Одна пара, пришедшая на встречу со мной, какое-то время была на терапии у кого-то другого, но они все еще воевали. Раньше они постоянно воевали дома но когда они пришли ко мне, это происходило только в офисе терапевта. Возможно, терапевт сказал что-то вроде: "Теперь я хочу, чтобы вы приберегли все свои схватки для наших совместных сеансов, чтобы я мог наблюдать, как вы это делаете».
Я хотел понять, с чем были сопряжены ссоры – с терапевтом или с его офисом, поэтому провел с ними эксперимент. Я выяснил, что если они приходят в офис терапевта в его отсутствие, то не спорят; но если он проводит сеанс у них дома – спорят. Так что я просто сказал им, чтобы они больше не встречались с этим терапевтом. Это было простое решение, которое уберегло их от больших расходов и множества неприятностей.
Один из моих клиентов не мог разозлиться, потому что он бы тут же жутко испугался. Можно было сказать, что у него была фобия злости. Оказалось, что когда он был ребенком, то всякий раз, когда он злился, его родители приходили в ярость – и его испуг длился до середины следующей недели; так что эти два ощущения связались друг с другом. Он вырос и пятнадцать лет жил отдельно от родителей – но продолжал реагировать таким образом.
В мир личностного изменения я пришел из мира математики и информатики. Компьютерщики обычно не хотят, чтобы что-либо в их окружении имело какое-либо отношение к людям. Они относятся к этому, как к «пачканию рук». Им нравится работать с блестящими компьютерами и носить белые лабораторные куртки. Но я обнаружил, что нет лучшей модели того, каким образом работает мой мозг – особенно в смысле ограничений, – чем компьютер. Попытки заставить компьютер что-то сделать – неважно, сколь это «что-то» просто – очень похожи на попытки заставить что-то сделать человека.
Большинство из вас видели компьютерные игры. Даже простейшие из них программировать достаточно трудно, потому что приходится пользоваться теми очень ограниченными механизмами общения, которыми снабжена машина. Когда вы поручаете ей сделать нечто, что она в состоянии сделать, – ваша инструкция должна быть организована в точности таким образом, чтобы информацию можно было обработать так, чтобы компьютер мог выполнить задачу. Мозги, как и компьютеры, не относятся к типу «чего изволите?». Они делают в точности то, что им сказано делать, – а не то, чего вы от них хотите. Потом вы злитесь на них потому, что они не делают того, что вы имели в виду им приказать! Одна из задач программирования называется моделированием – чем я и занимаюсь. Задача моделирования – заставить компьютер делать нечто, что может делать человек. Как заставить машину что-либо оценивать, решить математическую задачу, включить или выключить свет в нужное время? Человеческие существа могут включать и выключать свет или решать задачи по математике. Некоторые делают это хорошо, другие иногда хорошо, а некоторые вообще не делают этого хорошо. Моделирующий пытается взять лучшую модель способа, каким человек выполняет задачу, и сделать ее доступной для машины. Меня не касается, действительно ли эта модель есть то, как люди решают задачу. Моделирующие не обязаны иметь в своем распоряжении истину. Все, что нам нужно иметь в своем распоряжении, – это нечто работающее. Мы – люди, создающие поваренные книги. Мы не хотим знать, почему это есть шоколадное пирожное; мы хотим знать, что в него положить, чтобы оно правильно получилось. Знание одного рецепта не означает, что нет множества других способов его приготовить. Мы хотим знать, как шаг за шагом прийти от ингредиентов к шоколадному пирожному. Еще мы хотим знать, как взять шоколадное пирожное и дойти обратно до ингредиентов, когда кто-то не хочет, чтобы у нас был рецепт.
Такого рода дробление информации – задача специалиста по информатике. Самая интересная информация, какую вы можете получить, это знание о субъективности другого человеческого существа. Если некто умеет делать нечто, то мы хотим промоделировать это поведение – и наши модели будут моделями субъективного опыта. «Что она делает внутри своей головы такого, чему я могу научиться?» Я не могу мгновенно заполучить годы ее опыта и обретенное в результате мастерство, но я могу быстро получить некую ценнейшую информацию о структуре того, что она делает.
Когда я впервые начал моделировать, казалось логичным выяснить, что уже известно психологии о том, как люди думают. Но, заглянув в психологию, я открыл, что эта область состоит преимущественно из огромного количества описаний того, как дисгармоничны люди. Было несколько смутных описаний того, что значит быть «цельной личностью», или «актуализированной», или «интегрированной» – но в основном там были описания различных типов человеческой дисгармоничности.
Нынешний «Диагностический и Статистический Справочник III», применяемый психиатрами и психологами, содержит более 450 страниц описаний того, как люди могут быть дисгармоничны, – но ни единой страницы, описывающей здоровье. Шизофрения – очень престижный способ быть дисгармоничным; кататония – очень спокойный способ. Хотя истерический паралич был очень популярен во время первой мировой войны, сейчас он не в моде; его только случайно можно обнаружить у очень малообразованных иммигрантов, которые не идут в ногу со временем. Вы счастливчик, если можете найти его сейчас. За последние семь лет я видел лишь пять случаев – и два из них я сделал сам с помощью гипноза. В настоящий момент «пограничное состояние» – очень популярный способ быть дисгармоничным. Это значит, что вы недостаточно псих, но также и недостаточно нормальны – как будто не каждый таков! Раньше, в пятидесятых, после «Трех лиц Евы», у множественных личностей их всегда было три. Но с тех пор, как прошла «Сибилла», у которой было семнадцать личностей, мы видим больше множественных – и у всех больше трех.
Если вы думаете, что я придираюсь к психологам, – то ли еще будет. Видите ли, мы все в сфере компьютерного программирования такие сдвинутые, что можем привязаться к кому угодно. Любой, кто посидит перед компьютером двадцать четыре часа в сутки, пытаясь свести опыт к нулям и единицам, столь далек от мира нормальных человеческих переживаний, что я могу говорить о ком-то «псих» – и это цветочки.
