение, милорд, впрочем, как и на внимание любого другого знатного джентльмена. Но я стараюсь вести себя благородно. И я никогда не позволяла джентльмену целовать себя. Наверняка в обморок упаду, если такое случится.
Доминик снова погладил ее по руке и полез в карман за платочком.
— Должно быть, ты считаешь меня настоящим чудовищем. — Он протянул ей платок. — Вытри глазки,
Сьюзен, и скажи, что прощаешь меня. Ну как? Простишь меня? Я не хотел напугать тебя, а уж тем более внушить к себе отвращение. Поверь мне. Я прощен?
Сьюзен промокнула глаза и вложила платочек в раскрытую ладонь лорда Идена.
— Я, конечно же, прощаю вас, милорд. Хотя уверена, что и прощать-то особо нечего. Я просто глупая гусыня.
— Пойдем. — Он предложил ей руку. — Пора вернуть тебя матери, Сьюзен. Кроме того, чай уже, наверное, готов, а я сильно проголодался. Ты как? Лучше?
— Да, спасибо вам. Вы очень добры, милорд. Полный раскаяния за свою неловкость и по уши влюбленный, лорд Иден замедлил шаг, помогая своей спутнице подняться вверх по крутому склону.
Александра брела по самой вершине холма рядом с лордом Эмберли, но под руку его не держала. Да он, впрочем, и не предлагал.
— Доминик показывал вам руины монастыря? — поинтересовался он. — От него уже почти ничего не осталось. Какая трагедия, правда?
— Да, — согласилась она. — Похоже, здесь очень красиво было. Тут так тихо и спокойно, прекрасное место для Божьей обители.
Они все шли и шли, глядя вниз на поросший деревьями склон.
— Он хочет стать военным и уехать в Испанию, — сказала Александра. — Я про лорда Идена.
— А! Он уже успел рассказать вам? Видно, он всерьез подумывает об этом. Мама все надеялась, что это мальчишеский каприз. Но Доминик давно уже вышел из подросткового возраста.
— Он должен поехать, — уверенно заявила Александра. — Он говорил, что всю жизнь будет жалеть, если война закончится, а он так и не успеет поучаствовать в ней. Думаю, так оно и есть. Он всегда будет считать, что жизнь прошла стороной. Жизнь человека слишком драгоценна, чтобы позволять другим командовать ею, вы со мной согласны?
— Вы считаете, что я пытаюсь командовать Домиником? — удивился граф. — Это не так, уверяю вас. Я всегда говорил ему, что он должен самостоятельно решить, чего хочет от жизни, и потом начинать действовать. Он может вступить в армию в любой момент, было бы желание.
— Есть масса способов контролировать поступки другого человека, не обязательно отдавать прямые приказы. Мой отец всегда действовал напрямую. Но человека можно связать совершенно иными, невидимыми путами, да так, что никто ничего не заподозрит. Ни тот, кто связывает, ни тот, кого связали. Вы понимаете, о чем я?
Он взглянул на нее и нахмурился.
— Боюсь, что не совсем.
— Лорд Иден сказал мне, что его мать позволила бы ему уехать, если бы она знала, что он действительно этого хочет, а про вас говорил, что вы дали ему свободу выбора, пусть сам решает, как ему поступить. На самом деле ему даже не требуется вашего позволения, чтобы купить патент на офицерский чин. Но неужели вы не видите, что связали его по рукам и ногам своей любовью?
— Связали? — удивился граф. — Любовью? Вам не кажется, что одно противоречит другому?
— Нет, не кажется, — покачала головой Александра. — Если бы вы с вашей матерью и Мадлен не давали покоя лорду Идену, запрещали идти в армию, перед ним встал бы выбор — подчиниться вам или поднять мятеж. А так он знает, что вы его любите, и боится причинить вам боль. Ведь он тоже любит вас и не желает обрекать своих близких на страдания. Вы не дали ему свободы, заявив, что он может сам выбирать свой путь.
Лорд Эмберли застыл на месте. Он стоял и смотрел вниз, в долину.
— Тогда такого понятия, как свобода, просто-напросто не существует. Или любви нет. Если то, что вы говорите, правда, эти две вещи не могут существовать вместе.
— Не знаю. Я еще не до конца обдумала этот вопрос. Я размышляю в процессе разговора. Вы могли бы подарить лорду Идену свободу. Вы можете сказать, что он волен поступить по-своему, что ваши чувства и чувства вашей матери не так уж и важны. Вы будете гордиться им, если он станет сражаться за свою родину, и это гораздо важнее всего остального. Не показывайте ему, что боитесь за его жизнь. Скройте свой страх. Вы сумеете сделать это, если действительно любите его. Вот видите? Любовь и свобода идут рука об руку. Лорд Эмберли улыбнулся:
— Страшно даже подумать, что любовь может обладать разрушительной силой. Мне как-то не слишком в это верится. Странная идея. Надо все обдумать. Вам нравится Доминик?
