Страница:
— Вы недолго наслаждались бы этим богатством, — начала она. — Сегодня ночью ваш драгоценный Франсис проиграл оставшуюся у него малость и все, что я ему принесла. Хозяином Селтон-Холла в настоящее время является Язон Бофор.
Новость сразила Иви, словно выстрел в упор. Ее чудесные синие глаза расширились, рот округлился, а лицо покрыла смертельная бледность.
— Все… богатство?
— Все! Он мне оставил только мою честь, но, кроме того, он посмел было и ею распорядиться. Вы прекрасно видите, что он заслужил смерть! Я могла бы уложить его как бешеную собаку, выстрелом или ударом шпаги в спину. Но я дала ему равные шансы. Он проиграл… Тем хуже для него.
— Тем хуже для вас также. Вы убили его, и вас повесят! — завыла Иви в отчаянии, которого она не могла сдержать. — Я буду свидетельствовать против вас!.. Ах, вы посмели сразить его, вы, недостойная быть его покорной рабыней! Но вы забыли, что он друг принца Уэльского, который не позволит оставить ваше преступление безнаказанным! А я… я буду свидетельствовать перед судом, я буду лгать столько, сколько понадобится, и в день, когда палач накинет вам веревку на шею, я буду тоже там, в первом ряду… чтобы аплодировать!
Вне себя от охватившего ее гнева, Иви Сен Альбэн начала кричать: «На помощь!» — и побежала к камину, чтобы звонком вызвать прислугу. Но более проворная Марианна догнала ее, свалила на пол и зажала рот рукой.
— Замолчите, сумасшедшая! Вы разбудите весь замок.
В дикой ярости Иви впилась зубами в прижатые к ее губам пальцы, освободилась неожиданным движением бедер и прошипела:
— Вот именно, я хочу разбудить всех! Лорд Мойр сейчас придет, он поверит мне. Вас посадят в тюрьму до суда.
— Мои слуги защитят меня!
— От правосудия принца? Ха-ха-ха! Они все верные англичане, а вы для них только иностранка, грязная маленькая француженка, папистка, убившая своего мужа. Это мне они поверят!
Марианна напряженно размышляла. Она хотела успокоиться, но мало-помалу ее охватывал страх, нашептывающий, что Иви права. Это было действительно так: для всех ее слуг, за исключением, может быть, Дженкинс и Добса, она будет просто… убийца своего мужа. Настолько сильно уважали в Селтоне традиции. Обо всем будет забыто, кроме ее французской крови и приверженности католицизму. Она пропала, если Иви позовет на помощь. А та собирается кричать… она кричит уже! Теряя самообладание, Марианна схватила первый попавшийся под руку предмет: длинный дуэльный пистолет, лежавший на комоде. Держась за ствол, она взмахнула тяжелой рукоятью. Сраженная ударом в висок, не издав ни звука, Иви рухнула на пол. На этот раз ее соперница не стала тратить время ни на разглядывание распростертого в муслиновой пышности тела рядом с неподвижным Франсисом, ни даже на то, чтобы удостовериться, что она еще жива. Надо бежать, бежать, как можно скорее! Ей уже показалось, что в глубине дома послышался какой-то шум! Могут прийти, могут найти ее перед двумя бездыханными телами, и может быть, уже идут… Марианна пришла в ужас, ей почудилась склоняющаяся над ней зловещая тень виселицы.
Пошатываясь, натыкаясь на мебель, она покинула будуар, добралась до своей комнаты, схватила свои драгоценности и деньги, затем, завернувшись в широкий плащ, бесшумно проскользнула по темной галерее до маленькой лестницы в одной из башен. Отсюда она добралась до конюшен, не встретив ни единой живой души…
Глава III. СТАРЫЕ КОРНИ
Новость сразила Иви, словно выстрел в упор. Ее чудесные синие глаза расширились, рот округлился, а лицо покрыла смертельная бледность.
— Все… богатство?
— Все! Он мне оставил только мою честь, но, кроме того, он посмел было и ею распорядиться. Вы прекрасно видите, что он заслужил смерть! Я могла бы уложить его как бешеную собаку, выстрелом или ударом шпаги в спину. Но я дала ему равные шансы. Он проиграл… Тем хуже для него.
— Тем хуже для вас также. Вы убили его, и вас повесят! — завыла Иви в отчаянии, которого она не могла сдержать. — Я буду свидетельствовать против вас!.. Ах, вы посмели сразить его, вы, недостойная быть его покорной рабыней! Но вы забыли, что он друг принца Уэльского, который не позволит оставить ваше преступление безнаказанным! А я… я буду свидетельствовать перед судом, я буду лгать столько, сколько понадобится, и в день, когда палач накинет вам веревку на шею, я буду тоже там, в первом ряду… чтобы аплодировать!
Вне себя от охватившего ее гнева, Иви Сен Альбэн начала кричать: «На помощь!» — и побежала к камину, чтобы звонком вызвать прислугу. Но более проворная Марианна догнала ее, свалила на пол и зажала рот рукой.
— Замолчите, сумасшедшая! Вы разбудите весь замок.
В дикой ярости Иви впилась зубами в прижатые к ее губам пальцы, освободилась неожиданным движением бедер и прошипела:
— Вот именно, я хочу разбудить всех! Лорд Мойр сейчас придет, он поверит мне. Вас посадят в тюрьму до суда.
— Мои слуги защитят меня!
— От правосудия принца? Ха-ха-ха! Они все верные англичане, а вы для них только иностранка, грязная маленькая француженка, папистка, убившая своего мужа. Это мне они поверят!
Марианна напряженно размышляла. Она хотела успокоиться, но мало-помалу ее охватывал страх, нашептывающий, что Иви права. Это было действительно так: для всех ее слуг, за исключением, может быть, Дженкинс и Добса, она будет просто… убийца своего мужа. Настолько сильно уважали в Селтоне традиции. Обо всем будет забыто, кроме ее французской крови и приверженности католицизму. Она пропала, если Иви позовет на помощь. А та собирается кричать… она кричит уже! Теряя самообладание, Марианна схватила первый попавшийся под руку предмет: длинный дуэльный пистолет, лежавший на комоде. Держась за ствол, она взмахнула тяжелой рукоятью. Сраженная ударом в висок, не издав ни звука, Иви рухнула на пол. На этот раз ее соперница не стала тратить время ни на разглядывание распростертого в муслиновой пышности тела рядом с неподвижным Франсисом, ни даже на то, чтобы удостовериться, что она еще жива. Надо бежать, бежать, как можно скорее! Ей уже показалось, что в глубине дома послышался какой-то шум! Могут прийти, могут найти ее перед двумя бездыханными телами, и может быть, уже идут… Марианна пришла в ужас, ей почудилась склоняющаяся над ней зловещая тень виселицы.