Давным-давно я решил, что, поскольку я не смог найти никого столь же сдвинутого, сколь я сам, люди не должны быть на самом деле дисгармоничны. Что я заметил с тех пор – так это, что люди превосходно устроены. Мне может не нравиться то, что они делают, или им это может не нравиться – но они способны проделывать это систематически, снова и снова. Они не дисгармоничны; они просто делают нечто отличное от того, что нам – или им – хочется, чтобы происходило.
Если вы создаете действительно живые образы в своем мозгу – особенно если вы можете создавать их вовне – вы можете научиться быть гражданским инженером или психотиком. Один зарабатывает больше, чем другой, но ему не так интересно. В том, что делают люди, есть структура; и если вы можете уяснить эту структуру, то можете понять, как ее изменить. Можно еще подумать о контекстах, в которых замечательно было бы иметь эту структуру. Подумайте об оттягивании со дня на день. Что если бы вы использовали этот навык, чтобы отложить на потом неприятное переживание, когда вас кто-то оскорбляет? «О, я знаю, что должен сейчас плохо себя почувствовать; сделаю это позже». Что если бы вы оттянули акт поедания шоколадного пирожного и мороженого навечно – у вас просто руки так и не дошли до них.
Однако большинство людей так не думают. Подлежащая основа большей части психологии – это:"В чем проблема?» После того как психолог нашел проблеме название, он хочет узнать, когда вы сломались и что вас сломало. Тогда он думает, что знает, почему вы сломаны.
Если вы предположите, что некто сломан, то следующая задача – выяснить, можно ли его починить. Психологов никогда особо не интересовало, как вы сломались или как вы продолжаете поддерживать состояние сломанности.
Другая трудность с большей частью психологии состоит в том, что она изучает сломанных людей, чтобы понять, как их починить. Это похоже на исследование всех машин на свалке с целью понять, как заставить машины лучше ездить. Если вы изучите кучу шизофреников, вы можете узнать, как получается действительно хорошая шизофрения, – но вы не узнаете о том, чего у них не получается.
Обучая персонал психиатрической больницы, я предложил, чтобы они изучали своих шизофреников лишь столько времени, сколько нужно, чтобы понять, чего те не в состоянии делать. После этого они должны изучить нормальных людей, чтобы понять, как последние делают эти вещи, – так чтобы суметь научить этому шизофреников.
Например, у одной женщины была следующая проблема: если она что-нибудь себе придумывала, то несколькими минутами позже не могла отличить этого от воспоминания о чем-то, происшедшем в действительности. Когда она видела внутреннюю картину, у нее не было способа различить, было ли это нечто действительно ею виденное – или же то, что она вообразила. Это сбивало ее с толку и пугало сильнее любого фильма ужасов. Я предложил ей, придумывая картины, обводить их черной рамкой – чтобы, когда она потом их вспомнит, они отличались бы от других. Она попробовала, и это прекрасно сработало – за исключением тех картин, что она придумала до того, как я дал ей совет. Однако это было хорошее начало. Как только я сказал ей, что именно сделать, – она смогла сделать это идеально. И тем не менее история ее болезни была дюймов в шесть толщиной и содержала двенадцать лет психологического анализа и описаний того, как она дисгармонична. Они искали «глубокий скрытый внутренний смысл». Они слишком долго изучали поэзию и литературу. Изменение штука куда более простая, если вы знаете, что делать.
Большинство психологов думают, что общаться с сумасшедшими трудно. Это отчасти верно, но отчасти это еще и результат того, что они с сумасшедшими делают. Если некто ведет себя немного странно – его удаляют с воли, накачивают транквилизаторами и помещают в закрытые бараки вместе с еще тридцатью другими. За ним наблюдают 72 часа и говорят:"Черт! Он странно себя ведет». Ну, уж из нас-то никто, конечно, не повел бы себя странно.
Сколькие из вас прочли статью «Нормальные люди в безумных местах»? Социолог предложил группе здоровых, счастливых, готовых к выпуску студентов поступить в психиатрические больницы – ради эксперимента. У всех были диагностированы серьезные проблемы. Большинство из них выбиралось обратно с колоссальными трудностями, поскольку персонал считал, что желание выбраться было проявлением их болезни. И вы говорите о «Ловушке-22»! Пациенты сознавали, что эти студенты не были сумасшедшими; персонал – нет.
Несколько лет назад, когда я присматривался к различным методам изменения, большинство людей считали, что психологи и психиатры – это эксперты по личностному изменению. Мне казалось, что многие из них являют собой куда лучшие примеры психозов и неврозов. Вы когда-нибудь видели их? Как насчет инфантильной либидинозной реакции-формации? Любой, кто может говорить на этом языке, не имеет права называть других людей психами.
Многие психологи считают, что кататоники – действительно тяжелый случай, потому что их невозможно заставить общаться с вами. Они просто сидят в одной и той же позиции, даже не двигаясь, до тех пор, пока их кто-нибудь не сдвинет. На самом деле заставить кататоника общаться с вами очень легко. Все, что нужно сделать, – это треснуть его молотком по руке. Когда вы поднимете молоток, чтобы треснуть еще раз, – он отдернет руку и скажет:"Не делайте этого со мной!» Это не значит, что он «вылечился», но теперь он в том состоянии, в котором вы можете с ним общаться. Это начало.
Как-то раз я попросил местных психиатров прислать ко мне странных клиентов, с которыми у них возникали трудности. Я обнаружил, что с действительно странными клиентами работать проще – в конечном счете. Я считаю, что проще работать с отъявленным шизофреником, чем заставить «нормального» человека бросить курить, если он этого не хочет. Кажется, что психотики непредсказуемы, что они беспорядочно впрыгивают в свое безумие и выпрыгивают из него. Однако – как и все остальное в человеческом поведении
– психоз имеет упорядоченную структуру. Даже шизофреник не проснется в один прекрасный день маниакально-депрессивным психотиком. Если вы изучили, как работает эта структура, то можете впрыгивать его туда и обратно. Если вы достаточно хорошо ее изучили, то можете даже сами это проделывать. Если вы когда-нибудь захотите получить комнату в переполненной гостинице – нет способа эффективнее психотического припадка. Однако советую вам суметь выйти из припадка обратно, иначе комната, которую вы получите, будет обита войлоком.
