Страница:
– Хорошо-хорошо, – оборвал мистер Тодхантер эти интереснейшие рассуждения и сложился втрое, чтобы усесться на пассажирское место. – Газаните-ка лучше.
– Что? – удивился таксист.
Мистер Тодхантер высунул в окно лысую голову – вылитый печальный гриф, выглядывающий из гнезда где-нибудь в скалистых горах.
– Газаните, говорю.
– Идет, – покладисто отозвался водитель и в самом деле газанул.
Семейство Палмеров обитало на одной из тех новых улиц, что, обстраиваясь на глазах, соединили Бромли с расположенными севернее поселениями. Такси остановилось у небольшого особняка на две семьи, судя по виду, построенного лет пять назад, не больше. Расплачиваясь с водителем, мистер Тодхантер приметил, как аккуратно подстрижена живая изгородь из бирючины вдоль фасада и как стихийно оплетают крыльцо плети клематиса. Поскольку одна улика вступала в противоречие с другой, мистер Тодхантер от выводов воздержался.
Удача, однако, ему сопутствовала. Горничная, одетая, как положено, в черное с белым, открыв дверь, сообщила, что миссис Палмер дома, и прямиком провела его в гостиную, где на просторном мягком диване дремала хозяйка дома. Та вскочила в смущении и досаде, невысокая, миловидная молодая брюнетка лет двадцати четырех – двадцати пяти, очаровательно растрепанная. Конфуз мистера Тодхантера, впрочем, оказался настолько очевиднее, чем ее собственный, что хозяйка тут же перестала и смущаться, и досадовать.
– Ох мне эта Элси! – рассмеялась она. – Два года назад, когда мы сюда переехали, она поступила ко мне совершеннейшей неумехой, и бесполезно притворяться, что я чему-нибудь ее научила. Однако она все-таки назвала вашу фамилию… мистер Тодхантер, если не ошибаюсь?
– Да, Тодхантер, – пробормотал гость, заливаясь краской так, что даже уши, похожие на общипанные крылья, побагровели, и горько сожалея о своем импульсивном визите. – Прошу прощения… вторгся незваным… друг вашего отца… проходил мимо… зашел…
– О, так вы друг отца? Как интересно! Садитесь же, мистер Тодхантер.
Покопавшись неторопливо, чтобы справиться с неловкостью, мистер Тодхантер извлек из записной книжки визитную карточку Фарроуэя и протянул ее Виоле Палмер, которая приняла ее, прервав для этого свои попытки привести в порядок прическу.
– А, хорошо. Чем я могу вам помочь, мистер Тодхантер?
Мистер Тодхантер, протянув сухонькую руку за визитной карточкой, снова сунул ее в записную книжку. Он понял, что она ему еще пригодится, эта визитка. Затем он кашлянул, прочищая горло, поправил очки, положил по ладони на каждое из своих костлявых колен и подался к собеседнице, надеясь, что выглядит внушительно.
– Миссис Палмер, я весьма обеспокоен положением вашего отца.
– Отец? – Виола Палмер насторожилась.
– Да, – кивнул мистер Тодхантер. – Из-за Джин Норвуд!
Миссис Палмер уставилась на него с возгласом изумления.
Мистер Тодхантер с тревогой следил за ней. Это был аккорд наугад, вот так безо всякого вступления начать с главной темы, но если, подумал мистер Тодхантер, это позволял себе Иоганн Себастьян Бах, то, может, и ему с рук сойдет?
– Господи, да мы все им обеспокоены! – воскликнула хозяйка дома. – Это… это что-то ужасное. Эта женщина – сущий дьявол!
Мистер Тодхантер с облегчением хлопнул себя по тощим ляжкам. Аккорд прозвучал в лад. Миссис Палмер без тени сомнения приняла его за давнего друга отца, не собиралась приставать с неудобными вопросами и скрытничать. Поскольку мистер Тодхантер горел желанием выяснить, известно ли ей что-нибудь о похождениях ее собственного супруга, такая ее доверчивость его порадовала.
– Дьявол, – повторил он. – Вот именно. Лучше не скажешь. Самое точное для нее слово.
– Но все только и говорят, что она прелесть!
– Плохо они ее знают!
– Это верно.
– Что ж тут предпринять? – выдвинул вопрос мистер Тодхантер.
Его собеседница пожала плечами:
– Один Бог знает!.. Разумеется, разговаривать с ним бесполезно. Или у него ответ наготове, или он сразу становится таким жалким и беспомощным… И я уже пыталась, и мама, но похоже, мы все только испортили. Бедная мама! Ей так тяжело!
– Еще бы! – Мистер Тодхантер энергично закивал было, но, опомнившись, сбавил пыл. – Вполне понятно. Она по-прежнему на севере?
– Да. Приезжать сюда ей бесполезно. Она сама это понимает. И потом вряд ли у нее сейчас есть на что…
– Что вы имеете в виду?
– Видите ли, с тех пор как отец перестал выдавать ей содержание, у нее нет ни пенни. Я ей кое-что посылаю, но…
– Боже милостивый, я и не подозревал, что дела так плачевны! – воскликнул мистер Тодхантер. – Конечно, я слышал, что они расстались, – добавил он, почти не солгав, – но понятия не имел, что она осталась без средств.
– Формально они не расстались, нет. Он просто не посылает ей ничего, ни фартинга, с тех пор как уехал. А когда мама обращается к нему с просьбами, сразу изображает из себя несчастного и твердит, что у него у самого нет денег. И все это время содержит эту женщину, снимает эту квартиру, буквально швыряется фунтами! По-моему, – подвела итог дочь Фарроуэя, – он спятил.
– В известном смысле – да, – согласился мистер Тодхантер. – С великим моим сожалением вынужден признать, что отец ваш не вполне вменяем. Такое не редкость, – присовокупил он, – когда речь о страстной любви.
– Да уж, спорить с ними с обоими бесполезно, – отозвалась миссис Палмер.
Сказано это было с такой горечью, что мистер Тодхантер присмотрелся к ней повнимательнее.
– А! – многозначительно выдохнул он. – То есть… Значит, вы знаете… Да, я как раз гадал, известно ли вам…
– Конечно, известно, – на грани слез усмехнулась она.
– Как же вы намерены поступить?
– С Винсентом? Я еще не решила.
– Ничего пока не предпринимайте, – со значением посоветовал мистер Тодхантер.
– Ничего? – переспросила она.
– Именно. Я… не стану скрывать, я мало что понимаю в таких делах и все-таки думаю, что на этой стадии, вмешавшись или впрямую противодействуя мужу, можно навредить делу, и непоправимо… Не исключено, все еще устроится как-нибудь, миссис Палмер… а может, и нет. Однако ж прошу вас, потерпите еще хотя бы неделю. Кстати, он знает, что вы знаете?..
