– Но ведь я только девушка, – пробормотала она с неожиданной простотой. – Что до вас, граф, то у вас уж, наверно, обязанностей вполне достаточно!
– У меня? – переспросил он грустно. – У меня их нет вовсе. Я – никто. Великий герцог, которому надлежит корчить из себя нечто и постоянно стараться не совершать чего-нибудь не подобающего великому герцогу. Фу!
– Но, если бы ваш племянник, принц Евгений, умер, вы бы заняли вместо него престол и разве тогда не несли бы тех обязанностей, не имели бы той власти, которой вы так желаете? – задала неожиданный вопрос Нелла.
– Если бы Евгений умер? – проговорил странным тоном принц Ариберт. – Это невозможно. Он – воплощенное здоровье. Через три месяца он женится. Нет, я никогда не буду никем, кроме принца, этого презренного из всех созданий божьих!
– А что же это за тайна государственная, о которой вы говорили? Разве она не налагает на вас никакой ответственности? – не успокаивалась мисс Раксоль.
– О, это закончилось. Все уже отошло в прошлое – случайный эпизод в моей скучной жизни! Я больше никогда не буду графом Штейнбоком, – последовал ответ.
– Кто знает… Да, кстати, принц. Правда ли то, что сегодня приезжает принц Евгений? Нам Диммок говорил.
– Послушайте, – ответил принц, вставая, – я решил довериться вам. Сам не знаю почему, но я так решил.
– Не выдавайте государственных тайн, – засмеялась Нелла.
Но в эту минуту кто-то бесцеремонно распахнул дверь.
– Сюда, – раздался резкий голос Теодора Раксоля.
Вошло двое гостиничных слуг, которые несли на носилках неподвижное тело. Их сопровождал хозяин апартаментов. Нелла вскочила со своего места. Раксоль при виде дочери остолбенел.
– Я не знал, что ты здесь, Нелла. Ну-ка, – обратился он к носильщикам, – поворачивайте назад.
– Боже мой! – воскликнула девушка, в испуге глядя на тело, лежавшее на носилках. – Это же мистер Диммок!
– Да, он, – подтвердил почтенный американец. – Умер, – прибавил он лаконично. – Если бы я знал, что ты так отреагируешь, не сообщил бы это так неосторожно. Извините, принц.
– Диммок умер! – прошептал едва слышно принц Ариберт и опустился на колени рядом с носилками. – Что это значит?
– Бедняга переходил по площадке к портику, как вдруг упал. Его видел один из наших посыльных и говорит, что тот шел очень быстро, словно торопился куда-то. Сначала я подумал, что это солнечный удар, но едва ли, хотя на улице в сущности довольно-таки жарко. Должно быть, болезнь сердца. Но, как бы то ни было, он умер. Мы сделали все что могли. Я уже послал за доктором и за полицией. Думаю, что им придется, вероятно, организовать расследование.
Теодор Раксоль замолчал, в томительном безмолвии все трое смотрели на умершего юношу. Черты его уже слегка осунулись, глаза были закрыты. Вот и все. Он казался спящим.
– Мой бедный Диммок! – воскликнул принц прерывающимся голосом. – А я-то сердился на него, что он не встретил меня в Черинг-Кроссе!
– Ты уверен, что он умер, папа? – спросила недоверчиво Нелла.
– Тебе лучше уйти, Нелла, – таков был ответ Раксоля, но девушка не двинулась с места и беззвучно зарыдала.
Накануне вечером она издевалась над Реджинальдом Диммоком. Она решила во что бы то ни стало получить от него сведения об одном предмете, чрезвычайно ее интересовавшем, и добилась-таки своего, посмеиваясь над невинными мальчишескими слабостями – его наивной напыщенностью, его тщеславием, его детской хитростью. Он ей не нравился, даже казался подозрительным, и девушка решила, что он «так себе». Но теперь, когда несчастный неподвижно лежал на носилках, все это было забыто. Она даже чувствовала себя отчасти виноватой в происшедшем. Таково странное влияние гнетущего скорбного величия смерти.
– Сделайте одолжение, перенесите беднягу ко мне, – сказал принц, подав знак носильщикам. – Пора бы уже доктору приехать.
Раксоль внезапно почувствовал в эту минуту, что он не более чем хозяин гостиницы, столкнувшийся с неприятной историей в своем заведении. Долю минуты он даже раскаивался, что ему вздумалось купить «Великий Вавилон»!
