Инга Берристер
Самый яркий свет
— Мам…
Эбби Ховард помрачнела, услышав несколько растерянный голос своей двадцатидвухлетней дочери, вырвавший ее из мира цифр. Эбби обещала закончить работу в конце недели, но закрутилась из-за того, что Кэти и ее приятель объявили в прошлый уик-энд о помолвке, и теперь приходилось наверстывать упущенное время.
Знакомые часто обращали внимание, как не похожи внешне дочь и мать. Эбби, невысокая, всего пяти футов и двух дюймов роста, миниатюрная, имела такой беззащитной вид, что от поклонников, рассчитывающих на скорую и легкую победу, не было отбоя. Однако очень скоро выяснялось, что она ни при каких условиях не желает играть роль беспомощной малышки при большом сильном мужчине.
У Эбби были белокурые от природы шелковистые волосы и сине-зеленые бездонные манящие глаза, хороший цвет лица, так что в свои сорок три года она легко могла бы, если бы захотела, говорить, будто ей от силы тридцать три. И никто в этом не усомнился бы — не только простодушные в большинстве своем мужчины, но и всезнающие женщины. Но Эбби презирала подобные уловки и не находила нужным скрывать свой возраст или возраст дочери.
Кэти же, унаследовав от матери колдовские сине-зеленые глаза, во всем остальном была совсем другая. Высокая, длинноногая, с гривой густых темных кудрей, она была по-своему хороша собой, хотя в детстве искренне считала себя гадким утенком и нешуточно страдала из-за этого. Эбби страдала вместе с дочерью, поскольку та периодически закатывала истерики, вопрошая, в кого она такая нескладная уродилась.
В один прекрасный день Кэти догадалась, что кроме красавицы матери у нее еще и отец есть, и потребовала показать фотографию. Эбби нехотя, но предъявила несколько сохранившихся снимков Сэма, которые чудом не разорвала и не сожгла, не желая на них смотреть, ибо слишком болезненными были воспоминания о недолгом супружестве.
Кэти долго разглядывала человека, давшего ей жизнь, и вынесла вердикт:
— Да, я похожа на него. Он чудовище, и поэтому ты ненавидела его…
— Но ты ведь не чудовище, и я тебя люблю. — Эбби ласково погладила дочь по голове и повторила: — Я люблю тебя. И, хотя ты унаследовала рослость отца и цвет его волос, ты же не он, а совсем другой человек. Поверь, очень скоро молодые люди будут наперебой добиваться твоей благосклонности.
— А в школе меня дразнят гороховым стручком, — продолжала рыдать Кэти.
— Когда я училась в школе, меня называли гномом, — заметила Эбби. — Но какое значение имеет, что думают или говорят другие? Значение имеет, солнышко, что думаешь ты сама, и, когда вырастешь, ты будешь очень рада, что ты — это ты…
И Эбби оказалась права. Кэти первая признала это. Ее мать всегда была права… ну, почти всегда.
Кэти торопливо отбросила неприятную мысль, которая уже начала оформляться в ее голове. Как мама воспримет то, что я собираюсь ей сказать? Сообщение о помолвке выслушала спокойно, обговорив лишь, что оставляет за собой право устроить все как полагается.
А Стюарту это только на руку. Сам он из большой семьи, и ему понравилось, что на свадьбу будет приглашено много гостей.
Маме не повезло с замужеством, даже очень не повезло, но она никогда не пыталась привить мне неприязнь к браку. Это Кэти отлично понимала. Впрочем, влияй не влияй… Едва она увидела Стюарта, как в ту же минуту влюбилась в него, а он в нее.
— Ты не поверишь, — нерешительно начала Кэти, усаживаясь на край стола, за которым работала мать, и, скрещивая длинные ноги, с которых еще не сошел летний загар.
— В чем дело? — спросила Эбби, отодвигая бумаги и поворачиваясь к дочери.
— Знаю, что ты не поверишь мне, но я думаю… я думаю… думаю… — Она опустила глаза, смахнула с себя несуществующую пылинку. — Я думаю, я…
— Понятно. Ты думаешь. Что именно думаешь? — не без насмешки подбодрила Эбби дочь.
— Я думаю, что видела сегодня папу… — Выпалив это, Кэти со страхом заглянула матери в глаза.
Эбби показалось, что она стоит посреди пустой улицы и вдруг, откуда ни возьмись на нее на всей скорости мчится грузовик. Удар она получила нешуточный, но постаралась не подать виду.
— Ты права, — сказала она безразлично, когда, наконец, обрела голос. — Я не верю тебе. Кэти, это невозможно, — добавила она чуть ласковее, когда увидела, что дочь, закусив губу, отвернулась. — Твой отец в Австралии. Он уехал туда сразу после… сразу после твоего рождения, и зачем бы ему возвращаться?..
Она умолкла. Однако Кэти не позволила сбить себя с толку и резко спросила:
— Зачем? Ты полагаешь, незачем? Думаешь, он не может захотеть хотя бы увидеть меня, познакомиться со мной?
Эбби почувствовала отчаяние. Неужели все было напрасно? Неужели она напрасно научилась быть сильной и независимой, неужели напрасно в одиночку холила и лелеяла свою бесценную девочку, отдавая ей всю свою любовь и заботу, неужели она все сделала не так?
В общем-то, поведение Кэти вполне объяснимо. С тех пор как она и Стюарт решили пожениться, и Стюарт познакомил невесту со своими счастливыми в браке родителями, с тех пор как Кэти задумалась об отношениях с будущим мужем, о собственных детях, она не могла не вспоминать о своем отце. Теперь ей, как никогда, хотелось побольше узнать о нем, и, вне всяких сомнений, хотелось, чтобы отец тоже мечтал о встрече с ней.
Когда Кэти была еще совсем крошкой, Эбби приняла решение вести себя честно в отношении Сэма. Она не лгала о нем и его поступках, не очерняла в глазах дочери, но изо всех сил старалась уберечь малышку от боли, которую той неизбежно предстояло испытать со временем.
Она держала слово, хотя иногда это было очень трудно, и, естественно, чем старше становилась Кэти, тем невозможнее было защитить ее от того, что собственное сердце и собственный ум должны были сказать ей об отце.
Как могла мать… как вообще кто-нибудь мог уберечь от боли девочку, которой предстоит узнать, что собственный отец не хотел ее появления на свет? Эбби старалась быть предельно тактичной с Кэти и очень гордилась, когда люди говорили, что трагедия матери-одиночки не сказалась на ребенке и какой счастливой Кэти выглядит несмотря ни на что. Теперь Эбби пришло на ум, что, кажется, рановато гордилась.