— Да, он такой юный, такой горячий, — кивнула Александра.
— И все же он сильно навредил вам. Девушка улыбнулась и направилась дальше.
— Но вы ведь на самом деле так не думаете, я прав? — продолжал граф, следуя за ней. — Для вас я виновник всех бед, так? Именно я заманил вас в ловушку, именно из-за меня вы попали в эту западню. Это как раз то, о чем мы с вами только что говорили. Я связал вас по рукам и ногам.
— Вы хотели мне добра, — ответила она. — Я знаю это. Кроме того, вы сами пошли на великие жертвы, чтобы помочь мне так, как считали нужным и правильным.
— Но, по-вашему, лучше бы я этого не делал, — вздохнул лорд Эмберли.
— Я отказалась от вашей помощи. Вы поступили в соответствии с кодексом чести, и лорд Иден тоже. Но я отвергла вас, и если вы помните, сказала, что не нужно возвращаться, даже если ситуация выйдет из-под контроля и мне станет совсем плохо. На этом ваши обязательства закончились.
— Но, Алекс… — Граф поймал ее за руку и остановил. — Вы страдали. И ваши тогдашние страдания не шли ни в какое сравнение с тем, что ждало вас впереди. И в тот вечер, и в последующие дни. Уверен, что отец сделал бы вашу жизнь невыносимой. Разве мог я остаться в стороне и спокойно наблюдать за этим?
— Это была не ваша проблема, а моя, — парировала Александра. — Со мной снова поступили так же, как поступали всегда: превратили в вещь, в товар — причем никому не нужный товар, — и передали с рук на руки. Я не хочу принадлежать кому-то. Не хочу быть вещью. Я хочу быть сама собой. Сама строить свою жизнь. И страдать, если это потребуется. Но это будет моя жизнь и мои страдания. Мой выбор.
Девушка заметила, что ее спутник побелел словно полотно. Даже глаза перестали улыбаться.
— Я никогда не хотел владеть вами, Алекс. С самого начала я сказал вам, что здесь вы вольны быть самой собой.
— Да, это так, — согласилась Александра, — но я ведь должна выйти за вас. Вам же и в голову не могло прийти предоставить мне полную свободу, я права? Вы слишком учтивы, чтобы снова рискнуть и позволить мне испытать на своей шкуре очередной скандал, остракизм или наказание от рук отца. Вот какую свободу вы мне предоставили, Эдмунд.
Граф долго смотрел ей в глаза.
— Вы хотите стать свободной? — спросил он наконец. — Вы предпочитаете свободу браку со мной?
Александра молча уставилась на него.
— Давайте не будем спешить, — промолвил граф. — Мне нужно подумать, Алекс. Я не смогу спокойно смотреть на ваши мучения. — Он отвел взгляд и долго молчал, потом снова заглянул ей в глаза. — Через неделю в Эмберли-Корте состоится традиционный бал. Давайте дождемся его. Если после этого я увижу, что вы так же несчастны, как сейчас, если мы оба удостоверимся, что из нашего брака ничего хорошего не выйдет, я позволю вам разорвать помолвку. Я не стану спорить и возражать и предоставлю вам полную свободу. Согласны?
Александра отрицательно покачала головой.
— Я хочу, чтобы помолвку разорвали вы. Вы настояли на том, чтобы она состоялась, — вам и разрывать ее.
— Алекс! — ужаснулся он.
— Вы постоянно стережете меня! — взорвалась Александра. — Словно паук муху. Только ваша тирания облачена в одежду благосклонности. Но я попалась в вашу сеть, Эдмунд. В вашу золотую сеть. Меня надо защитить, чего бы это ни стоило. Конечно же, будет проще, если помолвку разорву я. Тогда никто не сочтет меня брошенной. Но мне не нужна ваша защита, Эдмунд. Я никогда не просила о ней и не искала ее.
— Отлично! — отрезал граф, не отводя взгляда. Казалось, он еще больше побледнел. — Если начиная с сегодняшнего дня и до бала ничего не изменится, я разорву нашу помолвку сразу же после праздника. Такой вариант вас устраивает?
— Да. Такой вариант меня устраивает.
Лорд Эмберли неожиданно рассмеялся, правда, не слишком весело.
— Я стану изгоем, — сказал он. — Вы когда-нибудь слышали, чтобы джентльмен разрывал помолвку, Алекс?
— Нет.
— Временами мне кажется, что мы оба сошли с ума. И вдруг между ними словно стена рухнула, и они улыбнулись друг другу.
— Александра Парнелл, — заявил он, — мне никогда не доводилось встречать такую женщину, как вы, и я благодарен за это судьбе. Кстати, вы сегодня просто очаровательны. Я уже говорил вам это?
— Да, Эдмунд, но можно и повторить. Ничего страшного.
— Правда? У вас такие красивые волосы. Почему вы всегда безжалостно прячете их под шляпку?
