Беляев Александр Романович. Творимые легенды и апокрифы

Беляев Александр
Творимые легенды и апокрифы

   Александр Беляев
   Творимые легенды и апокрифы
   I
   ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НЕ СПИТ
   Иван Степанович Вагнер, профессор 1-го Московского университета по кафедре биологии, давно известен своим ученым коллегам как исключительно разносторонний ум, талантливый изобретатель и смелый экспериментатор. Широкой же публике Вагнер стал известен всего пять лет назад, когда ему пришлось выступить в качестве обвиняемого по так называемому "собачьему делу" в народном суде.
   У меня сохранились газеты того времени. Вот как в одной из них корреспондент, присутствовавший на суде, описывает внешность профессора Вагнера:
   "В его каштановых волосах, окладистой русой бороде и нависших усах можно было заметить только несколько серебристых волосков. Свежий цвет лица, румяные щеки и блестящие глаза говорили о здоровье. Ему нельзя было дать более сорока лет".
   А в это время профессору Вагнеру было за пятьдесят.
   Обвинялся он в похищении собак для производства научных опытов. На суде выяснились очень интересные обстоятельства. Оказывается, профессор Вагнер изобрел средство от усталости, а также средство против сна; сон же, по словам профессора, представляет собой болезнь.
   Вагнер поставил себе задачей охватить большее количество знаний, чем то, которое может вместить человеческий мозг. И профессор добился этого благодаря тому, что, не нуждаясь в отдыхе и сне, мог работать почти двадцать четыре часа в сутки. Кроме того, путем тренировки он выработал способность думать обеими половинками мозга независимо одна от другой. Его глаза двигались также независимо один от другого, и Вагнер мог, таким образом, наблюдать за несколькими явлениями сразу. Он мог писать одновременно правой и левой рукой...
   Все это и многое другое выяснилось на "собачьем процессе", и имя профессора Вагнера сразу сделалось известным публике, читающей газеты. Его так и называли: "Человек, который не спит".
   Я был одним из тех, которые заинтересовались профессором Вагнером. Мне очень хотелось познакомиться с ним. Случай пришел мне на помощь. Я познакомился с Вагнером в Крыму, в Симеизе, мы имели с ним несколько интереснейших бесед.
   Потом Вагнер куда-то исчез. Вообще он довольно часто меняет места жительства, что не мешает ему читать лекции в Московском университете. Для этого он пользуется радиопередачей. И только для практических занятий он является в Москву на месяц или на два. Все его ученики преуспевают, и университетское начальство не возражает против такого заочного метода обучения.
   Итак, он исчез, хотя его голос пунктуально слышался в аудитории. Слухи о его необычайных опытах и изобретениях продолжали передаваться из уст в уста. Я тщательно записывал эти рассказы. Некоторые из них казались мне настолько неправдоподобными, что я ставил в записной книжке на полях знак вопроса, чтобы проверить правдивость рассказа, когда встречу Вагнера или узнаю его адрес. Говорили, что он в Ленинграде занимается какими-то радиоопытами, что собирается на Новую Землю, но адреса он никому не сообщал. И лишь недавно он неожиданно напомнил о себе. На своем коротковолновике однажды вечером я принял от него радиотелеграмму. Он слал мне привет и сообщал адрес.
   Я тотчас же переписал все рассказы о его изобретениях, которые мне пришлось услышать, и послал ему, прося сообщить мне, что в них правда и что ложь. Его ответ убедил меня, что мои опасения были не напрасны. Увы, более половины моих документов о профессоре Вагнере оказались апокрифами. Творимые легенды возникали на моих глазах. Среди этих легенд были не только рассказы об изобретениях Вагнера, но и любопытные эпизоды из его жизни. Для иллюстрации я приведу некоторые из этих выдуманных историй, прежде чем перейти к подлинным происшествиям. Во всех записях я старался дословно передавать речь рассказчиков.
