Страница:
Жюльетта Бенцони
Роза Йорков
Часть первая. ЛОНДОНСКИЕ ТУМАНЫ
Глава 1. НАСЛЕДНИКИ
Край света или почти край…
Гористая Шотландия уступила место изменчивым, искрящимся, опасным и неспокойным водам, пронизанным коварными течениями Петленд Фее. А за ними последней преградой перед нескончаемой северной морской гладью, тянущейся до полюса, темнели одетые мятущейся зыбью туманов острова Окни, а еще дальше Шетлендские острова с неисчислимыми отарами черноголовых овец. Хотя в жилах обитателей этих мест текла кровь викингов и они сохраняли обычаи предков, и несмотря на то что корни связывали их с Норвегией, которая владела ими на протяжении многих веков, теперь они принадлежали Великобритании и верно служили ей.
Прислонившись к полуразрушенной сторожевой башне, Альдо Морозини вглядывался в дикий и величественный морской пейзаж, стараясь справиться с нахлынувшей болью: в это самое время «Роберт Брюс», бросивший якорь в маленькой бухточке, навсегда прощался со своим хозяином лордом Килрененом, несколько месяцев назад убитым во время стоянки у берегов Египта. Команда доставила тело на родную землю и вот теперь готовилась проводить в последний путь своего капитана: матросы спускали тяжелый кедровый гроб в шлюпку, тесно прижавшуюся к темному борту судна, и, пока продолжалась эта печальная процедура, протяжно выла сирена, отдавая старому мореходу последние почести.
Гроб опустили, сирена смолкла. Весла дружно окунулись в воду, и шлюпка заскользила к берегу, где в окружении небольшой группы людей ее уже дожидались пастор и родственники покойного. Собственно родственников было шестеро – в трауре, с подобающими случаю скорбными выражениями лиц, они не проронили ни слезинки, хотя покойник доводился им родным дядюшкой, – три племянника, дети его единственной сестры, и их жены. Однако дело было не в родстве – гроба дожидались наследники, и этим все было сказано.
Именно поэтому Морозини и предпочитал держаться от них в стороне. Он оттягивал насколько возможно встречу с этими людьми, потому что ему и на самом деле было больно. Он искренне любил старого моряка, с которым его не связывали никакие кровные узы: на протяжении многих лет сэр Эндрю страстно, в тайне от всех любил его мать, княгиню Изабеллу, теперь уже тоже покойную…
Когда княгиня Изабелла овдовела, сэр Эндрю отважился предложить ей стать графиней Килренен, но Изабелла де Монлор, княгиня Морозини, была из тех женщин, которые любят один раз в жизни. Впрочем, и сам Килренен был однолюбом, он так никогда и не женился, предпочтя оседлой жизни морские странствия. Однако время от времени его яхта бросала якорь в лагуне Сан-Марко у венецианской пристани, и ее хозяин в знак своей нерушимой верности приносил в их дом огромный букет цветов, экзотические пряности и сладости, привезенные из далеких путешествий. Каждый раз он задавал один и тот же вопрос, получал один и тот же ответ и уплывал, не переставая надеяться. Проходило два или три года, и он появлялся вновь – с поредевшими волосами, новыми морщинами и неизменной любовью в сердце.
Только один раз – последний – поклонник Изабеллы решился преподнести ей необычный дар – редкостную, имеющую давнюю историю драгоценность – браслет с изумрудами и сапфирами, подаренный в незапамятные времена императором из династии Великих Моголов султаном Шах-Джаханом своей возлюбленной жене Мумтаз-Махал, для которой он впоследствии построил знаменитый Тадж-Махал, наверное, самую прекрасную в мире усыпальницу.
Сэр Эндрю несколько наивно полагал, что цена его дара останется незамеченной, поскольку для него он был лишь символом его вечной верности и неизменного почтения. Но он ошибся: вдова Энрико Морозини подарка не приняла. Спустя три года Килренен поручил Альдо, ставшему антикваром и знатоком драгоценностей, продать этот браслет, однако поставил одно условие: браслет ни в коем случае не должен попасть в руки британского подданного, будь то мужчина или женщина… А сам отправился в очередное морское странствие.
В тот момент Морозини ничего не понял и счел это условие просто стариковской причудой. Однако кое-что прояснилось после его знакомства с одной из родственниц сэра Эндрю – женой его племянника, Мэри Сент-Элбенс. Этой очаровательной, элегантной, но распространявшей вокруг себя какое-то беспокойство женщиной владела всепоглощающая патологическая страсть к драгоценным камням. Альдо довелось наблюдать, как на одном из престижных аукционов в Париже, в особняке Друо, леди Мэри утратила всякое самообладание, когда не смогла взять верх над Ротшильдом.
И вот во время своего визита к Альдо в Венецию она чуть не ползала перед ним на коленях, умоляя, чтобы он продал ей знаменитый браслет, который – она была в том уверена, и не без оснований, – дядюшка Килренен ему доверил. Разумеется, она не получила желаемого.
Князь-антиквар постарался убедить леди Мэри в том, что лорд Килренен ничего не передавал ему, предпочитая, очевидно, хранить при себе залог своей любви. Он твердил, что лорд увез браслет с собой в путешествие вокруг света, из которого возвращаться пока не собирался. Вполне возможно, он намерен отвезти браслет на его родину, в Индию.
К несчастью, сэр Эндрю не успел уехать дальше Порт-Саида, где его и настиг грабитель и убийца, пробравшийся к нему в каюту. Ужасный, можно даже сказать, оскорбительный конец для человека, исполненного душевного бескорыстия и благородства!
