Берристер Инга. Ты красива, поверь

   – Идем со мной, – спокойно произнес он и, взяв Элинор за руку, повел в их теперь уже общую спальню.
   Как и в первый раз, он поставил Элинор перед зеркалом, медленно расстегнул пуговки на ее блузке и снял ее. Девушка изо всех сил старалась унять охватившую ее дрожь. За блузкой последовала юбка, чулки и нижнее белье, пока Элинор не предстала перед зеркалом обнаженной.
   – Смотри. – Ладони Рея обхватили ее груди. – Все это – ты, и ты так прекрасна, так совершенна, что тебе не нужна никакая мишура, никакие наряды. Я наслаждаюсь тобой такой, какая ты есть. Но, будучи мужчиной, я не могу не радоваться тому, что ради меня тебе захотелось стать еще прекраснее. – Он медленно провел ладонями по ее телу. – Нет ничего чудеснее, чем твоя шелковистая кожа, и ничто так не возбуждает меня, как твой отклик на мои прикосновения, – продолжал Рей, медленно повернув ее к себе. – Чего ты так испугалась?
   Элинор действительно трясло. Она лихорадочно прижала к себе белье. Она купила его, поддавшись внезапному порыву – просто ей захотелось как-то отпраздновать пробуждение своей женственности. Но когда она вышла из магазина, ее охватил страх, почти паника, и, пока они доехали до дома, Элинор уже решила, что не станет надевать это белье. Любая другая женщина не нашла бы в нем ничего особенного: это были просто дорогие красивые шелковые вещички, обычные для дам, любившие одеваться элегантно и женственно. Однако они так отличались от простецкого хлопкового белья, которое всегда носила Элинор, что казались ей верхом искушения.
   – Я… думала, ты будешь надо мной смеяться.
   И тут Рей рассердился. Элинор чувствовала это даже в его молчании. Он весь напрягся, почти так же сильно, как она.
   – Элинор, Элинор, ты по-прежнему мне не доверяешь? – резко спросил он. – Какая-то часть твоего существа все еще подсознательно боится, что я могу оказаться еще одним Бренданом, ведь так?
   Что она могла ему ответить? Отчасти он был прав, но не совсем: она не доверяла не ему, а себе. Их отношения были для нее настолько новы, а сам факт того, что он хочет ее, казался ей настолько неправдоподобным, что она боялась принять это как должное, как естественное течение событий. Словно ребенок, получивший долгожданный подарок и трясущийся от страха, что его отнимут, угрюмо призналась себе Элинор.
   – Ты ведь теперь уже знаешь, что я хочу тебя. Тебя, – с нажимом сказал Рей. – И мне все равно, как ты одета – в простой хлопок или в шелка и кружева.
   – Но тебе больше нравится, когда у меня волосы распущены, – напомнила Элинор.
   – О, это чисто эгоистические соображения. Мне приятно пропускать их сквозь пальцы, а когда они стянуты в узел, я этого делать не могу. Верь мне, Элинор, – настойчиво уговаривал Рей. – Я не такой, как Брендан. Я не могу изменить прошлого, но ведь я не часть его, правда? Я часть твоего настоящего.
   Он медленно отпустил девушку.
   – В эту минуту мне больше всего на свете хочется уложить тебя в постель и доказать, как я тебя хочу. Но это не выход, физическую близость нельзя использовать для таких вещей. Я хочу, чтобы ты доверяла мне полностью, причем и тогда, когда твой мозг ничем не затуманен. Все, я пошел готовить ужин.
   Элинор одевалась как в тумане и, только спускаясь вниз, сообразила, что на ней новое белье. С каждым шагом она слышала легкий шорох и ощущала прикосновение тончайшего атласа к своей коже. Это было очень приятно – почти как… почти как прикосновение Рея, смущенно отметила про себя девушка.
 
   Дни бежали быстро. Книга стремительно продвигалась вперед. Элинор почти полностью переписала ее, настолько она была увлечена развитием отношений своей героини с ее мужем.