   II
   СЛУЧАЙ С ЛОШАДЬЮ
   На ежегодных скачках 21 мая 1926 года в Ипсоне всеобщее внимание привлек розыгрыш главного приза в пять тысяч фунтов стерлингов. Среди трехлеток прекрасных английских скакунов выделялись два претендента на первенство: светло-золотистая Лорелей и рыжий красавец Викинг. Большинство ставок было поставлено на этих двух лошадей, уже показавших свои необычайные качества на тренировочных пробегах. Но Викинг, по всеобщему признанию, имел больше шансов на выигрыш.
   Скачки начались. Не прошло и минуты, как Лорелей и Викинг выдвинулись из строя на голову, а еще через несколько секунд Викинг опередил своих соперников уже на полтора корпуса.
   - Браво, Викинг! - кричала исступленная толпа. Победа, казалось, была за ним. Но вот на повороте случилось событие, которое, вероятно, надолго останется в памяти тех, кто присутствовал на этом дерби.
   Викинг словно обезумел. Он не свернул на повороте, а понесся прямо на загородку, расшибся и упал. Налетевшие сзади лошади едва не раздавили бедного Викинга вместе с его жокеем. Избавившись от одной опасности, они попали в другую. Часть толпы, ставившая на Викинга, пришла в бешенство. Почтенные джентльмены, сами рискуя попасть под копыта лошадей, спрыгивали с трибун на скаковую дорожку с явным намерением растерзать предателя жокея. Они не сомневались, что жокей был подкуплен владельцем Лорелей, крупным купцом, шелковым оптовиком. К счастью, опытный жокей не пострадал при падении. Он учел момент и побежал от гнавшейся за ним толпы с такой скоростью, словно хотел принять участие в скачках вместо выбывшего из строя Викинга.
   Злость и негодование проигравших на Викинге были так сильны, что многие из сбежавшихся к месту происшествия толкали Викинга в живот ногою. Это было безобразное зрелище. Толпа запрудила всю беговую дорожку. Пришлось на время прекратить скачки. Трибуны напоминали кратер вулкана, наполненный кипящей лавой. И эта лава человеческих страстей была не менее страшна, чем магма.
   Когда первое волнение улеглось, немедленно приступили к следствию. На помощь жокею вовремя подоспел отряд полисменов, которые и спасли его от самосуда толпы. Жокей, конечно, клялся и божился, что он ни в чем не повинен и сам не знает, что с Викингом; обыкновенно конь слушался малейшего движения руки. Толпа не верила словам жокея, но, так как никто не мог доказать его виновности, следствие временно было направлено в иную сторону. Викинга подняли на ноги и тщательно осмотрели. Грудь его была серьезно повреждена, часть кожи и мяса сорвана, но это были свежие ранения от удара о загородку. Глаза и ноги лошади были как будто не повреждены. Она смотрела нормально. Викинга хлестнули хлыстом и посмотрели, как он пойдет. Шатаясь, Викинг двинулся вперед. Перед ним был столб. Викинг, как слепой, шел на столб, не сворачивая. И, лишь ударившись грудью, остановился.
   - Он ослеп! - послышались голоса. Один джентльмен подошел и махнул перед глазами Викинга шляпой. Викинг невольно вздернул голову.
   - Видит!
   - Он помешался! - крикнул кто-то.
   - Разве лошадь может помешаться? - возразили ему. - Они бесятся, но это бывает совсем иначе.
   Викинга отвели от столба, стегнули, и он вновь пошел. Удивительное дело! Он шел только по прямой линии, не сворачивая ни направо, ни налево. В конце концов, он зашел в тупик между двумя киосками и стоял там, словно он, сгорая со стыда, хотел уйти ото всех, никого не видеть. Опытные конюхи сразу определили, что Викинг без посторонней помощи не может выйти из тупика, в который зашел лишь потому, что тупик лежал на пути его прямолинейного странствования.
   Теперь уже ни у кого не оставалось сомнения в том, что Викинг болен странной болезнью прямолинейности. Это не снимало обвинения с жокея, но все же несколько разбивало уверенность в том, что болезнь лошади - его рук дело. Жокеи слишком привязываются к лошадям, и было трудно допустить, что жокей мог пойти на такое преступление. Испортить лошадь могли чужие. Но как жокей недосмотрел?
   Толпа опять бросилась к жокею:
   - Болел чем-нибудь Викинг?
   - Болел, - отвечал жокей. - Конюх говорил мне, что Викинг накануне скачек плохо ел и плохо пил. Мистер Джиббс, владелец Викинга, даже хотел отказаться от участия в скачках, но мистер Томпсон, ветеринарный врач, сказал, что это пустяки и что к утру все пройдет. Он сам обещал наблюдать за Викингом. И действительно, мистер Томпсон пробыл в конюшне Викинга всю ночь-Продолжение следствия было после скачек. И уже не толпа, а следователь допросил мистера Томпсона. Ветеринар уверял, что, кроме легкого недомогания, которое произошло по вине конюха, нарушившего режим кормления, Викинг ничем болен не был. Да и в настоящее время он, Томпсон, затрудняется определить болезнь Викинга, хотя должен констатировать, что Викинг действительно болен: он может ходить лишь по прямой.
   Для диагноза болезни Викинга были привлечены лучшие силы медицины и ветеринарии, но никто ничего не мог понять. Прекрасная лошадь была испорчена. Но кем, когда и как? Викинг задал ученым неразрешимую загадку.
   Вот тут-то на сцену и выступил профессор Вагнер, который в это время находился в научной командировке в Оксфорде. Прочитав в газетах о том, что никто не может понять болезнь Викинга, Вагнер написал письмо в редакцию:
   "Викинг теперь стоит не дороже своей рыжей шкуры. Убейте Викинга, вскройте ему череп, и вы узнаете, в чем заключалась его болезнь".
   Это было сказано так решительно, словно Вагнер уже посмотрел, что делается в голове больного Викинга. А ведь Вагнера даже на скачках не было.
   Владелец Викинга послушался этого совета и, убив лошадь, вскрыл череп. И что же обнаружилось? У Викинга не хватало части мозга. Очевидно, подкупленный кем-то ветеринар ночью проделал эту операцию и так удачно зашил места сечения на голове лошади, что никто не заметил следов операции. Томпсон отрицал это преступление. Но в результате тщательного обыска были найдены улики, и, в конце концов, Томпсон сознался. За последнее время он получал столько угрожающих писем, что в тюрьме почувствовал себя безопаснее, чем на свободе.
   После этого случая имя профессора Вагнера стало известно и в Англии...
   (Сообщено т. А. А. К.)
   x x x
   Иван Степанович Вагнер написал на обратной стороне последнего листа этой рукописи:
   "Выдумки. Ничего подобного со мной не было. В мае 1926 года за границу не выезжал. При двустороннем удалении лобных долей мозга у лошади, как и у собаки (над которыми я сам производил опыты), могли действительно обнаружиться такие странности: животное (конечно, и человек), лишенное лобных долей, обнаруживает непрочность статической координации, неспособность поворачиваться из стороны в сторону, благодаря чему оперированная таким образом собака всегда бегает по прямому направлению и, забившись в угол или в тесный закоулок, не в состоянии выйти оттуда без посторонней помощи.
   Как видите, все это похоже на случай с Викингом. Но... во-первых, я просматривал лондонские газеты за это время и не нашел ничего похожего на описанный вашим знакомым случай. Во-вторых, если бы этот случай произошел, то в Лондоне нашлось бы немало ученых, которые смогли бы понять болезнь Викинга, не представляющую ничего загадочного для всякого, кто изучает рефлексологию. А в Англии ее изучают не меньше, чем у нас. В-третьих, болезнь Викинга, конечно, обнаружилась бы на первом же повороте от его конюшни, и жокей не явился бы на скачки с такой лошадью".
