– Кто так пишет?! Да любой студент-словесник еще на первом курсе скажет вам, что так писать недопустимо! Что за вульгаризмы, лишние и давно устаревшие эпитеты, откуда такие короткие предложения?! Это вам не Довлатов…[16]
   Я с ужасом вспомнила, что по первому образованию наш Профессор филолог и не может спокойно смотреть на стилистические и морфо-эпические ошибки. В этом случае для него авторитетов не было и нет, в нем засел червь уверенности, что он знает, КАК надо писать. Правда, мои собственные литературные труды Пушок никогда не правит, зная, что я не Гофман, могу и по шее дать. Осознав, что он творит, я аккуратно положила зонтик и сумочку на пил и бросилась отрывать его от рукописи, оттаскивая за задние лапы, но он ловко отпихивался и невнятно обзывал меня «суфражисткой». Узнаю, что это за слово, – вообще убью…
   – Мя-ау? – недоуменно и сонно спросил кот со стола, открывая один глаз.
   Я поскорее схватила самоуверенного Мурзика за шкирку и поспешно выволокла в соседнюю комнатку, которая действительно оказалась кухонькой. Кот вроде снова уснул. Пора чинить разборки…
   – Не трожь хоть здесь ничего, – прошипела я. – Твое самомнение дошло до крайней точки! Совсем стыд потерял?!
   – Да я только… кусочек кренделя, – виновато проговорил мой муж, поспешно дожевывая и сглатывая. Видимо, осмотр кухни он закончил…
   – Я не тебе, милый, что ты! – нежно улыбнулась я. – Ешь, пожалуйста, все, что найдешь, если только это не крысиный яд. – И я снова обернулась к нашему надутому Пусику: – А ты, ты… Как ты мог вообразить, что умнее Гофмана?! Хочешь, я скажу, в чем разница между вами? Он великий писатель, а ты блохастый мешок, набитый ненужными знаниями! У него есть Мурр, чтобы править рукописи, и он уж наверняка лучше тебя со всем этим справляется.
   – Вы оставили объект без присмотра, мало ли… – осторожно начал Алекс, и тут вдруг из соседней комнаты послышался какой-то треск и слабый вскрик.
   Мы все бросились туда, отпихивая друг друга. Мужчины прошли первыми, а у меня застряла дурацкая юбка с кринолином. Зрелище, представшее нашим взорам, предназначалось не для слабонервных…
   Гофмана в комнате уже не было, а на полу впритык к печке зияла большая черная дыра, в которой исчезали его ноги. Командор в прыжке попытался схватить ускользающего писателя, но поздно, в его руках остался только башмак со сломанной пряжкой. А следом, шмыгнув из-под стола, в ту же дыру нырнула жуткого вида крыса с исписанными листами в передних лапках, успев смерить нас презрительно-злобным взглядом. Я бы перехватила ее, но из чувства брезгливости притормозила. Этого мгновения оказалось вполне достаточно для коварного грызуна – похитителя рукописей. Мы остались стоять над дырой, которая по краям потрескивала мелкими голубыми искорками.
   Я глубоко вздохнула и с короткой молитвой Аллаху шагнула вниз. Бдительный Алекс поймал меня почти на лету и резко вытянул наверх.
   – Эта дыра не между этажами, она между мирами! Они могли закрыть вход с той стороны, и тебя тогда попросту расщепит на атомы!!! Или останется половинка, вторую уже не найдут. Такое происходило с нашими агентами не раз. Те, кто суется в неизвестную магическую зону, нарушают правила личной безопасности, а расплата высока.
   В этот момент дыра затянулась, на ее месте вновь появились устилающие пол потертые некрашеные доски.
   – Но это же был портал, а мы не успели! Надо быть активнее, трезвомыслие не всегда срабатывает, как ты сейчас сам убедился. Может, они его уже загрызли! О небо, мы погубили самого Гофмана! Я себе этого никогда не прощу… И вам обоим тоже!
   Мой муж хмуро молчал, продолжая обнимать меня, успокаивающе поглаживая по плечу.
   – Успокойся, деточка, кто тогда написал все его еще не опубликованные литературные произведения? Уж не этот чемодан сала точно! В нем ни грамма того интеллекта и мудрости, что приписывал ему Гофман, – фыркнул агент 013.
