Страница:
– Да, я несу это бремя на своих плечах. Как говорил мой отец, «любая ошибка, которую человек признал, становится его творческим выбором».
– Хорошо сказано.
Он уловил аромат ее духов с резким запахом пачулей и скрытое за ним благоухание кожи.
Она же вдохнула слегка дурманящий запах пота, насыщенный мужскими гормонами, и запах туалетной воды с бергамотом.
Он придвинулся ближе:
– Поверьте, мне и правда кажется, что я знаю вас очень давно.
Аврора не отстранилась и позволила ему вторгнуться в ее личное пространство. Магию мгновения разрушил его смартфон. Он на несколько секунд застыл в нерешительности, затем достал аппарат и приложил его к уху. Слушая то, что звучало в небольшом динамике, Давид бледнел.
Он нажал кнопку отбоя и сунул телефон в карман. Лицо его стало серого цвета.
– Только что нашли моего отца. Мертвым. В глыбе льда.
Я должна сохранить свои воспоминания, пока их из меня не выкачали эти грубые люди.
Я помню свое рождение.
Это произошло 4,6 миллиарда лет назад.
Пыль спеклась, образовались камни, и они стали громоздиться друг на друга.
Я стала «единой».
Чем крупнее я становилась, тем больше притягивала к себе пыли и камней.
Увеличиваясь в размерах, я превратилась в идеальный шар, круглый и тяжелый, летевший в пространстве.
Вокруг моего железного ядра текла оранжевая магма. Я была зародышем.
Сердце мое было очень маленьким, я стала вращаться вокруг собственной оси.
Тогда я еще не отдавала себе отчета в том, кто я есть. А потом случилось несчастье.
Давид Уэллс широко раскрыл глаза.
Капот такси с треском разрываемого железа сложился пополам, ветровое стекло взорвалось тысячей осколков, а водителя с пассажиром с такой силой бросило вперед, что у них захватило дух. Выстрелили подушки безопасности. Лицо Давида уткнулось в возникшую перед ним эластичную оболочку, успокаивающе мягкую и похожую на рыхлый живот.
Толпа, которая сначала, когда раздался визг шин и грохот металла, отпрянула, теперь осторожно подошла ближе. Автобус остался цел и невредим, а такси было всмятку.
Прилагая отчаянные усилия, Давид наконец выбрался из машины. Увидев, что водитель все еще барахтается в подушках безопасности, он достал пятьдесят евро и вложил купюру в руку, торчавшую из надутых воздухом оболочек. Затем, ощутив облегчение от того, что не пострадал, бросился вперед, на ходу сожалея о том, что заставлял таксиста ехать быстрее. Но сейчас у него были другие, более важные дела.
Он бежал до полного изнеможения, миновал несколько улиц и, наконец, добрался до места назначения. Перед массивным зданием с выведенной краской надписью «Муниципальный морг Парижа» он остановился, чтобы отдышаться.
Внутри, в старомодном интерьере, пахло плесенью. Дежурный попросил его подождать в специально отведенном для этого помещении. Несколько санитаров неподалеку обсуждали самых забавных своих «клиентов». Один рассказывал, что читал книгу о «Премии Дарвина», которой награждали тех, кто умер исключительно глупой смертью, словно в доказательство того, что эволюция человечества движется в сторону идиотизма. Давид слышал обрывки разговора.
– …открыл письмо со взрывчаткой, которое сам же и отправил. Оно вернулось, потому что на нем оказалось недостаточно марок!
– А бразилец, пытавшийся побить рекорд полетов на воздушных шарах? Он наполнил гелием тысячу шаров, и его унесло ветром. Тело нашли только через три месяца.
Санитары расхохотались.
– А канадец, который решил покататься на лодке? Его вместе с водой засосал пожарный самолет и выплеснул на горящий лес!
– А придурок, решивший сыграть в русскую рулетку?
Только вместо револьвера у него был автомат!
Снова появился дежурный:
– Господин Уэллс?
Давид подошел к нему. Он хотел объяснить, почему у него порвана одежда, взъерошены волосы, а на рубашке запеклась кровь, но потом махнул рукой: слишком долго рассказывать.
– Вас ждут в лаборатории. Нужно пройти через главный двор, комната 127-бис, справа в глубине.
Давид бегом пересек огромное учреждение, заведовавшее представителями рода человеческого по окончании их жизненного пути. В главном дворе были свалены гробы, указатели гласили: «Траурный зал», «Крематорий», «Прозекторская», «Морг», «Исследовательская лаборатория». Туда он и направился. Мать уже была в зале ожидания.
Мандарина Уэллс, миниатюрная женщина в траурной одежде, сидела, обхватив голову руками. При появлении Давида она встала, протянула к нему руки и заключила в объятия.
К ним подошел мужчина в халате:
– Полагаю, семья Уэллс?
Патологоанатом был брюнетом с большими карими глазами и огромными руками, которые так мешали ему, что сначала он попытался спрятать их за спиной, а потом сунул в карманы.
– Вашего мужа нашли сегодня утром. Военные, обнаружив его благодаря вшитому в куртку маячку, тут же доставили его сюда самолетом. Здесь он находится всего четверть часа. Он уже был… в этом состоянии.
– Что вы имеете в виду под «этим состоянием? – пробормотала Мандарина Уэллс.
Словно не услышав ее, врач покачал головой и поправил беджик с надписью «Доктор Мишель Видаль, патологоанатом».
– Я мог бы уже приступить к выполнению своих обязанностей, но, учитывая… особое состояние… объектов, предпочел дождаться вас. Благодарю, что прибыли так быстро. Принимая во внимание сложившуюся ситуацию, я счел необходимым поместить его в морозильный шкаф, который позаимствовал в нашей столовой. Позже вы поймете, что у меня просто не было выбора.
– О каком это «особом состоянии» вы говорите? – спросила Мандарина Уэллс.
Патологоанатом не ответил и повел их к лестнице, на которой пахло средствами дезинфекции с лавандовой и лимонной отдушкой.
Вид у него был удрученный.
– Хм… самолет был оборудован усовершенствованной системой консервации, и военные подумали, что… в конце концов… для меня это тоже было полнейшим сюрпризом… в таком виде тела попадают ко мне впервые, и я сделал все необходимые приготовления. Впрочем, сейчас вы все сами увидите.
