Белянин Андрей. Лайнер вампиров

   Повар начал оправдываться, отступая и теряя очертания, как это происходит от волнения только с бесами:
   – Н-нет, я ничего н-не-э делал, начальник… не в теме… м-меня заставили.
   – Срочно вызовите комиссию пищевого контроля и позвоните комиссару, – бросил я воспитательнице.
   – Э-э-э… дяде Желялю? – испуганно уточнила мисс Гадсон.
   – Для меня он не дядя Жерар, а комиссар Базиликус! А ты опусти половник и не шевелись. Одно движение, и я стреляю.
   – Стреляет? Он будет стрелять! Стреляй скорей! А можно мы его тоже застрелим?
   – Уведите детей в безопасное место, – сквозь зубы приказал я, как только мисс Гадсон доложила, что дозвонилась в участок.
   – А как же обедь?
   – Еда отравлена.
   – Они пливыкшие, – снисходительно улыбнулась она.
   – Там святая вода!
   Воспитательница испуганно ахнула и начала эвакуацию «своих птенчиков». Когда помещение опустело и мы с подозреваемым остались вдвоём, я знаком велел преступному повару сесть и сам, отодвинув стул, уселся напротив.
   – Руки на стол перед собой.
   Он положил руки, как я велел, и угрюмо притих.
   – Намотайте себе на ус: молчание вам не поможет. Сейчас приедут эксперты, и всё выяснится. Когда все доказательства окажутся на бумаге, вас ждёт от десяти до двадцати лет строгого режима.
   – Чё за кипеж? Д-дело шьёте, н-на-ачальник?
   – Так вы ещё и судимы?!
   – Т-так кто ж меня сюда возьмёт и без отсидки? Н-на-а такое место и без т-тюремной рекомендации никак не попадёшь. Б-было дело, отмотал срок. Только не делал я ничего. В-век воли не видать, п-продукты я не трогал, н-на-ачальник.
   – Но суп отравлен!
   – Н-ничего не брал. Всё л-лучшее детям.
   – В каком смысле?
   – А в том самом! Суп отравлен, г-говорите? П-правильно, ясен перец! Я что, с-сучара позорная, кормить детей свежими продуктами? Но начальство з-за-аставляет. И так порчу, как могу. С-ставлю на солнце, бью, мну, ч-червей засовываю. А л-лучшие поступившие со склада продукты, с-самые и-испорченные, г-гнилые и пропавшие, сразу забирает директор!
   В столовую неспешно вошёл мой начальник. Вид у него был крайне недовольный…
   – Что на этот раз, сержант?
   Я бегло доложил о произошедшем, продемонстрировал болючий ожог на руке и потребовал, чтобы повар повторил всё ранее сказанное. Шеф слушал молча. Потом устало вздохнул:
   – Мы и сами это знаем. Директор – вор, но он удобен мэрии, ничего чрезмерно преступного.
   – Поставка некачественных продуктов в детский сад – это полбеды, – вынужденно согласился я. – А как вам святая вода в супе?!
   – Свя-а-атая вода! Д-дьявол сохрани! К-как? От-ткуда? Я-то здесь ни при чём.
   – Вы один на кухне работаете?
   – Д-да-а, с тех пор как уволился м-мой напарник. – И, опережая мой вопрос, повар поспешно добавил: – Абигор Гранат, из Индусии, п-поэзией увлекался, б-было дело, и татуировки колол как б-бог!
   Так. Мы пошли по второму кругу, теперь ещё и таинственный напарник с восточным уклоном. Быть может, парень просто пытается отвести от себя подозрения? Но его удивление и даже шок были слишком убедительными. Это может помочь найти истинного виновника.
   Шеф равнодушно кивнул, и я продолжил расспросы:
   – Так. А кто при чём? Откуда вы брали воду, месье…?
   – Стрига. К-ка-ак обычно. Из-з-з-под крана.
   – Вы отходили от плиты во время приготовления? Кто-нибудь ещё был рядом?
   – Н-нет, после утренней газеты н-никого.
   – Никто не заходил на кухню?