Пока Альдо предавался этим размышлениям, внизу, на берегу, четверо самых сильных матросов с «Роберта Брюса» и четверо крепких крестьян с мускулистыми ногами, облаченных в юбки в красно-зеленую клетку, подняли на плечи тяжелый кедровый гроб и понесли его, чтобы поместить в подземном склепе древнего баронского замка. Два волынщика в национальных костюмах задули в волынки, и печальные пронзительные звуки словно бы подхватили только что смолкший унылый плач сирены. Волынщики зашагали впереди гроба, остальные двинулись за ними следом. Одинокий наблюдатель по-прежнему издали следил за людьми, что карабкались теперь вверх, осыпая по дороге камни. Подъем к замку был достаточно крут, но удивительно гармонировал с самим замком – и мощные стены, и грубые ступени были высечены из одной и той же скалы, и казалось, будто суровая стена стекала вниз оплывами ступеней. Замок Килренен представлял собой могучую высокую четырехугольную башню, построенную в XII веке и напоминавшую шотландского солдата, отважившегося на штурм небес. У ее подножия располагались хозяйственные службы и часовня, которые кое-где еще были окружены крепостной стеной, призванной в прежние времена служить защитой от врагов. Сейчас замок ждал последнего из своих сыновей по прямой линии. Племянники, шедшие за гробом, которые станут теперь первыми в роду, не стоили и его мизинца. У Морозини на этот счет не было никаких сомнений…
Сентябрь радовал мягкой погодой. Полчища туч, плывущих на восток, оставляли за собой голубые просветы, сквозь которые лился солнечный свет. Желая украсить последнее земное путешествие Эндрю Килренена, горы надели свой самый прекрасный и – увы! – недолговечный наряд: скоро, очень скоро туманы и снегопады уже недалекой зимы сорвут его. В удивительнейшую симфонию сиреневых, фиолетовых, серых и синих тонов вдруг вплетались, будто драгоценные цветки, золотые нити осенней листвы – то соломенно-желтой, то огненно-красной.
Процессия подошла к полуразрушенному подъемному мосту, за которым возвышались могучие, обитые стальными гвоздями ворота, и Альдо понял, что теперь самое время догнать провожающих, если только он хочет присутствовать при церемонии последнего прощания. Он наклонился за букетом синеголовника, который перед этим положил возле себя на землю – цветы были одного цвета с гербом старого лорда, – но морщинистая рука опередила его.
– Хорошо придумали с цветочками, – произнес старческий дребезжащий голос. – Герб Шотландии, не так ли?
И в самый раз подходят старому Эндрю. Может, они утешат его хоть немного, а то горько ему оставлять свое имя и дом этим людишкам…
Морозини повернул голову и увидел маленького старичка, землистое лицо которого было настолько шершавым, что, казалось, было сделано из пергамента. Из-за своего роста незнакомец показался князю сперва каким-то гномом, обитателем вересковых пустошей. На нем была юбка из шотландки, а на голове сине-красный колпачок – родовые цвета клана. От старичка за версту разило кайенским перцем, так что не оставалось сомнения в том, что облачен он в свой парадный костюм, который извлекается из сундука лишь в самых торжественных случаях. Три раза чихнув, гном отошел в сторону и встал с подветренной стороны.
– А вы полагаете, что покойный лорд нуждается в утешении? – осведомился Альдо.
– Еще бы! Спрашивается, что ему мешало самому настрогать наследников, вместо того чтобы полжизни бороздить моря и океаны? Женись он на Флоре Мак-Нейл, так было бы у него все в порядке по этой части.
– А кто это – Флора Мак-Нейл?
– На ней хотел женить лорда его отец, старый Ангус.
Сознаюсь, что красотой она не блистала, зато здоровье у нее Пока Альдо предавался этим размышлениям, внизу, на берегу, четверо самых сильных матросов с «Роберта Брюса» и четверо крепких крестьян с мускулистыми ногами, облаченных в юбки в красно-зеленую клетку, подняли на плечи тяжелый кедровый гроб и понесли его, чтобы поместить в подземном склепе древнего баронского замка. Два волынщика в национальных костюмах задули в волынки, и печальные пронзительные звуки словно бы подхватили только что смолкший унылый плач сирены. Волынщики зашагали впереди гроба, остальные двинулись за ними следом. Одинокий наблюдатель по-прежнему издали следил за людьми, что карабкались теперь вверх, осыпая по дороге камни. Подъем к замку был достаточно крут, но удивительно гармонировал с самим замком – и мощные стены, и грубые ступени были высечены из одной и той же скалы, и казалось, будто суровая стена стекала вниз оплывами ступеней. Замок Килренен представлял собой могучую высокую четырехугольную башню, построенную в XII веке и напоминавшую шотландского солдата, отважившегося на штурм небес. У ее подножия располагались хозяйственные службы и часовня, которые кое-где еще были окружены крепостной стеной, призванной в прежние времена служить защитой от врагов. Сейчас замок ждал последнего из своих сыновей по прямой линии. Племянники, шедшие за гробом, которые станут теперь первыми в роду, не стоили и его мизинца. У Морозини на этот счет не было никаких сомнений…
Сентябрь радовал мягкой погодой. Полчища туч, плывущих на восток, оставляли за собой голубые просветы, сквозь которые лился солнечный свет. Желая украсить последнее земное путешествие Эндрю Килренена, горы надели свой самый прекрасный и – увы! – недолговечный наряд: скоро, очень скоро туманы и снегопады уже недалекой зимы сорвут его. В удивительнейшую симфонию сиреневых, фиолетовых, серых и синих тонов вдруг вплетались, будто драгоценные цветки, золотые нити осенней листвы – то соломенно-желтой, то огненно-красной.
Процессия подошла к полуразрушенному подъемному мосту, за которым возвышались могучие, обитые стальными гвоздями ворота, и Альдо понял, что теперь самое время догнать провожающих, если только он хочет присутствовать при церемонии последнего прощания. Он наклонился за букетом синеголовника, который перед этим положил возле себя на землю – цветы были одного цвета с гербом старого лорда, – но морщинистая рука опередила его.
– Хорошо придумали с цветочками, – произнес старческий дребезжащий голос. – Герб Шотландии, не так ли?
И в самый раз подходят старому Эндрю. Может, они утешат его хоть немного, а то горько ему оставлять свое имя и дом этим людишкам…
Морозини повернул голову и увидел маленького старичка, землистое лицо которого было настолько шершавым, что, казалось, было сделано из пергамента. Из-за своего роста незнакомец показался князю сперва каким-то гномом, обитателем вересковых пустошей. На нем была юбка из шотландки, а на голове сине-красный колпачок – родовые цвета клана. От старичка за версту разило кайенским перцем, так что не оставалось сомнения в том, что облачен он в свой парадный костюм, который извлекается из сундука лишь в самых торжественных случаях. Три раза чихнув, гном отошел в сторону и встал с подветренной стороны.
– А вы полагаете, что покойный лорд нуждается в утешении? – осведомился Альдо.
– Еще бы! Спрашивается, что ему мешало самому настрогать наследников, вместо того чтобы полжизни бороздить моря и океаны? Женись он на Флоре Мак-Нейл, так было бы у него все в порядке по этой части.
– А кто это – Флора Мак-Нейл?
– На ней хотел женить лорда его отец, старый Ангус.