Мишель Видаль отпер дверь и ввел их в герметичное помещение. Выключатель не работал, поэтому он взял аварийный фонарь и осветил им три прозрачных двухметровых куба.
Подойдя поближе, Давид и Мандарина увидели, что на самом деле эти кубы представляли собой выпиленные электрической пилой глыбы льда.
Внутри первого из них они увидели женщину, на ее куртке была надпись «Замороженное мясо».
Ее ноги не касались земли, она была похожа на фотографию человека в прыжке. В широко открытых глазах застыло удивление. Разметавшиеся рыжие волосы хранили ледяную неподвижность. Фотоаппарат на шее словно парил перед ней в невесомости.
На голове женщины во второй глыбе льда была каска с надписью «Канал 13: Экстремальные путешествия», а на шее – видеокамера. Вид у нее был напуганный. Она подняла руки, словно пыталась оттолкнуть какого-то монстра.
Наконец патологоанатом осветил третий куб, и Мандарина Уэллс вскрикнула. Ее муж выглядел как живой в глыбе льда. На нем тоже была оранжевая куртка с надписью «Замороженное мясо».
Первая жертва ледяного плена выглядела удивленной, вторая – испуганной, а на лице Чарльза Уэллса застыла маска неописуемого ужаса. Ученый тоже парил внутри прозрачного ледяного куба. Седая борода и брови были словно взъерошены ветром. Глаза были вытаращены, в разинутом рту были видны язык и зубы.
– О, Чарли! Любовь моя! – застонала Мандарина, покрывая лед поцелуями.
Доктор Видаль сунул в рот два пальца, свистнул, и перед ним появились двое помощников в серых халатах.
– Вы первая семья, приехавшая за своей льди… за своим родственником. Профессор Чарльз Уэллс был настоящей звездой этого груза… этой экспедиции.
Помощники с трудом подняли глыбу и водрузили ее на каталку. Возглавил шествие Мишель Видаль. Они миновали шлюзовую камеру морозильника, вкатили прозрачный ледяной куб в лабораторию и поместили его под яркий свет прозекторского стола.
Патологоанатом знаком велел им удалиться и обернулся к Давиду и Мандарине Уэллс:
– С вашего позволения, я предлагаю его разморозить. Но если вы не желаете присутствовать, можете просто опознать тело и уйти.
– Я слышал, что замороженный при низкой температуре человеческий организм может оставаться живым, – сказал Давид. – Если мне не изменяет память, сам Уолт Дисней прибег к криогенным технологиям в надежде позже вновь возродиться к жизни…
– Да, это так.
– Может быть, есть шанс спасти отца?
Патологоанатом медленно снял очки и принялся протирать стекла уголком носового платка:
– Я сожалею, господин Уэллс, но все это относится к области научной фантастики. Законы физики незыблемы. При нулевой температуре вода замерзает, разрывая ядра клеток. И вернуть к жизни человека, пробывшего в низкотемпературной камере больше нескольких минут, невозможно. Что же касается вашего отца, то он находится во льду как минимум двенадцать часов.
Давид присмотрелся к отцу, который во всех отношениях выглядел совершенно живым. Нетронутая кожа, раскрытый рот, идеально красные губы, выпученные глаза и руки – вытянутые вперед, словно чтобы защититься от надвигающейся на него страшной опасности.
– То, что вы видите, похоже на живого человека, но на самом деле это бездушный предмет. Как статуя. Если бы у вас была подходящая морозильная установка, вы могли бы даже установить это в виде украшения в гостиной… – Он осекся, смешавшись от нелепости своего предположения, затем кашлянул в руку и продолжил: – Э-э-э… словом, если бы это было разрешено. Ну так что, я его размораживаю?
Приняв молчание за согласие, доктор Видаль подал помощникам знак, те взмахнули горелками и бросились в атаку на лед. В сиянии пламени в прозрачном кубе образовалась впадина. Побежала вода, на полу растеклись лужи, помещение заволокло голубоватым паром. Приблизившись собственно к телу, помощники вооружились фенами, регулировать температуру и напор которых было намного легче.
Вскоре из ледяного плена была освобождена бледно-розовая, будто фарфоровая, кисть.
Затем рука.
Потом плечо.
Наконец, шея и лицо.
– Чарли! – зарыдала Мандарина. – О, мой Чарли!
Когда торс был полностью избавлен от ледяной оболочки, тело стало крениться вперед.
Мандарина бросилась, чтобы его подхватить, но Видаль удержал ее, и его помощники извлекли ученого из глыбы.
Они положили тело на каталку, придав ему позу, подобающую покойнику. Затем деликатно раздели и сложили его одежду в металлический ящик. Кожа на обнаженной груди ученого была молочно-белой, покрытой пигментными пятнами и седыми волосками.
– Вы можете опознать тело? – спросил доктор Видаль Мандарину Уэллс.
Та вновь пробормотала: «Мой Чарли!», и это было принято за утвердительный ответ.
– Подпишите здесь, пожалуйста.
Один из помощников переложил содержимое металлического ящика в большой пластиковый пакет, протянул его Давиду и сказал:
– Молодой человек, полагаю, теперь это принадлежит вам.
Давид не сводил глаз с обнаженного тела отца, понимая, что больше никогда не увидит, как он двигается и разговаривает. Он машинально взял пакет с одеждой. Мать тихо плакала, а доктор стоял с видом напускного сочувствия.
– Я очень сожалею, – счел нужным добавить он, – но такие несчастья иногда случаются. Это может произойти когда угодно, как угодно, где угодно и с кем угодно. И тут ничего не поделаешь. Никто не виноват. Просто не повезло. Я уверен, что он не страдал.
Это случилось 4,4 миллиарда лет назад.
200 миллионов лет покоя, а потом из глубин Вселенной явилась беда.
Это был огромный астероид, намного больше тех, которые падали на меня до этого.
Намного позже, когда о нем узнали астронавты, они назвали его Тейей.
Тейя была размером с Марс, то есть всего вдвое меньше меня. Ее диаметр составлял 6000 километров.
Тейя неслась ко мне со скоростью 40 000 километров в час.
Столкновение было неизбежным.