– Нет, не думаю.
– Превосходно. Значит, договорились: повремените пока что-либо предпринимать?
Миссис Палмер задумалась.
– Ну что ж, – с некоторым сомнением согласилась она.
Вскоре после того мистер Тодхантер ушел, унеся с собой впечатление от личности определенно более значительной, нежели мистер Фарроуэй. Когда его дочь призналась, что не решила – пока еще не решила! – как ей следует поступить, мистер Тодхантер понял: приняв решение, она не остановится ни перед чем. Миссис Палмер хоть и была молода, но наверняка не принадлежала к тем людям, кто будет сидеть сложа руки и ждать, когда все исправится само собой.
Перед уходом мистер Тодхантер попросил у нее адрес второй дочери Фарроуэя и получил его.
По пути в Лондон размышляя над тем, как протекала беседа, он решил, что получилась она интересной, но мало что прибавила к тому, что он и так уже знал.
4
5
Глава 6
1
– Что? – удивился таксист.
Мистер Тодхантер высунул в окно лысую голову – вылитый печальный гриф, выглядывающий из гнезда где-нибудь в скалистых горах.
– Газаните, говорю.
– Идет, – покладисто отозвался водитель и в самом деле газанул.
Семейство Палмеров обитало на одной из тех новых улиц, что, обстраиваясь на глазах, соединили Бромли с расположенными севернее поселениями. Такси остановилось у небольшого особняка на две семьи, судя по виду, построенного лет пять назад, не больше. Расплачиваясь с водителем, мистер Тодхантер приметил, как аккуратно подстрижена живая изгородь из бирючины вдоль фасада и как стихийно оплетают крыльцо плети клематиса. Поскольку одна улика вступала в противоречие с другой, мистер Тодхантер от выводов воздержался.
Удача, однако, ему сопутствовала. Горничная, одетая, как положено, в черное с белым, открыв дверь, сообщила, что миссис Палмер дома, и прямиком провела его в гостиную, где на просторном мягком диване дремала хозяйка дома. Та вскочила в смущении и досаде, невысокая, миловидная молодая брюнетка лет двадцати четырех – двадцати пяти, очаровательно растрепанная. Конфуз мистера Тодхантера, впрочем, оказался настолько очевиднее, чем ее собственный, что хозяйка тут же перестала и смущаться, и досадовать.
– Ох мне эта Элси! – рассмеялась она. – Два года назад, когда мы сюда переехали, она поступила ко мне совершеннейшей неумехой, и бесполезно притворяться, что я чему-нибудь ее научила. Однако она все-таки назвала вашу фамилию… мистер Тодхантер, если не ошибаюсь?
– Да, Тодхантер, – пробормотал гость, заливаясь краской так, что даже уши, похожие на общипанные крылья, побагровели, и горько сожалея о своем импульсивном визите. – Прошу прощения… вторгся незваным… друг вашего отца… проходил мимо… зашел…
– О, так вы друг отца? Как интересно! Садитесь же, мистер Тодхантер.
Покопавшись неторопливо, чтобы справиться с неловкостью, мистер Тодхантер извлек из записной книжки визитную карточку Фарроуэя и протянул ее Виоле Палмер, которая приняла ее, прервав для этого свои попытки привести в порядок прическу.
– А, хорошо. Чем я могу вам помочь, мистер Тодхантер?
Мистер Тодхантер, протянув сухонькую руку за визитной карточкой, снова сунул ее в записную книжку. Он понял, что она ему еще пригодится, эта визитка. Затем он кашлянул, прочищая горло, поправил очки, положил по ладони на каждое из своих костлявых колен и подался к собеседнице, надеясь, что выглядит внушительно.
– Миссис Палмер, я весьма обеспокоен положением вашего отца.
– Отец? – Виола Палмер насторожилась.
– Да, – кивнул мистер Тодхантер. – Из-за Джин Норвуд!
Миссис Палмер уставилась на него с возгласом изумления.
Мистер Тодхантер с тревогой следил за ней. Это был аккорд наугад, вот так безо всякого вступления начать с главной темы, но если, подумал мистер Тодхантер, это позволял себе Иоганн Себастьян Бах, то, может, и ему с рук сойдет?
– Господи, да мы все им обеспокоены! – воскликнула хозяйка дома. – Это… это что-то ужасное. Эта женщина – сущий дьявол!
Мистер Тодхантер с облегчением хлопнул себя по тощим ляжкам. Аккорд прозвучал в лад. Миссис Палмер без тени сомнения приняла его за давнего друга отца, не собиралась приставать с неудобными вопросами и скрытничать. Поскольку мистер Тодхантер горел желанием выяснить, известно ли ей что-нибудь о похождениях ее собственного супруга, такая ее доверчивость его порадовала.
– Дьявол, – повторил он. – Вот именно. Лучше не скажешь. Самое точное для нее слово.
– Но все только и говорят, что она прелесть!
– Плохо они ее знают!
– Это верно.
– Что ж тут предпринять? – выдвинул вопрос мистер Тодхантер.
Его собеседница пожала плечами:
– Один Бог знает!.. Разумеется, разговаривать с ним бесполезно. Или у него ответ наготове, или он сразу становится таким жалким и беспомощным… И я уже пыталась, и мама, но похоже, мы все только испортили. Бедная мама! Ей так тяжело!
– Еще бы! – Мистер Тодхантер энергично закивал было, но, опомнившись, сбавил пыл. – Вполне понятно. Она по-прежнему на севере?
– Да. Приезжать сюда ей бесполезно. Она сама это понимает. И потом вряд ли у нее сейчас есть на что…
– Что вы имеете в виду?
– Видите ли, с тех пор как отец перестал выдавать ей содержание, у нее нет ни пенни. Я ей кое-что посылаю, но…
– Боже милостивый, я и не подозревал, что дела так плачевны! – воскликнул мистер Тодхантер. – Конечно, я слышал, что они расстались, – добавил он, почти не солгав, – но понятия не имел, что она осталась без средств.
– Формально они не расстались, нет. Он просто не посылает ей ничего, ни фартинга, с тех пор как уехал. А когда мама обращается к нему с просьбами, сразу изображает из себя несчастного и твердит, что у него у самого нет денег. И все это время содержит эту женщину, снимает эту квартиру, буквально швыряется фунтами! По-моему, – подвела итог дочь Фарроуэя, – он спятил.
– В известном смысле – да, – согласился мистер Тодхантер. – С великим моим сожалением вынужден признать, что отец ваш не вполне вменяем. Такое не редкость, – присовокупил он, – когда речь о страстной любви.