Пошатываясь, натыкаясь на мебель, она покинула будуар, добралась до своей комнаты, схватила свои драгоценности и деньги, затем, завернувшись в широкий плащ, бесшумно проскользнула по темной галерее до маленькой лестницы в одной из башен. Отсюда она добралась до конюшен, не встретив ни единой живой души…
Глава III. СТАРЫЕ КОРНИ
Поднялся ветер, принесший частый, холодный, неприятно хлеставший по лицу дождь, но Марианна его почти не замечала. Глазами, полными слез, она посмотрела на мавзолей, в котором покоились ее предки. Ночь была такой темной, что купол и колоннада едва виднелись, туманно и зыбко, как привидение. Фамильный склеп Селтонов словно таял в ночи с такой же неизбежностью, как он растает и в воспоминаниях Марианны, несмотря на ее отчаянные усилия удержать в памяти каждую его линию. Она подумала с горечью, что это было единственным, что ей осталось в мире, — этот арпан земли и мрамор, за которым почивали ее близкие.
Влекомая непреодолимым желанием почувствовать себя не такой одинокой и отверженной, Марианна толкнула заскрипевшую решетку и прижалась щекой к влажному холодному камню, как некогда маленькая девочка, жаждавшая ласки, прижималась к юбке из серого шелка.
— Тетушка Эллис? — простонала она. — Тетушка Эллис… за что?
Кто же мог ответить на этот вопрос испуганного ребенка? Почему ее безмятежную жизнь смело это непоправимое бедствие? Марианна испытала ужас пассажира, вырванного ураганом из теплой постели на казавшемся неуязвимом корабле и очутившегося среди бушующего океана между обломками.
Но напрасно пыталась она согреться у мрамора мавзолея. Его камни оставались холодными и немыми. Однако Марианна чувствовала, что оторваться от них будет тяжело. Когда она уедет, она оставит за собой все свое детство и все то, что она считала своим счастьем.
Увы! Время подгоняло. Снизу из замка стали доноситься крики и призывы. Беглянку должны были уже искать. И внезапно из-за деревьев поднялись густые клубы дыма, затем длинный язык пламени лизнул небо. Марианна спряталась за гробницей.
— Пожар! — прошептала она. — Пожар в Селтоне.
Как это могло произойти? Первым побуждением было броситься к горящему родному дому, но затем прилив мрачной радости остановил ее. Пусть уж лучше сгорит древнее благородное обиталище, чем увидеть его в руках американца! Так будет лучше! Таким образом, от всего, что ей было дорого, останется только глубокая рана в сердце, только эта гробница из белого мрамора… Непрерывно вытирая катившиеся — по щекам слезы, Марианна подошла к лошади и тяжело взобралась в седло. Она вдруг подумала о своем бегстве из будуара. Она не знала, как ей удалось оттуда выбраться, она вспомнила только глухой шум переворачиваемой ею мебели. Канделябр, стоявший на столе!.. Сбросила ли она его на пол? Была ли она невольной причиной пожара? У нее промелькнула мысль о двух оставленных в комнате телах, но она тут же прогнала ее. Франсис был мертв! Какая разница, если его тело превратится в пепел. Что касается Иви, то Марианна испытывала к ней только дикую ненависть.
Поднявшись на стременах, девушка некоторое, время наблюдала над верхушками деревьев зарево пожара. Крыши Селтона вырисовывались на нем, как на истекающей кровью заре. Слышались неразборчивые крики, призывы, но для Марианны густой зеленый барьер, задерживавший их, стал как бы символом неизбежности, отделяющей ее отныне от того, рушащегося мира. Да, это было неизбежностью, но беглянка, осознав, как много времени она потеряла, с прощальным жестом в сторону мавзолея пришпорила лошадь и устремилась в глубь леса. Встречный ветер засвистел в ушах, заглушая шум пожара.
Единственный, кто мог что-нибудь сделать для нее в этом ужасном положении, был крестный отец. Чтобы спастись, Марианне необходимо было покинуть Англию. Вот аббат де — Шазей и мог помочь в этом. К несчастью, он уехал, без сомнения, надолго. Вчера вечером он объявил о своем намерении поехать в Рим, куда его вызывает папа, и, обнимая свою крестницу в момент прощания, он сказал, что отплывает из Плимута утром. Марианне во что бы то ни стало надо было попасть на его корабль.
К счастью для нее, девушка превосходно знала местность. Малейшие тропинки, самые маленькие ручейки — все было ей знакомо. Она сильно сократила путь, поехав через лес дорогой, которая вывела ее прямо к Тотну. Отсюда оставалось чуть больше двадцати миль до большого приморского города, куда она стремилась, но у ее лошади, одной из лучших в селтонских конюшнях, были крепкие ноги.
Ночь уже не казалась такой темной. Усилившийся дождь вызвал туман, а спрятавшаяся за густыми тучами луна все-таки давала достаточно света, чтобы Марианна легко находила путь. Припав к шее лошади, надвинув капюшон на глаза, она подставила согнутую спину ливню, отдавая все внимание дороге.
Когда из ночи возникли призрачные башни древнего нормандского замка, возвышавшегося среди белых домиков большой деревни, Марианна взяла влево, в направлении холмов, и во весь галоп помчалась к морю.
Мальчик протянул руку, показывая что-то на рейде.
— Посмотрите! Вон «Коршун». Он огибает мыс и входит в пролив.
Волна отчаяния захлестнула Марианну. Слишком поздно!.. Аббат де Шазей уже отплыл, когда, измученная, задыхающаяся, она скорее упала, чем соскочила с лошади на Барбикене — старой набережной Плимута. Там, на сверкающих водах среди поднятых ветром небольших волн, под всеми парусами выходил на морской простор люгер, уносящий ее последнюю надежду. На всякий случай она спросила мальчишку:
— Ты уверен, что французский священник сел на этот корабль?
С важным видом мальчуган простер руки и сплюнул.
— Так же, как и то, что меня зовут Том Мэйв! Это же я тащил его багаж из «Якоря и Короны!» Хотите, я проведу вас туда? Это лучший постоялый двор в городе, совсем рядом с церковью Св. Андрея.