   – Я н-не видел.
   – Вы всё время оставались там?
   – Н-нет… я выходил. Д-д-два раза, типа покурить.
   – Кто-нибудь мог в это время зайти на кухню?
   – Д-думаю, да, ко-о-о-нечно, впо-олне, но т-только кому это нужно? Нач-чальника сегодня нет. А ос-стальные сюда не ходят, ч-чтобы я посуду не попросил помыть.
   – Как это ни странно, кому-то было нужно. – Я саркастично рассмеялся.
   Комиссар Жерар смерил меня укоризненным взглядом.
   – Ещё при-и-их-ходил сантехник, труба протекала, – поспешно проговорил повар.
   – Что же вы сразу о нём не сказали?!
   – З-забыл, начальник.
   – Может, ещё кого забыли?
   – М-может, и забыл…
   – Я должен вас обыскать, месье Стрига.
   – Ну ш-шм-монайте, волки позорные, – хмуро согласился он.
   Обыск ничего не дал. В принципе я и не особо на это рассчитывал. Прибыли специалисты из пищевой комиссии. Два сатира в белых халатах с прорезями для хвостов, они еле стояли на ногах, до того были пьяны. Но это нормальное состояние для сатира, их на работу трезвыми просто не выпускают. Если вы увидите непьяного сатира, то насторожитесь, потому что либо он тяжело болен, либо это принявший облик сатира инкуб. Инкубам внешность сатиров почему-то кажется более привлекательной для соблазнения женщин, чем их собственная, и они считают, что козьи ноги сатиров стройнее их собственных козлиных ног. Сатиры забрали бидон супа на проверку и, пошатываясь, направились к выходу.
   – Постойте, где здесь в городе можно достать святую воду? – спросил я у них.
   Один из них обернулся и попытался сфокусировать на мне мутный взгляд водянистых глаз.
   – У те-я такой резкий… голос, брат, тих, тсс… – склонив голову набок и страдальчески скривив лицо, попросил он. – А т-ты что-т сказал? Я не понял.
   Я повторил свой вопрос, терпеливо разделяя слова.
   – В гр-ской лаб-р-тории, – засияв, ответил второй, махнул рукой и, развернувшись на одном копыте, попытался выйти в дверь, ударился рогами об косяк, захихикал и со второй попытки, подталкиваемый в спину коллегой, наконец благополучно вышел.
   Я не опасался, что они прольют бидон на себя или на кого-то ещё. Сатиры – профессионалы в пищевой экспертизе, лучшие в своём роде. Так же как профессию пожарного обычно выбирают саламандры (как это ни парадоксально), дворниками поколениями предпочитают работать домовые, а в полицейские, как вы уже поняли, обычно идут черти, реже вампиры. У последних хороший нюх на всё, что пахнет кровью, и они превосходные ищейки. А расследование ведём обычно мы, черти, у нас мозги будто специально устроены для этой работы, к тому же мы обладаем врождённым стремлением к порядку, дисциплине, да и дерёмся как черти.
   – Что это за лаборатория? – поинтересовался я на выходе из детского сада, шагая рядом с шефом.
   Повара мы отпустили, взяв у него всё ту же подписку о невыезде. Только в учреждении для малолеток ему до конца следствия не работать. Рисковать детьми мы не будем.
   – В медицинском центре. Вон тот дом в конце улицы. Выясните всё сами. Я знаю, что могу на вас положиться, сержант. А мне надо идти, дела-дела…
 
   В лаборатории в этот день находились только две сотрудницы – рыжеволосые дриады с веснушками во всё лицо. Судя по тому, что они были копиями друг друга, родились они от одного дерева. И звали их похоже – Ива и Ава. Бутыль со святой водой для медицинских целей была запечатана, и печать была на месте.
   – Мы её ещё не вскрывали. У нас был запас.
   – Кто вам доставляет воду? – спросил я.
   – Почтовая служба.
   – Когда вы её получили?
   – На прошлой неделе.
   – Да, в прошлый четверг, – уточнила Ава.
   – Или в пятницу.