– Да уж, спорить с ними с обоими бесполезно, – отозвалась миссис Палмер.
Сказано это было с такой горечью, что мистер Тодхантер присмотрелся к ней повнимательнее.
– А! – многозначительно выдохнул он. – То есть… Значит, вы знаете… Да, я как раз гадал, известно ли вам…
– Конечно, известно, – на грани слез усмехнулась она.
– Как же вы намерены поступить?
– С Винсентом? Я еще не решила.
– Ничего пока не предпринимайте, – со значением посоветовал мистер Тодхантер.
– Ничего? – переспросила она.
– Именно. Я… не стану скрывать, я мало что понимаю в таких делах и все-таки думаю, что на этой стадии, вмешавшись или впрямую противодействуя мужу, можно навредить делу, и непоправимо… Не исключено, все еще устроится как-нибудь, миссис Палмер… а может, и нет. Однако ж прошу вас, потерпите еще хотя бы неделю. Кстати, он знает, что вы знаете?..
– Нет, не думаю.
– Превосходно. Значит, договорились: повремените пока что-либо предпринимать?
Миссис Палмер задумалась.
– Ну что ж, – с некоторым сомнением согласилась она.
Вскоре после того мистер Тодхантер ушел, унеся с собой впечатление от личности определенно более значительной, нежели мистер Фарроуэй. Когда его дочь призналась, что не решила – пока еще не решила! – как ей следует поступить, мистер Тодхантер понял: приняв решение, она не остановится ни перед чем. Миссис Палмер хоть и была молода, но наверняка не принадлежала к тем людям, кто будет сидеть сложа руки и ждать, когда все исправится само собой.
Перед уходом мистер Тодхантер попросил у нее адрес второй дочери Фарроуэя и получил его.
По пути в Лондон размышляя над тем, как протекала беседа, он решил, что получилась она интересной, но мало что прибавила к тому, что он и так уже знал.
4
Однако с двумя последующими его собеседниками все вышло иначе.
В тот же вечер мистер Тодхантер разыскал директора театра «Соверен». Звали его Бадд, и был он унылого вида человек лет примерно пятидесяти, черноволосый, с физиономией из тех, которые всегда кажутся небриты. Потребовалось некоторое время и бездна такта, чтобы завоевать его доверие, но когда это произошло, мистеру Тодхантеру за его труды перепали откровения, которые поклонников мисс Норвуд неприятно бы поразили.
– Да стерва она, мистер Тодхантер, – провозгласил мистер Бадд с мрачным негодованием. – Среди актрис стервы не редкость, но хуже ее мне еще ни одна не попадалась. И как только меня угораздило с ней связаться! Но работа в наши дни – всего лишь работа, и пусть она себе думает, что я всеми потрохами принадлежу ей и ее театру, уж дома-то я себе хозяин! – Он с маху допил остатки двойного виски и пристукнул стаканом по столу, требуя повторения. Молоденький официант бегом кинулся на зов.
– Неужели стерва? – удивился мистер Тодхантер. – Бывает же! А что такое?
Мистер Бадд охотно пустился в подробности.
Они сидели в клубе «Фойе», куда мистер Бадд зазвал мистера Тодхантера «пропустить стаканчик-другой» после спектакля в «Соверене». Мистер Тодхантер, явившись к нему, предъявил визитку Фарроуэя, пояснил, что собирает материал для статьи о театре для «Лондонского обозрения», и сказал, что рассчитывает на помощь мистера Бадда. Тот выразил всяческую готовность, пусть только мистер Тодхантер соблаговолит дождаться, когда опустится занавес и театр закроют на ночь. Мистер Тодхантер дождаться соблаговолил и теперь вопреки всем наставлениям врача сидел в этом в тесном и грязноватом «Фойе», хотя было уже далеко за полночь, попивал ячменный отвар и слушал мистера Бадда, который расходился все больше.
– Дело обстоит так. Она действительно видит в себе великую актрису – самую великую со времен Сары Бернар. Больше того, подозреваю, в глубине души она считает, что и Бернар нашла бы чему у нее поучиться. Само собой, она заблуждается. Никакая она не великая актриса. Она просто умеет удерживать внимание зрителей. Но и не скажу, что она актриса плохая. Напротив, – великодушно признал мистер Бадд, – неплохая, и очень. Но великая? Нет! Официант, мне еще стаканчик того же. Мистер Тодхантер, и ваш стакан пуст. Ради Бога, да выпейте вы чего-то покрепче!
Мистер Тодхантер не без труда отбился от этого предложения, что мистер Бадд чуть было не принял как личное оскорбление, но сумел вернуть разговор к волнующей его теме.
– Да, но что она за человек? Судя по всему, ей дано недюжинное актерское обаяние. Распространяется ли оно на ее отношения с другими людьми?
– Нет, – твердо ответил мистер Бадд. – Джин – это разрушительная стихия. Могу поклясться, что все до единого режиссеры Лондона напьются на радостях, узнав, что она ушла со сцены и больше никому не устроит головомойки.
– Да что вы?
– Ну да. Говорят, с тех пор как она выбилась в примы, ни один спектакль, в котором она участвует, не вышел без скандала на репетициях. Повод всегда найдется: она вздорит с режиссером, требует, чтобы автор переписал ее реплики, обижается на то, на это и на кого угодно из труппы – словом, абсолютно всем устраивает сущий ад.
– Тогда почему же, – изумился мистер Тодхантер, – с ней продолжают иметь дело?
Этот вопрос раз за разом задают непосвященные, когда речь идет об актрисах типа Джин Норвуд, но исчерпывающего ответа на него не существует. Вот и мистер Бадд туманно сказал:
– Видите ли, она что-то вроде приманки… На нее идет публика. Без нее никак.
– Да стоит ли оно того? Такой траты времени и такой нервотрепки?
– Помню, однажды, в двадцать пятом году, мы ставили «Серебряную монету». Джин тогда как раз только сделала себе имя, и публика ее обожала. Она чертовски хорошо знала, что нам без нее не обойтись. И вот одну девчушку назначили на роль горничной… Кстати, вы помните эту пьесу? Нет? А ведь она шла почти целый год… Так вот, для той девочки это была первая роль в Вест-Энде, и на репетициях она, понятное дело, немного нервничала. А Джин вечно к ней придиралась. И вот однажды эта девочка подала Джин не ту реплику – кажется, из второго акта, а мы репетировали первый. Джин подлетела к рампе и заявила старине Джорджу Фернесу, он пьесу и ставил: «Мистер Фернес, увольте ее и найдите настоящую актрису, иначе я играть не буду». Ну что тут было делать? Джин уговаривали, девочка плакала, но все зря. Так и пришлось уволить.