Сознаюсь, что красотой она не блистала, зато здоровье у нее было отменное, приданое отменное, да и детишки вышли бы отменные. Однако он, видите ли, не пожелал! Ну, ладно! Но в своих долгих странствиях он что, не мог найти себе девушку по вкусу?
– Он нашел, но, к несчастью, она была не свободна, а он любил только ее одну.
С удрученным видом гном сдвинул колпачок, из-под которого выбивались изрядно поседевшие волосы, и почесал затылок.
– Не повезло ему! Однако мог бы все-таки позаботиться о наследниках! Какое, должно быть, для него наказание видеть сейчас с небес, как сыновья его покойной сестры Маргарет, несчастной безумицы, шествуют за его гробом, чтобы потом прикарманить все его добро.
– Неужели сестра лорда была сумасшедшей? – поинтересовался Альдо, не подозревавший, что у сэра Эндрю была столь близкая родня.
– Ну не настолько, чтобы держать ее взаперти, но очень близко к этому. Ведь нужно быть всерьез чокнутой, чтобы втюриться в англичанина, да вдобавок еще судью, когда перед тобой на выбор полдюжины местных красавцев один другого лучше. И вот результат, полюбуйтесь! Десмонд Сент-Элбенс, который станет десятым графом Килренен, выглядит точь-в-точь как горшок из-под масла. Портной у него хороший, вот и все, что можно о нем сказать доброго! И братья той же породы, только еще хлипче. Жена, правда, у него, можно даже сказать, красивая, но только не из здешних она мест, и это сразу в глаза бросается: того и гляди все ноги себе переломает. По нашим-то камням да на таких каблучках! Городская штучка, вот и весь сказ! Деревенской жизни в глаза не видела! Грустно все это, вот что!
Венецианец не мог не улыбнуться про себя: глаз у старика был ой какой острый. Изящные ножки леди Мэри, казавшиеся еще тоньше из-за черных шелковых чулок, и впрямь подвергались немалой опасности: при каждом шаге она просто чудом сохраняла равновесие и шла, судорожно вцепившись в руку «горшка», который был откровенно недоволен необходимостью поддерживать свою супругу. Он предпочел бы шествовать за гробом в торжественном и печальном одиночестве, как ему и полагалось по его новому рангу.
То, что чета Сент-Элбенсов унаследует имя и состояние Килренена, было большой неожиданностью для Альдо. Безусловно, он знал и раньше от самой леди Мэри, что ее муж – племянник сэра Эндрю, но никогда не предполагал, что он-то и есть главный наследник. Так вот, значит, кому он должен выражать свои соболезнования? Перспектива не из приятных, однако тут ничего не поделаешь, – Возьмите, – сказал гном, протягивая Альдо букет. – Наверное, вам пора идти. Они уже возвращаются…
– А вы со мной не пойдете?
– Нет, я пришел, только чтобы поприветствовать Эндрю, который наконец вернулся на нашу родную землю, а в замке Килренен мне делать нечего. Если я скажу, что зовут меня Малькольм Мак-Нейл, то вы и сами все поймете: я брат той, которую он не захотел взять в жены. А вы? Вы-то кто ему?
– Иностранец, преданный друг… и сын той, которая не захотела стать его женой.
– Вот оно что. А знаете, будет лучше, если вы подождете еще немного, тогда вы сможете помолиться в склепе, когда там никого не будет. Чужаки эти здесь не задержатся. Не сомневаюсь, что и о поминках они не подумали. Обычаев здешних и тех не знают!
– Поминки? А это что такое? Первый раз слышу это слово.
– Застолье после похорон. Старинный гэльский обычай.
Живым полезно поесть, а особенно выпить доброго виски в память того, кого больше нет с ними. Ну, всего вам доброго, сэр!
Маленький человечек торопливо засеменил в сторону ландов, а Альдо, пренебрегши его советом, направился к замку.
Церемония в склепе была недолгой и незатейливой: пастор произнес коротенькую проповедь, прочел несколько молитв, волынщики сыграли «Будь милостив. Господи!», и гроб поместили в пустую нишу. Дело было сделано, и присутствующие стали молча подниматься наверх. Задержался один Альдо – положить свой букет и шепнуть последние слова прощания.
У Альдо было сильное искушение задержаться в склепе подольше, пока друзья и родственники разойдутся. Но он не стал этого делать. Было бы нелюбезно не выразить соболезнования, и, хотя его отношения с новой графиней сложились отнюдь не блестяще, уйти незамеченным в этой ситуации было бы с его стороны трусостью.
Поднявшись во двор, Альдо убедился в справедливости предсказаний гнома: по всей видимости, новый лорд не собирался приглашать к себе в замок никого из присутствующих – он сам и все его близкие выстроились в ряд возле часовни и с серьезными лицами принимали соболезнования, произнося в ответ приличествующие случаю слова. Подошла очередь и Альдо.
Назвав свое имя и пожимая руку лорду Десмонду, Альдо заметил, как тусклый взор лорда внезапно оживился. В мире коллекционеров, и в особенности коллекционеров драгоценностей, венецианский князь, ставший антикваром по необходимости и знатоком старинных камней по увлечению, был более чем известен. Новоиспеченный лорд Килренен, который также принадлежал к этому миру, мгновенно решил воспользоваться предоставившейся оказией.
– Вы задержитесь в Шотландии? – спросил он Альдо.
– Нет, я тотчас же возвращаюсь в Инвернес – у меня там дела, а завтра буду уже в Лондоне.
– Но в Лондоне, думаю, вы задержитесь на несколько дней, чтобы принять участие в грандиозном аукционе, который там ожидается. И я буду иметь удовольствие повидаться с вами, если вы найдете свободную минутку.
– Разумеется, – вежливо пообещал Морозини, подумав, что удовольствие от свидания никак не может быть обоюдным. Новый лорд решительно не нравился князю: лицо его производило странное впечатление масляной маски, сохранившей форму горшка, в котором оно затвердело и на который, по меткому определению гнома, он был похож. Этому способствовали неподвижные черты и тусклый взгляд серых холодных глаз.
Альдо коротко поклонился двум младшим братьям лорда и оказался лицом к лицу с его супругой. Он невольно задал себе вопрос: что заставило эту красивую женщину связать свою судьбу с таким отталкивающим субъектом? Правда, лорд Десмонд был известен как страстный собиратель старинных фигурок из нефрита, а значит, обладал немалым состоянием и, потом, как коллекционер мог разделить безудержную страсть Мэри к старинным драгоценностям. Альдо искренне надеялся ограничиться приветствием и несколькими заранее приготовленными словами сочувствия, но ошибся. Леди Мэри заговорила, даже не успев протянуть ему руку:
– Я надеялась увидеть вас здесь. Нам непременно нужно поговорить наедине.