Я всегда считал самым полезным подходом к психозу подход Джона Розена: войти в реальность психотика и потом испортить ее ему. Существует множество способов, какими это можно делать, и не все они очевидны. Например, у меня был один парень, который слышал из электрических розеток голос, заставлявший его делать разные вещи. Я вычислил, что, если я сделаю его галлюцинации реальностью, – он больше не будет шизофреником. Поэтому я спрятал динамик в розетку в своей приемной. Когда он вошел в комнату, розетка сказала:"Привет». Парень обернулся, посмотрел на нее и сказал: "Ты звучишь по-другому».
«Я новый голос. Ты думал, есть только один?»
«Откуда ты взялся?»
«Не твое дело».
Это заставило его сдвинуться. Поскольку он обязан был повиноваться, я использовал этот новый голос, чтобы давать ему инструкции, в которых он нуждался для изменения своего поведения. Беря реальность в свои руки, большинство людей реагируют на нее. Когда я беру реальность в руки, я ее искажаю! Я не верю, что люди дисгармоничны. Они просто обучены делать то, что делают. Многое из того, чему обучены люди, весьма удивительно; и честно говоря, вне психиатрических больниц я встречаю такое гораздо чаще, чем внутри.
Большая часть человеческого опыта не относится к реальности – он относится к разделяемой реальности. Есть люди, которые приходят к моей двери, дают мне комичные религиозные книжки и говорят, что через две недели будет конец света. Они говорят с ангелами, они говорят с Богом – но их не считают сумасшедшими. Но если человека поймают говорящим с ангелом в одиночку – его называют безумцем, забирают в психбольницу и до отказа начиняют лекарствами. Когда вы придумываете новую реальность – убедитесь лучше, что у вас найдется несколько друзей, которые ее разделят; иначе у вас могут быть большие неприятности. Это одна из причин, по которым я преподаю НЛП. Я хочу иметь хоть несколько человек, разделяющих эту реальность, чтобы меня не забрали люди в белых халатах.
У физиков тоже есть разделяемая реальность. За этим исключением, не такая уж на самом деле большая разница – быть физиком или шизофреником. Физики тоже говорят о вещах, которых нельзя увидеть. Сколькие из вас видели атом, не говоря уже об элементарной частице? Есть отличие: физики обычно немного более опытны в обращении со своими галлюцинациями, которые они называют «моделями» или «теориями». Когда одна из их галлюцинаций оказывается под угрозой из-за новых данных, физики изъявляют чуточку больше желания отказаться от своих старых идей.
Большинство из вас учили модель атома, согласно которой существует ядро, сделанное из протонов и нейтронов, и элементы, летающие вокруг, подобно маленьким планетам. Еще в 20-х годах Нильс Бор получил за это описание Нобелевскую премию. В течение более 50 лет эта модель была основой колоссального количества открытий и изобретений – типа пластика тех ногахайдовских стульев, на которых вы сидите.
Довольно недавно физики решили, что Боровское описание атома неверно. Меня заинтересовало, собираются ли они отобрать его Нобелевскую премию обратно; но потом я выяснил, что Бор умер и деньги уже потратил. На самом деле изумительно то, что все открытия, сделанные благодаря «неправильной» модели, по-прежнему при нас. Ногахайдовские стулья не исчезли с лица земли в момент, когда физики изменили свое мнение. Физика обычно предлагается как очень «объективная» наука; но я замечаю, что физика меняется – а мир остается прежним. Так что должно быть в физике что-то субъективное.
Эйнштейн был одним из моих детских героев. Он свел физику к тому, что психологи называют «управляемым воображением», а Эйнштейн называл «мысленным экспериментом». Он зрительно представил себе, как бы это было – прокатиться на конце светового луча. И люди говорят, что он был академичен и объективен! Одним из результатов этого конкретного мысленного эксперимента стала его знаменитая теория относительности.
НЛП отличается только тем, что мы намеренно придумываем ложь, чтобы попробовать понять субъективный опыт человеческого существа. Когда вы изучаете субъективность, нет смысла пытаться быть объективным. Поэтому давайте снизойдем до какого-нибудь субъективного опыта.
УПРАВЛЕНИЕ СОБСТВЕННЫМ МОЗГОМ
Я хотел понять, с чем были сопряжены ссоры – с терапевтом или с его офисом, поэтому провел с ними эксперимент. Я выяснил, что если они приходят в офис терапевта в его отсутствие, то не спорят; но если он проводит сеанс у них дома – спорят. Так что я просто сказал им, чтобы они больше не встречались с этим терапевтом. Это было простое решение, которое уберегло их от больших расходов и множества неприятностей.
Один из моих клиентов не мог разозлиться, потому что он бы тут же жутко испугался. Можно было сказать, что у него была фобия злости. Оказалось, что когда он был ребенком, то всякий раз, когда он злился, его родители приходили в ярость – и его испуг длился до середины следующей недели; так что эти два ощущения связались друг с другом. Он вырос и пятнадцать лет жил отдельно от родителей – но продолжал реагировать таким образом.
В мир личностного изменения я пришел из мира математики и информатики. Компьютерщики обычно не хотят, чтобы что-либо в их окружении имело какое-либо отношение к людям. Они относятся к этому, как к «пачканию рук». Им нравится работать с блестящими компьютерами и носить белые лабораторные куртки. Но я обнаружил, что нет лучшей модели того, каким образом работает мой мозг – особенно в смысле ограничений, – чем компьютер. Попытки заставить компьютер что-то сделать – неважно, сколь это «что-то» просто – очень похожи на попытки заставить что-то сделать человека.