Ударив по касательной, Тейя ободрала мне кожу, сорвав еще неокрепшие защитные слои и вклинившись так глубоко, что в космическую пустоту брызнула оранжевая магма. Оказавшись в поле моего тяготения, астероид сделал круг по моей суше.
Мне казалось, будто с меня живьем сняли скальп.
Примерно то же происходит, когда люди чистят яблоко.
Если бы у меня был рот, я бы закричала.
Но мне было нечем выразить эту боль, и меня все равно никто бы не услышал.
Но эта первая рана включила мое сознание.
Тейя не только содрала с меня кожу, но и пробудила разум.
В тот момент, думая, что умираю, я вдруг осознала, что… живу.
Усталая рука, вырванная из блаженной летаргии сна, подняла трубку и приблизила ее к уху:
– Алло?
– Господин Пеллегрен? Томас Пеллегрен?
– Он самый. Вы что, с ума сошли беспокоить меня в такой час?
– Господин Пеллегрен, у меня для вас есть две новости – хорошая и плохая.
– Кто вы?
– Начнем с хорошей. Вы стали отцом…
Дыхание человека, слушавшего эти слова, участилось.
– Не волнуйтесь, господин Пеллегрен, ребенок чувствует себя хорошо. Он пребывает в прекрасной форме.
– А плохая?
– Ребенок весит 58 килограммов.
– Что?!
– Этот ребенок – я.
Надолго повисла тишина.
– Понимаю ваше удивление. Если есть желание, то я здесь рядом, могу тотчас же к вам зайти.
Он поднялся по лестнице и вошел в свою комнату. Положил на кровать пакет, сел и внимательно осмотрелся вокруг.
Прямо напротив над письменным столом висел монументальный плакат с репродукцией картины Жака Луи Давида, изображавшей Наполеона, совершавшего переход через Альпы. Страсть Давида к Бонапарту родилась давно. Увидев его в учебнике истории, он сразу сказал себе: «Это человек, указующий мне путь». Тогда он еще не знал, что и сам будет небольшого роста.
И только когда эта проблема для него стала насущной, Давиду пришло в голову, что Наполеон воплощал собой реванш низкорослых над высокими. Потом он прочитал множество книг о великом императоре. Стал собирать гравюры и с помощью оловянных солдатиков воспроизвел битву при Аустерлице. Макет этого сражения, запечатлевший самый решающий момент, и сейчас стоял на комоде. И всем своим лилипутам он дал имена наполеоновских офицеров: Бертье, Мюрат, Даву, Ней, Массена. Свою карликовую крольчиху он назвал Жозефиной.
Взгляд Давида снова упал на пакет с вещами отца. Ему вспомнилось, как тот когда-то сказал: «Человечество будущего создают грезы настоящего. Обо всем хорошем, что с нами произошло, когда-то обязательно мечтал кто-то из наших предков. А все хорошее, что произойдет с нашими потомками, воображает кто-нибудь из живущих ныне. Может быть, даже ты».
Давид подумал о еще одной фразе отца, оказавшей на него неизгладимое впечатление: «История настолько ускоряется, что вскоре в одну-единственную жизнь будет целиком вмещаться вся совокупность перемен, которые за свои жизни пережили все наши предки».
Наконец он набрался храбрости, вытащил из пакета вещи отца – оранжевую куртку, шапку, рюкзак и перчатки – и разложил на полу справа от себя. Затем методично вывернул все карманы и нашел толстый пластиковый конверт, в котором обнаружились ручка, блокнот и карта памяти фотоаппарата. Он вставил ее в компьютер и хотел открыть, но на экране появилось сообщение: «Файлы повреждены, считывание информации невозможно». Экстремальный холод нанес ячейкам серьезный ущерб. Давид попытался восстановить файлы с помощью нескольких программ, но у него ничего не получилось.
Крольчиха Жозефина подобралась ближе и обнюхала предметы, разложенные на полу, помахивая своим коротким, словно обрубленным, хвостом. К счастью, блокнот, герметично запаянный в пластик, сохранился в целости и сохранности.
Давид открыл его и прочел первую страницу:
Антарктика
77 градусов 0 минут широты
105 градусов 0 минут долготы
четверг 11 марта 12 ч 42 м
Наконец мы достигли воздушной полости.
Таким образом, нам удалось спуститься до озера Восток. Оно оказалось в точности таким, как я думал, размеры его вполне соответствуют предполагаемым.
Пройдя несколько километров по его южному берегу, мы обнаружили тоннель, ведущий во вторую пещеру, расположенную под первой. Там мы нашли не только ископаемые следы жизни в виде окаменелых папоротников, червей и аммонитов… но также скелеты гигантских человеческих существ.
Это открытие полностью изменит наш взгляд на историю. По моим предварительным оценкам, в соответствии с результатами радиоуглеродного анализа и лазерных измерений, проведенных моей помощницей Мелани, эти люди умерли около 8000 лет назад.
Рост их составлял порядка 17 метров, весили они не менее 700 килограммов.
Предполагаемая продолжительность их жизни – 1000 лет.
Для их описания больше всего подошел бы десятикратный масштаб.
Теперь в учебниках истории перед «Хомо сапиенс. Рост 1,7 метра. Продолжительность жизни 100 лет» нужно будет добавить «Хомо гигантис. Рост 17 метров. Продолжительность жизни 1000 лет».
По счастливой случайности, открытию этих скелетов (и даже целого тела, великолепно сохранившегося во льдах) сопутствовала удивительная находка – высеченные в камне изображения, на которых исполины запечатлели свою историю.
Теперь у нас есть не только доказательства существования этих великанов, но и точное повествование о рождении, расцвете и гибели их цивилизации.
Благодаря этим изображениям, которые покрывают сотни метров каменных стен, мы можем восстановить их историю.
И вот что мы сумели понять.
Во-первых, раса Хомо гигантис была в тысячу раз малочисленнее, чем нынешнее человечество. Думаю, их общее количество не превышало восьми миллионов. Преобладали, причем со значительным перевесом, представители мужского пола.
Прожив на земле много тысяч лет, они успели создать высокоорганизованное общество. Тем не менее им пришлось пережить закат, ставший следствием четырех последовательных сокрушительных катаклизмов, каждый из которых все больше ухудшал их положение.