Возможно, именно поэтому она проявила меньше понимания и такта, чем должна была бы, когда резко оборвала Кэти:
— Забудь об отце, дорогая. В твоей жизни для него нет места. И никогда не было. Я понимаю, что ты чувствуешь, но…
— Нет, не понимаешь. Как ты можешь понять? — вспыхнув, перебила Кэти. — Ты не можешь понять. — И слезы подступили к ее глазам. — Дедушка и бабушка любят тебя. Бабушке никогда даже в голову не придет упрекнуть деда, что ты не его ребенок, и он не хотел тебя… Ты никогда не молчала в школе, когда другие девочки хвастались своими отцами. Тебе не приходилось одной… — Кэти виновато замолчала. — Прости меня, мамочка… Я не хотела… Я знаю, это не твоя вина, просто…
Эбби встала. Теперь, когда Кэти сидела на краю стола, они были почти одного роста, Эбби обняла дочь и прижала к себе, пытаясь успокоить, и в миллионный раз мысленно проклиная человека, который принес им столько горя.
Неужели Сэм и вправду вернулся? Он не посмел бы… После всего… В последний раз, когда они встретились, я ясно дала понять, что не хочу иметь с ним ничего общего. Пусть он забирает свое имя, свое состояние, свой дом и все остальное, что дал мне… но оставит мне ребенка. Того самого ребенка, которого не захотел признать своим. Ребенка, которого я вырастила и которого не позволю ему даже увидеть.
Он обвинил меня в измене, будто бы Я забеременела от кого-то другого. Даже посмел заподозрить беднягу Ллойда… Ллойда, который никогда…
Эбби не пожелала оставаться в доме, который недолго делила с Сэмом, и сразу после размолвки собрала вещи и ушла, хлопнув дверью.
С тех пор она больше не видела Сэма.
Кэти умчалась по делам, пообещав заскочить на обратном пути, и Эбби вернулась к работе. Пару часов спустя она с облегчением улыбнулась, когда пробежала глазами последнюю колонку цифр и закрыла гроссбух, положив его на стопку других приходно-расходных книг, которые приготовила для проверки.
Она знала, с каким сомнением когда-то давно, лет десять назад, отнеслись друзья к ее желанию открыть собственное агентство по найму персонала. Однако Эбби к тому времени уже отработала десять лет в отеле, начав уборщицей и дослужившись до менеджера, многому научилась, да и связями обросла, что тоже немаловажно. Потому-то и решилась на столь важный шаг.
Эбби удалось занять свою нишу. Многие из тех, с кем она начинала, оставались с ней до сих пор. Клиенты говорили о ее фирме только хорошее, создавая устойчивую репутацию и делая бесплатную рекламу. К тому же она вела себя честно и никогда не порекомендовала бы человека туда, где могли уязвить его гордость или еще как-то обидеть.
Расценки Эбби установила высокие, твердо заявляя всем недовольным, что поставляет самое лучшее, поэтому и требует соответственную цену. Эбби могла организовать все: от ужина на двоих до приема на пятьсот человек с выписанным из Франции шеф-поваром, и не боялась браться за самые неожиданные заказы.
Кэти уже подростком стала зарабатывать на карманные расходы, устроившись в близлежащий кафетерий. Когда дочь поступила в университет, Эбби вполне могла позволить себе содержать ее, но не сделала этого. Она жаждала независимости для Кэти, хотела, чтобы та гордилась способностью обеспечить себя благодаря собственным рукам и смекалке. Конечно, если бы Эбби почувствовала, что погоня за материальной свободой наносит ущерб занятиям, она немедленно бы вмешалась.
Родители Эбби готовы были всячески помогать дочери, когда ее брак так несчастливо закончился. Они даже просили ее вернуться домой, и жить с ними, но Эбби была упрямой и настояла на независимости. Зато теперь радовалась, что поступила именно так, благополучно устроив свою жизнь в поклоняющемся традициям английском городке, куда Сэм привез ее в качестве жены. Тогда они мечтали о совместном будущем. Сэм хотел преподавать в университете, а потом когда-нибудь стать писателем. Эбби тоже собиралась работать в университете, но в архиве.
Эбби взглянула на часы. Она обещала подруге, которая увлекалась рукоделием, поискать у себя на чердаке что-нибудь, что могло бы той пригодиться. Если заняться этим немедленно, останется вполне достаточно времени до встречи с менеджером роскошного конференц-центра, который недавно открылся при самом лучшем отеле города. Собственно, Эбби самой предложили пост менеджера этого центра, но она отказалась, предпочитая быть себе хозяйкой и по собственному усмотрению распоряжаться своим временем. Правда, иногда начинаешь ощущать одиночество, но все. равно так спокойнее и безопаснее, а безопасность, касалось это профессиональной или личной жизни, была для нее важнее всего на свете.
Даже самые близкие подруги не имели доступа в святая святых души Эбби, чтобы не могли при случае причинить ей боль, а уж мужчины и подавно…
Нет, конечно, я не считаю себя мужененавистницей, размышляла Эбби, поднимаясь по узкой лестнице на чердак, несмотря на то, что многие мужчины думают иначе. Просто когда тебя однажды сильно обидят, назовут лгуньей или того хуже, задумаешься, прежде чем позволить, кому бы то ни было поступить так с тобой еще раз. Ну и правильно! Я была бы дурой, если бы вела себя иначе.
И дело не в том, что не было случаев… мужчин, которые пытались приударить за мной, но память о боли, причиненной Сэмом, не дает мне расслабиться. Он говорил, что любит меня, что, будет любить вечно, что никогда не позволит волосу упасть с моей головы.
И я верила каждому слову, не подозревая, что это ложь. Как можно кому-то доверять после такого? А потом ведь надо было заботиться не только о себе, защищать не только себя, но еще и Кэти. Одно дело, когда ты позволяешь обидеть себя. Ты — человек взрослый, сам делаешь выбор и. сам расплачиваешься за него, но рисковать душевным здоровьем ребенка?.. Нет, ни при каких обстоятельствах! Кэти надо беречь.
Эбби толкнула дверь и поморщилась. Сюда редко поднимались, так что воздух здесь застаивался, и пыли было видимо-невидимо. Собственно, Эбби не появлялась на чердаке, с тех пор как Кэти уехала учиться в университет.
Там она встретила Стюарта, который был на несколько лет старше, и некоторое время; особенно поначалу, Эбби боялась, как бы не повторилась печальная история.
Как раз тогда ближайшая подруга Фрэн все время упрекала Эбби, что она отталкивает Кэти и разрушает их отношения, полностью сконцентрировавшись на идиотской идее, будто Стюарт, обидит Кэти, как Сэм обидел ее саму.
