Около одиннадцати часов я был выведен довольно неприятным образом из моего блаженного состояния. Уже несколько раз мои аннамиты оборачивались ко мне, повторяя с одной и той же страдальческой улыбкой какую-то фразу, смысл которой мешала мне разобрать дорожная тряска. Наконец я понял: «Здесь проехал большой автомобиль». Немного высунувшись, а убедился, что они правы. Следы из земли свидетельствовали о том, что здесь только что прошла сильная машина.
— Быть может, грузовик? Шофер покачал головой.
— Нет! Большой автомобиль, богатый.
Однако! Это утверждение повергло меня в уныние, от которого я освободился только благодаря справедливому расчету. У меня уже есть готовое извинение для моего отказа, — думал я, — скажу миссис Вебб, что я хотел приехать в Ангкору раньше нее, чтобы там ее встретить. Но вот план мой рухнул: без сомнения, прошедший перед нами автомобиль принадлежал ей. Подумать только, что я мог бы уехать накануне вместо того, чтобы париться в этой бане, Сайгоне! Мне вдруг показалось, что дождь пепла заволок всю вселенную.
Когда я очутился у парома, пересекающего последний перед Пномпенем рукав реки Меконг, у меня окончательно рассеялись все сомнения. Вписывая свое имя в книгу для проезжающих, я увидел в ней имя Максенс. Она переправилась через реку за день до нас, опередив меня на целые сутки. Я потерпел полное фиаско — и по этому случаю находился в прескверном настроении, вступая в столицу его величества короля Сисовата.
Шофер, получивший инструкции, отвез меня прямо в резиденцию. У входа меня встретил начальник кабинета главного резидента. Он извинился за своего начальника — тот в настоящее время находился в деловой поездке где-то у сиамской границы. Пробило час дня. Мы тотчас сели за стол в прохладной темной столовой, украшенной огромными лиловыми цветами, беспомощно склонявшимися под дуновением вентиляторов.
— Господин резидент будет очень сожалеть, — сказал начальник кабинета, — онвсегда старается быть в Пномпене, когда приезжают почетные гости. Ему не везет: сегодня — вы, вчера — миссис Вебб.
— Да, правда, ведь миссис Вебб проезжала вчера!
— Она переночевала в резиденции и уехала сегодня рано утром.
— Теперь она должна быть уже в Ангкоре?
— Пожалуй, еще нет, — она намеревалась сделать крюк — посетить развалины Самбора, они немного в стороне от дороги.
— Если я уеду после завтрака, я успею там ее встретить?
— Уехать после завтрака?! Да вы и не представляете себе, что это такое. Как раз в этот час на саванны изливается расплавленный свинец. Нет, вы переночуете здесь, это решено.
Я поклонился, поняв бесполезность всякого сопротивления.
— Да кроме того, ведь миссис Вебб известно, что вы выехали раньше нее.
— Ах, вот как! — сказал я. — Она говорила вам что-нибудь обо мне? Не сердится на меня?
— Нисколько. Напротив, она очень на вас рассчитывает там, на месте, чтобы познакомиться получше с развалинами и их историей. Не боитесь, она отлично говорит по-французски. Вообразите себе, я уже был ей представлен четыре года тому назад. Мы ехали на одном пароходе из Сайгона в Марсель. Она возвращалась из Японии. Это восхитительная женщина! И какая простота! Это редко бывает при таком богатстве, как у нее. Я полагаю, что она уже познакомилась со всем, что есть хорошего в этом мире. Она знает все, все видела, начиная от Пальмиры и Борододура, кончая египетскими храмами и японскими пагодами. Ей не хватало только Ангкора. И в этом ей повезло — вы вовремя приехали, впрочем, и нам тоже, — нельзя же было предоставить ей первого встречного проводника.
Я поблагодарил с довольно принужденной улыбкой. К счастью, в моем распоряжении была целая ночь. Надо было спешно засесть за изучение кхмерского вопроса.
Отдохнув, мы пошли, когда жара немного спала, пройтись по Пномпеню. Начальник кабинета предупредил меня, что его величество находится на прогулке, на своей яхте, и что я не могу быть ему представлен. Зато он дал мне возможность осмотреть как следует дворец кремового цвета с золотом, и мне разрешено было засвидетельствовать почтение большому белому слону, который в придворных церемониях почитается по рангу наряду с принцессой крови.
— Я полагаю, — сказал мой спутник, — что вы ничего не имели бы против того, чтобы присутствовать при исполнении знаменитых священных плясок. Но как раз в это время года у танцовщиц каникулы и большая их часть находится в Сием-Реапе, вблизи Ангкора. Вам представится случай их там увидеть. Я попрошу, чтобы было сделано все необходимое для этого. Даже и в Пномпене это — замечательное зрелище. Воображаю, как это красиво ночью, при свете факелов, на огромной паперти Ангкор-Вата… Миссис Вебб не пожалеет о своей поездке. Вы, наверное, хотите посмотреть музей?
Я защищался крайне энергично против подобного предложения. Ты представляешь себе, у меня не было ни малейшего желания встретиться на археологическом турнире с хранителем пномпеньских древностей.
Я сослался на желание лечь спать пораньше. Начальник кабинета проводил меня до отведенной мне комнаты.
— Я попрошу вас об одном одолжении, — сказал он мне, — миссис Вебб забыла сегодня утром флакон из своего несессера. Будьте любезны его передать.
И он указал на туалете маленький флакон из позолоченного серебра.
Оставшись один, я начал с того, что вытащил из чемодана две или три книги, которые с трудом отыскал в лавках Сайгона, посвященные таинственному королевству, богатства которого отныне были вверены моему попечению. Ты помнишь момент подготовки к докторской степени, за несколько часов до устного! экзамена? Я снова испытал такое же чувство. Прекрасные и ужасные имена танцевали перед моими глазами: Фимеанакас, Та-Пром, Пре-Рюн, Бантеай-Кдей… Я даже вспотел. Усталость смыкала мои веки. Меня притягивала к себе огромная белая кровать посреди комнаты, кровать, на которой спала Максенс.
Чрезмерная усталость вызывает сложные, запутанные сны. Что это было за место, где я находился? Лес или храм? Что это — колоннады? Кокосовые пальмы, банановые деревья. Около их стволов двигалась какая-то женщина, она тотчас исчезала, едва я ее настигал. Понятно, это была миссис Вебб, но миссис; Вебб — то блондинка, то брюнетка. Затем листва расступилась, оттуда показалось гримасничающее лицо. Я узнал старика Барбару. Я слышал, как он клеймил мое безумие довольно ироническим определением: «Toque! Toque!»1
Я больше уже не спал. Я ходил взад и вперед по комнате. На полу валялись разбросанные простыни. Но все-таки все время раздавалось то же ругательство: «Toque! Toque!» Я направился в ту сторону, откуда, казалось, это исходило.