   Мимо прошествовал, зевая и не обращая на нас никакого внимания, как будто мы всю жизнь делили с ним одну коммуналку, а совсем не чужаки на его территории, кот Мурр. С заплывшими жиром крошечными глазками, массивным тупым носом и скользящим по полу брюхом – умопомрачающая видуха…
   Вэк! И это его Гофман называл «чудом кошачьей красоты», приписывая ему «вид, достойный греческого мудреца»?! Вот я хоть и люблю агента 013, но не так слепо. И, кстати, сам Пушок очень даже ценит, что я не просто замечаю все его недостатки, но и не забываю ему о них лишний раз напоминать! Пусть не расслабляется под лучами самопровозглашенного гения, котам это вредно…
   Меж тем Мурр вышел на кухню, мы все обалдело устремились за ним. Он одной лапой распахнул дверцу буфета, выкатил оттуда горшочек со сметаной, содрал с нее когтями перетянутый веревочкой пергамент и принялся лакать.
   Тут Профессор хлопнул себя по лбу:
   – Как я не догадался сразу! Он предатель! Он слишком спокоен для кота, на глазах которого крысы утащили его хозяина. Более того, держу пари, он все знал заранее!
   Литературный прототип повернул к нему перемазанную в сметане мордочку, как бы спрашивая: как это можно подозревать его, честного кота? «Неужели вы думаете, что я чем-то мог помочь, а раз совесть моя чиста, почему бы мне не быть спокойным?» Я уже почти поверила в его невинные глазки, но агент 013 вдруг решительно устремился к собрату, сгреб его за шиворот, несмотря на то что Мурр был гораздо крупнее и тяжелее его, и (я не успела вмешаться!) отвесил ему две хлесткие пощечины.
   – Мяу-а-у, как вы смеете?! – возопил кот, приведя нас всех троих этим возгласом просто в остолбенение.
   Наш усатый агент был так потрясен говорящим Мурром, что тут же его отпустил, а сам шлепнулся на хвост, разводя лапами, как рыбак в пивнушке. Профессора можно понять, он с младенчества шел по жизни, уверенный в своей исключительной уникальности. И тут второй говорящий кот! Это как если бы мир перевернулся и килька стала напропалую жрать китов вместе с китобоями, а мыши объявили суверенитет и неприкосновенность.
   – Так-то лучше, – брезгливо отряхнувшись, фыркнул писательский кот.
   – Вас зовут Мурр и вы говорите!.. Это правда?
   – Знаете мое имя? – с высокомерным недоумением поинтересовался толстяк.
   – Конечно, я про вас читала! – воскликнула я, всей душой захваченная интересом к этой новой неординарной персоне. – Ваш хозяин столько о вас написал!
   Он действительно разумен! И действительно говорит! А значит, вполне мог помогать Гофману! Ах, может, только благодаря ему его хозяин прославился как самый неординарный сказочник! Гений кошачьего ума, смешанный с человеческим талантом, вот что сделало бессмертными его творения! А может, этот кот и музыку сочинял, сидя за клавесином?
   Я живо представила, как он с сосредоточенным выражением на морде перебирает пухлыми пальцами клавиши, убрав когти и время от времени записывая ноты на бумагу, творя ту самую «Ундину». Агент 013 вперился в меня своим самым едким взглядом, но я сделала вид, что не заметила, и не сменила восторженного выражения лица.
   – Он не раз обещался всякие бредни про меня насочинять, неужели уже выполнил угрозу? – задумался Мурр, потеребив капризно выпяченную губу. – Но я думал, что его никто не читает, кроме пьяного издателя. Да и тот не до конца и урывками…
   Да, общеизвестно, что при жизни Гофмана его соотечественники были не очень высокого мнения о его литературном даровании. Но чтобы даже его кот…
   – Хм, вообще-то книга о вас стала очень известной. – Я куда менее почтительно посмотрела на этого «вдохновителя» самой романтической души Германии. – И там написано, как вы помогали ему, притворяясь, что относитесь к его записям как к макулатуре!
   – Мура, мура-оу! Какие глупости, очень мне надо было лезть в его писанину, увольте! Он даже не знал, что я говорю! Иначе точно засадил бы меня за каторжную работу – переписывать его каракули и исправления, в которых он сам ни черта не разбирает! Вот, взгляните только на эти кипы измаранной бумаги. Мусор, мусор, не более…
   Воспользовавшись случаем, я заглянула в «гениальные каракули».