– О чем же, боже милостивый?
– Вы и сами прекрасно знаете: о браслете Мумтаз-Махал.
– Ни время, ни место не кажутся» мне подходящими, – сурово ответил Альдо. – Да и говорить-то, впрочем, не о чем.
– Я так не считаю. Неужели вы посмеете отрицать, что солгали мне, когда во время нашей последней встречи утверждали, что мой дядя не передавал вам браслета? Наш нотариус получил от вас очень крупную сумму за некую вещь, проданную по поручению покойного лорда.
– Да, мой старинный друг поручил мне продать одну вещицу, однако с условием: покупатель ни в коем случае не должен был быть англичанином. Запрет распространялся как на мужчин, так и на женщин.
Лицо блондинки со светло-серыми глазами мгновенно вспыхнуло.
– Ах вот как?! И, разумеется, этой вещицей был браслет? Кому вы его продали?
– Соблюдение тайны – одно из главных правил моей профессии.
– Но я хочу знать…
– Не задерживайте князя Морозини, дорогая, – прервал жену безжизненный голос лорда. – Его ждут, а у нас сейчас будет семейный совет. Мы еще увидимся, не так ли? – сказал лорд, обращая к Альдо гримасу, которую при большом желании можно было бы счесть за улыбку. – По крайней мере на открытии аукциона мы будем все.
Венецианец молча поклонился и тут же покинул замок – неподалеку от пустоши его дожидался нанятый автомобиль.
Последняя фраза лорда Десмонда не понравилась Альдо, ему почудилась в ней скрытая угроза, но он тут же упрекнул себя за подозрительность. Стоит ему начать отыскивать дурные намерения и видеть повсюду врагов, и он не только не выполнит своей задачи, но еще и плохо кончит: будут повсюду чертики мерещиться. Если леди Мэри слегка тронулась на страсти к драгоценным камням, а покойный сэр Эндрю недолюбливал своих родственников, то это вовсе не означало, что они законченные негодяи. Хорошо, что убийца старого лорда был в конце концов арестован – им оказался индус-фанатик, который повесился в камере на собственной чалме, – иначе смерть лорда непременно приписали бы его наследникам. Вообще-то такая мысль и сейчас приходила кое-кому в голову, хотя несчастье и произошло на другом конце света…
Прежде чем сесть в машину, Альдо бросил последний взгляд на древний графский замок – на верхушке башни развевался флаг рода Килрененов, ветер, игравший им, нес сырость. «Судя по всему, мой бедный старый друг может рассчитывать лишь на общество своих предков», – подумал Альдо с некоторой неприязнью.
Погода менялась. Небо затянуло черными тучами, а острова Окни плотнее завернулись в свои зыбкие белые туманы.
Внизу, в маленькой бухточке, «Роберт Брюс», приняв на борт своих матросов, поднял якорь и отплыл, попрощавшись с берегом гудком сирены. Надвигалась буря, и небольшое судно торопилось отыскать убежище понадежнее. Тронулся с места и автомобиль, увозя Морозини в Инвернес, располагавшийся в ста сорока милях отсюда.
Автомобильное шоссе, проложенное вдоль берега моря, вело прямо на юг, и путешествие могло бы стать приятным, если бы не сюрпризы то и дело меняющейся погоды. Во все время пути Альдо старался выкинуть из головы новоиспеченного лорда и сосредоточиться на предстоящем вскоре аукционе: речь шла о продаже исторической реликвии особой ценности, так называемой «Розы Йорков». Это был крупный неограненный алмаз, сиявший некогда в центре композиции, составленной из гербов дома Йорков, и был единственным, что сохранилось от этого ювелирного творения. Остальные детали бесследно исчезли. Композиция под названием «Белая роза» была подарена Карлу Смелому, герцогу Бургундскому, его третьей женой – английской принцессой Маргаритой, свадьбу с которой он отпраздновал в Дамме 3 июля 1468-го.
После неудачной битвы при Грансоне вместе с большей частью сокровищ Карла Смелого пропал и этот подарок.
Но история алмаза начиналась не с английской династии.
Корни ее уходят в глубь веков, когда караван царицы Савской привез его из Индии, а та преподнесла камень в дар царю Соломону. Мудрый царь распорядился поместить алмаз вместе с другими одиннадцатью драгоценными камнями на золотую пектораль и передал украшение первосвященнику Иерусалимского храма.
В горниле всевозможных бед и несчастий пектораль все-таки уцелела и дожила до наших дней, хоть и лишилась нескольких камней. Теперь она принадлежала странному, загадочному человеку – одноглазому хромому еврею по имени Симон Аронов, накопившему как несметные богатства, так и неисчерпаемые знания. Прошлой весной он пригласил Альдо на встречу, которая состоялась ночью в тайном помещении, куда князь попал, проделав долгое путешествие по подвалам и подземельям еврейского квартала Варшавы.
Симон Аронов хотел от князя немногого: этот европейский знаток старинных драгоценностей должен был помочь ему вернуть на пектораль четыре недостающих камня. Цель была самая благородная: предание гласило, что народ Израиля вновь обретет землю предков и самостоятельность, когда пектораль – символ двенадцати колен израилевых – будет восстановлена и вернется к евреям.
Князь-антиквар был выбран не случайно: один из недостающих камней – сапфир под названием «Голубая звезда» – вот уже несколько веков передавался из поколения в поколение в семье матери Морозини. Аронов надеялся, что гость согласится продать ему тот сапфир. Он тогда еще не знал, что Изабелла Морозини, последняя его владелица, погибла от руки грабителя.
Той весенней ночью правоверный еврей и князь-христианин подписали договор. Союз их оказался плодотворным, и уже два месяца спустя на острове-кладбище Сан-Микеле под Венецией Симон Аронов получил из рук своего доверенного лица сапфир, вернувшийся к нему после невероятной истории , сопровождавшейся множеством смертей, ибо – увы! – похищенные из нагрудника камни притягивали к себе несчастья.
«Роза Йорков» была вторым исчезнувшим камнем. На протяжении вот уже целой недели английские газеты, а за ними и самые крупные газеты Европы трубили об аукционе, который должен был состояться у Сотби 5 октября. Никто из газетчиков не сомневался, что выставленная на аукцион драгоценность не что иное, как подделка, изумительная копия, повторяющая в мельчайших подробностях подлинник и изготовленная уникальным способом, ведомым лишь неизвестному фальсификатору.