В Индокитае окна без стекол. Большинство из них снабжены рамой, на которую натянута металлическая сетка, необычайно тонкая, вроде тех, что бывают на ситах, она предохраняет от надоедливых насекомых. Подойдя к этому темному прямоугольнику, я увидел моего оскорбителя. Это была странная рогатая ящерица, величиной с крысу. Я видел ее отвратительный светлый живот, присоски ее лап, прижатых к сетке. Через равномерные промежутки времени она надувала свою синеватую шею: «Toque! Toque!» На меня смотрели ее красные, неподвижные зрачки. Наверное, каждую ночь, и эту и предыдущую, это скользкое рогатое чудовище жаловалось здесь на свою судьбу.
Я погасил электричество. Прямоугольник окна сделался синеватым. Несмотря на непрекращающиеся ругательства гекко, мне удалось забыться тяжелым сном.
Ты не можешь себе представить, как хороши тамошние утра, следующие за этими ужасными, влажными ночами. Почти детская радость охватывает людей, животных, цветы. Все спешат жить как можно интенсивнее до возвращения великого оцепенения.
— Не рассчитывайте сделать в один прием двести пятьдесят километров, которые вам остались, — сказал начальник кабинета, пожимая мне руку. — Позавтракайте в бунгало Компонг-Том. Там имеются две комнаты, хорошенько отдохнете и будете к шести часам в Ангкоре. Это — лучшее время. Мой привет миссис Вебб, а вам желаю счастливого пути!
Счастливого пути! Гм! Я никогда особенно не любил такого рода пожеланий.
Едва переправившись через Тонле-Сан, самый значительный рукав Меконга, я почувствовал, что попал в новый мир. Ни деревень, ни домов. Начиналась настоящая дикая природа. Всюду, куда хватал глаз, расстилались выжженные саванны, где прятались испуганные антилопы, саванны чередовались с девственными лесами, из которых вылетали павлины и священные петухи, иногда в этих лесах волнующий шум сломанных ветвей говорил о чьем-то таинственном присутствии, которое предпочитают не замечать.
Устав от вида бесконечно развертывающейся передо мной желтой ленты дороги, я наконец уснул. Меня вывел из дремоты резкий поворот, за которым последовал толчок.
— Что случилось?
Оба мои аннамита меланхолично постукивали по шине. Из ближайшей хижины вышла с воплями старуха, как будто вылепленная из глины.
— Долго будем чиниться?
Они ответили мне своей неизменной страдальческой улыбкой.
— Ну, — сказал я с досадой, решившись наконец выйти, — счастье еще, что это не случилось с нами посреди саванны. Здесь хоть есть кой-какое жилье.
— Месье, — сказал шофер, — он был из красноречивых, — не будь дома, не было бы и черной свиньи.
Он извлек из-под передних колес тушу молодой свиньи, очевидно, не рассчитавшей скорости автомобиля. Старуха принялась стонать еще больше.
— Ну хорошо, — сказал я, — начнем с вознаграждения бабушки — нам ведь понадобится ее гостеприимство. Сколько надо ей дать, этой старушенции, за ее свинью?
— Месье дать пять пиастров, а Н`Гюен готовить мясо, жарить к завтраку, в то время как я починять, а месье отдыхать в камбоджская зала.
— Как? Вы хотите, чтобы я здесь завтракал? Сколько же времени продлится починка?
Оба шофера, уже засучив рукава своих рубашек, уныло улыбались, чем давали мне понять, что дело предстоит долгое, очень долгое. В полном отчаянии я вошел в хижину; первым делом сняв шлем и черные очки, я примостился в углу, на какой-то отвратительной циновке. Не замедлив, мне нанесли любезный визит двухлетний сын хозяйки, голый, похожий на красного червяка, и два или три общипанных цыпленка.
Около трех часов пополудни мы снова могли тронуться в путь. Но положительно кем-то было предопределено, что я не увижу в этот день вечерней звезды, поднимающейся над развалинами Ангкора. Не успели мы отъехать и тридцати километров, как произошел новый толчок. На этот раз оказался буйвол. Шофер попытался объехать его и ударился о громадную скалу.
Разъярившись, я крикнул боям:
— Скажите-ка, тут много всяких домашних животных, которых я еще не знаю?!
Они оба с удрученным видом указали на исковерканный радиатор. Буйвол остановился и разглядывал нас добрыми сочувствующими глазами.
Было уже десять часов вечера, когда я увидел на горизонте два-три мигающих огонька, возвещавшие Компонг-Том, где я вынужден был переночевать, покорившись судьбе. Там ждала меня еще одна неудача. Дверь бунгало, конечно, оказалась запертой. Мои бои с силой налегали на нее, пока она не открылась.
— Это еще что такое? — сказал я, чтобы прекратить спор, который начал усиливаться.
— Месье, — сказал шофер, указывая на человека, стоявшего на пороге и охранявшего вход в дом, — он плохой камбоджийский сторож, он говорит, что нет комнат.
— Ну, это мы сейчас увидим, — сказал я в отчаянии и схватил человека за шиворот.
— Нет места, месье, нет места!
Он хныкал. Я кричал. Бои орали. Вчетвером мы производили в темноте адский шум.
— Что случилось? — вдруг произнес чей-то голос.
В то же время дверь, выходившая в вестибюль, открылась. Появилась женщина с электрическим фонарем в руке. Я увидел ее, всю в белом. Свет от фонаря играл в ее волосах, окружал ее лоб красноватым сиянием.
— Миссис Вебб, — пробормотал я.
— О! Господин хранитель Ангкора. Если не ошибаюсь, господин Сен-Сорнен?
— Да.
— Я очень рада, очень. Вы едете из Пномпеня?
— Да.
— А я из Самбора. Очень, очень интересно. Завтра мы едем вместе в Ангкор, не правда ли? Но вы о чем-то спорили со сторожем бунгало. Он идиот! А что случилось?
— Он не хочет дать мне комнаты.
— Ах! Я же сказала, что он идиот! Но он и не может дать вам комнату. Здесь только три комнаты, и я их все заняла для себя, для моих шоферов-сингалезцев и для моей горничной. Входите. Вы не обедали?
— Но…
— Входите же, говорю вам. У меня есть все необходимое. К тому же я тоже голодна. Эти кхмерские развалины меня буквально истощают. Я поужинаю с вами. Входите же…
— Бесконечно благодарен, — пробормотал я, от волнения уронив на землю свой шлем.
