Выйдя на улицу, Сато в очередной раз набрал номер Титуса. На этот раз сотофон отозвался, но голос явно не принадлежал Титусу – ответил какой-то мальчишка… Отключился после первой же фразы Сато. Хотя номер информанта и не был заведен в память сотофона, ошибиться Майкл не мог. От тоскливого предчувствия стало неуютно.
Он повернул за угол, направляясь к «Каррере», и в этот момент увидел боковым зрением, что его сопровождают. Чуть повернув голову, он сумел разглядеть, что за ним увязалась проститутка – только жрица любви могла позволить себе такое гротескное сочетание цветов в одежде. Лица он увидеть поначалу не смог, но когда, неожиданно развернувшись, быстро пошел навстречу преследующей его путане, то узнал в ней ту толстуху, которая пыталась клеить его при встрече с Титусом.
– Тебе чего? – спросил Сато, подхватив ее под потный локоть.
– Я слышала… Я так понимаю, что ты ищешь Титуса. – толстуха беспокойно оглянулась. – Он меня снял вчера, когда ты отвалил. Мы пошли ко мне. Любовник он никудышный, но у него был… Этот, как его… Ну, в общем, бутылка с напитком, выпивка не выпивка, только уплыла я от него далеко… и Титуса приголубила, против своих ожиданий, по полной программе. – Она облизала намалеванные губы.
Сато посмотрел на ее рыхлые целлюлитные ляжки, затянутые, словно колбаса, в крупную сетку чулок. Его передернуло. Чтобы скрыть неловкость, детектив быстро отвел глаза и, как ему показалось, вполне естественно отпустил локоть путаны:
– Когда вы с ним расстались?
– Я все еще… того… плавала, когда он ушел. Так понимаю, однако, что не раньше часов десяти вечера… От меня, – она игриво подобоченилась, – мужики быстро не уходят!
Воздуха. Больше свежего воздуха, подумал Сато.
– Ты знаешь, где он живет?
Толстуха вновь оглянулась.
– Он не живет! – Сато непонимающе расширил глаза. – Он ночует…
Ну, слава святым, а он-то уж было подумал… Колоритная барышня, нечего добавить.
Путана продолжила:
– Он сам мне говорил, что чаще всего ночует у Бэй Бридж, там, где Эмбаркадеро поворачивает к югу… Где-то между пирсом «22 с половиной» и зданием «Гэп». Гнилое место…
Она поежилась.
– Если ты его разыщешь, скажи ему, что Луэтт ждет… – тушь потекла по рыхлым щекам со слезами, увлекая за собой крем-пудру.
Суббота, 2:40 дня
Суббота, 5:45 вечера
Суббота, 6:25 вечера
Суббота, 8:30 вечера
Он повернул за угол, направляясь к «Каррере», и в этот момент увидел боковым зрением, что его сопровождают. Чуть повернув голову, он сумел разглядеть, что за ним увязалась проститутка – только жрица любви могла позволить себе такое гротескное сочетание цветов в одежде. Лица он увидеть поначалу не смог, но когда, неожиданно развернувшись, быстро пошел навстречу преследующей его путане, то узнал в ней ту толстуху, которая пыталась клеить его при встрече с Титусом.
– Тебе чего? – спросил Сато, подхватив ее под потный локоть.
– Я слышала… Я так понимаю, что ты ищешь Титуса. – толстуха беспокойно оглянулась. – Он меня снял вчера, когда ты отвалил. Мы пошли ко мне. Любовник он никудышный, но у него был… Этот, как его… Ну, в общем, бутылка с напитком, выпивка не выпивка, только уплыла я от него далеко… и Титуса приголубила, против своих ожиданий, по полной программе. – Она облизала намалеванные губы.
Сато посмотрел на ее рыхлые целлюлитные ляжки, затянутые, словно колбаса, в крупную сетку чулок. Его передернуло. Чтобы скрыть неловкость, детектив быстро отвел глаза и, как ему показалось, вполне естественно отпустил локоть путаны:
– Когда вы с ним расстались?
– Я все еще… того… плавала, когда он ушел. Так понимаю, однако, что не раньше часов десяти вечера… От меня, – она игриво подобоченилась, – мужики быстро не уходят!
Воздуха. Больше свежего воздуха, подумал Сато.
– Ты знаешь, где он живет?
Толстуха вновь оглянулась.
– Он не живет! – Сато непонимающе расширил глаза. – Он ночует…
Ну, слава святым, а он-то уж было подумал… Колоритная барышня, нечего добавить.
Путана продолжила:
– Он сам мне говорил, что чаще всего ночует у Бэй Бридж, там, где Эмбаркадеро поворачивает к югу… Где-то между пирсом «22 с половиной» и зданием «Гэп». Гнилое место…
Она поежилась.
– Если ты его разыщешь, скажи ему, что Луэтт ждет… – тушь потекла по рыхлым щекам со слезами, увлекая за собой крем-пудру.
Суббота, 2:40 дня
Здание «Гэп» последние лет десять пустовало. Экономический кризис стран Индокитая и Тихоокеанского бассейна середины двадцатых годов разрушил казавшуюся вечной империю Фишеров, разорив остров Сайпан: дешевая рабочая сила «Гэпа», по сути владеющего несколькими Марианскими островами, ушла, как вода в песок, в другие, более рентабельные отрасли. Вместо самодовольных менеджеров и вице-президентов обитателями «Гэпа» стали крысы и бомжи. Словно по заклятию, старый грузовой порт Сан Франа приказал долго жить вскоре после краха «Гэпа», и его четные пирсы, начинающиеся от Бэй Бриджа и растянувшиеся милями бесчисленных пакгаузов далеко на юг, стали бичом для эпидемиологов и полицейских.
Стрелка бензобака безнадежно застряла на нуле. Майкл знал, что в этом случае у машины все равно есть резерв примерно в пять-десять миль, но с учетом того, что следующую часть дня ему придется провести в районе порта, оставлять «Карреру» возле пирсов не хотелось – место было действительно гнилым, и заглохнувшей без бензина машине могли запросто приделать ноги. Сато свернул на заправку в самом начале Фолсом Стрит, которая должна была через несколько миль и несчитанное множество светофоров вывести его прямиком к «Гэпу».
«Каррера» была оборудована унифицированным гнездом заправки, позволяющей водителю не выходить из машины. Майкл медленно подрулил к дисплею точки – едва колеса «Порше» вкатились в пазы конвейера, он поставил машину на «парк» и заглушил двигатель.