Полчаса спустя принц Ариберт, Теодор Раксоль и доктор собрались в приемной принца. Они только что вошли туда из передней, где покоились бренные останки Реджинальда Диммока.
– Ну? – воскликнул Раксоль, вопросительно взглянув на доктора.
Доктор был рослый, крупный мужчина с мальчишеским лицом и острыми, задорными глазами.
– Это не болезнь сердца, – сказал он.
– Не болезнь сердца? – последовал вопрос.
– Нет.
– Тогда что же это такое? – спросил в свою очередь принц.
– Точно ответить я смогу только после вскрытия. Сейчас это невозможно. Симптомы удивительно странные.
Присутствовавший тут же полицейский начал записывать что-то в своей записной книжке.
Глава VI
Глава VII
– У меня? – переспросил он грустно. – У меня их нет вовсе. Я – никто. Великий герцог, которому надлежит корчить из себя нечто и постоянно стараться не совершать чего-нибудь не подобающего великому герцогу. Фу!
– Но, если бы ваш племянник, принц Евгений, умер, вы бы заняли вместо него престол и разве тогда не несли бы тех обязанностей, не имели бы той власти, которой вы так желаете? – задала неожиданный вопрос Нелла.
– Если бы Евгений умер? – проговорил странным тоном принц Ариберт. – Это невозможно. Он – воплощенное здоровье. Через три месяца он женится. Нет, я никогда не буду никем, кроме принца, этого презренного из всех созданий божьих!
– А что же это за тайна государственная, о которой вы говорили? Разве она не налагает на вас никакой ответственности? – не успокаивалась мисс Раксоль.
– О, это закончилось. Все уже отошло в прошлое – случайный эпизод в моей скучной жизни! Я больше никогда не буду графом Штейнбоком, – последовал ответ.
– Кто знает… Да, кстати, принц. Правда ли то, что сегодня приезжает принц Евгений? Нам Диммок говорил.
– Послушайте, – ответил принц, вставая, – я решил довериться вам. Сам не знаю почему, но я так решил.
– Не выдавайте государственных тайн, – засмеялась Нелла.
Но в эту минуту кто-то бесцеремонно распахнул дверь.
– Сюда, – раздался резкий голос Теодора Раксоля.
Вошло двое гостиничных слуг, которые несли на носилках неподвижное тело. Их сопровождал хозяин апартаментов. Нелла вскочила со своего места. Раксоль при виде дочери остолбенел.
– Я не знал, что ты здесь, Нелла. Ну-ка, – обратился он к носильщикам, – поворачивайте назад.
– Боже мой! – воскликнула девушка, в испуге глядя на тело, лежавшее на носилках. – Это же мистер Диммок!
– Да, он, – подтвердил почтенный американец. – Умер, – прибавил он лаконично. – Если бы я знал, что ты так отреагируешь, не сообщил бы это так неосторожно. Извините, принц.
– Диммок умер! – прошептал едва слышно принц Ариберт и опустился на колени рядом с носилками. – Что это значит?
– Бедняга переходил по площадке к портику, как вдруг упал. Его видел один из наших посыльных и говорит, что тот шел очень быстро, словно торопился куда-то. Сначала я подумал, что это солнечный удар, но едва ли, хотя на улице в сущности довольно-таки жарко. Должно быть, болезнь сердца. Но, как бы то ни было, он умер. Мы сделали все что могли. Я уже послал за доктором и за полицией. Думаю, что им придется, вероятно, организовать расследование.
Теодор Раксоль замолчал, в томительном безмолвии все трое смотрели на умершего юношу. Черты его уже слегка осунулись, глаза были закрыты. Вот и все. Он казался спящим.
– Мой бедный Диммок! – воскликнул принц прерывающимся голосом. – А я-то сердился на него, что он не встретил меня в Черинг-Кроссе!
– Ты уверен, что он умер, папа? – спросила недоверчиво Нелла.
– Тебе лучше уйти, Нелла, – таков был ответ Раксоля, но девушка не двинулась с места и беззвучно зарыдала.
Накануне вечером она издевалась над Реджинальдом Диммоком. Она решила во что бы то ни стало получить от него сведения об одном предмете, чрезвычайно ее интересовавшем, и добилась-таки своего, посмеиваясь над невинными мальчишескими слабостями – его наивной напыщенностью, его тщеславием, его детской хитростью. Он ей не нравился, даже казался подозрительным, и девушка решила, что он «так себе». Но теперь, когда несчастный неподвижно лежал на носилках, все это было забыто. Она даже чувствовала себя отчасти виноватой в происшедшем. Таково странное влияние гнетущего скорбного величия смерти.
