Бенюх Олесь. Навстречу бездне

   - Умоляю, мистер командор, сделайте милость - прервитесь на мгновение, - спокойно проговорила Аня, сняв темные очки и внимательно рассматривая дорожную карту. И вдруг по-военному лихо отрапортовала: Разрешите доложить обстановку. Движение на трассе слабое. температура воздуха 104 градуса по Фаренгейту в тени. Ветер умеренный - 4,7 метра в секунду. привал через 79 миль. Ночной бивак, в соответствии с планом - в столице штата Аризона, стольном граде Фениксе. Докладывает штурман автопробега Анюта Бравая.
   - Благодарю за службу, вахтенный, - рявкнул Виктор. Аня подскочила от неожиданности на своем сидении так, что ремень безопасности напрягся до предела.
   - Служу Советскому Союзу, товарищ командор! - выпалила она совсем по-армейски.
   Выставка, на открытии которой они только что были, оформлена была с большим вкусом. Представитель мэра сказал в своем выступлении несколько общих фраз об американском гостеприимстве и затем заметил:
   - Мы, американцы, понимаем, что эта выставка является своеобразным приглашением посетить предстоящие Московские Олимпийские Игры. Вот тут-то и возникает целый ряд вопросов, поскольку это первый игры за "железным занавесом". Смогут ли Советы принять всех туристов, которые пожелают приехать в Москву, Ленинград, Киев, Минск и Таллин, а главное - смогут ли они сделать так, чтобы эти туристы чувствовали себя как дома? Я имею в виду проблему гостиниц, проблему питания, проблему обслуживания - словом, все то, о чем так много и так критически писалось в нашей прессе. Успеют ли русские завершить подготовку всех стадионов, площадок, дорожек, треков? Сумеют ли они обеспечить соответствующую безопасность как спортсменов, так и туристов? А то, знаете ли, некоторых гложет сомнение: "Приедешь в Москву, повеселишься на Играх, а потом невзначай окажешься во Льдах и Мраке Сибири". Оратор демонстративно подмигнул кому-то в зале, словно говоря: "От этих, мол, русских всего можно ожидать".
   - На вопрос о том, будут ли готовы в срок все Олимпийские спортивные объекты, - сказал в своем ответном слове Виктор, - уже было соответствующее разъяснение президента МОК лорда Киланина. Он только что лично их осматривал и сказал, что Игры можно проводить хоть сейчас. Могу заверить через присутствующих здесь представителей прессы - всех американцев, что мы постараемся предоставить максимум комфорта гостям Олимпиады.
   Теперь вопрос действительно по существу, - Картенев отыскал взглядом представителя мэра, так же демонстративно подмигнул ему, как тот несколько минут назад кому-то в зале, - "сумеют ли несчастные туристы вырваться из медвежьих объятий большевиков и добраться до благословенного судьбой и любимого собственного очага?". Что Сибирь! Наши научно-проектные организации занимаются обсчетом и просчетом проекта, по которому всех предполагаемых триста тысяч иностранных туристов, включая женщин и детей, планируется прямехонько со стадионов отправить на урановые рудники.
   В зале раздался смех, люди переговаривались друг с другом, корреспонденты делали пометки в блокнотах.
   - Я хотел бы закончить словами из русской классической комедии, написанной полтораста лет тому назад. Я обращаю эти слова, разумеется, не к высокочтимому представителю многоуважаемого мэра, а к тем, кто, исполняя чью-то злую волю, сочиняет небылицы о "советской военной угрозе, глобальных притязаниях России и иные подобные им басни и побасенки. Вот эти слова: "Послушай, ври, да знай же меру!".
   Здесь говорилось об американском гостеприимстве. Я испытываю его на себе и сердечно признателен всем моим американским друзьям. Надеюсь, столь же широко известно и о русском гостеприимстве. Наша хлеб-соль вошла в поговорку. Приведу еще слова из той же комедии: "Открыта дверь для званных и незванных, особенно из иностранных". так было, так есть, так будет во веки веков. Как и тысячу лет назад, на Руси великой всегда радушно привечают далеких гостей, приезжающих к нам с ласкою. Добро пожаловать на Московские Игры, дорогие иностранцы!