Движением головы Марианна отказалась, и мальчишка отошел, пожав плечами и бормоча что-то невразумительное в адрес «проклятых женщин», которые сами никогда не знают, чего хотят. Ведя лошадь на поводу, девушка сделала несколько шагов и присела на одну из тех каменных тумб, к которым пришвартовывают суда. Она чувствовала себя полностью опустошенной. Вдали на зеленой воде маленький кораблик мало-помалу исчезал в лучах бледного солнца родившегося осеннего дня, который укрыл голубоватым туманом окружавшие залив холмы. Это был конец!.. На английской земле у нее не осталось больше ни одного друга, от кого было ожидать какой-нибудь помощи! Теперь она должна рассчитывать только на себя одну. И надо бежать, бежать как можно быстрее… но куда?
Понемногу пустынный Барбикен оживился. Причаливали рыбацкие суденышки, сгружались корзины, полные камбалы и соли, сверкающие каплями воды, ящики, в которых цвета гранита крабы размахивали черными клешнями, связки зеленоватых водорослей, усыпанных громадными фиолетовыми устрицами… Хозяйки под крыльями накрахмаленных чепцов сбегались с большими корзинами в руках. Они бросали на ходу удивленные взгляды на эту славную девушку, переодетую мальчиком, явно усталую, державшую за поводья чисточкровного скакуна.
Их молчаливое любопытство привело в себя Марианну, которая встала, не в силах оставаться больше под этим перекрестным огнем. В то же время она почувствовала невероятный голод. Толчком к этому послужило, очевидно, зрелище рыбного изобилия, дразнящий запах моря, свежий вечер. Что бы ни произошло, а желудок требовал своего, особенно желудок семнадцатилетней хозяйки. Волнение помешало ей хорошо поесть на нелепом свадебном обеде накануне, и с тех пор у нее во рту ничего не было.
Накануне? Неужели только вчера она обвенчалась с Франсисом? Ей казалось, что целая вечность протекла после той церемонии. Всего несколько часов хватило, чтобы превратить ее последовательно в оскорбленную супругу, вдову, преступницу и, наконец, беглую, которую скоро начнут разыскивать, если только уже не идут по ее следу! Но никакие угрызения совести не волновали ее душу, когда она вспомнила тех, кто так жестоко оскорбил ее. Они заслужили наказание, и, поразив их, она только отомстила за поруганную честь, как поступил бы на ее месте любой из ее рода. Только когда она думала о Франсисе, в глубине сердца ощущалось мимолетное расстройство, подобное тому, которое с привкусом горечи во рту появляется на краю пропасти. Усилием воли она отогнала мрачные мысли. Изо всех сил, со всей энергией молодости Марианна хотела победить ожесточившуюся против нее судьбу, а для этого надо было жить. И прежде всего поесть, немного отдохнуть и раскинуть умом. Она обвела глазами вокруг в поисках мальчугана, но тот исчез. Тут она вспомнила его слова: «…постоялый двор „Якорь и Корона“ лучший в Плимуте… рядом с церковью Св. Андрея». Действительно, она заметила над вздымающимися крышами домов шпиль готической башни, принадлежавшей, без сомнения, старинному католическому собору. Узкая кривая улочка повела ее туда, и вскоре ей открылась почтенная голубятня, маленькие сверкающие окна и внушительная вывеска старинного трактира, имевшего очень красивый внешний вид. Бросив поводья в руки появившегося словно из-под земли конюха, Марианна вошла в гостиницу, спустилась по лестнице и очутилась в обширном приветливом общем зале, декорированном сверкающими медными и оловянными украшениями, где вокруг большого табльдота расположилось множество маленьких столиков, покрытых белоснежными скатертями. В камине пылал гигантский костер из торфа. И череда краснощеких, крепко сбитых служанок, озаряемых огнем, направлялась в комнату с тяжелыми блюдами в руках.
Посетителей пока еще было мало. Марианна воспользовалась этим, чтобы занять столик, полуприкрытый выступающей частью камина. Немедленно подбежавшей служанке она заказала устриц, краба, чашку густого яичного крема и любимую девонскую запеканку вместе с чаем и двойным хлебом. Затем, когда девушка, шурша накрахмаленными юбками, ушла выполнять заказ, она попыталась разобраться в создавшейся ситуации. То, что с ней произошло, было настолько неправдоподобно! И ее любимые романы были бессильны здесь помочь. Ни в одном она не встречала ничего подобного. Правда, у нее было немного денег, но как мало! Они позволят продержаться не больше недели. Надо было еще добыть паспорт, минуя полицию графства, и найти любой корабль, который согласится подвергнуться серьезному риску нападения французских корсаров, старающихся заставить всех уважать континентальную блокаду, объявленную Англии три года назад Наполеоном. На все это требовались деньги, большие деньги, без сомнения… Было, правда, жемчужное колье, захваченное Марианной. Но если она продаст его здесь, помимо опасности, что ветер донесет сюда запах гари из той комнаты и вопросов, на которые придется отвечать, у нее больше не останется ничего ценного, чтобы прожить в стране, где она хотела укрыться или скорее куда ее направит судьба. Не все ли равно, в конце концов, где она найдет пристанище. Лишь бы между нею и веревкой палача оказалось непреодолимое расстояние. Надо» все-таки сохранить колье.
Вдруг она вспомнила о своем четвероногом спутнике. Это было ценное животное. Продав его, она получит, возможно, достаточно денег, чтобы оплатить проезд на каком-нибудь судне, хозяин которого не будет слишком строго следовать букве закона… И это будет не так опасно, как продажа колье. Немного успокоенная своими замыслами, Марианна, отдала честь кушаньям, едва проглотив последнюю ложку крема, почувствовала себя гораздо лучше. Ее одежда просохла. Тепло и сытная езда вернули гибкость ее задубевшим от холода и долгой верховой езды мускулам. Сладкая дремота разлилась по телу, отяжелевшие веки опустились…
Внезапно она вздрогнула и быстро овладела собой. Какой-то мужчина спускался по лестнице с верхнего этажа, где были комнаты для постояльцев.
Маленький, худой, с землистым цветом лица и впалой грудью, новоприбывший был не старше пятидесяти лет, но заметно плохое состояние здоровья придавало ему старческий облик. Двое слуг сопровождали его по сторонам с заботливостью людей из хорошего дома, готовых в любой момент оказать помощь своему хозяину. По его старомодной одежде, туфлям на красных каблуках, по парику с косичкой и шляпе с тремя завитками можно было угадать эмигранта. И это был действительно один из них. Марианна узнала его. Накануне он присутствовал на ее свадьбе в обществе монсеньора де Талейран-Перигора. Это был герцог д'Авари, фаворит и доверенное лицо короля Людовика XVIII, Кастор этого Поллукса, Сюлли без амплуа при этом неудавшемся Генрихе IV.