Большинство из вас видели компьютерные игры. Даже простейшие из них программировать достаточно трудно, потому что приходится пользоваться теми очень ограниченными механизмами общения, которыми снабжена машина. Когда вы поручаете ей сделать нечто, что она в состоянии сделать, – ваша инструкция должна быть организована в точности таким образом, чтобы информацию можно было обработать так, чтобы компьютер мог выполнить задачу. Мозги, как и компьютеры, не относятся к типу «чего изволите?». Они делают в точности то, что им сказано делать, – а не то, чего вы от них хотите. Потом вы злитесь на них потому, что они не делают того, что вы имели в виду им приказать! Одна из задач программирования называется моделированием – чем я и занимаюсь. Задача моделирования – заставить компьютер делать нечто, что может делать человек. Как заставить машину что-либо оценивать, решить математическую задачу, включить или выключить свет в нужное время? Человеческие существа могут включать и выключать свет или решать задачи по математике. Некоторые делают это хорошо, другие иногда хорошо, а некоторые вообще не делают этого хорошо. Моделирующий пытается взять лучшую модель способа, каким человек выполняет задачу, и сделать ее доступной для машины. Меня не касается, действительно ли эта модель есть то, как люди решают задачу. Моделирующие не обязаны иметь в своем распоряжении истину. Все, что нам нужно иметь в своем распоряжении, – это нечто работающее. Мы – люди, создающие поваренные книги. Мы не хотим знать, почему это есть шоколадное пирожное; мы хотим знать, что в него положить, чтобы оно правильно получилось. Знание одного рецепта не означает, что нет множества других способов его приготовить. Мы хотим знать, как шаг за шагом прийти от ингредиентов к шоколадному пирожному. Еще мы хотим знать, как взять шоколадное пирожное и дойти обратно до ингредиентов, когда кто-то не хочет, чтобы у нас был рецепт.
Такого рода дробление информации – задача специалиста по информатике. Самая интересная информация, какую вы можете получить, это знание о субъективности другого человеческого существа. Если некто умеет делать нечто, то мы хотим промоделировать это поведение – и наши модели будут моделями субъективного опыта. «Что она делает внутри своей головы такого, чему я могу научиться?» Я не могу мгновенно заполучить годы ее опыта и обретенное в результате мастерство, но я могу быстро получить некую ценнейшую информацию о структуре того, что она делает.
Когда я впервые начал моделировать, казалось логичным выяснить, что уже известно психологии о том, как люди думают. Но, заглянув в психологию, я открыл, что эта область состоит преимущественно из огромного количества описаний того, как дисгармоничны люди. Было несколько смутных описаний того, что значит быть «цельной личностью», или «актуализированной», или «интегрированной» – но в основном там были описания различных типов человеческой дисгармоничности.
Нынешний «Диагностический и Статистический Справочник III», применяемый психиатрами и психологами, содержит более 450 страниц описаний того, как люди могут быть дисгармоничны, – но ни единой страницы, описывающей здоровье. Шизофрения – очень престижный способ быть дисгармоничным; кататония – очень спокойный способ. Хотя истерический паралич был очень популярен во время первой мировой войны, сейчас он не в моде; его только случайно можно обнаружить у очень малообразованных иммигрантов, которые не идут в ногу со временем. Вы счастливчик, если можете найти его сейчас. За последние семь лет я видел лишь пять случаев – и два из них я сделал сам с помощью гипноза. В настоящий момент «пограничное состояние» – очень популярный способ быть дисгармоничным. Это значит, что вы недостаточно псих, но также и недостаточно нормальны – как будто не каждый таков! Раньше, в пятидесятых, после «Трех лиц Евы», у множественных личностей их всегда было три. Но с тех пор, как прошла «Сибилла», у которой было семнадцать личностей, мы видим больше множественных – и у всех больше трех.
Если вы думаете, что я придираюсь к психологам, – то ли еще будет. Видите ли, мы все в сфере компьютерного программирования такие сдвинутые, что можем привязаться к кому угодно. Любой, кто посидит перед компьютером двадцать четыре часа в сутки, пытаясь свести опыт к нулям и единицам, столь далек от мира нормальных человеческих переживаний, что я могу говорить о ком-то «псих» – и это цветочки.
Давным-давно я решил, что, поскольку я не смог найти никого столь же сдвинутого, сколь я сам, люди не должны быть на самом деле дисгармоничны. Что я заметил с тех пор – так это, что люди превосходно устроены. Мне может не нравиться то, что они делают, или им это может не нравиться – но они способны проделывать это систематически, снова и снова. Они не дисгармоничны; они просто делают нечто отличное от того, что нам – или им – хочется, чтобы происходило.
Если вы создаете действительно живые образы в своем мозгу – особенно если вы можете создавать их вовне – вы можете научиться быть гражданским инженером или психотиком. Один зарабатывает больше, чем другой, но ему не так интересно. В том, что делают люди, есть структура; и если вы можете уяснить эту структуру, то можете понять, как ее изменить. Можно еще подумать о контекстах, в которых замечательно было бы иметь эту структуру. Подумайте об оттягивании со дня на день. Что если бы вы использовали этот навык, чтобы отложить на потом неприятное переживание, когда вас кто-то оскорбляет? «О, я знаю, что должен сейчас плохо себя почувствовать; сделаю это позже». Что если бы вы оттянули акт поедания шоколадного пирожного и мороженого навечно – у вас просто руки так и не дошли до них.
Однако большинство людей так не думают. Подлежащая основа большей части психологии – это:"В чем проблема?» После того как психолог нашел проблеме название, он хочет узнать, когда вы сломались и что вас сломало. Тогда он думает, что знает, почему вы сломаны.
Если вы предположите, что некто сломан, то следующая задача – выяснить, можно ли его починить. Психологов никогда особо не интересовало, как вы сломались или как вы продолжаете поддерживать состояние сломанности.
Другая трудность с большей частью психологии состоит в том, что она изучает сломанных людей, чтобы понять, как их починить. Это похоже на исследование всех машин на свалке с целью понять, как заставить машины лучше ездить. Если вы изучите кучу шизофреников, вы можете узнать, как получается действительно хорошая шизофрения, – но вы не узнаете о том, чего у них не получается.
Обучая персонал психиатрической больницы, я предложил, чтобы они изучали своих шизофреников лишь столько времени, сколько нужно, чтобы понять, чего те не в состоянии делать. После этого они должны изучить нормальных людей, чтобы понять, как последние делают эти вещи, – так чтобы суметь научить этому шизофреников.