Если верить этим изображениям, первым постигшим их бедствием стал потоп, поглотивший весь их континент (находившийся между Европой и Америкой; не исключено, что именно он лег в основу описанного Платоном мифа об Атлантиде и упоминаний о библейском потопе).
Вторым несчастьем стало охлаждение атмосферы (обладая большей поверхностью тела, подвергавшейся действию холода, они были более уязвимы).
Третий бич настиг их в виде войны с людьми маленького роста (вполне возможно, что это были наши предки, древние Хомо сапиенс). Те, вероятно, сначала им поклонялись – до тех пор, пока не решили добиться свободы и сокрушить их.
Наконец, четвертую катастрофу вызвал астероид, повидимому изменивший гравитационное поле Земли, в результате чего люди маленького роста получили дополнительное преимущество, а исполины были поставлены в еще более невыгодное положение.
Основываясь на деталях изображений (см. фото 116–354), можно сделать вывод о том, что они были знакомы не только с сельским хозяйством, скотоводством, медициной и металлургией (в отличие от наших предков, которые8000 лет назад продвинулись не дальше охоты и сбора съедобных плодов, ягод и корешков), но были сведущи и в таких отраслях, как волновые коммуникации и дистанционное лечение больных.
Благодаря размерам они обладали удесятеренной физической силой.
Объем их легких был в 10 раз больше, поэтому они, задержав дыхание, могли в 10 раз дольше находиться под водой. На некоторых барельефах они изображены верхом на китах, погружающихся в морскую пучину (фото 491–495).
Они могли без труда возводить строения, которые, с нашей точки зрения, выглядит поистине монументально. Вероятно, мозг этих исполинов тоже был в 10 раз производительнее нашего.
Теперь, по прошествии времени, становится очевидно, что намек на их существование содержится во всех мифах. Во многих из них упоминается об окончательном поражении Хомо гигантис в борьбе с их маленькими соперниками, которые были нашими предками, Хомо сапиенс.
В то же время следует учитывать, что описанная в мифах победа древних героев над великанами на самом деле является триумфом маленьких диких невежд над «цивилизованными» исполинами. «Предав их смерти», мы потеряли нечто поистине бесценное.
Удивительно, но факт: мой дед, Эдмонд Уэллс, в своей «Энциклопедии относительного и абсолютного знания» (глава «Цивилизация великанов») уже упоминал о существовании огромных гуманоидов, предшествовавших нашему появлению.
Кроме того, он выдвинул идею о том, что природные катаклизмы являются лучшими катализаторами мутаций того или иного вида (глава о «Четырех всадниках Апокалипсиса», которые, по его мнению, были не столько пророками будущего, сколько свидетелями прошлого). Как его посетило это озарение, подтверждение которого я сегодня нашел? Этого я объяснить не могу, но должен признать, что он действительно написал эти слова, а я, перед тем как отправляться сюда, их прочитал. Однако я разделяю далеко не все его теории. Так, например, он считал, что мы движемся в сторону уменьшения, а я полагаю, что человеческий род, напротив, стремится к увеличению роста. Причины этого широко известны: детей кормят лучше, питание стало богаче, медицина эффективнее и т. д.
Дед был страстным поклонником муравьев, он обожал наблюдать за ними и пытался их понять. Мне кажется, что эта его специализация сначала помогла ему прозреть, но затем привела к заблуждениям. Он думал, что человек уменьшится, чтобы походить… на дорогих его сердцу муравьев.
Сейчас все наводит на мысль о том, что, по крайней мере в этом отношении, он был неправ. Примером, которому мы должны следовать, является не муравей, а динозавр.
Великанами мы были, великанами нам суждено стать. Тогда круг замкнется.
И я совершенно уверен, что в один прекрасный день мы станем похожими на тех колоссов, которых я нашел на озере Восток. Наш рост будет составлять 17 метров, вес – 700 килограммов, мы будем жить 1000 лет и общаться с помощью излучаемых мозгом волн, как раньше это делали Хомо гигантис.
Это интуитивное предвидение. Мое собственное.
Одно очевидно: мы, Хомо сапиенс, являемся промежуточным звеном между двумя видами гуманоидов – человеком прошлого и человеком будущего. Человека будущего пока нет. Его еще только предстоит создать.
Дверной звонок прозвенел очень громко.
Томас Пеллегрен спустился по лестнице и открыл дверь. Перед ним стояла молодая, коротко стриженная шатенка. В ее одежде преобладали черные и желтые цвета, в руке она держала кожаный чемоданчик.
– Сюрприз! – воскликнула она.
Чтобы как-то отреагировать, мужчине понадобилось некоторое время.
– А вот и я, ваша дочь. Вскоре я отправляюсь писать очерк. Это может оказаться небезопасным, и у меня вдруг возникло желание вам позвонить. Я уже давно хотела с вами встретиться…
Тучи вдруг прорезали зигзаги молний.
Молодая женщина вошла внутрь. Небо на улице будто сорвалось с цепи, взорвалось крупными каплями дождя. Гостья уселась в самое большое кресло:
– Помните канун Нового года двадцать семь лет назад? Вы тогда, похоже, здорово набрались и даже сказали себе, что в этот вечер с вами не произойдет «ничего хорошего». Так вот «ничего хорошего» – это я.
У Томаса Пеллегрена был широкий лоб, посеребренные сединой виски, прямой нос и маленький рот. На нем был спортивный халат. Хозяин дома протяжно вздохнул.
– Я подумала, вам будет приятно узнать о моем существовании. Обретая меня сейчас, когда мне двадцать семь лет, вы получаете преимущество иметь ребенка, но при этом не обязаны переживать мучительный период бессонных ночей, воняющих пеленок, бутылочек с соской в три часа ночи и приступов боли, вызванной первыми режущимися зубами. – Она не сводила с него глаз. – Вы не болтливы, да?.. Я могу поставить себя на ваше место. Когда перед вами вот так, из плоти и крови, возникает осколок прошлого, которое хотелось бы забыть, это, должно быть, не очень… «удобно».
– Хорошо сказано.
Он уловил аромат ее духов с резким запахом пачулей и скрытое за ним благоухание кожи.
Она же вдохнула слегка дурманящий запах пота, насыщенный мужскими гормонами, и запах туалетной воды с бергамотом.