Вчера глухой кашель герцога много раз нарушал ход церемонии, и тот же кашель сопровождал его, когда он медленно пересекал зал гостиницы. Ни для кого не было секретом, что герцог д'Авари умирал от чахотки.
Не замечая Марианны, он тяжело опустился за соседний столик, занятый до сих пор мужчиной средних лет, поднявшимся приветствовать его. Первые же слова, которыми они обменялись, заставили девушку навострить уши.
Отодвинув с отвращением стоящее на столе блюдо с ароматной бараниной, герцог сделал глоток чая, затем вздохнул:
— Вы нашли судно, мой добрый Бишоп?
— Я нашел судно, Ваша милость, но не без труда, — ответил мужчина с отчаянным уэльским акцентом. — Это простой шмуглер-контрабандист, португалец. Но у его шхуны хороший ход, и она достаточно комфортабельна. Он согласился отвезти вас на остров Мадейра. Мы поднимем парус этой ночью, при приливе.
Глубокий вздох д'Авари означал скорей покорность, чем радость.
— Ну хорошо… Мне остается только надеяться на мягкий климат этого острова. Если Бог пожелает, я, может быть, поправлюсь.
Но Марианна не слушала дальше. Ее охватила радость надежды. Этот человек уезжал, к его услугам было судно, хозяин которого, контрабандист, вряд ли будет строг к выполнению формальностей. Это было спасение для нее, непредвиденная удача, и ее нельзя выпускать из рук. Затаив дыхание, она притаилась в своем углу, выжидая удобный момент, чтобы заявить о себе. Такой большой человек, как герцог, не может не посочувствовать ее беде. Если он захочет, она будет за ним ухаживать, станет его служанкой, сиделкой… Она готова на любые жертвы в ответ на участливо протянутую руку.
Мужчины закончили трапезу и молчали. Затем герцог потребовал еще чая, а Бишоп заявил, что он сообщит новость монсеньору де Талейрану, который проводит своего друга Авари до порта, но в настоящее время занятому с группой эмигрантов, проживающих в городе.
Зал мало-помалу пустел. Герцог был в одиночестве. И Марианна решила, что подходящий момент наступил. Она поднялась.
Новый приступ кашля сотрясал престарелого дворянина, когда фигура девушки возникла рядом.
— Ваша милость… умоляю вас! Мне надо поговорить с вами….
Лицо его покраснело от натуги, глаза были, полны слез.
— Что вам… угодно? Оставьте… меня! — с трудом выговорил он.
Вместо ответа она проскользнула на освободившееся место Бишопа, плеснула немного воды в кубок и подала герцогу.
— Выпейте медленно, это вас успокоит. Затем мы поговорим.
Совершенно непроизвольно он послушался ее, и постепенно к нему вернулся нормальный цвет лица. Большим фуляровым платком он осушил пожелтевший влажный лоб.
— Благодарю, — пробормотал он. — Чем могу быть полезен?
Она нагнулась так, чтобы пламя полностью осветило ее лицо.
— Посмотрите на меня, господин герцог. Вчера в Селтон-Холле вы присутствовали на моей свадьбе, а сегодня… я погибну, если вы не поможете мне.
Под грузом давящего на нее страха голос у Марианны на последних словах совсем охрип, в то время как в тусклых глазах дворянина мелькнули искорки изумления.
— Мадемуазель д'Ассельна?.. Я хочу сказать, леди Кранмер! Каким образом вы оказались здесь? Что произошло?
— Величайшее несчастье. Еще вчера у меня были дом, богатство, муж, имя. Из всего этого не осталось ничего.
— Ничего? Как это могло случиться?
— Дом сгорел, богатство похитили, муж убит, и одно его имя приводит меня в ужас.
Спеша, с трудом удерживая волнение, Марианна изложила герцогу историю страшной ночи. Во время рассказа ее вновь охватили ужас и горе. Она была, по существу, еще ребенком, подавленным свалившимися на него тяжелыми испытаниями. Ей хотелось довериться даже этому чужому человеку, хотя в нем не было заметно выражения сочувствия. Наоборот, по мере рассказа девушка с огорчением заметила, как его усталое лицо окаменело, а в глазах появилось недоверие. Он не верил ей, это ясно!.. Она вложила весь жар души в призыв о помощи, но когда она кончила, герцог удовольствовался сухим замечанием:
— Удивительная история, действительно! Итак, вы убили мужа на дуэли? Вы думаете, вам кто-нибудь поверит?
— Вы, господин герцог! Ведь это правда! Он смертельно оскорбил меня. Я вызвала его на дуэль, затем убила!
Авари устало пожал плечами.
— Дитя мое, вам надо было придумать что-нибудь другое! Ни один мужчина, достойный этого имени, не согласится . скрестить оружие с женщиной. Кто слышал когда-либо о женщине, фехтующей так хорошо, чтобы убить полного сил мужчину? Никто, со времен Жанны д'Арк. Мне кажется, вы не Жанна д'Арк?
Ирония дворянина обидела Марианну. Она горестно упрекнула:
— Вы не правы, насмехаясь надо мной, господин герцог. Клянусь перед Богом, который меня слышит, что я сказала только правду'.
— Не клянитесь! Я не верю клятвам. Вы, женщины, раздаете их налево и направо.
— Ладно, если я лгу, что же, по-вашему, произошло?
— Я вам скажу это. Ваш супруг играл и проиграл ваше состояние. Мне достаточно известна репутация лорда Кран-мера, чтобы поверить в это. Но вместо того, чтобы пойти к вам и уведомить о случившемся, он отправился к своей кузине. Все знают, что он ее любовник. Вы их захватили врасплох. Тогда, обезумев от ревности и гнева, вы прокололи вашего мужа, оглушили его кузину и, чтобы быть уверенной в их смерти, подожгли замок. Не все ли вам было равно? Он уже не принадлежал вам.
— Вы забыли Язона Бофора… и позорную сделку, совершенную с ним лордом Кранмером…
— …и которая существует только в вашем воображении. Вы, очевидно, думаете этим оправдать свои преступные действия?
— Но он может засвидетельствовать мое чистосердечие. Он знает, что я сказала правду.
— В таком случае смело отдайтесь в руки правосудия и потребуйте отыскать его. Он засвидетельствует вашу правоту, и справедливость восторжествует.
— Но где прикажете его искать? — воскликнула Марианна в отчаянии. — Ведь он моряк… пират, без сомнения… а море так велико!