Например, у одной женщины была следующая проблема: если она что-нибудь себе придумывала, то несколькими минутами позже не могла отличить этого от воспоминания о чем-то, происшедшем в действительности. Когда она видела внутреннюю картину, у нее не было способа различить, было ли это нечто действительно ею виденное – или же то, что она вообразила. Это сбивало ее с толку и пугало сильнее любого фильма ужасов. Я предложил ей, придумывая картины, обводить их черной рамкой – чтобы, когда она потом их вспомнит, они отличались бы от других. Она попробовала, и это прекрасно сработало – за исключением тех картин, что она придумала до того, как я дал ей совет. Однако это было хорошее начало. Как только я сказал ей, что именно сделать, – она смогла сделать это идеально. И тем не менее история ее болезни была дюймов в шесть толщиной и содержала двенадцать лет психологического анализа и описаний того, как она дисгармонична. Они искали «глубокий скрытый внутренний смысл». Они слишком долго изучали поэзию и литературу. Изменение штука куда более простая, если вы знаете, что делать.
Большинство психологов думают, что общаться с сумасшедшими трудно. Это отчасти верно, но отчасти это еще и результат того, что они с сумасшедшими делают. Если некто ведет себя немного странно – его удаляют с воли, накачивают транквилизаторами и помещают в закрытые бараки вместе с еще тридцатью другими. За ним наблюдают 72 часа и говорят:"Черт! Он странно себя ведет». Ну, уж из нас-то никто, конечно, не повел бы себя странно.
Сколькие из вас прочли статью «Нормальные люди в безумных местах»? Социолог предложил группе здоровых, счастливых, готовых к выпуску студентов поступить в психиатрические больницы – ради эксперимента. У всех были диагностированы серьезные проблемы. Большинство из них выбиралось обратно с колоссальными трудностями, поскольку персонал считал, что желание выбраться было проявлением их болезни. И вы говорите о «Ловушке-22»! Пациенты сознавали, что эти студенты не были сумасшедшими; персонал – нет.
Несколько лет назад, когда я присматривался к различным методам изменения, большинство людей считали, что психологи и психиатры – это эксперты по личностному изменению. Мне казалось, что многие из них являют собой куда лучшие примеры психозов и неврозов. Вы когда-нибудь видели их? Как насчет инфантильной либидинозной реакции-формации? Любой, кто может говорить на этом языке, не имеет права называть других людей психами.
Многие психологи считают, что кататоники – действительно тяжелый случай, потому что их невозможно заставить общаться с вами. Они просто сидят в одной и той же позиции, даже не двигаясь, до тех пор, пока их кто-нибудь не сдвинет. На самом деле заставить кататоника общаться с вами очень легко. Все, что нужно сделать, – это треснуть его молотком по руке. Когда вы поднимете молоток, чтобы треснуть еще раз, – он отдернет руку и скажет:"Не делайте этого со мной!» Это не значит, что он «вылечился», но теперь он в том состоянии, в котором вы можете с ним общаться. Это начало.
Как-то раз я попросил местных психиатров прислать ко мне странных клиентов, с которыми у них возникали трудности. Я обнаружил, что с действительно странными клиентами работать проще – в конечном счете. Я считаю, что проще работать с отъявленным шизофреником, чем заставить «нормального» человека бросить курить, если он этого не хочет. Кажется, что психотики непредсказуемы, что они беспорядочно впрыгивают в свое безумие и выпрыгивают из него. Однако – как и все остальное в человеческом поведении
– психоз имеет упорядоченную структуру. Даже шизофреник не проснется в один прекрасный день маниакально-депрессивным психотиком. Если вы изучили, как работает эта структура, то можете впрыгивать его туда и обратно. Если вы достаточно хорошо ее изучили, то можете даже сами это проделывать. Если вы когда-нибудь захотите получить комнату в переполненной гостинице – нет способа эффективнее психотического припадка. Однако советую вам суметь выйти из припадка обратно, иначе комната, которую вы получите, будет обита войлоком.
Я всегда считал самым полезным подходом к психозу подход Джона Розена: войти в реальность психотика и потом испортить ее ему. Существует множество способов, какими это можно делать, и не все они очевидны. Например, у меня был один парень, который слышал из электрических розеток голос, заставлявший его делать разные вещи. Я вычислил, что, если я сделаю его галлюцинации реальностью, – он больше не будет шизофреником. Поэтому я спрятал динамик в розетку в своей приемной. Когда он вошел в комнату, розетка сказала:"Привет». Парень обернулся, посмотрел на нее и сказал: "Ты звучишь по-другому».
«Я новый голос. Ты думал, есть только один?»
«Откуда ты взялся?»
«Не твое дело».
Это заставило его сдвинуться. Поскольку он обязан был повиноваться, я использовал этот новый голос, чтобы давать ему инструкции, в которых он нуждался для изменения своего поведения. Беря реальность в свои руки, большинство людей реагируют на нее. Когда я беру реальность в руки, я ее искажаю! Я не верю, что люди дисгармоничны. Они просто обучены делать то, что делают. Многое из того, чему обучены люди, весьма удивительно; и честно говоря, вне психиатрических больниц я встречаю такое гораздо чаще, чем внутри.
Большая часть человеческого опыта не относится к реальности – он относится к разделяемой реальности. Есть люди, которые приходят к моей двери, дают мне комичные религиозные книжки и говорят, что через две недели будет конец света. Они говорят с ангелами, они говорят с Богом – но их не считают сумасшедшими. Но если человека поймают говорящим с ангелом в одиночку – его называют безумцем, забирают в психбольницу и до отказа начиняют лекарствами. Когда вы придумываете новую реальность – убедитесь лучше, что у вас найдется несколько друзей, которые ее разделят; иначе у вас могут быть большие неприятности. Это одна из причин, по которым я преподаю НЛП. Я хочу иметь хоть несколько человек, разделяющих эту реальность, чтобы меня не забрали люди в белых халатах.
У физиков тоже есть разделяемая реальность. За этим исключением, не такая уж на самом деле большая разница – быть физиком или шизофреником. Физики тоже говорят о вещах, которых нельзя увидеть. Сколькие из вас видели атом, не говоря уже об элементарной частице? Есть отличие: физики обычно немного более опытны в обращении со своими галлюцинациями, которые они называют «моделями» или «теориями». Когда одна из их галлюцинаций оказывается под угрозой из-за новых данных, физики изъявляют чуточку больше желания отказаться от своих старых идей.