Он придвинулся ближе:
– Поверьте, мне и правда кажется, что я знаю вас очень давно.
Аврора не отстранилась и позволила ему вторгнуться в ее личное пространство. Магию мгновения разрушил его смартфон. Он на несколько секунд застыл в нерешительности, затем достал аппарат и приложил его к уху. Слушая то, что звучало в небольшом динамике, Давид бледнел.
Он нажал кнопку отбоя и сунул телефон в карман. Лицо его стало серого цвета.
– Только что нашли моего отца. Мертвым. В глыбе льда.
23
Не забывать.Я должна сохранить свои воспоминания, пока их из меня не выкачали эти грубые люди.
Я помню свое рождение.
Это произошло 4,6 миллиарда лет назад.
Пыль спеклась, образовались камни, и они стали громоздиться друг на друга.
Я стала «единой».
Чем крупнее я становилась, тем больше притягивала к себе пыли и камней.
Увеличиваясь в размерах, я превратилась в идеальный шар, круглый и тяжелый, летевший в пространстве.
Вокруг моего железного ядра текла оранжевая магма. Я была зародышем.
Сердце мое было очень маленьким, я стала вращаться вокруг собственной оси.
Тогда я еще не отдавала себе отчета в том, кто я есть. А потом случилось несчастье.
24
Машина резко затормозила, но было слишком поздно. Все происходило словно при замедленном воспроизведении. Водитель такси, стремясь увернуться от выскочившего слева, на красный свет, серого автомобиля, с силой крутанул руль. Резина шин потеряла сцепление с дорогой, машина, продолжая двигаться зигзагами, задела пешехода, велосипедиста и собаку, затем, увлекаемая вперед скоростью, пересекла сплошную белую линию и столкнулась лоб в лоб с двигавшимся навстречу автобусом.Давид Уэллс широко раскрыл глаза.
Капот такси с треском разрываемого железа сложился пополам, ветровое стекло взорвалось тысячей осколков, а водителя с пассажиром с такой силой бросило вперед, что у них захватило дух. Выстрелили подушки безопасности. Лицо Давида уткнулось в возникшую перед ним эластичную оболочку, успокаивающе мягкую и похожую на рыхлый живот.
Толпа, которая сначала, когда раздался визг шин и грохот металла, отпрянула, теперь осторожно подошла ближе. Автобус остался цел и невредим, а такси было всмятку.
Прилагая отчаянные усилия, Давид наконец выбрался из машины. Увидев, что водитель все еще барахтается в подушках безопасности, он достал пятьдесят евро и вложил купюру в руку, торчавшую из надутых воздухом оболочек. Затем, ощутив облегчение от того, что не пострадал, бросился вперед, на ходу сожалея о том, что заставлял таксиста ехать быстрее. Но сейчас у него были другие, более важные дела.
Он бежал до полного изнеможения, миновал несколько улиц и, наконец, добрался до места назначения. Перед массивным зданием с выведенной краской надписью «Муниципальный морг Парижа» он остановился, чтобы отдышаться.
Внутри, в старомодном интерьере, пахло плесенью. Дежурный попросил его подождать в специально отведенном для этого помещении. Несколько санитаров неподалеку обсуждали самых забавных своих «клиентов». Один рассказывал, что читал книгу о «Премии Дарвина», которой награждали тех, кто умер исключительно глупой смертью, словно в доказательство того, что эволюция человечества движется в сторону идиотизма. Давид слышал обрывки разговора.
– …открыл письмо со взрывчаткой, которое сам же и отправил. Оно вернулось, потому что на нем оказалось недостаточно марок!
– А бразилец, пытавшийся побить рекорд полетов на воздушных шарах? Он наполнил гелием тысячу шаров, и его унесло ветром. Тело нашли только через три месяца.
Санитары расхохотались.
– А канадец, который решил покататься на лодке? Его вместе с водой засосал пожарный самолет и выплеснул на горящий лес!
– А придурок, решивший сыграть в русскую рулетку?
Только вместо револьвера у него был автомат!
Снова появился дежурный:
– Господин Уэллс?
Давид подошел к нему. Он хотел объяснить, почему у него порвана одежда, взъерошены волосы, а на рубашке запеклась кровь, но потом махнул рукой: слишком долго рассказывать.
– Вас ждут в лаборатории. Нужно пройти через главный двор, комната 127-бис, справа в глубине.
Давид бегом пересек огромное учреждение, заведовавшее представителями рода человеческого по окончании их жизненного пути. В главном дворе были свалены гробы, указатели гласили: «Траурный зал», «Крематорий», «Прозекторская», «Морг», «Исследовательская лаборатория». Туда он и направился. Мать уже была в зале ожидания.
Мандарина Уэллс, миниатюрная женщина в траурной одежде, сидела, обхватив голову руками. При появлении Давида она встала, протянула к нему руки и заключила в объятия.
К ним подошел мужчина в халате:
– Полагаю, семья Уэллс?
Патологоанатом был брюнетом с большими карими глазами и огромными руками, которые так мешали ему, что сначала он попытался спрятать их за спиной, а потом сунул в карманы.
– Вашего мужа нашли сегодня утром. Военные, обнаружив его благодаря вшитому в куртку маячку, тут же доставили его сюда самолетом. Здесь он находится всего четверть часа. Он уже был… в этом состоянии.
– Что вы имеете в виду под «этим состоянием? – пробормотала Мандарина Уэллс.
Словно не услышав ее, врач покачал головой и поправил беджик с надписью «Доктор Мишель Видаль, патологоанатом».
– Я мог бы уже приступить к выполнению своих обязанностей, но, учитывая… особое состояние… объектов, предпочел дождаться вас. Благодарю, что прибыли так быстро. Принимая во внимание сложившуюся ситуацию, я счел необходимым поместить его в морозильный шкаф, который позаимствовал в нашей столовой. Позже вы поймете, что у меня просто не было выбора.
– О каком это «особом состоянии» вы говорите? – спросила Мандарина Уэллс.
Патологоанатом не ответил и повел их к лестнице, на которой пахло средствами дезинфекции с лавандовой и лимонной отдушкой.
Вид у него был удрученный.
– Хм… самолет был оборудован усовершенствованной системой консервации, и военные подумали, что… в конце концов… для меня это тоже было полнейшим сюрпризом… в таком виде тела попадают ко мне впервые, и я сделал все необходимые приготовления. Впрочем, сейчас вы все сами увидите.