Палец к дисплею.
Стандартные вопросы на экране.
Неприятный скрежет пистолета-заправщика по гнезду – ну сколько же можно… бедная «Каррера»!
Ее разношенное приемное гнездо вдруг напомнило Майклу толстуху Луэтт.
Есть время для того, чтобы расслабиться.
Мысли о Кристе были все как одна негативными. Ну то есть ничего радостного. Использовала и бросила.
Потом Майкл вдруг понял, что пытается свалить все на Кристу, и ему стало тоскливо.
Лучше бы не было этой ночи…
Чтобы переключиться, он стал думать о федах. Пока что он не пересекался с Келли и его сворой, что могло быть и хорошим, и плохим признаком… или они позади него, или он идет по ложному следу.
Музыка, включаемая бортовиком, по задумке инженеров, должна была соответствовать его настроению: сенсоры, встроенные в руль, чутко реагировали на изменение химического состава пота на ладонях водителя. Но что-то было не так с организмом Сато. Компьютеру никак не удавалось попасть в точку с его настроением.
Майкл поморщился. Его внимание привлекла свежая царапина на нижней части лакированной консоли, отделяющей его от пассажирского сиденья – нагнувшись, он потер ее пальцем.
Когда Сато выпрямился, происходящее показалось ему настолько нереальным, что он решил от греха подальше прикрыть глаза. Прямо на «Порше», сметая все, что оказалось на его пути, несся тяжелый грузовик. Майкл уже четко видел буквы, образующие поперечную полосу на решетке радиатора – «Кингстон». Грузовик резво перевалился через газон, похоронил под громадными колесами несколько кустов, расплющил всмятку соседнюю с Сато колонку, от которой опрометью умчалась легковая машина – ее водитель вовремя увидел надвигающуюся опасность, – и на скорости миль в сорок с размаху врезался в здание оффиса заправки…
В нескольких дюймах от «Карреры».
Дверь кабины грузовика распахнулась. В клубах пара из раскроенного радиатора Майкл не мог разглядеть выскочившего из кабины человека, но он был готов побожиться, что на улепетывающем – и почему-то исходящем смехом – водителе не было ни штанов, ни нижнего белья.
Выскочив наружу, Майкл попытался определить, куда смылся водитель, но Фолсом Стрит в районе Бернал Хайтс была очень оживленной, и бесштанныйрастворился в субботней толпе. Сато окинул взглядом «Карреру». Грузовик не задел ее только чудом, такое бывает только в кино…
Идиот-водитель был наверняка пьян или обкурен.
Зеваки моментально окружили место аварии. Из оффиса вылетели хозяева заправки, двое индусов в чалмах. Дымящийся грузовик нависал над машиной Сато, и индусы с посеревшими лицами активно цокали языками, призывая Сато поскорее ушиться со своей холеной тачкой.
Он затолкал мокреющих от страха и жары хозяев обратно в оффис. Звонок по «911» был нелишним: из сбитой соседней колонки выливался бензин, нужно было срочно вызывать машину ЕРТ, оборудованную для работы с химическими промышленными разливами. Диспетчерская долго не отвечала, а спустя целую вечность поднявший трубку дежурный с раздражением сказал, что сегодня – черный день, потому что все явно посходили с ума. Такого количества аварий в городе он не припомнит за все свое время службы.
Когда в итоге Сато смог уехать, солнце начало наливаться послеобеденной краснотой. Ланч он пропустил, и теперь с завистью глядел на народ, сидящий во ресторанах – азиатских, итальянских, мексиканских – по обе стороны Фолсом Стрит.
Запах специй и пряностей, жареного мяса, копченостей, к его удивлению, не вызвал ожидаемого слюноотделения. Почему? Он припомнил, что от разбитого грузовика исходил немыслимой интенсивности смрад. Мусоровоз? «Суббота, вечер, похмелье» – сказал он себе и решил, что будет неплохо, если Барлоу, который был на короткой ноге с мэром, поговорит с ним о профилактике борьбы с алкоголизмом среди водителей-коммунальщиков.
А может, это было не случайно?
Майкл на время представил себе, что он стал объектом охоты неких преступников, использующих мусоровозы как средства передвижения.
Чушь.
Почему бы тогда не катки-асфальтоукладчики?!
Стрелка бензобака безнадежно застряла на нуле. Майкл знал, что в этом случае у машины все равно есть резерв примерно в пять-десять миль, но с учетом того, что следующую часть дня ему придется провести в районе порта, оставлять «Карреру» возле пирсов не хотелось – место было действительно гнилым, и заглохнувшей без бензина машине могли запросто приделать ноги. Сато свернул на заправку в самом начале Фолсом Стрит, которая должна была через несколько миль и несчитанное множество светофоров вывести его прямиком к «Гэпу».
«Каррера» была оборудована унифицированным гнездом заправки, позволяющей водителю не выходить из машины. Майкл медленно подрулил к дисплею точки – едва колеса «Порше» вкатились в пазы конвейера, он поставил машину на «парк» и заглушил двигатель.
Палец к дисплею.
Стандартные вопросы на экране.
Неприятный скрежет пистолета-заправщика по гнезду – ну сколько же можно… бедная «Каррера»!
Ее разношенное приемное гнездо вдруг напомнило Майклу толстуху Луэтт.
Есть время для того, чтобы расслабиться.
Мысли о Кристе были все как одна негативными. Ну то есть ничего радостного. Использовала и бросила.
Потом Майкл вдруг понял, что пытается свалить все на Кристу, и ему стало тоскливо.
Лучше бы не было этой ночи…
Чтобы переключиться, он стал думать о федах. Пока что он не пересекался с Келли и его сворой, что могло быть и хорошим, и плохим признаком… или они позади него, или он идет по ложному следу.
Музыка, включаемая бортовиком, по задумке инженеров, должна была соответствовать его настроению: сенсоры, встроенные в руль, чутко реагировали на изменение химического состава пота на ладонях водителя. Но что-то было не так с организмом Сато. Компьютеру никак не удавалось попасть в точку с его настроением.
Майкл поморщился. Его внимание привлекла свежая царапина на нижней части лакированной консоли, отделяющей его от пассажирского сиденья – нагнувшись, он потер ее пальцем.