   – Это же его бесценные рукописи! Ой, «Крошка Цахес»! – восторженно взвизгнула я, разобрав на немецком имя злокозненного карлика, гадкого альрауна.[17]
   – А я вам говорю же, ма-ку-ла-тура. Бесценные рукописи, как же! Заберите с собой, если так нравится, весь стол завален этим барахлом, мне уже спать негде, – снисходительно выдал хозяйский кот, покрутив своей жирной задницей, спихивая на пол лежащие с края листы и приминая оставшиеся бумаги на столе, чтобы улечься поудобней.
   Вот жирный нахал! Если бы Гофман не любил так этого толстого негодяя, судя по «Житейским воззрениям» и словам его современников, я бы охотно дала коту под зад. И это тот редкий случай, когда агент 013 мне бы даже поаплодировал…
   – Это его дурацкая автобиография, написанная под чужим именем, – продолжал котяра, яростно вцепившись зубами в свой бок в попытке загрызть надоедливую блоху. – Есть! Думал сбежать от самого Мурра, презренный кровосос?! Я бы на месте его издателя и связки сарделек за все эти бумажки не дал…
   – По сюжету романа о тебе ты сам пишешь его и как раз на листах автобиографии Иоганнеса Крейслера, капельмейстера, учителя музыки и композитора, под которым Гофман подразумевал себя. Ну вот же, это страницы рассказа Крейслера во дворце у князя, на празднике, где он впервые повстречался с Юлией. А вот эта потрясающая сцена в парке, когда он, рассердившись, выбросил свою гитару, а Юлия ее нашла и своей игрой на ней и пением возбудила любовь в его сердце…
   Я глубоко вздохнула и повернулась к насупленному агенту 013:
   – Когда я читала тебе про Мурра, мне казалось, что он похож на тебя: «О Мурр, божественный Мурр, величайший гений нашего достославного кошачьего рода!» А теперь, видя вас рядом, понимаю насколько ты выше этого неблагодарного толстопуза. Цени, Пусик!
   – Ценю! Хоть и не помню, чтобы ты когда-нибудь кого-нибудь цитировала, девочка, – разомлел Профессор. – Я думал, ты забываешь прочитанное, как только переходишь на следующую строчку.
   Вот маленькая усатая язва. Тем не менее я невольно зарделась от редкой похвалы и с трудом удержалась от того, чтобы его не потискать! Все-таки мы на службе.
   Пока кот с Алексом экстренно совещались, что делать дальше, Мурр закусил очередной блохой. Да это скорее «Повелитель блох», чем тот самый Мурр. В романе Гофмана он хоть и любит себя, но все же умный энтузиаст со светлой душой. Может, все-таки удастся его пристыдить…
   – Неужели ты совершенно не беспокоишься о своем хозяине? По свидетельствам многих его друзей и знакомых, он тебя буквально обожал, а над твоим смертным одром рыдал, как… – я осеклась, но уже не могла не закончить, – когда ты умирал, он ходил как убитый, как будто при смерти находился его близкий родственник, а не просто толстый кот!
   – Ффр-р, глупости, я никогда не умру, у меня девять жизней! Как я устал вас слушать, выметайтесь отсюда живо, иначе я такой вопль выдам, сразу захотите в Баден-Баден…
   – Почему в Баден-Баден? – не могла не спросить я.
   – Лечить нервную болезнь, которую я вам обеспечу, несносные людишки.
   Нахал с трудом задрал голову, начав истошно и пронзительно выть, меняя тембр и силу голоса, то отрывисто и по кругу, как пожарная сирена, а то и удлиняя вой, как сигнал воздушной бомбардировки. Жутко-о, аж до мурашек по коже…
   – Сейчас прибегут соседи. Или начнут стучать в стены, – запаниковала я, льстиво улыбаясь. – Ну, Мур-рчик, хватит уже. Смотри, ты не доел свою сметанку!
   – Что ты с ним церемонишься?! Лапы за спину, два пинка по почкам и допрос с пристрастием – вот все, что его ждет! – вмешался агент 013, бросаясь на опешившего жирдяя. Пять секунд – и тот был скручен, уложен мордой в лужу сметаны и придушенно молил о пощаде. – Колись, волчара позорный! Что знаешь о похищении Гофмана, куда его увели, кто за этим стоит?!
   Командор лишь восхищенно присвистнул. Я была с ним абсолютно согласна. Одно удовольствие смотреть со стороны, как работают профессионалы. Но я тоже не сидела без дела и пару раз от души шлепнула Мурра зонтиком по соблазнительно пушистой попе! Надо же было помочь напарнику, хоть моя зарплата и меньше, чем у кота, но я привыкла ее отрабатывать. Несчастный мигом растерял все свое достоинство…
   – Я сам давно собирался уйти от этого горе-романтика, у которого копченый окорок появляется раз в году, на Рождество, да и то если год был удачным, – гнусаво изливался толстяк, давя на жалость. – Но я невиновен! Я ни в чем не участвовал! Вы ничего не докаж…
   – Вот кто тут первый филистер. – Отбросив зонтик, я сердито ткнула Мурра пальцем в розовый нос.
   Он возмущенно цапнул меня за руку, ухитрившись на секунду вывернуться из лап Профессора, тот перехватил его поудобней. Увидев кровь, я поспешно сунула палец в рот. Ну и манеры у этого кошака, а Гофман еще изображает его изысканной утонченной натурой. Розовые очки он носил, что ли? Так сильно любить этого противного жиртреста…
   – Это же твой хозяин, который воспел тебя, обессмертил! Может, ты и вправду в сговоре с крысами? Отпусти его, агент 013, он от нас не уйдет. А ты говори, отступник!
   Освобожденный Мурр уселся подальше от Профессора и со страдальческим видом подвигал плечами, проверяя, все ли суставы на месте.
   – И сдался вам мой хозяин? Что до меня, так я только рад свободе и тому, что больше не услышу его бормотания: «Милый Мурр, какой у тебя чудный-чудный хвостик, а не пора ли нам почистить эти прелестные ушки?» Ненавижу-у…
   – Все хозяева кошек одинаковы, – растроганно признала я, бросив контрольный взгляд на уши Профессора, он заметил и, смерив меня неприступным взглядом, прикрыл их лапками.
   – Да, я признаю, что его утащили крысы. И в этом нет моей вины, он сам нарывался…
   – Но ты им не помешал! – Я вновь обратила свой гнев на Мурра и не удержалась, чтобы не дать ему в нос повторно. Палец, кстати отдернула вовремя…
   – Не надо быть такой злопамятной, фройляйн, – огрызнулся кот, мрачно потирая носопырку. – Что я мог в одиночку?! Их было слишком много, они бы и меня тогда утащили, а я еще не дописал книгу всей моей жизни! Ладно-ладно, – скривился он под моим презрительным взглядом, – я не пишу книг… Но в душе я поэт и восприимчив, как все поэты, а их отвратительный король просто-таки поверг меня в трепет и омерзение! Все мои члены сковало ужасом, как выразился бы писака, с которым я делил сей кров.
   Кажется, этот бахвал опять пытается представить себя лучше, чем он есть, да еще взывает к состраданию. Но, несмотря на несносный характер и предательскую натуру, все-таки Мурр был немцем, и свойственная его нации сентиментальность в нем возобладала.
   – Хорошо, ваша взяла… Как подумаю, что там с ним сейчас вытворяют, может быть, режут на куски и делают мясные рулеты, а может, медленно шинкуют на сосиски. Скажу, что видел! Они утащили его вместе с рукописью, которую назвали вредной (по мне так ничего полезного он и не писал), а еще кричали, что он угроза обществу.
   – Значит, мы должны спасти не только Гофмана, но и рукопись! Что это было за произведение? – спросил мой муж.
   – Канне… бешшяжные мыши, – не совсем разборчиво пробормотал кот в ответ, потому что опять принялся вылавливать блох и его рот был набит шерстью.
   Какие еще бешеные мыши? Меня аж передернуло от ужаса… Гофман в руках у бешеных мышей, какой кошмар! Это не то что адекватно-вменяемые крысы, это… это… Но Алекс тут же меня успокоил, переспросив:
   – Крайне бессвязные мысли?
   У него профессиональный слух! Редкое умение при сломанном медальоне-переводчике (которые, по словам старожилов Базы, раньше часто выходили из строя, пока их не усовершенствовали) самому разбирать речь любого монстра и жителя параллельных миров при любой дикции, тембре, высоте и громкости голоса. Когда еще у меня такие таланты выработаются. Завидую по-черному…
   – Тьфу! Ну, очередной его глупый рассказ так называется! «Крайне бессвязные мысли». Я бы так рассказы не называл, нет и нет, фройляйн! Это же неуважение к читателю…
   – Что было дальше?! – рявкнула я.
   – Дальше? А, с моим хозяином, что ли?! Да ничего, просто одна из крыс пропищала слово «Кракатук», в полу открылась ла дыра. Они его туда и запихнули…
   – «Кракатук»? Как орех из «Щелкунчика»? Ерунда какая-то… И это точно все? Если ты что-то замыслил и пытаешься сбить нас с толку, наша месть будет безжалостней мести жены убитого самурая! Сам Профессор так настучит по твоему мягкому пузу своими мощными кулачками, что ты похудеешь вдвое! У него разряд по боксу, первое место у нас на Базе, это там, где мы работаем, – зачем-то добавила я, но уже без особой угрозы.
   В последнее время, когда думаю о Базе, на меня почему-то накатывает нежность…
   Кот Гофмана сдвинул брови покосившимся домиком.
   – Да, несносные людишки, это все! Мурр врать не станет, то есть сейчас я говорю вам всю правду. Надо сказать «Кракатук» и… стукнуть хвостом об пол, – добавил он, отворачиваясь.
   – Вот толстый проныра! Хотел скрыть про хвост!
   Мурр высокомерно потупил очи, изображая оскорбленную невинность.
   – Ну, один из нас троих точно с хвостом. А этого предателя просить, я думаю, не стоит. Давай, напарник, читай заклинание и бей, – предложил командор неуверенно переминающемуся агенту 013. Пусик явно побаивался просто провалиться в магическую дыру…
   – Если ты сделаешь это для нас, то обещаю прыгнуть первой, – сказала я, гордо выпрямляя спину.
   Профессор подозрительно сощурился на Мурра, еще немного поколебался, но встал в центре комнаты. На его мордочке была написана самая отчаянная решимость. О, как же он был прекрасен, наш полосатый герой… Влюбиться можно!
   – Алекс, если со мной что не так, отомсти этому мерзавцу! – попросил кот и громко добавил: – Кракатук! – И… слабо стукнул хвостом по полу.
   В то же мгновение от места удара начало разливаться золотистое сияние, агент 013 мигом отпрыгнул ко мне под ноги. Прямо на некрашеных досках возникла и стала быстро расширяться густая магическая чернота, та самая, что мы наблюдали, когда крысы похитили Гофмана. Надеюсь, соседи снизу не слишком в претензии…
   – Я боюсь туда прыгать, – заскулила я, прижимаясь к плечу мужа.
   – Ага, теперь уже ты боишься! Но делать нечего, деточка, подбери юбку и прыгай. Сама ведь хотела!
   Я задумчиво посмотрела на злорадного Пушка, он тут же округлил глаза, прочитав в моих свой приговор, но сбежать не успел. Я перехватила его за пушистый хвост, размахнулась и отправила в полет в дыру, откуда еще долго доносился его возмущенный вопль! Кажется, я раньше такого не проделывала, но то, что опыты лучше делать на лабораторных животных, а не на людях, – неизменный факт. К тому же наш хвостатый камрад не раз уже демонстрировал свою удивительную кошачью живучесть в самых экстремальных условиях.
   Мурр не на шутку испугался, когда увидел мое обращение с Профессором, и, похоже, уже глубоко сожалел о своей хамской несдержанности. Алекс пытался мне помешать, но только для вида, чтобы агент 013 не почувствовал себя совсем уж брошенным не только в физическом, но и во всех смыслах.
   Золотое сердце у моего мужа, и я за ним тянусь, и у меня получается, пока дело не коснется нашего хвостатого напарника. Кот любит иногда по старой памяти меня изводить, а я его. За это я его еще больше обожаю, хотя достоинств, которыми в нем можно восхищаться, хоть отбавляй! Уф, заболталась…
   Мы переглянулись с мужем. Он незаметно кивнул и прыгнул, я, набрав в грудь побольше воздуха, зажмурилась и, сжав в руках сумочку и раскрыв над головой зонтик, – за ним. Спросите, зачем зонт? А я знаю?! Чисто автоматически, да так и веселее…
   Мы упали на что-то гибкое, желтое и пахучее. Сырный пол?! Пахло точно – сыром, и ощущение такое же, как если падаешь на школьные маты на физкультуре. Открыв глаза и оглядевшись, я поняла, что мы попали в восьмиугольную комнату с зеркалами в ажурных рамах, вырезанных, кажется, из того же материала, то есть из сыра, кое-где художественно покрытого плесенью. Алекс подал мне руку и помог подняться.
   Нашего кота нигде видно не было. Куда он успел подеваться? Разве только в одном из этих зеркал есть незаметная дверца для домашних животных, потому что другого выхода я пока не видела, что ничуть не пугало, скорее наоборот. Я покрутилась с зонтиком на плече. Если кого-то зеркальная комната может свести с ума, то скорее мужчину, женщине только в удовольствие разглядывать себя сразу в восьми отражениях. Алекс сосредоточенно простукивал стены на предмет выхода, явно думая только о судьбе напарника.
   – Хватит заниматься самолюбованием, мы на задании, – строго заметил он, но тут же поспешил смягчить свои слова: – Мне тоже трудно оторвать от тебя взгляд, но я стараюсь, и ты соберись, родная, пора уходить отсюда.
   – Ты нашел выход?! Как, когда успел, милый?
   Он победно улыбнулся и без слов легонько толкнул одно из зеркал…
   Ух ты! Мы действительно попали в крысиный мир. Если прихожая с зеркалами на это намекала, то следующая комната не оставляла никаких сомнений. Настораживало только то, что это и близко не было похоже на подвалы с канализацией. Правда, воняло тут не меньше…
   С другой стороны, как могло быть иначе, если все сделано из самых разных сортов сыра? Мебель, ковровые дорожки, картины, портьеры, все так тонко сработано, даже гнутые ножки и спинки кресел, и ажурные занавески, и кружевные покрывала… Цвета от белого до горчичного, от янтаря до заплесневелой густой синевы. На стенах пейзажное панно – зимний лес – тоже из сыра. На полу цветная мозаика из самых твердых сортов сыра, с не без вкуса подобранными оттенками слоновой кости, лугового меда и голубоватой зелени рокфора. Кому как, а меня впечатлило круче любого супермаркета!
   Что здесь было не из сыра, так это елки. Да, я их оставила напоследок, потому что это было самое чудесное из всего, что предстало нашим глазам. Сами елки были настоящие, но убраны к Рождеству игрушками и гирляндами из сыра. Фигурки животных, птиц и рыб, звезды, яблоки, орехи в золотистой фольге и, кажется, все кроме фольги – сырное! Моццарелловый[18] серпантин, мишура из гауды,[19] копченые «косички» протянулись по диагонали под потолком.
   – В «Щелкунчике» сказано, что Мышильда держала большой двор за печкой. Но тут как-то все слишком аппетитно и художественно для запечного королевства. Я тоже хочу жить как крысы! Нет-нет, это не упрек, что ты меня не обеспечиваешь, – поспешно уверила я насупившегося Алекса, нежно беря и целуя его ладонь.
   Вдруг из-за большой, покрытой плавленым сыром двери в центре комнаты отчетливо донесся мелодичный звон колокольчика.
   Дзинь-дзинь-дзинь…
   У меня загорелись глаза.
   – Ой, прямо как в «Щелкунчике», когда дети ждали халявных рождественских подарков, жадно надеясь, что им накупили не меньше, чем они заказывали. Посмотрим и мы, чем одарил нас младенец Христос, – потерла я ручками в алчном нетерпении.
   Створки дверей сами собой бесшумно приотворились. Какие только чудеса не увидели мы, подойдя к дверям и застыв пораженно на пороге. Огромная елка, раза в три больше тех, что стояли в передней (только так теперь можно назвать ту комнату, которую я приняла за главную залу; эта оказалась куда великолепней, чем я могла себе представить, читая Гофмана). Нарядные куклы, игрушечная посуда…
   О! Пригодится для агента 013 с женой и котятами, решила я и, оглядевшись по сторонам, спешно запихнула маленькие кастрюльки, чашечки и блюдца в сумочку.
   Алекс тем временем с раскрытым ртом рассматривал деревянных солдатиков ростом с трехлетнего ребенка или средних лет барсука – в красных мундирах, с плюмажами и кокардами. Они были расставлены в каре под елкой. Пехота была впереди, как и полагается пушечному мясу, а кавалерия выстроилась по флангам. Драгунские офицеры с подрисованными усами, на стройных белых лошадках с шеей коромыслом. И никакого сыра!
   Впрочем, лично для меня деревянные вояки были не так интересны, как картонные книжки со складными картинками. Стоило их раскрыть, как вставали сказочные башни, в которых томились принцессы с двадцатиметровыми волосами (прямо из Книги рекордов Гиннесса) и тощие принцы в скрывающих отсутствие мускулатуры латах; утопающие в ромашках и розах домики цветочных ведьм и позолоченные кареты, везущие Золушек на королевский бал.
   Я только принялась за книжку под интригующим названием «Король и его любимый паж», наверно о том, что никакая социальная пропасть не может помешать дружбе двух настоящих мужчин. Но они как-то уж больно пылко обнимались на каждой странице, на мой целомудренный вкус, что я оставила книжку и тут во второй раз за последние пять минут застыла с открытым ртом, уставясь на противоположную стену.