Мишель Видаль отпер дверь и ввел их в герметичное помещение. Выключатель не работал, поэтому он взял аварийный фонарь и осветил им три прозрачных двухметровых куба.
Подойдя поближе, Давид и Мандарина увидели, что на самом деле эти кубы представляли собой выпиленные электрической пилой глыбы льда.
Внутри первого из них они увидели женщину, на ее куртке была надпись «Замороженное мясо».
Ее ноги не касались земли, она была похожа на фотографию человека в прыжке. В широко открытых глазах застыло удивление. Разметавшиеся рыжие волосы хранили ледяную неподвижность. Фотоаппарат на шее словно парил перед ней в невесомости.
На голове женщины во второй глыбе льда была каска с надписью «Канал 13: Экстремальные путешествия», а на шее – видеокамера. Вид у нее был напуганный. Она подняла руки, словно пыталась оттолкнуть какого-то монстра.
Наконец патологоанатом осветил третий куб, и Мандарина Уэллс вскрикнула. Ее муж выглядел как живой в глыбе льда. На нем тоже была оранжевая куртка с надписью «Замороженное мясо».
Первая жертва ледяного плена выглядела удивленной, вторая – испуганной, а на лице Чарльза Уэллса застыла маска неописуемого ужаса. Ученый тоже парил внутри прозрачного ледяного куба. Седая борода и брови были словно взъерошены ветром. Глаза были вытаращены, в разинутом рту были видны язык и зубы.
– О, Чарли! Любовь моя! – застонала Мандарина, покрывая лед поцелуями.
Доктор Видаль сунул в рот два пальца, свистнул, и перед ним появились двое помощников в серых халатах.
– Вы первая семья, приехавшая за своей льди… за своим родственником. Профессор Чарльз Уэллс был настоящей звездой этого груза… этой экспедиции.
Помощники с трудом подняли глыбу и водрузили ее на каталку. Возглавил шествие Мишель Видаль. Они миновали шлюзовую камеру морозильника, вкатили прозрачный ледяной куб в лабораторию и поместили его под яркий свет прозекторского стола.
Патологоанатом знаком велел им удалиться и обернулся к Давиду и Мандарине Уэллс:
– С вашего позволения, я предлагаю его разморозить. Но если вы не желаете присутствовать, можете просто опознать тело и уйти.
– Я слышал, что замороженный при низкой температуре человеческий организм может оставаться живым, – сказал Давид. – Если мне не изменяет память, сам Уолт Дисней прибег к криогенным технологиям в надежде позже вновь возродиться к жизни…
– Да, это так.
– Может быть, есть шанс спасти отца?
Патологоанатом медленно снял очки и принялся протирать стекла уголком носового платка:
– Я сожалею, господин Уэллс, но все это относится к области научной фантастики. Законы физики незыблемы. При нулевой температуре вода замерзает, разрывая ядра клеток. И вернуть к жизни человека, пробывшего в низкотемпературной камере больше нескольких минут, невозможно. Что же касается вашего отца, то он находится во льду как минимум двенадцать часов.
Давид присмотрелся к отцу, который во всех отношениях выглядел совершенно живым. Нетронутая кожа, раскрытый рот, идеально красные губы, выпученные глаза и руки – вытянутые вперед, словно чтобы защититься от надвигающейся на него страшной опасности.
– То, что вы видите, похоже на живого человека, но на самом деле это бездушный предмет. Как статуя. Если бы у вас была подходящая морозильная установка, вы могли бы даже установить это в виде украшения в гостиной… – Он осекся, смешавшись от нелепости своего предположения, затем кашлянул в руку и продолжил: – Э-э-э… словом, если бы это было разрешено. Ну так что, я его размораживаю?
Приняв молчание за согласие, доктор Видаль подал помощникам знак, те взмахнули горелками и бросились в атаку на лед. В сиянии пламени в прозрачном кубе образовалась впадина. Побежала вода, на полу растеклись лужи, помещение заволокло голубоватым паром. Приблизившись собственно к телу, помощники вооружились фенами, регулировать температуру и напор которых было намного легче.
Вскоре из ледяного плена была освобождена бледно-розовая, будто фарфоровая, кисть.
Затем рука.
Потом плечо.
Наконец, шея и лицо.
– Чарли! – зарыдала Мандарина. – О, мой Чарли!
Когда торс был полностью избавлен от ледяной оболочки, тело стало крениться вперед.
Мандарина бросилась, чтобы его подхватить, но Видаль удержал ее, и его помощники извлекли ученого из глыбы.
Они положили тело на каталку, придав ему позу, подобающую покойнику. Затем деликатно раздели и сложили его одежду в металлический ящик. Кожа на обнаженной груди ученого была молочно-белой, покрытой пигментными пятнами и седыми волосками.
– Вы можете опознать тело? – спросил доктор Видаль Мандарину Уэллс.
Та вновь пробормотала: «Мой Чарли!», и это было принято за утвердительный ответ.
– Подпишите здесь, пожалуйста.
Один из помощников переложил содержимое металлического ящика в большой пластиковый пакет, протянул его Давиду и сказал:
– Молодой человек, полагаю, теперь это принадлежит вам.
Давид не сводил глаз с обнаженного тела отца, понимая, что больше никогда не увидит, как он двигается и разговаривает. Он машинально взял пакет с одеждой. Мать тихо плакала, а доктор стоял с видом напускного сочувствия.
– Я очень сожалею, – счел нужным добавить он, – но такие несчастья иногда случаются. Это может произойти когда угодно, как угодно, где угодно и с кем угодно. И тут ничего не поделаешь. Никто не виноват. Просто не повезло. Я уверен, что он не страдал.
25
Мне было больно. Очень больно.Это случилось 4,4 миллиарда лет назад.
200 миллионов лет покоя, а потом из глубин Вселенной явилась беда.
Это был огромный астероид, намного больше тех, которые падали на меня до этого.
Намного позже, когда о нем узнали астронавты, они назвали его Тейей.
Тейя была размером с Марс, то есть всего вдвое меньше меня. Ее диаметр составлял 6000 километров.
Тейя неслась ко мне со скоростью 40 000 километров в час.