Она улыбнулась.
— А что касается комнат, — сказала она, — я думаю, мы это как-нибудь уладим?
— Нет, видишь ли, я никогда не пойму, почему не хотят признать, что Компонг-Том — прелестнейшая деревушка. Правда, глинистые берега Арропо, на берегу которой она расположена, не изобилуют растительностью. Болота, которые ее окружают, тоже, вероятно, не особенно здоровые. И там, может быть, слишком много москитов и тысяченожек, но все это не важно. В этом пейзаже есть что-то, что заставляет меня предпочитать его другим. Константинополь по сравнению с ним кажется мне пресным, Неаполь — серым, Версаль — искусственным… Думаю, впрочем, что это мое право.
Знакомы ли тебе эти ночи, когда неустанно жаждешь наступления утра, чтобы снова обрести жизнь — так она нам кажется хороша? Такова была для меня ночь в Компонг-Томе. Едва только забрезжил рассвет, как я уже был на ногах. Конечно, первое, что я хотел сделать, это открыть ставни. Но это не удавалось, несмотря на неоднократные попытки. Через щелку ставней я не мог видеть, что мне мешало. Я тронул пальцем. Это было что-то в роде гигантского серого мешка, не то кожаного, не то резинового.
Заинтригованный, я вышел и обошел вокруг дома.
— Ах, черт возьми! Я мог бы без конца толкать изо всех сил… Слон!
Он придвинулся к стене. Мне улыбались его маленькие веселые глаза. Он, казалось, был очень доволен своей проделкой.
Как раз в этот момент мои бои возвращались с рынка, куда ходили узнавать о бетеле и сушеной рыбе. Я спросил их:
— Что он здесь делает, этот чудак?
— На каникулах, месье.
— Как на каникулах?
— Да, месье, слон короля Сисовата.
И они объяснили мне, что двор Пномпеня находит, что кормить слонов слишком дорого, а поэтому отправляет их на некоторую часть года в северные провинции.
— Он есть здешние маленькие деревья и помогать камбоджийским «nhaques» в сельских работах.
— Совсем как королевские танцовщицы, которых отправляют в Ангкор?
— Да, месье.
Меня окончательно развеселила мысль об этом маленьком персонале, помещенном на бесплатный отдых добродушной и расчетливой королевской особой.
— Ну, а как же автомобиль? — спросил я.
У них опять появилась их неизменная страдальческая улыбка — это значило, что автомобиль мой был в очень и очень плачевном состоянии.
— Он не довезет меня до Ангкора? Улыбка сделалась еще более печальной.
— Ну, тем хуже! Ничего не поделаешь, попробуем выбраться без него.
По правде говоря, я все это предвидел, но ничего не имел против, чтобы мне подтвердили это лишний раз.
Не желая, однако, полагаться на волю случая, я пошел к навесу, под которым стоял автомобиль моей спутницы.
Я убедился, что могу быть спокоен. В распоряжении миссис Вебб было целых два автомобиля. Один — огромный, очень комфортабельный и сильный, другой — поскромнее, но все же вполне удовлетворяющий всем требованиям богатых людей. В настоящей поездке он должен был играть роль телеги: до отказа был переполнен всевозможными сундучками и прочими предметами.
Трое слуг-сингалезцев, полуголых, занимались своим туалетом. Я был приятно удивлен, когда они обратились ко мне за инструкциями.
— Я ничего не знаю о планах миссис Вебб. На всякий случай будьте готовы к отъезду через час.
Они скептически покачали головами. Я отошел от них и отправился побродить по деревне, пытаясь укротить ходьбой то безмерное счастье, которым я был охвачен.
Около десяти часов тусклое зенитное солнце начало погружать людей и животных в мрачную дремоту. Максенс все еще не выходила. Я стал немного беспокоиться и рискнул постучать к ней.
Горничная мена буквально выпроводила…
— Госпожа спать. Будить не надо. Иначе ужасно! Ужасно! В полдень один из сингалезцев, крайне торжественный в
своей белой куртке, шотландской юбочке, с черепаховым гребнем, начал накрывать на стол на два прибора в вестибюле, а его товарищ принялся толочь лед, который вытащил из большого полотняного мешка.
— Итак, — сказал я себе, — вот, кажется, путешествие, обещающее пройти в прекрасных условиях! В общем, нечего и злиться на эту задержку. Впереди у меня целых одиннадцать месяцев! Вот если бы был здесь этот старикашка Барбару, воображаю, какую бы он рожу скорчил, ведь он думал, что отправляет меня прямо на смерть, этот старый Вельзевул!
Наконец, в час дня Максенс появилась. На ней были пикейные штаны, высокие сафьяновые сапожки, фланелевая жакетка с длинными полами. В руке у нее была большая фетровая шляпа, которой она обмахивалась.
Я подождал немного, чтобы справиться о ее здоровье. Я хотел знать, назовет ли она меня по имени, чтобы мне не остаться у нее в долгу. Но это означало, что я плохо был знаком с невероятной выдержкой, свойственной крепкой американской расе.
— Здравствуйте, господин Сен-Сорнен, надеюсь, вы хорошо выспались?
— Превосходно.
— Почему же вы так рано встали? Я слышала, как вы слонялись по всем углам дома. Когда это слуги, это неважно. Они могут ходить взад и вперед без конца, спорить, опрокидывать мебель, на это не обращаешь внимания. Но люди свободные, это совсем другое дело, я не знаю почему.
Я пробормотал какие-то извинения, ссылаясь на необходимость справиться о моем автомобиле. Я не преминул сообщить, что он был совершенно испорчен.
— Ну, так что же? Ведь он принадлежит вашему правительству, а вы поедете в моем.
Думаю, ты догадался уже, что я на это рассчитывал, но был счастлив услышать подтверждение из ее уст — ведь такая независимая женщина легко могла изменить свое решение за ночь, не правда ли?
Но она уже отвернулась от меня.
— Тамил, — сказала она одному из сингалезцев, — дай мне стакан и льду, и вот этот флакон, и бутылку, вот эту и ту.
Я с восхищением следил за ней, пока она приготовляла эту смесь в серебряном стакане.
— Тридцать шесть, — продолжала она, — я умею приготовлять тридцать шесть видов коктейля, столько же, сколько звезд на флаге союза. Разумеется, каждый из них носит имя одного из Штатов. Вот этот я предпочитаю — Алабама, там я родилась в… Нет, дорогой мой, вам еще не следует знать, в котором году это было. Будьте осторожны, он очень крепкий.
Действительно, он был очень крепок. Но из уважения к ее родине я счел себя обязанным выпить до дна громадный стакан, равный, по-моему, трем большим коктейлям.
— Теперь немного виски — надо растворить сахар, — сказала она, — идемте к столу.
— Когда вы рассчитываете ехать дальше, миссис?
— Отдохнув после обеда, около четырех.
— Вы не боитесь, что это будет поздно?
— Нисколько. Мы будем у Ангкор-Вата как раз при заходе солнца — самое лучшее время. Вы не знали этого? Об этом есть во всех книгах.
Я поспешил переменить разговор.
— Могу я обратиться к вам с просьбой?
— Пожалуйста.
— Дело в том, что мой шофер должен остаться здесь, в ожидании, пока не приедут из Пномпеня за моим автомобилем, чтобы починить его или увезти, и я бы очень просил разрешить моему механику ехать на вашей второй машине. Мне он понадобится сегодня вечером — с его помощью я должен разыскать предназначенный мне дом. Я не позаботился предупредить о своем приезде резидента Сием-Реапа, в ведении которого находится Ангкор.
— Отлично, нет ничего проще.
К счастью, во время завтрака мы не касались в разговоре ни кхмерского искусства вообще, ни развалин Ангкора в частности. Максенс рассказывала мне о Яве, откуда она приехала, о Японии и пожелала узнать мое мнение об одной статуе, купленной ею в окрестностях Киото, снимок с которой она мне показала. Надо было быть совсем профаном, чтобы не узнать одно из чудеснейших произведений эпохи Хейян, в которых так ясно обнаруживалось влияние греческого искусства на азиатское. Ты, быть может, помнишь лекцию, прочитанную на эту тему в 1913 году в музее Гимэ неким господином де Трассан? Я пошел с тобой на эту лекцию и вынужден был остаться, потому что, как сейчас помню, дождь лил как из ведра, а на этой проклятой Иенской площади никогда не было ни одного такси. Ты же понимаешь, что я не пропустил такого удобного случая, к тому же ты знаешь, какая у меня блестящая память. Максенс слушала меня сперва с интересом, затем уж с восхищением, которое она едва сдерживала, но оно все же прорвалось, когда я закончил мой доклад по этому вопросу, проведя дифирамбическую параллель между Палладой из музея Лагора и Кваноной из музея Нары.
— Как я счастлива! — воскликнула она, хлопая в ладоши, как ребенок. — Оказывается, вы настолько же большой ученый, сколько и джентльмен, значит, мы повеселимся!
Я кусал себе губы, поняв немного поздно, в какую западню завела меня эта смешная потребность позы и это пускание пыли в глаза…
— Что-то будет в Ангкоре? — сказал я себе с беспокойством.
Ах! Да! Что-то там будет?!
Час спустя после того как мы покинули Компонг-Том, в то время как заходящее солнце начало окрашивать в красный цвет верхушки гигантских деревьев, мы въехали в ангкорский лес и инстинктивно мало-помалу перестали разговаривать.
Дорогой мой, немало людей до и после меня посетили Ангкор, и все без исключения напечатали коротенькие описания его в книгах или статьях. В настоящий момент это отнюдь не облегчает моей задачи, тем более что трое или четверо из них обладали подлинным талантом. Но с тобой, понятно, я не стану разводить церемоний. Я, по крайней мере, обещаю тебе одно — если и не будет других достоинств в моем описании, все же заслуга его будет заключаться в ясности и точности.
Квадрат в тысяча двести метров — Ангкор-Ват, храм; на расстоянии одного километра к северу — другой квадрат, больше чем в три километра — Ангкор-Том, город. Вокруг этих квадратов канавы и рвы. И всюду лес, чудесный камбоджийский лес, полный тени и страхов.
Сначала перед нами промелькнули река и деревня, построенная на сваях, а затем нас охватил снова лес, только более густой; вдруг автомобиль остановился.
— Что случилось? — спросила Максенс почти гневно.
Оказывается, дело было в моем механике. При отъезде из Компонг-Тома я велел ему сесть рядом с шофером миссис Вебб. Сейчас он хотел спрыгнуть на землю.
— Дом, месье.
Он указывал мне на дом в нескольких шагах от дороги, довольно красивый, из кирпича и серого камня. Я, признаться, ждал менее комфортабельного жилища.
— Эго дом, предназначенный для хранителя, то есть для меня, — сказал я Максенс.
Она сделала нетерпеливое движение.
— Ну хорошо, пусть тут останется вторая машина и сингалезцы разгрузят багаж; а вашего механика мы возьмем с собой. Он нужен нам, чтобы указывать дорогу в лесу. Нельзя терять ни одной минуты. Вперед!
И мы снова поехали по пустынным и молчаливым дорогам, где вечер начал уже угасать.
— Ах! — пробормотал я наконец, — вот они, посмотрите! Перед нами возвышались посреди огромного, вырубленного в лесу четырехугольника пять таинственных серых башен, увенчанных тиарами из колоссальных лотосов. Позади них — небо, восхитительного розового японского оттенка; а у наших ног, в воде рва, еще более чистое, еще более розовое небо, и в нем отражалось пять больших опрокинутых башен, слегка колеблющихся.
— Ангкор-Ват! — сказала Максенс. Автомобиль немного замедлил ход.
— Остановимся и войдем, — молил я, когда мы проезжали мимо моста на шоссе, ведущего внутрь храма.
Голос Максенс, бывший только что сдавленным и глухим, сделался резким.
— Вы с ума сошли! Бросаться, как ребенок, в первый попавшийся храм! Нет, нет, сегодня вечером, пока светло, осмотрим сначала все целиком. А для детального осмотра у нас есть время и завтра и послезавтра, сколько понадобится. Итак, вперед полным ходом!
Когда мы обогнули западный фасад храма, нас охватила снова, разлучив со светом, лесная чаща. И скоро в тени вырисовался крутой откос, о который, казалось, автомобиль должен был немедленно разбиться.
— Ангкор-Том, — сказала Максенс. — А вот южные ворота города.
Эти ворота внезапно раскрылись перед нами, как пещера, и поглотили нас. С этого момента, находясь в удивительной столице, мы покатили по прямой аллее, деревья которой были так густы, что образовывали по обеим сторонам мрачную стену черно-зеленого цвета.
Я почувствовал в темноте, как рука моей спутницы схватила мою. Там, в конце рва, куда мы ехали, вырисовывалось необыкновенное здание, оно выступало из-за листвы, за которую я его сначала и принял.
— Это Байон, не правда ли? Байон. А вот и четырехликие башни.
Мы обогнули слева фантастический хаос бледных камней.