— Если я правильно понял вашу историю, это моряк, у которого нет больше корабля. Ему необходимо достать новый или заказать. Ищите в портах Англии, и вам не составит труда найти его.
— Вы предлагаете мне разыскивать человека, которого я ненавижу, который все отнял у меня и хотел обесчестить? Вы хотите, чтобы я просила его помощи, его доказательств моей непричастности к преступлению, которого я не совершила?
Герцог д'Авари тяжело поднялся, расправляя свое старомодное жабо.
— Но я абсолютно ничего не хочу, моя дорогая! Просто это ваш единственный шанс.
— Потому что вы не хотите взять меня с собой, не правда ли?
Прежде чем ответить, Авари с трудом размял худые руки.
— И не думайте об этом! Я уезжаю, это решено. Но я по-прежнему остаюсь доверенным лицом Его Величества Людовика XVIII. Положение короля таково, что никакая мелочь не должна его скомпрометировать. И вы хотите, чтобы я — его друг, я, Антуан де Беспад, герцог д'Авари, покровительствовал убийце, разыскиваемой английской полицией? Вы положительно сошли с ума!
— Мои родители отдали кровь за своих монархов. А я, их дочь, бесплодно взываю о помощи. Король настолько же мой, как и ваш. Он должен оказать помощь и содействие мне, дочери д'Ассельна, — высокомерно выкрикнула девушка.
— Выйдя замуж, вы стали англичанкой. Король Франции ничем не может вам помочь. Он должен приберегать остатки своего могущества для тех, кто их достоин!
Суровость старого герцога подействовала удручающе на Марианну. Она вдруг почувствовала усталость от этой изнурительной борьбы с человеком, не желавшим ее понимать. В безнадежной попытке она пожаловалась:
— Кто бы узнал, если бы вы мне помогли? Я же не прошу отвезти меня на Мадейру. Просто высадите меня на любом берегу… даже на французском, не все ли равно?
— Вам в самом деле все равно? Но вы забываете об ищейках Бонапарта! Для них я только эмигрант, непримиримый. Я рискую головой, подойдя к берегам родины. Но если вы считаете это необходимым, то можете без труда даже здесь найти рыбаков-контрабандистов, которые за приличное вознаграждение согласятся перебросить вас в какую-нибудь бретонскую или нормандскую бухту.
Марианна пожала плечами.
— А что я буду делать во Франции? У меня там нет никаких родственников! Впрочем, у меня их вообще нигде нет.
Покрасневшие глаза дворянина иронически прищурились. 0н сухо рассмеялся.
— Нет родственников? Как же! Я знаю по меньшей мере двух человек, связанных с вами одной кровью.
— Двух человек? Как это может быть? Мне никто никогда об этом не говорил.
— Потому что действительно нечем было хвалиться! Я полагаю, что леди Селтон предпочла забыть об этой ветви вашего рода, но у вас есть две кузины, причем одна ближе к вам, чем другая. Зато другая — такая влиятельная!
Забыв неприязнь, которую внушал ей старый сеньор, Марианна спросила с внезапным пылом:
— Кто они? Говорите быстрее!
— Ах, это вас интересует?! Не удивительно! И после всего, что я узнал о вас, вы должны иметь успех у этих дам. Одна из них — старая сумасбродка, двоюродная сестра вашего бедного отца. Ее зовут Аделаида д'Ассельна. Это старая дева. Она уже давно порвала все связи со своей семьей из-за овладевших ею ниспровергательных идей. Ее друзей звали Лафайет, Байи, Мирабо… Все те отверженные, свалившие французский трон, находили приют в ее доме в Марэ. Во время террора она должна была, я думаю, скрываться, чтобы избежать гильотины, которая с таким же аппетитом пожирала первых деятелей Революции, как и более благородные жертвы. Но я предполагаю, что она должна вновь появиться. И я не буду особенно удивлен, узнав, что она превратилась в верную подданную Бонапарта! Что касается другой… то она совсем близка к корсиканскому чудовищу.
Влекомая непреодолимым желанием почувствовать себя не такой одинокой и отверженной, Марианна толкнула заскрипевшую решетку и прижалась щекой к влажному холодному камню, как некогда маленькая девочка, жаждавшая ласки, прижималась к юбке из серого шелка.
— Тетушка Эллис? — простонала она. — Тетушка Эллис… за что?
Кто же мог ответить на этот вопрос испуганного ребенка? Почему ее безмятежную жизнь смело это непоправимое бедствие? Марианна испытала ужас пассажира, вырванного ураганом из теплой постели на казавшемся неуязвимом корабле и очутившегося среди бушующего океана между обломками.
Но напрасно пыталась она согреться у мрамора мавзолея. Его камни оставались холодными и немыми. Однако Марианна чувствовала, что оторваться от них будет тяжело. Когда она уедет, она оставит за собой все свое детство и все то, что она считала своим счастьем.
Увы! Время подгоняло. Снизу из замка стали доноситься крики и призывы. Беглянку должны были уже искать. И внезапно из-за деревьев поднялись густые клубы дыма, затем длинный язык пламени лизнул небо. Марианна спряталась за гробницей.
— Пожар! — прошептала она. — Пожар в Селтоне.
Как это могло произойти? Первым побуждением было броситься к горящему родному дому, но затем прилив мрачной радости остановил ее. Пусть уж лучше сгорит древнее благородное обиталище, чем увидеть его в руках американца! Так будет лучше! Таким образом, от всего, что ей было дорого, останется только глубокая рана в сердце, только эта гробница из белого мрамора… Непрерывно вытирая катившиеся — по щекам слезы, Марианна подошла к лошади и тяжело взобралась в седло. Она вдруг подумала о своем бегстве из будуара. Она не знала, как ей удалось оттуда выбраться, она вспомнила только глухой шум переворачиваемой ею мебели. Канделябр, стоявший на столе!.. Сбросила ли она его на пол? Была ли она невольной причиной пожара? У нее промелькнула мысль о двух оставленных в комнате телах, но она тут же прогнала ее. Франсис был мертв! Какая разница, если его тело превратится в пепел. Что касается Иви, то Марианна испытывала к ней только дикую ненависть.
Поднявшись на стременах, девушка некоторое, время наблюдала над верхушками деревьев зарево пожара. Крыши Селтона вырисовывались на нем, как на истекающей кровью заре. Слышались неразборчивые крики, призывы, но для Марианны густой зеленый барьер, задерживавший их, стал как бы символом неизбежности, отделяющей ее отныне от того, рушащегося мира. Да, это было неизбежностью, но беглянка, осознав, как много времени она потеряла, с прощальным жестом в сторону мавзолея пришпорила лошадь и устремилась в глубь леса. Встречный ветер засвистел в ушах, заглушая шум пожара.
