Страница:
Национализм и социализм (в широком смысле) представляют разные начала в современном мире, которые сталкиваются, борются между собой, но могут причудливо сочетаться и сплетаться. Социализм в своих наиболее классических марксистских формах враждебен не только национализму, но и национальному, он связан с интернационализмом. Интернационализм есть точка наиболее острого столкновения национального и социального. Маркс провозгласил принцип, что у рабочих нет отечества. Пролетарии всех стран, соединяйтесь. Те классы, которые жестоко эксплуатируются и унижаются своими же соотечественниками, не могут чувствовать с ними национальной солидарности и братства. Им ближе эксплуатируемые и униженные других государств и национальностей. Социальная классовая солидарность противопоставляется национальной солидарности. Люди соединяются и разъединяются в вертикальном, а не горизонтальном разрезе. Маркс обвинялся в том, что он разлагал и истреблял реальность отечества, отрицал всякое патриотическое и национальное чувство. Но справедливо было бы сказать, что Маркс лишь отражал действительность. Патриотическое и национальное чувство истреблялось в рабочих классах капитализмом и вопиющими социальными несправедливостями. Интернационализм рабочих классов так же понятен и объясним, так же эмоционально оправдан, как и их атеизм. Патриотизмом и национализмом слишком часто прикрывались интересы господствующих классов, так же как прикрывались религией и церковью. Это нисколько не решает по существу проблемы национальной, как не решает и проблемы религиозной. Маркс не понимал глубины ни той, ни другой проблемы, и он, конечно, страшно преуменьшал значение национальных инстинктов, которые обнаружились и у социалистических рабочих, когда началась война. Но интернационализм есть закономерное порождение капиталистического мира и технической цивилизации, которые отрывают человека от природных, теллурических основ его существования. Промышленники, изготовляющие удушливые газы для войны, обыкновенно прикрываются национализмом и патриотизмом и требуют войны до победного конца, но они по. существу своему интернационалисты. Интернационалистический социализм прав и по отношению к их национализму, и по отношению к их интернационализму. В столкновении социального и национального справедливость чаще бывает на стороне социального. Это обыкновенно бывает столкновение этоса и эроса, хотя возможно эротическое отношение к социальной правде. Можно любить свой народ и свою землю, но требовать для них достойного человеческого существования, осуществления правды в жизни. Для нашей эпохи характерно социальное перерождение национализма. Он перестает быть достоянием господствующих буржуазных классов, он переходит к народным массам. Современный национализм носит народный, демократический характер. В смысле социальном его носителем являются по преимуществу мелкобуржуазные, мещанские, деклассированные и пролетаризированные элементы общества, равно как и близкие к земле крестьянские массы. Современный национализм имеет такую физиономию, как будто бы за ним стоит "народ" как целое. И несомненен процесс социальной демократизации национализма. Это делает возможным такие образования, как немецкий национал-социализм, в котором сочетаются элементы национальный и социалистический. В действительности элемент социалистический оказывается подавленным элементом национально-расовым. Но невозможно отрицать народного характера национал-социалистического движения, как и движения фашистского. Соединение социального элемента, увязанного с пролетаризацией значительных слоев германского народа, с агрессивным национальным элементом, определялось международным положением Германии. Германский народ почувствовал себя униженным и солидарным в этом унижении. После войны он был переведен на пролетарское положение среди народов и потому он стал национал-социалистическим. Национализм представляется и социальной защитой. Но социализм гитлеровской власти носит все-таки по преимуществу демагогический характер. Провозглашенная национальная революция никак не доходит до социальной реформы общества. Даже Рузвельт гораздо более делает опыт радикальной социальной реформы. И эмоции национальные, и эмоции социальные в нашу эпоху являются главным орудием демагогии. Массами управляют посредством самой бесстыдной демагогии. Социализм в нашу эпоху принял по преимуществу демагогический характер, он потерял тот идеалистический характер, который Имел в XIX веке. И еще более демагогический характер имеет современный национализм, на котором лежит печать духовного плебейства, как и на всей нашей эпохе вообще. Национализм принимает расовую символику, и оказывается возможным революционное народное движение под символом расы, а не под символом класса. Что же такое расизм?