— Стюарт не такой, — убеждала Фрэн, хотя Эбби и отказывалась обсуждать избранника дочери. — Впрочем, даже если бы он был такой, — добавляла она осторожно, — у Кэти есть право на собственный выбор и собственные ошибки. Иногда самым трудным для родителей, оказывается, пустить все на самотек. Я знаю, что ты чувствуешь сейчас, мы все это переживаем рано или поздно, но Кэти уже взрослая, дорогая, и она влюблена…
— Она думает, что влюблена, — со злостью перебивала подругу Эбби. — Сколько она его знает? Несколько месяцев? А уже говорит о том, что хочет жить с ним и…
— Дай ей шанс, — советовала Фрэн. — Не путайся у нее под ногами. Дай шанс.
— Тебе хорошо, — бурчала Эбби. — Твоя дочь еще не вышла из подросткового возраста…
— Думаешь, мне легче? — восклицала Фрэн, театрально закатывая глаза. — Ллойд и Сью не разговаривали целую неделю. А вчера вечером он застукал ее за страстным поцелуем перед входной дверью и, как ты понимаешь, тотчас превратился в любящего и разгневанного папочку. Сью в силу своего возраста считает, что имеет право принимать решения, хотя на самом деле еще не доросла до этого. И знаешь, какой номер отколола моя деточка? Заявила Ллойду, будто это она соблазнила Льюка. Вот так-то.
— Ничего себе!
Эбби мгновенно отключилась от собственных проблем. Дочь Фрэн и Ллойда была ее крестницей и самым строптивым существом на свете.
Сью, унаследовавшая от отца ярко-рыжие волосы, абсолютно не была похожа на Кэти. Если бы Сэм не уехал в Австралию, то очень скоро убедился бы, что Ллойд не имеет никакого отношения к появлению на свет Кэти.
Бедняга Ллойд. Еще, не будучи знакомым, с Фрэн он всячески старался помочь Эбби прийти в себя после свалившейся на нее беды, даже как-то раз, правда, не очень уверенно, предложил руку и сердце. Конечно же, получил отказ. Эбби знала, что не любит его, и что Ллойд не любит ее, хотя, до того как появился Сэм, окружающие считали их идеальной парой.
Встав на колени, Эбби принялась сдвигать вещи, чтобы подобраться к нужным коробкам, содержимое которых наверняка могло заинтересовать подругу. Случайно под руку попалась стопка детских книг, и Эбби едва не прослезилась, ибо это были первые книги, прочитанные Кэти самостоятельно.
Эбби до сих пор помнила, в какой восторг пришла, когда Кэти прочитала первое слово, а потом и целое предложение. Как же она гордилась дочерью, которую считала самой умной и самой красивой девочкой на свете, а заодно и собой, давшей жизнь столь прелестному и идеальному во всех отношениях созданию… Прелестному, идеальному, милому ребенку, который ни в какую не желал есть кашу и который однажды закатил такой грандиозный скандал в супермаркете, что Эбби не знала, куда деваться от стыда.
Улыбка сползла с лица Эбби, едва она вспомнила, как не с кем ей было поделиться своими радостями и печалями. Приходилось терпеть до телефонных звонков родителей, чтобы сообщить им об очередных достижениях и проделках Кэти.
Время поджимало, и Эбби спохватилась, что она деловая женщина и не может позволить себе такой роскоши, как бездумная трата времени. Посему мечтательнице, которая упоенно умиляется любому пустяку, пришлось вновь притаиться в самом дальнем уголке ее души. Всем известна другая Эбби, точнее мисс Арабелла Ховард, которую привыкли уважать, и даже побаиваться и которая научилась без посторонней помощи справляться со всеми маленькими и большими проблемами… Эта Эбби будет, если придется, сражаться подобно тигрице, чтобы защитить своего ребенка. Эта Эбби не помнит и не сожалеет о своем прошлом и не нуждается в мужчине, который в любой момент может, обидеть ее или не поверить ей. Не нуждается вообще ни в каком мужчине.
Она передвигалась по чердаку на четвереньках, проклиная на чем свет стоит пыль, норовящую залезть в горло и нос, и старалась не обращать внимания на странные звуки над головой, уговаривая себя, что это всего-навсего птицы… больше быть некому и нечего бояться.
Наконец добралась до нужных коробок и, отодвинув одну в сторону, попыталась дотянуться до той, что стояла позади. Не тут-то было. Коробка не поддавалась. Что-то мешало. Эбби пошарила у основания и похолодела, едва пальцы коснулись чего-то мягкого.
Она сразу поняла что это, но вопреки доводам рассудка потянула ткань на себя. Руки у нее дрожали, когда она вытащила большую тряпку, которую сама же когда-то засунула подальше.
Прошло много времени с тех пор, как платье было ослепительно белым и сверкало стеклярусом под стать бриллианту на обручальном кольце. Она была по-настоящему сказочной невестой, по крайней мере, так писали местные газеты, и ее платье было воплощением мечты всех маленьких девочек и многих девушек тоже, Эбби и чувствовала себя принцессой… королевой, когда торжественно шагала рядом с отцом к алтарю. А потом, когда викарий обвенчал их и Сэм поднял вуаль, она увидела его глаза, и ей показалось… ей показалось… будто… Да, ей тогда показалось, что она стала бессмертной. Любимая, обожаемая… Любимая.
Ей даже в голову не могло прийти, что наступит день и все изменится. Сэм больше не будет смотреть на нее с обожанием и страстью.
Какой же она была наивной… Какой глупой…
Мать и отец пытались отговорить ее от скороспелого замужества, ведь она и Сэм едва знали друг друга, но Эбби и слушать ничего не желала. Родители же старики. Они забыли, что, значит, любить и что, значит, чувствовать себя желанной. Где уж им помнить о том, как не хочется расставаться с любимым даже на минуту…
Эбби и Сэм познакомились случайно, в университетском городке. Эбби, погрузившись в какие-то свои мысли, заехала на велосипеде на ту часть территории, где студентам появляться не полагалось. Налетев на Сэма и едва не сбив его с ног, Эбби решила, будто имеет дело со своим братом-студентом, и не обратила внимания на то, что он старше. Покраснев как рак, Эбби стала извиняться, но ее смущение было вызвано не тем, что она могла покалечить симпатичного молодого человека, и, естественно, не тем, что она нарушила университетские правила, а тем, как ее сердце и тело отреагировали на Сэма.
Позднее она призналась Сэму, что, если бы он захотел взять ее прямо там, посреди двора на подстриженной мягкой травке, она бы и пальцем не пошевелила, чтобы помешать. И так было всегда. Стоило ему оказаться поблизости, и Эбби таяла, хотя была девственницей, и ее сексуальный опыт ограничивался весьма целомудренными поцелуями Ллойда и легким флиртом с ним же.
Выяснив, что Сэм не студент, как она полагала, а недавно назначенный младший лектор, она пришла в неописуемый ужас и совсем растерялась.
Он же прочитал ей короткую нотацию о катании на велосипеде на запретной территории и отпустил на все четыре стороны, так что Эбби и не рассчитывала еще раз увидеться с ним.