Гористая Шотландия уступила место изменчивым, искрящимся, опасным и неспокойным водам, пронизанным коварными течениями Петленд Фее. А за ними последней преградой перед нескончаемой северной морской гладью, тянущейся до полюса, темнели одетые мятущейся зыбью туманов острова Окни, а еще дальше Шетлендские острова с неисчислимыми отарами черноголовых овец. Хотя в жилах обитателей этих мест текла кровь викингов и они сохраняли обычаи предков, и несмотря на то что корни связывали их с Норвегией, которая владела ими на протяжении многих веков, теперь они принадлежали Великобритании и верно служили ей.
Прислонившись к полуразрушенной сторожевой башне, Альдо Морозини вглядывался в дикий и величественный морской пейзаж, стараясь справиться с нахлынувшей болью: в это самое время «Роберт Брюс», бросивший якорь в маленькой бухточке, навсегда прощался со своим хозяином лордом Килрененом, несколько месяцев назад убитым во время стоянки у берегов Египта. Команда доставила тело на родную землю и вот теперь готовилась проводить в последний путь своего капитана: матросы спускали тяжелый кедровый гроб в шлюпку, тесно прижавшуюся к темному борту судна, и, пока продолжалась эта печальная процедура, протяжно выла сирена, отдавая старому мореходу последние почести.
Гроб опустили, сирена смолкла. Весла дружно окунулись в воду, и шлюпка заскользила к берегу, где в окружении небольшой группы людей ее уже дожидались пастор и родственники покойного. Собственно родственников было шестеро – в трауре, с подобающими случаю скорбными выражениями лиц, они не проронили ни слезинки, хотя покойник доводился им родным дядюшкой, – три племянника, дети его единственной сестры, и их жены. Однако дело было не в родстве – гроба дожидались наследники, и этим все было сказано.
Именно поэтому Морозини и предпочитал держаться от них в стороне. Он оттягивал насколько возможно встречу с этими людьми, потому что ему и на самом деле было больно. Он искренне любил старого моряка, с которым его не связывали никакие кровные узы: на протяжении многих лет сэр Эндрю страстно, в тайне от всех любил его мать, княгиню Изабеллу, теперь уже тоже покойную…
Когда княгиня Изабелла овдовела, сэр Эндрю отважился предложить ей стать графиней Килренен, но Изабелла де Монлор, княгиня Морозини, была из тех женщин, которые любят один раз в жизни. Впрочем, и сам Килренен был однолюбом, он так никогда и не женился, предпочтя оседлой жизни морские странствия. Однако время от времени его яхта бросала якорь в лагуне Сан-Марко у венецианской пристани, и ее хозяин в знак своей нерушимой верности приносил в их дом огромный букет цветов, экзотические пряности и сладости, привезенные из далеких путешествий. Каждый раз он задавал один и тот же вопрос, получал один и тот же ответ и уплывал, не переставая надеяться. Проходило два или три года, и он появлялся вновь – с поредевшими волосами, новыми морщинами и неизменной любовью в сердце.
Только один раз – последний – поклонник Изабеллы решился преподнести ей необычный дар – редкостную, имеющую давнюю историю драгоценность – браслет с изумрудами и сапфирами, подаренный в незапамятные времена императором из династии Великих Моголов султаном Шах-Джаханом своей возлюбленной жене Мумтаз-Махал, для которой он впоследствии построил знаменитый Тадж-Махал, наверное, самую прекрасную в мире усыпальницу.
Сэр Эндрю несколько наивно полагал, что цена его дара останется незамеченной, поскольку для него он был лишь символом его вечной верности и неизменного почтения. Но он ошибся: вдова Энрико Морозини подарка не приняла. Спустя три года Килренен поручил Альдо, ставшему антикваром и знатоком драгоценностей, продать этот браслет, однако поставил одно условие: браслет ни в коем случае не должен попасть в руки британского подданного, будь то мужчина или женщина… А сам отправился в очередное морское странствие.
В тот момент Морозини ничего не понял и счел это условие просто стариковской причудой. Однако кое-что прояснилось после его знакомства с одной из родственниц сэра Эндрю – женой его племянника, Мэри Сент-Элбенс. Этой очаровательной, элегантной, но распространявшей вокруг себя какое-то беспокойство женщиной владела всепоглощающая патологическая страсть к драгоценным камням. Альдо довелось наблюдать, как на одном из престижных аукционов в Париже, в особняке Друо, леди Мэри утратила всякое самообладание, когда не смогла взять верх над Ротшильдом.
И вот во время своего визита к Альдо в Венецию она чуть не ползала перед ним на коленях, умоляя, чтобы он продал ей знаменитый браслет, который – она была в том уверена, и не без оснований, – дядюшка Килренен ему доверил. Разумеется, она не получила желаемого.
Князь-антиквар постарался убедить леди Мэри в том, что лорд Килренен ничего не передавал ему, предпочитая, очевидно, хранить при себе залог своей любви. Он твердил, что лорд увез браслет с собой в путешествие вокруг света, из которого возвращаться пока не собирался. Вполне возможно, он намерен отвезти браслет на его родину, в Индию.
К несчастью, сэр Эндрю не успел уехать дальше Порт-Саида, где его и настиг грабитель и убийца, пробравшийся к нему в каюту. Ужасный, можно даже сказать, оскорбительный конец для человека, исполненного душевного бескорыстия и благородства!
Пока Альдо предавался этим размышлениям, внизу, на берегу, четверо самых сильных матросов с «Роберта Брюса» и четверо крепких крестьян с мускулистыми ногами, облаченных в юбки в красно-зеленую клетку, подняли на плечи тяжелый кедровый гроб и понесли его, чтобы поместить в подземном склепе древнего баронского замка. Два волынщика в национальных костюмах задули в волынки, и печальные пронзительные звуки словно бы подхватили только что смолкший унылый плач сирены. Волынщики зашагали впереди гроба, остальные двинулись за ними следом. Одинокий наблюдатель по-прежнему издали следил за людьми, что карабкались теперь вверх, осыпая по дороге камни. Подъем к замку был достаточно крут, но удивительно гармонировал с самим замком – и мощные стены, и грубые ступени были высечены из одной и той же скалы, и казалось, будто суровая стена стекала вниз оплывами ступеней. Замок Килренен представлял собой могучую высокую четырехугольную башню, построенную в XII веке и напоминавшую шотландского солдата, отважившегося на штурм небес. У ее подножия располагались хозяйственные службы и часовня, которые кое-где еще были окружены крепостной стеной, призванной в прежние времена служить защитой от врагов. Сейчас замок ждал последнего из своих сыновей по прямой линии. Племянники, шедшие за гробом, которые станут теперь первыми в роду, не стоили и его мизинца. У Морозини на этот счет не было никаких сомнений…
Сентябрь радовал мягкой погодой. Полчища туч, плывущих на восток, оставляли за собой голубые просветы, сквозь которые лился солнечный свет. Желая украсить последнее земное путешествие Эндрю Килренена, горы надели свой самый прекрасный и – увы! – недолговечный наряд: скоро, очень скоро туманы и снегопады уже недалекой зимы сорвут его. В удивительнейшую симфонию сиреневых, фиолетовых, серых и синих тонов вдруг вплетались, будто драгоценные цветки, золотые нити осенней листвы – то соломенно-желтой, то огненно-красной.