   Виктор усмехнулся, вспомнив, что одна херстовская газета все-таки не удержалась от соблазна подогреть антисоветскую истерию, использовав его выступление. По самому верху первой полосы она дала крупный заголовок: "Русские хотят загнать всех иностранных туристов на Олимпийских Играх в сибирские урановые рудники". Что ж, мели, Емеля...
   Час пролетел незаметно. Виктор свернул на боковую дорогу и вскоре они приехали в небольшой зеленый городок. Без особого труда разыскали на его северо-западной окраине ресторанчик "Огни Бангкока". Сначала они увидели необычной формы крышу, покрытую красной черепицей. Она едва возвышалась над кронами высоких деревьев.
   - Пагода не пагода, - произнесла Аня, рассматривая ее. Купол не купол.
   Столь же странным оказалось и само здание. Вернее, это были два небольших здания, соединенных между собой коротким крутым переходом. Одно было круглое, с окнами-иллюминаторами. Второе - ломаный многоугольник, высокие стены которого были одним сплошным окном, застекленным дымчатым стеклом. Прямо у входа их встретил изысканно-галантный метрдотель, пожилой таиландец.
   - Если господа желают отведать блюда восточной кухни, покорнейше прошу сюда, - он показал на вход слева. - Если западной - сюда, - тем же почтительным жестом он показал на правую дверь.
   Ленч им обоим запомнился куриным кари. Курица была на редкость нежная, промаринованная в неведомом им соусе. Рис был рассыпчатый, соус ароматный и острый. Такой острый, что они каждый глоток запивали водой. Аня пригласила к столу метрдотеля и стала расспрашивать о секретах приготовления кари. Таиландец обрадовался, как ребенок, тому, что гости остались довольны.
   - Все дело в соусе, мадам. И пар должен быть от живого огня. Не от электричества, - он кланялся, сложив руки на животе. исчез и тут же объявился вновь:
   - Это от нашего ресторана вам небольшой сувенир.
   Аня разглядывала невысокую яркую коробку, на которой со всех четырех сторон красовалось одно слово: "Кари". Виктор принес из машины бутылку водки, вручил ее таиландцу. К столику подошел владелец ресторана, американец лет сорока трех. Лысый, толстый, он шумно дышал, улыбался маленькими острыми серыми глазками:
   - Этот порошок "кари" - наш фирменный секрет. После приготовления вашего первого блюда напишите, пожалуйста. Нам будет очень приятно.
   - А вы нам напишите, - заметил Виктор, - после того, как выпьете первую рюмку нашей водки.
   - О! Водка - это хорошо, - американец поцокал языком. Вы первый русский дипломат, посетивший наш ресторан. Мы очень рады. Мы простые люди, живем в провинции, но мы тоже кое-что значим. Мой отец воевал с немцами. Тогда мы были вместе Россия и Америка. Я не верю, что русские хотят на нас напасть. так думаю я. Так думает средний американец, на котором эта страна держится. А болтуны из Вашингтона... - Он махнул рукой, хохотнул. - Они приходят сегодня, чтобы завтра уйти. от них много шуму, а пользы - ни на единый цент.
   Картеневы уже сидели в машине,когда к владельцу ресторана подошла его жена. Худющая, длинноногая, в синих шортиках и маечке-тельняшке, она, казалось, вся была усыпана золотистыми веснушками. Даже ее маленькие ушки светились желто-оранжевыми фонариками. На лоб была надвинута забавная - как поварский колпак - кепочка с длиннейшим козырьком.
   - А я вас по телевизору видела, - сказала она, обращаясь к Виктору. Про вашу шутку об урановых рудниках на следующий день весь наш город говорил. Вот мы с Чарли обязательно поедем к вам на Игры. И двоих наших мальчишек возьмем.Верно я говорю, Чарли?