— Город, город, — повторяла Максенс, — город короля.
— Терраса Слонов, — сказал я в свою очередь, когда мы выехали на нечто вроде эспланады, — а там, в конце, терраса Прокаженного короля, не так ли?
— Быть может, грузовик? Шофер покачал головой.
— Нет! Большой автомобиль, богатый.
Однако! Это утверждение повергло меня в уныние, от которого я освободился только благодаря справедливому расчету. У меня уже есть готовое извинение для моего отказа, — думал я, — скажу миссис Вебб, что я хотел приехать в Ангкору раньше нее, чтобы там ее встретить. Но вот план мой рухнул: без сомнения, прошедший перед нами автомобиль принадлежал ей. Подумать только, что я мог бы уехать накануне вместо того, чтобы париться в этой бане, Сайгоне! Мне вдруг показалось, что дождь пепла заволок всю вселенную.
Когда я очутился у парома, пересекающего последний перед Пномпенем рукав реки Меконг, у меня окончательно рассеялись все сомнения. Вписывая свое имя в книгу для проезжающих, я увидел в ней имя Максенс. Она переправилась через реку за день до нас, опередив меня на целые сутки. Я потерпел полное фиаско — и по этому случаю находился в прескверном настроении, вступая в столицу его величества короля Сисовата.
Шофер, получивший инструкции, отвез меня прямо в резиденцию. У входа меня встретил начальник кабинета главного резидента. Он извинился за своего начальника — тот в настоящее время находился в деловой поездке где-то у сиамской границы. Пробило час дня. Мы тотчас сели за стол в прохладной темной столовой, украшенной огромными лиловыми цветами, беспомощно склонявшимися под дуновением вентиляторов.
— Господин резидент будет очень сожалеть, — сказал начальник кабинета, — онвсегда старается быть в Пномпене, когда приезжают почетные гости. Ему не везет: сегодня — вы, вчера — миссис Вебб.
— Да, правда, ведь миссис Вебб проезжала вчера!
— Она переночевала в резиденции и уехала сегодня рано утром.
— Теперь она должна быть уже в Ангкоре?
— Пожалуй, еще нет, — она намеревалась сделать крюк — посетить развалины Самбора, они немного в стороне от дороги.
— Если я уеду после завтрака, я успею там ее встретить?
— Уехать после завтрака?! Да вы и не представляете себе, что это такое. Как раз в этот час на саванны изливается расплавленный свинец. Нет, вы переночуете здесь, это решено.
Я поклонился, поняв бесполезность всякого сопротивления.
— Да кроме того, ведь миссис Вебб известно, что вы выехали раньше нее.
— Ах, вот как! — сказал я. — Она говорила вам что-нибудь обо мне? Не сердится на меня?
— Нисколько. Напротив, она очень на вас рассчитывает там, на месте, чтобы познакомиться получше с развалинами и их историей. Не боитесь, она отлично говорит по-французски. Вообразите себе, я уже был ей представлен четыре года тому назад. Мы ехали на одном пароходе из Сайгона в Марсель. Она возвращалась из Японии. Это восхитительная женщина! И какая простота! Это редко бывает при таком богатстве, как у нее. Я полагаю, что она уже познакомилась со всем, что есть хорошего в этом мире. Она знает все, все видела, начиная от Пальмиры и Борододура, кончая египетскими храмами и японскими пагодами. Ей не хватало только Ангкора. И в этом ей повезло — вы вовремя приехали, впрочем, и нам тоже, — нельзя же было предоставить ей первого встречного проводника.
Я поблагодарил с довольно принужденной улыбкой. К счастью, в моем распоряжении была целая ночь. Надо было спешно засесть за изучение кхмерского вопроса.
Отдохнув, мы пошли, когда жара немного спала, пройтись по Пномпеню. Начальник кабинета предупредил меня, что его величество находится на прогулке, на своей яхте, и что я не могу быть ему представлен. Зато он дал мне возможность осмотреть как следует дворец кремового цвета с золотом, и мне разрешено было засвидетельствовать почтение большому белому слону, который в придворных церемониях почитается по рангу наряду с принцессой крови.
— Я полагаю, — сказал мой спутник, — что вы ничего не имели бы против того, чтобы присутствовать при исполнении знаменитых священных плясок. Но как раз в это время года у танцовщиц каникулы и большая их часть находится в Сием-Реапе, вблизи Ангкора. Вам представится случай их там увидеть. Я попрошу, чтобы было сделано все необходимое для этого. Даже и в Пномпене это — замечательное зрелище. Воображаю, как это красиво ночью, при свете факелов, на огромной паперти Ангкор-Вата… Миссис Вебб не пожалеет о своей поездке. Вы, наверное, хотите посмотреть музей?
Я защищался крайне энергично против подобного предложения. Ты представляешь себе, у меня не было ни малейшего желания встретиться на археологическом турнире с хранителем пномпеньских древностей.
Я сослался на желание лечь спать пораньше. Начальник кабинета проводил меня до отведенной мне комнаты.
— Я попрошу вас об одном одолжении, — сказал он мне, — миссис Вебб забыла сегодня утром флакон из своего несессера. Будьте любезны его передать.
И он указал на туалете маленький флакон из позолоченного серебра.
Оставшись один, я начал с того, что вытащил из чемодана две или три книги, которые с трудом отыскал в лавках Сайгона, посвященные таинственному королевству, богатства которого отныне были вверены моему попечению. Ты помнишь момент подготовки к докторской степени, за несколько часов до устного! экзамена? Я снова испытал такое же чувство. Прекрасные и ужасные имена танцевали перед моими глазами: Фимеанакас, Та-Пром, Пре-Рюн, Бантеай-Кдей… Я даже вспотел. Усталость смыкала мои веки. Меня притягивала к себе огромная белая кровать посреди комнаты, кровать, на которой спала Максенс.
Чрезмерная усталость вызывает сложные, запутанные сны. Что это было за место, где я находился? Лес или храм? Что это — колоннады? Кокосовые пальмы, банановые деревья. Около их стволов двигалась какая-то женщина, она тотчас исчезала, едва я ее настигал. Понятно, это была миссис Вебб, но миссис; Вебб — то блондинка, то брюнетка. Затем листва расступилась, оттуда показалось гримасничающее лицо. Я узнал старика Барбару. Я слышал, как он клеймил мое безумие довольно ироническим определением: «Toque! Toque!»1
Я больше уже не спал. Я ходил взад и вперед по комнате. На полу валялись разбросанные простыни. Но все-таки все время раздавалось то же ругательство: «Toque! Toque!» Я направился в ту сторону, откуда, казалось, это исходило.