Большинство из вас учили модель атома, согласно которой существует ядро, сделанное из протонов и нейтронов, и элементы, летающие вокруг, подобно маленьким планетам. Еще в 20-х годах Нильс Бор получил за это описание Нобелевскую премию. В течение более 50 лет эта модель была основой колоссального количества открытий и изобретений – типа пластика тех ногахайдовских стульев, на которых вы сидите.
Довольно недавно физики решили, что Боровское описание атома неверно. Меня заинтересовало, собираются ли они отобрать его Нобелевскую премию обратно; но потом я выяснил, что Бор умер и деньги уже потратил. На самом деле изумительно то, что все открытия, сделанные благодаря «неправильной» модели, по-прежнему при нас. Ногахайдовские стулья не исчезли с лица земли в момент, когда физики изменили свое мнение. Физика обычно предлагается как очень «объективная» наука; но я замечаю, что физика меняется – а мир остается прежним. Так что должно быть в физике что-то субъективное.
Эйнштейн был одним из моих детских героев. Он свел физику к тому, что психологи называют «управляемым воображением», а Эйнштейн называл «мысленным экспериментом». Он зрительно представил себе, как бы это было – прокатиться на конце светового луча. И люди говорят, что он был академичен и объективен! Одним из результатов этого конкретного мысленного эксперимента стала его знаменитая теория относительности.
НЛП отличается только тем, что мы намеренно придумываем ложь, чтобы попробовать понять субъективный опыт человеческого существа. Когда вы изучаете субъективность, нет смысла пытаться быть объективным. Поэтому давайте снизойдем до какого-нибудь субъективного опыта.
УПРАВЛЕНИЕ СОБСТВЕННЫМ МОЗГОМ
Я бы хотел, чтобы вы попробовали несколько очень простых экспериментов
– чтобы немножко поучить вас тому, как можно научиться управлять собственным мозгом. Этот опыт понадобится вам для того, чтобы понять оставшуюся часть этой книги, поэтому рекомендую вам действительно проделать следующие короткие эксперименты.
Подумайте о событии из прошлого, которое было очень приятным, – возможно, о том, о котором вы давно не вспоминали. Задержитесь на мгновение, чтобы вернуться к этому воспоминанию, – и убедитесь, что вы видите то, что видели, когда это приятное событие совершалось. Можете закрыть глаза, если так проще.
Я хочу, чтобы, глядя на это приятное воспоминание, вы изменили яркость изображения и отметили, как изменяются в ответ ваши чувства. Сначала делайте его все ярче и ярче. Теперь делайте его все более и более тусклым, пока вы едва сможете различить его.Теперь снова сделайте его ярче.
Как это меняет ваше самочувствие? Всегда есть исключения, но для большинства из вас, если вы сделаете картину ярче, – ощущения усилятся. Увеличение яркости обычно увеличивает интенсивность ощущений, а уменьшение яркости – обычно наоборот.
Сколь многие из вас когда-либо думали о возможности намеренно изменять яркость внутреннего образа, чтобы иначе чувствовать себя? Большинство из вас просто позволяют своему мозгу беспорядочно показывать вам любую картину на его выбор – а вы в ответ хорошо или плохо себя чувствуете.
Теперь подумайте о неприятном воспоминании: что-то такое, о чем вы думаете, – и это вызывает у вас неприятные эмоции. Теперь делайте картину все более и более тусклой. Если вы достаточно сильно убавите яркость, она больше не будет вам досаждать. Можете сэкономить тысячи долларов психотерапевтических счетов.
Я научился этим вещам от людей, которые их уже делали. Одна женщина сообщила мне, что она счастлива постоянно; она не позволила событиям подобраться к ней. Я спросил ее, как она это делает, и она ответила:"Ну, эти неприятные мысли приходят мне в голову; но я просто убавляю яркость».
Яркость – одна из «субмодальностей» зрительной модальности. Субмодальности – это универсальные элементы, которые можно использовать для изменения любого зрительного образа, независимо от содержания. У слуховой и кинестетической модальностей тоже есть субмодальности; но мы пока поиграем со зрительными.
Яркость – это лишь один из многих параметров, которые можно варьировать. Прежде чем мы перейдем к другим, я хочу поговорить об исключениях из правил обычного воздействия яркости. Если вы сделаете картину такой яркой, что она смоет детали и станет почти белой, – это скорее снизит, нежели увеличит интенсивность ваших ощущений. В верхнем экстремуме связь обычно теряется. У некоторых людей связь в большинстве ситуаций обратная, так что увеличение яркости снижает интенсивность их ощущений.
Некоторые исключения относятся к содержанию. Если ваша приятная картина
– это свет свечи, или сумерки, или закат солнца, то часть ее особого очарования связана с тусклостью; если вы сделаете изображение ярче, ощущения могут ослабнуть. С другой стороны, если вы вспомнили случай, когда вы боялись темноты, то страх может быть связан с невозможностью увидеть, что там находится. Если вы сделаете этот образ ярче и увидите, что там ничего нет, – страх скорее уменьшится, а не увеличится. Так что исключения есть всегда, и когда вы их исследуете, в них тоже появляется смысл. Какова бы ни была связь, вы можете использовать эту информацию, чтобы изменить свои переживания.
Теперь давайте поиграем с другой субмодальной переменной. Выберите другое приятное воспоминание и меняйте размер картины. Сначала делайте ее все больше и больше, а потом все меньше и меньше, отмечая, как меняются в ответ ваши ощущения.
Связь обычно такова, что большая картина интенсифицирует вашу реакцию, а меньшая ослабляет ее. Здесь тоже есть исключения, особенно на верхнем конце шкалы. Когда картина становится очень большой, она может вдруг показаться нелепой или нереальной. Тогда ваша реакция может измениться качественно, а не по интенсивности – например, от удовольствия к смеху.
Изменив размер неприятной картины, вы, вероятно, обнаружите, что ее уменьшение ослабляет также и ваши ощущения. Если придание ей по-настоящему огромных размеров превращает ее в нелепую и смешную, то вы и это можете использовать, чтобы почувствовать себя лучше. Попробуйте. Выясните, что вам подходит.
Неважно, какова связь, если вы выясните, как она работает в вашем мозгу
– так что сможете научиться контролировать свой опыт. Если подумать, в этом не должно быть абсолютно ничего удивительного. Люди говорят о «тусклом будущем» и «ярких перспективах». «Все в черном свете». «У меня в голове все смешалось». «Это пустяк, но она раздувает все это до непомерных размеров». Когда некто произносит что-то подобное, это не метафоры; обычно это буквальное и точное описание того, что испытывает внутри себя этот человек.
Если кто-то «непомерно что-нибудь раздувает», вы можете посоветовать ей сжать картинку. Если она видит «тусклое будущее» – пусть сделает его поярче. Это звучит просто, так оно и есть.
Внутри вашего разума существуют все те вещи, с которыми вам никогда не приходило в голову поиграть. Вы не хотите ввязываться в отношения с собственной головой, так? Пусть вместо вас это делают другие. Все, что происходит в вашей голове, воздействует на вас, и потенциально все это вам подконтрольно. «Кто будет управлять вашим мозгом?» – вот в чем вопрос.
А теперь я хочу, чтобы вы продолжили эксперимент с варьированием других зрительных элементов, чтобы выяснить, как можно сознательно изменять их для воздействия на вашу реакцию. Я хочу, чтобы у вас было личное, опытным путем полученное понимание того, как вы можете контролировать свой опыт. Если вы действительно приостановитесь и попробуете поизменять переменные из списка, приведенного ниже, – у вас будет прочная основа для понимания остальной части книги. Если вы считаете, что у вас нет времени, – отложите эту книгу, пересядьте в конец автобуса и почитайте вместо нее какие-нибудь комиксы или «Нэйшнл Инкуайерер».
Что касается тех из вас, кто действительно хочет научиться управлять своим собственным мозгом, – возьмите любой опыт и попробуйте изменить каждый из перечисленных ниже зрительных элементов; проделайте то же самое, что вы делали с яркостью и размером: попробуйте пойти в одном направлении, а потом в другом, чтобы определить, как это изменяет ваши переживания. Чтобы на самом деле выяснить, как работает ваш мозг, изменяйте только один элемент за раз. Если вы меняете два параметра или более одновременно, то не узнаете, какое из них – или насколько сильно – воздействует на ваши ощущения. Я рекомендую проделывать это с приятным переживанием.
Цвет. Меняйте интенсивность цвета от очень ярких цветов до черно-белого. Расстояние. Меняйте от очень близкого до далекого. Глубина. Меняйте картину от плоского, двумерного фото до полной глубины трех измерений. Длительность. Варьируйте от быстрых мельканий до устойчивого образа, сохраняющегося некоторое время. Четкость. Меняйте изображение от кристально чистой детальной четкости до размытой неразличимости. Контраст. Отрегулируйте разницу между светом и тенью от абсолютного контраста к более непрерывным градациям серого. Пределы. Варьируйте от ограниченной картины в рамке до панорамного изображения, которое замыкается за вашей головой, так что если вы повернетесь, то сможете увидеть еще часть. Движение. Меняйте изображение от неподвижного фото или слайда до кинофильма. Скорость. Регулируйте скорость фильма от очень медленной до очень быстрой. Оттенок. Изменяйте баланс цветов. Например, увеличьте интенсивность красных тонов и уменьшите голубых и зеленых. Прозрачность. Сделайте образ прозрачным, так чтобы вы могли видеть, что находится под поверхностью. Пропорции. Сделайте обрамленную картину длинной и узкой, а потом короткой и широкой. Ориентация. Наклоните верхнюю часть картины от себя, а потом к себе. Передний план/задний план. Варьируйте различие между передним планом (то, что вас больше всего интересует) и задним (обстоятельства, которым просто случилось при сем присутствовать) или отделенность первого от второго. Потом попробуйте поменять их местами, так чтобы задний план стал интересным передним. (См. еще параметры для экспериментирования в приложении).
– чтобы немножко поучить вас тому, как можно научиться управлять собственным мозгом. Этот опыт понадобится вам для того, чтобы понять оставшуюся часть этой книги, поэтому рекомендую вам действительно проделать следующие короткие эксперименты.
Подумайте о событии из прошлого, которое было очень приятным, – возможно, о том, о котором вы давно не вспоминали. Задержитесь на мгновение, чтобы вернуться к этому воспоминанию, – и убедитесь, что вы видите то, что видели, когда это приятное событие совершалось. Можете закрыть глаза, если так проще.
Я хочу, чтобы, глядя на это приятное воспоминание, вы изменили яркость изображения и отметили, как изменяются в ответ ваши чувства. Сначала делайте его все ярче и ярче. Теперь делайте его все более и более тусклым, пока вы едва сможете различить его.Теперь снова сделайте его ярче.
Как это меняет ваше самочувствие? Всегда есть исключения, но для большинства из вас, если вы сделаете картину ярче, – ощущения усилятся. Увеличение яркости обычно увеличивает интенсивность ощущений, а уменьшение яркости – обычно наоборот.
Сколь многие из вас когда-либо думали о возможности намеренно изменять яркость внутреннего образа, чтобы иначе чувствовать себя? Большинство из вас просто позволяют своему мозгу беспорядочно показывать вам любую картину на его выбор – а вы в ответ хорошо или плохо себя чувствуете.
Теперь подумайте о неприятном воспоминании: что-то такое, о чем вы думаете, – и это вызывает у вас неприятные эмоции. Теперь делайте картину все более и более тусклой. Если вы достаточно сильно убавите яркость, она больше не будет вам досаждать. Можете сэкономить тысячи долларов психотерапевтических счетов.
Я научился этим вещам от людей, которые их уже делали. Одна женщина сообщила мне, что она счастлива постоянно; она не позволила событиям подобраться к ней. Я спросил ее, как она это делает, и она ответила:"Ну, эти неприятные мысли приходят мне в голову; но я просто убавляю яркость».