   – В четверг, я точно помню!
   – Действительно, – тонко улыбнулась Ива, – ведь ты же её принимала.
   – Я?!
   – А кто, я, что ли?!!
   – Чтобы проверить ваши путаные показания, – вмешался я, – мне придётся вас обыскать.
   – Вы не имеете права!
   – Обыщите её первой!
   – Нет, её, она вечно от меня что-то скрывает!
   Я устало вздохнул и приступил к делу. На первый взгляд ничего подозрительного, но в сумочках у обеих нашлась одна интересная вещь – фотография капрала Фурфура Флевретти с отпечатками поцелуев и нарисованными сердечками. Этот апатичный серый тип – местный похититель сердец? Воистину мир женщин непознаваем! Хотя, с другой стороны, если у него роман с обеими близняшками, значит, он в любой момент мог забежать к ним на дежурство и под любым предлогом отлить в пузырёк немного святой воды? Не знаю, не знаю… Это вполне могло иметь место, и всё-таки с флегматичной мордой капрала такое продуманное преступление как-то не вязалось…
   – Кажется, мне надо допросить и вашего друга капрала Флевретти.
   – Ой, нет-нет-нет! – в один голос закричали они.
   – Тогда с этого момента только правду. Кто-нибудь вскрывал пломбу на бидоне со святой водой и запечатывал его снова?
   – Не знаю, – испуганно сказала Ава или Ива. Я в них уже запутался.
   – Не знаю, – повторила её сестра. – Честно-честно.
   – Хорошо, – вздохнул я, недоумение в их глазах было слишком натуральным. – Тогда это всё.
 
   К концу рабочего дня я чувствовал, что сегодня мне надо выпить. Паб, в который я зашёл, был гордостью местной пивной индустрии. На стенах висели череп волка-оборотня, чучело вымирающего грифона, шкура единорога и ржавые кандалы, узор на вентиляционной решётке изображал мучения грешников в аду, в витрине на всеобщее обозрение был выставлен набор знаменитого маньяка-проктолога, а над камином прибиты два настоящих крыла ангела. Самые редкие охотничьи трофеи…
   Я попробовал местное пиво, которое рекомендовал комиссар. Оно оказалось приятно-кислым на вкус, и неповторимый клоповный аромат ничуть его не портил.
   Рядом за стойку подсела та самая зеленоглазая журналистка в мини.
   – Могу я выпить кружку пива, чтобы это не появилось в завтрашней прессе? – ровно спросил я, глядя перед собой.
   – Ну конечно. Обещаю, что о пиве писать не буду, – сказала она, тоже не поворачиваясь ко мне, а с притворным интересом рассматривая ряды бутылок за спиной горбатого бармена-клюйркона.
   – Уже спасибо.
   Она помолчала, но я знал, что покоя от неё не дождёшься.
   – Как прикажете к вам обращаться, сержант-месье-господин-сэр?
   – Вообще-то мне привычней пан. Я всё-таки из Полякии.
   – А я-то думала, почему вы такой высокий.
   – Да, – кивнул я, – поляцкие черти обычно выше и крепче ваших островных, Эльвира.
   – Надо же, вы запомнили моё имя. В газете прочли?
   – Под статьёй. О том, как я измывался над бедными домовыми и стрелял в горгулий.
   – Да ладно вам, это моя работа. Лично я ничего против вас не имею. У меня начальник очень любит жареные факты и, если я пишу что-то нескандальное, грозится уволить.
   – Бывает. Мой шеф тоже не самый обаятельный тип, – соврал я, однако неприязнь ушла, и я даже, кажется, начал испытывать к ней какие-то чертячьи чувства.
   – Так я могу угостить вас пивом в знак временного перемирия?
   – Если только это не будет истолковано как взятка офицеру полиции.
   – А вы тоже угостите меня, и будем считать это подкупом свободной прессы, – улыбнулась она.
   За разговором мы и не заметили, как перешли на «ты». Потом пересели за отдельный столик и скоро болтали и смеялись так, будто были знакомы всю жизнь. Эльвира оказалась очень умной и образованной девушкой, я давно не получал такого удовольствия от обычной беседы.