Лишь два дня спустя Сэм появился в общежитии с книгой, которая выпала из корзинки, привязанной к ее велосипеду, и Эбби смутилась, потому что он застал ее всю в слезах над газетной заметкой.
Заметку сопровождали шокирующие своим натурализмом фотографии голодающих детей из развивающихся стран, и Эбби сразу же стала взахлеб говорить Сэму, едва он спросил о причине ее слез, что не родит ребенка в мир, где так много-много-много детей в отчаянном положении.
— Я понимаю, ты считаешь меня слишком сентиментальной, да? — вызывающе спросила она, едва сумела взять себя в руки.
Однако Сэм, как ни странно, отрицательно покачал головой.
— Да нет, не считаю. В сущности, любой человек…
Он не закончил фразу, потому что вернулась соседка Эбби по комнате и потребовала, чтобы ей помогли отыскать одолженную у кого-то книгу.
Сэм отказался от кофе, а так как близились летние каникулы, то Эбби опять потеряла надежду встретиться с ним в скором времени. Каково же было ее удивление, когда две недели спустя, загорая в саду родительского дома, она вновь увидела Сэма. Более того, он пригласил ее на свидание!
Позднее Сэм объяснил, что не считал себя вправе сделать это раньше, так как не мог забыть, что она студентка, а он — преподаватель. И Эбби еще сильнее влюбилась в него, стоило Сэму сказать, как, невыносима была ему мысль, будто он как преподаватель извлекает пользу из своего положения, принуждая студентку к сексуальным отношениям. Он был таким прямолинейным, таким честным, таким нравственным… Даже иногда чересчур… Например, когда не захотел воспользоваться возможностью и уложить Эбби в постель.
— Ты не хочешь меня, — упрекала она его сквозь слезы.
В ответ Сэм взял ее руку и приложил к тому месту, которое недвусмысленно давало девушке понять, как она не права. А когда она покраснела и отвела взгляд, Сэм рассмеялся, потом вздохнул и отвел ее руку со словами:
— Понимаешь, все так быстро, и ты…
— Только не говори, что я слишком молода, — с горячностью перебила она. — Мне уже двадцать. Почти…
— А мне двадцать шесть… Почти.
— Всего-то шесть лет разницы! — воскликнула Эбби, не желая уступать.
— Ты девушка, — упрямо возражал Сэм. — Строишь воздушные замки, а я…
— Так научи меня, — не отставала Эбби. — Вот возьми и научи меня…
Сэм закрыл глаза, обнял ее и шепнул:
— Не надо меня соблазнять.
У него дрожал голос, и Эбби не сразу, но поняла, что это от некой гремучей смеси чувств. И у нее сладко замерло сердце.
Впервые Сэм поцеловал ее во время их второго свидания. Случайно Эбби обмолвилась, что хотела бы посмотреть «Сон в летнюю ночь», которую традиционно ставили в театре «Глобус». Нет, Боже упаси, она ни на что не намекала и, естественно, не ожидала от Сэма приглашения. Рецензии на спектакль были самые положительные, и Эбби лелеяла надежду, что родители сделают ей драгоценный подарок.
Когда же Сэм позвонил и сказал, что у него есть два билета, а потом спросил, не хочет ли она пойти с ним, у Эбби захватило дух от счастья и помутилось в голове оттого, что она опять его увидит.
Сэм приехал за ней, одетый в смокинг, и Эбби охнула от изумления, оценив его элегантность и мужскую привлекательность.
— Я подумал, что после спектакля мы могли бы где-нибудь поужинать, — предложил он Эбби, обращаясь одновременно и к ее родителям тоже.
Эбби видела, как просияла мать, а отец, чуть волнуясь, сказал, что доверяет Сэму свою бесценную дочь, но дома она должна быть не позже полуночи.
В тот год в большой моде были платья с пышной юбкой и их носили везде — от самого последнего паба до роскошного особняка. У Эбби тоже было такое зеленое, под цвет глаз, платье, которое она еще ни разу не надевала, великолепно оттенявшее ее прозрачную кожу и светлые волосы. По крайней мере, так уверяли продавщицы в магазине.
Прелестный шарф из белого шелка, за которым мать кинулась наверх, придал платью более элегантный вид. Эбби вспомнила, как мучительно покраснела под взглядом Сэма, как будто он видел ее насквозь, не говоря уж о преграде в виде тонкой материи. Она вспыхнула, словно и впрямь была обнаженной До Стратфорда-он-Эйвон было час езды, и первую половину пути Эбби молчала, слишком взволнованная близостью Сэма, чтобы начинать разговор.
Потом ей удалось немного расслабиться, и она стала щебетать, какой замечательный выдался день. Сэм отвечал, что да, день чудесный и остаток недели обещает быть таким же.
Неожиданно он спросил:
— Ты любишь загорать?
— Да.
И тотчас объяснила, что из-за чувствительной кожи приходится быть очень осторожной. Даже посетовала, что ей ни за что не добиться такого же замечательного загара, как у других девушек.
Как раз в это время ни сзади, ни впереди не оказалось машин, и Сэм, повернувшись, внимательно посмотрел на Эбби, прежде чем снизить скорость и провести ладонью по ее руке. Она затрепетала от этого прикосновения, а уж когда он взял ее за запястье, поднес ладонь к губам и страстно поцеловал, сердце у девушки забилось как бешеное, словно готово было выскочить из груди.
— У тебя идеальная кожа. И ты вся идеальная, — хрипло проговорил он, остановив взгляд на ее груди.
Эбби представила, как его голова склоняется над ее обнаженными грудями, и Сэм берет в рот сначала один сосок, потом другой…
Она отвернулась, опасаясь, что глаза выдадут ее нескромные фантазии.
Сильная тяга к Сэму внушала Эбби некоторую растерянность. По обоюдному соглашению она и Ллойд оставались только друзьями и ничего другого для себя не хотели. Продолжая бывать с ним на вечеринках и в кафе, Эбби твердо уверилась, что, симпатизируя Ллойду, приняла правильное решение избегать интимной близости, ибо это не привело бы ни к чему хорошему.
Совсем иначе она относилась к Сэму. Ничего похожего до сих пор в жизни Эбби не было. Ей становилось страшно при мысли, что она влюбилась. А иначе как объяснить это неожиданное и всепоглощающее влечение?
Летний вечер был на диво хорош. Воздух, насыщенный пряным ароматом цветов, кружил голову. Не оставшись равнодушной к женским взглядам, которые Сэм привлекал к себе, Эбби ощущала гордость, что из всех он выбрал именно ее, и страх: не дай Бог, другая женщина захочет увести его. В конце концов, Сэм и в самом деле очень красив — высокий, широкоплечий, по-спортивному подтянутый, с густыми черными волосами и удивительными голубыми глазами, которые то смеялись, то пытались сказать нечто, приводившее девушку в трепет.