Яркость – одна из «субмодальностей» зрительной модальности. Субмодальности – это универсальные элементы, которые можно использовать для изменения любого зрительного образа, независимо от содержания. У слуховой и кинестетической модальностей тоже есть субмодальности; но мы пока поиграем со зрительными.
Яркость – это лишь один из многих параметров, которые можно варьировать. Прежде чем мы перейдем к другим, я хочу поговорить об исключениях из правил обычного воздействия яркости. Если вы сделаете картину такой яркой, что она смоет детали и станет почти белой, – это скорее снизит, нежели увеличит интенсивность ваших ощущений. В верхнем экстремуме связь обычно теряется. У некоторых людей связь в большинстве ситуаций обратная, так что увеличение яркости снижает интенсивность их ощущений.
Некоторые исключения относятся к содержанию. Если ваша приятная картина
– это свет свечи, или сумерки, или закат солнца, то часть ее особого очарования связана с тусклостью; если вы сделаете изображение ярче, ощущения могут ослабнуть. С другой стороны, если вы вспомнили случай, когда вы боялись темноты, то страх может быть связан с невозможностью увидеть, что там находится. Если вы сделаете этот образ ярче и увидите, что там ничего нет, – страх скорее уменьшится, а не увеличится. Так что исключения есть всегда, и когда вы их исследуете, в них тоже появляется смысл. Какова бы ни была связь, вы можете использовать эту информацию, чтобы изменить свои переживания.
Теперь давайте поиграем с другой субмодальной переменной. Выберите другое приятное воспоминание и меняйте размер картины. Сначала делайте ее все больше и больше, а потом все меньше и меньше, отмечая, как меняются в ответ ваши ощущения.
Связь обычно такова, что большая картина интенсифицирует вашу реакцию, а меньшая ослабляет ее. Здесь тоже есть исключения, особенно на верхнем конце шкалы. Когда картина становится очень большой, она может вдруг показаться нелепой или нереальной. Тогда ваша реакция может измениться качественно, а не по интенсивности – например, от удовольствия к смеху.
Изменив размер неприятной картины, вы, вероятно, обнаружите, что ее уменьшение ослабляет также и ваши ощущения. Если придание ей по-настоящему огромных размеров превращает ее в нелепую и смешную, то вы и это можете использовать, чтобы почувствовать себя лучше. Попробуйте. Выясните, что вам подходит.
Неважно, какова связь, если вы выясните, как она работает в вашем мозгу
– так что сможете научиться контролировать свой опыт. Если подумать, в этом не должно быть абсолютно ничего удивительного. Люди говорят о «тусклом будущем» и «ярких перспективах». «Все в черном свете». «У меня в голове все смешалось». «Это пустяк, но она раздувает все это до непомерных размеров». Когда некто произносит что-то подобное, это не метафоры; обычно это буквальное и точное описание того, что испытывает внутри себя этот человек.
Если кто-то «непомерно что-нибудь раздувает», вы можете посоветовать ей сжать картинку. Если она видит «тусклое будущее» – пусть сделает его поярче. Это звучит просто, так оно и есть.
Внутри вашего разума существуют все те вещи, с которыми вам никогда не приходило в голову поиграть. Вы не хотите ввязываться в отношения с собственной головой, так? Пусть вместо вас это делают другие. Все, что происходит в вашей голове, воздействует на вас, и потенциально все это вам подконтрольно. «Кто будет управлять вашим мозгом?» – вот в чем вопрос.
А теперь я хочу, чтобы вы продолжили эксперимент с варьированием других зрительных элементов, чтобы выяснить, как можно сознательно изменять их для воздействия на вашу реакцию. Я хочу, чтобы у вас было личное, опытным путем полученное понимание того, как вы можете контролировать свой опыт. Если вы действительно приостановитесь и попробуете поизменять переменные из списка, приведенного ниже, – у вас будет прочная основа для понимания остальной части книги. Если вы считаете, что у вас нет времени, – отложите эту книгу, пересядьте в конец автобуса и почитайте вместо нее какие-нибудь комиксы или «Нэйшнл Инкуайерер».
Что касается тех из вас, кто действительно хочет научиться управлять своим собственным мозгом, – возьмите любой опыт и попробуйте изменить каждый из перечисленных ниже зрительных элементов; проделайте то же самое, что вы делали с яркостью и размером: попробуйте пойти в одном направлении, а потом в другом, чтобы определить, как это изменяет ваши переживания. Чтобы на самом деле выяснить, как работает ваш мозг, изменяйте только один элемент за раз. Если вы меняете два параметра или более одновременно, то не узнаете, какое из них – или насколько сильно – воздействует на ваши ощущения. Я рекомендую проделывать это с приятным переживанием.
Цвет. Меняйте интенсивность цвета от очень ярких цветов до черно-белого. Расстояние. Меняйте от очень близкого до далекого. Глубина. Меняйте картину от плоского, двумерного фото до полной глубины трех измерений. Длительность. Варьируйте от быстрых мельканий до устойчивого образа, сохраняющегося некоторое время. Четкость. Меняйте изображение от кристально чистой детальной четкости до размытой неразличимости. Контраст. Отрегулируйте разницу между светом и тенью от абсолютного контраста к более непрерывным градациям серого. Пределы. Варьируйте от ограниченной картины в рамке до панорамного изображения, которое замыкается за вашей головой, так что если вы повернетесь, то сможете увидеть еще часть. Движение. Меняйте изображение от неподвижного фото или слайда до кинофильма. Скорость. Регулируйте скорость фильма от очень медленной до очень быстрой. Оттенок. Изменяйте баланс цветов. Например, увеличьте интенсивность красных тонов и уменьшите голубых и зеленых. Прозрачность. Сделайте образ прозрачным, так чтобы вы могли видеть, что находится под поверхностью. Пропорции. Сделайте обрамленную картину длинной и узкой, а потом короткой и широкой. Ориентация. Наклоните верхнюю часть картины от себя, а потом к себе. Передний план/задний план. Варьируйте различие между передним планом (то, что вас больше всего интересует) и задним (обстоятельства, которым просто случилось при сем присутствовать) или отделенность первого от второго. Потом попробуйте поменять их местами, так чтобы задний план стал интересным передним. (См. еще параметры для экспериментирования в приложении).