Единственный, кто мог что-нибудь сделать для нее в этом ужасном положении, был крестный отец. Чтобы спастись, Марианне необходимо было покинуть Англию. Вот аббат де — Шазей и мог помочь в этом. К несчастью, он уехал, без сомнения, надолго. Вчера вечером он объявил о своем намерении поехать в Рим, куда его вызывает папа, и, обнимая свою крестницу в момент прощания, он сказал, что отплывает из Плимута утром. Марианне во что бы то ни стало надо было попасть на его корабль.
К счастью для нее, девушка превосходно знала местность. Малейшие тропинки, самые маленькие ручейки — все было ей знакомо. Она сильно сократила путь, поехав через лес дорогой, которая вывела ее прямо к Тотну. Отсюда оставалось чуть больше двадцати миль до большого приморского города, куда она стремилась, но у ее лошади, одной из лучших в селтонских конюшнях, были крепкие ноги.
Ночь уже не казалась такой темной. Усилившийся дождь вызвал туман, а спрятавшаяся за густыми тучами луна все-таки давала достаточно света, чтобы Марианна легко находила путь. Припав к шее лошади, надвинув капюшон на глаза, она подставила согнутую спину ливню, отдавая все внимание дороге.
Когда из ночи возникли призрачные башни древнего нормандского замка, возвышавшегося среди белых домиков большой деревни, Марианна взяла влево, в направлении холмов, и во весь галоп помчалась к морю.
Мальчик протянул руку, показывая что-то на рейде.
— Посмотрите! Вон «Коршун». Он огибает мыс и входит в пролив.
Волна отчаяния захлестнула Марианну. Слишком поздно!.. Аббат де Шазей уже отплыл, когда, измученная, задыхающаяся, она скорее упала, чем соскочила с лошади на Барбикене — старой набережной Плимута. Там, на сверкающих водах среди поднятых ветром небольших волн, под всеми парусами выходил на морской простор люгер, уносящий ее последнюю надежду. На всякий случай она спросила мальчишку:
— Ты уверен, что французский священник сел на этот корабль?
С важным видом мальчуган простер руки и сплюнул.
— Так же, как и то, что меня зовут Том Мэйв! Это же я тащил его багаж из «Якоря и Короны!» Хотите, я проведу вас туда? Это лучший постоялый двор в городе, совсем рядом с церковью Св. Андрея.
Движением головы Марианна отказалась, и мальчишка отошел, пожав плечами и бормоча что-то невразумительное в адрес «проклятых женщин», которые сами никогда не знают, чего хотят. Ведя лошадь на поводу, девушка сделала несколько шагов и присела на одну из тех каменных тумб, к которым пришвартовывают суда. Она чувствовала себя полностью опустошенной. Вдали на зеленой воде маленький кораблик мало-помалу исчезал в лучах бледного солнца родившегося осеннего дня, который укрыл голубоватым туманом окружавшие залив холмы. Это был конец!.. На английской земле у нее не осталось больше ни одного друга, от кого было ожидать какой-нибудь помощи! Теперь она должна рассчитывать только на себя одну. И надо бежать, бежать как можно быстрее… но куда?
Понемногу пустынный Барбикен оживился. Причаливали рыбацкие суденышки, сгружались корзины, полные камбалы и соли, сверкающие каплями воды, ящики, в которых цвета гранита крабы размахивали черными клешнями, связки зеленоватых водорослей, усыпанных громадными фиолетовыми устрицами… Хозяйки под крыльями накрахмаленных чепцов сбегались с большими корзинами в руках. Они бросали на ходу удивленные взгляды на эту славную девушку, переодетую мальчиком, явно усталую, державшую за поводья чисточкровного скакуна.
Их молчаливое любопытство привело в себя Марианну, которая встала, не в силах оставаться больше под этим перекрестным огнем. В то же время она почувствовала невероятный голод. Толчком к этому послужило, очевидно, зрелище рыбного изобилия, дразнящий запах моря, свежий вечер. Что бы ни произошло, а желудок требовал своего, особенно желудок семнадцатилетней хозяйки. Волнение помешало ей хорошо поесть на нелепом свадебном обеде накануне, и с тех пор у нее во рту ничего не было.
Накануне? Неужели только вчера она обвенчалась с Франсисом? Ей казалось, что целая вечность протекла после той церемонии. Всего несколько часов хватило, чтобы превратить ее последовательно в оскорбленную супругу, вдову, преступницу и, наконец, беглую, которую скоро начнут разыскивать, если только уже не идут по ее следу! Но никакие угрызения совести не волновали ее душу, когда она вспомнила тех, кто так жестоко оскорбил ее. Они заслужили наказание, и, поразив их, она только отомстила за поруганную честь, как поступил бы на ее месте любой из ее рода. Только когда она думала о Франсисе, в глубине сердца ощущалось мимолетное расстройство, подобное тому, которое с привкусом горечи во рту появляется на краю пропасти. Усилием воли она отогнала мрачные мысли. Изо всех сил, со всей энергией молодости Марианна хотела победить ожесточившуюся против нее судьбу, а для этого надо было жить. И прежде всего поесть, немного отдохнуть и раскинуть умом. Она обвела глазами вокруг в поисках мальчугана, но тот исчез. Тут она вспомнила его слова: «…постоялый двор „Якорь и Корона“ лучший в Плимуте… рядом с церковью Св. Андрея». Действительно, она заметила над вздымающимися крышами домов шпиль готической башни, принадлежавшей, без сомнения, старинному католическому собору. Узкая кривая улочка повела ее туда, и вскоре ей открылась почтенная голубятня, маленькие сверкающие окна и внушительная вывеска старинного трактира, имевшего очень красивый внешний вид. Бросив поводья в руки появившегося словно из-под земли конюха, Марианна вошла в гостиницу, спустилась по лестнице и очутилась в обширном приветливом общем зале, декорированном сверкающими медными и оловянными украшениями, где вокруг большого табльдота расположилось множество маленьких столиков, покрытых белоснежными скатертями. В камине пылал гигантский костер из торфа. И череда краснощеких, крепко сбитых служанок, озаряемых огнем, направлялась в комнату с тяжелыми блюдами в руках.