   Помощь Рея была просто неоценимой. Он перечитывал, одобрял, иногда указывал, где можно внести исправления.
   Элинор немного прибавила в весе, от силы на килограмм, но это сразу сгладило некоторую угловатость ее фигуры. Глядя на себя в зеркало, она видела новую Элинор. В лице и фигуре этой женщины отражались все ее чувства. Она и двигалась с какой-то новообретенной уверенностью, словно ее тело наслаждалось каждым движением.
   Элинор научилась даже посмеиваться над собой, что было для нее прежде совершенно немыслимо.
   Ей казалось, что с течением времени влечение к ней Рея ослабеет, однако оно, наоборот, становилось все сильнее. Иногда он любил ее со страстью, граничившей с отчаянием, словно пытался дотянуться до чего-то, но это что-то все время ускользало. Элинор даже стала беспокоиться, что не удовлетворяет его, что эта его лихорадочная страсть вызвана тем, что ей чего-то недостает. Но она боялась спросить его об этом прямо.
   Иногда она замечала, что Рей смотрит на нее так, словно ждет чего-то. Порой, когда в порыве страсти она стонала от наслаждения, у Элинор возникало такое чувство, словно он хочет чего-то большего, но чего еще тут можно было желать?
   Он ни разу словом не обмолвился о том, что будет, когда они вернутся в Лондон. И Элинор невольно стала понемногу отдаляться от него, готовя себя к тому времени, когда он перестанет быть частью ее жизни. Они по-прежнему занимались любовью, но в душе Элинор снова возводила барьеры.
   Может, Рей и заметил это, но не сказал ни слова. Скорее всего, если даже и заметил, то теперь радуется, что она ведет себя так по-взрослому, решила Элинор. В конце концов, он мужчина. Если бы он хотел, чтобы их отношения продолжались, ему достаточно было сказать просто, сказать об этом. Не может же он не видеть, как она к нему относится.
   Вечером накануне отъезда они собирались поужинать в небольшом ресторанчике за Мил-форд-Хейвеном. Элинор предпочла бы остаться в коттедже, но она подозревала, что Рей просто боится, как бы она ни расклеилась напоследок, вот и предложил ей выйти из дома, чтобы как-то обезопасить себя.
   С некоторым удивлением, обнаружив в городе дорогой магазин, торговавший одеждой от известных модельеров, Элинор купила себе новое платье из шелковистого трикотажа. Оно струилось, мягко облегая тело, а рисунок напоминал змеиную кожу. К нему Элинор надела шелковые чулки и туфли на высоком каблуке. Но даже на каблуках она была ростом значительно ниже Рея.
   Поскольку у нее не было подходящей к платью накидки или пальто, Рей припарковал машину прямо у входа в ресторан.
   В баре им предложили напитки. Рей заказал шампанское, но Элинор еле пригубила свой бокал. Она была натянута, как струна, и страшно взвинчена. Больше всего на свете ей хотелось остаться с Реем наедине. Ей вовсе не улыбалось отмечать их последний вечер в ресторане.
   Последний вечер. Рей взглянул на нее, Элинор вся затрепетала. Он хотел что-то сказать, но в это время подошел метрдотель с сообщением, что их столик готов.
   По пути к столику Элинор с изумлением ловила на себе восхищенные взгляды мужчины. Надо же, мужчины на нее смотрят…
   Она не сознавала, что гордо несет себя, как женщина, которая любит и любима, и эта ее новая уверенность в своей женственности бросалась в глаза точно так же, как прежде – комплекс неполноценности. Когда они уселись за столик, вид у Рея был хмурый. Он на что-то сердился, и у Элинор упало сердце. Конечно, вся эта затея с рестораном была ошибкой.
   Элинор протянула руку через стол и коснулась его локтя. Глаза ее смотрели тревожно.
   – Рей, в чем дело? Что случилось?