Процессия подошла к полуразрушенному подъемному мосту, за которым возвышались могучие, обитые стальными гвоздями ворота, и Альдо понял, что теперь самое время догнать провожающих, если только он хочет присутствовать при церемонии последнего прощания. Он наклонился за букетом синеголовника, который перед этим положил возле себя на землю – цветы были одного цвета с гербом старого лорда, – но морщинистая рука опередила его.
– Хорошо придумали с цветочками, – произнес старческий дребезжащий голос. – Герб Шотландии, не так ли?
И в самый раз подходят старому Эндрю. Может, они утешат его хоть немного, а то горько ему оставлять свое имя и дом этим людишкам…
Морозини повернул голову и увидел маленького старичка, землистое лицо которого было настолько шершавым, что, казалось, было сделано из пергамента. Из-за своего роста незнакомец показался князю сперва каким-то гномом, обитателем вересковых пустошей. На нем была юбка из шотландки, а на голове сине-красный колпачок – родовые цвета клана. От старичка за версту разило кайенским перцем, так что не оставалось сомнения в том, что облачен он в свой парадный костюм, который извлекается из сундука лишь в самых торжественных случаях. Три раза чихнув, гном отошел в сторону и встал с подветренной стороны.
– А вы полагаете, что покойный лорд нуждается в утешении? – осведомился Альдо.
– Еще бы! Спрашивается, что ему мешало самому настрогать наследников, вместо того чтобы полжизни бороздить моря и океаны? Женись он на Флоре Мак-Нейл, так было бы у него все в порядке по этой части.
– А кто это – Флора Мак-Нейл?
– На ней хотел женить лорда его отец, старый Ангус.
Сознаюсь, что красотой она не блистала, зато здоровье у нее Пока Альдо предавался этим размышлениям, внизу, на берегу, четверо самых сильных матросов с «Роберта Брюса» и четверо крепких крестьян с мускулистыми ногами, облаченных в юбки в красно-зеленую клетку, подняли на плечи тяжелый кедровый гроб и понесли его, чтобы поместить в подземном склепе древнего баронского замка. Два волынщика в национальных костюмах задули в волынки, и печальные пронзительные звуки словно бы подхватили только что смолкший унылый плач сирены. Волынщики зашагали впереди гроба, остальные двинулись за ними следом. Одинокий наблюдатель по-прежнему издали следил за людьми, что карабкались теперь вверх, осыпая по дороге камни. Подъем к замку был достаточно крут, но удивительно гармонировал с самим замком – и мощные стены, и грубые ступени были высечены из одной и той же скалы, и казалось, будто суровая стена стекала вниз оплывами ступеней. Замок Килренен представлял собой могучую высокую четырехугольную башню, построенную в XII веке и напоминавшую шотландского солдата, отважившегося на штурм небес. У ее подножия располагались хозяйственные службы и часовня, которые кое-где еще были окружены крепостной стеной, призванной в прежние времена служить защитой от врагов. Сейчас замок ждал последнего из своих сыновей по прямой линии. Племянники, шедшие за гробом, которые станут теперь первыми в роду, не стоили и его мизинца. У Морозини на этот счет не было никаких сомнений…
Сентябрь радовал мягкой погодой. Полчища туч, плывущих на восток, оставляли за собой голубые просветы, сквозь которые лился солнечный свет. Желая украсить последнее земное путешествие Эндрю Килренена, горы надели свой самый прекрасный и – увы! – недолговечный наряд: скоро, очень скоро туманы и снегопады уже недалекой зимы сорвут его. В удивительнейшую симфонию сиреневых, фиолетовых, серых и синих тонов вдруг вплетались, будто драгоценные цветки, золотые нити осенней листвы – то соломенно-желтой, то огненно-красной.
Процессия подошла к полуразрушенному подъемному мосту, за которым возвышались могучие, обитые стальными гвоздями ворота, и Альдо понял, что теперь самое время догнать провожающих, если только он хочет присутствовать при церемонии последнего прощания. Он наклонился за букетом синеголовника, который перед этим положил возле себя на землю – цветы были одного цвета с гербом старого лорда, – но морщинистая рука опередила его.
– Хорошо придумали с цветочками, – произнес старческий дребезжащий голос. – Герб Шотландии, не так ли?
И в самый раз подходят старому Эндрю. Может, они утешат его хоть немного, а то горько ему оставлять свое имя и дом этим людишкам…
Морозини повернул голову и увидел маленького старичка, землистое лицо которого было настолько шершавым, что, казалось, было сделано из пергамента. Из-за своего роста незнакомец показался князю сперва каким-то гномом, обитателем вересковых пустошей. На нем была юбка из шотландки, а на голове сине-красный колпачок – родовые цвета клана. От старичка за версту разило кайенским перцем, так что не оставалось сомнения в том, что облачен он в свой парадный костюм, который извлекается из сундука лишь в самых торжественных случаях. Три раза чихнув, гном отошел в сторону и встал с подветренной стороны.
– А вы полагаете, что покойный лорд нуждается в утешении? – осведомился Альдо.
– Еще бы! Спрашивается, что ему мешало самому настрогать наследников, вместо того чтобы полжизни бороздить моря и океаны? Женись он на Флоре Мак-Нейл, так было бы у него все в порядке по этой части.
– А кто это – Флора Мак-Нейл?
– На ней хотел женить лорда его отец, старый Ангус.
Сознаюсь, что красотой она не блистала, зато здоровье у нее было отменное, приданое отменное, да и детишки вышли бы отменные. Однако он, видите ли, не пожелал! Ну, ладно! Но в своих долгих странствиях он что, не мог найти себе девушку по вкусу?