Эбби Ховард помрачнела, услышав несколько растерянный голос своей двадцатидвухлетней дочери, вырвавший ее из мира цифр. Эбби обещала закончить работу в конце недели, но закрутилась из-за того, что Кэти и ее приятель объявили в прошлый уик-энд о помолвке, и теперь приходилось наверстывать упущенное время.
Знакомые часто обращали внимание, как не похожи внешне дочь и мать. Эбби, невысокая, всего пяти футов и двух дюймов роста, миниатюрная, имела такой беззащитной вид, что от поклонников, рассчитывающих на скорую и легкую победу, не было отбоя. Однако очень скоро выяснялось, что она ни при каких условиях не желает играть роль беспомощной малышки при большом сильном мужчине.
У Эбби были белокурые от природы шелковистые волосы и сине-зеленые бездонные манящие глаза, хороший цвет лица, так что в свои сорок три года она легко могла бы, если бы захотела, говорить, будто ей от силы тридцать три. И никто в этом не усомнился бы — не только простодушные в большинстве своем мужчины, но и всезнающие женщины. Но Эбби презирала подобные уловки и не находила нужным скрывать свой возраст или возраст дочери.
Кэти же, унаследовав от матери колдовские сине-зеленые глаза, во всем остальном была совсем другая. Высокая, длинноногая, с гривой густых темных кудрей, она была по-своему хороша собой, хотя в детстве искренне считала себя гадким утенком и нешуточно страдала из-за этого. Эбби страдала вместе с дочерью, поскольку та периодически закатывала истерики, вопрошая, в кого она такая нескладная уродилась.
В один прекрасный день Кэти догадалась, что кроме красавицы матери у нее еще и отец есть, и потребовала показать фотографию. Эбби нехотя, но предъявила несколько сохранившихся снимков Сэма, которые чудом не разорвала и не сожгла, не желая на них смотреть, ибо слишком болезненными были воспоминания о недолгом супружестве.
Кэти долго разглядывала человека, давшего ей жизнь, и вынесла вердикт:
— Да, я похожа на него. Он чудовище, и поэтому ты ненавидела его…
— Но ты ведь не чудовище, и я тебя люблю. — Эбби ласково погладила дочь по голове и повторила: — Я люблю тебя. И, хотя ты унаследовала рослость отца и цвет его волос, ты же не он, а совсем другой человек. Поверь, очень скоро молодые люди будут наперебой добиваться твоей благосклонности.
— А в школе меня дразнят гороховым стручком, — продолжала рыдать Кэти.
— Когда я училась в школе, меня называли гномом, — заметила Эбби. — Но какое значение имеет, что думают или говорят другие? Значение имеет, солнышко, что думаешь ты сама, и, когда вырастешь, ты будешь очень рада, что ты — это ты…
И Эбби оказалась права. Кэти первая признала это. Ее мать всегда была права… ну, почти всегда.
Кэти торопливо отбросила неприятную мысль, которая уже начала оформляться в ее голове. Как мама воспримет то, что я собираюсь ей сказать? Сообщение о помолвке выслушала спокойно, обговорив лишь, что оставляет за собой право устроить все как полагается.
А Стюарту это только на руку. Сам он из большой семьи, и ему понравилось, что на свадьбу будет приглашено много гостей.
Маме не повезло с замужеством, даже очень не повезло, но она никогда не пыталась привить мне неприязнь к браку. Это Кэти отлично понимала. Впрочем, влияй не влияй… Едва она увидела Стюарта, как в ту же минуту влюбилась в него, а он в нее.
— Ты не поверишь, — нерешительно начала Кэти, усаживаясь на край стола, за которым работала мать, и, скрещивая длинные ноги, с которых еще не сошел летний загар.
— В чем дело? — спросила Эбби, отодвигая бумаги и поворачиваясь к дочери.
— Знаю, что ты не поверишь мне, но я думаю… я думаю… думаю… — Она опустила глаза, смахнула с себя несуществующую пылинку. — Я думаю, я…
— Понятно. Ты думаешь. Что именно думаешь? — не без насмешки подбодрила Эбби дочь.
— Я думаю, что видела сегодня папу… — Выпалив это, Кэти со страхом заглянула матери в глаза.
Эбби показалось, что она стоит посреди пустой улицы и вдруг, откуда ни возьмись на нее на всей скорости мчится грузовик. Удар она получила нешуточный, но постаралась не подать виду.
— Ты права, — сказала она безразлично, когда, наконец, обрела голос. — Я не верю тебе. Кэти, это невозможно, — добавила она чуть ласковее, когда увидела, что дочь, закусив губу, отвернулась. — Твой отец в Австралии. Он уехал туда сразу после… сразу после твоего рождения, и зачем бы ему возвращаться?..
Она умолкла. Однако Кэти не позволила сбить себя с толку и резко спросила:
— Зачем? Ты полагаешь, незачем? Думаешь, он не может захотеть хотя бы увидеть меня, познакомиться со мной?
Эбби почувствовала отчаяние. Неужели все было напрасно? Неужели она напрасно научилась быть сильной и независимой, неужели напрасно в одиночку холила и лелеяла свою бесценную девочку, отдавая ей всю свою любовь и заботу, неужели она все сделала не так?
В общем-то, поведение Кэти вполне объяснимо. С тех пор как она и Стюарт решили пожениться, и Стюарт познакомил невесту со своими счастливыми в браке родителями, с тех пор как Кэти задумалась об отношениях с будущим мужем, о собственных детях, она не могла не вспоминать о своем отце. Теперь ей, как никогда, хотелось побольше узнать о нем, и, вне всяких сомнений, хотелось, чтобы отец тоже мечтал о встрече с ней.
Когда Кэти была еще совсем крошкой, Эбби приняла решение вести себя честно в отношении Сэма. Она не лгала о нем и его поступках, не очерняла в глазах дочери, но изо всех сил старалась уберечь малышку от боли, которую той неизбежно предстояло испытать со временем.
Она держала слово, хотя иногда это было очень трудно, и, естественно, чем старше становилась Кэти, тем невозможнее было защитить ее от того, что собственное сердце и собственный ум должны были сказать ей об отце.
Как могла мать… как вообще кто-нибудь мог уберечь от боли девочку, которой предстоит узнать, что собственный отец не хотел ее появления на свет? Эбби старалась быть предельно тактичной с Кэти и очень гордилась, когда люди говорили, что трагедия матери-одиночки не сказалась на ребенке и какой счастливой Кэти выглядит несмотря ни на что. Теперь Эбби пришло на ум, что, кажется, рановато гордилась.