Посетителей пока еще было мало. Марианна воспользовалась этим, чтобы занять столик, полуприкрытый выступающей частью камина. Немедленно подбежавшей служанке она заказала устриц, краба, чашку густого яичного крема и любимую девонскую запеканку вместе с чаем и двойным хлебом. Затем, когда девушка, шурша накрахмаленными юбками, ушла выполнять заказ, она попыталась разобраться в создавшейся ситуации. То, что с ней произошло, было настолько неправдоподобно! И ее любимые романы были бессильны здесь помочь. Ни в одном она не встречала ничего подобного. Правда, у нее было немного денег, но как мало! Они позволят продержаться не больше недели. Надо было еще добыть паспорт, минуя полицию графства, и найти любой корабль, который согласится подвергнуться серьезному риску нападения французских корсаров, старающихся заставить всех уважать континентальную блокаду, объявленную Англии три года назад Наполеоном. На все это требовались деньги, большие деньги, без сомнения… Было, правда, жемчужное колье, захваченное Марианной. Но если она продаст его здесь, помимо опасности, что ветер донесет сюда запах гари из той комнаты и вопросов, на которые придется отвечать, у нее больше не останется ничего ценного, чтобы прожить в стране, где она хотела укрыться или скорее куда ее направит судьба. Не все ли равно, в конце концов, где она найдет пристанище. Лишь бы между нею и веревкой палача оказалось непреодолимое расстояние. Надо» все-таки сохранить колье.
Вдруг она вспомнила о своем четвероногом спутнике. Это было ценное животное. Продав его, она получит, возможно, достаточно денег, чтобы оплатить проезд на каком-нибудь судне, хозяин которого не будет слишком строго следовать букве закона… И это будет не так опасно, как продажа колье. Немного успокоенная своими замыслами, Марианна, отдала честь кушаньям, едва проглотив последнюю ложку крема, почувствовала себя гораздо лучше. Ее одежда просохла. Тепло и сытная езда вернули гибкость ее задубевшим от холода и долгой верховой езды мускулам. Сладкая дремота разлилась по телу, отяжелевшие веки опустились…
Внезапно она вздрогнула и быстро овладела собой. Какой-то мужчина спускался по лестнице с верхнего этажа, где были комнаты для постояльцев.
Маленький, худой, с землистым цветом лица и впалой грудью, новоприбывший был не старше пятидесяти лет, но заметно плохое состояние здоровья придавало ему старческий облик. Двое слуг сопровождали его по сторонам с заботливостью людей из хорошего дома, готовых в любой момент оказать помощь своему хозяину. По его старомодной одежде, туфлям на красных каблуках, по парику с косичкой и шляпе с тремя завитками можно было угадать эмигранта. И это был действительно один из них. Марианна узнала его. Накануне он присутствовал на ее свадьбе в обществе монсеньора де Талейран-Перигора. Это был герцог д'Авари, фаворит и доверенное лицо короля Людовика XVIII, Кастор этого Поллукса, Сюлли без амплуа при этом неудавшемся Генрихе IV.
Вчера глухой кашель герцога много раз нарушал ход церемонии, и тот же кашель сопровождал его, когда он медленно пересекал зал гостиницы. Ни для кого не было секретом, что герцог д'Авари умирал от чахотки.
Не замечая Марианны, он тяжело опустился за соседний столик, занятый до сих пор мужчиной средних лет, поднявшимся приветствовать его. Первые же слова, которыми они обменялись, заставили девушку навострить уши.
Отодвинув с отвращением стоящее на столе блюдо с ароматной бараниной, герцог сделал глоток чая, затем вздохнул:
— Вы нашли судно, мой добрый Бишоп?
— Я нашел судно, Ваша милость, но не без труда, — ответил мужчина с отчаянным уэльским акцентом. — Это простой шмуглер-контрабандист, португалец. Но у его шхуны хороший ход, и она достаточно комфортабельна. Он согласился отвезти вас на остров Мадейра. Мы поднимем парус этой ночью, при приливе.
Глубокий вздох д'Авари означал скорей покорность, чем радость.
— Ну хорошо… Мне остается только надеяться на мягкий климат этого острова. Если Бог пожелает, я, может быть, поправлюсь.
Но Марианна не слушала дальше. Ее охватила радость надежды. Этот человек уезжал, к его услугам было судно, хозяин которого, контрабандист, вряд ли будет строг к выполнению формальностей. Это было спасение для нее, непредвиденная удача, и ее нельзя выпускать из рук. Затаив дыхание, она притаилась в своем углу, выжидая удобный момент, чтобы заявить о себе. Такой большой человек, как герцог, не может не посочувствовать ее беде. Если он захочет, она будет за ним ухаживать, станет его служанкой, сиделкой… Она готова на любые жертвы в ответ на участливо протянутую руку.
Мужчины закончили трапезу и молчали. Затем герцог потребовал еще чая, а Бишоп заявил, что он сообщит новость монсеньору де Талейрану, который проводит своего друга Авари до порта, но в настоящее время занятому с группой эмигрантов, проживающих в городе.
Зал мало-помалу пустел. Герцог был в одиночестве. И Марианна решила, что подходящий момент наступил. Она поднялась.
Новый приступ кашля сотрясал престарелого дворянина, когда фигура девушки возникла рядом.
— Ваша милость… умоляю вас! Мне надо поговорить с вами….
Лицо его покраснело от натуги, глаза были, полны слез.
— Что вам… угодно? Оставьте… меня! — с трудом выговорил он.
Вместо ответа она проскользнула на освободившееся место Бишопа, плеснула немного воды в кубок и подала герцогу.
— Выпейте медленно, это вас успокоит. Затем мы поговорим.
Совершенно непроизвольно он послушался ее, и постепенно к нему вернулся нормальный цвет лица. Большим фуляровым платком он осушил пожелтевший влажный лоб.
— Благодарю, — пробормотал он. — Чем могу быть полезен?
Она нагнулась так, чтобы пламя полностью осветило ее лицо.
— Посмотрите на меня, господин герцог. Вчера в Селтон-Холле вы присутствовали на моей свадьбе, а сегодня… я погибну, если вы не поможете мне.
Под грузом давящего на нее страха голос у Марианны на последних словах совсем охрип, в то время как в тусклых глазах дворянина мелькнули искорки изумления.
— Мадемуазель д'Ассельна?.. Я хочу сказать, леди Кранмер! Каким образом вы оказались здесь? Что произошло?
— Величайшее несчастье. Еще вчера у меня были дом, богатство, муж, имя. Из всего этого не осталось ничего.
— Ничего? Как это могло случиться?
— Дом сгорел, богатство похитили, муж убит, и одно его имя приводит меня в ужас.