   Он неожиданно бросил салфетку и резко сказал:
   – Идем отсюда.
   Прежде, чем Элинор успела возразить, они уже оказались на стоянке и Рей усаживал ее в машину.
   Они возвращались в коттедж в молчании. Элинор боялась заговаривать, ибо чувствовала, что стоит ей сказать слово, и Рей может взорваться. Внимание самого Рея было приковано к дороге и, судя по всему, к снедавшим его мрачным мыслям.
   Элинор решилась заговорить только тогда, когда они вошли в кухню. Утром они собирались выехать как можно раньше и всю вторую половину дня прибирались в доме, наводя порядок.
   – Сейчас я нам что-нибудь приготовлю, – сказала Элинор, мысленно перебирая в уме содержимое холодильника. Они ведь выбросили все, кроме бекона, яиц и хлеба на завтрак.
   – Я не хочу, есть, – буркнул Рей.
   Он вел себя совершенно непонятно. Рей был одним из самых уравновешенных людей, с кем доводилось встречаться Элинор. Конечно, он мог сердиться, но всегда умел взять себя в руки и, уж конечно, умел считаться с мнением других людей.
   Элинор порывисто протянула к нему руки и снова спросила:
   – Рей, в чем дело? Что…
   – В чем дело? Да вот в чем, черт побери!
   Рей свирепо привлек ее к себе и впился в ее губы, до боли терзая их. Должно быть, Элинор протестующе вскрикнула, ибо он внезапно отпустил ее, взял ее лицо в ладони и прижался пылающим лбом к ее лбу.
   – Боже мой, прости… – еле слышно прошептал он. – Я хотел сводить тебя в ресторан… напоследок. – Он потряс головой, и, когда снова заговорил, голос его звучал глухо и хрипло. – Но я не мог ни о чем думать – лишь о том, как сильно я хочу тебя обнять и как меня бесит то, что я не могу к тебе прикоснуться.
   Элинор вздрогнула – ведь она испытывала то же самое.
   – Я так ревновал, черт побери. Все эти мужики, которые на тебя уставились. Господи, я веду себя, как какой-нибудь болван из викторианской эпохи.
   Рей ее ревнует? Сердце Элинор сразу растаяло от нежности и любви. Повернув голову, она поцеловала его, ощутив губами твердую гладкую щеку, коснулась кончиком языка его шеи. Рей судорожно сглотнул, и его руки крепче сомкнулись на ее предплечьях. Элинор расстегнула пуговицы на его рубашке, медленно провела губами по его груди и радостно почувствовала, как забилось его сердце и участилось дыхание.
   Они вновь занимались любовью на ковре перед камином. Элинор было наплевать, что ее новое платье валялось смятой кучкой шелка там, куда его отбросил Рей.
   Спать они отправились поздно, словно не хотели терять ни минуты из отпущенного им времени, но Рей по-прежнему ни слова не сказал о том, увидятся ли они в Бристоле, о том, нужна ли она ему и хочет ли он встречаться с ней дальше.
   Элинор проснулась рано. Она вся дрожала, находясь во власти сна, в котором Рей уходил от нее. Девушка в отчаянии протянула к нему руку, ища утешения в его близости, лихорадочно провела ладонью по его груди.
   Рей проснулся и тихонько застонал, наслаждаясь ее прикосновением. Его рука нашла ее грудь, сжала сразу набухший сосок и стала ласкать его. Потом он провел по напрягшейся груди Элинор губами, и она содрогнулась от удовольствия, чувствуя, как он легонько сжимает ее сосок зубами.
   Ее тело подрагивало от жажды слиться с ним. Ощущение его возбужденной плоти, прижимавшейся к ее животу, стократно усилило эту жажду. Элинор стала медленно двигаться вдоль его тела. Она уже знала, каким образом может доставить ему наивысшее наслаждение, однако, когда она протянула руку, чтобы коснуться его, Рей неожиданно остановил ее.