В Индокитае окна без стекол. Большинство из них снабжены рамой, на которую натянута металлическая сетка, необычайно тонкая, вроде тех, что бывают на ситах, она предохраняет от надоедливых насекомых. Подойдя к этому темному прямоугольнику, я увидел моего оскорбителя. Это была странная рогатая ящерица, величиной с крысу. Я видел ее отвратительный светлый живот, присоски ее лап, прижатых к сетке. Через равномерные промежутки времени она надувала свою синеватую шею: «Toque! Toque!» На меня смотрели ее красные, неподвижные зрачки. Наверное, каждую ночь, и эту и предыдущую, это скользкое рогатое чудовище жаловалось здесь на свою судьбу.
Я погасил электричество. Прямоугольник окна сделался синеватым. Несмотря на непрекращающиеся ругательства гекко, мне удалось забыться тяжелым сном.
Ты не можешь себе представить, как хороши тамошние утра, следующие за этими ужасными, влажными ночами. Почти детская радость охватывает людей, животных, цветы. Все спешат жить как можно интенсивнее до возвращения великого оцепенения.
— Не рассчитывайте сделать в один прием двести пятьдесят километров, которые вам остались, — сказал начальник кабинета, пожимая мне руку. — Позавтракайте в бунгало Компонг-Том. Там имеются две комнаты, хорошенько отдохнете и будете к шести часам в Ангкоре. Это — лучшее время. Мой привет миссис Вебб, а вам желаю счастливого пути!
Счастливого пути! Гм! Я никогда особенно не любил такого рода пожеланий.
Едва переправившись через Тонле-Сан, самый значительный рукав Меконга, я почувствовал, что попал в новый мир. Ни деревень, ни домов. Начиналась настоящая дикая природа. Всюду, куда хватал глаз, расстилались выжженные саванны, где прятались испуганные антилопы, саванны чередовались с девственными лесами, из которых вылетали павлины и священные петухи, иногда в этих лесах волнующий шум сломанных ветвей говорил о чьем-то таинственном присутствии, которое предпочитают не замечать.
Устав от вида бесконечно развертывающейся передо мной желтой ленты дороги, я наконец уснул. Меня вывел из дремоты резкий поворот, за которым последовал толчок.
— Что случилось?
Оба мои аннамита меланхолично постукивали по шине. Из ближайшей хижины вышла с воплями старуха, как будто вылепленная из глины.
— Долго будем чиниться?
Они ответили мне своей неизменной страдальческой улыбкой.
— Ну, — сказал я с досадой, решившись наконец выйти, — счастье еще, что это не случилось с нами посреди саванны. Здесь хоть есть кой-какое жилье.
— Месье, — сказал шофер, — он был из красноречивых, — не будь дома, не было бы и черной свиньи.
Он извлек из-под передних колес тушу молодой свиньи, очевидно, не рассчитавшей скорости автомобиля. Старуха принялась стонать еще больше.
— Ну хорошо, — сказал я, — начнем с вознаграждения бабушки — нам ведь понадобится ее гостеприимство. Сколько надо ей дать, этой старушенции, за ее свинью?
— Месье дать пять пиастров, а Н`Гюен готовить мясо, жарить к завтраку, в то время как я починять, а месье отдыхать в камбоджская зала.
— Как? Вы хотите, чтобы я здесь завтракал? Сколько же времени продлится починка?
Оба шофера, уже засучив рукава своих рубашек, уныло улыбались, чем давали мне понять, что дело предстоит долгое, очень долгое. В полном отчаянии я вошел в хижину; первым делом сняв шлем и черные очки, я примостился в углу, на какой-то отвратительной циновке. Не замедлив, мне нанесли любезный визит двухлетний сын хозяйки, голый, похожий на красного червяка, и два или три общипанных цыпленка.
Около трех часов пополудни мы снова могли тронуться в путь. Но положительно кем-то было предопределено, что я не увижу в этот день вечерней звезды, поднимающейся над развалинами Ангкора. Не успели мы отъехать и тридцати километров, как произошел новый толчок. На этот раз оказался буйвол. Шофер попытался объехать его и ударился о громадную скалу.
Разъярившись, я крикнул боям:
— Скажите-ка, тут много всяких домашних животных, которых я еще не знаю?!
Они оба с удрученным видом указали на исковерканный радиатор. Буйвол остановился и разглядывал нас добрыми сочувствующими глазами.
Было уже десять часов вечера, когда я увидел на горизонте два-три мигающих огонька, возвещавшие Компонг-Том, где я вынужден был переночевать, покорившись судьбе. Там ждала меня еще одна неудача. Дверь бунгало, конечно, оказалась запертой. Мои бои с силой налегали на нее, пока она не открылась.
— Это еще что такое? — сказал я, чтобы прекратить спор, который начал усиливаться.
— Месье, — сказал шофер, указывая на человека, стоявшего на пороге и охранявшего вход в дом, — он плохой камбоджийский сторож, он говорит, что нет комнат.
— Ну, это мы сейчас увидим, — сказал я в отчаянии и схватил человека за шиворот.
— Нет места, месье, нет места!
Он хныкал. Я кричал. Бои орали. Вчетвером мы производили в темноте адский шум.
— Что случилось? — вдруг произнес чей-то голос.
В то же время дверь, выходившая в вестибюль, открылась. Появилась женщина с электрическим фонарем в руке. Я увидел ее, всю в белом. Свет от фонаря играл в ее волосах, окружал ее лоб красноватым сиянием.
— Миссис Вебб, — пробормотал я.
— О! Господин хранитель Ангкора. Если не ошибаюсь, господин Сен-Сорнен?
— Да.
— Я очень рада, очень. Вы едете из Пномпеня?
— Да.
— А я из Самбора. Очень, очень интересно. Завтра мы едем вместе в Ангкор, не правда ли? Но вы о чем-то спорили со сторожем бунгало. Он идиот! А что случилось?
— Он не хочет дать мне комнаты.
— Ах! Я же сказала, что он идиот! Но он и не может дать вам комнату. Здесь только три комнаты, и я их все заняла для себя, для моих шоферов-сингалезцев и для моей горничной. Входите. Вы не обедали?
— Но…
— Входите же, говорю вам. У меня есть все необходимое. К тому же я тоже голодна. Эти кхмерские развалины меня буквально истощают. Я поужинаю с вами. Входите же…
— Бесконечно благодарен, — пробормотал я, от волнения уронив на землю свой шлем.
Она улыбнулась.
— А что касается комнат, — сказала она, — я думаю, мы это как-нибудь уладим?