   Вернее не бывает, Фрида, - ответил толстяк, обнимая жену.
   - Для наших мальчиков эти "высокие медные каски" из Пентагона готовят "завидную" судьбу - гореть в ядерном огне. А ради чего? Ради карьеры и благополучия этих самых чертовых касок? Тьфу им, вот что я скажу. От имени всех матерей Америки - от Новой Англии до Калифорнии - тысячу раз тьфу! осточертела их постылая риторика о войне и кровожадных русских. Время говорить о мире. Ведь верно, Чарли?
   Он не успел ей ответить. Подбежал мальчуган лет семи, весь в слезах, и начал жаловаться на брата: "Фил опять дерется, ма. Он предлагает играть в индейцев, а я не хочу-у-у! Он опять будет скальп с меня сдирать. А-а-а!".
   - Опять насмотрелись этой телевизионной дряни, - всплеснула руками женщина и повела мальчика внутрь дома.
   - Дети есть дети, - вздохнул Чарли. - Пусть в этом мире будут только их ребячьи войны. Я согласен...
   В Феникс Картеневы приехали затемно. Приняв душ, они разделились, как сказала Аня, "на группы по интересам". Сама она отправилась смотреть вечернее телешоу о ежегодном "Параде мод" в Майами. Виктор зашел в бар и с наслаждением долго цедил из коньячной рюмки старый "ларсен". "Рюмка обязательно должна быть большая и особой формы, - объяснил ему когда-то француз-эксперт по коньякам. - Ведь в ней создается особый, необъяснимо прелестный микроклимат из концентрации винограда и солнца!".
   Лицо человека, присевшего на табуретку у стойки рядом с Картеневым, показалось ему знакомым. Раза два он незаметно бросил взгляд на своего соседа. "Ложный аврал, - тут же спокойно подумал он. - Слава Богу, я не заболел еще манией преследования". Решив прогуляться, он вышел на улицу и пошел по направлению к центру. беспечно рассматривая витрины магазинов, лица прохожих, причудливые гирлянды световых реклам, он думал т том, что, в сущности, судьба была к нему весьма благосклонна. Он еще молод, счастливо женат, объехал полсвета, а еще полсвета наверняка объедет до выхода на пенсию.
   Бары, рестораны, кинотеатры, закусочные - все эти и подобные им заведения тянулись сплошной чередой по обеим сторонам улицы. У загадочных дверей стояли загадочные девицы, загадочно улыбались. Раза два зазывалы осторожно брали Виктора за рукав, вполголоса интимно предлагали: "Есть девочки - закачаешься. От десяти до ста баксов. Черненькие, беленькие, желтенькие, а? Сэр, развлечемся по всем правилам Дикого Запада". Виктор ухмылялся, молча делал неопределенный знак рукой - мол, настроения нет. И шел дальше, дальше. Огней становилось меньше, и светили они как-то тусклее, чем в центре, который он уже миновал. редкие прохожие жались к стенам домов, даже поспешно переходили при виде Картенева на другую сторону улицы. "Э, черт, - добродушно воскликнул про себя Виктор, вечно я забываю, что я не в Москве. Поворачивай оглобли назад к гостинице, мистер пресс-атташе - и живее".
   Но повернуть назад он не успел. Бесшумно подкатила к тротуару машина, открылась задняя дверца, из нее выскочили двое мужчин. Ловко, профессионально они схватили Виктора под руки, протолкнули в дверцу. Все это заняло три, от силы четыре секунды. Ни крика, ни шума, лишь сдавленный стон Картенева, когда ему заломили руки за спину. Машина мягко тронулась и исчезла в ночи...
   Хотя было темно, Виктор пытался разглядеть лица сидевших по бокам от него. Правый был явно незнаком. "Левого я где-то видел, - подумал Виктор. На мгновение салон осветился фарами встречного автомобиля. - Так и есть. Это же мой недавний сосед по бару. Значит, я не ошибался. Значит, слежка за мной идет давно".