– Но это же возмутительно! – не выдержал мистер Тодхантер.
– И в этом вся Джин, – с безрадостным смирением молвил мистер Бадд. – А взять бедолагу Альфреда Гордона, который был у нее директором до меня… – И мистер Бадд поведал, как мисс Норвуд не давала этому Гордону житья, и тогда старик, который, если б его уволили, ни за что не нашел бы другой работы, отравился газом в своей квартирке у Ноттинг-Хилл-гейт. – Мне потом рассказали, что он оставил записку, где высказал все, что о ней думает, но это дело замяли. И вскоре она снова распоясалась и стала давать нам жару как ни в чем не бывало.
– Но зачем же тогда с ней работать?
Мистер Бадд одарил собеседника легкой улыбкой.
– Сразу видно, как мало вы причастны к театральному миру, мистер Тодхантер. Знаете, найти работу не так-то просто. А потом, – цинично добавил он, – каждый, кто может сказать о себе, что хоть пару лет продержался в труппе Джин Норвуд, прибавляет себе весу. Любой режиссер знает, что после дрессировки у Джин все становятся шелковыми. К тому же она отбирает только таких, кто действительно умеет играть, этого у нее не отнимешь. Проницательна и удовлетворяется только лучшим. Хотя, конечно, тому, кто стоит на одной доске с самой Джин, долго в труппе не жить. А с другой стороны, – рассудил мистер Бадд, – нельзя же надеяться, что она позволит другой актрисе переиграть себя на своей же сцене, верно? Вот, к примеру, дочери вашего приятеля Фарроуэя…
Мистер Тодхантер выпрямился.
– Фелисити Фарроуэй? Значит, она умеет играть?
– Еще как! Я мало встречал актрис, более талантливых от природы! Конечно, лоска и техники ей недостает, но способности у нее есть. А Джин растоптала ее так же, как многих других молодых актрис. Теперь никто не осмелится дать ей еще один шанс.
– Не осмелится?! – вознегодовал мистер Тодхантер. – Неужели директора всех театров трепещут перед мисс Норвуд?
Мистер Бадд поскреб свою синеватую от щетины скулу.
– Ну, если угодно, можно и так сказать. Мы, знаете ли, все в этой профессии – стадо овец. Стоит пронестись слуху, что мисс Такая-то никуда не годится и что ее как бездарность выгнали из последней постановки Джин Норвуд, мисс Такая-то может до конца жизни обивать пороги, но предложить ей роль никто не рискнет. Джин этот слух и пустит, будьте уверены. И так получится, что мисс Такой-то ходу на зрителя больше нет.
– Да зачем же мисс Норвуд губить девушке жизнь? – спросил мистер Тодхантер.
– А затем, что стерва, – коротко объяснил мистер Бадд. – Стерва, и все тут. Эй, официант!
В тот же вечер мистер Тодхантер разыскал директора театра «Соверен». Звали его Бадд, и был он унылого вида человек лет примерно пятидесяти, черноволосый, с физиономией из тех, которые всегда кажутся небриты. Потребовалось некоторое время и бездна такта, чтобы завоевать его доверие, но когда это произошло, мистеру Тодхантеру за его труды перепали откровения, которые поклонников мисс Норвуд неприятно бы поразили.
– Да стерва она, мистер Тодхантер, – провозгласил мистер Бадд с мрачным негодованием. – Среди актрис стервы не редкость, но хуже ее мне еще ни одна не попадалась. И как только меня угораздило с ней связаться! Но работа в наши дни – всего лишь работа, и пусть она себе думает, что я всеми потрохами принадлежу ей и ее театру, уж дома-то я себе хозяин! – Он с маху допил остатки двойного виски и пристукнул стаканом по столу, требуя повторения. Молоденький официант бегом кинулся на зов.
– Неужели стерва? – удивился мистер Тодхантер. – Бывает же! А что такое?
Мистер Бадд охотно пустился в подробности.
Они сидели в клубе «Фойе», куда мистер Бадд зазвал мистера Тодхантера «пропустить стаканчик-другой» после спектакля в «Соверене». Мистер Тодхантер, явившись к нему, предъявил визитку Фарроуэя, пояснил, что собирает материал для статьи о театре для «Лондонского обозрения», и сказал, что рассчитывает на помощь мистера Бадда. Тот выразил всяческую готовность, пусть только мистер Тодхантер соблаговолит дождаться, когда опустится занавес и театр закроют на ночь. Мистер Тодхантер дождаться соблаговолил и теперь вопреки всем наставлениям врача сидел в этом в тесном и грязноватом «Фойе», хотя было уже далеко за полночь, попивал ячменный отвар и слушал мистера Бадда, который расходился все больше.
– Дело обстоит так. Она действительно видит в себе великую актрису – самую великую со времен Сары Бернар. Больше того, подозреваю, в глубине души она считает, что и Бернар нашла бы чему у нее поучиться. Само собой, она заблуждается. Никакая она не великая актриса. Она просто умеет удерживать внимание зрителей. Но и не скажу, что она актриса плохая. Напротив, – великодушно признал мистер Бадд, – неплохая, и очень. Но великая? Нет! Официант, мне еще стаканчик того же. Мистер Тодхантер, и ваш стакан пуст. Ради Бога, да выпейте вы чего-то покрепче!
Мистер Тодхантер не без труда отбился от этого предложения, что мистер Бадд чуть было не принял как личное оскорбление, но сумел вернуть разговор к волнующей его теме.
– Да, но что она за человек? Судя по всему, ей дано недюжинное актерское обаяние. Распространяется ли оно на ее отношения с другими людьми?
– Нет, – твердо ответил мистер Бадд. – Джин – это разрушительная стихия. Могу поклясться, что все до единого режиссеры Лондона напьются на радостях, узнав, что она ушла со сцены и больше никому не устроит головомойки.
– Да что вы?
– Ну да. Говорят, с тех пор как она выбилась в примы, ни один спектакль, в котором она участвует, не вышел без скандала на репетициях. Повод всегда найдется: она вздорит с режиссером, требует, чтобы автор переписал ее реплики, обижается на то, на это и на кого угодно из труппы – словом, абсолютно всем устраивает сущий ад.
– Тогда почему же, – изумился мистер Тодхантер, – с ней продолжают иметь дело?
Этот вопрос раз за разом задают непосвященные, когда речь идет об актрисах типа Джин Норвуд, но исчерпывающего ответа на него не существует. Вот и мистер Бадд туманно сказал:
– Видите ли, она что-то вроде приманки… На нее идет публика. Без нее никак.