   Часа через три я расплатился и проводил её до дома. Мы попрощались сдержанно, ни о чём не договариваясь, но я был уверен, что завтра вновь увижу её в том же пабе. И более того, я очень на это надеялся…
   Следующим утром, придя на работу, я увидел, что комиссар опередил меня. Но сегодня он встретил меня без улыбки, только, сумрачно взглянув исподлобья, буркнул:
   – Приветствую, сержант.
   – Доброе утро, месье.
   – Ещё какое доброе. Смотрите, что я получил сегодня. Подтверждение из пищевого контроля, что в супе, взятом ими на экспертизу, действительно содержится святая вода.
   – Значит, мы идём по верному следу. Я прошу разрешения допросить сантехника, который приходил в тот день на кухню чинить трубу.
   – Сначала полюбуйтесь на это…
   Он протянул мне жалобу, подписанную комитетом матерей спиногрызов из детского сада. Письмо было обвинительного тона. А что хуже всего – обвиняли меня.
   «До приезда пана Брадзинского мы жили мирно и спокойно и могли не бояться за наших детей, а теперь везде, где он только появляется, случаются эти страшные происшествия, могли пострадать наши дети, только чудо их спасло. Мы не утверждаем, что именно он совершил эти ужасные преступления, но он вызывает несчастья на наш город. Избавьтесь от него, месье Базиликус, спасите нас и наших детей, пока не поздно. С уважением…» Угу… так… список из тридцати девяти имён.
   – Они в чём-то правы. С вашим приездом у нас началась вся эта катавасия.
   – Вы называете катавасией спланированные покушения на жизнь граждан вашего города?!
   – Пока это бездоказательно, – благодушно отмахнулся шеф. – Конечно, я вас хорошо понимаю, вы у себя в столице привыкли видеть на каждом шагу убийства, покушения, грабёж. Но здесь этого не происходит. Я навскидку назову сотню причин, почему святая вода случайно, подчёркиваю, случайно попала в суп.
   – И в вино, и в ведро с водой на празднике задирания юбок?
   – Ну-у… да.
   – Почему вы в этом так уверены?!
   – Потому, мальчик мой, что у меня за плечами опыт и я знаю, когда не стоит хвататься за пистолет и размахивать служебным удостоверением. Я не суеверен, но, может быть, местные жители не так уж неправы. И вы действительно привезли сюда с собой что-то нехорошее, потому что до вашего приезда у нас была тишь да благодать. Проверьте отчёты!
   Дьявол, его упёртость ничем не прошибёшь. Я ещё раз подумал о том, что ничего хорошего мне здесь и вправду не светит, вздохнул и сказал:
   – Комиссар, я думаю, что мой долг подать рапорт и покинуть округ Дог’ре.
   Теперь я понял, что это решение зрело во мне со дня приезда. Мокрые Псы чужое для меня место. Я никогда не почувствую себя здесь дома.
   – Может, не надо рубить сплеча?
   – Так будет лучше, вы сами это знаете. Из-за меня отравились домовые, я сразу должен был изъять бутылки с вином на экспертизу.
   – Но откуда вы могли знать, сержант?! Глупости.
   – Я проявил некомпетентность. Попросите прислать на моё место кого-нибудь более… подходящего к службе в городке, где не бывает преступлений. И если позволите… я не хочу тянуть с этим. Тем более что работы для меня всё равно нет. Если всё, что было, – случайности и настоящего криминала здесь нет.
   – Как хотите, гнать не буду, но и силой удерживать не могу.
   – Что, уходит? – раздалось из комнатки капрала. – Жаль, хороший был парень, третий за год…
   Я рассеянно кивнул и быстро вышел. Сбор вещей много времени не занял. У меня их и было-то на один маленький чемодан. Пожалуй, вполне можно успеть на двухчасовой поезд до Парижска. Когда я вышел на перрон, Эльвира уже стояла там. Да уж, похоже, новости здесь распространяются быстрее молнии архангела…
   – Не уезжай.