— Нет, видишь ли, я никогда не пойму, почему не хотят признать, что Компонг-Том — прелестнейшая деревушка. Правда, глинистые берега Арропо, на берегу которой она расположена, не изобилуют растительностью. Болота, которые ее окружают, тоже, вероятно, не особенно здоровые. И там, может быть, слишком много москитов и тысяченожек, но все это не важно. В этом пейзаже есть что-то, что заставляет меня предпочитать его другим. Константинополь по сравнению с ним кажется мне пресным, Неаполь — серым, Версаль — искусственным… Думаю, впрочем, что это мое право.
Знакомы ли тебе эти ночи, когда неустанно жаждешь наступления утра, чтобы снова обрести жизнь — так она нам кажется хороша? Такова была для меня ночь в Компонг-Томе. Едва только забрезжил рассвет, как я уже был на ногах. Конечно, первое, что я хотел сделать, это открыть ставни. Но это не удавалось, несмотря на неоднократные попытки. Через щелку ставней я не мог видеть, что мне мешало. Я тронул пальцем. Это было что-то в роде гигантского серого мешка, не то кожаного, не то резинового.
Заинтригованный, я вышел и обошел вокруг дома.
— Ах, черт возьми! Я мог бы без конца толкать изо всех сил… Слон!
Он придвинулся к стене. Мне улыбались его маленькие веселые глаза. Он, казалось, был очень доволен своей проделкой.
Как раз в этот момент мои бои возвращались с рынка, куда ходили узнавать о бетеле и сушеной рыбе. Я спросил их:
— Что он здесь делает, этот чудак?
— На каникулах, месье.
— Как на каникулах?
— Да, месье, слон короля Сисовата.
И они объяснили мне, что двор Пномпеня находит, что кормить слонов слишком дорого, а поэтому отправляет их на некоторую часть года в северные провинции.
— Он есть здешние маленькие деревья и помогать камбоджийским «nhaques» в сельских работах.
— Совсем как королевские танцовщицы, которых отправляют в Ангкор?
— Да, месье.
Меня окончательно развеселила мысль об этом маленьком персонале, помещенном на бесплатный отдых добродушной и расчетливой королевской особой.
— Ну, а как же автомобиль? — спросил я.
У них опять появилась их неизменная страдальческая улыбка — это значило, что автомобиль мой был в очень и очень плачевном состоянии.
— Он не довезет меня до Ангкора? Улыбка сделалась еще более печальной.
— Ну, тем хуже! Ничего не поделаешь, попробуем выбраться без него.
По правде говоря, я все это предвидел, но ничего не имел против, чтобы мне подтвердили это лишний раз.
Не желая, однако, полагаться на волю случая, я пошел к навесу, под которым стоял автомобиль моей спутницы.
Я убедился, что могу быть спокоен. В распоряжении миссис Вебб было целых два автомобиля. Один — огромный, очень комфортабельный и сильный, другой — поскромнее, но все же вполне удовлетворяющий всем требованиям богатых людей. В настоящей поездке он должен был играть роль телеги: до отказа был переполнен всевозможными сундучками и прочими предметами.
Трое слуг-сингалезцев, полуголых, занимались своим туалетом. Я был приятно удивлен, когда они обратились ко мне за инструкциями.
— Я ничего не знаю о планах миссис Вебб. На всякий случай будьте готовы к отъезду через час.
Они скептически покачали головами. Я отошел от них и отправился побродить по деревне, пытаясь укротить ходьбой то безмерное счастье, которым я был охвачен.
Около десяти часов тусклое зенитное солнце начало погружать людей и животных в мрачную дремоту. Максенс все еще не выходила. Я стал немного беспокоиться и рискнул постучать к ней.
Горничная мена буквально выпроводила…
— Госпожа спать. Будить не надо. Иначе ужасно! Ужасно! В полдень один из сингалезцев, крайне торжественный в
своей белой куртке, шотландской юбочке, с черепаховым гребнем, начал накрывать на стол на два прибора в вестибюле, а его товарищ принялся толочь лед, который вытащил из большого полотняного мешка.
— Итак, — сказал я себе, — вот, кажется, путешествие, обещающее пройти в прекрасных условиях! В общем, нечего и злиться на эту задержку. Впереди у меня целых одиннадцать месяцев! Вот если бы был здесь этот старикашка Барбару, воображаю, какую бы он рожу скорчил, ведь он думал, что отправляет меня прямо на смерть, этот старый Вельзевул!
Наконец, в час дня Максенс появилась. На ней были пикейные штаны, высокие сафьяновые сапожки, фланелевая жакетка с длинными полами. В руке у нее была большая фетровая шляпа, которой она обмахивалась.
Я подождал немного, чтобы справиться о ее здоровье. Я хотел знать, назовет ли она меня по имени, чтобы мне не остаться у нее в долгу. Но это означало, что я плохо был знаком с невероятной выдержкой, свойственной крепкой американской расе.
— Здравствуйте, господин Сен-Сорнен, надеюсь, вы хорошо выспались?
— Превосходно.
— Почему же вы так рано встали? Я слышала, как вы слонялись по всем углам дома. Когда это слуги, это неважно. Они могут ходить взад и вперед без конца, спорить, опрокидывать мебель, на это не обращаешь внимания. Но люди свободные, это совсем другое дело, я не знаю почему.
Я пробормотал какие-то извинения, ссылаясь на необходимость справиться о моем автомобиле. Я не преминул сообщить, что он был совершенно испорчен.
— Ну, так что же? Ведь он принадлежит вашему правительству, а вы поедете в моем.
Думаю, ты догадался уже, что я на это рассчитывал, но был счастлив услышать подтверждение из ее уст — ведь такая независимая женщина легко могла изменить свое решение за ночь, не правда ли?
Но она уже отвернулась от меня.
— Тамил, — сказала она одному из сингалезцев, — дай мне стакан и льду, и вот этот флакон, и бутылку, вот эту и ту.
Я с восхищением следил за ней, пока она приготовляла эту смесь в серебряном стакане.
— Тридцать шесть, — продолжала она, — я умею приготовлять тридцать шесть видов коктейля, столько же, сколько звезд на флаге союза. Разумеется, каждый из них носит имя одного из Штатов. Вот этот я предпочитаю — Алабама, там я родилась в… Нет, дорогой мой, вам еще не следует знать, в котором году это было. Будьте осторожны, он очень крепкий.
Действительно, он был очень крепок. Но из уважения к ее родине я счел себя обязанным выпить до дна громадный стакан, равный, по-моему, трем большим коктейлям.
— Теперь немного виски — надо растворить сахар, — сказала она, — идемте к столу.