Расизм в Германии принимает формы коллективного религиозного помешательства. Переворот в Германии произошел под символикой национально-расовой, как в России он произошел под символикой социально-классовой. Но не следует слишком всерьез принимать символику революций и коллективных массовых движений. Эта символика условна, и очень схожие процессы могут прикрываться разного рода символиками. Но движения масс всегда требуют объединяющего и скрепляющего символа. С этим символом всегда связана ортодоксия. Все отклоняющиеся от этой ортодоксии обвиняются в ереси и отлучаются за ересь. В нашу эпоху категории ортодоксии и ереси стали очень важными социальными факторами. Впрочем, нужно сказать, что ортодоксия всегда была социальным феноменом, она всегда определялась социальным коллективом. Ересь есть отклонение от сознания социального коллектива. В нашу эпоху различение ортодоксии и ереси, связанное с господством коллектива над личной совестью, вновь делается определяющим в политике. И это, конечно, есть возврат к средневековью. В России господствует уже много лет тираническая ортодоксия марксизма, хотя марксизм этот совсем не верен Марксу. Во имя этой ортодоксии калечится человеческая жизнь. В Германии образовалась ортодоксия расизма. Положение этой ортодоксии более трудное, так как за ней не стоит такой выработанной теории, как марксизм. Но она также калечит человеческую жизнь, идет дальше коммунизма и даже калечит живой организм, производя насильственную стерилизацию во имя выработки чистой и сильной расы. Имеет ли расизм под собой какие-либо научные или философские основания? Расизм носит мифологический, а не научный характер. Но коллективные массовые движения всегда вдохновляются мифологией, а не наукой. И наша эпоха, гордящаяся наукой и техникой, насыщена мифами, в ней даже наука и техника превратились в мифы. Германский национализм всегда был более связан с расизмом, чем национализм других народов. Национализм французский, например, совсем не связан с расизмом. Ни расизм, ни антисемитизм не есть что-то неожиданное в Германии, это старая болезнь германского духа, свидетельствующая о том, что христианство недостаточно переработало и преобразило глубинный слой германского язычества. Через всю германскую мысль XIX века проходит идея германского империализма, сознание великой германской миссии и чувство германской гордости. Вся почти германская философия и наука этим проникнута. Фихте был уже глашатаем воинствующей идеи германской миссии в мире. Так как Фихте был вместе с тем гуманистом и страстным почитателем французской революции, то он считал немца человеком по преимуществу и видел в германской культуре исключительного и монопольного носителя человечности. Фихте был также антисемитом и отказывал евреям в человеческих правах. Свой антисемитизм он выразил в статье о французской революции, то есть в свой революционный период. Также философия Гегеля была обоснованием исключительной миссии германского народа. Он видел в прусском государстве воплощение мирового духа. У большей части романтиков можно найти эмоциональное выражение германского национализма. Гитлер вдохновлялся Р. Вагнером. Все дело Р. Вагнера было выражением воинствующего и агрессивного германского мессионизма. Вагнер был настоящий расист и антисемит, один из создателей расистско-антисемитской идеологии. Ницше стоит совсем отдельно. Но некоторыми мотивами: Ницше вдохновляется германская империалистическая воля, воля к мужеству, германский культ силы. У самого Маркса можно много найти родственного германскому империализму, например в его отношении к России и славянству, и настоящий антисемитизм. Крайним антисемитом. был Дюринг, своеобразный анархист. Далее идут Лангбен, автор книги о Рембрандте, Чемберлен, Вольтман. Пытались обосновать quasi научные расовые теории, дать научное выражение мифу об избранной арийской расе, под которой нужно понимать германцев. Но настоящим основателем расовой теории был француз Гобино, тонкий мыслитель и писатель аристократического типа, которому чужд был грубый антисемитизм, как и вообще всякая грубость. Он был настоящий творец мифа об избранной арийской расе и великой миссии германцев, которые, впрочем, и, по его мнению, перестали быть чистой расой. Для него теория неравенства расы была прежде всего обоснованием аристократической идеи, оправданием аристократической культуры. Гобино, в отличие от современных германских расистов, был пессимистом и учил о неотвратимом декадансе рас и культур. Во Франции Гобино имел мало успеха, и расовая теория совсем не привилась. Но теория Гобино дала плоды в Германии и подверглась там огрубению. Впрочем, Чемберлен был еще очень культурный мыслитель, и у него были тонкие мысли, хотя нет ничего более жалкого и даже смешного, чем его попытка доказать, что Иисус Христос не был евреем. Процесс огрубения и вульгаризации пошел еще дальше, и в нашу эпоху теория, которая в своих истоках была аристократической, превратилась в плебейскую теорию, вдохновляющую массы.