   – Как ты узнала? Опять следила?
   – Да, – просто призналась она.
   Я не удержался от улыбки, такое у неё было бесхитростное выражение лица. Она улыбнулась в ответ, но тут же снова нахмурилась:
   – Зачем?
   – Я должен уехать, я больше здесь не останусь.
   Мы сели на скамейку. Оба не знали, о чём говорить дальше.
   – Поезд через пятнадцать минут, мне ещё надо купить билет в кассе.
   – Успеется. Посмотри, вот у меня, например, хвост простонародный, толстый, с проплешинами, и нос не пятачковый. Вот, – она гордо повернулась в профиль, – он аристократический, почти как у тебя. Местный маркиз отметился по всей округе когда-то, и нос мне, видимо, достался от прабабушки. А теперь ты.
   – Что – я?
   – Расскажи всё. Обещаю, что ни слова не просочится на страницы нашей газеты.
   – Почему нет? – Я пожал плечами и расслабился. – Но это очень короткий рассказ.
   – Вот и уложишься до поезда.
   Я уложился в пять минут. Полицейские умеют говорить коротко, сжато и по существу. Эльвира слушала молча. Когда я закончил, она лишь напряжённо сжала губы. Значит, и она не верила мне ни на йоту. Мне ничего не оставалось, как встать со скамьи.
   – Мне пора.
   – И что, ты как трус всё бросишь и уедешь? А как же дети, все жители нашего города?
   – Комиссар считает всё произошедшее случайностью.
   – А как считаешь ты?
   – Почему ваш городок так странно называется, Мокрые Псы? – вместо ответа спросил я.
   – Это старая легенда. – Она пожала плечами. – Давным-давно здесь в каменоломнях среди других рабов трудился один чёрт. Его называли Мокрый Пёс. За его патологическую трусость. Пятнадцать лет он дробил камни и таскал их в деревянной тележке. И все пятнадцать лет надсмотрщики измывались над ним больше, чем над остальными. Не знаю уж, что в нём им так не нравилось. Но как бы то ни было, в конце концов он не выдержал, разозлился на своих угнетателей и в нахлынувшем на него бесстрашии разметал всех и освободил рабов. Потом его выбрали правителем города, и, когда он на пятом году правления погиб от случайной чёрной стрелы, из него сделали чучело, которое теперь стоит у нас в музее. Знаешь, а ты на него похож…
   Похож на чучело трусливого местного псевдогероя? Отлично, просто отлично. Вот, значит, как она обо мне думает…
   – Ну что, ты в кассу?
   – Нет, я останусь. Пока не найду виновного. – Я даже не успел опомниться, как она бросилась мне на шею, быстро поцеловала в щёку и, не оборачиваясь, убежала вниз по аллее.
   Когда я вернулся в участок, шеф всё так же сидел за своим столом. На моё возвращение он отреагировал задумчивым наклоном старых рогов и сказал:
   – Это писал кто-то один и тот же, но разными пастами.
   – Вы уверены? – наклонился я.
   – У нас матери не носят в сумках ручки с зелёной пастой, вообще, редкая сельская женщина имеет привычку таскать в сумке ручку. А на собрании они обычно расписываются одним пером. Тот, кто писал эту подделку, специально пользовался разными пастами, надеясь нас обмануть, что и почерк разный. К тому же мадам Карякуль и мадемуазель Куркуль никогда не подпишут один и тот же документ. Они старые соседки, люто ненавидят друг друга и пребывают в вечной вражде. Преступник этого не учёл.
   – Вы думаете всё же, что мы имеем дело с преступником, а не с обычным клеветником?
   – Возможно, друг мой, вполне возможно. Я не дам вам ордера на арест сантехника, но побеседовать с ним стоит. Капрал Флевретти, вы вызвали подозреваемого?
   – Обещался быть с минуты на минуту, месье! Я звонил ему, сказал, что у нас в участке прорыв канализации…
   – Отлично, не придётся топтаться по улице.