Когда Сато выпрямился, происходящее показалось ему настолько нереальным, что он решил от греха подальше прикрыть глаза. Прямо на «Порше», сметая все, что оказалось на его пути, несся тяжелый грузовик. Майкл уже четко видел буквы, образующие поперечную полосу на решетке радиатора – «Кингстон». Грузовик резво перевалился через газон, похоронил под громадными колесами несколько кустов, расплющил всмятку соседнюю с Сато колонку, от которой опрометью умчалась легковая машина – ее водитель вовремя увидел надвигающуюся опасность, – и на скорости миль в сорок с размаху врезался в здание оффиса заправки…
В нескольких дюймах от «Карреры».
Дверь кабины грузовика распахнулась. В клубах пара из раскроенного радиатора Майкл не мог разглядеть выскочившего из кабины человека, но он был готов побожиться, что на улепетывающем – и почему-то исходящем смехом – водителе не было ни штанов, ни нижнего белья.
Выскочив наружу, Майкл попытался определить, куда смылся водитель, но Фолсом Стрит в районе Бернал Хайтс была очень оживленной, и бесштанныйрастворился в субботней толпе. Сато окинул взглядом «Карреру». Грузовик не задел ее только чудом, такое бывает только в кино…
Идиот-водитель был наверняка пьян или обкурен.
Зеваки моментально окружили место аварии. Из оффиса вылетели хозяева заправки, двое индусов в чалмах. Дымящийся грузовик нависал над машиной Сато, и индусы с посеревшими лицами активно цокали языками, призывая Сато поскорее ушиться со своей холеной тачкой.
Он затолкал мокреющих от страха и жары хозяев обратно в оффис. Звонок по «911» был нелишним: из сбитой соседней колонки выливался бензин, нужно было срочно вызывать машину ЕРТ, оборудованную для работы с химическими промышленными разливами. Диспетчерская долго не отвечала, а спустя целую вечность поднявший трубку дежурный с раздражением сказал, что сегодня – черный день, потому что все явно посходили с ума. Такого количества аварий в городе он не припомнит за все свое время службы.
Когда в итоге Сато смог уехать, солнце начало наливаться послеобеденной краснотой. Ланч он пропустил, и теперь с завистью глядел на народ, сидящий во ресторанах – азиатских, итальянских, мексиканских – по обе стороны Фолсом Стрит.
Запах специй и пряностей, жареного мяса, копченостей, к его удивлению, не вызвал ожидаемого слюноотделения. Почему? Он припомнил, что от разбитого грузовика исходил немыслимой интенсивности смрад. Мусоровоз? «Суббота, вечер, похмелье» – сказал он себе и решил, что будет неплохо, если Барлоу, который был на короткой ноге с мэром, поговорит с ним о профилактике борьбы с алкоголизмом среди водителей-коммунальщиков.
А может, это было не случайно?
Майкл на время представил себе, что он стал объектом охоты неких преступников, использующих мусоровозы как средства передвижения.
Чушь.
Почему бы тогда не катки-асфальтоукладчики?!
Суббота, 5:45 вечера
– Где ночует Титус?
Глаз лениво открылся и несколько секунд, не мигая, изучал Сато.
Бомж спал, несмотря на оглушающую жару, в засаленном драповом пальто и шляпе, под одеялом с кокетливым узором и надписью по краю:«13-й Всегородской Фестиваль Вверх по Твоей Трещинке, май 2033 г.».
Продранный матрас, казалось, вонял похлеще его обладателя.
– Кто хочет знать?
– А это тебе выбирать. Или президент Джексон (сноска – 20-долларовая купюра), или мистер «Глок-28»… – детектив нехорошо улыбнулся.
Он был голоден и зол.
Полуразвалившийся пакгауз величиной с два хоккейных поля. В почтительном отдалении, насколько Сато мог видеть в полутьме душного и пыльного сооружения, лежали, сидели, слонялись тени людей.
Тени. Не люди.
Суета бесплодного мотания по заброшенным, разрушающимся пакгаузам и складам Четного Порта.
Десятки опрошенных бомжей.
Немытые тела. Вонь, по сравнению с которой запах грузовика, впилившегося в бензозаправку, казался одеколоном.
Туберкулез. Венерка, как умильно называют кожно-венерические заболевания в СФПД.
Спектр наркотиков, от героина до микстуры от кашля.
И главное – невероятная, непробиваемая, закосневшая навеки обида на общество, отмахнувшееся от них. Они создали свой социум. Со своим псевдо-правительством, своим псевдо-законом. Уродливая мутация, фарс, пародия на то самое общество, которое в какой-то момент поставило на них крест.
Когда-то отец говорил Сато: «Человек приспосабливается к выживанию в любых, порой самых невообразимо-уничижительных, условиях. Не каждый и не везде. Но статистически всегда есть вероятность того, что наиболее приспособившиеся – заметь, не наиболее сильные, но наиболее приспособившиеся – особи смогут выжить».
Огромное пространство в добрый десяток квадратных миль было вычеркнуто из планов развития города. Люди, которые здесь жили, не существовали для мэрии, а уж тем более для федеральной власти. Как полицейский, Сато не мог спокойно реагировать на само существование подобного нарыва на теле города. Как человек, он не мог оставаться равнодушным к беде сотен и тысяч бездомных, безработных, бессемейных, бес…
Сострадание и чувство долга. Он разрывался между ними.
Сейчас чувство долга доминировало. Наверное, потому, что этотзнает, где может быть Титус.
Знает, но не колется.
Сато приближался к нему несколько часов, терпеливо разматывая клубок человеческих страстей, где – запугивая, где – подкупая, поскольку взывать к нормальным человеческим чувствам было бесполезно…
В конце концов он выудил имя – Прокси.
Человек, с которым у Титуса были более чем приятельские отношения. Так о них говорили.
…Глаз под шляпой дернулся и закрылся.
– Выбираю президента. И лишь потому, что не люблю иностранцев.
Детектив оценил юмор и отслюнявил двадцатник.
Бомж спрятал купюру в боковой карман пальто, ничего не сказав. Молчание длилось слишком долго.
– Мужик, ты мне голову не парь, – с угрозой произнес Сато. – Я с завтрака ни крошки во рту не держал… – он внезапно замолчал. Кто знает, когда последний раз ел его собеседник?
Из-под шляпы вновь блеснул глаз. Садящееся за немытыми окнами пакгауза солнце светило бомжу прямо в лицо.