   – Нет, сейчас нельзя… – хрипло прошептал он, отрываясь от ее груди. – Ты не защищена. Я могу нечаянно сделать тебе ребенка.
   Сделать ей ребенка. Тело Элинор предательски возликовало. Ребенок Рея. Она ощутила спазм наслаждения при одной мысли о том, что может зачать его ребенка.
   Это безумие! – сказала она себе. То, что она затеяла, – настоящее сумасшествие, потом она об этом еще пожалеет. Но ее рука уже сама собой ласкала его тело, и Элинор ощутила, как Рея сотрясла дрожь страсти.
   Он стал медленно двигаться в такт ее движениям. Элинор была охвачена сознанием своей земной женской силы, сумевшей отмести все его протесты. Она медленно и настойчиво соблазняла его, пока он не зарычал от страсти. Он резко вошел в нее, с каждым толчком ведя их к полному экстазу. У Элинор все ощущения усиливались при мысли о том, что это последний раз. Больше им никогда не быть вместе и не делить этих минут совершенно особой близости.
   Все закончилось слишком быстро. Элинор чувствовала себя странно насытившейся и одновременно опустошенной. Рей лежал рядом на спине. Он тяжело дышал, не делая попыток до нее дотронуться.

8

   Плимут в декабре. Не самое лучшее время для посещения полуострова, мрачно размышляла Элинор, глядя на город в окно из своей комнаты в отеле. Эти мысли посещали ее уже не в первый раз.
   Прошла почти неделя с тех пор, как они вернулись из Уэльса, а от Рея все не было весточки. Впрочем, чего она ожидала? Что в ее отсутствие он поймет, что жить без нее не может? Едва ли. Она была для него просто коротким наваждением, вроде тех мозаик, которые он считал себя обязанным закончить, во что бы то ни стало. Но как только картинка складывалась, он мог забыть о ней. Элинор тоскливо закрыла глаза. Для Рея она была просто вызовом, вот и все. Ему надо было, чтобы она закончила книгу, и если для этого требовалось уложить ее в постель, – что ж, цель оправдывает средства. В конце концов, он был профессионалом высокого класса и все же сумел ее заставить вдохнуть жизнь в ее героев.
   В последний день, когда они были вместе, Рей нарочно говорил исключительно о ее будущем, словно давая понять, что в его жизни для нее нет места. Он рассуждал о ее турне, старательно уклонялся от темы Рождества – не сказал, ни где он будет его встречать, ни с кем. Встретиться он не предлагал. Да и весь разговор о турне был чисто практического свойства: где она собирается останавливаться и надолго ли, в каких местах будет раздавать автографы. Для агента задавать такие вопросы было вполне естественно, но уж никак не для любовника.
   Единственным человеком, кого она волновала, была Мейми. Она навестила Элинор перед турне, чтобы подтвердить свое приглашение на Рождество. Элинор пообещала приехать пораньше, чтобы помочь подруге подготовиться к наплыву гостей.
   Мейми, естественно, сразу заметила перемену в Элинор. Она сделала одобрительное замечание насчет ее прически и внимательно вгляделась в лицо подруги.
   – Это явно мужчина, – наконец произнесла она. – Я его знаю?
   – Нет, – солгала Элинор, не пытаясь возражать против первой части фразы. В конце концов, глупо отрицать очевидное.
   – Но ты меня с ним познакомишь? – осторожно спросила Мейми.
   – Боюсь, что нет, – ответила Элинор как можно более беспечным тоном. – Не те отношения.
   – Он женат? – Мейми была явно обеспокоена.
   – Нет. – Элинор набрала побольше воздуха в легкие. – Просто я решила, что хватит уже воспоминаниям о Брендане портить мне жизнь. А этот мужчина… он заставил меня понять, что я была одна слишком долго, вот и все.
   Это было вполне правдоподобное объяснение, и что-то в голосе Элинор подсказало Мейми, что дальше расспрашивать не стоит.