   - Что вам надо, господа? - стараясь сдержать дрожь в голосе и вместе с тем требовательно задал вопрос Картенев. Видимо, здесь какая-то ошибка. Я - советский дипломат.
   И тот, что сидел за рулем, и те, что находились рядом с Картеневым, молчали.
   - Я протестую, черт возьми! - раздраженно и громко проговорил Виктор. - Что вы играете в дурацкую молчанку? Я требую объяснений.
   Вновь ответом ему был молчание. Он попытался освободить руки, но не смог даже пошевельнуть ими.
   - Хорошо, - Виктор улыбнулся, что далось ему с трудом. Я буду кричать. Помогите! По-мо-ги-те!
   Сидевший справа вынул правой рукой из кармана свинчатку, беззлобно коротко ударил Виктора по голове. Картенев потерял сознание.
   очнулся он от мерзкого запаха. Кто-то водил перед его носом куском смоченной в чем-то ваты. Открыв глаза, Виктор увидел близко наклоненное к нему лицо. "Пришел в себя", констатировало лицо. Виктор застонал негромко, сел.
   - Болит голова? - участливо спросил хозяин лица, невысокий худощавый человек, в годах. с длинными густыми седыми волосами. Картенев молчал, и человек продолжал: - Варвары, которые привезли вас сюда - просто мерзкие скоты. Как вы думаете? Их надо отправить к ядреной старушке-бабушке.
   Только теперь Виктор понял, что длинноволосый говорит по-русски.
   - Я заявляю решительный протест, заявляю его вторично, негромко, резко произнес Картенев. - Я советский дипломат и требую, чтобы мне немедленно предоставили свободу и дали возможность связаться с представителями моего посольства.
   - Конечно, вне сомнения, - тотчас же согласился длинноволосый. Пустячная формальность. Раз, два - дело в картузе. Ха-ха-ха! Почему оно должно быть обязательно в шляпе?
   - надеюсь, вы не для того меня сюда приволокли, чтобы предложить мне совместное упражнение в этимологии русских слов? - холодно заметил Виктор. - Какую формальность вы имеете в виду? И кто вы такой, чтобы выяснять со мной какие-то вопросы столь "своеобычным образом"?
   - Я представитель местных властей, - длинноволосый доверительно улыбнулся. - Ваш друг, понимаете? Еще раз прошу извинить за грубость этих мужиканов. Они получат свое возмездие.
   - Как ваша фамилия?
   - А вот это излишне, - осклабился длинноволосый. - Совсем, знаете ли, излишне. Я не актер, паблисити не люблю. А вот вашу фамилию я знаю. Картенев, ведь так? Ведь так, а?
   Виктор молчал. "Скверная ситуация, братишка, - подумал он. - На гангстеров не похоже. Да и не будут гангстеры связываться с иностранным дипломатом. Значит, самое худшее. Значит, спецслужбы. Как там Анка? Что с нею?".
   - Вы хотите знать, какая формальность? - не дожидаясь вторичного вопроса Виктора, с готовностью проговорил длинноволосый. - Все проще пареной тыквы. Я, знаете ли, вырастил на своей ферме лет двадцать назад тыкву, которая стала чемпионом нашего штата. Да, так вот, дело в том, что вы дважды - во время этой поездки - изменили маршрут. И прокатились с ветерочком по нашим запретным зонам.
   "Конечно, это спецслужбы. Вот мы и влипли с тобой в историю, мой дорогой штурман, - растерянно подумал Виктор. Кто знает, есть там секретные объекты, или нет. Нарушение есть нарушение".