– Он нашел, но, к несчастью, она была не свободна, а он любил только ее одну.
С удрученным видом гном сдвинул колпачок, из-под которого выбивались изрядно поседевшие волосы, и почесал затылок.
– Не повезло ему! Однако мог бы все-таки позаботиться о наследниках! Какое, должно быть, для него наказание видеть сейчас с небес, как сыновья его покойной сестры Маргарет, несчастной безумицы, шествуют за его гробом, чтобы потом прикарманить все его добро.
– Неужели сестра лорда была сумасшедшей? – поинтересовался Альдо, не подозревавший, что у сэра Эндрю была столь близкая родня.
– Ну не настолько, чтобы держать ее взаперти, но очень близко к этому. Ведь нужно быть всерьез чокнутой, чтобы втюриться в англичанина, да вдобавок еще судью, когда перед тобой на выбор полдюжины местных красавцев один другого лучше. И вот результат, полюбуйтесь! Десмонд Сент-Элбенс, который станет десятым графом Килренен, выглядит точь-в-точь как горшок из-под масла. Портной у него хороший, вот и все, что можно о нем сказать доброго! И братья той же породы, только еще хлипче. Жена, правда, у него, можно даже сказать, красивая, но только не из здешних она мест, и это сразу в глаза бросается: того и гляди все ноги себе переломает. По нашим-то камням да на таких каблучках! Городская штучка, вот и весь сказ! Деревенской жизни в глаза не видела! Грустно все это, вот что!
Венецианец не мог не улыбнуться про себя: глаз у старика был ой какой острый. Изящные ножки леди Мэри, казавшиеся еще тоньше из-за черных шелковых чулок, и впрямь подвергались немалой опасности: при каждом шаге она просто чудом сохраняла равновесие и шла, судорожно вцепившись в руку «горшка», который был откровенно недоволен необходимостью поддерживать свою супругу. Он предпочел бы шествовать за гробом в торжественном и печальном одиночестве, как ему и полагалось по его новому рангу.
То, что чета Сент-Элбенсов унаследует имя и состояние Килренена, было большой неожиданностью для Альдо. Безусловно, он знал и раньше от самой леди Мэри, что ее муж – племянник сэра Эндрю, но никогда не предполагал, что он-то и есть главный наследник. Так вот, значит, кому он должен выражать свои соболезнования? Перспектива не из приятных, однако тут ничего не поделаешь, – Возьмите, – сказал гном, протягивая Альдо букет. – Наверное, вам пора идти. Они уже возвращаются…
– А вы со мной не пойдете?
– Нет, я пришел, только чтобы поприветствовать Эндрю, который наконец вернулся на нашу родную землю, а в замке Килренен мне делать нечего. Если я скажу, что зовут меня Малькольм Мак-Нейл, то вы и сами все поймете: я брат той, которую он не захотел взять в жены. А вы? Вы-то кто ему?
– Иностранец, преданный друг… и сын той, которая не захотела стать его женой.
– Вот оно что. А знаете, будет лучше, если вы подождете еще немного, тогда вы сможете помолиться в склепе, когда там никого не будет. Чужаки эти здесь не задержатся. Не сомневаюсь, что и о поминках они не подумали. Обычаев здешних и тех не знают!
– Поминки? А это что такое? Первый раз слышу это слово.
– Застолье после похорон. Старинный гэльский обычай.
Живым полезно поесть, а особенно выпить доброго виски в память того, кого больше нет с ними. Ну, всего вам доброго, сэр!
Маленький человечек торопливо засеменил в сторону ландов, а Альдо, пренебрегши его советом, направился к замку.
Церемония в склепе была недолгой и незатейливой: пастор произнес коротенькую проповедь, прочел несколько молитв, волынщики сыграли «Будь милостив. Господи!», и гроб поместили в пустую нишу. Дело было сделано, и присутствующие стали молча подниматься наверх. Задержался один Альдо – положить свой букет и шепнуть последние слова прощания.
У Альдо было сильное искушение задержаться в склепе подольше, пока друзья и родственники разойдутся. Но он не стал этого делать. Было бы нелюбезно не выразить соболезнования, и, хотя его отношения с новой графиней сложились отнюдь не блестяще, уйти незамеченным в этой ситуации было бы с его стороны трусостью.
Поднявшись во двор, Альдо убедился в справедливости предсказаний гнома: по всей видимости, новый лорд не собирался приглашать к себе в замок никого из присутствующих – он сам и все его близкие выстроились в ряд возле часовни и с серьезными лицами принимали соболезнования, произнося в ответ приличествующие случаю слова. Подошла очередь и Альдо.
Назвав свое имя и пожимая руку лорду Десмонду, Альдо заметил, как тусклый взор лорда внезапно оживился. В мире коллекционеров, и в особенности коллекционеров драгоценностей, венецианский князь, ставший антикваром по необходимости и знатоком старинных камней по увлечению, был более чем известен. Новоиспеченный лорд Килренен, который также принадлежал к этому миру, мгновенно решил воспользоваться предоставившейся оказией.
– Вы задержитесь в Шотландии? – спросил он Альдо.
– Нет, я тотчас же возвращаюсь в Инвернес – у меня там дела, а завтра буду уже в Лондоне.
– Но в Лондоне, думаю, вы задержитесь на несколько дней, чтобы принять участие в грандиозном аукционе, который там ожидается. И я буду иметь удовольствие повидаться с вами, если вы найдете свободную минутку.
– Разумеется, – вежливо пообещал Морозини, подумав, что удовольствие от свидания никак не может быть обоюдным. Новый лорд решительно не нравился князю: лицо его производило странное впечатление масляной маски, сохранившей форму горшка, в котором оно затвердело и на который, по меткому определению гнома, он был похож. Этому способствовали неподвижные черты и тусклый взгляд серых холодных глаз.
Альдо коротко поклонился двум младшим братьям лорда и оказался лицом к лицу с его супругой. Он невольно задал себе вопрос: что заставило эту красивую женщину связать свою судьбу с таким отталкивающим субъектом? Правда, лорд Десмонд был известен как страстный собиратель старинных фигурок из нефрита, а значит, обладал немалым состоянием и, потом, как коллекционер мог разделить безудержную страсть Мэри к старинным драгоценностям. Альдо искренне надеялся ограничиться приветствием и несколькими заранее приготовленными словами сочувствия, но ошибся. Леди Мэри заговорила, даже не успев протянуть ему руку:
– Я надеялась увидеть вас здесь. Нам непременно нужно поговорить наедине.