Возможно, именно поэтому она проявила меньше понимания и такта, чем должна была бы, когда резко оборвала Кэти:
— Забудь об отце, дорогая. В твоей жизни для него нет места. И никогда не было. Я понимаю, что ты чувствуешь, но…
— Нет, не понимаешь. Как ты можешь понять? — вспыхнув, перебила Кэти. — Ты не можешь понять. — И слезы подступили к ее глазам. — Дедушка и бабушка любят тебя. Бабушке никогда даже в голову не придет упрекнуть деда, что ты не его ребенок, и он не хотел тебя… Ты никогда не молчала в школе, когда другие девочки хвастались своими отцами. Тебе не приходилось одной… — Кэти виновато замолчала. — Прости меня, мамочка… Я не хотела… Я знаю, это не твоя вина, просто…
Эбби встала. Теперь, когда Кэти сидела на краю стола, они были почти одного роста, Эбби обняла дочь и прижала к себе, пытаясь успокоить, и в миллионный раз мысленно проклиная человека, который принес им столько горя.
Неужели Сэм и вправду вернулся? Он не посмел бы… После всего… В последний раз, когда они встретились, я ясно дала понять, что не хочу иметь с ним ничего общего. Пусть он забирает свое имя, свое состояние, свой дом и все остальное, что дал мне… но оставит мне ребенка. Того самого ребенка, которого не захотел признать своим. Ребенка, которого я вырастила и которого не позволю ему даже увидеть.
Он обвинил меня в измене, будто бы Я забеременела от кого-то другого. Даже посмел заподозрить беднягу Ллойда… Ллойда, который никогда…
Эбби не пожелала оставаться в доме, который недолго делила с Сэмом, и сразу после размолвки собрала вещи и ушла, хлопнув дверью.
С тех пор она больше не видела Сэма.
Кэти умчалась по делам, пообещав заскочить на обратном пути, и Эбби вернулась к работе. Пару часов спустя она с облегчением улыбнулась, когда пробежала глазами последнюю колонку цифр и закрыла гроссбух, положив его на стопку других приходно-расходных книг, которые приготовила для проверки.
Она знала, с каким сомнением когда-то давно, лет десять назад, отнеслись друзья к ее желанию открыть собственное агентство по найму персонала. Однако Эбби к тому времени уже отработала десять лет в отеле, начав уборщицей и дослужившись до менеджера, многому научилась, да и связями обросла, что тоже немаловажно. Потому-то и решилась на столь важный шаг.
Эбби удалось занять свою нишу. Многие из тех, с кем она начинала, оставались с ней до сих пор. Клиенты говорили о ее фирме только хорошее, создавая устойчивую репутацию и делая бесплатную рекламу. К тому же она вела себя честно и никогда не порекомендовала бы человека туда, где могли уязвить его гордость или еще как-то обидеть.
Расценки Эбби установила высокие, твердо заявляя всем недовольным, что поставляет самое лучшее, поэтому и требует соответственную цену. Эбби могла организовать все: от ужина на двоих до приема на пятьсот человек с выписанным из Франции шеф-поваром, и не боялась браться за самые неожиданные заказы.
Кэти уже подростком стала зарабатывать на карманные расходы, устроившись в близлежащий кафетерий. Когда дочь поступила в университет, Эбби вполне могла позволить себе содержать ее, но не сделала этого. Она жаждала независимости для Кэти, хотела, чтобы та гордилась способностью обеспечить себя благодаря собственным рукам и смекалке. Конечно, если бы Эбби почувствовала, что погоня за материальной свободой наносит ущерб занятиям, она немедленно бы вмешалась.
Родители Эбби готовы были всячески помогать дочери, когда ее брак так несчастливо закончился. Они даже просили ее вернуться домой, и жить с ними, но Эбби была упрямой и настояла на независимости. Зато теперь радовалась, что поступила именно так, благополучно устроив свою жизнь в поклоняющемся традициям английском городке, куда Сэм привез ее в качестве жены. Тогда они мечтали о совместном будущем. Сэм хотел преподавать в университете, а потом когда-нибудь стать писателем. Эбби тоже собиралась работать в университете, но в архиве.
Эбби взглянула на часы. Она обещала подруге, которая увлекалась рукоделием, поискать у себя на чердаке что-нибудь, что могло бы той пригодиться. Если заняться этим немедленно, останется вполне достаточно времени до встречи с менеджером роскошного конференц-центра, который недавно открылся при самом лучшем отеле города. Собственно, Эбби самой предложили пост менеджера этого центра, но она отказалась, предпочитая быть себе хозяйкой и по собственному усмотрению распоряжаться своим временем. Правда, иногда начинаешь ощущать одиночество, но все. равно так спокойнее и безопаснее, а безопасность, касалось это профессиональной или личной жизни, была для нее важнее всего на свете.
Даже самые близкие подруги не имели доступа в святая святых души Эбби, чтобы не могли при случае причинить ей боль, а уж мужчины и подавно…
Нет, конечно, я не считаю себя мужененавистницей, размышляла Эбби, поднимаясь по узкой лестнице на чердак, несмотря на то, что многие мужчины думают иначе. Просто когда тебя однажды сильно обидят, назовут лгуньей или того хуже, задумаешься, прежде чем позволить, кому бы то ни было поступить так с тобой еще раз. Ну и правильно! Я была бы дурой, если бы вела себя иначе.
И дело не в том, что не было случаев… мужчин, которые пытались приударить за мной, но память о боли, причиненной Сэмом, не дает мне расслабиться. Он говорил, что любит меня, что, будет любить вечно, что никогда не позволит волосу упасть с моей головы.
И я верила каждому слову, не подозревая, что это ложь. Как можно кому-то доверять после такого? А потом ведь надо было заботиться не только о себе, защищать не только себя, но еще и Кэти. Одно дело, когда ты позволяешь обидеть себя. Ты — человек взрослый, сам делаешь выбор и. сам расплачиваешься за него, но рисковать душевным здоровьем ребенка?.. Нет, ни при каких обстоятельствах! Кэти надо беречь.
Эбби толкнула дверь и поморщилась. Сюда редко поднимались, так что воздух здесь застаивался, и пыли было видимо-невидимо. Собственно, Эбби не появлялась на чердаке, с тех пор как Кэти уехала учиться в университет.
Там она встретила Стюарта, который был на несколько лет старше, и некоторое время; особенно поначалу, Эбби боялась, как бы не повторилась печальная история.
Как раз тогда ближайшая подруга Фрэн все время упрекала Эбби, что она отталкивает Кэти и разрушает их отношения, полностью сконцентрировавшись на идиотской идее, будто Стюарт, обидит Кэти, как Сэм обидел ее саму.