   – Что ж, – улыбаясь, непринужденно заметила она. – Кто бы он ни был, он определенно преобразил тебя. Придется мне теперь получше присматривать за Фредом, когда ты будешь у нас, это уж точно.
   Да, Рей преобразил ее – и внешне, и внутренне. Элинор оторвалась от окна. Проклятое турне, слишком много времени остается для размышлений и воспоминаний. Она снова и снова перебирает в памяти прошлое, выискивает какие-то важные подробности, ускользнувшие от нее в угаре страсти, когда она была способна лишь наслаждаться счастьем рядом с Реем. И совершенно неожиданно ей на память все чаще и чаще стал приходить Брендан, о чьем существовании она совсем позабыла.
   Брендан вышел из бедной семьи, совсем как Рей, и старался всеми силами пробиться в жизни. Он казался милым, обаятельным, заботливым – тоже совсем как Рей. И Брендану не нужна была она сама, он видел в ней лишь средство для достижения цели. Но Брендану не удалось получить то, что он хотел, зато, похоже, у Рея это получилось блестяще.
   Так, пора приниматься за работу, сердито решила Элинор. Надо направить всю энергию на разработку замысла новой книги. Рей обещал дать ей знать, как отнесутся издатели к новой редакции ее романа, но пока от него не было ни слуху, ни духу. Рано или поздно ему придется с ней связаться, иначе она будет подыскивать себе нового агента, мрачно решила Элинор.
   Все, что ей оставалось теперь – это стараться прожить очередной день в надежде, что боль когда-нибудь утихнет. Она уже снова похудела, и на ее лицо вернулось выражение тоскливого одиночества, бросавшееся в глаза и заставлявшее людей недоумевать, что же случилось с этой женщиной. Но никто не решался спрашивать из страха вмешаться в чужую личную жизнь.
   Сегодня Элинор предстоял ужин с владельцем местного книжного магазина. На завтра было назначено интервью по радио и раздача автографов. В прежнее время такое внимание к ее особе нервировало бы Элинор, но сейчас для нее это был способ отвлечься от грустных мыслей.
   Элинор бросила взгляд на платье, которое вывесила, собираясь надеть на ужин. Это было то самое платье, купленное ради Рея, которое она надевала в их последний вечер… На Элинор нахлынули воспоминания, и она изо всех сил постаралась стряхнуть их. Она знала, что будет больно, но даже представить себе не могла, насколько. Когда ее бросил Брендан, ей тоже было больно, но теперь Элинор понимала, что причиной тому было в основном потрясение и ужас оттого, что он заставил ее разувериться в себе. Да еще бешенство Брендана из-за того, что он не смог добиться своего. Нынешняя боль была совсем другая. Она была настолько сильной и всепоглощающей, что по сравнению с ней ничто не имело значения.
   Элинор поражало, как можно было, чувствуя себя такой несчастной, так сказочно выглядеть.
   Ее кожа словно светилась, волосы блестели, и она не могла не замечать восхищенных взглядов, которые бросали на нее мужчины.
   Можно было поблагодарить Рея за этот почти осязаемый ореол женственности, окружавший ее теперь. Элинор не стала больше закалывать волосы, наоборот, она сделала укладку, подчеркивавшую пышность кудрей, и стала понемногу экспериментировать с макияжем. Вот и теперь, собираясь на ужин, она подкрашивалась перед зеркалом, размышляя, о чем хочет поговорить с ней Клиффорд Харпер – владелец магазина.
   Харпер оказался высоким мужчиной лет тридцати пяти. Он был жилистым и смуглым – настоящий корнуэлец.
   В прежние времена она бы постаралась отказаться от приглашения, но теперь, когда она вновь обрела себя, Элинор уже была способна смотреть на мужчину просто как на еще одно человеческое существо, а не как на врага, который неизбежно сочтет ее недостойной своего внимания.
   Они ужинали в отеле. Элинор спустилась вниз с небольшим опозданием и обнаружила, что Клиффорд уже ждет ее.