– Да стоит ли оно того? Такой траты времени и такой нервотрепки?
– Помню, однажды, в двадцать пятом году, мы ставили «Серебряную монету». Джин тогда как раз только сделала себе имя, и публика ее обожала. Она чертовски хорошо знала, что нам без нее не обойтись. И вот одну девчушку назначили на роль горничной… Кстати, вы помните эту пьесу? Нет? А ведь она шла почти целый год… Так вот, для той девочки это была первая роль в Вест-Энде, и на репетициях она, понятное дело, немного нервничала. А Джин вечно к ней придиралась. И вот однажды эта девочка подала Джин не ту реплику – кажется, из второго акта, а мы репетировали первый. Джин подлетела к рампе и заявила старине Джорджу Фернесу, он пьесу и ставил: «Мистер Фернес, увольте ее и найдите настоящую актрису, иначе я играть не буду». Ну что тут было делать? Джин уговаривали, девочка плакала, но все зря. Так и пришлось уволить.
– Но это же возмутительно! – не выдержал мистер Тодхантер.
– И в этом вся Джин, – с безрадостным смирением молвил мистер Бадд. – А взять бедолагу Альфреда Гордона, который был у нее директором до меня… – И мистер Бадд поведал, как мисс Норвуд не давала этому Гордону житья, и тогда старик, который, если б его уволили, ни за что не нашел бы другой работы, отравился газом в своей квартирке у Ноттинг-Хилл-гейт. – Мне потом рассказали, что он оставил записку, где высказал все, что о ней думает, но это дело замяли. И вскоре она снова распоясалась и стала давать нам жару как ни в чем не бывало.
– Но зачем же тогда с ней работать?
Мистер Бадд одарил собеседника легкой улыбкой.
– Сразу видно, как мало вы причастны к театральному миру, мистер Тодхантер. Знаете, найти работу не так-то просто. А потом, – цинично добавил он, – каждый, кто может сказать о себе, что хоть пару лет продержался в труппе Джин Норвуд, прибавляет себе весу. Любой режиссер знает, что после дрессировки у Джин все становятся шелковыми. К тому же она отбирает только таких, кто действительно умеет играть, этого у нее не отнимешь. Проницательна и удовлетворяется только лучшим. Хотя, конечно, тому, кто стоит на одной доске с самой Джин, долго в труппе не жить. А с другой стороны, – рассудил мистер Бадд, – нельзя же надеяться, что она позволит другой актрисе переиграть себя на своей же сцене, верно? Вот, к примеру, дочери вашего приятеля Фарроуэя…
Мистер Тодхантер выпрямился.
– Фелисити Фарроуэй? Значит, она умеет играть?
– Еще как! Я мало встречал актрис, более талантливых от природы! Конечно, лоска и техники ей недостает, но способности у нее есть. А Джин растоптала ее так же, как многих других молодых актрис. Теперь никто не осмелится дать ей еще один шанс.
– Не осмелится?! – вознегодовал мистер Тодхантер. – Неужели директора всех театров трепещут перед мисс Норвуд?
Мистер Бадд поскреб свою синеватую от щетины скулу.
– Ну, если угодно, можно и так сказать. Мы, знаете ли, все в этой профессии – стадо овец. Стоит пронестись слуху, что мисс Такая-то никуда не годится и что ее как бездарность выгнали из последней постановки Джин Норвуд, мисс Такая-то может до конца жизни обивать пороги, но предложить ей роль никто не рискнет. Джин этот слух и пустит, будьте уверены. И так получится, что мисс Такой-то ходу на зрителя больше нет.
– Да зачем же мисс Норвуд губить девушке жизнь? – спросил мистер Тодхантер.
– А затем, что стерва, – коротко объяснил мистер Бадд. – Стерва, и все тут. Эй, официант!
5
Итак, в воскресенье утром мистер Тодхантер автобусом добрался до района Мейда-Вейл, где отыскал дом, номер которого назвала ему миссис Палмер, и вскоре беседовал с очаровательной молодой женщиной – светловолосой, голубоглазой, с персиковым цветом лица, но отнюдь не слабохарактерной, какими часто бывают особы, одаренные такой комбинацией свойств, как будто природа, поработав над внешней привлекательностью, глубже не пошла, сочтя, что с них и этого хватит. В этом отношении Фелисити Фарроуэй столь же походила на сестру, сколь обе они отличались от своего отца.
Она приняла мистера Тодхантера в крошечной гостиной, которую попытались осовременить, до предела сократив обстановку, – однако комнатка была так мала, что даже с тем минимумом мебели, без которого никак было не обойтись, казалась тесной. Взглянув на бесценную визитку Фарроуэя, предъявленную мистером Тодхантером, и отправив куда-то невзрачную девицу, которая делила с ней квартиру, мисс Фарроуэй усадила гостя в одно из кресел, второе, и последнее, заняла сама и выразила готовность выслушать все, что гость имеет сказать.
Мистер Тодхантер прибегнул к тому же зачину, который перед тем показался ему успешным, однако присовокупил к нему новую концовку, что вызвало неожиданную реакцию.
– Мисс Фарроуэй, меня всерьез волнует состояние вашего отца. Уверен, что и вы разделяете это чувство.
Использованный во второй раз прием стоил мистеру Тодхантеру немалого беспокойства, поскольку Фелисити Фарроуэй сначала уставилась на него, потом растерянно оглядела комнату, затем вернулась взглядом к его лицу и, наконец, разрыдалась.
– О Господи! – испугался мистер Тодхантер. – Я не хотел вас расстроить! Ради Бога, простите… я…
– Как же вы не понимаете? – захлебываясь слезами, выговорила мисс Фарроуэй. – Это же все же из-за меня же!
Сбитый с толку мистер Тодхантер даже упустил из виду столь экспрессивное строение фразы.
– Из-за вас? – эхом повторил он.
– Да! Ведь я их и познакомила!
– Ах вот что! Господи, ну конечно! Но…
– Да! – с жаром кивнула девушка. – Я знала, какая она, и знала, каков отец. Да меня утопить следует за то, что не сумела предвидеть, что из этого выйдет! Утопить! – И она уткнулась в носовой платок – кусочек шифона размером с небольшую почтовую марку.
– Полно! – в ужасе от того, что наделал, возразил мистер Тодхантер. – Зачем же так укорять себя? Уверяю вас…
– Вы ведь друг отца, правда?
– Да, я… видите ли…
– Значит, вы все уже знаете?
– Полагаю, что да, но… но давайте-ка вы мне расскажете обо всем с вашей точки зрения, мисс Фарроуэй, – сумел вывернуться мистер Тодхантер.