— Стюарт не такой, — убеждала Фрэн, хотя Эбби и отказывалась обсуждать избранника дочери. — Впрочем, даже если бы он был такой, — добавляла она осторожно, — у Кэти есть право на собственный выбор и собственные ошибки. Иногда самым трудным для родителей, оказывается, пустить все на самотек. Я знаю, что ты чувствуешь сейчас, мы все это переживаем рано или поздно, но Кэти уже взрослая, дорогая, и она влюблена…
— Она думает, что влюблена, — со злостью перебивала подругу Эбби. — Сколько она его знает? Несколько месяцев? А уже говорит о том, что хочет жить с ним и…
— Дай ей шанс, — советовала Фрэн. — Не путайся у нее под ногами. Дай шанс.
— Тебе хорошо, — бурчала Эбби. — Твоя дочь еще не вышла из подросткового возраста…
— Думаешь, мне легче? — восклицала Фрэн, театрально закатывая глаза. — Ллойд и Сью не разговаривали целую неделю. А вчера вечером он застукал ее за страстным поцелуем перед входной дверью и, как ты понимаешь, тотчас превратился в любящего и разгневанного папочку. Сью в силу своего возраста считает, что имеет право принимать решения, хотя на самом деле еще не доросла до этого. И знаешь, какой номер отколола моя деточка? Заявила Ллойду, будто это она соблазнила Льюка. Вот так-то.
— Ничего себе!
Эбби мгновенно отключилась от собственных проблем. Дочь Фрэн и Ллойда была ее крестницей и самым строптивым существом на свете.
Сью, унаследовавшая от отца ярко-рыжие волосы, абсолютно не была похожа на Кэти. Если бы Сэм не уехал в Австралию, то очень скоро убедился бы, что Ллойд не имеет никакого отношения к появлению на свет Кэти.
Бедняга Ллойд. Еще, не будучи знакомым, с Фрэн он всячески старался помочь Эбби прийти в себя после свалившейся на нее беды, даже как-то раз, правда, не очень уверенно, предложил руку и сердце. Конечно же, получил отказ. Эбби знала, что не любит его, и что Ллойд не любит ее, хотя, до того как появился Сэм, окружающие считали их идеальной парой.
Встав на колени, Эбби принялась сдвигать вещи, чтобы подобраться к нужным коробкам, содержимое которых наверняка могло заинтересовать подругу. Случайно под руку попалась стопка детских книг, и Эбби едва не прослезилась, ибо это были первые книги, прочитанные Кэти самостоятельно.
Эбби до сих пор помнила, в какой восторг пришла, когда Кэти прочитала первое слово, а потом и целое предложение. Как же она гордилась дочерью, которую считала самой умной и самой красивой девочкой на свете, а заодно и собой, давшей жизнь столь прелестному и идеальному во всех отношениях созданию… Прелестному, идеальному, милому ребенку, который ни в какую не желал есть кашу и который однажды закатил такой грандиозный скандал в супермаркете, что Эбби не знала, куда деваться от стыда.
Улыбка сползла с лица Эбби, едва она вспомнила, как не с кем ей было поделиться своими радостями и печалями. Приходилось терпеть до телефонных звонков родителей, чтобы сообщить им об очередных достижениях и проделках Кэти.
Время поджимало, и Эбби спохватилась, что она деловая женщина и не может позволить себе такой роскоши, как бездумная трата времени. Посему мечтательнице, которая упоенно умиляется любому пустяку, пришлось вновь притаиться в самом дальнем уголке ее души. Всем известна другая Эбби, точнее мисс Арабелла Ховард, которую привыкли уважать, и даже побаиваться и которая научилась без посторонней помощи справляться со всеми маленькими и большими проблемами… Эта Эбби будет, если придется, сражаться подобно тигрице, чтобы защитить своего ребенка. Эта Эбби не помнит и не сожалеет о своем прошлом и не нуждается в мужчине, который в любой момент может, обидеть ее или не поверить ей. Не нуждается вообще ни в каком мужчине.
Она передвигалась по чердаку на четвереньках, проклиная на чем свет стоит пыль, норовящую залезть в горло и нос, и старалась не обращать внимания на странные звуки над головой, уговаривая себя, что это всего-навсего птицы… больше быть некому и нечего бояться.
Наконец добралась до нужных коробок и, отодвинув одну в сторону, попыталась дотянуться до той, что стояла позади. Не тут-то было. Коробка не поддавалась. Что-то мешало. Эбби пошарила у основания и похолодела, едва пальцы коснулись чего-то мягкого.
Она сразу поняла что это, но вопреки доводам рассудка потянула ткань на себя. Руки у нее дрожали, когда она вытащила большую тряпку, которую сама же когда-то засунула подальше.
Прошло много времени с тех пор, как платье было ослепительно белым и сверкало стеклярусом под стать бриллианту на обручальном кольце. Она была по-настоящему сказочной невестой, по крайней мере, так писали местные газеты, и ее платье было воплощением мечты всех маленьких девочек и многих девушек тоже, Эбби и чувствовала себя принцессой… королевой, когда торжественно шагала рядом с отцом к алтарю. А потом, когда викарий обвенчал их и Сэм поднял вуаль, она увидела его глаза, и ей показалось… ей показалось… будто… Да, ей тогда показалось, что она стала бессмертной. Любимая, обожаемая… Любимая.
Ей даже в голову не могло прийти, что наступит день и все изменится. Сэм больше не будет смотреть на нее с обожанием и страстью.
Какой же она была наивной… Какой глупой…
Мать и отец пытались отговорить ее от скороспелого замужества, ведь она и Сэм едва знали друг друга, но Эбби и слушать ничего не желала. Родители же старики. Они забыли, что, значит, любить и что, значит, чувствовать себя желанной. Где уж им помнить о том, как не хочется расставаться с любимым даже на минуту…
Эбби и Сэм познакомились случайно, в университетском городке. Эбби, погрузившись в какие-то свои мысли, заехала на велосипеде на ту часть территории, где студентам появляться не полагалось. Налетев на Сэма и едва не сбив его с ног, Эбби решила, будто имеет дело со своим братом-студентом, и не обратила внимания на то, что он старше. Покраснев как рак, Эбби стала извиняться, но ее смущение было вызвано не тем, что она могла покалечить симпатичного молодого человека, и, естественно, не тем, что она нарушила университетские правила, а тем, как ее сердце и тело отреагировали на Сэма.
Позднее она призналась Сэму, что, если бы он захотел взять ее прямо там, посреди двора на подстриженной мягкой травке, она бы и пальцем не пошевелила, чтобы помешать. И так было всегда. Стоило ему оказаться поблизости, и Эбби таяла, хотя была девственницей, и ее сексуальный опыт ограничивался весьма целомудренными поцелуями Ллойда и легким флиртом с ним же.
Выяснив, что Сэм не студент, как она полагала, а недавно назначенный младший лектор, она пришла в неописуемый ужас и совсем растерялась.
Он же прочитал ей короткую нотацию о катании на велосипеде на запретной территории и отпустил на все четыре стороны, так что Эбби и не рассчитывала еще раз увидеться с ним.