   Его восхищенный взгляд говорил, что платье ей к лицу, и девушка постаралась отогнать от себя мысли о другом мужчине, смотревшем на нее с таким же восхищением, которому не терпелось сорвать с нее это платье и ласкать ее до тех пор, пока…
   Тут Элинор спохватилась, встретив слегка озадаченный взгляд Клиффорда.
   – Простите. Это турне очень напряженное и уже начинает на мне сказываться. Вы что-то сказали?
   – Ничего особенного. Лишь то, что вы очень красивая женщина, – сдержанно отозвался ее спутник.
   Очень красивая женщина. Вот уже второй мужчина говорит ей об этом. Странно, что эти слова теперь не имели никакого значения. Ей не нужны были комплименты, внимание, обожание – ей нужен был только Рей. Чтобы он был рядом. Его улыбка, тепло его тела, его любовь.
   Клиффорд Харпер оказался интересным собеседником, и в другое время Элинор, наверное, получила бы удовольствие от его общества. Но не теперь…
   Боль от потери Рея стала невыносимой, Элинор просто физически ощущала ее. Боль нарастала, становясь все нестерпимей, и, в конце концов, Элинор пришлось встать посреди ужина и, извинившись, уйти в дамскую комнату.
   Когда она вернулась, ее лицо было настолько бескровным, что Клиффорд встревожено поднялся.
   – Прошу прощения. По-моему, я подхватила какой-то вирус. Боюсь, нам придется все отменить.
   – Позвольте, я провожу вас в номер.
   Элинор попыталась отказаться, но Клиффорд настаивал, к тому же она нетвердо стояла на ногах и ее поташнивало.
   Слишком много времени в разъездах, слишком много новых лиц, а может, просто она слишком тосковала по Рею.
   В лифте тошнота усилилась, и Элинор была рада опереться на руку мужчины, особенно, когда лифт толчком остановился. Клиффорд помог ей выйти. Элинор прежде никогда в жизни не падала в обморок, но теперь была близка к этому как никогда.
   Ее номер находился рядом с лифтом, и она слабо кивнула головой в ответ на вопрос Клиффорда, взяла ли она с собой ключ.
   – Он в моей сумочке, – сказала Элинор, протягивая ему свой ридикюль. Клиффорд открыл его и принялся искать ключ, а девушка устало прислонилась к стене.
   Она чувствовала себя ужасно – такого с ней не было даже тогда, когда она болела гриппом.
   Раздался стук закрывающихся дверей лифта. В голове Элинор он отозвался глухим рокотом.
   Клиффорд открыл дверь номера и придержал ее ногой, одновременно поддерживая повисшую на нем Элинор.
   – Может быть, мне пригласить врача?
   Даже несколько шагов по комнате казались Элинор неимоверным усилием. Продолжая стоять у входа, она лишь покачала головой, не в силах говорить. В нескольких метрах от них распахнулась дверь лифта.
   – Я через пару минут приду в себя.
   Единственное, чего хотелось Элинор, – это чтобы ее оставили в покое. Состояние у нее было кошмарное, но если она об этом скажет, Клиффорд поднимет на ноги весь отель и начнется суматоха. А с ней ведь ничего серьезного – просто она тоскует по Рею. Тоскует? Элинор едва не расхохоталась вслух. Без него ее жизнь – пустыня, выжженная безводная земля, где ничего не растет, и человеку остается лишь медленно умирать.
   – Идемте. Вам надо лечь в постель.
   Клиффорд помог ей войти. Краем глаза Элинор успела заметить неясный силуэт мужчины, идущего по коридору.
   – Странно, – заметил ее спутник, закрывая дверь. – Наверное, он ошибся этажом. Он дошел до вашей двери, а потом вдруг повернул назад. И вид у него был такой, словно он на что-то жутко разозлился.
   У Элинор раскалывалась голова, во рту пересохло, и приключения соседей по этажу ее сейчас интересовали меньше всего на свете.