— Когда вы рассчитываете ехать дальше, миссис?
— Отдохнув после обеда, около четырех.
— Вы не боитесь, что это будет поздно?
— Нисколько. Мы будем у Ангкор-Вата как раз при заходе солнца — самое лучшее время. Вы не знали этого? Об этом есть во всех книгах.
Я поспешил переменить разговор.
— Могу я обратиться к вам с просьбой?
— Пожалуйста.
— Дело в том, что мой шофер должен остаться здесь, в ожидании, пока не приедут из Пномпеня за моим автомобилем, чтобы починить его или увезти, и я бы очень просил разрешить моему механику ехать на вашей второй машине. Мне он понадобится сегодня вечером — с его помощью я должен разыскать предназначенный мне дом. Я не позаботился предупредить о своем приезде резидента Сием-Реапа, в ведении которого находится Ангкор.
— Отлично, нет ничего проще.
К счастью, во время завтрака мы не касались в разговоре ни кхмерского искусства вообще, ни развалин Ангкора в частности. Максенс рассказывала мне о Яве, откуда она приехала, о Японии и пожелала узнать мое мнение об одной статуе, купленной ею в окрестностях Киото, снимок с которой она мне показала. Надо было быть совсем профаном, чтобы не узнать одно из чудеснейших произведений эпохи Хейян, в которых так ясно обнаруживалось влияние греческого искусства на азиатское. Ты, быть может, помнишь лекцию, прочитанную на эту тему в 1913 году в музее Гимэ неким господином де Трассан? Я пошел с тобой на эту лекцию и вынужден был остаться, потому что, как сейчас помню, дождь лил как из ведра, а на этой проклятой Иенской площади никогда не было ни одного такси. Ты же понимаешь, что я не пропустил такого удобного случая, к тому же ты знаешь, какая у меня блестящая память. Максенс слушала меня сперва с интересом, затем уж с восхищением, которое она едва сдерживала, но оно все же прорвалось, когда я закончил мой доклад по этому вопросу, проведя дифирамбическую параллель между Палладой из музея Лагора и Кваноной из музея Нары.
— Как я счастлива! — воскликнула она, хлопая в ладоши, как ребенок. — Оказывается, вы настолько же большой ученый, сколько и джентльмен, значит, мы повеселимся!
Я кусал себе губы, поняв немного поздно, в какую западню завела меня эта смешная потребность позы и это пускание пыли в глаза…
— Что-то будет в Ангкоре? — сказал я себе с беспокойством.
Ах! Да! Что-то там будет?!
Час спустя после того как мы покинули Компонг-Том, в то время как заходящее солнце начало окрашивать в красный цвет верхушки гигантских деревьев, мы въехали в ангкорский лес и инстинктивно мало-помалу перестали разговаривать.
Дорогой мой, немало людей до и после меня посетили Ангкор, и все без исключения напечатали коротенькие описания его в книгах или статьях. В настоящий момент это отнюдь не облегчает моей задачи, тем более что трое или четверо из них обладали подлинным талантом. Но с тобой, понятно, я не стану разводить церемоний. Я, по крайней мере, обещаю тебе одно — если и не будет других достоинств в моем описании, все же заслуга его будет заключаться в ясности и точности.
Квадрат в тысяча двести метров — Ангкор-Ват, храм; на расстоянии одного километра к северу — другой квадрат, больше чем в три километра — Ангкор-Том, город. Вокруг этих квадратов канавы и рвы. И всюду лес, чудесный камбоджийский лес, полный тени и страхов.
Сначала перед нами промелькнули река и деревня, построенная на сваях, а затем нас охватил снова лес, только более густой; вдруг автомобиль остановился.
— Что случилось? — спросила Максенс почти гневно.
Оказывается, дело было в моем механике. При отъезде из Компонг-Тома я велел ему сесть рядом с шофером миссис Вебб. Сейчас он хотел спрыгнуть на землю.
— Дом, месье.
Он указывал мне на дом в нескольких шагах от дороги, довольно красивый, из кирпича и серого камня. Я, признаться, ждал менее комфортабельного жилища.
— Эго дом, предназначенный для хранителя, то есть для меня, — сказал я Максенс.
Она сделала нетерпеливое движение.
— Ну хорошо, пусть тут останется вторая машина и сингалезцы разгрузят багаж; а вашего механика мы возьмем с собой. Он нужен нам, чтобы указывать дорогу в лесу. Нельзя терять ни одной минуты. Вперед!
И мы снова поехали по пустынным и молчаливым дорогам, где вечер начал уже угасать.
— Ах! — пробормотал я наконец, — вот они, посмотрите! Перед нами возвышались посреди огромного, вырубленного в лесу четырехугольника пять таинственных серых башен, увенчанных тиарами из колоссальных лотосов. Позади них — небо, восхитительного розового японского оттенка; а у наших ног, в воде рва, еще более чистое, еще более розовое небо, и в нем отражалось пять больших опрокинутых башен, слегка колеблющихся.
— Ангкор-Ват! — сказала Максенс. Автомобиль немного замедлил ход.
— Остановимся и войдем, — молил я, когда мы проезжали мимо моста на шоссе, ведущего внутрь храма.
Голос Максенс, бывший только что сдавленным и глухим, сделался резким.
— Вы с ума сошли! Бросаться, как ребенок, в первый попавшийся храм! Нет, нет, сегодня вечером, пока светло, осмотрим сначала все целиком. А для детального осмотра у нас есть время и завтра и послезавтра, сколько понадобится. Итак, вперед полным ходом!
Когда мы обогнули западный фасад храма, нас охватила снова, разлучив со светом, лесная чаща. И скоро в тени вырисовался крутой откос, о который, казалось, автомобиль должен был немедленно разбиться.
— Ангкор-Том, — сказала Максенс. — А вот южные ворота города.
Эти ворота внезапно раскрылись перед нами, как пещера, и поглотили нас. С этого момента, находясь в удивительной столице, мы покатили по прямой аллее, деревья которой были так густы, что образовывали по обеим сторонам мрачную стену черно-зеленого цвета.
Я почувствовал в темноте, как рука моей спутницы схватила мою. Там, в конце рва, куда мы ехали, вырисовывалось необыкновенное здание, оно выступало из-за листвы, за которую я его сначала и принял.
— Это Байон, не правда ли? Байон. А вот и четырехликие башни.
Мы обогнули слева фантастический хаос бледных камней.
— Город, город, — повторяла Максенс, — город короля.
— Терраса Слонов, — сказал я в свою очередь, когда мы выехали на нечто вроде эспланады, — а там, в конце, терраса Прокаженного короля, не так ли?