Страница:
движениям, как кот к шуршащей за сундуком мыши.
Виктор спустился в холл первого этажа. Люди в старинной одежде,
изображенные на висевших повсюду картинах, проводили его осуждающими
взглядами. Сквозь приоткрытую дверь мерцал дрожащий желтый свет. Пошатываясь
от головокружения, Виктор вошел в гостиную -- на столе горела одинокая свеча
в высоком серебряном подсвечнике.
-- Не спится? -- Норин голос прозвучал глухо и хрипло.
Девушка сидела в глубоком кресле, на окружавшем ее темном фоне
выделялось лишь бледное пятно лица. Копна вьющихся волос окружала голову
черным ореолом. Вокруг глаз темнели круги. Голубые зрачки казались кружками
из цветной бумаги, наклеенными на черно-белую фотографию.
-- Дай мне что-нибудь от головной боли, -- Виктор опустился на стул и
помассировал виски.
-- У меня кончилось лекарство. А массаж не поможет.
-- Почему?
-- Потому что я и сама... -- Нора повертела рукой в поисках подходящего
слова, -- ...не в форме.
Она была одета в облегающее трико из темной блестящей материи, делавшее
ее еще более хрупкой, чем она была на самом деле.
-- И давно это у тебя с Ингрид? -- спросил Виктор.
-- Десять лет.
-- Вы всегда... как бы это сказать... делитесь друг с другом
возлюбленными?
-- Она предлагала мне один раз, но я не смогла лечь в постель с
человеком, которого не люблю.
-- Почему же ты думала, что лягу я?
-- Мужчины устроены по-другому.
Виктор ощутил укол злости.
-- Ты знала, что Ингрид начнет жечь синий порошок?
-- Нет.
-- Я запрещаю тебе и твоим друзьям использовать в моем присутствии, но
без моего согласия эти ваши приворотные зелья, всю эту гадость!...
Нора молча смотрела на пламя свечи.
-- Я хочу управлять своими желаниями сам, ты слышишь?
-- Хорошо.
-- И я не хочу больше видеть Ингрид. Ни в постели, ни просто так.
-- Почему?... Я думала, она тебе понравилась.
Виктор усмехнулся.
-- Попробуем с другого конца... ты меня любишь?
-- Да.
-- Тогда скажи: когда я занимался сексом с Ингрид, тебе было все равно?
-- Мне было приятно.
-- ?!...
-- Потому что я люблю вас обоих.
Виктор посмотрел на нее с неприязненным удивлением.
-- Ты не в своем уме... двоих любить невозможно.
-- Возможно, если это разные любови... Ее я люблю как сильнейшая из
двоих, тебя -- как более слабая.
-- Я не понимаю... -- он покачал головой. -- Никогда не смогу понять.
На несколько секунд наступила тишина. По свече стекали янтарные капли
расплавленного стеарина, гроздьями повисая на подсвечнике.
-- Я могу доказать, что люблю тебя, -- Нора выпрямилась.
-- Как? -- Виктор усмехнулся. -- Напишешь обязательство и заверишь у
нотариуса?
-- Подожди!...
Девушка залезла на стул и сняла со шкафа банку с Камнем. Пламя свечи
заплясало в такт ее движениям. В стеклянных очах стоявшего на секретере
африканского воителя то вспыхивали, то гасли хищные желтые искры.
-- Помнишь, что я тебе говорила?... -- Нора поставила банку на стол. --
Тем, кто любит и любим в ответ, Камень не опасен.
-- Помню, -- насмешливо отвечал Виктор.
-- Я сейчас коснусь его.
Пламя свечи успокоилось и застыло неподвижным желтым язычком.
-- Ты веришь в эту сказку?
-- Да.
Виктор удивленно покачал головой.
-- Я никогда не слыхал о камнях, убивающих несчастных влюбленных.
Однако минералы, контакт с которыми для человека вреден, возможно,
существуют -- мне как химику это не кажется невероятным... И, кстати, чего
бы ты ни касалась, -- он язвительно хмыкнул, -- ты лишь докажешь, что любишь
и любима Ингрид!
-- Я докажу, что люблю и любима тобой!... Ингрид не любит никого, кроме
себя, -- по лицу Норы пробежала болезненная гримаса. -- А если не веришь,
коснись Камня сам. Или ты боишься, что...
-- Ладно!
Злиться было глупо. Легче согласиться.
Виктор попытался вытащить массивную притертую крышку, но та не
поддалась. Он прижал банку к груди, попробовал еще раз...
-- Осторожно!
Возглас Норы совпал с хлопком выскочившей крышки. Розовая маслянистая
жидкость качнулась, чуть не выплеснувшись наружу. Виктор попытался просунуть
руку внутрь, но горлышко было слишком узким.
-- Подожди.
Девушка достала из посудного шкафа фарфоровую салатницу, поставила на
стол и осторожно наклонила над ней банку. Маслянистая жидкость неслышно
потекла толстой розовой струей; Камень, скользнув по стеклу, с жирным
бульканьем упал в салатницу. По поверхности жидкости разошлись вязкие,
медленные круги.
-- Ну?... -- Нора поставила пустую банку на стол и улыбнулась.
Виктор придвинул к себе салатницу и сунул руку внутрь...
Его будто ударило током, но боли не было. Волна вибрирующего
наслаждения побежала от кончиков пальцев вверх -- сквозь плечо в грудную
клетку, по горлу внутрь черепа (омывая изнутри глазные яблоки) и разошлась
по телу горячими пенными струями...
Он отдернул руку и, потеряв равновесие, упал грудью на стол. Нора
успела подхватить салатницу с Камнем, но подсвечник покатился на пол, свеча
погасла. Однако темно не стало -- откуда-то сочился слабый розовый свет.
-- Что... что с тобой?!...
Виктор с трудом выпрямился.
-- Все... в порядке...
Он помотал головой и вдруг понял, что мигрень, головокружение и тошнота
исчезли... вернее, заместились неприятной пустотой в голове и под ложечкой.
-- Ой!... -- Нора со стуком поставила салатницу на стол.
Оттуда веером расходился слабый ореол: Камень светился. На потолок
легло круглое розовое пятно, краем задев хрустальную люстру. По углам
разбежались розовые зайчики.
-- Что это?
-- Не знаю.
-- Когда ты его коснулся -- тебе было больно?
-- Нет, но... -- он не нашел подходящего слова.
-- Что?
Виктор прислушался к себе. Глубоко вдохнул пронзительно-чистый, будто
наэлектризованный, воздух.
-- Я чувствую, как если б из меня выкачали часть энергии.
Нора и Виктор склонились над салатницей, их лица осветились снизу.
Камень испускал ровный и довольно сильный свет. Нора нерешительно протянула
руку...
-- Подожди, -- почему-то шепотом сказал Виктор.
-- Почему?
-- Мы не знаем, что это такое. Это может быть вредно.
Они посмотрели друг на друга.
-- Я хочу попробовать.
Нора медленно опустила ладонь в салатницу.
Девушка резко дернулась, тело ее перекрутила судорога, зрачки
закатились -- Виктор обхватил ее и прижал к себе, грудью ощущая ее дрожь.