— Папино воспитание, — пожала она плечами, — и сила привычки. Мне становится не по себе, когда они не собраны в пучок. Не могу избавиться от чувства, будто все на меня смотрят.
— Вот тут вы правы, — согласился с ней граф. — Сегодня я был не в силах оторвать от вас глаз. И если вы будете моей — или почти моей — еще целую неделю, я позволю своим глазам насладиться этим шикарным зрелищем.
Он потянул ленточку шляпки, завязанную бантиком у нее под ухом. Александра улыбнулась и подняла подбородок, чтобы облегчить ему задачу. Лорд Эмберли снял с нее шляпку и бросил на землю.
Потом обхватил ее лицо ладонями и провел пальцами по завиткам волос. Глаза его улыбались.
— Как я могу позволить тебе уйти? — прошептал граф, склонившись над ней. — Скажи мне, Алекс. Цепи любви сковали и меня.
Он не дал ей возможности ни ответить, ни отреагировать на его слова. Его сомкнутые губы коснулись ее рта, легко, нежно, словно дразнили ее, пока она не раскрыла губы, отвечая на его поцелуй.
Эти объятия совершенно не походили на те, предыдущие. Александра вдруг поняла, что обнимает его за шею, но он держал ее за талию и не давал их телам соприкоснуться. Его губы пробовали на вкус ее губы, ласкали, дразнили, но он не пускал в ход язык. Этот мужчина притягивал ее, но теперь Александра не испугалась.
Граф поднял голову, но рук с ее талии не убрал, и она тоже продолжала обнимать его за шею.
— Я завидую тому, кого вы выберете, Алекс, — сказал он ей.
— Никто и никогда не получит меня, — грустно улыбнулась она. — Вы вернетесь к миссис Борден? — Девушка вспыхнула, ужаснувшись своему собственному вопросу.
— Нет, — усмехнулся граф. — Я уже говорил вам, Алекс, что она осталась в прошлом. Что бы ни случилось между нами, это уже не изменится.
— Мне очень жаль.
— Если бы я знал, что вопрос ваш вызван ревностью, я с радостью простил бы вас. Может, вернемся обратно, посмотрим, не оставила ли какая-нибудь добрая душа нам чаю? Я проголодался.
Лорд Эмберли поднял ее шляпку и теперь смотрел, как Александра завязывает бантик под подбородком.
— Это миссис Рей придумывает? — спросил он Александру. — Шляпку набок, бантик под ухо. Если так, придется сказать ей, что она прирожденная обольстительница. А с виду и не скажешь, крохотная такая, словно птичка. А вот вы никаких вольностей себе не позволяете. Наверное, надо поблагодарить Бога за то, что вы не сами себе волосы укладываете. — Граф потянул за завитый локон и отпустил его.
— Нэнни — тиран в обличье святого, — ответила Александра, беря его под руку, и они направились обратно к площадке для пикника.
— Если я все же решу жениться на вас, то непременно прибавлю миссис Рей жалованье и попрошу ее продолжать в том же духе, — заявил лорд Эмберли.
На следующее утро Александра ехала верхом со своим братом по утесу, на безопасном расстоянии от обрыва. День выдался сырой и прохладный. Над водой нависли тяжелые тучи, готовые в любую минуту пролиться дождем.
— Я собираюсь уехать отсюда, Алекс, — сказал Парнелл. — Знаю-знаю, тебя на все лето пригласили, а я обещал пожить с тобой, поддержать морально. Но мне кажется, я тебе больше не нужен. А ты как думаешь?
— Но зачем тебе уезжать? — заволновалась Александра. — Это ведь один из самых прелестных уголков нашей страны, и ты сам недавно так говорил. Здесь все такие добрые. Что ты собираешься делать? И куда поедешь?
Брат пожал плечами:
— Не знаю пока. Но домой я не вернусь, это точно. Тебя там больше нет, ты вырвалась наконец из этого плена, и мне там делать тоже нечего. Но я еще не решил, куда отправлюсь.
— Может, попробуешь помириться с отцом? Он же твой отец, Джеймс. Я знаю, ты считаешь, что он обошелся с тобой несправедливо, и это, впрочем, чистая правда, но он поступил так, как считал правильным. Он всегда руководствуется своими принципами и желает нам только добра.
— Да уж, — хмыкнул Джеймс. — В том-то и беда, Алекс: он полагает, что правда всегда на его стороне. Он даже у Бога нашел бы недостатки, встреться они лицом к лицу.
— Джеймс! — ужаснулась Александра.
— Я не могу простить его, даже если бы он признал, что был не прав, и попросил бы у меня прощения. Впрочем, нет, тогда я, наверное, простил бы его. Но от него такого поступка ни за что на свете не дождешься. Он посмел бесцеремонно вмешаться в мою жизнь, Алекс, и разрушил все мои надежды на счастливое будущее, при этом окончательно и бесповоротно изменил жизнь двух других людей. Кто знает, к добру ли? Нет, домой я поехать не могу. Домой! Да нет у меня никакого дома!