– Сделайте одолжение, перенесите беднягу ко мне, – сказал принц, подав знак носильщикам. – Пора бы уже доктору приехать.
Раксоль внезапно почувствовал в эту минуту, что он не более чем хозяин гостиницы, столкнувшийся с неприятной историей в своем заведении. Долю минуты он даже раскаивался, что ему вздумалось купить «Великий Вавилон»!
Полчаса спустя принц Ариберт, Теодор Раксоль и доктор собрались в приемной принца. Они только что вошли туда из передней, где покоились бренные останки Реджинальда Диммока.
– Ну? – воскликнул Раксоль, вопросительно взглянув на доктора.
Доктор был рослый, крупный мужчина с мальчишеским лицом и острыми, задорными глазами.
– Это не болезнь сердца, – сказал он.
– Не болезнь сердца? – последовал вопрос.
– Нет.
– Тогда что же это такое? – спросил в свою очередь принц.
– Точно ответить я смогу только после вскрытия. Сейчас это невозможно. Симптомы удивительно странные.
Присутствовавший тут же полицейский начал записывать что-то в своей записной книжке.
Глава VI
В золотом зале
В этот вечер в Золотом зале «Великого Вавилона» должен был состояться большой бал. Зал этот являлся частью гостиницы, но помещался отдельно от нее и предназначался для публики менее привилегированной. Теодор Раксоль не был осведомлен о подробностях предполагавшегося торжества и знал лишь, что это был прием, устраиваемый мистером и миссис Симпсон Леви для своих друзей. Он ничего не знал об этих людях, слышал только, что мистер Симпсон Леви был одним из видных представителей той части биржевых дельцов, которая на обыденном языке называлась «кафрским кружком», что жена его – полная дама, обладательница орлиного носа и громадного количества бриллиантов, и что оба супруга очень богаты и гостеприимны. Мысль о том, что в этот вечер в его отеле должен состояться частный бал, совершенно не нравилась Раксолю, и незадолго до обеда он едва не отдал приказания запереть Золотой зал, празднество отменить, а почтенной чете Симпсон Леви предложить денежную компенсацию за отказ. На это у него имелось три причины: во-первых, новоиспеченный владелец отеля чувствовал себя не в своей тарелке, во-вторых, ему не нравилось имя Симпсона Леви, и в-третьих, американскому миллионеру хотелось показать этим представителям лондонской плутократии, что их богатство для него ровно ничего не значит, что они отнюдь не могут манипулировать Теодором Раксолем и что ему, Теодору Раксолю, ничего не стоит купить не только их самих, но и весь их «кафрский кружок» в придачу. Однако чутье подсказывало миллионеру, что если подобные действия могли быть допустимы в Америке, этой стране свободы, то их ни в коем случае не потерпят в Англии. Он инстинктивно чувствовал, что есть поступки в Англии неприемлемые и что его распоряжение было бы как раз подобного рода. Итак, бал состоялся, и ни мистер, ни миссис Симпсон Леви даже не подозревали, в каком неловком положении перед своими многочисленными гостями они чуть было не оказались.
Золотой зал «Великого Вавилона» предназначался специально для проведения балов. Он был опоясан расположенной на расписанных золотом и ляпис-лазурью сводах галереей, с которой те, кто не хотел или не мог танцевать, имели возможность наблюдать за происходившим в зале. Галерея эта была знакома всему светскому обществу Лондона, и многие во время балов охотно в ней располагались. Но никто не знал, что над ней, в одной из стен зала, существовало маленькое зарешеченное окошко, через которое администрация отеля могла наблюдать не только за танцующими в зале, но и за сидящими в самой галерее.
Людям непосвященным трудно поверить, что посетители такого пышного и знаменитого помещения, как Золотой зал «Великого Вавилона», могли нуждаться в бдительном надзоре. А между тем на деле это оказывалось нелишним. Не раз через это маленькое окошко удавалось выслеживать темных личностей или находить разгадку таинственных происшествий, и не один европейский сыщик, наблюдая за публикой с этого необычного поста, достигал самых блестящих результатов.
Около одиннадцати часов вечера опечаленный и расстроенный Теодор Раксоль и Нелла очутились возле этого окошка. Бродя вместе по коридорам гостиницы, еще плохо знакомым им обоим, они совершенно случайно наткнулись на маленькую комнатку, из которой, как из засады, открывался вид на помещение, где шел бал, устроенный супругами Симпсон Леви. Освещенная только проникавшим из залы светом горящих в канделябрах свечей, комнатка тонула в полумраке. Девушка подошла к окну, отец последовал за ней.