   III
   О БЛОХАХ
   Однажды приехал профессор Вагнер в Париж. Его пригласил к себе для научной консультации наш соотечественник доктор Воронов, тот самый, который занимается вопросом омоложения. Идет Вагнер по Парижу из гостиницы к Воронову и видит на одной улице дом, а на доме вывеска:
   "Здесь дают представления ученые блохи". Профессор Вагнер решил нанести визит своим ученым коллегам. Блохи оказались действительно замечательными. Танцевали кадриль, передвигали пушечки, катали друг друга в картонных экипажах, боксировали и даже катались на крохотных велосипедиках.
   Владелец блошиной труппы, когда узнал, что его усатый посетитель ученый, разговорился и показал Вагнеру самые лучшие номера. В заключение сеанса директор накормил всю труппу на собственной руке и отпустил отдыхать. После обеда блоха поспать любит.
   - Одно плохо, - говорил владелец блошиного театра, - уж очень малы ростом мои артисты. Теперь редко у кого встречается хорошее зрение. Если зрители очень низко наклоняются, то артисты их в нос щелкают, а издали мало кто видит. Через линзы смотреть тоже неудобно: блоха движется и то уйдет из поля зрения, то из фокуса выйдет. Но зато какие сильные и умные животные! Ведь они тянут тяжести, в несколько сот раз превышающие вес их тела. А их прыжки! Обыкновенная человеческая блоха имеет в длину: 2,2 миллиметра самец и три-четыре миллиметра самка. Ну, и в вышину миллиметра два - два с половиной. А прыгать блохи могут вверх на целый метр. Да и вперед почти на столько же. Это значит - почти в пятьсот раз больше своего роста! Что же было бы, если бы блоха была ростом с человека?
   - Да... - сказал Вагнер и задумался. Так, задумчивый, и к доктору Воронову пришел. Воронов обрадовался дорогому гостю. Все свои новинки показывает: юношу лет восемнадцати - бывшего старика и грудную старушку. Перелечили ее малость, и она превратилась в грудного младенца.
   - Но это ничего, - говорит Воронов, - она у меня скоро вырастет и говорить начнет. Вот только не знаю, не придется ли ее заново языкам учить. Она хорошая лингвистка была.
   Вагнер слушает, а сам этак сквозь усы: "Да, да, да..." А потом говорит:
   - Все это очень хорошо. А блоху в рост человека вы можете сделать?
   Воронов даже рот открыл.
   - Зачем? - спрашивает.
   - Ради науки, для опыта.
   - Нет, - говорит Воронов, - прямо скажу, не могу. А сам даже покраснел от стыда.
   - Так я и думал. А я сделаю, - заявляет Вагнер. - Дайте мне только помещение да блох побольше.
   И начал Вагнер опыты делать. Парижанки ему блох приносили, а он кормил этих блох вытяжками из каких-то желез и витаминами "ижица".
   Вырастил Вагнер дюжину блох ростом с черного таракана и подарил владельцу блошиного театра. Очень благодарил Вагнера владелец. Весь Париж ходил смотреть на диковинных блох, пока не случилась маленькая неприятность: одна блоха-таракан угодила в лоб самому господину президенту республики, отчего в голове его перепутались государственные дела первейшей важности. Крамольную блоху убили, а на остальных цепочки надели, чтобы слишком высоко не запрыгивали. Вагнера из-за этой блохи из Франции едва не выслали. Однако уцелел.
   На полный человеческий вырост Вагнер пустил только две блохи, чтобы на корм меньше денег выходило. И стали эти две блохи расти не по дням, а по часам. Держал он их в клетке на цепочке, а кормил кровью. Каждый день с боен в бочках кровь привозили.
   Вы представляете себе, что такое блоха, если ее увеличить раз в тысячу? Нет зверя страшнее! Даже сторожа из зверинца, приставленные к этим блохам, тряслись от ужаса. А когда блохи протягивали сквозь прутья клеток свои щупальца и жала, у сторожей ноги подгибались и они из комнаты убегали.
   И вот случилось несчастье. Когда длина блохи-самки была равна ста семидесяти семи сантиметрам (самец имел рост немного меньше), а мускулы и челюсти сделались сильнее львиных, выскочила блоха-самка из клетки. Порвала цепи, прогрызла за ночь заднюю деревянную стенку и через дырку - прыг! ускакала.
   А это было как раз в ночь под четырнадцатое июля - национальный французский праздник, взятие Бастилии. В этот день весь Париж на улице. И вдруг такое происшествие! Блоха в рост человека тоже как бы разрушила свою Бастилию, разорвала цепи и прыг на улицу' А на улице народ с раннего утра уже толпится.
   "Зверинец" Вагнера помещался на улице Кювье, рядом с зоопарком. Блоха в несколько прыжков пересекла весь Париж. Она перескочила одним прыжком через винные склады, которые занимают целый квартал, вторым прыжком перемахнула через Собор Парижской богоматери на другую сторону Сены, потом двинулась обратно, в два-три прыжка долетела до Дома инвалидов, перепрыгнула его, следующим гигантским прыжком перелетела через Эйфелеву башню. Триста метров высоты не составляли для блохи никакого затруднения. Она перелетела башню еще на двести метров выше, причем в воздухе едва не столкнулась со стайкой парадирующих аэропланов. Площадь Иены и площадь Этуаль были следующими этапами. Усевшись на Триумфальной арке, она решила отдохнуть.
   Публика вначале с восторгом приветствовала появление крылатого "зверя". Все были уверены, что это один из замечательнейших номеров уличного карнавала. Может быть, какой-нибудь изобретатель решил в этот день преподнести нации сюрприз - новый летательный аппарат типа геликоптера с вертикальным подъемом и спуском. Для большего же эффекта изобретатель придал своему аппарату такой чудовищный вид. Правда, об опытах Вагнера знал весь Париж. Но никто не предполагал, что блоха выглядит так чудовищно.
   Скоро, однако, восторг толпы сменился ужасом. Блоха, отдохнув на Триумфальной арке, неожиданно спрыгнула на улицу в гущу толпы и вдруг, схватив какого-то веселящегося гражданина своими щупиками, вонзила острый хоботок в левое плечо. Парижанин отчаянно закричал. Толпу охватил такой ужас, что все стояли несколько минут как окаменелые, а потом бросились бежать, словно их подхватила волна отлива. Блоха спокойно высосала граммов семьсот крови и, выгнув хоботок, прыгнула на арку. Француз, побледневший от потери крови и испуга, упал. К счастью, блоха не высосала всей крови, а ее в жилах француза было 5 740 граммов. Потеря двух тысяч граммов угрожала бы смертью. Но блоха удовлетворилась меньшим. Может быть, так ей легче было прыгать. И она предпочитала пить крови поменьше, но чаще.
   Через несколько минут она опять слетела с арки, напала на какую-то старушку и всадила ей в спину хоботок. Отведав старушечьей крови, блоха вынула жало и обратила свой взор на молоденькую модистку. Блоха сделалась настоящей кровопийцей.
   На место происшествия уже спешил отряд полиции. Но не успели полицейские дать залп, как блоха вскочила на арку, хотя уже и не так легко, как прежде.
   Перепрыгнув через отряд полицейских, блоха поскакала по Елисейским полям, перелетела через площадь Согласия и опустилась на лужайку в саду Тюильри.
   Профессор Вагнер уже знал о происшествии. Он поспешил отдать распоряжение поскорее убить вторую гигантскую блоху-самца. Если б и самец вырвался на волю, то было бы плохо. Что, если бы эти блохи расплодились?..