– Не думаю, что точка зрения что-то значит. Вот факты – это да. И видит Бог, это ужас что такое! В общем, как-то раз отец зашел в театр повидаться со мной. А Джин в этот момент заглянула в гримерную, которую я на двоих занимала с еще одной девушкой. Я представила Джин отца. Ну, тут она пустила в ход свое обаяние – вы же знаете, она это умеет. Понимаете ли, она запоем прочла все его книги, все они замечательные, он ее любимый писатель, гений, не меньше, и не согласится ли он с ней пообедать? Ну, словом, заморочила ему голову самой обычной лестью. А отец и рад. Он ведь, знаете, очень доверчив. Что ни скажи ему люди, всему верит. А потом я вдруг узнаю от мамы из Йоркшира, что она встревожена постоянными отлучками отца в Лондон, подозревает, что он слишком часто встречается там с Джин, и, в общем, ей хотелось бы знать, что мне об этом известно. Ну, я сначала посмеялась, откуда мне знать, я-то с отцом совсем не виделась. Во всяком случае, знала, что в театре он не бывает. Так что я подтвердила маме, что он ездит в Лондон по делу, как и говорит. А неделю спустя после того он уехал и больше уже не вернулся. Это случилось почти год назад.
– Но насколько я понял, официально ваши родители не разведены?
– Официально – нет. А по сути – да. Знаете, я прямо не знаю, как быть. Джин, конечно, впилась в него всеми своими когтями, но я и мысли не допускала, что отец способен с таким пылом рухнуть к чьим-то ногам. Ведь все мы просто разом перестали для него существовать.
– Ваша сестра, миссис Палмер, считает, что он не вполне способен отвечать за свои поступки.
– О, так вы знакомы с Виолой?.. Да, похоже на временное помешательство. Наблюдать это ужасно. Особенно у родного отца.
– Еще бы, – покивал мистер Тодхантер и, гадая, известно ли его собеседнице о дальнейшем развитии событий, пустил пробный шар. – Но насколько я понял, намерения мисс Норвуд сейчас несколько изменились?
– Вы хотите сказать, она его бросила? О, благодарение Богу! Впрочем, странно, что она не сделала этого раньше. Ведь, наверное, она уже давно вытянула из него все, что было. А кто новая жертва?
– Вот, право, не знаю… – подался в кусты гость, понимая, что слишком поторопился. – Представления не имею…
Обманщик из мистера Тодхантера был никакой, и в течение двух минут из него вытянули все, что нужно.
Фелисити пережила настоящее потрясение. Грудь ее вздымалась, дыхание участилось, глаза заискрились, причем скорее от гнева, чем от слез.
– Мистер Тодхантер, надо что-то делать!
– Согласен, – с чувством произнес мистер Тодхантер. – Более чем.
– Эта женщина испортила жизнь десяткам людей! Наверное, вы уже слышали, что она погубила мою карьеру?
– Да, я…
– Понимаете, я на самом деле умею играть, – совершенно бесхитростно объяснила девушка. – Но конечно же, ей пришлось избавиться от меня, когда она подцепила отца. Впрочем, это не важно. Важно то, что нельзя допустить, чтобы она сломала жизнь Виоле. Винсент в общем-то простак, а эта особа способна окрутить хоть самого дьявола.
– Верно, – согласился мистер Тодхантер. – И как вы намерены остановить ее?
– Не знаю, но непременно остановлю. Вот увидите. Понимаете, мистер Тодхантер, на самом деле положение куда хуже того, что я вам сейчас рассказала. Не знаю, что именно вам известно… Маме пришлось даже продать дом и мебель, поскольку от отца она не может добиться ни пенни. И она не захотела обращаться с этим в суд, хотя я ей очень советовала. Я думала, что такая угроза образумит отца. Но вы же знаете маму!
– Н-нет, по правде сказать, не имел удовольствия…
– Ну, она очень горда, непреклонна и все такое прочее. Скорее умрет с голоду, как настоящая леди, чем допустит себя до такой вульгарности, как потащить отца в суд, пусть даже по бракоразводному делу. И разумеется, отец на это рассчитывает. Ну, некоторым образом, потому что, бедняжка, он слишком дурачок, чтобы понимать, что он вытворяет. Я уговаривала маму воззвать к его совести ради Фейт, но она не пошла даже на это.
– Ради Фейт? – озадачился мистер Тодхантер.
– Как же, Фейт, – удивилась мисс Фарроуэй. – А, я поняла. Вы о ней не слышали. Фейт – моя младшая сестра, ей тринадцать. Месяца два назад мама рассказала мне, что наша чудная кухарка напилась и выложила Фейт все дело. Ну, мы все были вне себя от этой истории, но представьте, каково столкнуться с таким впечатлительной девочке! На следующий день мама еле уговорила ее пойти в школу, настолько ей было стыдно. И конечно, Фейт все время об этом думает, и мама говорит, она на грани душевного заболевания. Это просто черт знает что такое! И все из-за тщеславия и алчности этой мерзкой особы!
Мистер Тодхантер, человек достаточно старомодный, чтобы поморщиться, заслышав в устах юной девушки брань, подумал, однако, что если и существует на свете оправдание такому поведению, то это как раз тот случай.
– Боже мой! Ну и ну! – беспомощно забормотал он. – В самом деле… О Господи… Я понятия не имел, что все так плохо… И ваша карьера…
– Да ну, карьера! – отмахнулась девушка. – Это обидно, конечно, но настоящей важности не имеет. Меня всерьез злит только то, что актрисой я могла бы зарабатывать в три раза больше, чем в ателье, и посылать маме в десять раз больше, чем могу сейчас.
– Да, это так. Конечно… Боже мой, приемщица… я слышал, это очень утомительно, – сбивчиво заговорил мистер Тодхантер. – Стоять за конторкой…
– Нет-нет, за конторкой я не стою, – улыбнулась девушка. – Я, видите ли, одна из тех надменных юных леди в черном, которые с томным видом слоняются в глубине ателье, – кстати, теперь это называется «модная лавка». Примерно вот так! – Она вскочила с места и изобразила, как упомянутая юная леди обслуживает дородную провинциальную матрону, да так забавно и правдоподобно, что мистеру Тодхантеру, который в жизни своей не бывал в ателье модной одежды, вдруг показалось, что он знает о них все.
– Послушайте! – воскликнул он. – Да вы не хуже Рут Дрейпер[9]! – Для мистера Тодхантера, который ходил на спектакли мисс Дрейпер всякий раз, как та приезжала в Лондон, это была почти небывалая похвала.