– Интересно было бы знать, кто из них миссис Симпсон Леви и подходит ли ей это имя, – проговорила Нелла. – Как бы тебе понравилось, папа, называться не Раксолем, а каким-нибудь таким именем, к которому люди легко могли бы придраться?
Снизу до них долетал гул голосов и звуки скрипок.
– Ах, черт бы побрал все эти вечерние газеты! – не к месту, но с большой искренностью воскликнул Раксоль.
– Папа, ты сегодня просто несносен! При чем тут вечерние газеты?! – с легким возмущением воскликнула мисс Раксоль.
– Да при том, душа моя, что в одной из них помещен твой портрет, в другой мой, и все они наперебой плетут разные небылицы. Смерть Диммока так их взбудоражила!
– Неужели ты надеялся ускользнуть от газетчиков? Остается только радоваться, что имеешь дело не с нью-йоркскими щелкоперами. Только представь, что бы затрубил милый «Геральд» о твоем вчерашнем скромном приобретении!
– И правда, – согласился Раксоль. – Но все равно завтра утром весь Нью-Йорк будет знать об этом. Хуже всего то, что Вавилон уже уехал в Швейцарию.
– Что это ему вздумалось? – удивилась Нелла.
– Не знаю. Должно быть, обуяла внезапная тоска по родине.
– А тебе-то что за дело до его отъезда?
– Да никакого. Только я чувствую себя одиноко и хотел бы заручиться поддержкой в управлении гостиницей, – нехотя проговорил новый владелец «Вавилона».
– Должно быть, ты нездоров, папочка, если у тебя появилось такое чувство!
– Да, признаю, это не в моих правилах. – Раксоль вздохнул. – Но ты, быть может, не понимаешь, Нелла, что мы попали в довольно темную историю?
– Это ты про бедного Диммока? – решила уточнить девушка.
– И про него, и про другое. Сначала таинственно исчезает из отеля мисс Спенсер, или как там ее зовут на самом деле, потом кто-то бросает камень в окно твоей комнаты, в три часа утра я застаю этого негодяя Жюля шепчущимся с Диммоком. Потом твой драгоценный принц Ариберт приезжает без какой-либо свиты – поступок крайне странный и представителю королевской династии неподобающий, и, кроме того, моя дочь, оказывается, общается на дружеской ноге с этим самым принцем. Затем ни с того ни с сего умирает юный Диммок, и перед нами встает перспектива уголовного расследования. А в довершение всего великий герцог Евгений Познанский со всей своей свитой, которого ждали к ужину, куда-то пропадает.
– Разве принц Евгений не приехал? – озадаченно воскликнула мисс Раксоль.
– Нет, а дядя его Ариберт вне себя от беспокойства и телеграфирует во все концы Европы. Словом, каша заварилась порядочная! – заключил почтенный владелец «Вавилона».
– А ты и в самом деле думаешь, что между Жюлем и бедным Диммоком было что-то такое?
– Не думаю, а знаю! Должен сказать, что я еще вчера заметил, как этот негодяй подмигнул Диммоку за обедом.
– Так, значит, и ты заметил это подмигивание, папочка?! – удивилась Нелла.
– Неужели и ты тоже?
– Конечно. Я только что собиралась тебе об этом сказать.
Миллионер насупился.
– Смотри-ка, папа, кто это? – вдруг шепнула мисс Раксоль, указывая на галерею как раз под потайным окошком.
Там, повернувшись к ним спиной, стоял человек с лысиной и, опершись на перила галереи, неотрывно смотрел в бальную залу.
– Ну, кто же это? – заинтересовался мистер Раксоль.
– Не Жюль ли? – предположила Нелла.
– О боги! Клянусь бородой пророка, это он! – с досадой воскликнул почтенный американец.
– Может быть, его пригласила миссис Симпсон Леви? – осторожно проговорила девушка.
– Приглашен он или нет, но сию же минуту вылетит отсюда, даже если мне придется для этого собственноручно вышвырнуть его!