(Он вдруг заметил, что свечение Камня усилилось -- так, что стали видны
предметы в шкафах и на секретерах.) Примерно через минуту Нора расслабилась:
откинула голову Виктору на плечо, закрыла глаза. Но тут же выпрямилась --
Виктор отпустил ее. Лицо девушки стало белым (черные круги под глазами
исчезли) и застыло, как маска.
-- Коснись меня и Камня одновременно, -- Нора говорила ровным, лишенным
интонаций шепотом.
-- И что будет?
-- Что-то очень хорошее.
После секундного колебания Виктор взялся за правую ладонь девушки, а
свою правую руку сунул в салатницу. За мгновение до того, как его пальцы
коснулись пористой поверхности Камня, он закрыл глаза.
И тут же мир беззвучно взорвался и разлетелся в пыль. Исчезли стены
дома, улицы города, земной шар и охватывавший все это небосвод. Остались
лишь Виктор и Нора -- два тела посреди бесконечно-пустого пространства,
соединенные в замкнутую цепь. И остался Камень, пропускавший сквозь эту цепь
волны счастья, любви и понимания... любви, понимания и счастья... понимания,
счастья и любви...
Зацепившись плечом за поручень, Виктор вышел из фуникулера, пересек
безлюдную платформу и потащился по аллее, ведущей к дому... тяжелые, как
кувалды, ноги еле отрывались от земли; тяжелая, как гиря, голова тянула
вниз. В его памяти раз за разом, как видеоклип, проигрывались те несколько
секунд, когда он отдирался от Камня (вспышка черной пустоты и всепоглощающая
слабость), а потом отдирал Нору (лицо девушки исказила жуткая гримаса, из
перекошенного рта исторгся неразборчивый хрип).
Он отпер входную дверь и вошел в прихожую. В глубине кухни мигали
индикаторы кухонного робота. Светящиеся стрелки стенных часов показывали
5:10. Виктор повесил плащ на вешалку, снял ботинки и, волоча ноги, поднялся
на второй этаж. Сквозь приоткрытую дверь детской доносилось уютное сопение
Малыша. Ощущая неприятную, тяжелую пустоту во всех членах, Виктор прошел по
коридору в спальню.
Он разделся, бросая одежду на пол... сделав титаническое усилие,
поплелся в ванную. Через две минуты вернулся и повалился на кровать. В окно
заглядывала низкая предутренняя луна.
-- Доброе утро, милый.
Виктор вздрогнул и рывком сел. В обрамлении дверного проема -- неясным
узким силуэтом -- стояла Клара.
-- Когда ты приехала?
-- Вчера вечером, -- лица ее видно не было, но чувствовалось, что она
улыбается всегдашней безмятежной улыбкой. -- Я ждала тебя в гостиной, но под
утро задремала.
-- А как же гастроли?... Что ты сказала в театре?
-- Что у меня тяжело заболел муж, -- Клара мелодично рассмеялась, будто
зазвенел серебряный колокольчик. -- Ничего страшного, вместо меня сыграет
дублерша, -- она невесомо присела на край кровати. -- Ну, что же ты не
рассказываешь о своей пассии?
Лунный свет осветил геометрически-правильные черты лица и тщательно
расчесанные волнистые волосы.
-- Когда ты начала интересоваться моими сердечными делами?
-- С тех пор, как ты отключил мобильный телефон и перестал отвечать на
мои звонки, -- Клара зябко поежилась, запахнула халат поплотнее. -- Ну,
рассказывай, не тяни -- сколько ей лет? Кем работает? Красива ли?...
Умна?... Блондинка или брюнетка?...
-- А с каким режиссером провела вчерашнюю ночь ты? -- Виктор
почувствовал нарастающую волну раздражения. -- С блондином ли, брюнетом,
худым или толстым?
Опять зазвенел серебряный колокольчик: Клара рассмеялась.
-- Представь себе, я спала одна.
На несколько секунд наступила тишина. На Кларином трюмо холодно, словно
хирургические инструменты, блестели косметические принадлежности.
-- Хватит, Клара, -- устало сказал Виктор. -- Мы с тобой договорились:
ты спишь, с кем тебе нужно, я сплю, с кем хочу. Договор предложила ты сама,
я на него лишь согласился, -- он помолчал, а потом со злостью добавил: --
Потому что очень хотел на тебе жениться, прямо дрожал от нетерпения...
-- Но, милый, ты же не винишь меня в своем желании на мне жениться?...
-- Клара поднялась и прошлась по спальне взад-вперед. -- И потом, мы
договорились, что можем спать с другими людьми, но не можем влюбляться, --
она остановилась и посмотрела Виктору в лицо, -- так?
-- Так, -- эхом отозвался Виктор.
-- Вот я и спрашиваю: это у тебя серьезно? -- в Кларином голосе
послышались жесткая нотка.
-- Да.
-- Ты хочешь разводиться?
-- Не знаю.
-- Это не ответ!
-- Другого у меня нет. Пока нет.
Клара резко отвернулась и отошла к окну, застыв на его фоне четким
черным силуэтом. Было видно, что она старается взять себя в руки. В темноте
светились красные цифры стоящего на тумбочке будильника.
-- Расскажи мне об этой женщине.
-- Что ты хочешь знать?
-- Кто она?
-- Помнишь, когда Малыш попал под машину, ему помогла...
-- Постой, -- брезгливо удивилась Клара, -- это ведь, кажется, была
продавщица...
-- Хоть бы и продавщица... -- устало отвечал Виктор. -- Но она,
вообще-то, хозяйка магазина. И у нее медицинский диплом.
-- Так почему она не работает врачом?
-- Она предпочитает магазин... и не нуждается в средствах, -- он
помолчал, а потом с досадой добавил: -- Какая разница, чем она зарабатывает
на жизнь?
Клара поднесла руку к губам, как делала всегда, когда размышляла.
-- И действительно неважно... -- согласилась она. -- Скажи: что эта
женщина умеет, чего не умею я?... Чем она хороша?...
-- Тем, что разбудила меня от летаргического сна, в котором я жил
последние годы. Тем, что заставила вновь чувствовать влечение, страх, боль,
жалость...
-- Тогда почему ты сомневаешься насчет развода -- она замужем?... Или
ты все-таки не уверен, что она тебе нужна?...
-- Она не замужем, -- отвечал Виктор. -- Это все, что я могу тебе
сообщить.
На несколько секунд наступила тишина.
-- Ты стал жесток, -- сказала Клара.
-- Жесток?... -- безучастно отозвался Виктор. -- Ладно, я объясню,
почему не уверен... -- он помолчал, собираясь с мыслями. -- Потому что не
понимаю, чего она хочет и что ей нужно... Не понимаю, что я могу ей дать...
Не уверен потому, что в один миг она -- спокойный, уравновешенный человек, а
в другой -- безумец без инстинкта самосохранения, -- он сделал паузу, чтобы
перевести дух. -- Потому что она усиливает каждую эмоцию всеми мыслимыми
средствами и не может остановиться... Потому что всегда идет до конца и
тащит меня за собой!...