Сато представил, какбомж потеет, и его затошнило.
– Мне до него дела нет, наши дорожки с ним дважды пересеклись, оба раза не к обоюдному удовольствию… – Бомж поправил что-то под одеялом, в районе живота. – Титус считает себя важной птицей, явно напрасно… но по пакгаузам он не ошивается. К сожалению. Иначе…
Глаза его закатились, он издал тихий стон.
– Ладно, раз так, тогда собирайся, пойдешь со мной! – Терпение детектива лопнуло. Он грубо ухватил бомжа за воротник. – А мне говорили, что Прокси был ему больше чем другом…
Осилить бомжа оказалось не так легко. Когда Майкл, изловчившись, все же поднял его за шиворот, одеяло упало на пол, и обалдевший Сато увидел, что под одеялом у бродяги был спрятан подросток – то ли девчонка, то ли мальчишка, с раскрасневшимся грязным лицом и обслюнявленными губами. Подросток отер губы рукавом.
Только теперь до Сато дошло, почему бомж стонал…
– Ах ты, сволочь! – Он уже занес кулак для удара, но, удержавшись, лишь вытащил из кармана бомжа свою купюру. Дрожа от омерзения, он ткнул деньги, не глядя, в сторону подростка:
– Пойди, поешь… Только поешь, слышишь? На наркотики или выпивку не трать!
Уже на ходу Майкл вдруг услышал тихое:
– Прокси – это не он… Это я.
Глаз лениво открылся и несколько секунд, не мигая, изучал Сато.
Бомж спал, несмотря на оглушающую жару, в засаленном драповом пальто и шляпе, под одеялом с кокетливым узором и надписью по краю:«13-й Всегородской Фестиваль Вверх по Твоей Трещинке, май 2033 г.».
Продранный матрас, казалось, вонял похлеще его обладателя.
– Кто хочет знать?
– А это тебе выбирать. Или президент Джексон (сноска – 20-долларовая купюра), или мистер «Глок-28»… – детектив нехорошо улыбнулся.
Он был голоден и зол.
Полуразвалившийся пакгауз величиной с два хоккейных поля. В почтительном отдалении, насколько Сато мог видеть в полутьме душного и пыльного сооружения, лежали, сидели, слонялись тени людей.
Тени. Не люди.
Суета бесплодного мотания по заброшенным, разрушающимся пакгаузам и складам Четного Порта.
Десятки опрошенных бомжей.
Немытые тела. Вонь, по сравнению с которой запах грузовика, впилившегося в бензозаправку, казался одеколоном.
Туберкулез. Венерка, как умильно называют кожно-венерические заболевания в СФПД.
Спектр наркотиков, от героина до микстуры от кашля.
И главное – невероятная, непробиваемая, закосневшая навеки обида на общество, отмахнувшееся от них. Они создали свой социум. Со своим псевдо-правительством, своим псевдо-законом. Уродливая мутация, фарс, пародия на то самое общество, которое в какой-то момент поставило на них крест.
Когда-то отец говорил Сато: «Человек приспосабливается к выживанию в любых, порой самых невообразимо-уничижительных, условиях. Не каждый и не везде. Но статистически всегда есть вероятность того, что наиболее приспособившиеся – заметь, не наиболее сильные, но наиболее приспособившиеся – особи смогут выжить».
Огромное пространство в добрый десяток квадратных миль было вычеркнуто из планов развития города. Люди, которые здесь жили, не существовали для мэрии, а уж тем более для федеральной власти. Как полицейский, Сато не мог спокойно реагировать на само существование подобного нарыва на теле города. Как человек, он не мог оставаться равнодушным к беде сотен и тысяч бездомных, безработных, бессемейных, бес…
Сострадание и чувство долга. Он разрывался между ними.
Сейчас чувство долга доминировало. Наверное, потому, что этотзнает, где может быть Титус.
Знает, но не колется.
Сато приближался к нему несколько часов, терпеливо разматывая клубок человеческих страстей, где – запугивая, где – подкупая, поскольку взывать к нормальным человеческим чувствам было бесполезно…
В конце концов он выудил имя – Прокси.
Человек, с которым у Титуса были более чем приятельские отношения. Так о них говорили.
…Глаз под шляпой дернулся и закрылся.
– Выбираю президента. И лишь потому, что не люблю иностранцев.
Детектив оценил юмор и отслюнявил двадцатник.
Бомж спрятал купюру в боковой карман пальто, ничего не сказав. Молчание длилось слишком долго.
– Мужик, ты мне голову не парь, – с угрозой произнес Сато. – Я с завтрака ни крошки во рту не держал… – он внезапно замолчал. Кто знает, когда последний раз ел его собеседник?
Из-под шляпы вновь блеснул глаз. Садящееся за немытыми окнами пакгауза солнце светило бомжу прямо в лицо.
Сато представил, какбомж потеет, и его затошнило.
– Мне до него дела нет, наши дорожки с ним дважды пересеклись, оба раза не к обоюдному удовольствию… – Бомж поправил что-то под одеялом, в районе живота. – Титус считает себя важной птицей, явно напрасно… но по пакгаузам он не ошивается. К сожалению. Иначе…
Глаза его закатились, он издал тихий стон.
– Ладно, раз так, тогда собирайся, пойдешь со мной! – Терпение детектива лопнуло. Он грубо ухватил бомжа за воротник. – А мне говорили, что Прокси был ему больше чем другом…
Осилить бомжа оказалось не так легко. Когда Майкл, изловчившись, все же поднял его за шиворот, одеяло упало на пол, и обалдевший Сато увидел, что под одеялом у бродяги был спрятан подросток – то ли девчонка, то ли мальчишка, с раскрасневшимся грязным лицом и обслюнявленными губами. Подросток отер губы рукавом.
Только теперь до Сато дошло, почему бомж стонал…
– Ах ты, сволочь! – Он уже занес кулак для удара, но, удержавшись, лишь вытащил из кармана бомжа свою купюру. Дрожа от омерзения, он ткнул деньги, не глядя, в сторону подростка:
– Пойди, поешь… Только поешь, слышишь? На наркотики или выпивку не трать!
Уже на ходу Майкл вдруг услышал тихое:
– Прокси – это не он… Это я.
Суббота, 6:25 вечера
Титус не появился утром у харчевни, организованной самими бродягами на двадцать шестом пирсе – место, где он обычно встречался с Прокси.