   Весть о страшном хищнике быстро облетела Париж. Улицы как вымерли. Жители баррикадировали окна, опасаясь, чтобы блоха не впрыгнула к ним в дом, разбив стекла. Вооруженные отряды гонялись за блохой, но она одним прыжком скрывалась от них. Аэропланы тоже ничего не могли поделать. Не бросать же бомбы над городом!
   А блоха очень хорошо чувствовала себя в городе. Человеческая кровь ей понравилась гораздо больше, чем коровья, которой кормили ее в заключении. И она продолжала свои налеты.
   Париж был напуган. Блоха превратилась в какого-то чудовищного Минотавра, требующего человеческих жертв. Но не было героя Тезея, который освободил бы город от страшилища. Кандидаты в Тезеи являлись. Но им не удавалось убить блоху.
   Многие начали поговаривать, что во всем виноват Вагнер, что, может быть, он даже со злым умыслом вырастил и пустил на Париж такую блоху. Вот и немцы начали нос задирать. Это не простая блоха...
   А Вагнер не спал - ведь он никогда не спит - и думал обеими половинками мозга, как бы поправить свою ошибку. Очень все вышло неприятно, и Воронов смеется.
   Мэр города Парижа вызвал Вагнера к себе и говорит ему:
   - Наше терпение истощилось. Даю вам двадцать четыре часа на удавление блохи. Мы и так стали ужасно малокровные от блохи.
   - Давить блох, - отвечает Вагнер, - это не моя специальность, а как поймать блоху, я могу дать совет. Блоху поймает только человек, который сможет сам прыгать, как блоха. Я придумал такие инструменты, чтобы человек мог прыгать по-блошиному. Поедем на Марсово поле, я вам покажу.
   Поехали. Профессор Вагнер привез с собой чемодан, а в чемодане лежат какие-то пружины и красный костюм, похожий на клопа.
   - Вот эти пружины, - говорит Вагнер, - надо привинтить к рукам и ногам, а костюм из резины, пневматический, надевается на тело, чтобы не расшибиться, если без привычки упадешь на бок или на спину. Кто хочет попробовать?
   - Я!.. И я!.. Я!..
   Вагнер выбрал одного. Надел на него резиновый костюм, к подошвам и ладоням пристроил ремешками дощечки с большими спиральными пружинками вроде матрацных, поставил человека на четвереньки и надул красную резиновую оболочку. Получился прямо гигантский клоп, напившийся крови.
   - Прыгайте! - говорит Вагнер.
   Молодой человек поднял передние лапы, скакнул, опрокинулся на спину, раза два подскочил и лежит на спине, как жук, лапами машет.
   - Не могу, - говорит, - с земли подняться. Лучше с высоты.
   Перевернули "клопа", принесли три стола, поставили друг на дружку, а наверх посадили "клопа".
   - Прыгай!
   Прыгнул "клоп", взвился вверх и опять на спину. Раз, другой, третий подпрыгнул - лежит.
   - Ничего, научится, - успокаивает Вагнер. И опять отнесли "клопа" на стол. И что же, наловчился-таки "клоп". Прыгнул, ударился на все четыре лапки и взвился вверх, что твоя блоха, выше дома. Опять ударился пружинами о землю и еще выше подпрыгнул.
   - Браво! - кричат.
   А он, когда в третий раз на землю спустился, вдруг сам кричит:
   - Как же я теперь остановлюсь? - и упрыгнул. И правда. Вот задача! Прыгать-то он может, а остановиться не умеет.
   - Держите меня! - кричит.
   Побежали за ним, да где там! В три прыжка все Марсово поле пролетел.
   - Пропал мальчишка! Теперь так и будет прыгать вокруг земного шара...
   Однако, на свое счастье, он в реку Сену угодил. До дна нырнул, потом резиновый пузырь на спине вынес его, а люди выловили.
   Как ни плохо пришлось смельчаку, от блохи еще хуже приходилось. И молодой человек, а за ним и другие молодые люди начали учиться прыгать по-блошиному и скоро большого искусства достигли. Даже в строю могли прыгать. Очень это военному министру понравилось.