   - Мы понимаем, что "путь очень далек лежал", так, кажется, поется у вас в песне? - слышал Виктор слова длинноволосого. "Но ведь мы сбились с пути где-то в самом начале, миль за двести от Вашингтона? Ведь зачем-то им надо было ждать, чтобы мы благополучно добрались до Лос-Анджелеса и после открытия выставки и встреч с прессой отправились в обратный путь? Зачем? Да, вероятно, - думал Картенев, - они ждали, чтобы мы оказались в самой глуши, вне мгновенной досягаемости нашего посольства".
   - Пустяковенькая формальность, - деловито проговорил длинноволосый, поднимая со стола и протягивая Виктору лист бумаги с напечатанным на нем текстом. - Поставьте вон там, внизу, свою подпись - и мы разойдемся, как в море пароходы. Так? Я верно сказал? нет, вы ответьте - верно?
   Виктор стал читать текст: "Я, Картенев Виктор Андреевич, первый секретарь и пресс-атташе Советского посольства в Вашингтоне, обращаюсь к правительству Соединенных Штатов Америки с просьбой о предоставлении мне политического убежища. Эту свою просьбу я мотивирую нижеследующим:
   а) Я уже давно не согласен с политикой моего правительства и не считаю возможным дольше скрывать это;
   б) Я не могу работать в посольстве, где все - кроме нескольких человек - являются агентами КГБ;
   с) Меня приводит в ужас мысль о том, что я могу вновь оказаться за "железным занавесом", в условиях абсолютной несвободы, нищеты и бесправия.
   Я делаю это заявление в здравом уме и полном сознании того, что святая правда превыше всего".
   - Вы что мне подсовываете? - срывающимся голосом едва не закричал Картенев. Но тут же взял себя в руки и внешне спокойно продолжал: - По всей видимости, вы ошиблись адресом так у нас говорят.
   - Ах, извините, мистер Картенев, - ласково улыбаясь, произнес длинноволосый, даже не посмотрев на брошенный Картеневым на стол лист бумаги. - Чуть-чуть недоразумение произошло, слава Богу. Я хотел дать вам вот это.
   Виктор взял в руки протянутый ему новый лист бумаги. на сей раз текст иного содержания: "Я, первый секретарь и пресс-атташе Советского посольства в Вашингтоне Виктор Андреевич Картенев, настоящим удостоверяю, что в течение всего пребывания в Соединенных Штатах занимался шпионской деятельностью против правительства и народа США. Последним проявлением этой моей деятельности, не совместимой со статусом дипломата, явилась поездка в Лос-Анджелес, в ходе которой я дважды изменял маршрут и оказывался в непосредственной близости от совершенно секретных объектов (фотоснимки прилагаются).
   Я сознаю всю ответственность за мою недозволенную деятельность и даю слово впредь не заниматься ею, пока я нахожусь на территории Соединенных Штатов Америки".
   - Пустая формальность, дорогой мистер Картенев, - щебетал длинноволосый. - Единственный прочерк пера - так, кажется, у вас говорят? и все будет забыто. никакой огласки в прессе, никаких нот со стороны Госдепартамента. на лад идет?
   - Мне еще в детстве бабушка говорила: "Не держи, внучек, всех других за дураков. Иначе очень часто плакать в жизни придется". Что вы думаете по этому поводу? - Картенев с нескрываемым интересом смотрел на своего собеседника. Тот сделал несколько затяжек, элегантно держа сигарету кончиками двух пальцев, устало сказал внезапно севшим голосом:
   - Отсюда, мистер Картенев, вы выйдете живым лишь в том случае, если подпишете одну из этих двух бумаг. Вы меня поняли?
   Он нажал на столе звонок, и в комнату вошли двое. Виктор узнал своих похитителей.
   - Призываю в свидетельство Бога, - с печальным вздохом сказал длинноволосый, - я очень хотел, чтобы все прошлось без крови и стонов. Но вы бранитесь, а время не ждет.