С этими словами Теодор Раксоль быстро вышел из комнаты, а дочь последовала за ним. Но, оказавшись в галерее, миллионер не обнаружил в ней уволенного метрдотеля. В зале его также не было. Не произнося ни слова, сохраняя внешнее спокойствие, но мысленно разражаясь страшными ругательствами, Раксоль напрасно искал его повсюду и наконец, пройдя по витой лестнице и коридорам, вернулся к своему потайному наблюдательному пункту, чтобы вновь осмотреть залу из этой удобной засады. К его удивлению, в комнатке находился некий субъект, так же напряженно наблюдавший за происходящим в зале, как и сам Раксоль всего несколько минут тому назад. Заслышав шаги, мужчина вздрогнул и обернулся. Это был Жюль. Оба пристально посмотрели друг на друга в полумраке комнаты.
– Добрый вечер, мистер Раксоль, – спокойно проговорил отставной метрдотель. – Должен принести свои извинения за вторжение сюда.
– По привычке, я полагаю, – сухо заметил Теодор Раксоль.
– Именно так, сэр.
– Помнится, я запретил вам появляться в гостинице.
– Я полагал, что ваше распоряжение касается меня только как вашего бывшего служащего. Сегодня я нахожусь здесь в качестве гостя мистера и миссис Симпсон Леви.
– Гм… в вашей новой роли представителя светского общества? – не преминул уточнить владелец отеля.
– Именно, – подтвердил нежданный гость.
– Но это приватная территория, друг мой, и она закрыта для публики.
– Я уже извинился за свое присутствие здесь, – напомнил отставной метрдотель.
– В таком случае, извинившись, вам бы следовало уйти, это мой искренний совет вам, – продолжал бывший патрон.
– Доброй ночи, сэр.
– И предупреждаю вас, мистер Жюль, что если мистеру Симпсону Леви или кому-нибудь другому, все равно – еврею или христианину, еще вздумается пригласить вас в мой отель, вы меня очень обяжете, отклонив приглашение. Для вас это будет самым лучшим решением, – ледяным тоном напутствовал его мистер Раксоль.
– Прощайте, сэр.
Еще до полуночи Теодор Раксоль успел удостовериться, что длинный список гостей четы Симпсон Леви не включал в себя лиц, подобных Жюлю.
Миллионер долго не ложился в эту ночь, точнее сказать – вовсе не ложился. Усилием воли он мог заставить себя свободно обходиться без сна, если у него появлялось такое желание или если того требовали обстоятельства. Почтенный джентльмен ходил взад-вперед по своим апартаментам и напряженно размышлял над недавними событиями. В шесть часов утра он совершил обход хозяйственных подразделений своих владений и осмотрел провизию, доставленную с рынков Ковент-Гардена, Смитфилда, Биллингсгейта и из других мест. Работу кухни отеля он нашел весьма интересной и мысленно уже наметил некоторые преобразования, а также изменения в жаловании прислуги. В семь часов ему случилось проходить мимо багажного лифта и стать свидетелем спуска громадного количества багажа, исчезнувшего затем в повозке конторы «Картер, Паттерсон и Ко».
– Чьи это вещи? – грозно осведомился Раксоль.
Клерк, занимающийся багажом, с обиженным видом объяснил, что это вещи, принадлежавшие не какому-нибудь определенному постояльцу, а разным персонам и высылаемые в разных направлениях: действительно, это был курьерский багаж, отправлявшийся заранее, и приблизительно такое же количество вещей вывозилось из отеля каждое утро, в этот самый час.
Теодор Раксоль вернулся к себе и позавтракал чашкой чаю с гренками. В десять часов ему доложили, что его спрашивает полицейский инспектор, явившийся, по его собственным словам, наблюдать за перевозкой тела Реджинальда Диммока в покойницкую при следственном отделении. Предназначенная для этой цели карета стояла у заднего крыльца гостиницы.
Инспектор вручил также вызов в суд Раксолю и принцу Ариберту и потребовал привести посыльного, видевшего, как Диммок упал, для присутствия на допросе.
– Я полагал, что останки мистера Диммока были перевезены еще вчера вечером, – как бы нехотя проговорил Раксоль.
– Нет, сэр. Дело в том, что карета была занята в другом месте.
Полицейский изобразил на лице нечто вроде улыбки, и новый владелец «Великого Вавилона», почувствовав отвращение, сухо предложил ему приступить к исполнению своих обязанностей.
Спустя несколько минут от инспектора явился посланец с просьбой к мистеру Раксолю соблаговолить подняться на первый этаж. В передней, где первоначально поместили тело Реджинальда Диммока, находились инспектор полиции, принц Ариберт и еще двое полицейских.
– Ну что? – спросил Раксоль, входя и обмениваясь поклоном с принцем.