   – Вы уверены, что вам станет лучше? – настойчиво спросил Клиффорд. – Вы…
   – Со мной все будет хорошо. Извините, что испортила вечер.
   – Я позвоню вам утром. – И Клиффорд, сочувственно кивнув, вышел.
   Утром Элинор уезжала, но у нее не было си сказать об этом. Она услышала, как щелкну замок. Дверь захлопнулась, и девушка, не раздеваясь, провалилась в глубокий сон.
   Она проснулась на рассвете, совершенно окоченевшая, все мышцы ныли. Раздевшись и приняв ванну, Элинор забралась снова в постель. Никогда еще она не чувствовала себя такой измученной. В животе была пустота, и девушка попыталась вспомнить, когда в последний раз нормально ела.
   К своему полному смятению, она обнаружила, что ее последней полноценной едой был завтрак в обществе Рея. С тех пор она лишь клевала, как птичка. Нечего удивляться, что она чувствует себя заболевшей.
   Ее разбудил звонок служащего отеля, о котором она договорилась накануне. Элинор поднялась, словно в летаргическом сне. Она заказала завтрак в номер, но есть, почти не могла. При виде еды ее желудок сразу начинал бунтовать. Уложив чемодан, она позвонила портье, а затем спустилась вниз навстречу Рейчел Пелем – агенту из издательства, сопровождавшей ее во время турне.
   Рейчел была пухленькой энергичной девушкой лет двадцати пяти, с копной кудрявых темных волос и приветливой улыбкой.
   – Вы хорошо себя чувствуете? – нахмурилась она, увидев бледное лицо Элинор.
   – По-моему, я подхватила вирус.
   – Ой, как жалко, прямо перед Рождеством!
   Элинор увидела встревоженный взгляд Рейчел и поняла, что та испугалась, как бы она не отменила турне. Какой в этом смысл? Какая разница, где болеть – здесь или в Бристоле?
   – Кстати, – сообщила Рейчел, когда их чемоданы были уложены в машину, – вас вчера кто-то искал. Он вас нашел?
   – Искал? – Сердце Элинор подпрыгнуло. – Кто?
   – Не знаю, – пожала плечами Рейчел. – Девочки в регистратуре сказали мне, что вчера к вам приходил какой-то мужчина. Они сказали ему, в каком вы номере. Наверное, кто-нибудь из местной прессы…
   – Да-да, – тупо согласилась Элинор. – Конечно, из прессы.
   А она-то на минуту по глупости возомнила, что этим таинственным посетителем мог быть Рей.
 
   Последним городом, завершавшем ее турне, был Падстоу. Здесь Элинор дала интервью по радио и подписала автографы. К пяти часам вечера она чувствовала себя совершенно разбитой. Всего один день – и она будет дома. Надо ведь еще купить подарки к Рождеству.
   Мейми с Фредом всегда обставляли Рождество очень торжественно, любили дарить роскошные подарки, и Элинор старалась не ударить в грязь лицом в ответ на их щедрость.
   На пути к машине ее внимание привлекла витрина одного из магазинов, и Элинор остановилась, чтобы посмотреть.
   В витрине были выставлены старомодные колыбельки со стегаными одеяльцами и подушечками, украшенными аппликациями ручной работы. Одни были яркие, другие – мягких пастельных тонов. Одна колыбелька Элинор особенно понравилась. Она знала, что и Мейми придет от нее в восторг, но сомневалась, стоит ли дарить колыбельку на Рождество – ведь это значило бы искушать судьбу, особенно если вспомнить, что у Мейми когда-то был выкидыш.
   Ладно, решила Элинор, колыбельку она все-таки купит, но придержит до тех пор, пока не родится малыш. Попросив Рейчел подождать, она вошла в магазин.
   Когда они добрались до отеля, Элинор извинилась перед Рейчел, сказав, что предпочла бы поужинать в номере.