   И, обращаясь к вошедшим, по-английски приказал: "Даю вам пятнадцать минут". Сосед по бару молча предложил Виктору жестом следовать за ними. "Похоже, что это подвал, - думал Виктор, разглядывая помещение, по которому они проходили. - Нет ни единого окна, нет вентиляции. Нет мебели, кроме нескольких стульев, и те ободранные. И вода, откуда здесь эта вода на полу?". Наконец они вошли в небольшую комнату, сырую, узкую. Она была тускло освещена одной маленькой лампочкой, затянутой паутиной. Со стен сочилась вода. Один из сопровождающих резко повернулся к Виктору, без размаха ударил тяжелым кулаком под ложечку. Потеряв дыхание, Виктор упал на колени. Заломив ему руки за спину, ударивший защелкнул на них наручники. Размахнувшись, он хотел нанести удар в лицо, но второй мягко удержал его руку:
   - Не троньте этого сопляка, Карл. испустит дух невзначай - хлопот не оберешься. Вот сейчас мы ему вгоним укольчик-другой для расслабления воли и посмотрим, как он после них попрыгает. Все подпишет - даже декларацию о том, что он собирался увезти в Москву в тайнике своего паршивого чемоданчика нашу несравненную Статую Свободы.
   В тишине слышалось сосредоточенное сопение, хруст ломающихся головок ампул. Уколы были болезненные,нестерпимо болезненные. "Не поддамся, ни за что не поддамся, - Виктор стиснул зубы, не проронил ни звука. - Скорее сдохну, сволочи, чем подпишу хоть одну из ваших подметных бумаг". Прошло еще несколько секунд, и он почувствовал внезапно наступившую слабость. перед глазами все завертелось, запрыгало. Потом эти ощущения прошли, и ему стало дышаться легко и радостно. "Так, должно быть, чувствует себя человек в состоянии невесомости". Он обвел взглядом комнату и не узнал ее. Все сияло и искрилось, лица конвоиров и мучителей казались симпатичными, доброжелательными. Бывший сосед по бару, улыбаясь, заглянул ему в глаза, заботливо сказал: "Как чувствуете себя, дорогой Виктор? Мы ваши друзья". "Мы хотим вам только добра, - подморгнул второй. - Поставьте свою подпись вот тут, будьте славным парнем. И вам неплохо, и нам хорошо".
   - С радостью! - медленно произнес Виктор. Сосед по бару вложил в его плохо слушающиеся пальцы ручку, показал на место под текстом: - Вот здесь, пожалуйста.
   - Да, Да, - Виктор склонился над листом. И он уже было коснулся его пером, но вдруг медленно поднял голову, тяжелым взглядом уперся в стенку, выронил ручку. Он почувствовал непонятную и вместе с тем тягостную тревогу, которая пришла из какого-то самого дальнего уголка сознания, одиноко сопротивлявшегося действию могучего наркотика. Тревога эта росла, ширилась. Вот она уже раздирала все его сознание, подымала клетки на борьбу с черной бездной, в которую проваливался мозг и которая убивала волю. "Что я делаю? Зачем я здесь? Кто эти люди?" - эти мысли, пусть примитивные и инфантильные, тревожно забились в его сознании. "Что я хочу сделать? Этого ни в коем случае нельзя делать! Нельзя делать! нельзя делать!". И он держал эту воспретительную фразу, которая - он подсознательно это знал - была его единственным оружием, которое могло помочь ему остаться человеком. Временами перед его мысленным взором плыли какие-то розовые, синие, зеленые круги, рвались молнии и рассыпались в прах целые миры. Временами он чувствовал, что плачет, как ребенок, от боли и обиды. Временами ему было так хорошо, как не было никогда в жизни. Но одна мысль, за которую цепко ухватилось все его сознание, весь остаток его, беспрерывно стучала в мозгу спасительным метрономом: "Нель-зя! Нель-зя! Дер-жись! Дер-жись!".
   Потом он увидел лицо мамы. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами и по щекам ее текли слезы. Он утирал их и говорил: "Ну что ты, мамочка! Я держусь, держусь. Я помню твои письма, каждое слово в каждом из них. Или я не твой сын?". И она улыбалась и гладила его руки...