– О чем же, боже милостивый?
– Вы и сами прекрасно знаете: о браслете Мумтаз-Махал.
– Ни время, ни место не кажутся» мне подходящими, – сурово ответил Альдо. – Да и говорить-то, впрочем, не о чем.
– Я так не считаю. Неужели вы посмеете отрицать, что солгали мне, когда во время нашей последней встречи утверждали, что мой дядя не передавал вам браслета? Наш нотариус получил от вас очень крупную сумму за некую вещь, проданную по поручению покойного лорда.
– Да, мой старинный друг поручил мне продать одну вещицу, однако с условием: покупатель ни в коем случае не должен был быть англичанином. Запрет распространялся как на мужчин, так и на женщин.
Лицо блондинки со светло-серыми глазами мгновенно вспыхнуло.
– Ах вот как?! И, разумеется, этой вещицей был браслет? Кому вы его продали?
– Соблюдение тайны – одно из главных правил моей профессии.
– Но я хочу знать…
– Не задерживайте князя Морозини, дорогая, – прервал жену безжизненный голос лорда. – Его ждут, а у нас сейчас будет семейный совет. Мы еще увидимся, не так ли? – сказал лорд, обращая к Альдо гримасу, которую при большом желании можно было бы счесть за улыбку. – По крайней мере на открытии аукциона мы будем все.
Венецианец молча поклонился и тут же покинул замок – неподалеку от пустоши его дожидался нанятый автомобиль.
Последняя фраза лорда Десмонда не понравилась Альдо, ему почудилась в ней скрытая угроза, но он тут же упрекнул себя за подозрительность. Стоит ему начать отыскивать дурные намерения и видеть повсюду врагов, и он не только не выполнит своей задачи, но еще и плохо кончит: будут повсюду чертики мерещиться. Если леди Мэри слегка тронулась на страсти к драгоценным камням, а покойный сэр Эндрю недолюбливал своих родственников, то это вовсе не означало, что они законченные негодяи. Хорошо, что убийца старого лорда был в конце концов арестован – им оказался индус-фанатик, который повесился в камере на собственной чалме, – иначе смерть лорда непременно приписали бы его наследникам. Вообще-то такая мысль и сейчас приходила кое-кому в голову, хотя несчастье и произошло на другом конце света…
Прежде чем сесть в машину, Альдо бросил последний взгляд на древний графский замок – на верхушке башни развевался флаг рода Килрененов, ветер, игравший им, нес сырость. «Судя по всему, мой бедный старый друг может рассчитывать лишь на общество своих предков», – подумал Альдо с некоторой неприязнью.
Погода менялась. Небо затянуло черными тучами, а острова Окни плотнее завернулись в свои зыбкие белые туманы.
Внизу, в маленькой бухточке, «Роберт Брюс», приняв на борт своих матросов, поднял якорь и отплыл, попрощавшись с берегом гудком сирены. Надвигалась буря, и небольшое судно торопилось отыскать убежище понадежнее. Тронулся с места и автомобиль, увозя Морозини в Инвернес, располагавшийся в ста сорока милях отсюда.
Автомобильное шоссе, проложенное вдоль берега моря, вело прямо на юг, и путешествие могло бы стать приятным, если бы не сюрпризы то и дело меняющейся погоды. Во все время пути Альдо старался выкинуть из головы новоиспеченного лорда и сосредоточиться на предстоящем вскоре аукционе: речь шла о продаже исторической реликвии особой ценности, так называемой «Розы Йорков». Это был крупный неограненный алмаз, сиявший некогда в центре композиции, составленной из гербов дома Йорков, и был единственным, что сохранилось от этого ювелирного творения. Остальные детали бесследно исчезли. Композиция под названием «Белая роза» была подарена Карлу Смелому, герцогу Бургундскому, его третьей женой – английской принцессой Маргаритой, свадьбу с которой он отпраздновал в Дамме 3 июля 1468-го.
После неудачной битвы при Грансоне вместе с большей частью сокровищ Карла Смелого пропал и этот подарок.
Но история алмаза начиналась не с английской династии.
Корни ее уходят в глубь веков, когда караван царицы Савской привез его из Индии, а та преподнесла камень в дар царю Соломону. Мудрый царь распорядился поместить алмаз вместе с другими одиннадцатью драгоценными камнями на золотую пектораль и передал украшение первосвященнику Иерусалимского храма.
В горниле всевозможных бед и несчастий пектораль все-таки уцелела и дожила до наших дней, хоть и лишилась нескольких камней. Теперь она принадлежала странному, загадочному человеку – одноглазому хромому еврею по имени Симон Аронов, накопившему как несметные богатства, так и неисчерпаемые знания. Прошлой весной он пригласил Альдо на встречу, которая состоялась ночью в тайном помещении, куда князь попал, проделав долгое путешествие по подвалам и подземельям еврейского квартала Варшавы.
Симон Аронов хотел от князя немногого: этот европейский знаток старинных драгоценностей должен был помочь ему вернуть на пектораль четыре недостающих камня. Цель была самая благородная: предание гласило, что народ Израиля вновь обретет землю предков и самостоятельность, когда пектораль – символ двенадцати колен израилевых – будет восстановлена и вернется к евреям.
Князь-антиквар был выбран не случайно: один из недостающих камней – сапфир под названием «Голубая звезда» – вот уже несколько веков передавался из поколения в поколение в семье матери Морозини. Аронов надеялся, что гость согласится продать ему тот сапфир. Он тогда еще не знал, что Изабелла Морозини, последняя его владелица, погибла от руки грабителя.
Той весенней ночью правоверный еврей и князь-христианин подписали договор. Союз их оказался плодотворным, и уже два месяца спустя на острове-кладбище Сан-Микеле под Венецией Симон Аронов получил из рук своего доверенного лица сапфир, вернувшийся к нему после невероятной истории , сопровождавшейся множеством смертей, ибо – увы! – похищенные из нагрудника камни притягивали к себе несчастья.
«Роза Йорков» была вторым исчезнувшим камнем. На протяжении вот уже целой недели английские газеты, а за ними и самые крупные газеты Европы трубили об аукционе, который должен был состояться у Сотби 5 октября. Никто из газетчиков не сомневался, что выставленная на аукцион драгоценность не что иное, как подделка, изумительная копия, повторяющая в мельчайших подробностях подлинник и изготовленная уникальным способом, ведомым лишь неизвестному фальсификатору.