Столкновение было неизбежным.
Ударив по касательной, Тейя ободрала мне кожу, сорвав еще неокрепшие защитные слои и вклинившись так глубоко, что в космическую пустоту брызнула оранжевая магма. Оказавшись в поле моего тяготения, астероид сделал круг по моей суше.
Мне казалось, будто с меня живьем сняли скальп.
Примерно то же происходит, когда люди чистят яблоко.
Если бы у меня был рот, я бы закричала.
Но мне было нечем выразить эту боль, и меня все равно никто бы не услышал.
Но эта первая рана включила мое сознание.
Тейя не только содрала с меня кожу, но и пробудила разум.
В тот момент, думая, что умираю, я вдруг осознала, что… живу.
26
Резко зазвенел звонок.Усталая рука, вырванная из блаженной летаргии сна, подняла трубку и приблизила ее к уху:
– Алло?
– Господин Пеллегрен? Томас Пеллегрен?
– Он самый. Вы что, с ума сошли беспокоить меня в такой час?
– Господин Пеллегрен, у меня для вас есть две новости – хорошая и плохая.
– Кто вы?
– Начнем с хорошей. Вы стали отцом…
Дыхание человека, слушавшего эти слова, участилось.
– Не волнуйтесь, господин Пеллегрен, ребенок чувствует себя хорошо. Он пребывает в прекрасной форме.
– А плохая?
– Ребенок весит 58 килограммов.
– Что?!
– Этот ребенок – я.
Надолго повисла тишина.
– Понимаю ваше удивление. Если есть желание, то я здесь рядом, могу тотчас же к вам зайти.
27
Давид Уэллс знал, что мать вернется не скоро – она собиралась остаться в морге, чтобы поплакать и помолиться рядом с телом.Он поднялся по лестнице и вошел в свою комнату. Положил на кровать пакет, сел и внимательно осмотрелся вокруг.
Прямо напротив над письменным столом висел монументальный плакат с репродукцией картины Жака Луи Давида, изображавшей Наполеона, совершавшего переход через Альпы. Страсть Давида к Бонапарту родилась давно. Увидев его в учебнике истории, он сразу сказал себе: «Это человек, указующий мне путь». Тогда он еще не знал, что и сам будет небольшого роста.
И только когда эта проблема для него стала насущной, Давиду пришло в голову, что Наполеон воплощал собой реванш низкорослых над высокими. Потом он прочитал множество книг о великом императоре. Стал собирать гравюры и с помощью оловянных солдатиков воспроизвел битву при Аустерлице. Макет этого сражения, запечатлевший самый решающий момент, и сейчас стоял на комоде. И всем своим лилипутам он дал имена наполеоновских офицеров: Бертье, Мюрат, Даву, Ней, Массена. Свою карликовую крольчиху он назвал Жозефиной.
Взгляд Давида снова упал на пакет с вещами отца. Ему вспомнилось, как тот когда-то сказал: «Человечество будущего создают грезы настоящего. Обо всем хорошем, что с нами произошло, когда-то обязательно мечтал кто-то из наших предков. А все хорошее, что произойдет с нашими потомками, воображает кто-нибудь из живущих ныне. Может быть, даже ты».
Давид подумал о еще одной фразе отца, оказавшей на него неизгладимое впечатление: «История настолько ускоряется, что вскоре в одну-единственную жизнь будет целиком вмещаться вся совокупность перемен, которые за свои жизни пережили все наши предки».
Наконец он набрался храбрости, вытащил из пакета вещи отца – оранжевую куртку, шапку, рюкзак и перчатки – и разложил на полу справа от себя. Затем методично вывернул все карманы и нашел толстый пластиковый конверт, в котором обнаружились ручка, блокнот и карта памяти фотоаппарата. Он вставил ее в компьютер и хотел открыть, но на экране появилось сообщение: «Файлы повреждены, считывание информации невозможно». Экстремальный холод нанес ячейкам серьезный ущерб. Давид попытался восстановить файлы с помощью нескольких программ, но у него ничего не получилось.
Крольчиха Жозефина подобралась ближе и обнюхала предметы, разложенные на полу, помахивая своим коротким, словно обрубленным, хвостом. К счастью, блокнот, герметично запаянный в пластик, сохранился в целости и сохранности.
Давид открыл его и прочел первую страницу:
Антарктика
77 градусов 0 минут широты
105 градусов 0 минут долготы
четверг 11 марта 12 ч 42 м
Наконец мы достигли воздушной полости.
Таким образом, нам удалось спуститься до озера Восток. Оно оказалось в точности таким, как я думал, размеры его вполне соответствуют предполагаемым.
Пройдя несколько километров по его южному берегу, мы обнаружили тоннель, ведущий во вторую пещеру, расположенную под первой. Там мы нашли не только ископаемые следы жизни в виде окаменелых папоротников, червей и аммонитов… но также скелеты гигантских человеческих существ.
Это открытие полностью изменит наш взгляд на историю. По моим предварительным оценкам, в соответствии с результатами радиоуглеродного анализа и лазерных измерений, проведенных моей помощницей Мелани, эти люди умерли около 8000 лет назад.
Рост их составлял порядка 17 метров, весили они не менее 700 килограммов.
Предполагаемая продолжительность их жизни – 1000 лет.
Для их описания больше всего подошел бы десятикратный масштаб.
Теперь в учебниках истории перед «Хомо сапиенс. Рост 1,7 метра. Продолжительность жизни 100 лет» нужно будет добавить «Хомо гигантис. Рост 17 метров. Продолжительность жизни 1000 лет».
По счастливой случайности, открытию этих скелетов (и даже целого тела, великолепно сохранившегося во льдах) сопутствовала удивительная находка – высеченные в камне изображения, на которых исполины запечатлели свою историю.
Теперь у нас есть не только доказательства существования этих великанов, но и точное повествование о рождении, расцвете и гибели их цивилизации.
Благодаря этим изображениям, которые покрывают сотни метров каменных стен, мы можем восстановить их историю.
И вот что мы сумели понять.
Во-первых, раса Хомо гигантис была в тысячу раз малочисленнее, чем нынешнее человечество. Думаю, их общее количество не превышало восьми миллионов. Преобладали, причем со значительным перевесом, представители мужского пола.