   Я удовлетворённо расправил плечи. Но, увы, забегая вперёд, скажу, что допрос сантехника ничего не дал. Он на самом деле заходил на пять минут в детский сад, но не на кухню, а к директору, расписывался в ведомости оплаты за экстренный ремонт трубы в котельной. К тому же во время праздника юбок он вообще отсутствовал в городе. Комиссар развёл руками, никаких улик на честного работягу у нас не было. Остаток дня пришлось посвятить отчётам, писанины у нас хватает.
   Вечером, когда я вернулся в гостиницу и уже поднимался по лестнице в свой номер, меня окликнули.
   – Месье Брадзинский, это вам. – Пожилая нимфа на рецепции протягивала мне письмо.
   Удивлённо обернувшись, я взял конверт. На нём было только моё имя, отпечатанное на машинке. У меня засосало под ложечкой в остром предчувствии чего-то нехорошего.
   – Кто его принёс?
   – Не знаю, просунули под дверь.
   С как можно более беспечной улыбкой поблагодарив любезную женщину, я открыл конверт. «Вы слишком далеко зашли, Ирджи Брадзинский. Если хотите снова увидеть вашу подружку, приходите в заброшенную шахту сегодня в десять вечера. Само собой, один и без оружия. Если условия не будут соблюдены, пеняйте на себя». Письмо было составлено из букв, вырезанных из газеты. Я сразу узнал готический шрифт «Дьявольских вестей Дог’ре». Ноги сами развернули меня к выходу.
   – Что-то важное? – спросила вслед любопытная администраторша.
   – Да, тётя оставила мне яхту в наследство. Нужно срочно утвердить на неё права.
   Быстрым шагом я направился в полицию. Перекинувшись парой фраз с вечно дежурящим капралом (комиссар уже ушёл домой), я сообщил, что хочу посидеть над материалами дела, и углубился в бумаги.
   В моих отчётах должны быть какие-то зацепки, улики, связующие моменты, мимо которых я прошёл не заметив. А кто-то заметил. И решил нанести упреждающий удар. Этот кто-то знал, что я собираюсь уехать, знал, что я вернулся, знал, что мы общаемся с Эльвирой, он знал обо мне – всё!
   И я узнаю о нём всё, сегодня же вечером. Конечно, идти туда одному, никому не сказав, глупо, но кому теперь здесь можно доверять? Ни к комиссару, ни к капралу обращаться я не рискнул, это было слишком опасно, а больше я никого толком узнать не успел. Разве что двинуть напрямую к мэру.
   – Вы так себе все глаза протрёте, месье. Сколько можно перечитывать одно и то же? Идите-ка лучше жахните кружечку пива в пабе. Кажись, вам там понравилось вчера, – подмигнул заглянувший ко мне Флевретти.
   Проблема маленького городка, ничто ни от кого не скроется.
   – А сколько сейчас времени?
   – Уже полдевятого.
   Я закрыл глаза и ровно минуту просидел неподвижно. Всё. Теперь я знал, кто это. Открыв городской справочник, лежавший на столе, я полистал страницы, нашёл нужный адрес и отправился по нему. На стук открыла жена, милейшая женщина, и сказала, что мужа нет дома, что он ещё не приходил с работы. Это была последняя проверка…
   Теперь мне стало окончательно ясно, что в назначенное место пойду один, я не мог рисковать Эльвирой. Хотя, возможно, я совершал ужасную ошибку. Но я привык доверять своей интуиции. А сейчас она говорила мне, что лучше всё-таки идти одному. На улице первый же встречный легко объяснил мне, как добраться до старой шахты за городом. Раньше там добывали камень, теперь всё давно закрыто, месторождение считается заброшенным. Лучшее место для сведения счётов…
   Без пятнадцати десять я стоял у входа в шахту.
   – Заходи, сержант! Я видел, что ты один, – раздалось откуда-то из темноты.