Современная наука считает расовую теорию мифологией и не считает возможным даже серьезно говорить об арийской расе. Никаких чистых рас не существует. Не существует, конечно, и чистой германской расы, которая есть уже результат сложного смешения. Единственная, может быть, сравнительно чистая раса - евреи. Самое понятие расы очень шаткое и основано на смешении того, что относится к зоологии, с тем, что относится к человеческой истории. Раса есть категория зоологическая и этим отличается от национальности, которая есть категория культурно-историческая. Расизм есть грубый материализм, принявший мистический характер, что есть самое ужасное. Расизм ставит дух в зависимость от формы черепа и цвета волос. Это есть абсолютный натуралистический детерминизм, враждебный духу и духовности, ибо дух есть прежде всего свобода. Расизм еще более грубая форма материализма, чем материализм экономический, ибо социальное принадлежит психическому миру и менее материалистично, чем биологическое, зоологическое. Для расовой теории человек есть животное, детерминированное биологически, кровью и анатомическим строением. Эта теория утверждает рок наследственности. Но рас в зоологически-натуралистическом смысле слова в истории найти уже нельзя, они относятся к предыстории. В истории существуют национальности, т. е. результат сложного культурно-исторического процесса. Французов считают латинянами не потому, что они латиняне по крови, - у них почти нет латинской крови, они представляют сложное смещение рас, в которое входит сильный кельтический элемент, они латиняне потому лишь, что усвоили себе латинскую культуру и формировались на ней. О латинской расе нечего разговаривать. Более чем сомнительно, что русские - славянская раса, в них слишком много финской, татарской, в верхнем слое с Петра - немецкой крови. Русские - скифы. Они менее славяне, чем поляки или чехи. Пруссия есть старая славянская страна, и у пруссаков много славянской крови. Но что представляет собой расизм, который принимает такие грозные для христианства формы в Германии, с религиозной точки зрения? Расизм есть чисто еврейская идеология. Единственная классическая в истории форма расовой идеи представлена еврейством. Именно еврейство заботилось об охранении чистоты расы, сопротивлялось смешанным бракам, не допускало вообще смешений, хотело оставаться замкнутым миром. Еврейство придавало религиозное значение крови, связывало неразрывно момент религиозный с моментом национальным. Мессианское сознание народа всегда есть явление еврейского духа. Еврейству была свойственна исключительность, исключительная приверженность к своему и своим. Антисемитов можно было бы назвать "жидовствующими". Если уже говорить условно и символически об "арийцах", то именно нам, "арийцам", совсем не должен быть свойствер никакой расизм, никакой исключительный национализм, никакой рациональный мессианизм. Таким "арийцам", как индусы и греки, свойствен скорее индивидуализм, не в современном, а в древнем смысле слова, они гораздо более дорожат душой, духом или формой тела, чем судьбой народного коллектива, для них совсем не характерны фанатизм, нетерпимость и исключительность. Если расизм на почве еврейства имеет свое оправдание, то он не имеет никакого оправдания на почве христианства. Недостойно даже обсуждение "арийского параграфа" с христианской точки зрения, хотя он предложен именно христианам. Расовый антисемитизм неотвратимо переходит в антихристианство, что мы и видим в Германии. Германо-арийское христианство есть отречение от Евангелия и от Христа. Древний религиозный конфликт христианства и юдаизма, который действительно существует, в нашу эпоху смешений и мути принимает такую форму, что воинствующий антиюдаизм оказывается антихристианством. Христианский антиюдаизм направлен не против Библии и Ветхого Завета, а против талмудически-равинского юдаизма, образовавшегося после отвержения Христа. Когда религиозный антиюдаизм превращается в расовый антисемитизм, он роковым образом превращается и в антихристианство, ибо христианство имеет человечески еврейские истоки. Ортодоксальным евреям позволено быть "расистами", они могут враждебно относиться к "арийцам" христианам. Но христианам религиозно не позволено, запрещено быть "расистами" и враждебно относиться к евреям. Таково преимущество христиан. Расовая теория с христианской и с просто человеческой точки зрения гораздо хуже, чем классовая теория, в ней дегуманизация гораздо глубже. В классовой теории марксизма человек из обреченных на гибель буржуазных классов может все-таки спастись через изменение сознания, он может усвоить себе марксистскую идеологию, стать коммунистом и даже народным комиссаром. В расовой теории спасения нет. Если ты еврей или негр, то никакое изменение сознания, никакие верования и убеждения тебя не спасут, ты погиб. Если еврей становится христианином, то это его не спасает. Не спасает, и если он становится национал-социалистом. Истинным германским "арийцам" также нельзя сделаться, как нельзя сделаться евреем, им можно только родиться. Фатум крови тяготеет над человеком. Это есть абсолютный детерминизм и фатализм. Но христианство есть религия свободы духа, она не терпит фатализма и детерминизма. Классовый детерминизм относительный по сравнению с расовым, и потому последний есть более глубокая дегуманизация. Не говоря уже о том, что с христианской точки зрения гитлеризм более опасен, чем коммунизм, потому что коммунизм прямо и открыто борется против христианства, как враг всякой религии, гитлеризм же насильственно требует внутренней деформации христианства, изменяя самые христианские верования в угоду расовой теории и диктатуре третьего царства.