Тут он увидел гроб, поставленный на два стула.
– Я вижу, вы уже достали гроб. Прекрасно, – прибавил он, подходя ближе, и вдруг непроизвольно заметил: – Да он пустой!
– Именно так, – проговорил инспектор. – Тело умершего исчезло. И его светлость принц Ариберт заявляет, что, хотя и занимал комнату как раз напротив, на противоположной стороне коридора, однако он не может дать ни малейших разъяснений по этому делу.
– Действительно, не могу, – подтвердил принц, и, несмотря на то что он держался внешне совершенно спокойно и с достоинством, было заметно, что он глубоко встревожен и огорчен.
– Ну, я… – начал Раксоль и остановился.
Золотой зал «Великого Вавилона» предназначался специально для проведения балов. Он был опоясан расположенной на расписанных золотом и ляпис-лазурью сводах галереей, с которой те, кто не хотел или не мог танцевать, имели возможность наблюдать за происходившим в зале. Галерея эта была знакома всему светскому обществу Лондона, и многие во время балов охотно в ней располагались. Но никто не знал, что над ней, в одной из стен зала, существовало маленькое зарешеченное окошко, через которое администрация отеля могла наблюдать не только за танцующими в зале, но и за сидящими в самой галерее.
Людям непосвященным трудно поверить, что посетители такого пышного и знаменитого помещения, как Золотой зал «Великого Вавилона», могли нуждаться в бдительном надзоре. А между тем на деле это оказывалось нелишним. Не раз через это маленькое окошко удавалось выслеживать темных личностей или находить разгадку таинственных происшествий, и не один европейский сыщик, наблюдая за публикой с этого необычного поста, достигал самых блестящих результатов.
Около одиннадцати часов вечера опечаленный и расстроенный Теодор Раксоль и Нелла очутились возле этого окошка. Бродя вместе по коридорам гостиницы, еще плохо знакомым им обоим, они совершенно случайно наткнулись на маленькую комнатку, из которой, как из засады, открывался вид на помещение, где шел бал, устроенный супругами Симпсон Леви. Освещенная только проникавшим из залы светом горящих в канделябрах свечей, комнатка тонула в полумраке. Девушка подошла к окну, отец последовал за ней.
– Интересно было бы знать, кто из них миссис Симпсон Леви и подходит ли ей это имя, – проговорила Нелла. – Как бы тебе понравилось, папа, называться не Раксолем, а каким-нибудь таким именем, к которому люди легко могли бы придраться?
Снизу до них долетал гул голосов и звуки скрипок.
– Ах, черт бы побрал все эти вечерние газеты! – не к месту, но с большой искренностью воскликнул Раксоль.
– Папа, ты сегодня просто несносен! При чем тут вечерние газеты?! – с легким возмущением воскликнула мисс Раксоль.
– Да при том, душа моя, что в одной из них помещен твой портрет, в другой мой, и все они наперебой плетут разные небылицы. Смерть Диммока так их взбудоражила!
– Неужели ты надеялся ускользнуть от газетчиков? Остается только радоваться, что имеешь дело не с нью-йоркскими щелкоперами. Только представь, что бы затрубил милый «Геральд» о твоем вчерашнем скромном приобретении!
– И правда, – согласился Раксоль. – Но все равно завтра утром весь Нью-Йорк будет знать об этом. Хуже всего то, что Вавилон уже уехал в Швейцарию.
– Что это ему вздумалось? – удивилась Нелла.
– Не знаю. Должно быть, обуяла внезапная тоска по родине.
– А тебе-то что за дело до его отъезда?
– Да никакого. Только я чувствую себя одиноко и хотел бы заручиться поддержкой в управлении гостиницей, – нехотя проговорил новый владелец «Вавилона».
– Должно быть, ты нездоров, папочка, если у тебя появилось такое чувство!
– Да, признаю, это не в моих правилах. – Раксоль вздохнул. – Но ты, быть может, не понимаешь, Нелла, что мы попали в довольно темную историю?
– Это ты про бедного Диммока? – решила уточнить девушка.
– И про него, и про другое. Сначала таинственно исчезает из отеля мисс Спенсер, или как там ее зовут на самом деле, потом кто-то бросает камень в окно твоей комнаты, в три часа утра я застаю этого негодяя Жюля шепчущимся с Диммоком. Потом твой драгоценный принц Ариберт приезжает без какой-либо свиты – поступок крайне странный и представителю королевской династии неподобающий, и, кроме того, моя дочь, оказывается, общается на дружеской ноге с этим самым принцем. Затем ни с того ни с сего умирает юный Диммок, и перед нами встает перспектива уголовного расследования. А в довершение всего великий герцог Евгений Познанский со всей своей свитой, которого ждали к ужину, куда-то пропадает.