Лишь два дня спустя Сэм появился в общежитии с книгой, которая выпала из корзинки, привязанной к ее велосипеду, и Эбби смутилась, потому что он застал ее всю в слезах над газетной заметкой.
Заметку сопровождали шокирующие своим натурализмом фотографии голодающих детей из развивающихся стран, и Эбби сразу же стала взахлеб говорить Сэму, едва он спросил о причине ее слез, что не родит ребенка в мир, где так много-много-много детей в отчаянном положении.
— Я понимаю, ты считаешь меня слишком сентиментальной, да? — вызывающе спросила она, едва сумела взять себя в руки.
Однако Сэм, как ни странно, отрицательно покачал головой.
— Да нет, не считаю. В сущности, любой человек…
Он не закончил фразу, потому что вернулась соседка Эбби по комнате и потребовала, чтобы ей помогли отыскать одолженную у кого-то книгу.
Сэм отказался от кофе, а так как близились летние каникулы, то Эбби опять потеряла надежду встретиться с ним в скором времени. Каково же было ее удивление, когда две недели спустя, загорая в саду родительского дома, она вновь увидела Сэма. Более того, он пригласил ее на свидание!
Позднее Сэм объяснил, что не считал себя вправе сделать это раньше, так как не мог забыть, что она студентка, а он — преподаватель. И Эбби еще сильнее влюбилась в него, стоило Сэму сказать, как, невыносима была ему мысль, будто он как преподаватель извлекает пользу из своего положения, принуждая студентку к сексуальным отношениям. Он был таким прямолинейным, таким честным, таким нравственным… Даже иногда чересчур… Например, когда не захотел воспользоваться возможностью и уложить Эбби в постель.
— Ты не хочешь меня, — упрекала она его сквозь слезы.
В ответ Сэм взял ее руку и приложил к тому месту, которое недвусмысленно давало девушке понять, как она не права. А когда она покраснела и отвела взгляд, Сэм рассмеялся, потом вздохнул и отвел ее руку со словами:
— Понимаешь, все так быстро, и ты…
— Только не говори, что я слишком молода, — с горячностью перебила она. — Мне уже двадцать. Почти…
— А мне двадцать шесть… Почти.
— Всего-то шесть лет разницы! — воскликнула Эбби, не желая уступать.
— Ты девушка, — упрямо возражал Сэм. — Строишь воздушные замки, а я…
— Так научи меня, — не отставала Эбби. — Вот возьми и научи меня…
Сэм закрыл глаза, обнял ее и шепнул:
— Не надо меня соблазнять.
У него дрожал голос, и Эбби не сразу, но поняла, что это от некой гремучей смеси чувств. И у нее сладко замерло сердце.
Впервые Сэм поцеловал ее во время их второго свидания. Случайно Эбби обмолвилась, что хотела бы посмотреть «Сон в летнюю ночь», которую традиционно ставили в театре «Глобус». Нет, Боже упаси, она ни на что не намекала и, естественно, не ожидала от Сэма приглашения. Рецензии на спектакль были самые положительные, и Эбби лелеяла надежду, что родители сделают ей драгоценный подарок.
Когда же Сэм позвонил и сказал, что у него есть два билета, а потом спросил, не хочет ли она пойти с ним, у Эбби захватило дух от счастья и помутилось в голове оттого, что она опять его увидит.
Сэм приехал за ней, одетый в смокинг, и Эбби охнула от изумления, оценив его элегантность и мужскую привлекательность.
— Я подумал, что после спектакля мы могли бы где-нибудь поужинать, — предложил он Эбби, обращаясь одновременно и к ее родителям тоже.
Эбби видела, как просияла мать, а отец, чуть волнуясь, сказал, что доверяет Сэму свою бесценную дочь, но дома она должна быть не позже полуночи.
В тот год в большой моде были платья с пышной юбкой и их носили везде — от самого последнего паба до роскошного особняка. У Эбби тоже было такое зеленое, под цвет глаз, платье, которое она еще ни разу не надевала, великолепно оттенявшее ее прозрачную кожу и светлые волосы. По крайней мере, так уверяли продавщицы в магазине.
Прелестный шарф из белого шелка, за которым мать кинулась наверх, придал платью более элегантный вид. Эбби вспомнила, как мучительно покраснела под взглядом Сэма, как будто он видел ее насквозь, не говоря уж о преграде в виде тонкой материи. Она вспыхнула, словно и впрямь была обнаженной До Стратфорда-он-Эйвон было час езды, и первую половину пути Эбби молчала, слишком взволнованная близостью Сэма, чтобы начинать разговор.
Потом ей удалось немного расслабиться, и она стала щебетать, какой замечательный выдался день. Сэм отвечал, что да, день чудесный и остаток недели обещает быть таким же.
Неожиданно он спросил:
— Ты любишь загорать?
— Да.
И тотчас объяснила, что из-за чувствительной кожи приходится быть очень осторожной. Даже посетовала, что ей ни за что не добиться такого же замечательного загара, как у других девушек.
Как раз в это время ни сзади, ни впереди не оказалось машин, и Сэм, повернувшись, внимательно посмотрел на Эбби, прежде чем снизить скорость и провести ладонью по ее руке. Она затрепетала от этого прикосновения, а уж когда он взял ее за запястье, поднес ладонь к губам и страстно поцеловал, сердце у девушки забилось как бешеное, словно готово было выскочить из груди.
— У тебя идеальная кожа. И ты вся идеальная, — хрипло проговорил он, остановив взгляд на ее груди.
Эбби представила, как его голова склоняется над ее обнаженными грудями, и Сэм берет в рот сначала один сосок, потом другой…
Она отвернулась, опасаясь, что глаза выдадут ее нескромные фантазии.
Сильная тяга к Сэму внушала Эбби некоторую растерянность. По обоюдному соглашению она и Ллойд оставались только друзьями и ничего другого для себя не хотели. Продолжая бывать с ним на вечеринках и в кафе, Эбби твердо уверилась, что, симпатизируя Ллойду, приняла правильное решение избегать интимной близости, ибо это не привело бы ни к чему хорошему.
Совсем иначе она относилась к Сэму. Ничего похожего до сих пор в жизни Эбби не было. Ей становилось страшно при мысли, что она влюбилась. А иначе как объяснить это неожиданное и всепоглощающее влечение?
Летний вечер был на диво хорош. Воздух, насыщенный пряным ароматом цветов, кружил голову. Не оставшись равнодушной к женским взглядам, которые Сэм привлекал к себе, Эбби ощущала гордость, что из всех он выбрал именно ее, и страх: не дай Бог, другая женщина захочет увести его. В конце концов, Сэм и в самом деле очень красив — высокий, широкоплечий, по-спортивному подтянутый, с густыми черными волосами и удивительными голубыми глазами, которые то смеялись, то пытались сказать нечто, приводившее девушку в трепет.