Национализм и расизм неразрывно связаны с этатизмом. Осуществление великой миссии нации или расы, реализация ее империалистической воли требует силы и власти. Национализм может реализовать себя только через государство, он стремится захватить государство в свои руки. Без приобретения государственной силы национализм остается эмоциональным состоянием. Современный национализм гораздо более связан с государством, чем с культурой. Современный национализм мало дорожит культурой, и он сплошь и рядом отрекается от традиций национальной культуры. Гитлеризм менее всего верен лучшим традициям германской культуры, он совсем не хочет, чтобы германский народ был народом философов и поэтов. Свобода науки, уважение к самоценности знания - традиция немецкой культуры. Эту традицию низвергает национализм современного стиля. Национализм вдохновляется не волей к истине, а волей к могуществу. Долой истину, долой правду, лишь бы мы были могущественны. Вот лозунг. И это требует сильной государственной власти как своего орудия. И старый русский национализм никогда не дорожил русской культурой, он дорожил государственной мощью, его героями были генералы, министры, губернаторы, а не поэты, художники, философы, ученые, реформаторы и пророки. Совершенно так же новый русский национализм после войны и революции более всего ищет приобретения власти и государством дорожит более, чем культурой. Национализм без этатизма, без обладания государственной мощью как своим орудием, без абсолютизации государства не может существовать. Государственная мощь есть объективизация национализма. Но подлинная творческая национальная культура не допускает нарочитости. Нельзя сознательно начать творить национальное искусство и национальную философию, нужно любить истину, любить правду и красоту. Философия может быть национальной по характеру проблем, по стилю, но ее совсем не будет, если философы не будут прежде всего искать истину. Народность в культуре есть бессознательный органический процесс, а не нарочитость и надуманность. Политика же государства может быть нарочито и надуманно национальной, вернее, националистической. Мы не видим, чтобы национализм, принявший форму диктатуры, что-нибудь творил в области культуры. Диктатурам обыкновенно бывает не до культуры. Но в области государственной он много делает, это и есть единственная арена действенной национальной воли. Национализм есть неизбежно не только языческое обоготворение национальности, но и языческое обоготворение государства, т. е. этатизм, хотя бы государство рассматривалось не как самоцель, а как орудие расы. Современный национализм связан с идеей тотального государства. Национализм и этатизм одинаково основаны на антиперсоналистической этике. Организованные массы хотят жить в абсолютных государствах и не дорожат личной жизнью, независимой от государства, не дорожат культурным творчеством, продуктом свободы духа. Всякий деспотизм есть трансформированный первобытный коммунизм.
3
Мир вступает в эпоху цезаризма. Этот цезаризм, как и всякий, впрочем, цезаризм, будет носить ярко плебейский характер. Он представляет плебейское восстание против аристократического начала в культуре. Современный "вождь", может быть, предшественник нового цезаря, есть вождь народных масс, он психологически выдвинут современными коллективами. "Вождь" правит массами посредством демагогии. Без демагогии как своего орудия он совершенно бессилен и будет свергнут, да и никогда не достиг бы без нее власти. "Вождь" совершенно зависит от массы, которой он управляет деспотически, зависит от психологии коллективов, от их эмоций и инстинктов. Власть вождей целиком покоится на подсознательном. Подсознательное всегда играет огромную роль в отношениях властвования. Но вот что поразительно. В современном мире власть, основанная на подсознательном и иррациональном, пользуется методами крайней рационализации и технизации человеческой жизни, государственного рационального планирования не только хозяйства, но и человеческой мысли, человеческой совести и даже личной, сексуальной и эротической жизни. Современная рационализация и технизация-находятся во власти подсознательных и иррациональных инстинктов, инстинктов насилия и господства. Так в Германии, так в Советской России. Но современный этатизм, современное притязание царства кесаря на абсолютное значение резко сталкивается с христианством. И в этом, быть может, центральный духовный смысл событий. Абсолютное, идеократическое, тотальное государство неизбежно приходит к отрицанию свободы религиозной совести, свободы христианина в его духовной жизни. Государство хочет быть церковью. Различение и разграничение между царством кесаря и Царством Божьим постоянно снимается и стирается в нашем падшем мире, и это всегда означает, что царство кесаря хочет поглотить Царство Божье. В современной Германии это обнаружилось с необычайной силой. Отрицание неизбежного в падшем мире дуализма Царства Божьего и царства кесаря, духа и природы, свободы и необходимости, личности и общества есть источник деспотизма и тирании. Подлинное преодоление этого дуализма означает преображение мира, новую землю и новое небо. Но царство кесаря, переживающее разнообразные метаморфозы, хочет преодолеть дуализм в этом демонически-тираническом направлении. Национализм есть один из путей к этой тирании царства кесаря над духом. Только преодоление суверенности национальных государств и движение в направлении мировой федерации народов может освободить от этой тирании. Национальными должны остаться именно культуры, а не государства, т. е. обратное тому, что утверждает современный национализм. Но к этому мир придет, вероятно, после того, как будет истреблена значительная часть человечества. Мир сейчас находится под знаком воли к убийству, к пролитию крови в тиранических государствах. Современный экономизм, современный техницизм, современный коммунизм, современный национализм и расизм, современный этатизм и цезаризм одержимы жаждой крови, питаются ненавистью.
Расизм в Германии принимает формы коллективного религиозного помешательства. Переворот в Германии произошел под символикой национально-расовой, как в России он произошел под символикой социально-классовой. Но не следует слишком всерьез принимать символику революций и коллективных массовых движений. Эта символика условна, и очень схожие процессы могут прикрываться разного рода символиками. Но движения масс всегда требуют объединяющего и скрепляющего символа. С этим символом всегда связана ортодоксия. Все отклоняющиеся от этой ортодоксии обвиняются в ереси и отлучаются за ересь. В нашу эпоху категории ортодоксии и ереси стали очень важными социальными факторами. Впрочем, нужно сказать, что ортодоксия всегда была социальным феноменом, она всегда определялась социальным коллективом. Ересь есть отклонение от сознания социального коллектива. В нашу эпоху различение ортодоксии и ереси, связанное с господством коллектива над личной совестью, вновь делается определяющим в политике. И это, конечно, есть возврат к средневековью. В России господствует уже много лет тираническая ортодоксия марксизма, хотя марксизм этот совсем не верен Марксу. Во имя этой ортодоксии калечится человеческая жизнь. В Германии образовалась ортодоксия расизма. Положение этой ортодоксии более трудное, так как за ней не стоит такой выработанной теории, как марксизм. Но она также калечит человеческую жизнь, идет дальше коммунизма и даже калечит живой организм, производя насильственную стерилизацию во имя выработки чистой и сильной расы. Имеет ли расизм под собой какие-либо научные или философские основания? Расизм носит мифологический, а не научный характер. Но коллективные массовые движения всегда вдохновляются мифологией, а не наукой. И наша эпоха, гордящаяся наукой и техникой, насыщена мифами, в ней даже наука и техника превратились в мифы. Германский национализм всегда был более связан с расизмом, чем национализм других народов. Национализм французский, например, совсем не связан с расизмом. Ни расизм, ни антисемитизм не есть что-то неожиданное в Германии, это старая болезнь германского духа, свидетельствующая о том, что христианство недостаточно переработало и преобразило глубинный слой германского язычества. Через всю германскую мысль XIX века проходит идея германского империализма, сознание великой германской миссии и чувство германской гордости. Вся почти германская философия и наука этим проникнута. Фихте был уже глашатаем воинствующей идеи германской миссии в мире. Так как Фихте был вместе с тем гуманистом и страстным почитателем французской революции, то он считал немца человеком по преимуществу и видел в германской культуре исключительного и монопольного носителя человечности. Фихте был также антисемитом и отказывал евреям в человеческих правах. Свой антисемитизм он выразил в статье о французской революции, то есть в свой революционный период. Также философия Гегеля была обоснованием исключительной миссии германского народа. Он видел в прусском государстве воплощение мирового духа. У большей части романтиков можно найти эмоциональное выражение германского национализма. Гитлер вдохновлялся Р. Вагнером. Все дело Р. Вагнера было выражением воинствующего и агрессивного германского мессионизма. Вагнер был настоящий расист и антисемит, один из создателей расистско-антисемитской идеологии. Ницше стоит совсем отдельно. Но некоторыми мотивами: Ницше вдохновляется германская империалистическая воля, воля к мужеству, германский культ силы. У самого Маркса можно много найти родственного германскому империализму, например в его отношении к России и славянству, и настоящий антисемитизм. Крайним антисемитом. был Дюринг, своеобразный анархист. Далее идут Лангбен, автор книги о Рембрандте, Чемберлен, Вольтман. Пытались обосновать quasi научные расовые теории, дать научное выражение мифу об избранной арийской расе, под которой нужно понимать германцев. Но настоящим основателем расовой теории был француз Гобино, тонкий мыслитель и писатель аристократического типа, которому чужд был грубый антисемитизм, как и вообще всякая грубость. Он был настоящий творец мифа об избранной арийской расе и великой миссии германцев, которые, впрочем, и, по его мнению, перестали быть чистой расой. Для него теория неравенства расы была прежде всего обоснованием аристократической идеи, оправданием аристократической культуры. Гобино, в отличие от современных германских расистов, был пессимистом и учил о неотвратимом декадансе рас и культур. Во Франции Гобино имел мало успеха, и расовая теория совсем не привилась. Но теория Гобино дала плоды в Германии и подверглась там огрубению. Впрочем, Чемберлен был еще очень культурный мыслитель, и у него были тонкие мысли, хотя нет ничего более жалкого и даже смешного, чем его попытка доказать, что Иисус Христос не был евреем. Процесс огрубения и вульгаризации пошел еще дальше, и в нашу эпоху теория, которая в своих истоках была аристократической, превратилась в плебейскую теорию, вдохновляющую массы.
Современная наука считает расовую теорию мифологией и не считает возможным даже серьезно говорить об арийской расе. Никаких чистых рас не существует. Не существует, конечно, и чистой германской расы, которая есть уже результат сложного смешения. Единственная, может быть, сравнительно чистая раса - евреи. Самое понятие расы очень шаткое и основано на смешении того, что относится к зоологии, с тем, что относится к человеческой истории. Раса есть категория зоологическая и этим отличается от национальности, которая есть категория культурно-историческая. Расизм есть грубый материализм, принявший мистический характер, что есть самое ужасное. Расизм ставит дух в зависимость от формы черепа и цвета волос. Это есть абсолютный натуралистический детерминизм, враждебный духу и духовности, ибо дух есть прежде всего свобода. Расизм еще более грубая форма материализма, чем материализм экономический, ибо социальное принадлежит психическому миру и менее материалистично, чем биологическое, зоологическое. Для расовой теории человек есть животное, детерминированное биологически, кровью и анатомическим строением. Эта теория утверждает рок наследственности. Но рас в зоологически-натуралистическом смысле слова в истории найти уже нельзя, они относятся к предыстории. В истории существуют национальности, т. е. результат сложного культурно-исторического процесса. Французов считают латинянами не потому, что они латиняне по крови, - у них почти нет латинской крови, они представляют сложное смещение рас, в которое входит сильный кельтический элемент, они латиняне потому лишь, что усвоили себе латинскую культуру и формировались на ней. О латинской расе нечего разговаривать. Более чем сомнительно, что русские - славянская раса, в них слишком много финской, татарской, в верхнем слое с Петра - немецкой крови. Русские - скифы. Они менее славяне, чем поляки или чехи. Пруссия есть старая славянская страна, и у пруссаков много славянской крови. Но что представляет собой расизм, который принимает такие грозные для христианства формы в Германии, с религиозной точки зрения? Расизм есть чисто еврейская идеология. Единственная классическая в истории форма расовой идеи представлена еврейством. Именно еврейство заботилось об охранении чистоты расы, сопротивлялось смешанным бракам, не допускало вообще смешений, хотело оставаться замкнутым миром. Еврейство придавало религиозное значение крови, связывало неразрывно момент религиозный с моментом национальным. Мессианское сознание народа всегда есть явление еврейского духа. Еврейству была свойственна исключительность, исключительная приверженность к своему и своим. Антисемитов можно было бы назвать "жидовствующими". Если уже говорить условно и символически об "арийцах", то именно нам, "арийцам", совсем не должен быть свойствер никакой расизм, никакой исключительный национализм, никакой рациональный мессианизм. Таким "арийцам", как индусы и греки, свойствен скорее индивидуализм, не в современном, а в древнем смысле слова, они гораздо более дорожат душой, духом или формой тела, чем судьбой народного коллектива, для них совсем не характерны фанатизм, нетерпимость и исключительность. Если расизм на почве еврейства имеет свое оправдание, то он не имеет никакого оправдания на почве христианства. Недостойно даже обсуждение "арийского параграфа" с христианской точки зрения, хотя он предложен именно христианам. Расовый антисемитизм неотвратимо переходит в антихристианство, что мы и видим в Германии. Германо-арийское христианство есть отречение от Евангелия и от Христа. Древний религиозный конфликт христианства и юдаизма, который действительно существует, в нашу эпоху смешений и мути принимает такую форму, что воинствующий антиюдаизм оказывается антихристианством. Христианский антиюдаизм направлен не против Библии и Ветхого Завета, а против талмудически-равинского юдаизма, образовавшегося после отвержения Христа. Когда религиозный антиюдаизм превращается в расовый антисемитизм, он роковым образом превращается и в антихристианство, ибо христианство имеет человечески еврейские истоки. Ортодоксальным евреям позволено быть "расистами", они могут враждебно относиться к "арийцам" христианам. Но христианам религиозно не позволено, запрещено быть "расистами" и враждебно относиться к евреям. Таково преимущество христиан. Расовая теория с христианской и с просто человеческой точки зрения гораздо хуже, чем классовая теория, в ней дегуманизация гораздо глубже. В классовой теории марксизма человек из обреченных на гибель буржуазных классов может все-таки спастись через изменение сознания, он может усвоить себе марксистскую идеологию, стать коммунистом и даже народным комиссаром. В расовой теории спасения нет. Если ты еврей или негр, то никакое изменение сознания, никакие верования и убеждения тебя не спасут, ты погиб. Если еврей становится христианином, то это его не спасает. Не спасает, и если он становится национал-социалистом. Истинным германским "арийцам" также нельзя сделаться, как нельзя сделаться евреем, им можно только родиться. Фатум крови тяготеет над человеком. Это есть абсолютный детерминизм и фатализм. Но христианство есть религия свободы духа, она не терпит фатализма и детерминизма. Классовый детерминизм относительный по сравнению с расовым, и потому последний есть более глубокая дегуманизация. Не говоря уже о том, что с христианской точки зрения гитлеризм более опасен, чем коммунизм, потому что коммунизм прямо и открыто борется против христианства, как враг всякой религии, гитлеризм же насильственно требует внутренней деформации христианства, изменяя самые христианские верования в угоду расовой теории и диктатуре третьего царства.