   - Новый род войск, - говорит, - прыгуны! Через окопы очень легко могут перепрыгивать.
   Стали прыгуны за блохой охотиться. Извели ее вконец. Из Парижа выгнали. Пить-есть не давали, все гнали. Подохла блоха в Аржантейле. И двадцать молодых "Тезеев" несли в Париж шкуру "Минотавра".
   На радостях президент наградил профессора Вагнера орденом Почетного легиона.
   - Только, - говорит, - улетайте из Парижа с первым же аэропланом!..
   (Рассказ записан со слов двух лиц - тт. Н. А. П. и К. Е. Н. Они рассказывали почти одновременно, перебивая и дополняя друг друга: отсюда некоторая невыдержанность стиля.)
   x x x
   Замечание профессора Вагнера:
   "Опять выдумки! Со мной этого не было. Но нечто подобное я читал несколько десятков лет назад в каком-то журнальчике. Мне, кажется, начинают приписывать легендарные подвиги.
   Предположение, что, если бы блоха была ростом с человека, она могла бы прыгать через высочайшие дома, совершенно неверно: упускается из виду, что притяжение Земли увеличивается прямо пропорционально массе тела или пропорционально кубу линейного увеличения. Несмотря на всю анатомическую приспособленность блохи к прыжкам, увеличенная до человеческого роста блоха прыгала бы почти так же, как человек, или чуть-чуть выше.
   У меня есть один проект относительно прыгания, но совсем в другом роде. Я думал о прыганий через пропасти и реки автомобилей и даже поездов, которым сообщался бы известный разгон путем переустройства профиля пути. Мостов не нужно будет делать. Принцип американских гор. Почему бы не устроить такой прыжок вагонов через Ла-Манш? Может быть, это было бы выгоднее, чем постройка тоннеля под Ла-Маншем. Я уж присмотрел и местечко: самое узкое место канала - всего тридцать три километра. Берега крутые, скалистые. Мне только некогда заняться подсчетами. Собираюсь лететь на Новую Землю. Если будут спрашивать - зачем, говорите: разводить страусов.
   Ваш Вагнер".
   Разводить страусов! Это, конечно, шутка. Быть может, из таких шуток профессора, принятых всерьез и дополненных воображением, и возникли апокрифические рассказы о его изобретениях...
   IV
   ЧЕЛОВЕК-ТЕРМО
   Рубцов - это я. Илья Ильич. Двадцать четыре года от роду. Румян, весел, подвижен. Товарищи называют меня Чижиком.
   Товарищи - это Пронин Иван и Дашкевич Казимир, он же Казя. Пронин похож на меня, он так же молод, весел и подвижен. А Дашкевич даже на самого себя не всегда бывает похож. Он как весенняя погода: то дождь, то снег, то солнышко, то тучи, то тепло, то холодно - всего понемножку. Казя - высокий, худощавый, угловатый. Он здоров, но мнителен и часто находит в себе несуществующие болезни.
   Судьба забросила нас очень далеко - на острова Новой Земли. Мы работали радистами на метеорологической станции. Для меня Новая Земля была самой новой. Для Дашкевича новость Новой Земли значительно устарела. Казе надоели однообразные "киносеансы" северного сияния, надоели морозы, зимы без солнца.
   - Довольно, три года отдежурил, - говорил он, - и баста! С первым же пароходом я уезжаю отсюда. А если какой-нибудь гидроплан случайно навестит нас, непременно улечу. Я болен. Я совершенно разбит. Меня лихорадит. У меня ломит все тело, как будто...
   - Как будто тебя "дружески обнимал белый медведь". Слыхали. Не повторяйся, Казя! - сказал Пронин. - Ты уже третий день киснешь. Пойди к профессору Вагнеру, он, наверно, вылечит тебя.
   - Вагнер не медик, - ответил Казя.