На луну наползало облачко. Желтое пятно на стене напротив зеркала стало
съеживаться и тускнеть.
-- Я не понимаю, -- сказала Клара. -- Она привлекает и отталкивает тебя
одним и тем же...
Несколько секунд она глядела в окно, потом опять повернулась к Виктору.
-- А что, если я... -- она запнулась, -- ...если я пообещаю, что буду
тебе верна?
-- А как же твоя карьера? -- Виктор саркастически усмехнулся. -- Ты же
утверждала...
-- Я удовлетворюсь тем, чего достигла. Зато сохраню семью, -- Клара
подошла к кровати, присела и обняла его за шею. -- И потом, у нас есть
Малыш. Наш с тобой сын, -- она всхлипнула. -- Ты ведь не хочешь, чтобы он
рос без отца?... -- она прижалась к Виктору и зарыдала...
Виктор мягко отстранился.
-- Ты отличная актриса, -- сказал он, -- однако никуда не годный
драматург. Ты играешь правильные эмоции, но не можешь сочинить
соответствующий текст.
Тело Клары напряглось, потом расслабилось. Рыдания постепенно стихли.
-- Ты умнее меня, -- она в последний раз (уже по инерции) всхлипнула.
-- А потому поверишь... должен поверить тому, что я сейчас скажу, -- она
положила руку Виктору на плечо. -- Бог не дал мне собственных эмоций, и я не
могу ответить на твои чувства. Но я всегда была лояльна, никогда не ставила
тебя в неловкое положение. Никогда не требовала больше, чем давала сама.
Поверь, я люблю тебя -- но не так, как любишь... любил меня ты. Ты мне дорог
как отец моего сына, как близкий человек -- без страстей и метаний. И ради
этой любви я готова принести жертву, -- Клара выпрямилась. -- Если я говорю,
что буду верна -- это правда. И я обещаю, что стану нормальной женой и
матерью, стану проводить больше времени дома -- я уже поняла, что так
продолжаться не может!... А у тебя прошу одного: делай, как сочтешь нужным,
но сообщи мне свое решение как можно быстрее... -- голос ее сорвался, и она
умолкла.
Они проговорили до тех пор, пока не встал Малыш (мальчик услыхал их
голоса и пришел "полежать"). Виктору и Кларе смертельно хотелось спать,
однако Малыш так обрадовался, что видит обоих родителей сразу, что выгнать
его у них не хватило духа. Через час он все-таки ушел...
А перед тем, как уснуть, Виктор пообещал, что не позже сегодняшнего
вечера сообщит Кларе -- останется ли он с ней или уйдет к Норе.
Когда Виктор проснулся, часы показывали полдень. Сильно болела голова,
на душе было тоскливо... несколько секунд он не мог понять, в чем дело.
Потом увидел лежавшие на стуле Кларины чулки и вспомнил. "Мама! -- донесся
из-за стены голос Малыша. -- Можно я разбужу папу?" Виктор откинул одеяло и
стал одеваться.
Это был странный день. Где бы Виктор ни находился, ему казалось, что
Клара искоса наблюдает за ним... хотя та вела себя с подчеркнутой
обыденностью и никак не напоминала о ночном разговоре. В доме ощущалось
напряжение; даже Малыш почувствовал что-то и таскался за родителями по
пятам, будто боясь потеряться. А у Виктора в голове все время вертелись,
свившись в порочный круг, мысли о предстоящем решении. И чем дольше он
думал, тем больше терял ориентиры: льдинки, отскакивавшие от Клары, и дикая
непредсказуемость Норы казались в равной степени неприемлемы... все тонуло в
облаке непрерывно менявшихся побуждений. Ясно было одно: если Виктор выберет
Нору, он потеряет Малыша, -- и это перевешивало остальное.
К пяти часам Виктору стало совсем муторно -- верно, из-за недосыпа и
дико проведенной ночи. Думать он больше не мог... да и о чем? Выбора, по
сути, не было. Чтобы отдалить неизбежное, он лег спать (на диване в
гостиной, не раздеваясь). Некоторое время он слышал сквозь дремоту, как в
соседней комнате Клара с Малышом разыгрывают в лицах "Сказку о принцессе
Бимбо и премудром сурке". Потом реальность подернулась дымкой...
Он уснул.
И приснилось Виктору, что, без видимой причины, ему отказали органы
чувств: сначала исчез слух, потом зрение... последним отказало обоняние. На
мгновение он завис в черной неосязаемой пустоте, затем перед ним проявился
тропический остров (ярко-зеленая растительность, ярко-желтые пляжи,
ярко-синий океан). Виктор услыхал шум прибоя, уловил ароматы цветов, ощутил
нежные прикосновения бриза, на его губах осели соленые морские брызги --
будто фантастическая камера проецировала панораму ощущений прямо в его
(отсеченный от реальности) мозг.
Потом в этом несуществующем мире со сказочной быстротой стал
разыгрываться спектакль: Виктор увидал, как колибри Люцц вышла замуж за
Ферра, как нашла жемчужину и унесла ее в гнездо. Он присутствовал при смерти
Люцц и стал свидетелем превращения жемчужины в Камень. Однако на этом
легенда не закончилась: Виктор увидал, как -- с тех пор и до наших дней --
каждые сто лет Люцц возрождается в человеческом обличье и скитается по Земле
в поисках любви. Но никто не может ответить на ее чувства, ибо те слишком
сильны для обычных людей. Вместо любви Люцц неизбежно находит смертоносный
Камень и гибнет в столкновении с ним -- с тем, чтобы вновь восстать из пепла
в другую эпоху, в другой стране...
Лишь только последнее ощущение спроецировалось в сознание Виктора, тот
ощутил ярчайшую вспышку. Лицо его опалила огненная волна, он инстинктивно
отшатнулся...
...и ударился затылком о (стоявший вплотную к дивану) стул.
Несколько секунд Виктор ошалело озирался; потом сел, спустив ноги на
пол. Его давило ощущение замкнутого пространства, сонливость исчезла без
следа. "Я пойду, прогуляюсь", -- крикнул он уже из передней. "Надолго?" --
настороженно отозвалась Клара из недр дома. "Через полчаса вернусь". Виктор
натянул кроссовки, схватил куртку и выбежал на улицу.
Холодный ветер дергал влажные листья пальм, по мокрому асфальту ползали
жирные улитки. Ноги сами принесли Виктора к фуникулерной станции: у
платформы стоял вагончик, нарядные люди оживленно разговаривали в его ярко
освещенном чреве. "Проехаться донизу и обратно?..." -- Виктор нерешительно
вошел в фуникулер и сел на переднее сиденье, спиной к остальным пассажирам.
И тут же, отрезая пути к отступлению, двери по-змеиному зашипели и сомкнули
свои резиновые губы. Вагончик с лязгом отчалил от платформы, мимо окон
поплыли мокрые ветки деревьев. Раскинувшийся внизу мегаполис изливал в
пространство тысячи невостребованных человеческими глазами киловатт-часов.
Медленно, как батискаф, фуникулер погружался в туманное марево -- коктейль
из фонарей, фар и неоновой рекламы.
Наконец вагончик причалил к нижней платформе, двери растворились.
Пассажиры вышли. На табло-расписании зажглось время обратного рейса --
Виктору надо было подождать десять минут. Ждать, однако, он не мог: ноги
вынесли его из вагона, вниз по лестнице, к автомобильной стоянке. Он нашел
глазами свою машину... подошел поближе... снял с крыла прилипший древесный
лист. В кармане звякнули ключи. Виктор вытер мокрое (то ли от дождя, то ли
от пота) лицо и сел за руль. Он вдруг вспомнил Клару... ничего страшного:
ну, вернется он... э... через час. В крайнем случае, через полтора... Он
долго не мог попасть ключом в зажигание (тряслись руки), наконец мотор
завелся. Сдерживая почти неодолимое желание утопить акселератор до пола,
Виктор выехал из стоянки.
Он запарковал машину возле статуи Иеремии Биглера, Дискутирующего с
Кавалеристами 4-го Волонтерского Полка. На улице было многолюдно, в окнах
таверн и ресторанов виднелись оживленно евшие посетители. По асфальту
стлался туман, вокруг фонарей уже образовались желтые дымчатые сферы.
Стараясь не переходить на бег, Виктор судорожно дошагал до "Шкатулки" --
витрина была темна, вывеска не светилась. На мгновение он захлебнулся
паникой: с Норой что-то случилось... предчувствие этого и привело его сюда!
С трудом овладев собой, Виктор постучал в дверь... подождал минуту...
постучал еще раз... подергал дверную ручку. Перешел улицу и посмотрел на
(темные) окна второго этажа. Форточки были закрыты: вообще говоря, это
означало, что Нора дома (девушка любила свежий воздух и не любила
сквозняков). Виктор позвонил ей с мобильного, но ответа не получил -- снова
взошел на крыльцо и забарабанил в дверь кулаком, однако снискал лишь
удивленный взгляд проходившего мимо пожилого господина.
Выхода не оставалось: обмотав кулак носовым платком и дождавшись
перерыва в потоке прохожих, Виктор разбил (имевшееся в двери) смотровое
окошко, повернул вставленный изнутри ключ и вошел в магазин. Под каблуками
захрустело битое стекло. Из пореза на тыльной стороне ладони сочилась кровь.
Сердце давили нехорошие предчувствия и страх.
Виктор спрятал платок и щелкнул выключателем, но свет не зажегся:
наверное, перегорела лампочка... впрочем, "Шкатулку" освещали лучи фонарей,
проникавшие сквозь витрину. Разномастные предметы на полках не шевелились и
даже не подглядывали -- будто умерли. Кроме ароматов пряностей и шоколада, в
воздухе присутствовал новый запах... Виктор глубоко вздохнул: пахло пылью...
нет, запустением -- как осенью на даче. Доносившиеся с улицы шумы были
инородны, словно радиопередача на иностранном языке.
Осторожно ступая по скрипучему паркету, Виктор обошел прилавок и
толкнул дверь гостиной. Свет с улицы сюда не доходил... он нащупал
выключатель, но лампочка перегорела и здесь... совпадение?... короткое
замыкание?... Несколько секунд он стоял, не шевелясь: приучал глаза к
темноте... наконец мрак распался на оттенки серого. Впереди что-то светлело.
Виктор шагнул вперед, вытянул руку... коснулся чего-то мягкого, но с чем-то
твердым внутри, будто обтянуто резиной.
Это было человеческое тело.
Он отпрянул, налетев спиной на какой-то шкаф. Сверху упало что-то
небольшое (статуэтка?... ваза?...), ударилось о его плечо и раскололось об
пол. Животный, нерассуждающий страх сделал ноги неподъемными, как в
кошмарном сне. Удары сердца сотрясали грудную клетку.
Стой!... где-то здесь должны быть свечи!
Ступая по хрустящим осколкам, Виктор переместился по стене в угол
комнаты. Ощупал поверхность бюро, на котором Нора держала свечи
(полированное дерево приятно проскользило под ладонью). Вот они... а вот
спичечный коробок.
Спичка вспыхнула ярким желтым пламенем, Виктор зажег свечу. Стараясь
унять сердцебиение, несколько раз вдохнул и выдохнул затхлый воздух.
Медленно повернулся.
Упав грудью вперед, за столом сидела Нора. Голова девушки покоилась на
подогнутой руке. Другая рука была вытянута в направлении салатницы с Камнем.
Виктор поставил свечу на стол, встал на колени и заглянул Норе в лицо:
глаза ее были закрыты... нет, скорее, зажмурены, как от вспышки. Кожа
побледнела, став почти прозрачной. Дыхания он не заметил, но на всякий
случай откинул упавшие на лицо волосы и коснулся шеи -- пульс не
прощупывался... (На коже девушки осталось красное пятно... Виктор посмотрел
на свои пальцы: кровь натекла из пореза на тыльной стороне ладони.) Нора
была мертва. Виктор ощутил укол, будто в грудь вогнали иглу: смерть унесла
девушку вне пределов его досягаемости, оставив лишь бесполезную телесную
оболочку... он захлебнулся от абсурдной смеси альтруистического чувства
утраты с эгоистическим ощущением упущенной возможности.
Нора была одета в блестящее трико -- то самое, в котором он видел ее
сегодня утром... а если Ингрид тоже здесь и тоже мертвая? (Волна липкого,
холодного страха окатила Виктора с головой, затем отступила до щиколоток.)
Он бросился в холл, однако света не было и там; ему пришлось вернуться за
свечой.
Он методично обыскал дом, но никого не нашел. Вернулся обратно. На
пороге гостиной помедлил... собравшись с духом, вошел и сел на стул. Нора
белела меловым лицом. Африканский воитель грозно скалил зубы на секретере,
охраняя мертвую хозяйку.
Отчего она умерла?... Узкая ладонь девушки не доставала до края
салатницы совсем чуть-чуть -- тонкие пальцы скрючились, как от удара током.
Под стеклянной поверхностью розовой жидкости темнел Камень. Он и убил Нору,
какие могут быть сомнения?... Убил потому, что Виктор ее предал. Потому что
даже крошечное предательство оставляет на любви неизгладимую, уродливую
отметину.
НЕТ!... (Он изо всех сил ударил себя кулаком по лбу.)
Камень убил Нору, как передозировка героина убивает наркомана.
Проникающим сквозь кожу ядом. Или электричеством. Ведь есть же кристаллы,
вырабатывающие электрический ток, -- как их?... пьезокристаллы.
Виктор достал мобильный телефон (чтобы вызвать полицию), но вдруг
заметил, что тени в комнате стали шевелиться... нет, скорее, пульсировать:
становиться то гуще, то светлее. Пламя свечи застыло, будто вырезанное из
золотой фольги… вызвать игру теней оно не могло -- несколько секунд
Виктор смотрел по сторонам. Наконец поднес ладонь к салатнице и понял:
Камень испускает слабое пульсирующее свечение.
Виктор отдернул руку.
Виктор спустился в холл первого этажа. Люди в старинной одежде,
изображенные на висевших повсюду картинах, проводили его осуждающими
взглядами. Сквозь приоткрытую дверь мерцал дрожащий желтый свет. Пошатываясь
от головокружения, Виктор вошел в гостиную -- на столе горела одинокая свеча
в высоком серебряном подсвечнике.
-- Не спится? -- Норин голос прозвучал глухо и хрипло.
Девушка сидела в глубоком кресле, на окружавшем ее темном фоне
выделялось лишь бледное пятно лица. Копна вьющихся волос окружала голову
черным ореолом. Вокруг глаз темнели круги. Голубые зрачки казались кружками
из цветной бумаги, наклеенными на черно-белую фотографию.
-- Дай мне что-нибудь от головной боли, -- Виктор опустился на стул и
помассировал виски.
-- У меня кончилось лекарство. А массаж не поможет.
-- Почему?
-- Потому что я и сама... -- Нора повертела рукой в поисках подходящего
слова, -- ...не в форме.
Она была одета в облегающее трико из темной блестящей материи, делавшее
ее еще более хрупкой, чем она была на самом деле.
-- И давно это у тебя с Ингрид? -- спросил Виктор.
-- Десять лет.
-- Вы всегда... как бы это сказать... делитесь друг с другом
возлюбленными?
-- Она предлагала мне один раз, но я не смогла лечь в постель с
человеком, которого не люблю.
-- Почему же ты думала, что лягу я?
-- Мужчины устроены по-другому.
Виктор ощутил укол злости.
-- Ты знала, что Ингрид начнет жечь синий порошок?
-- Нет.
-- Я запрещаю тебе и твоим друзьям использовать в моем присутствии, но
без моего согласия эти ваши приворотные зелья, всю эту гадость!...
Нора молча смотрела на пламя свечи.
-- Я хочу управлять своими желаниями сам, ты слышишь?
-- Хорошо.
-- И я не хочу больше видеть Ингрид. Ни в постели, ни просто так.
-- Почему?... Я думала, она тебе понравилась.
Виктор усмехнулся.
-- Попробуем с другого конца... ты меня любишь?
-- Да.
-- Тогда скажи: когда я занимался сексом с Ингрид, тебе было все равно?
-- Мне было приятно.
-- ?!...
-- Потому что я люблю вас обоих.
Виктор посмотрел на нее с неприязненным удивлением.
-- Ты не в своем уме... двоих любить невозможно.
-- Возможно, если это разные любови... Ее я люблю как сильнейшая из
двоих, тебя -- как более слабая.
-- Я не понимаю... -- он покачал головой. -- Никогда не смогу понять.
На несколько секунд наступила тишина. По свече стекали янтарные капли
расплавленного стеарина, гроздьями повисая на подсвечнике.
-- Я могу доказать, что люблю тебя, -- Нора выпрямилась.
-- Как? -- Виктор усмехнулся. -- Напишешь обязательство и заверишь у
нотариуса?
-- Подожди!...
Девушка залезла на стул и сняла со шкафа банку с Камнем. Пламя свечи
заплясало в такт ее движениям. В стеклянных очах стоявшего на секретере
африканского воителя то вспыхивали, то гасли хищные желтые искры.
-- Помнишь, что я тебе говорила?... -- Нора поставила банку на стол. --
Тем, кто любит и любим в ответ, Камень не опасен.
-- Помню, -- насмешливо отвечал Виктор.
-- Я сейчас коснусь его.
Пламя свечи успокоилось и застыло неподвижным желтым язычком.
-- Ты веришь в эту сказку?
-- Да.
Виктор удивленно покачал головой.
-- Я никогда не слыхал о камнях, убивающих несчастных влюбленных.
Однако минералы, контакт с которыми для человека вреден, возможно,
существуют -- мне как химику это не кажется невероятным... И, кстати, чего
бы ты ни касалась, -- он язвительно хмыкнул, -- ты лишь докажешь, что любишь
и любима Ингрид!
-- Я докажу, что люблю и любима тобой!... Ингрид не любит никого, кроме
себя, -- по лицу Норы пробежала болезненная гримаса. -- А если не веришь,
коснись Камня сам. Или ты боишься, что...
-- Ладно!
Злиться было глупо. Легче согласиться.
Виктор попытался вытащить массивную притертую крышку, но та не
поддалась. Он прижал банку к груди, попробовал еще раз...
-- Осторожно!
Возглас Норы совпал с хлопком выскочившей крышки. Розовая маслянистая
жидкость качнулась, чуть не выплеснувшись наружу. Виктор попытался просунуть
руку внутрь, но горлышко было слишком узким.
-- Подожди.
Девушка достала из посудного шкафа фарфоровую салатницу, поставила на
стол и осторожно наклонила над ней банку. Маслянистая жидкость неслышно
потекла толстой розовой струей; Камень, скользнув по стеклу, с жирным
бульканьем упал в салатницу. По поверхности жидкости разошлись вязкие,
медленные круги.
-- Ну?... -- Нора поставила пустую банку на стол и улыбнулась.
Виктор придвинул к себе салатницу и сунул руку внутрь...
Его будто ударило током, но боли не было. Волна вибрирующего
наслаждения побежала от кончиков пальцев вверх -- сквозь плечо в грудную
клетку, по горлу внутрь черепа (омывая изнутри глазные яблоки) и разошлась
по телу горячими пенными струями...
Он отдернул руку и, потеряв равновесие, упал грудью на стол. Нора
успела подхватить салатницу с Камнем, но подсвечник покатился на пол, свеча
погасла. Однако темно не стало -- откуда-то сочился слабый розовый свет.
-- Что... что с тобой?!...
Виктор с трудом выпрямился.
-- Все... в порядке...
Он помотал головой и вдруг понял, что мигрень, головокружение и тошнота
исчезли... вернее, заместились неприятной пустотой в голове и под ложечкой.
-- Ой!... -- Нора со стуком поставила салатницу на стол.
Оттуда веером расходился слабый ореол: Камень светился. На потолок
легло круглое розовое пятно, краем задев хрустальную люстру. По углам
разбежались розовые зайчики.
-- Что это?
-- Не знаю.
-- Когда ты его коснулся -- тебе было больно?
-- Нет, но... -- он не нашел подходящего слова.
-- Что?
Виктор прислушался к себе. Глубоко вдохнул пронзительно-чистый, будто
наэлектризованный, воздух.
-- Я чувствую, как если б из меня выкачали часть энергии.
Нора и Виктор склонились над салатницей, их лица осветились снизу.
Камень испускал ровный и довольно сильный свет. Нора нерешительно протянула
руку...
-- Подожди, -- почему-то шепотом сказал Виктор.
-- Почему?
-- Мы не знаем, что это такое. Это может быть вредно.
Они посмотрели друг на друга.
-- Я хочу попробовать.
Нора медленно опустила ладонь в салатницу.
Девушка резко дернулась, тело ее перекрутила судорога, зрачки
закатились -- Виктор обхватил ее и прижал к себе, грудью ощущая ее дрожь.
(Он вдруг заметил, что свечение Камня усилилось -- так, что стали видны
предметы в шкафах и на секретерах.) Примерно через минуту Нора расслабилась:
откинула голову Виктору на плечо, закрыла глаза. Но тут же выпрямилась --
Виктор отпустил ее. Лицо девушки стало белым (черные круги под глазами
исчезли) и застыло, как маска.
-- Коснись меня и Камня одновременно, -- Нора говорила ровным, лишенным
интонаций шепотом.
-- И что будет?
-- Что-то очень хорошее.
После секундного колебания Виктор взялся за правую ладонь девушки, а
свою правую руку сунул в салатницу. За мгновение до того, как его пальцы
коснулись пористой поверхности Камня, он закрыл глаза.
И тут же мир беззвучно взорвался и разлетелся в пыль. Исчезли стены
дома, улицы города, земной шар и охватывавший все это небосвод. Остались
лишь Виктор и Нора -- два тела посреди бесконечно-пустого пространства,
соединенные в замкнутую цепь. И остался Камень, пропускавший сквозь эту цепь
волны счастья, любви и понимания... любви, понимания и счастья... понимания,
счастья и любви...
Зацепившись плечом за поручень, Виктор вышел из фуникулера, пересек
безлюдную платформу и потащился по аллее, ведущей к дому... тяжелые, как
кувалды, ноги еле отрывались от земли; тяжелая, как гиря, голова тянула
вниз. В его памяти раз за разом, как видеоклип, проигрывались те несколько
секунд, когда он отдирался от Камня (вспышка черной пустоты и всепоглощающая
слабость), а потом отдирал Нору (лицо девушки исказила жуткая гримаса, из
перекошенного рта исторгся неразборчивый хрип).
Он отпер входную дверь и вошел в прихожую. В глубине кухни мигали
индикаторы кухонного робота. Светящиеся стрелки стенных часов показывали
5:10. Виктор повесил плащ на вешалку, снял ботинки и, волоча ноги, поднялся
на второй этаж. Сквозь приоткрытую дверь детской доносилось уютное сопение
Малыша. Ощущая неприятную, тяжелую пустоту во всех членах, Виктор прошел по
коридору в спальню.
Он разделся, бросая одежду на пол... сделав титаническое усилие,
поплелся в ванную. Через две минуты вернулся и повалился на кровать. В окно
заглядывала низкая предутренняя луна.
-- Доброе утро, милый.
Виктор вздрогнул и рывком сел. В обрамлении дверного проема -- неясным
узким силуэтом -- стояла Клара.
-- Когда ты приехала?
-- Вчера вечером, -- лица ее видно не было, но чувствовалось, что она
улыбается всегдашней безмятежной улыбкой. -- Я ждала тебя в гостиной, но под
утро задремала.
-- А как же гастроли?... Что ты сказала в театре?
-- Что у меня тяжело заболел муж, -- Клара мелодично рассмеялась, будто
зазвенел серебряный колокольчик. -- Ничего страшного, вместо меня сыграет
дублерша, -- она невесомо присела на край кровати. -- Ну, что же ты не
рассказываешь о своей пассии?
Лунный свет осветил геометрически-правильные черты лица и тщательно
расчесанные волнистые волосы.
-- Когда ты начала интересоваться моими сердечными делами?
-- С тех пор, как ты отключил мобильный телефон и перестал отвечать на
мои звонки, -- Клара зябко поежилась, запахнула халат поплотнее. -- Ну,
рассказывай, не тяни -- сколько ей лет? Кем работает? Красива ли?...
Умна?... Блондинка или брюнетка?...
-- А с каким режиссером провела вчерашнюю ночь ты? -- Виктор
почувствовал нарастающую волну раздражения. -- С блондином ли, брюнетом,
худым или толстым?
Опять зазвенел серебряный колокольчик: Клара рассмеялась.
-- Представь себе, я спала одна.
На несколько секунд наступила тишина. На Кларином трюмо холодно, словно
хирургические инструменты, блестели косметические принадлежности.
-- Хватит, Клара, -- устало сказал Виктор. -- Мы с тобой договорились:
ты спишь, с кем тебе нужно, я сплю, с кем хочу. Договор предложила ты сама,
я на него лишь согласился, -- он помолчал, а потом со злостью добавил: --
Потому что очень хотел на тебе жениться, прямо дрожал от нетерпения...
-- Но, милый, ты же не винишь меня в своем желании на мне жениться?...
-- Клара поднялась и прошлась по спальне взад-вперед. -- И потом, мы
договорились, что можем спать с другими людьми, но не можем влюбляться, --
она остановилась и посмотрела Виктору в лицо, -- так?
-- Так, -- эхом отозвался Виктор.
-- Вот я и спрашиваю: это у тебя серьезно? -- в Кларином голосе
послышались жесткая нотка.
-- Да.
-- Ты хочешь разводиться?
-- Не знаю.
-- Это не ответ!
-- Другого у меня нет. Пока нет.
Клара резко отвернулась и отошла к окну, застыв на его фоне четким
черным силуэтом. Было видно, что она старается взять себя в руки. В темноте
светились красные цифры стоящего на тумбочке будильника.
-- Расскажи мне об этой женщине.
-- Что ты хочешь знать?
-- Кто она?
-- Помнишь, когда Малыш попал под машину, ему помогла...
-- Постой, -- брезгливо удивилась Клара, -- это ведь, кажется, была
продавщица...
-- Хоть бы и продавщица... -- устало отвечал Виктор. -- Но она,
вообще-то, хозяйка магазина. И у нее медицинский диплом.
-- Так почему она не работает врачом?
-- Она предпочитает магазин... и не нуждается в средствах, -- он
помолчал, а потом с досадой добавил: -- Какая разница, чем она зарабатывает
на жизнь?
Клара поднесла руку к губам, как делала всегда, когда размышляла.
-- И действительно неважно... -- согласилась она. -- Скажи: что эта
женщина умеет, чего не умею я?... Чем она хороша?...
-- Тем, что разбудила меня от летаргического сна, в котором я жил
последние годы. Тем, что заставила вновь чувствовать влечение, страх, боль,
жалость...
-- Тогда почему ты сомневаешься насчет развода -- она замужем?... Или
ты все-таки не уверен, что она тебе нужна?...
-- Она не замужем, -- отвечал Виктор. -- Это все, что я могу тебе
сообщить.
На несколько секунд наступила тишина.
-- Ты стал жесток, -- сказала Клара.
-- Жесток?... -- безучастно отозвался Виктор. -- Ладно, я объясню,
почему не уверен... -- он помолчал, собираясь с мыслями. -- Потому что не
понимаю, чего она хочет и что ей нужно... Не понимаю, что я могу ей дать...
Не уверен потому, что в один миг она -- спокойный, уравновешенный человек, а
в другой -- безумец без инстинкта самосохранения, -- он сделал паузу, чтобы
перевести дух. -- Потому что она усиливает каждую эмоцию всеми мыслимыми
средствами и не может остановиться... Потому что всегда идет до конца и
тащит меня за собой!...
На луну наползало облачко. Желтое пятно на стене напротив зеркала стало
съеживаться и тускнеть.
-- Я не понимаю, -- сказала Клара. -- Она привлекает и отталкивает тебя
одним и тем же...
Несколько секунд она глядела в окно, потом опять повернулась к Виктору.
-- А что, если я... -- она запнулась, -- ...если я пообещаю, что буду
тебе верна?
-- А как же твоя карьера? -- Виктор саркастически усмехнулся. -- Ты же
утверждала...
-- Я удовлетворюсь тем, чего достигла. Зато сохраню семью, -- Клара
подошла к кровати, присела и обняла его за шею. -- И потом, у нас есть
Малыш. Наш с тобой сын, -- она всхлипнула. -- Ты ведь не хочешь, чтобы он
рос без отца?... -- она прижалась к Виктору и зарыдала...
Виктор мягко отстранился.
-- Ты отличная актриса, -- сказал он, -- однако никуда не годный
драматург. Ты играешь правильные эмоции, но не можешь сочинить
соответствующий текст.
Тело Клары напряглось, потом расслабилось. Рыдания постепенно стихли.
-- Ты умнее меня, -- она в последний раз (уже по инерции) всхлипнула.
-- А потому поверишь... должен поверить тому, что я сейчас скажу, -- она
положила руку Виктору на плечо. -- Бог не дал мне собственных эмоций, и я не
могу ответить на твои чувства. Но я всегда была лояльна, никогда не ставила
тебя в неловкое положение. Никогда не требовала больше, чем давала сама.
Поверь, я люблю тебя -- но не так, как любишь... любил меня ты. Ты мне дорог
как отец моего сына, как близкий человек -- без страстей и метаний. И ради
этой любви я готова принести жертву, -- Клара выпрямилась. -- Если я говорю,
что буду верна -- это правда. И я обещаю, что стану нормальной женой и
матерью, стану проводить больше времени дома -- я уже поняла, что так
продолжаться не может!... А у тебя прошу одного: делай, как сочтешь нужным,
но сообщи мне свое решение как можно быстрее... -- голос ее сорвался, и она
умолкла.
Они проговорили до тех пор, пока не встал Малыш (мальчик услыхал их
голоса и пришел "полежать"). Виктору и Кларе смертельно хотелось спать,
однако Малыш так обрадовался, что видит обоих родителей сразу, что выгнать
его у них не хватило духа. Через час он все-таки ушел...
А перед тем, как уснуть, Виктор пообещал, что не позже сегодняшнего
вечера сообщит Кларе -- останется ли он с ней или уйдет к Норе.
Когда Виктор проснулся, часы показывали полдень. Сильно болела голова,
на душе было тоскливо... несколько секунд он не мог понять, в чем дело.
Потом увидел лежавшие на стуле Кларины чулки и вспомнил. "Мама! -- донесся
из-за стены голос Малыша. -- Можно я разбужу папу?" Виктор откинул одеяло и
стал одеваться.
Это был странный день. Где бы Виктор ни находился, ему казалось, что
Клара искоса наблюдает за ним... хотя та вела себя с подчеркнутой
обыденностью и никак не напоминала о ночном разговоре. В доме ощущалось
напряжение; даже Малыш почувствовал что-то и таскался за родителями по
пятам, будто боясь потеряться. А у Виктора в голове все время вертелись,
свившись в порочный круг, мысли о предстоящем решении. И чем дольше он
думал, тем больше терял ориентиры: льдинки, отскакивавшие от Клары, и дикая
непредсказуемость Норы казались в равной степени неприемлемы... все тонуло в
облаке непрерывно менявшихся побуждений. Ясно было одно: если Виктор выберет
Нору, он потеряет Малыша, -- и это перевешивало остальное.
К пяти часам Виктору стало совсем муторно -- верно, из-за недосыпа и
дико проведенной ночи. Думать он больше не мог... да и о чем? Выбора, по
сути, не было. Чтобы отдалить неизбежное, он лег спать (на диване в
гостиной, не раздеваясь). Некоторое время он слышал сквозь дремоту, как в
соседней комнате Клара с Малышом разыгрывают в лицах "Сказку о принцессе
Бимбо и премудром сурке". Потом реальность подернулась дымкой...
Он уснул.
И приснилось Виктору, что, без видимой причины, ему отказали органы
чувств: сначала исчез слух, потом зрение... последним отказало обоняние. На
мгновение он завис в черной неосязаемой пустоте, затем перед ним проявился
тропический остров (ярко-зеленая растительность, ярко-желтые пляжи,
ярко-синий океан). Виктор услыхал шум прибоя, уловил ароматы цветов, ощутил
нежные прикосновения бриза, на его губах осели соленые морские брызги --
будто фантастическая камера проецировала панораму ощущений прямо в его
(отсеченный от реальности) мозг.
Потом в этом несуществующем мире со сказочной быстротой стал
разыгрываться спектакль: Виктор увидал, как колибри Люцц вышла замуж за
Ферра, как нашла жемчужину и унесла ее в гнездо. Он присутствовал при смерти
Люцц и стал свидетелем превращения жемчужины в Камень. Однако на этом
легенда не закончилась: Виктор увидал, как -- с тех пор и до наших дней --
каждые сто лет Люцц возрождается в человеческом обличье и скитается по Земле
в поисках любви. Но никто не может ответить на ее чувства, ибо те слишком
сильны для обычных людей. Вместо любви Люцц неизбежно находит смертоносный
Камень и гибнет в столкновении с ним -- с тем, чтобы вновь восстать из пепла
в другую эпоху, в другой стране...
Лишь только последнее ощущение спроецировалось в сознание Виктора, тот
ощутил ярчайшую вспышку. Лицо его опалила огненная волна, он инстинктивно
отшатнулся...
...и ударился затылком о (стоявший вплотную к дивану) стул.
Несколько секунд Виктор ошалело озирался; потом сел, спустив ноги на
пол. Его давило ощущение замкнутого пространства, сонливость исчезла без
следа. "Я пойду, прогуляюсь", -- крикнул он уже из передней. "Надолго?" --
настороженно отозвалась Клара из недр дома. "Через полчаса вернусь". Виктор
натянул кроссовки, схватил куртку и выбежал на улицу.
Холодный ветер дергал влажные листья пальм, по мокрому асфальту ползали
жирные улитки. Ноги сами принесли Виктора к фуникулерной станции: у
платформы стоял вагончик, нарядные люди оживленно разговаривали в его ярко
освещенном чреве. "Проехаться донизу и обратно?..." -- Виктор нерешительно
вошел в фуникулер и сел на переднее сиденье, спиной к остальным пассажирам.
И тут же, отрезая пути к отступлению, двери по-змеиному зашипели и сомкнули
свои резиновые губы. Вагончик с лязгом отчалил от платформы, мимо окон
поплыли мокрые ветки деревьев. Раскинувшийся внизу мегаполис изливал в
пространство тысячи невостребованных человеческими глазами киловатт-часов.
Медленно, как батискаф, фуникулер погружался в туманное марево -- коктейль
из фонарей, фар и неоновой рекламы.
Наконец вагончик причалил к нижней платформе, двери растворились.
Пассажиры вышли. На табло-расписании зажглось время обратного рейса --
Виктору надо было подождать десять минут. Ждать, однако, он не мог: ноги
вынесли его из вагона, вниз по лестнице, к автомобильной стоянке. Он нашел
глазами свою машину... подошел поближе... снял с крыла прилипший древесный
лист. В кармане звякнули ключи. Виктор вытер мокрое (то ли от дождя, то ли
от пота) лицо и сел за руль. Он вдруг вспомнил Клару... ничего страшного:
ну, вернется он... э... через час. В крайнем случае, через полтора... Он
долго не мог попасть ключом в зажигание (тряслись руки), наконец мотор
завелся. Сдерживая почти неодолимое желание утопить акселератор до пола,
Виктор выехал из стоянки.
Он запарковал машину возле статуи Иеремии Биглера, Дискутирующего с
Кавалеристами 4-го Волонтерского Полка. На улице было многолюдно, в окнах
таверн и ресторанов виднелись оживленно евшие посетители. По асфальту
стлался туман, вокруг фонарей уже образовались желтые дымчатые сферы.
Стараясь не переходить на бег, Виктор судорожно дошагал до "Шкатулки" --
витрина была темна, вывеска не светилась. На мгновение он захлебнулся
паникой: с Норой что-то случилось... предчувствие этого и привело его сюда!
С трудом овладев собой, Виктор постучал в дверь... подождал минуту...
постучал еще раз... подергал дверную ручку. Перешел улицу и посмотрел на
(темные) окна второго этажа. Форточки были закрыты: вообще говоря, это
означало, что Нора дома (девушка любила свежий воздух и не любила
сквозняков). Виктор позвонил ей с мобильного, но ответа не получил -- снова
взошел на крыльцо и забарабанил в дверь кулаком, однако снискал лишь
удивленный взгляд проходившего мимо пожилого господина.
Выхода не оставалось: обмотав кулак носовым платком и дождавшись
перерыва в потоке прохожих, Виктор разбил (имевшееся в двери) смотровое
окошко, повернул вставленный изнутри ключ и вошел в магазин. Под каблуками
захрустело битое стекло. Из пореза на тыльной стороне ладони сочилась кровь.
Сердце давили нехорошие предчувствия и страх.
Виктор спрятал платок и щелкнул выключателем, но свет не зажегся:
наверное, перегорела лампочка... впрочем, "Шкатулку" освещали лучи фонарей,
проникавшие сквозь витрину. Разномастные предметы на полках не шевелились и
даже не подглядывали -- будто умерли. Кроме ароматов пряностей и шоколада, в
воздухе присутствовал новый запах... Виктор глубоко вздохнул: пахло пылью...
нет, запустением -- как осенью на даче. Доносившиеся с улицы шумы были
инородны, словно радиопередача на иностранном языке.
Осторожно ступая по скрипучему паркету, Виктор обошел прилавок и
толкнул дверь гостиной. Свет с улицы сюда не доходил... он нащупал
выключатель, но лампочка перегорела и здесь... совпадение?... короткое
замыкание?... Несколько секунд он стоял, не шевелясь: приучал глаза к
темноте... наконец мрак распался на оттенки серого. Впереди что-то светлело.
Виктор шагнул вперед, вытянул руку... коснулся чего-то мягкого, но с чем-то
твердым внутри, будто обтянуто резиной.
Это было человеческое тело.
Он отпрянул, налетев спиной на какой-то шкаф. Сверху упало что-то
небольшое (статуэтка?... ваза?...), ударилось о его плечо и раскололось об
пол. Животный, нерассуждающий страх сделал ноги неподъемными, как в
кошмарном сне. Удары сердца сотрясали грудную клетку.
Стой!... где-то здесь должны быть свечи!
Ступая по хрустящим осколкам, Виктор переместился по стене в угол
комнаты. Ощупал поверхность бюро, на котором Нора держала свечи
(полированное дерево приятно проскользило под ладонью). Вот они... а вот
спичечный коробок.
Спичка вспыхнула ярким желтым пламенем, Виктор зажег свечу. Стараясь
унять сердцебиение, несколько раз вдохнул и выдохнул затхлый воздух.
Медленно повернулся.
Упав грудью вперед, за столом сидела Нора. Голова девушки покоилась на
подогнутой руке. Другая рука была вытянута в направлении салатницы с Камнем.
Виктор поставил свечу на стол, встал на колени и заглянул Норе в лицо:
глаза ее были закрыты... нет, скорее, зажмурены, как от вспышки. Кожа
побледнела, став почти прозрачной. Дыхания он не заметил, но на всякий
случай откинул упавшие на лицо волосы и коснулся шеи -- пульс не
прощупывался... (На коже девушки осталось красное пятно... Виктор посмотрел
на свои пальцы: кровь натекла из пореза на тыльной стороне ладони.) Нора
была мертва. Виктор ощутил укол, будто в грудь вогнали иглу: смерть унесла
девушку вне пределов его досягаемости, оставив лишь бесполезную телесную
оболочку... он захлебнулся от абсурдной смеси альтруистического чувства
утраты с эгоистическим ощущением упущенной возможности.
Нора была одета в блестящее трико -- то самое, в котором он видел ее
сегодня утром... а если Ингрид тоже здесь и тоже мертвая? (Волна липкого,
холодного страха окатила Виктора с головой, затем отступила до щиколоток.)
Он бросился в холл, однако света не было и там; ему пришлось вернуться за
свечой.
Он методично обыскал дом, но никого не нашел. Вернулся обратно. На
пороге гостиной помедлил... собравшись с духом, вошел и сел на стул. Нора
белела меловым лицом. Африканский воитель грозно скалил зубы на секретере,
охраняя мертвую хозяйку.
Отчего она умерла?... Узкая ладонь девушки не доставала до края
салатницы совсем чуть-чуть -- тонкие пальцы скрючились, как от удара током.
Под стеклянной поверхностью розовой жидкости темнел Камень. Он и убил Нору,
какие могут быть сомнения?... Убил потому, что Виктор ее предал. Потому что
даже крошечное предательство оставляет на любви неизгладимую, уродливую
отметину.
НЕТ!... (Он изо всех сил ударил себя кулаком по лбу.)
Камень убил Нору, как передозировка героина убивает наркомана.
Проникающим сквозь кожу ядом. Или электричеством. Ведь есть же кристаллы,
вырабатывающие электрический ток, -- как их?... пьезокристаллы.
Виктор достал мобильный телефон (чтобы вызвать полицию), но вдруг
заметил, что тени в комнате стали шевелиться... нет, скорее, пульсировать:
становиться то гуще, то светлее. Пламя свечи застыло, будто вырезанное из
золотой фольги… вызвать игру теней оно не могло -- несколько секунд
Виктор смотрел по сторонам. Наконец поднес ладонь к салатнице и понял:
Камень испускает слабое пульсирующее свечение.
Виктор отдернул руку.