Национализм и расизм неразрывно связаны с этатизмом. Осуществление великой миссии нации или расы, реализация ее империалистической воли требует силы и власти. Национализм может реализовать себя только через государство, он стремится захватить государство в свои руки. Без приобретения государственной силы национализм остается эмоциональным состоянием. Современный национализм гораздо более связан с государством, чем с культурой. Современный национализм мало дорожит культурой, и он сплошь и рядом отрекается от традиций национальной культуры. Гитлеризм менее всего верен лучшим традициям германской культуры, он совсем не хочет, чтобы германский народ был народом философов и поэтов. Свобода науки, уважение к самоценности знания - традиция немецкой культуры. Эту традицию низвергает национализм современного стиля. Национализм вдохновляется не волей к истине, а волей к могуществу. Долой истину, долой правду, лишь бы мы были могущественны. Вот лозунг. И это требует сильной государственной власти как своего орудия. И старый русский национализм никогда не дорожил русской культурой, он дорожил государственной мощью, его героями были генералы, министры, губернаторы, а не поэты, художники, философы, ученые, реформаторы и пророки. Совершенно так же новый русский национализм после войны и революции более всего ищет приобретения власти и государством дорожит более, чем культурой. Национализм без этатизма, без обладания государственной мощью как своим орудием, без абсолютизации государства не может существовать. Государственная мощь есть объективизация национализма. Но подлинная творческая национальная культура не допускает нарочитости. Нельзя сознательно начать творить национальное искусство и национальную философию, нужно любить истину, любить правду и красоту. Философия может быть национальной по характеру проблем, по стилю, но ее совсем не будет, если философы не будут прежде всего искать истину. Народность в культуре есть бессознательный органический процесс, а не нарочитость и надуманность. Политика же государства может быть нарочито и надуманно национальной, вернее, националистической. Мы не видим, чтобы национализм, принявший форму диктатуры, что-нибудь творил в области культуры. Диктатурам обыкновенно бывает не до культуры. Но в области государственной он много делает, это и есть единственная арена действенной национальной воли. Национализм есть неизбежно не только языческое обоготворение национальности, но и языческое обоготворение государства, т. е. этатизм, хотя бы государство рассматривалось не как самоцель, а как орудие расы. Современный национализм связан с идеей тотального государства. Национализм и этатизм одинаково основаны на антиперсоналистической этике. Организованные массы хотят жить в абсолютных государствах и не дорожат личной жизнью, независимой от государства, не дорожат культурным творчеством, продуктом свободы духа. Всякий деспотизм есть трансформированный первобытный коммунизм.
3
Мир вступает в эпоху цезаризма. Этот цезаризм, как и всякий, впрочем, цезаризм, будет носить ярко плебейский характер. Он представляет плебейское восстание против аристократического начала в культуре. Современный "вождь", может быть, предшественник нового цезаря, есть вождь народных масс, он психологически выдвинут современными коллективами. "Вождь" правит массами посредством демагогии. Без демагогии как своего орудия он совершенно бессилен и будет свергнут, да и никогда не достиг бы без нее власти. "Вождь" совершенно зависит от массы, которой он управляет деспотически, зависит от психологии коллективов, от их эмоций и инстинктов. Власть вождей целиком покоится на подсознательном. Подсознательное всегда играет огромную роль в отношениях властвования. Но вот что поразительно. В современном мире власть, основанная на подсознательном и иррациональном, пользуется методами крайней рационализации и технизации человеческой жизни, государственного рационального планирования не только хозяйства, но и человеческой мысли, человеческой совести и даже личной, сексуальной и эротической жизни. Современная рационализация и технизация-находятся во власти подсознательных и иррациональных инстинктов, инстинктов насилия и господства. Так в Германии, так в Советской России. Но современный этатизм, современное притязание царства кесаря на абсолютное значение резко сталкивается с христианством. И в этом, быть может, центральный духовный смысл событий. Абсолютное, идеократическое, тотальное государство неизбежно приходит к отрицанию свободы религиозной совести, свободы христианина в его духовной жизни. Государство хочет быть церковью. Различение и разграничение между царством кесаря и Царством Божьим постоянно снимается и стирается в нашем падшем мире, и это всегда означает, что царство кесаря хочет поглотить Царство Божье. В современной Германии это обнаружилось с необычайной силой. Отрицание неизбежного в падшем мире дуализма Царства Божьего и царства кесаря, духа и природы, свободы и необходимости, личности и общества есть источник деспотизма и тирании. Подлинное преодоление этого дуализма означает преображение мира, новую землю и новое небо. Но царство кесаря, переживающее разнообразные метаморфозы, хочет преодолеть дуализм в этом демонически-тираническом направлении. Национализм есть один из путей к этой тирании царства кесаря над духом. Только преодоление суверенности национальных государств и движение в направлении мировой федерации народов может освободить от этой тирании. Национальными должны остаться именно культуры, а не государства, т. е. обратное тому, что утверждает современный национализм. Но к этому мир придет, вероятно, после того, как будет истреблена значительная часть человечества. Мир сейчас находится под знаком воли к убийству, к пролитию крови в тиранических государствах. Современный экономизм, современный техницизм, современный коммунизм, современный национализм и расизм, современный этатизм и цезаризм одержимы жаждой крови, питаются ненавистью.