– О нет, с Рут Дрейпер никто не сравнится! – С легким смешком девушка вернулась на место. – Но спасибо вам, вы очень добры.
– Так или иначе, играть вы умеете, – подвел черту мистер Тодхантер.
– О да, – не без уныния согласилась Фелисити Фарроуэй. – Умею. И много же толку от этого и мне, и моей маме…
– Кстати, – смущаясь, заговорил мистер Тодхантер, – кстати, вы мне напомнили… Позвольте давнему другу вашего отца… не имею чести быть знаком с вашей матушкой… но… сочту привилегией… м-да… – И, совершенно потерянный, мистер Тодхантер достал чековую книжку, вынул авторучку и, покраснев так, что вспыхнули уши, выписал чек на пятьдесят фунтов.
– О! – изумилась девушка, когда мистер Тодхантер вручил ей чек, невнятно попросив отправить его матери. – О, вы ангел! Агнец! Чудо что такое! – Вскочив, она обвила нежными руками жилистую шею мистера Тодхантера и пылко поцеловала его.
– Что вы! Что вы! О Боже! – растроганно закудахтал мистер Тодхантер.
Вскоре после того он с сожалением отклонил самое настоятельное приглашение остаться на обед (слишком хорошо зная от своей экономки, какая тягость угощать нежданного гостя, когда магазины уже закрыты) и ушел, весьма довольный собой и немало взволнованный.
Она приняла мистера Тодхантера в крошечной гостиной, которую попытались осовременить, до предела сократив обстановку, – однако комнатка была так мала, что даже с тем минимумом мебели, без которого никак было не обойтись, казалась тесной. Взглянув на бесценную визитку Фарроуэя, предъявленную мистером Тодхантером, и отправив куда-то невзрачную девицу, которая делила с ней квартиру, мисс Фарроуэй усадила гостя в одно из кресел, второе, и последнее, заняла сама и выразила готовность выслушать все, что гость имеет сказать.
Мистер Тодхантер прибегнул к тому же зачину, который перед тем показался ему успешным, однако присовокупил к нему новую концовку, что вызвало неожиданную реакцию.
– Мисс Фарроуэй, меня всерьез волнует состояние вашего отца. Уверен, что и вы разделяете это чувство.
Использованный во второй раз прием стоил мистеру Тодхантеру немалого беспокойства, поскольку Фелисити Фарроуэй сначала уставилась на него, потом растерянно оглядела комнату, затем вернулась взглядом к его лицу и, наконец, разрыдалась.
– О Господи! – испугался мистер Тодхантер. – Я не хотел вас расстроить! Ради Бога, простите… я…
– Как же вы не понимаете? – захлебываясь слезами, выговорила мисс Фарроуэй. – Это же все же из-за меня же!
Сбитый с толку мистер Тодхантер даже упустил из виду столь экспрессивное строение фразы.
– Из-за вас? – эхом повторил он.
– Да! Ведь я их и познакомила!
– Ах вот что! Господи, ну конечно! Но…
– Да! – с жаром кивнула девушка. – Я знала, какая она, и знала, каков отец. Да меня утопить следует за то, что не сумела предвидеть, что из этого выйдет! Утопить! – И она уткнулась в носовой платок – кусочек шифона размером с небольшую почтовую марку.
– Полно! – в ужасе от того, что наделал, возразил мистер Тодхантер. – Зачем же так укорять себя? Уверяю вас…
– Вы ведь друг отца, правда?
– Да, я… видите ли…
– Значит, вы все уже знаете?
– Полагаю, что да, но… но давайте-ка вы мне расскажете обо всем с вашей точки зрения, мисс Фарроуэй, – сумел вывернуться мистер Тодхантер.
– Не думаю, что точка зрения что-то значит. Вот факты – это да. И видит Бог, это ужас что такое! В общем, как-то раз отец зашел в театр повидаться со мной. А Джин в этот момент заглянула в гримерную, которую я на двоих занимала с еще одной девушкой. Я представила Джин отца. Ну, тут она пустила в ход свое обаяние – вы же знаете, она это умеет. Понимаете ли, она запоем прочла все его книги, все они замечательные, он ее любимый писатель, гений, не меньше, и не согласится ли он с ней пообедать? Ну, словом, заморочила ему голову самой обычной лестью. А отец и рад. Он ведь, знаете, очень доверчив. Что ни скажи ему люди, всему верит. А потом я вдруг узнаю от мамы из Йоркшира, что она встревожена постоянными отлучками отца в Лондон, подозревает, что он слишком часто встречается там с Джин, и, в общем, ей хотелось бы знать, что мне об этом известно. Ну, я сначала посмеялась, откуда мне знать, я-то с отцом совсем не виделась. Во всяком случае, знала, что в театре он не бывает. Так что я подтвердила маме, что он ездит в Лондон по делу, как и говорит. А неделю спустя после того он уехал и больше уже не вернулся. Это случилось почти год назад.
– Но насколько я понял, официально ваши родители не разведены?
– Официально – нет. А по сути – да. Знаете, я прямо не знаю, как быть. Джин, конечно, впилась в него всеми своими когтями, но я и мысли не допускала, что отец способен с таким пылом рухнуть к чьим-то ногам. Ведь все мы просто разом перестали для него существовать.
– Ваша сестра, миссис Палмер, считает, что он не вполне способен отвечать за свои поступки.
– О, так вы знакомы с Виолой?.. Да, похоже на временное помешательство. Наблюдать это ужасно. Особенно у родного отца.
– Еще бы, – покивал мистер Тодхантер и, гадая, известно ли его собеседнице о дальнейшем развитии событий, пустил пробный шар. – Но насколько я понял, намерения мисс Норвуд сейчас несколько изменились?
– Вы хотите сказать, она его бросила? О, благодарение Богу! Впрочем, странно, что она не сделала этого раньше. Ведь, наверное, она уже давно вытянула из него все, что было. А кто новая жертва?
– Вот, право, не знаю… – подался в кусты гость, понимая, что слишком поторопился. – Представления не имею…
Обманщик из мистера Тодхантера был никакой, и в течение двух минут из него вытянули все, что нужно.
Фелисити пережила настоящее потрясение. Грудь ее вздымалась, дыхание участилось, глаза заискрились, причем скорее от гнева, чем от слез.
– Мистер Тодхантер, надо что-то делать!
– Согласен, – с чувством произнес мистер Тодхантер. – Более чем.
– Эта женщина испортила жизнь десяткам людей! Наверное, вы уже слышали, что она погубила мою карьеру?