Прожив на земле много тысяч лет, они успели создать высокоорганизованное общество. Тем не менее им пришлось пережить закат, ставший следствием четырех последовательных сокрушительных катаклизмов, каждый из которых все больше ухудшал их положение.
Если верить этим изображениям, первым постигшим их бедствием стал потоп, поглотивший весь их континент (находившийся между Европой и Америкой; не исключено, что именно он лег в основу описанного Платоном мифа об Атлантиде и упоминаний о библейском потопе).
Вторым несчастьем стало охлаждение атмосферы (обладая большей поверхностью тела, подвергавшейся действию холода, они были более уязвимы).
Третий бич настиг их в виде войны с людьми маленького роста (вполне возможно, что это были наши предки, древние Хомо сапиенс). Те, вероятно, сначала им поклонялись – до тех пор, пока не решили добиться свободы и сокрушить их.
Наконец, четвертую катастрофу вызвал астероид, повидимому изменивший гравитационное поле Земли, в результате чего люди маленького роста получили дополнительное преимущество, а исполины были поставлены в еще более невыгодное положение.
Основываясь на деталях изображений (см. фото 116–354), можно сделать вывод о том, что они были знакомы не только с сельским хозяйством, скотоводством, медициной и металлургией (в отличие от наших предков, которые8000 лет назад продвинулись не дальше охоты и сбора съедобных плодов, ягод и корешков), но были сведущи и в таких отраслях, как волновые коммуникации и дистанционное лечение больных.
Благодаря размерам они обладали удесятеренной физической силой.
Объем их легких был в 10 раз больше, поэтому они, задержав дыхание, могли в 10 раз дольше находиться под водой. На некоторых барельефах они изображены верхом на китах, погружающихся в морскую пучину (фото 491–495).
Они могли без труда возводить строения, которые, с нашей точки зрения, выглядит поистине монументально. Вероятно, мозг этих исполинов тоже был в 10 раз производительнее нашего.
Теперь, по прошествии времени, становится очевидно, что намек на их существование содержится во всех мифах. Во многих из них упоминается об окончательном поражении Хомо гигантис в борьбе с их маленькими соперниками, которые были нашими предками, Хомо сапиенс.
В то же время следует учитывать, что описанная в мифах победа древних героев над великанами на самом деле является триумфом маленьких диких невежд над «цивилизованными» исполинами. «Предав их смерти», мы потеряли нечто поистине бесценное.
Удивительно, но факт: мой дед, Эдмонд Уэллс, в своей «Энциклопедии относительного и абсолютного знания» (глава «Цивилизация великанов») уже упоминал о существовании огромных гуманоидов, предшествовавших нашему появлению.
Кроме того, он выдвинул идею о том, что природные катаклизмы являются лучшими катализаторами мутаций того или иного вида (глава о «Четырех всадниках Апокалипсиса», которые, по его мнению, были не столько пророками будущего, сколько свидетелями прошлого). Как его посетило это озарение, подтверждение которого я сегодня нашел? Этого я объяснить не могу, но должен признать, что он действительно написал эти слова, а я, перед тем как отправляться сюда, их прочитал. Однако я разделяю далеко не все его теории. Так, например, он считал, что мы движемся в сторону уменьшения, а я полагаю, что человеческий род, напротив, стремится к увеличению роста. Причины этого широко известны: детей кормят лучше, питание стало богаче, медицина эффективнее и т. д.
Дед был страстным поклонником муравьев, он обожал наблюдать за ними и пытался их понять. Мне кажется, что эта его специализация сначала помогла ему прозреть, но затем привела к заблуждениям. Он думал, что человек уменьшится, чтобы походить… на дорогих его сердцу муравьев.
Сейчас все наводит на мысль о том, что, по крайней мере в этом отношении, он был неправ. Примером, которому мы должны следовать, является не муравей, а динозавр.
Великанами мы были, великанами нам суждено стать. Тогда круг замкнется.
И я совершенно уверен, что в один прекрасный день мы станем похожими на тех колоссов, которых я нашел на озере Восток. Наш рост будет составлять 17 метров, вес – 700 килограммов, мы будем жить 1000 лет и общаться с помощью излучаемых мозгом волн, как раньше это делали Хомо гигантис.
Это интуитивное предвидение. Мое собственное.
Одно очевидно: мы, Хомо сапиенс, являемся промежуточным звеном между двумя видами гуманоидов – человеком прошлого и человеком будущего. Человека будущего пока нет. Его еще только предстоит создать.
28
Он вздрогнул.Дверной звонок прозвенел очень громко.
Томас Пеллегрен спустился по лестнице и открыл дверь. Перед ним стояла молодая, коротко стриженная шатенка. В ее одежде преобладали черные и желтые цвета, в руке она держала кожаный чемоданчик.
– Сюрприз! – воскликнула она.
Чтобы как-то отреагировать, мужчине понадобилось некоторое время.
– А вот и я, ваша дочь. Вскоре я отправляюсь писать очерк. Это может оказаться небезопасным, и у меня вдруг возникло желание вам позвонить. Я уже давно хотела с вами встретиться…
Тучи вдруг прорезали зигзаги молний.
Молодая женщина вошла внутрь. Небо на улице будто сорвалось с цепи, взорвалось крупными каплями дождя. Гостья уселась в самое большое кресло:
– Помните канун Нового года двадцать семь лет назад? Вы тогда, похоже, здорово набрались и даже сказали себе, что в этот вечер с вами не произойдет «ничего хорошего». Так вот «ничего хорошего» – это я.
У Томаса Пеллегрена был широкий лоб, посеребренные сединой виски, прямой нос и маленький рот. На нем был спортивный халат. Хозяин дома протяжно вздохнул.
– Я подумала, вам будет приятно узнать о моем существовании. Обретая меня сейчас, когда мне двадцать семь лет, вы получаете преимущество иметь ребенка, но при этом не обязаны переживать мучительный период бессонных ночей, воняющих пеленок, бутылочек с соской в три часа ночи и приступов боли, вызванной первыми режущимися зубами. – Она не сводила с него глаз. – Вы не болтливы, да?.. Я могу поставить себя на ваше место. Когда перед вами вот так, из плоти и крови, возникает осколок прошлого, которое хотелось бы забыть, это, должно быть, не очень… «удобно».