– Разве принц Евгений не приехал? – озадаченно воскликнула мисс Раксоль.
– Нет, а дядя его Ариберт вне себя от беспокойства и телеграфирует во все концы Европы. Словом, каша заварилась порядочная! – заключил почтенный владелец «Вавилона».
– А ты и в самом деле думаешь, что между Жюлем и бедным Диммоком было что-то такое?
– Не думаю, а знаю! Должен сказать, что я еще вчера заметил, как этот негодяй подмигнул Диммоку за обедом.
– Так, значит, и ты заметил это подмигивание, папочка?! – удивилась Нелла.
– Неужели и ты тоже?
– Конечно. Я только что собиралась тебе об этом сказать.
Миллионер насупился.
– Смотри-ка, папа, кто это? – вдруг шепнула мисс Раксоль, указывая на галерею как раз под потайным окошком.
Там, повернувшись к ним спиной, стоял человек с лысиной и, опершись на перила галереи, неотрывно смотрел в бальную залу.
– Ну, кто же это? – заинтересовался мистер Раксоль.
– Не Жюль ли? – предположила Нелла.
– О боги! Клянусь бородой пророка, это он! – с досадой воскликнул почтенный американец.
– Может быть, его пригласила миссис Симпсон Леви? – осторожно проговорила девушка.
– Приглашен он или нет, но сию же минуту вылетит отсюда, даже если мне придется для этого собственноручно вышвырнуть его!
С этими словами Теодор Раксоль быстро вышел из комнаты, а дочь последовала за ним. Но, оказавшись в галерее, миллионер не обнаружил в ней уволенного метрдотеля. В зале его также не было. Не произнося ни слова, сохраняя внешнее спокойствие, но мысленно разражаясь страшными ругательствами, Раксоль напрасно искал его повсюду и наконец, пройдя по витой лестнице и коридорам, вернулся к своему потайному наблюдательному пункту, чтобы вновь осмотреть залу из этой удобной засады. К его удивлению, в комнатке находился некий субъект, так же напряженно наблюдавший за происходящим в зале, как и сам Раксоль всего несколько минут тому назад. Заслышав шаги, мужчина вздрогнул и обернулся. Это был Жюль. Оба пристально посмотрели друг на друга в полумраке комнаты.
– Добрый вечер, мистер Раксоль, – спокойно проговорил отставной метрдотель. – Должен принести свои извинения за вторжение сюда.
– По привычке, я полагаю, – сухо заметил Теодор Раксоль.
– Именно так, сэр.
– Помнится, я запретил вам появляться в гостинице.
– Я полагал, что ваше распоряжение касается меня только как вашего бывшего служащего. Сегодня я нахожусь здесь в качестве гостя мистера и миссис Симпсон Леви.
– Гм… в вашей новой роли представителя светского общества? – не преминул уточнить владелец отеля.
– Именно, – подтвердил нежданный гость.
– Но это приватная территория, друг мой, и она закрыта для публики.
– Я уже извинился за свое присутствие здесь, – напомнил отставной метрдотель.
– В таком случае, извинившись, вам бы следовало уйти, это мой искренний совет вам, – продолжал бывший патрон.
– Доброй ночи, сэр.
– И предупреждаю вас, мистер Жюль, что если мистеру Симпсону Леви или кому-нибудь другому, все равно – еврею или христианину, еще вздумается пригласить вас в мой отель, вы меня очень обяжете, отклонив приглашение. Для вас это будет самым лучшим решением, – ледяным тоном напутствовал его мистер Раксоль.
– Прощайте, сэр.
Еще до полуночи Теодор Раксоль успел удостовериться, что длинный список гостей четы Симпсон Леви не включал в себя лиц, подобных Жюлю.
Миллионер долго не ложился в эту ночь, точнее сказать – вовсе не ложился. Усилием воли он мог заставить себя свободно обходиться без сна, если у него появлялось такое желание или если того требовали обстоятельства. Почтенный джентльмен ходил взад-вперед по своим апартаментам и напряженно размышлял над недавними событиями. В шесть часов утра он совершил обход хозяйственных подразделений своих владений и осмотрел провизию, доставленную с рынков Ковент-Гардена, Смитфилда, Биллингсгейта и из других мест. Работу кухни отеля он нашел весьма интересной и мысленно уже наметил некоторые преобразования, а также изменения в жаловании прислуги. В семь часов ему случилось проходить мимо багажного лифта и стать свидетелем спуска громадного количества багажа, исчезнувшего затем в повозке конторы «Картер, Паттерсон и Ко».