Ей было шестнадцать, ее глаза были постоянно прищуренными от закоснелого неверия в человечество, и с Титусом у них «ничего не было», как вызывающе сказала она Сато. Титус заботился о ней, как старший брат.
Не сказала: «отец», но брат.
Почему – Сато не стал допрашиваться. Равно как и не стал уточнять, как она оказалась под одеялом у той сволочи.
Титус снимал квартиру на Эврика Авеню, на втором этаже над заброшенным кинотеатром «Кварк». Он никогда не приводил ее к себе, наверное, опасаясь, что Прокси станет отрабатывать его заботу… Так с ней поступали многие: некоторые действительно прикармливали, обогревали, но в конце концов все равно брали свое, а чаще всего ее просто обманывали, пользуясь силой.
Начиная лет с восьми, она прошла все круги ада, как понял Майкл.
Однажды она выследила Титуса и пришла к нему в квартиру, только ничего хорошего из этого не вышло: он отругал ее и отвел в ночлежку, наказав забыть о его логове. Тем не менее, Прокси уверенно вела Сато по переулкам Негорода, как называли этот район сами бомжи.
Когда-то давно, во время учебы в Академии, Сато побывал в Негороде – их вывозили на полевые занятия. Он был поражен разительным контрастом «тогда-сейчас». Наступающие сумерки делали Негород еще более неприглядным.
Навеки угасшие фонари.
Магазины, разворованные годы тому назад.
Неработающие светофоры на перекрестках, подслеповато щурящиеся на пустынные улицы с потрескавшимся асфальтом и буйной порослью сорняка в щелях.
Ржавеющие авто, в которых с трудом угадывались стильные модели двадцати-тридцатилетней давности.
Землетрясение двадцать четвертого года изменило внешний вид Негорода – многие здания, не ремонтировавшиеся годами, не выдержали первого толчка. Проезжая часть большинства улиц Негорода оказалась засыпанной развалинами.
Но Сан Фран, центр которого сильно пострадал от землетрясения, брезгливо отвернулся от Негорода.
Восстанавливать заброшенную часть метрополиса не стали. Годы спустя развалины оказались под властью всесильной природы: в Негороде поселились и стали успешно конкурировать с людьми-бродягами бродяги другого сорта – собаки, кошки и, как ни странно, змеи. Горы битого кирпича постепенно покрывались сорняками, затем кустарником, потом деревьями. Потепление последних лет привело к безудержной конкуренции за место под солнцем и в мире растений – некоторые места Негорода стали больше походить на развалины храмов майя или перуанских городов-пирамид.
Сан Фран подставил последнюю подножку району, бывшему когда-то его гордостью. Несколько лет назад по решению мэрии равнинная часть Четного Порта была превращена в городскую свалку. К кошкам, собакам и змеям добавились орды крыс и невероятное количество насекомых.
Плесень алчно пласталась по стенам подмокающих от близости океана домов. Майкл обратил внимание на то, что на них почти совсем нет граффити – старое уже отмылось ветреными дождями, а новое не было резона рисовать: его все равно никто не видел.
Двери многих зданий были распахнуты, оттуда тянуло нежитью. Опасаясь нападения хищников, как четвероногих, так и двуногих, Прокси и Сато старались идти там, где это было возможно, поближе к центру пустынных улиц.
Сато неотрывно держал руку на рукоятке пистолета.
Тишина Негорода угнетала.
Разговор поначалу не клеился. По-видимому, для Прокси Негород был повседневным, обычным зрелищем, но она чувствовала реакцию Сато и потому деликатно молчала.
Они вышли в более обжитую часть Негорода. Эврика Авеню была населена той частью отщепенцев, которые еще хоть как-то сопротивлялись апатии бродяжничества. Здесь работало несколько продуктовых лавок и магазин с подержанным барахлом. Свалка кормила и одевала всех – натуральный обмен властвовал, деньги здесь были редким явлением. Прокси немного оттаяла и стала рассказывать Сато об Эврике.
Здесь жили бомжи с интеллигентным прошлым – опустившиеся профессора, адвокаты, потерявшие карьеру из-за пагубных пристрастий, ученые, не сумевшие найти новую работу после краха их фирм. На Эврике был даже свой «доктор» – недоученный студент медицинского колледжа, «вынюхавший» весь свой займ на учебу еще на втором курсе. Он практиковал, пользуясь просроченными лекарствами, которые откапывал на свалке.
Детектив изумленно разглядывал объявление на входной двери «докторского оффиса», криво выписанное от руки: «С особенно отвратительными ножевыми ранами и отсеченными конечностями – вход со двора!».
Сумерки незаметно уступили место тьме.
Дорогу едва можно было разглядеть в трупно-зеленом свете неонитовых пластин – аварийного освещения на солнечных батареях, которым Сан Фран оснастили еще в пору Четвертого Энергокризиса. Неонитом были олицованы стены зданий, раньше они шли сплошной полосой под окнами вторых этажей, но предприимчивые бомжи выковыряли большую часть пластин, и оставшихся явно не хватало для того, чтобы сделать путь Прокси и Сато более комфортным.
«Кварк» показался из-за поворота, темнея в свете неонитов нелепой полукруглой колоннадой начала 10-х годов, поддерживающей некогда помпезную навесную крышу над входом. Сато и Прокси проскользнули в боковую дверь на углу: детектив молча указал девушке на подозрительные тени в колоннах.
Майкл достал «Глок» из кобуры.
Прокси прижалась к его локтю.
Темнота в подъезде была такой вязкой, что Майкл, остановившись, поневоле напряг мышцы. Однако после небольшого колебания девушка решительно двинулась вверх по лестнице, которая, похоже, плавно закруглялась вдоль стены, ведя ко второму этажу.
Скрипнула дверь.
Вошли ли они в квартиру?
Проклятый знакомый запах.
Такой, от которого ему всегда хотелось сменить его проклятую работу.
Кровь.
Тлен.
Смерть.
И еще – монотонный звук капающей воды, неестественно громко звучащий в гулкой тишине.
Холодея от предчувствия, детектив достал из пенала на кобуре «слом-фонарик» – осветительную пластиковую трубку, которыми снабжались полицейские и бригады 911 на случай… На случай, подобный такому.
Хрустнула раздавленная оболочка. Ядовито-желтый свет залил комнату.
Столько крови он не видел еще никогда.
В беспощадном желтом свете стены казались покрытыми чудовищными обоями с плотными узорами из крови – она выглядела черной до неестественности. Кровь залила окно – неонитовый свет с улицы не проникал сквозь ее вязь на стекле. Кровь, похоже, даже капала с потолка…
Посреди комнаты на полу лежал матрас, превратившийся в ванну из крови. В ней, лицом кверху, плавал Титус. Кисть правой руки свисала с края матраса, со среднего пальца ее медленно и парализующе-страшно капала кровь – этот звук Сато и принял за звук капающей воды.
Располосованная бритвой грудь. Вскрытые вены. Перерезанные артерии. Безграничный ужас в остекленевших глазах.
Прокси кричала так истошно и так долго, что Сато стало страшно – не сошла ли она с ума. На крик из соседней квартиры пришел старик-бомж, который, похоже, впал в ступор от увиденной картины. Майкл силой усадил девушку на пол у входа, наказал бомжу подать ей воды… Она пыталась мычать даже тогда, когда захлебывалась питьем.
Найдя у раковины некое подобие полотенца, Сато, содрогаясь, набросил его на лицо и грудь Титуса. Потом достал сотофон.
– Диспетчер? Детектив Майкл Сато, жетон номер 8609, 201 участок. Срочно нужны черно-голубые (сноска: полицейский слэнг, патрульные полицейские, цвета машин СФПД) по адресу: Эврика Авеню, дом… А-а, черт… Бывший кинотеатр «Кварк», второй этаж… Что? Ну да, Эврика. То есть как? Да вы что там, охренели все? У меня на руках девять-ноль-один! (сноска: полицейский слэнг, радио-жаргон полицейских США; 901 = труп).
Он все понял. Негород был негородомдаже в таких случаях.
Полиция отказывалась приезжать сюда по вызову.
Прыгающими пальцами он вытащил все деньги, которые у него были, и втолкал их Прокси в карман.
– Обязательно разыщи меня. Обязательно, слышишь? Вот моя визитка, здесь мой номер… Нет, лучше приезжай, вот, здесь адрес, видишь? – Тыкал он ей в лицо прямоугольник бумаги, как-будто он был чудодейственным средством, панацеей, способной вернуть к жизни дорогого ей человека…
Визитка упала из безвольных пальцев на пол. Он нагнулся, чтобы поднять ее, и увидел на полу небольшой блестящий предмет – брелок или кулон. Он механически опустил предмет к себе в карман, не переставая уговаривать Прокси.
Тщетно. Она не слышала его… или не хотела слышать.
Ему было невыносимо больно и стыдно. Не смог. Он не смог…
Титус мертв.
Раздавленный тем, что произошло с Титусом, он, шатаясь, вышел из страшной комнаты.
Последнее, что зафиксировала натренированная зрительная память детектива – кровь, проступившая сквозь тряпку из порезов на груди Титуса.
Показалось ли ему или нет? Порезы образовали надпись:
«FEAR ME» (сноска – англ., «бойся меня»).
Ей было шестнадцать, ее глаза были постоянно прищуренными от закоснелого неверия в человечество, и с Титусом у них «ничего не было», как вызывающе сказала она Сато. Титус заботился о ней, как старший брат.
Не сказала: «отец», но брат.
Почему – Сато не стал допрашиваться. Равно как и не стал уточнять, как она оказалась под одеялом у той сволочи.
Титус снимал квартиру на Эврика Авеню, на втором этаже над заброшенным кинотеатром «Кварк». Он никогда не приводил ее к себе, наверное, опасаясь, что Прокси станет отрабатывать его заботу… Так с ней поступали многие: некоторые действительно прикармливали, обогревали, но в конце концов все равно брали свое, а чаще всего ее просто обманывали, пользуясь силой.
Начиная лет с восьми, она прошла все круги ада, как понял Майкл.
Однажды она выследила Титуса и пришла к нему в квартиру, только ничего хорошего из этого не вышло: он отругал ее и отвел в ночлежку, наказав забыть о его логове. Тем не менее, Прокси уверенно вела Сато по переулкам Негорода, как называли этот район сами бомжи.
Когда-то давно, во время учебы в Академии, Сато побывал в Негороде – их вывозили на полевые занятия. Он был поражен разительным контрастом «тогда-сейчас». Наступающие сумерки делали Негород еще более неприглядным.
Навеки угасшие фонари.
Магазины, разворованные годы тому назад.
Неработающие светофоры на перекрестках, подслеповато щурящиеся на пустынные улицы с потрескавшимся асфальтом и буйной порослью сорняка в щелях.
Ржавеющие авто, в которых с трудом угадывались стильные модели двадцати-тридцатилетней давности.
Землетрясение двадцать четвертого года изменило внешний вид Негорода – многие здания, не ремонтировавшиеся годами, не выдержали первого толчка. Проезжая часть большинства улиц Негорода оказалась засыпанной развалинами.
Но Сан Фран, центр которого сильно пострадал от землетрясения, брезгливо отвернулся от Негорода.
Восстанавливать заброшенную часть метрополиса не стали. Годы спустя развалины оказались под властью всесильной природы: в Негороде поселились и стали успешно конкурировать с людьми-бродягами бродяги другого сорта – собаки, кошки и, как ни странно, змеи. Горы битого кирпича постепенно покрывались сорняками, затем кустарником, потом деревьями. Потепление последних лет привело к безудержной конкуренции за место под солнцем и в мире растений – некоторые места Негорода стали больше походить на развалины храмов майя или перуанских городов-пирамид.
Сан Фран подставил последнюю подножку району, бывшему когда-то его гордостью. Несколько лет назад по решению мэрии равнинная часть Четного Порта была превращена в городскую свалку. К кошкам, собакам и змеям добавились орды крыс и невероятное количество насекомых.
Плесень алчно пласталась по стенам подмокающих от близости океана домов. Майкл обратил внимание на то, что на них почти совсем нет граффити – старое уже отмылось ветреными дождями, а новое не было резона рисовать: его все равно никто не видел.
Двери многих зданий были распахнуты, оттуда тянуло нежитью. Опасаясь нападения хищников, как четвероногих, так и двуногих, Прокси и Сато старались идти там, где это было возможно, поближе к центру пустынных улиц.
Сато неотрывно держал руку на рукоятке пистолета.
Тишина Негорода угнетала.
Разговор поначалу не клеился. По-видимому, для Прокси Негород был повседневным, обычным зрелищем, но она чувствовала реакцию Сато и потому деликатно молчала.
Они вышли в более обжитую часть Негорода. Эврика Авеню была населена той частью отщепенцев, которые еще хоть как-то сопротивлялись апатии бродяжничества. Здесь работало несколько продуктовых лавок и магазин с подержанным барахлом. Свалка кормила и одевала всех – натуральный обмен властвовал, деньги здесь были редким явлением. Прокси немного оттаяла и стала рассказывать Сато об Эврике.
Здесь жили бомжи с интеллигентным прошлым – опустившиеся профессора, адвокаты, потерявшие карьеру из-за пагубных пристрастий, ученые, не сумевшие найти новую работу после краха их фирм. На Эврике был даже свой «доктор» – недоученный студент медицинского колледжа, «вынюхавший» весь свой займ на учебу еще на втором курсе. Он практиковал, пользуясь просроченными лекарствами, которые откапывал на свалке.
Детектив изумленно разглядывал объявление на входной двери «докторского оффиса», криво выписанное от руки: «С особенно отвратительными ножевыми ранами и отсеченными конечностями – вход со двора!».
Сумерки незаметно уступили место тьме.
Дорогу едва можно было разглядеть в трупно-зеленом свете неонитовых пластин – аварийного освещения на солнечных батареях, которым Сан Фран оснастили еще в пору Четвертого Энергокризиса. Неонитом были олицованы стены зданий, раньше они шли сплошной полосой под окнами вторых этажей, но предприимчивые бомжи выковыряли большую часть пластин, и оставшихся явно не хватало для того, чтобы сделать путь Прокси и Сато более комфортным.
«Кварк» показался из-за поворота, темнея в свете неонитов нелепой полукруглой колоннадой начала 10-х годов, поддерживающей некогда помпезную навесную крышу над входом. Сато и Прокси проскользнули в боковую дверь на углу: детектив молча указал девушке на подозрительные тени в колоннах.
Майкл достал «Глок» из кобуры.
Прокси прижалась к его локтю.
Темнота в подъезде была такой вязкой, что Майкл, остановившись, поневоле напряг мышцы. Однако после небольшого колебания девушка решительно двинулась вверх по лестнице, которая, похоже, плавно закруглялась вдоль стены, ведя ко второму этажу.
Скрипнула дверь.
Вошли ли они в квартиру?
Проклятый знакомый запах.
Такой, от которого ему всегда хотелось сменить его проклятую работу.
Кровь.
Тлен.
Смерть.
И еще – монотонный звук капающей воды, неестественно громко звучащий в гулкой тишине.
Холодея от предчувствия, детектив достал из пенала на кобуре «слом-фонарик» – осветительную пластиковую трубку, которыми снабжались полицейские и бригады 911 на случай… На случай, подобный такому.
Хрустнула раздавленная оболочка. Ядовито-желтый свет залил комнату.
Столько крови он не видел еще никогда.
В беспощадном желтом свете стены казались покрытыми чудовищными обоями с плотными узорами из крови – она выглядела черной до неестественности. Кровь залила окно – неонитовый свет с улицы не проникал сквозь ее вязь на стекле. Кровь, похоже, даже капала с потолка…
Посреди комнаты на полу лежал матрас, превратившийся в ванну из крови. В ней, лицом кверху, плавал Титус. Кисть правой руки свисала с края матраса, со среднего пальца ее медленно и парализующе-страшно капала кровь – этот звук Сато и принял за звук капающей воды.
Располосованная бритвой грудь. Вскрытые вены. Перерезанные артерии. Безграничный ужас в остекленевших глазах.
Прокси кричала так истошно и так долго, что Сато стало страшно – не сошла ли она с ума. На крик из соседней квартиры пришел старик-бомж, который, похоже, впал в ступор от увиденной картины. Майкл силой усадил девушку на пол у входа, наказал бомжу подать ей воды… Она пыталась мычать даже тогда, когда захлебывалась питьем.
Найдя у раковины некое подобие полотенца, Сато, содрогаясь, набросил его на лицо и грудь Титуса. Потом достал сотофон.
– Диспетчер? Детектив Майкл Сато, жетон номер 8609, 201 участок. Срочно нужны черно-голубые (сноска: полицейский слэнг, патрульные полицейские, цвета машин СФПД) по адресу: Эврика Авеню, дом… А-а, черт… Бывший кинотеатр «Кварк», второй этаж… Что? Ну да, Эврика. То есть как? Да вы что там, охренели все? У меня на руках девять-ноль-один! (сноска: полицейский слэнг, радио-жаргон полицейских США; 901 = труп).
Он все понял. Негород был негородомдаже в таких случаях.
Полиция отказывалась приезжать сюда по вызову.
Прыгающими пальцами он вытащил все деньги, которые у него были, и втолкал их Прокси в карман.
– Обязательно разыщи меня. Обязательно, слышишь? Вот моя визитка, здесь мой номер… Нет, лучше приезжай, вот, здесь адрес, видишь? – Тыкал он ей в лицо прямоугольник бумаги, как-будто он был чудодейственным средством, панацеей, способной вернуть к жизни дорогого ей человека…
Визитка упала из безвольных пальцев на пол. Он нагнулся, чтобы поднять ее, и увидел на полу небольшой блестящий предмет – брелок или кулон. Он механически опустил предмет к себе в карман, не переставая уговаривать Прокси.
Тщетно. Она не слышала его… или не хотела слышать.
Ему было невыносимо больно и стыдно. Не смог. Он не смог…
Титус мертв.
Раздавленный тем, что произошло с Титусом, он, шатаясь, вышел из страшной комнаты.
Последнее, что зафиксировала натренированная зрительная память детектива – кровь, проступившая сквозь тряпку из порезов на груди Титуса.
Показалось ли ему или нет? Порезы образовали надпись:
«FEAR ME» (сноска – англ., «бойся меня»).
Суббота, 8:30 вечера
Неониты в стенах домов скупо освещали путь, и в их нереальном свете Сато казалось, что за ним крадутся тени неизвестных убийц Титуса. Неужели Титус поплатился жизнью все из-за того же проклятого видеочипа? Сумеречное состояние, охватившее детектива, накладывало отпечаток на его восприятие окружающего. Он совсем потерял чувство голода. Моментами ему казалось, что потрескавшийся асфальт под ногами вот-вот провалится, и он уже ощущал панику падения. Сато двигался, как ему казалось, в сторону Фолсом Стрит, где вечность назад он припарковал «Карреру»… вместе с жизнью, которой в этом краю не было места, и теперь, словно бы в наказание, судьба водила его за нос, не давая вернуться в ту,
нормальную, жизнь. Улица колыхалась под ним, он бездумно перебирал ногами, как кукла, как заводной цыпленок, его любимая игрушка в далеком детстве. Он был явно не в своей тарелке – то ли от усталости, то ли от депрессии… Стоп, причем тут депрессия, спросил он сам себя. А от чего ему быть оптимистичным? С этим видеочипом Слоан пытался передать ему нечто важное… ну, хорошо, не ему, но тому, кто сможет предпринять какие-то меры, предотвратить безликое страшное нечто, угрожающее…
Кому?
Он вдруг обнаружил, что его мысли ретиво скачут блохами во всех направлениях, как если бы они жили самостоятельно, вне зависимости от него. За последние сорок восемь часов произошло так много событий, что его мозг взбунтовался. Иначе чем объяснить то, что он уже… сколько же это… более двух часов?!.. петляет по мраку Негорода, не особо беспокоясь тем, что заблудился…
Тени…
Стрелял ли он? Кажется, да. На него нападали – гигантские сойки с металлическими клювами, разверстыми для атаки.
Стреляли ли в него?
А какое это имеет значение?
Стены домов растут, как исполинские грибы, закрывая солнце.
Стоп… Какое солнце? Уже ночь, это должна быть луна…
Грибы.
Споры.
Слоан с грибами в легких.
Майкл начал бессмысленно хихикать. Ересь ересей и не более того.
С ним явно что-то не так. Что-то произошло.
Его трясло, но идти он не прекращал. Ему казалось, что на этой улице он уже был… Нет-нет, кажется, вот на этой, следующей. Чертов неонит, от него нет пользы, только вред!
Вред. Опасность. Страх.
FEAR ME.
Кого должен был бояться Титус? И Титус ли?
Нет.
Послание было оставлено для него, Сато.
Он должен бояться. И он в самом деле боится.
Его трясет.
Озноб?
Он болен.
Сато наконец-то обратил внимание на то, что в кармане у него вовсю разрывается сотофон. Он нажал кнопку приема. С экрана, страшно улыбаясь отвратительным разрезом горла, на него глядел Слоан:
– Забыл про меня? Ты не продвигаешься, Майкл. Я не могу упокоиться до той поры, пока не буду отмщен. Мне не на кого больше рассчитывать, и ты это понимаешь. Келли и другие не заинтересованы в розыске моих убийц. Меня предали. Они жестоки и расчетливы, так же расчетливы, как мои убийцы. Они наверняка…
– Кто они? Кто и в чем тебя предал? – перебил Слоана детектив. – Как ты можешь со мной разговаривать, ты ведь уже…
– …наверняка с ними заодно, понимаешь? Не рассчитывай ни на кого, кроме себя. А мне не на кого больше рассчитывать, кроме тебя. Потому что ты прав: я мертв!
Слоан медленно отвернулся. Сато затрясло в ужасе – затылка у покойника нет, вместо этого задняя часть его головы представляла собой морщинистую поверхность гриба-дождевика, складчатую кожу, которая конвульсивно шевелилась, очевидно, доставляя Слоану немало неприятных ощущений, потому что он пытался достать до нее рукой – и не мог… Поверхность вспухала на глазах. Что-то происходило там, внутри. Пришло время созревания… Кожа натянулась и вдруг лопнула, озаряя темноту вокруг Слоана мириадами светящихся спор…
Кому?
Он вдруг обнаружил, что его мысли ретиво скачут блохами во всех направлениях, как если бы они жили самостоятельно, вне зависимости от него. За последние сорок восемь часов произошло так много событий, что его мозг взбунтовался. Иначе чем объяснить то, что он уже… сколько же это… более двух часов?!.. петляет по мраку Негорода, не особо беспокоясь тем, что заблудился…
Тени…
Стрелял ли он? Кажется, да. На него нападали – гигантские сойки с металлическими клювами, разверстыми для атаки.
Стреляли ли в него?
А какое это имеет значение?
Стены домов растут, как исполинские грибы, закрывая солнце.
Стоп… Какое солнце? Уже ночь, это должна быть луна…
Грибы.
Споры.
Слоан с грибами в легких.
Майкл начал бессмысленно хихикать. Ересь ересей и не более того.
С ним явно что-то не так. Что-то произошло.
Его трясло, но идти он не прекращал. Ему казалось, что на этой улице он уже был… Нет-нет, кажется, вот на этой, следующей. Чертов неонит, от него нет пользы, только вред!
Вред. Опасность. Страх.
FEAR ME.
Кого должен был бояться Титус? И Титус ли?
Нет.
Послание было оставлено для него, Сато.
Он должен бояться. И он в самом деле боится.
Его трясет.
Озноб?
Он болен.
Сато наконец-то обратил внимание на то, что в кармане у него вовсю разрывается сотофон. Он нажал кнопку приема. С экрана, страшно улыбаясь отвратительным разрезом горла, на него глядел Слоан:
– Забыл про меня? Ты не продвигаешься, Майкл. Я не могу упокоиться до той поры, пока не буду отмщен. Мне не на кого больше рассчитывать, и ты это понимаешь. Келли и другие не заинтересованы в розыске моих убийц. Меня предали. Они жестоки и расчетливы, так же расчетливы, как мои убийцы. Они наверняка…
– Кто они? Кто и в чем тебя предал? – перебил Слоана детектив. – Как ты можешь со мной разговаривать, ты ведь уже…
– …наверняка с ними заодно, понимаешь? Не рассчитывай ни на кого, кроме себя. А мне не на кого больше рассчитывать, кроме тебя. Потому что ты прав: я мертв!
Слоан медленно отвернулся. Сато затрясло в ужасе – затылка у покойника нет, вместо этого задняя часть его головы представляла собой морщинистую поверхность гриба-дождевика, складчатую кожу, которая конвульсивно шевелилась, очевидно, доставляя Слоану немало неприятных ощущений, потому что он пытался достать до нее рукой – и не мог… Поверхность вспухала на глазах. Что-то происходило там, внутри. Пришло время созревания… Кожа натянулась и вдруг лопнула, озаряя темноту вокруг Слоана мириадами светящихся спор…