   Я толкнул старую дверь. Земляные стоптанные ступени вели вниз, к брезжущему свету. Туннель вывел меня в довольно обширное рабочее помещение. Горели три шахтёрские лампы, и при их тусклом свете моему взору открылась страшная картина…
   Над большим ржавым поддоном с водой, связанная, с кляпом во рту стояла встрёпанная журналистка. Что это за вода, к моему ужасу, сомневаться не приходилось. Один лёгкий пинок под колени, и она рухнет! Конец верёвки уходил во мрак, но я был уверен, что его держал тот, кого я ищу.
   – Выходите, месье Сабнак!
   В ответ раздался мерзкий хохот, и почтальон вышел на свет. Он двигался извиваясь, как будто был без костей, худосочный до крайности, с презрительной ухмылочкой на губах. В руках он держал пистолет, нервно нацеленный на меня.
   – Увидев тебя на празднике, я сразу понял, что от этого сержанта придётся избавиться, вам, городским, нельзя доверять.
   – Правильно. Жаль, что я не допросил вас там же, может, вы бы уже сидели в следственном изоляторе.
   – Ты бы меня не раскрыл.
   – Повар говорил, что никого не видел после утренней газеты, но это значит, что утреннюю газету принёс почтальон. А в лаборатории даже поверхностный осмотр бутыли показал, что печать была вскрыта и тщательно запечатана заново. Домовой вспомнил, что форма продавшего ему вино знакомого выглядит как моя. Как я не подумал сразу о вашей форме, она очень похожа на полицейскую… И цветом, и фасоном, и даже пуговицы такие же серебряные. Получив на почте бутыль со святой водой, вы вскрыли печать, разбавили воду, отлив себе некоторое количество, и запечатали снова. Ведь святая вода не теряет и не меняет своих свойств даже при разбавлении один к девяноста. Без специального спектрального анализа установить факт её разбавления вообще невозможно.
   – И почему же ты меня не задержал? – осклабился он.
   – Я делаю это сейчас. Вы арестованы, месье Сабнак.
   – Ну да, – расхохотался почтальон. – А если я тебя просто застрелю? Все думают, что ты уехал…
   – Я вернулся и постарался засветиться во всех местах – в отеле, в участке, даже у вашей жены. К тому же мой отчёт о вашем участии уже лежит на столе у комиссара Жерара.
   – Это так, комиссар?
   За моей спиной бесшумно спускался шеф. Он тоже наставил на меня пистолет.
   – Простите, сержант. Я понимаю, что вы потрясены моим появлением. Но я раньше вас понял, кто за всем этим стоит. Оставалось лишь встретиться и поговорить с нашим дорогим другом. – Он кивнул на ухмыляющегося Сабнака. – И он предложил мне весьма внушительную долю в своём проекте. А наша пенсия по выслуге лет не так велика…
   – Мы объявили о том, что дети серьёзно пострадали, хотя все они целёхоньки. Министерство здравоохранения направит на лечение детишек кругленькую сумму! Естественно, я как почтальон должен получить её и направить адресату, а начальник полиции вместе с мэром отчитается в расходе полученных средств. И то и другое, как вы поняли, не доставит нам особой сложности. Так, Жерар?
   – Конечно, Гуго. Наш мэр добряк и редко смотрит на то, что подписывает.
   – Хочешь ещё что-то сказать перед смертью, сержант?
   – Неужели вы всё это затеяли только ради денег? – не поверил я.
   – Конечно, ради них! Вы знаете, сколько получает почтальон в этом занюханном городишке?! О, я давно искал возможность заставить кого-нибудь раскошелиться. Мэр сам небогат, бизнеса в городке почти нет, оставалось нажать на министерство. Они любят помогать маленьким детям из провинции. Это повышает их рейтинг в стране. А с вами мы вынуждены попрощаться. Как и с мадемуазель Фурье…
   – Нет, Гуго, мы договорились, что он мой! А девушка… забирай её.
   Почтальон вновь лающе расхохотался и повернулся к Эльвире. В тот же миг шеф незаметно подмигнул мне, я кивнул и опустился на одно колено, освобождая ему прицел. Грохнул выстрел! Сабнак изумлённо поднял к глазам простреленную кисть собственной руки, пистолет упал наземь.