Спеша, с трудом удерживая волнение, Марианна изложила герцогу историю страшной ночи. Во время рассказа ее вновь охватили ужас и горе. Она была, по существу, еще ребенком, подавленным свалившимися на него тяжелыми испытаниями. Ей хотелось довериться даже этому чужому человеку, хотя в нем не было заметно выражения сочувствия. Наоборот, по мере рассказа девушка с огорчением заметила, как его усталое лицо окаменело, а в глазах появилось недоверие. Он не верил ей, это ясно!.. Она вложила весь жар души в призыв о помощи, но когда она кончила, герцог удовольствовался сухим замечанием:
— Удивительная история, действительно! Итак, вы убили мужа на дуэли? Вы думаете, вам кто-нибудь поверит?
— Вы, господин герцог! Ведь это правда! Он смертельно оскорбил меня. Я вызвала его на дуэль, затем убила!
Авари устало пожал плечами.
— Дитя мое, вам надо было придумать что-нибудь другое! Ни один мужчина, достойный этого имени, не согласится . скрестить оружие с женщиной. Кто слышал когда-либо о женщине, фехтующей так хорошо, чтобы убить полного сил мужчину? Никто, со времен Жанны д'Арк. Мне кажется, вы не Жанна д'Арк?
Ирония дворянина обидела Марианну. Она горестно упрекнула:
— Вы не правы, насмехаясь надо мной, господин герцог. Клянусь перед Богом, который меня слышит, что я сказала только правду'.
— Не клянитесь! Я не верю клятвам. Вы, женщины, раздаете их налево и направо.
— Ладно, если я лгу, что же, по-вашему, произошло?
— Я вам скажу это. Ваш супруг играл и проиграл ваше состояние. Мне достаточно известна репутация лорда Кран-мера, чтобы поверить в это. Но вместо того, чтобы пойти к вам и уведомить о случившемся, он отправился к своей кузине. Все знают, что он ее любовник. Вы их захватили врасплох. Тогда, обезумев от ревности и гнева, вы прокололи вашего мужа, оглушили его кузину и, чтобы быть уверенной в их смерти, подожгли замок. Не все ли вам было равно? Он уже не принадлежал вам.
— Вы забыли Язона Бофора… и позорную сделку, совершенную с ним лордом Кранмером…
— …и которая существует только в вашем воображении. Вы, очевидно, думаете этим оправдать свои преступные действия?
— Но он может засвидетельствовать мое чистосердечие. Он знает, что я сказала правду.
— В таком случае смело отдайтесь в руки правосудия и потребуйте отыскать его. Он засвидетельствует вашу правоту, и справедливость восторжествует.
— Но где прикажете его искать? — воскликнула Марианна в отчаянии. — Ведь он моряк… пират, без сомнения… а море так велико!
— Если я правильно понял вашу историю, это моряк, у которого нет больше корабля. Ему необходимо достать новый или заказать. Ищите в портах Англии, и вам не составит труда найти его.
— Вы предлагаете мне разыскивать человека, которого я ненавижу, который все отнял у меня и хотел обесчестить? Вы хотите, чтобы я просила его помощи, его доказательств моей непричастности к преступлению, которого я не совершила?
Герцог д'Авари тяжело поднялся, расправляя свое старомодное жабо.
— Но я абсолютно ничего не хочу, моя дорогая! Просто это ваш единственный шанс.
— Потому что вы не хотите взять меня с собой, не правда ли?
Прежде чем ответить, Авари с трудом размял худые руки.
— И не думайте об этом! Я уезжаю, это решено. Но я по-прежнему остаюсь доверенным лицом Его Величества Людовика XVIII. Положение короля таково, что никакая мелочь не должна его скомпрометировать. И вы хотите, чтобы я — его друг, я, Антуан де Беспад, герцог д'Авари, покровительствовал убийце, разыскиваемой английской полицией? Вы положительно сошли с ума!
— Мои родители отдали кровь за своих монархов. А я, их дочь, бесплодно взываю о помощи. Король настолько же мой, как и ваш. Он должен оказать помощь и содействие мне, дочери д'Ассельна, — высокомерно выкрикнула девушка.
— Выйдя замуж, вы стали англичанкой. Король Франции ничем не может вам помочь. Он должен приберегать остатки своего могущества для тех, кто их достоин!
Суровость старого герцога подействовала удручающе на Марианну. Она вдруг почувствовала усталость от этой изнурительной борьбы с человеком, не желавшим ее понимать. В безнадежной попытке она пожаловалась:
— Кто бы узнал, если бы вы мне помогли? Я же не прошу отвезти меня на Мадейру. Просто высадите меня на любом берегу… даже на французском, не все ли равно?
— Вам в самом деле все равно? Но вы забываете об ищейках Бонапарта! Для них я только эмигрант, непримиримый. Я рискую головой, подойдя к берегам родины. Но если вы считаете это необходимым, то можете без труда даже здесь найти рыбаков-контрабандистов, которые за приличное вознаграждение согласятся перебросить вас в какую-нибудь бретонскую или нормандскую бухту.
Марианна пожала плечами.
— А что я буду делать во Франции? У меня там нет никаких родственников! Впрочем, у меня их вообще нигде нет.
Покрасневшие глаза дворянина иронически прищурились. 0н сухо рассмеялся.
— Нет родственников? Как же! Я знаю по меньшей мере двух человек, связанных с вами одной кровью.
— Двух человек? Как это может быть? Мне никто никогда об этом не говорил.
— Потому что действительно нечем было хвалиться! Я полагаю, что леди Селтон предпочла забыть об этой ветви вашего рода, но у вас есть две кузины, причем одна ближе к вам, чем другая. Зато другая — такая влиятельная!
Забыв неприязнь, которую внушал ей старый сеньор, Марианна спросила с внезапным пылом:
— Кто они? Говорите быстрее!
— Ах, это вас интересует?! Не удивительно! И после всего, что я узнал о вас, вы должны иметь успех у этих дам. Одна из них — старая сумасбродка, двоюродная сестра вашего бедного отца. Ее зовут Аделаида д'Ассельна. Это старая дева. Она уже давно порвала все связи со своей семьей из-за овладевших ею ниспровергательных идей. Ее друзей звали Лафайет, Байи, Мирабо… Все те отверженные, свалившие французский трон, находили приют в ее доме в Марэ. Во время террора она должна была, я думаю, скрываться, чтобы избежать гильотины, которая с таким же аппетитом пожирала первых деятелей Революции, как и более благородные жертвы. Но я предполагаю, что она должна вновь появиться. И я не буду особенно удивлен, узнав, что она превратилась в верную подданную Бонапарта! Что касается другой… то она совсем близка к корсиканскому чудовищу.