   Идею провести операцию "Прощупать мину" подал Джерри Парсел. На следующий день после встречи с Картеневым он позвонил начальнику ЦРУ и сказал: "Вчера я имел счастье общаться с русским пресс-атташе. Мне он показался чересчур правоверным. Из таких, которые чересчур, вырастали со временим добротные перебежчики. Может, твои парни понаблюдают за ним повнимательнее? Да и в прошлом его было бы неплохо разобраться. В Индии он много лет работал". "Сейчас, Джерри, я возьму Дипломатический список, посмотрю, что есть такое русский прессатташе в Вашингтоне. Так, Уругвай... Уганда... Ю Эс Эс Ар... Кажется, нашел. Да, точно - Картенев Виктор Андреевич, первый секретарь. Спасибо за подсказку. Мы обязательно займемся разработкой этого человека. Я даже не могу придумать, чем я и мое ведомство могли бы тебя отблагодарить. Деньги? Но это даже не смешно...". "Почему же, - посерьезнел Джерри. - Лишняя сотня долларов никогда не помешает. Но раз уж ты засомневался, то Бог с ними, с деньгами. Назови лучше эту операцию так, как я предложу". "С удовольствием, Джерри. Давай варианты". "Вариант один - "Прощупывание мины". Видишь ли, я принял во внимание, что эта акция может быть обоюдоострой, ведь он все-таки дипломат". "Принято. Я всегда преклонялся не только перед твоим состоянием, но и перед твоим умом. И никогда не боялся признаться в этом". Польщенный Джерри довольно хмыкнул - лесть и царям, и миллиардерам приятна. Даже тогда, когда она сущая неправда.
   Детали операции "Прощупывание мины" разрабатывали ответственные сотрудники ЦРУ и Госдепартамента. Один из них, опытный разведчик, заметил как-то:
   - Отменную характеристику Картеневу дает главный редактор популярной индийской газеты "Хир энд дер" правой ориентации господин Раттак. Вот что он писал в одной из своих информаций: "Виктор Картенев в работе с местными журналистами активен,напорист, изобретателен. В аргументации своих позиций прямолинеен и ортодоксален. Пьет умеренно. Выпив, легко возбуждается, с удовольствием вступает в спор по любой проблеме. Самоконтроль ослабляется. Без возражений выслушивает любые антисоветские анекдоты. Становится откровенен даже с не очень хорошо знакомыми. Отношение к женщинам проверить пока не представлялось возможным".
   - Да, кое-что есть для размышлений, - задумчиво протянул сотрудник Госдепартамента. И посмотрел на представителя ЦРУ: - Но это уже по вашей части. Для нас главное в том, чтобы мы не нарвались на ответную мину в Москве. Поэтому надо подобрать таких парней, которые сработали бы хорошо и чисто.
   И вот парни работали...
   Аня была спокойна до тех пор, пока не кончилось телешоу. "Пусть наш командор, - снисходительно подумала она, - пропустит в баре рюмку-другую. После такого напряженного сидения за рулем можно и слегка расслабиться". Когда же на экране цифрами "23-45" обозначилось местное время, ее охватило беспокойство. По мере того, как шло время, беспокойство ее росло. Наконец, она не выдержала зловещего одиночества и спустилась в бар. В баре Виктора не было. Аня вышла на улицу. она была пустынна. Картенева вернулась в номер и решила: "Жду еще час и звоню в посольство". Назойливо одолевали дурные предчувствия, а она в них верила. Тайно, никому не признаваясь - верила фанатично, неудержимо.
   "В этой стране с любым может случиться что угодно. Могут просто убить. Могут ограбить и убить. Могут украсть, чтобы получить выкуп. мы уже больше года здесь. Ездили много по стране. И никогда Виктор не пропадал так надолго". Прошел час, долгий, тяжелый, смятенный. Аня сняла трубку.