– Да, я…
– Понимаете, я на самом деле умею играть, – совершенно бесхитростно объяснила девушка. – Но конечно же, ей пришлось избавиться от меня, когда она подцепила отца. Впрочем, это не важно. Важно то, что нельзя допустить, чтобы она сломала жизнь Виоле. Винсент в общем-то простак, а эта особа способна окрутить хоть самого дьявола.
– Верно, – согласился мистер Тодхантер. – И как вы намерены остановить ее?
– Не знаю, но непременно остановлю. Вот увидите. Понимаете, мистер Тодхантер, на самом деле положение куда хуже того, что я вам сейчас рассказала. Не знаю, что именно вам известно… Маме пришлось даже продать дом и мебель, поскольку от отца она не может добиться ни пенни. И она не захотела обращаться с этим в суд, хотя я ей очень советовала. Я думала, что такая угроза образумит отца. Но вы же знаете маму!
– Н-нет, по правде сказать, не имел удовольствия…
– Ну, она очень горда, непреклонна и все такое прочее. Скорее умрет с голоду, как настоящая леди, чем допустит себя до такой вульгарности, как потащить отца в суд, пусть даже по бракоразводному делу. И разумеется, отец на это рассчитывает. Ну, некоторым образом, потому что, бедняжка, он слишком дурачок, чтобы понимать, что он вытворяет. Я уговаривала маму воззвать к его совести ради Фейт, но она не пошла даже на это.
– Ради Фейт? – озадачился мистер Тодхантер.
– Как же, Фейт, – удивилась мисс Фарроуэй. – А, я поняла. Вы о ней не слышали. Фейт – моя младшая сестра, ей тринадцать. Месяца два назад мама рассказала мне, что наша чудная кухарка напилась и выложила Фейт все дело. Ну, мы все были вне себя от этой истории, но представьте, каково столкнуться с таким впечатлительной девочке! На следующий день мама еле уговорила ее пойти в школу, настолько ей было стыдно. И конечно, Фейт все время об этом думает, и мама говорит, она на грани душевного заболевания. Это просто черт знает что такое! И все из-за тщеславия и алчности этой мерзкой особы!
Мистер Тодхантер, человек достаточно старомодный, чтобы поморщиться, заслышав в устах юной девушки брань, подумал, однако, что если и существует на свете оправдание такому поведению, то это как раз тот случай.
– Боже мой! Ну и ну! – беспомощно забормотал он. – В самом деле… О Господи… Я понятия не имел, что все так плохо… И ваша карьера…
– Да ну, карьера! – отмахнулась девушка. – Это обидно, конечно, но настоящей важности не имеет. Меня всерьез злит только то, что актрисой я могла бы зарабатывать в три раза больше, чем в ателье, и посылать маме в десять раз больше, чем могу сейчас.
– Да, это так. Конечно… Боже мой, приемщица… я слышал, это очень утомительно, – сбивчиво заговорил мистер Тодхантер. – Стоять за конторкой…
– Нет-нет, за конторкой я не стою, – улыбнулась девушка. – Я, видите ли, одна из тех надменных юных леди в черном, которые с томным видом слоняются в глубине ателье, – кстати, теперь это называется «модная лавка». Примерно вот так! – Она вскочила с места и изобразила, как упомянутая юная леди обслуживает дородную провинциальную матрону, да так забавно и правдоподобно, что мистеру Тодхантеру, который в жизни своей не бывал в ателье модной одежды, вдруг показалось, что он знает о них все.
– Послушайте! – воскликнул он. – Да вы не хуже Рут Дрейпер[9]! – Для мистера Тодхантера, который ходил на спектакли мисс Дрейпер всякий раз, как та приезжала в Лондон, это была почти небывалая похвала.
– О нет, с Рут Дрейпер никто не сравнится! – С легким смешком девушка вернулась на место. – Но спасибо вам, вы очень добры.
– Так или иначе, играть вы умеете, – подвел черту мистер Тодхантер.
– О да, – не без уныния согласилась Фелисити Фарроуэй. – Умею. И много же толку от этого и мне, и моей маме…
– Кстати, – смущаясь, заговорил мистер Тодхантер, – кстати, вы мне напомнили… Позвольте давнему другу вашего отца… не имею чести быть знаком с вашей матушкой… но… сочту привилегией… м-да… – И, совершенно потерянный, мистер Тодхантер достал чековую книжку, вынул авторучку и, покраснев так, что вспыхнули уши, выписал чек на пятьдесят фунтов.
– О! – изумилась девушка, когда мистер Тодхантер вручил ей чек, невнятно попросив отправить его матери. – О, вы ангел! Агнец! Чудо что такое! – Вскочив, она обвила нежными руками жилистую шею мистера Тодхантера и пылко поцеловала его.
– Что вы! Что вы! О Боже! – растроганно закудахтал мистер Тодхантер.
Вскоре после того он с сожалением отклонил самое настоятельное приглашение остаться на обед (слишком хорошо зная от своей экономки, какая тягость угощать нежданного гостя, когда магазины уже закрыты) и ушел, весьма довольный собой и немало взволнованный.
Глава 6
1
Следует признать, что мистер Тодхантер в те дни жил полной жизнью и получал от нее удовольствие.
Он искренне и близко к сердцу принял положение, в котором оказались Фарроуэи, его тревожили мысли о несчастной девочке, живущей в Йоркшире, но роль, которую он играл во всем этом, определенно ему нравилась. Во-первых, она придавала ему веса. Он и припомнить не мог, когда еще раньше чувствовал себя таким значительным человеком, и чувство это было чрезвычайно приятное. Все эти люди: Виола Палмер, очаровательная Фелисити Фарроуэй, даже угрюмый мистер Бадд, – смотрели на мистера Тодхантера так, словно в его силах в самом деле было что-то исправить. В глубине души мистер Тодхантер понимал, что сам – возможно, бессознательным образом – способствовал тому, что у людей создавалось такое от него впечатление. Ему было немного неловко, но угрызения совести совсем не портили удовольствия.
Он искренне и близко к сердцу принял положение, в котором оказались Фарроуэи, его тревожили мысли о несчастной девочке, живущей в Йоркшире, но роль, которую он играл во всем этом, определенно ему нравилась. Во-первых, она придавала ему веса. Он и припомнить не мог, когда еще раньше чувствовал себя таким значительным человеком, и чувство это было чрезвычайно приятное. Все эти люди: Виола Палмер, очаровательная Фелисити Фарроуэй, даже угрюмый мистер Бадд, – смотрели на мистера Тодхантера так, словно в его силах в самом деле было что-то исправить. В глубине души мистер Тодхантер понимал, что сам – возможно, бессознательным образом – способствовал тому, что у людей создавалось такое от него впечатление. Ему было немного неловко, но угрызения совести совсем не портили удовольствия.