– Чьи это вещи? – грозно осведомился Раксоль.
Клерк, занимающийся багажом, с обиженным видом объяснил, что это вещи, принадлежавшие не какому-нибудь определенному постояльцу, а разным персонам и высылаемые в разных направлениях: действительно, это был курьерский багаж, отправлявшийся заранее, и приблизительно такое же количество вещей вывозилось из отеля каждое утро, в этот самый час.
Теодор Раксоль вернулся к себе и позавтракал чашкой чаю с гренками. В десять часов ему доложили, что его спрашивает полицейский инспектор, явившийся, по его собственным словам, наблюдать за перевозкой тела Реджинальда Диммока в покойницкую при следственном отделении. Предназначенная для этой цели карета стояла у заднего крыльца гостиницы.
Инспектор вручил также вызов в суд Раксолю и принцу Ариберту и потребовал привести посыльного, видевшего, как Диммок упал, для присутствия на допросе.
– Я полагал, что останки мистера Диммока были перевезены еще вчера вечером, – как бы нехотя проговорил Раксоль.
– Нет, сэр. Дело в том, что карета была занята в другом месте.
Полицейский изобразил на лице нечто вроде улыбки, и новый владелец «Великого Вавилона», почувствовав отвращение, сухо предложил ему приступить к исполнению своих обязанностей.
Спустя несколько минут от инспектора явился посланец с просьбой к мистеру Раксолю соблаговолить подняться на первый этаж. В передней, где первоначально поместили тело Реджинальда Диммока, находились инспектор полиции, принц Ариберт и еще двое полицейских.
– Ну что? – спросил Раксоль, входя и обмениваясь поклоном с принцем.
Тут он увидел гроб, поставленный на два стула.
– Я вижу, вы уже достали гроб. Прекрасно, – прибавил он, подходя ближе, и вдруг непроизвольно заметил: – Да он пустой!
– Именно так, – проговорил инспектор. – Тело умершего исчезло. И его светлость принц Ариберт заявляет, что, хотя и занимал комнату как раз напротив, на противоположной стороне коридора, однако он не может дать ни малейших разъяснений по этому делу.
– Действительно, не могу, – подтвердил принц, и, несмотря на то что он держался внешне совершенно спокойно и с достоинством, было заметно, что он глубоко встревожен и огорчен.
– Ну, я… – начал Раксоль и остановился.
Глава VII
Нелла и принц
Теодор Раксоль положительно отказывался понять, каким образом тело, перевозка которого создает столько трудностей, могло быть похищено из его отеля совершенно неслышно и незаметно, неизвестно кем и как. Первоначально охватившее его удивление вскоре сменилось напряженной, бессмысленной яростью. Он намеревался было уволить весь штат гостиничной прислуги, лично допрашивал ночных дежурных, горничных и всех, кто, по его мнению, мог или должен был хоть что-нибудь знать о происшествии, но это ни к чему не привело. Останки Реджинальда Диммока пропали бесследно, точно он был бестелесным духом. Правда, в дело вмешалась полиция, но Теодор Раксоль не особенно на нее полагался. Он давал показания, с терпеливой покорностью отвечал на вопросы, но не надеялся, что из этого что-нибудь выйдет. С принцем Арибертом Познанским у него также состоялось несколько свиданий, но, хотя принц являл собой воплощенную предупредительность и, без сомнения, был искренно опечален судьбой своего умершего секретаря, Раксолю казалось, что его высочайший гость что-то скрывает, будто не решаясь полностью высказаться. С отличавшей его проницательностью миллионер предполагал, что смерть Реджинальда Диммока была лишь малозначительным событием, намекавшим на существование некой более глубокой тайны. Поэтому он решил быть начеку и терпеливо выжидал, пока еще какой-нибудь случай не прольет света на все дело; до тех пор он принял лишь одну меру – позаботился, чтобы известие о похищении тела Диммока не попало в газеты. Тайна может быть прекрасно сохранена, если в обладателе ее сочетаются самоуверенность и твердость. Раксоль ловко повел дело, оно было нелегким, и успех тем более льстил его самолюбию.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента