Пристыженная своим поведением, граничащим с распутством, Линн отпрянула, но Хуан сомкнул объятия.
— Нет уж, теперь ты не вырвешься.
Она не видела его лица, но, когда он чуть сдвинулся и их тела соприкоснулись, Линн почувствовала его возбужденную плоть и замерла, потрясенная.
— А чего ты ждала?-От Хуана не укрылось ее замешательство.-Я всего лишь мужчина, Линн. И на этот раз ты зашла слишком далеко.
Он склонился к ней и буквально впился в податливые губы. Еще ни разу Хуан не целовал ее с такой жгучей, яростной страстью, с такой отчаянной жаждой.
Заключенная в железное кольцо его рук, Линн не могла ничего сделать, да и не пыталась. Ее била сладостная дрожь. Она знала, что это неправильно, что не следует поддаваться, но ее тело было уже не подвластно голосу рассудка. Линн обняла Хуана за шею, а когда он наконец оторвался от ее губ, прильнула к нему всем телом в безмолвной мольбе не покидать ее.
— Что с тобой, дорогая? Ты заводишься, когда ты меня отталкиваешь и томишь ожиданием? Тебе нравится меня мучить? Это тебя возбуждает?-Прикосновения его рук обжигали ее обнаженную кожу, вознося Линн к таким запредельным высотам чувственного возбуждения, что она уже не обращала внимания на его исполненные горечью слова.
— Я хочу тебя, Хуан,-прошептала она, целуя его в плотно сжатые губы и дразняще водя по ним языком.-И ты тоже хочешь меня,-проговорила она, когда ее игривые ласки не вызвали у него ответного отклика.
Она провела руками по его спине, и Хуан весь напрягся, как бы давая понять, что не желает терпеть ее «издевательств». Но он тоже уже был не властен над своим телом, над своим возбуждением. В глубине души Линн торжествовала, осознавая это.
— Ты знаешь, чем все закончится… Ты сама на это напрашиваешься.
Неприкрытое негодование в голосе Хуана должно было бы напугать Линн. Но, когда он подхватил ее на руки и отнес на кровать, она чувствовала только восторг сладостного предвкушения.
— Господи, я же знаю, что не должен этого делать!
Это были слова человека, доведенного до предела неспособностью совладать со своими эмоциями. Хуан буквально сорвал с себя одежду, и, хотя было темно и Линн не видела его лица, она знала, что он не сводит с нее глаз.
Хуан склонился над ней и принялся покрывать поцелуями ее шею. Сдавленный стон вырвался из самых глубин его существа, и этот стон был больше похож на проклятие, нежели на нетерпеливый вздох человека, охваченного желанием. Однако безудержное вожделение проявлялось в каждом его прикосновении, в каждом поцелуе.
Сейчас в его ласках не было и намека на нежность, как в тот раз в доме графини. Но тело Линн с радостью отзывалось на его жадные, едва ли не грубые прикосновения.
Когда требовательные губы прикоснулись груди, тело Линн переполнилось ни с чем не сравнимым наслаждением. Она застонала и выгнула спину, подавшись ему навстречу.
Хуан ответил на безмолвную мольбу, обхватил губами ее сосок и слегка прикусил его, так что ей стало больно. Но это была приятная, восхитительная боль.
— Так тебе нравится?-хрипло проговорил он, поднимая голову.-Нравится, Линн?
Ты этого хочешь? Покажи мне, как сильно ты этого хочешь.
Он взял ее руку и положил себе на грудь. Она стала гладить его жадно и страстно, и Хуан содрогался от ее ласк.
Ей казалось, что горячая кожа обжигает ладони. Хуан застонал и уткнулся лицом ей в шею, но Линн успела заметить, каким странным, нездешним огнем загорелись его глаза. Словно завороженная силой его возбуждения, Линн слегка отстранилась и прикоснулась губами к ямочке между его ключицами. На мгновение Хуан напрягся, а потом обхватил ее голову руками и прижал к своей груди, побуждая целовать его крепче. Покорная, она провела языком по его груди, руки скользнули ему на бедра. Неожиданно для себя самой она легонько прикоснулась к его возбужденной плоти и тут же, смутившись, убрала пальцы.
Но он перехватил ее руки и вернул обратно.
— Да, да, именно так!
Желание словно волной смыло смущение и робость. Ее ласки были неумелыми, зато искренними и страстными. Линн притянула его к себе, так что теперь Хуан лежал на ней. Ее губы сами раскрылись навстречу его губам. Она буквально впивала его в себя. Жгучая ярость, которая раньше чувствовалась в каждой клеточке его тела, превратилась теперь в нечто иное: в жадное, едва ли не примитивное желание, которое требовало удовлетворения. И при этом в его ласках уже не было первоначальной грубой настойчивости — только отчаянное, безудержное вожделение.
В ответ она покрывала его шею жаркими лихорадочными поцелуями. Линн чувствовала, как его тело напрягается под ее губами. Его кожа была горячей, а чуть солоноватый прикус кружил ей голову. Хуан застонал и выдохнул ее имя, а потом произнес что-то по-испански, но Линн не поняла что именно. Не прекращая ласкать, он загустил одну руку ей в волосы, стараясь оторвать ее рот от своей шеи, как будто был уже не в силах выносить эту сладкую муку. Но Линн отказалась подчиниться. Ей хотелось лишь одного: отдаться ему целиком, раствориться в нем без остатка.
Тогда пальцы Хуана скользнули туда, где все ее существо исходило соками желания. Линн на мгновение замерла, растерянная. Но ее бедра будто сами собой чуть приподнялись, давая ей возможность в полной мере прочувствовать сладость интимных ласк.
Это было чудесно, но этого было мало. Линн хотелось, чтобы Хуан взял ее по-настоящему. Она принялась тереться об него всем телом. Волоски у него на груди приятно щекотали напрягшиеся соски, возбуждая еще больше. Хуан тихонько застонал. Теперь он уже не пытался отстранить Линн. Наоборот, прижал ее крепче к себе.
Она уткнулась лицом ему в грудь, вдыхая возбуждающий мужской запах. Хуан чуть сдвинулся, так что теперь его сосок оказался как раз напротив губ Линн.
Осторожно, и даже чуть неуверенно, она провела по нему языком и испуганно замерла, когда тело Хуана содрогнулось. Все еще смущаясь, но уже более уверенно, Линн обхватила губами сосок и стала ласкать его точно так же, как это делал Хуан.
Он неожиданно замер. Неужели ему не понравилось? Линн попыталась отстраниться, но Хуан ее не отпустил. Он прижал ее голову к своей груди.
— Продолжай. Не останавливайся!
Линн казалось, что она сейчас умрет, не выдержав долгого ожидания. Хуан как будто прочел ее мысли: резко отвел ее руки в стороны и навалился на нее всем телом, прижимая к постели.
В этом было что-то предельно эротичное: лежать распятой на ложе любви полностью во власти мужчины, который смотрит на тебя так, словно он твой хозяин, а ты его вещь. Неожиданно Линн смутилась и попыталась сдвинуть ноги. Но Хуан не дал ей этого сделать. Прикосновение его напряженной плоти к низу ее живота обжигало точно огонь. Для нее это было новое ощущение. Но ощущение восхитительно возбуждающее. Она словно таяла, сгорая в пламени желания.
Хуан как будто почувствовал это, и его глаза сверкнули торжеством. Он чуть сдвинулся, и Линн стало страшно. Это был страх девственницы перед распаленным мужчиной, намерения которого не вызывают никаких сомнений. Она вздрогнула и прошептала:
— Что ты хочешь сделать?
Глупый, глупый вопрос! Как будто она не понимала… Она же сама с таким нетерпением ждала этого момента, сама возбуждала Хуана, сама довела его до той черты, переступив которую мужчина уже не в силах остановиться. И вот теперь неожиданно испугалась.
— Что я хочу сделать?-хрипло проговорил Хуан.-Сначала вот это.-Он легко коснулся губами сначала одного ее соска, потом другого.-А потом вот это… — по-прежнему прижимая руки Линн к постели и не давая ей пошевелиться, он опустился же и провел языком по ее животу.
Линн уже не боялась Хуана. Теперь она боялась себя и того буйства чувств, которое таили в ней умелые дразнящие ласки. Она даже не подозревала, что способна на столь безудержные, едва ли не распутные желания. Хуан водил языком по ее животу, вознося Линн к восхитительным высотам чувственного наслаждения. Внутри у нее как будто сжималась пружина. Еще немного-и она неудержимо распрямится, и тогда… тогда огонь, что горит у нее в крови, вырвется наружу. Страшно даже представить, что будет потом.
Хуан слегка приподнял ее бедра и раздвинул ей ноги. Она подчинилась ему безропотно, А потом почувствовала, как он целует внутреннюю сторону ее бедер, и замерла, хотя уже догадалась, что сейчас последует.
Но все равно была потрясена до глубины души. Линн знала, конечно, что бывают предельно интимные ласки. Но даже и не мечтала испытать что-то подобное. А когда Хуан стал целовать ее там, она безотчетно дернулась, пытаясь вырваться. Наслаждение было настолько острым, настолько запредельным, что ей не хотелось, чтобы оно продолжалось. Сейчас истомленная ласками Линн была бесконечно ранима. Ни разу в жизни она не чувствовала себя столь слабой. А ей не хотелось быть слабой. Тем более-перед Хуаном.
Наконец он прекратил эту сладкую пытку, и Линн с облегчением вздохнула.
— Что-нибудь не так? Тебе не нравится?
— Не нравится?
— Или ты просто боишься? Да, Линн? Тебе не надо бояться.
Он опустил голову и снова приник губами к ее лону. Только теперь его ласки стали гораздо настойчивее.
— Нет!-Она попыталась его оттолкнуть. Хуан слегка приподнял голову:
— Да, Линн. Да! Да! Да!
Линн и сама не поняла, в какое именно мгновение она перестала сопротивляться ему. Напротив, она уже не боялась показать свои чувства Хуану. Она не боялась уже ничего. И мир вокруг перестал существовать, осталось только предельное блаженство.
А когда Хуан отстранился и лег рядом, только тогда она поняла, что он довел ее до пика чувственного наслаждения, но сам при этом остался неудовлетворенным.
Линн едва не расплакалась. Ощущение собственной несостоятельности было таким всеобъемлющим, что даже радость утоленной страсти по сравнению с ним померкла. Она отвернулась, но Хуан ласково взял ее за плечо и прошептал ей на ухо:
— Что-то не так?
— Ведь ты не хотел меня по-настоящему, правда? — Слова прозвучали с неизбывной горечью.
— Почему ты так говоришь? — Его пальцы больно вонзились ей в плечо.
— По-моему, и так понятно…— Линн не решалась взглянуть на Хуана.-Не лги мне. Ты возбудил меня. Доставил мне удовольствие. Но дальше этого не пошел.-Она замолчала, чувствуя себя до предела униженной, потому что все было именно так, как она представляла.-Ты меня не хочешь, потому что тебе неприятно заниматься любовью со мной…
Она не успела договорить. Хуан резко развернул ее лицом к себе. Взгляд его был пристальным и напряженным.
— Я хочу тебя, дурочка. Просто не желал, чтобы для тебя все началось с боли. Я стремился сделать так, чтобы сначала ты узнала, какое это удовольствие и наслаждение — любить. Но я хочу тебя, очень.
— Тогда почему ты не займешься со мной любовью по-настоящему?
Линн показалось, что Хуан сейчас отодвинется от нее. Но он погладил ее по волосам и посмотрел так, словно пытался проникнуть ей в душу.
— Ты этого хочешь? Хочешь, чтобы я взял тебя, Линн? Вот так?
Он приник к ее губам. Ритмичные движения его языка в точности совпадали с движениями во время любовного акта-как Линн его себе представляла.
— Да,-простонала Линн, когда он наконец оторвался от ее губ.-Да, хочу.
Хуан лег на нее, раздвинув коленями ее бедра. Линн невольно вздрогнула: таким обжигающе горячим было его тело.
— Ты все еще хочешь меня? Несмотря ни на что?
Он испытующе заглянул ей в глаза. Интересно, подумала Линн, сможет ли Хуан когда-нибудь простить ее? Простить ее предательство? Ее недоверие, которым она разрушила все, что между ними было? Ведь он говорил, что не может любить женщину, которая ему не верит. Впрочем, сейчас она не желала об этом думать… Она его жена. И она его любит. Сейчас только это имело значение.
— Да… Да, Хуан. Я хочу тебя!.. — Она прильнула к нему всем телом. А потом он вошел в нее. Быстро и сразу. Время как будто остановилось. Тело, пронзенное болью, на мгновение утратило чувствительность. Линн ощутила, как напрягся и замер Хуан. А потом боль исчезла, а следом пришло… Линн даже не знала, как это определить. Она выгнула спину, подавшись навстречу Хуану, радостно принимая его в себя. Постепенно его движения становились все более уверенными, но ей было мало этого. Мало.
— Тебе нравится?-Если Хуан внешне контролировал свои эмоции, то хриплый голос выдал жгучее нетерпение.
— Еще, Хуан!-взмолилась она, уткнувшись лицом ему в шею. — Пожалуйста. Возьми меня всю, до конца!
Стоило ей произнести эти слова, как Хуан тут же забыл о сдержанности. Он сжал ее бедра, и Линн впервые узнала всю силу мужского желания — требовательного, неудержимого.
Ее тело, которое уже познало беспредельное наслаждение, заключенное в физической любви, радостно и свободно отзывалось на каждое движение Хуана. Они словно слились в единое существо и вместе достигли высот наслаждения. И там, на самом пике, Хуан выкрикнул ее имя, и в его голосе слышалось торжество. Но даже потом, когда все закончилось, Линн не хотела его отпускать. Она лежала в его объятиях, прижимаясь к нему всем телом. Ей хотелось сказать, что она совершила ошибку. Но если она в чем-то и виновата, так только в том, что любит его слишком сильно. Линн отчаянно пыталась отыскать слова, которые убедили бы его.
Но так и не сумела их найти.
Линн проснулась не сразу. Она будто всплыла на поверхность из глубин сна. Тело казалось каким-то чужим. Впрочем, сегодня оно действительно было уже не таким, как вчера. Вчера они с Хуаном занимались любовью с такой неистовой, безудержной страстью, о существовании которой Линн даже не подозревала. А потом она заснула в его объятиях.
Но сейчас она была одна. Дурное предчувствие разом развеяло всю эйфорию сладостного пробуждения. Дверь в спальню открылась. Линн резко села на постели, инстинктивно потянувшись за простыней.
В комнату вошел Хуан с чашкой дымящегося кофе. Он лишь мельком взглянул на жену, и при этом губы его сжались в жесткую линию. Линн поняла, что интуиция ее не обманула
— Прошу прощения за вчерашнее. Мне очень жаль, что все так получилось.
Его сухой и холодный голос вовсе не походил на голос разгоряченного любовника, который шептал ей во тьме ночи, как сильно он ее хочет и как ему с ней хорошо. Хуан смотрел в сторону, упорно не желая встречаться с ней взглядом.
— Это больше не повторится, Линн. И вчера ничего бы не было, если бы…
— …Если бы я не стала тебя умолять заняться со мной любовью,-упавшим голосом закончила за него Линн.
У нее не осталось уже ничего. Только гордость. И эта гордость помогала ей держаться. Она убила любовь Хуана. Что ж, сама во всем виновата. И заслуживает того, чтобы его потерять. Всю жизнь она боялась верить людям. Боялась, что безоглядное доверие сделает ее уязвимой и все закончится тем, что ей причинят боль. И вот, по странной иронии судьбы, она сострадала как раз от обратного-от недостатка, а не от избытка доверия.
— Я бы хотел, чтобы сегодня ты вернулась со мной в поместье,-продолжал Хуан, как будто не услышав ее замечания.-Нам нужно решить кое-какие дела, прежде… прежде чем я тебя отпущу.
Хуан поставил чашку на стол, и Линн показалось, что у него дрожат руки. Интересно, а если сейчас она подойдет к нему и станет ласкать, как он отреагирует? Линн уже убедилась, что физически привлекает его. Но этого ей было мало. Ей нужна его любовь… Погруженная в свои мысли, Линн не сразу поняла, что сказал ей Хуан. Он хочет ее отпустить? Куда отпустить? О чем он вообще говорит?
— Теперь я понял свою ошибку. Я не должен был торопить тебя с замужеством. Мне надо было подождать, пока ты привыкнешь ко мне, узнаешь меня лучше и научишься мне доверять. Просто я недооценил того пагубного влияния, которое оказала на тебя твоя бабушка, и переоценил… твои чувства ко мне.
— Но вчера вечером…
— Вчера вечером мы оба были слегка не в себе. Между нами столько всего произошло, и нам обоим нужна была разрядка. Но хороший секс-это еще не все. На нем не построишь семью. Во всяком случае, такую семью, которая мне нужна.
— Но мы же не можем развестись, — выдавила Линн.
— Почему? Более того, вчера вечером я как раз собирался обсудить с тобой возможность аннулировать наш брак, но…
Изумленная Линн уставилась на мужа. Как он может так спокойно говорить об этом? Да, еще накануне она сама хотела встретиться с адвокатом, чтобы обсудить условия развода. Но теперь поняла, что ей нужен этот мужчина и та предельная близость с ним, которую она испытала вчера, которую она могла бы испытать еще в самом начале их супружеской жизни, если бы ей достало мужества поверить в любимого.
Доверие к человеку-это не слабость, как Линн считала всегда. Это великое мужество, которое требует душевных сил. Она же смалодушничала. И теперь наказана по заслугам. Вот она, великая ирония судьбы! Выходит, Хосефина все-таки добилась своего-разрушила их брак.
Но Линн отказывалась верить, что все потеряно. Должен был быть какой-то выход. Да, нельзя повернуть время вспять. Нельзя вычеркнуть что-то из прожитой жизни. Но исправить ошибки, совершенные в прошлом, все-таки можно. Надо только подумать, как это сделать.
— Хуан, а если… а если у нас будет ребенок?
Лицо Хуана сделалось абсолютно непроницаемым, точно гипсовая маска.
— Меньше всего я хочу, чтобы мой ребенок пережил все то, что мне самому довелось испытать в детстве. Нельзя, чтобы дети росли в семье, где нет любви и тепла. Но ты, безусловно, всегда можешь рассчитывать на мою финансовую поддержку. Независимо от того, будет ребенок или нет.
Все это он произнес таким будничным равнодушным тоном, будто они обсуждали покупку нового дивана. У Линн заныло сердце. Хотелось сказать, что она его любит. Что он ей нужен. Но она не смогла выдавить из себя ни слова. У нее уже не было никакого права говорить ему о своих чувствах. Скорее всего, он просто ей не поверит. Да и нужны ли ему теперь ее чувства? Вчера он буквально сгорал от страсти. А сегодня был холоден и равнодушен, точно каменное изваяние.
— Оформление документов займет какое-то время. А пока я тебе предлагаю вернуться в поместье и жить там как раньше. Моя мама… Я попрошу ее оставаться в Мадриде, пока все не закончится.
— А сколько времени…-У Линн вдруг пересохло во рту.
Что-то странное промелькнуло в глазах Хуана. Ярость? Боль?
— Не больше, чем необходимо, — сухо проговорил он.
— Хуан…
— Нет, Линн. Я не хочу ни о чем говорить,
Я тебя очень подвел. Я создал себе воображаемый мир и едва ли не силой затащил в него тебя, не имея на то права.
— А теперь, когда оказалось, что я не та девушка из мечты, которую рисовал мой отец, ты понял, что я тебе не нужна,-с горечью проговорила Линн, вложив в слова всю свою боль. Но Хуан лишь молча взглянул на нее и вышел из спальни, тихо прикрыв за собой дверь.
Если Линн считала себя несчастной в первую неделю замужества, то во вторую она узнала, что несчастье может быть беспредельным. Хуан держался холодно и отстраненно, так что Линн боялась лишний раз с ним заговорить. Почти все время он проводил в кабинете и не выходил даже к обеду и ужину. Линн не знала, что делать. Ее разрывали самые противоречивые побуждения. Например, пойти к мужу и попробовать поговорить с ним, постараться все исправить. Или уехать подальше отсюда, потому что жить так дальше было невыносимо. Боль, которая терзала ее теперь, была не в пример сильнее той, что причиняла ей ревность к Хосефине.
И горше всего было осознавать, что она виновата во всем сама. Что сама, своими руками, разрушила свое счастье…
В конце недели Хуан сказал ей, что в поместье приедет адвокат.
— Он прибудет сегодня ближе к вечеру. Но мне обязательно надо быть на заседании ассоциации виноделов. Может быть, сделаешь мне одолжение и займешь его, если я не успею вернуться вовремя?
Встретить человека, который подскажет, как лучше аннулировать их брак! Не слишком ли многого он у нее просит?! Но Линн лишь вымученно улыбнулась мужу и согласно кивнула. В последнее время она уже свыклась с болью, так что бездушная холодность Хуана уже перестала ее задевать.
Сеньор Фолгейра приехал в четыре часа. Линн пригласила его в гостиную и предложила прохладительные напитки. Она видела, с каким беспокойством поглядывает на нее адвокат. Да уж, сейчас она вряд ли похожа на цветущую молодую женщину, безмерно счастливую в замужестве. Интересно, а Хуан сообщил, зачем он его пригласил? Впрочем, какая разница? Все равно Хуан сейчас придет и все ему скажет. Но сначала Линн решит один важный вопрос. Она заявила, что хочет отдать виллу и землю в полное владение Хуану.
— Прекрасно,-заметил адвокат.-Хоть малая часть побережья Андалусии не достанется алчным дельцам из Мадрида, которые только и думают о своей выгоде.
При упоминании об алчных дельцах Линн нахмурилась.
— Насколько я знаю, мой отец не собирался продавать принадлежащую ему землю под новое строительство.
— И ваш отец и Хуан. Они оба хотели сохранить этот уголок побережья в первозданном виде. Ваш отец намеревался разбить там виноградники. Такие же, как у Хуана в поместье. Но умер, не воплотив планы в жизнь. Когда он составлял завещание, то хотел оставлять виллу и землю Хуану. Но тот предложил завещать ее вам.
Адвокат подтвердил то, о чем Линн уже догадывалась. Но, по иронии судьбы, подтвердил слишком поздно. И ей некого было в этом винить, кроме себя самой. Если бы она тогда не пошла на поводу у Хосефины, если бы нашла в себе мужество поверить Хуану, когда он говорил, что любит ее… А теперь уже поздно.
Желание Линн передать виллу мужу адвокат принял как должное. Он только предупредил, что подготовка необходимых документов займет какое-то время, но все будет готово к концу следующей недели. Из дальнейшего разговора с сеньором Фолгейрой Линн поняла, что адвокат пребывает в полной уверенности, что Хуан пригласил его, чтобы обсудить некоторые вопросы касательно поместья и покупки земель, прилегающих к виноградникам. Лини не стала его разубеждать.
Вскоре вернулся Хуан, и она оставила мужчин одних. Поднявшись к себе, чтобы привести себя в порядок к ужину, Линн вымыла голову и собралась высушить волосы феном. Но тут увидела в зеркале, как дверь открылась и в комнату вошел Хуан. Сердце ее забилось так, что, казалось, сейчас выскочит из груди. Хуан был хмурым. Жесткие складки вокруг рта стали глубже. И вообще выглядел он неважно. Как будто в последнее время мучился бессонницей. И он, кажется, похудел. Странно, подумала Линн, почему же она раньше этого не замечала? .
— Сеньор Фолгейра сказал, что ты собираешься переписать виллу на меня. Не объяснишь мне, что все это значит?
Линн отвела взгляд, чтобы невольно не выдать свою боль.
— Так будет лучше, Хуан… Расстанемся по-хорошему.
— То есть так, чтобы тебе ничто уже не напоминало обо мне… о нашем браке.-В его холодном и жестком голосе сквозила такая ярость, что Линн пробрала дрожь.-А если ты забеременела… От моего ребенка ты тоже избавишься?
Это были плохие слова-несправедливые и жестокие. Линн замотала головой. На глаза навернулись слезы.
— Как ты можешь так говорить? Ты же сам меня прогоняешь. Ты сам… — Хуан резко шагнул к ней.
— Нет… не прикасайся ко мне.-Линн безотчетно отпрянула. Если сейчас он дотронется до нее, она забудет о гордости и станет умолять позволить ей остаться с ним. — Не прикасайся ко мне… иначе я не смогу никуда уехать.
Линн не хотела произносить эти слова. Но она была уже на пределе. Еще немного-и с ней случится истерика. Господи, ну почему у нее не хватило ума попросить сеньора Фолгейру не говорить Хуану о ее намерениях в отношении виллы?! Конечно, теперь он откажется. Теперь ему ничего от нее не нужно. Ни ее любви, ни…
Хуан с шумом вдохнул воздух. Линн удивленно повернулась. У него было лицо человека, который держит себя в руках только неимоверным усилием воли.
— Неужели ты правда думаешь, что меня остановит то, что ты сейчас сказала? Господи, Линн…-Он увидел ее глаза, полные мольбы, и его губы скривились в циничной усмешке. — не смотри на меня так. Только если ты действительно…
Он вдруг замолчал. Но по всему было видно, что он хочет ее. Все еще хочет, несмотря ни на что! Теперь Хуан стоял совсем близко, и от него исходили столь сильные волны желания, что комната, казалось, наполнилась звенящим напряжением.
— Линн, Линн, что ты со мной делаешь? — хрипло прошептал Хуан.
Он почти неуклюже притянул ее к себе и поцеловал с такой жадностью, с какой истомленный жаждой человек припадает к роднику. С тихим стоном Линн выдохнула его имя и закинула руки ему за шею.
— Хуан… Хуан… пожалуйста, не прогоняй меня. Знаю, я очень тебя обидела, но я…
Он так резко ее отпустил, что Линн едва не упала.
— Я тебя прогоняю?-Хуан изумленно уставился на нее.-Что-то я не понимаю, о чем ты. Я тебя не прогоняю. Я просто даю тебе свободу, к которой ты так стремилась.
— Не надо мне никакой свободы. Я хочу остаться с тобой… быть твоей женой…
Хуан напрягся так, будто всем своим видом отвергал ее отчаянную мольбу. Но, когда заговорил, его голос был исполнен неподдельной боли:
— Ты правда этого хочешь?! Потому что если это не так, то лучше вообще ничего не говори. Если ты еще раз меня оттолкнешь, я просто не выдержу, Линн. Это меня убьет!
Линн расплакалась. Но она плакала не о себе, а о Хуане-из-за той боли, которую ему причинила.
Хуан глухо застонал. Это был стон человека, измученного до полусмерти. А потом он стиснул Линн в объятиях и прижал ее к себе так сильно, что она почувствовала, как бешено колотится его сердце.
— Ты сказал, что нам надо расстаться, — прорыдала она.-Я подумала, ты хочешь прогнать меня. Потому что больше меня не любишь… Ведь я так оскорбила тебя недоверием.
— Нет. Нет. Я предложил аннулировать наш брак, так как считал, что ты этого хочешь. Ты просила не торопить тебя с замужеством. Но я не послушался. Я хотел, чтобы ты стала моей. Сразу и навсегда. Когда ты сказала, что решила на время вернуться в Англию, меня объял ужас. Я так долго ждал… и мне было невыносимо думать, что я могу тебя потерять. Я не рассчитывал на то, что мама войдет к нам в тот вечер. Но я действительно не жалел о том, что случилось. Думал, что, когда мы станем мужем и женой, я смогу сделать так, чтобы ты поверила в мою любовь. Но вместо этого…
— …Вместо этого я поверила словам мстительной и ревнивой женщины.
— Я бы отдал полжизни, лишь бы только избавить тебя от такой боли… Я сразу понял, что Хосефина сделала что-то скверное. И решил заставить ее сказать, что произошло между вами.
— И она во всем призналась?
— Я ясно дал ей понять, что не остановлюсь ни перед чем, чтобы вытянуть из нее правду. Но Хосефина не успела… Потому что в апартаменты поднялась моя мама, и я все узнал от нее.
— Ты сможешь когда-нибудь простить меня? Или своим недоверием я убила твою любовь?
Хуан взял ее руки в свои, поднес их к губам и нежно поцеловал сначала одну ладонь, а потом другую.
— Мою любовь невозможно убить,-прошептал он. — Нет такой силы, которая заставила бы меня тебя разлюбить.
— Но ты собирался аннулировать наш брак.
— Я полагал, что этого хочешь ты.
— Даже после того как мы занимались любовью?
Тяжелый вздох Хуана был красноречивее всяких слов.
— Я никогда не сомневался, что тебя влечет ко мне. И надеялся, что со временем ты разберешься в своих чувствах.
— Но теперь ты знаешь, что я люблю тебя.
— Да. И поэтому никуда тебя не отпущу. И никогда.
Он склонился к ней, и губы их встретились.
Линн забыла о том, что собиралась переодеться к ужину, что сеньор Фолгейра ждет их внизу… И лишь по прошествии получаса Хуан напомнил ей о том, что они ведут себя неподобающим образом.
Линн чувствовала себя немного виноватой. Они с Хуаном так торопились выпроводить сеньора Фолгейру и остаться наедине, что закончили ужин в рекордно короткие сроки. Едва адвокат уехал, она сразу же поднялась к себе в спальню. Но на этот раз Линн была не одна. С ней был Хуан. Он закрыл дверь, выключил свет и притянул Линн к себе с такой безудержной страстью, что у нее уже не осталось сомнений в его чувствах к ней.
— Бедный сеньор Фолгейра,-пробормотала она, когда Хуан на мгновение оторвался от ее губ.-Проделать такой длинный путь… и зачем? Чтобы наспех поужинать и уехать обратно. Наверняка ему это покажется странным.
— А что в этом странного?
Хуан принялся целовать ее шею. Дразняще водя языком по ее разгоряченной коже, он потянулся к молнии на ее платье.
— Но еще только десять часов!-запротестовала Линн.
— Десять?! Так поздно? Хватит тратить зря время, нам еще столько всего надо сделать.
Линн хотела было возразить, но Хуан запечатал ей рот жарким поцелуем. А когда он снял с нее платье, ее тело затрепетало в сладостном предвкушении.
— Я должен был понять, что ты любишь меня, еще в ту ночь, когда мы занимались любовью.-Он подхватил ее на руки и отнес на кровать.-Доверие к человеку можно проявить по-разному, Линн. И ты полностью вверила мне себя в ту ночь!
Его слова сняли с души Линн последнее ощущение вины. Теперь она уже знала, что у них с Хуаном все будет хорошо. Он осторожно уложил ее на постель и стал раздеваться. Линн не отрываясь смотрела на мужа, и ее взгляд был исполнен безмерной любви и щемящей нежности. Хуан лег рядом. Теперь им уже не нужны были никакие слова. Их поцелуи и ласки, их тела, слившиеся воедино, были красноречивее любых цветистых фраз. Но Хуан, словно желая навечно избавить Линн от сомнений, твердил вновь и вновь, что любит ее. Такой счастливой она не чувствовала себя еще никогда. Это было подобно океану чистейшего света, который ворвался в ее душу и прогнал все печали долгой томительной ночи. Она любит Хуана. Хуан любит ее. А больше ей ничего не нужно.
— Нет уж, теперь ты не вырвешься.
Она не видела его лица, но, когда он чуть сдвинулся и их тела соприкоснулись, Линн почувствовала его возбужденную плоть и замерла, потрясенная.
— А чего ты ждала?-От Хуана не укрылось ее замешательство.-Я всего лишь мужчина, Линн. И на этот раз ты зашла слишком далеко.
Он склонился к ней и буквально впился в податливые губы. Еще ни разу Хуан не целовал ее с такой жгучей, яростной страстью, с такой отчаянной жаждой.
Заключенная в железное кольцо его рук, Линн не могла ничего сделать, да и не пыталась. Ее била сладостная дрожь. Она знала, что это неправильно, что не следует поддаваться, но ее тело было уже не подвластно голосу рассудка. Линн обняла Хуана за шею, а когда он наконец оторвался от ее губ, прильнула к нему всем телом в безмолвной мольбе не покидать ее.
— Что с тобой, дорогая? Ты заводишься, когда ты меня отталкиваешь и томишь ожиданием? Тебе нравится меня мучить? Это тебя возбуждает?-Прикосновения его рук обжигали ее обнаженную кожу, вознося Линн к таким запредельным высотам чувственного возбуждения, что она уже не обращала внимания на его исполненные горечью слова.
— Я хочу тебя, Хуан,-прошептала она, целуя его в плотно сжатые губы и дразняще водя по ним языком.-И ты тоже хочешь меня,-проговорила она, когда ее игривые ласки не вызвали у него ответного отклика.
Она провела руками по его спине, и Хуан весь напрягся, как бы давая понять, что не желает терпеть ее «издевательств». Но он тоже уже был не властен над своим телом, над своим возбуждением. В глубине души Линн торжествовала, осознавая это.
— Ты знаешь, чем все закончится… Ты сама на это напрашиваешься.
Неприкрытое негодование в голосе Хуана должно было бы напугать Линн. Но, когда он подхватил ее на руки и отнес на кровать, она чувствовала только восторг сладостного предвкушения.
— Господи, я же знаю, что не должен этого делать!
Это были слова человека, доведенного до предела неспособностью совладать со своими эмоциями. Хуан буквально сорвал с себя одежду, и, хотя было темно и Линн не видела его лица, она знала, что он не сводит с нее глаз.
Хуан склонился над ней и принялся покрывать поцелуями ее шею. Сдавленный стон вырвался из самых глубин его существа, и этот стон был больше похож на проклятие, нежели на нетерпеливый вздох человека, охваченного желанием. Однако безудержное вожделение проявлялось в каждом его прикосновении, в каждом поцелуе.
Сейчас в его ласках не было и намека на нежность, как в тот раз в доме графини. Но тело Линн с радостью отзывалось на его жадные, едва ли не грубые прикосновения.
Когда требовательные губы прикоснулись груди, тело Линн переполнилось ни с чем не сравнимым наслаждением. Она застонала и выгнула спину, подавшись ему навстречу.
Хуан ответил на безмолвную мольбу, обхватил губами ее сосок и слегка прикусил его, так что ей стало больно. Но это была приятная, восхитительная боль.
— Так тебе нравится?-хрипло проговорил он, поднимая голову.-Нравится, Линн?
Ты этого хочешь? Покажи мне, как сильно ты этого хочешь.
Он взял ее руку и положил себе на грудь. Она стала гладить его жадно и страстно, и Хуан содрогался от ее ласк.
Ей казалось, что горячая кожа обжигает ладони. Хуан застонал и уткнулся лицом ей в шею, но Линн успела заметить, каким странным, нездешним огнем загорелись его глаза. Словно завороженная силой его возбуждения, Линн слегка отстранилась и прикоснулась губами к ямочке между его ключицами. На мгновение Хуан напрягся, а потом обхватил ее голову руками и прижал к своей груди, побуждая целовать его крепче. Покорная, она провела языком по его груди, руки скользнули ему на бедра. Неожиданно для себя самой она легонько прикоснулась к его возбужденной плоти и тут же, смутившись, убрала пальцы.
Но он перехватил ее руки и вернул обратно.
— Да, да, именно так!
Желание словно волной смыло смущение и робость. Ее ласки были неумелыми, зато искренними и страстными. Линн притянула его к себе, так что теперь Хуан лежал на ней. Ее губы сами раскрылись навстречу его губам. Она буквально впивала его в себя. Жгучая ярость, которая раньше чувствовалась в каждой клеточке его тела, превратилась теперь в нечто иное: в жадное, едва ли не примитивное желание, которое требовало удовлетворения. И при этом в его ласках уже не было первоначальной грубой настойчивости — только отчаянное, безудержное вожделение.
В ответ она покрывала его шею жаркими лихорадочными поцелуями. Линн чувствовала, как его тело напрягается под ее губами. Его кожа была горячей, а чуть солоноватый прикус кружил ей голову. Хуан застонал и выдохнул ее имя, а потом произнес что-то по-испански, но Линн не поняла что именно. Не прекращая ласкать, он загустил одну руку ей в волосы, стараясь оторвать ее рот от своей шеи, как будто был уже не в силах выносить эту сладкую муку. Но Линн отказалась подчиниться. Ей хотелось лишь одного: отдаться ему целиком, раствориться в нем без остатка.
Тогда пальцы Хуана скользнули туда, где все ее существо исходило соками желания. Линн на мгновение замерла, растерянная. Но ее бедра будто сами собой чуть приподнялись, давая ей возможность в полной мере прочувствовать сладость интимных ласк.
Это было чудесно, но этого было мало. Линн хотелось, чтобы Хуан взял ее по-настоящему. Она принялась тереться об него всем телом. Волоски у него на груди приятно щекотали напрягшиеся соски, возбуждая еще больше. Хуан тихонько застонал. Теперь он уже не пытался отстранить Линн. Наоборот, прижал ее крепче к себе.
Она уткнулась лицом ему в грудь, вдыхая возбуждающий мужской запах. Хуан чуть сдвинулся, так что теперь его сосок оказался как раз напротив губ Линн.
Осторожно, и даже чуть неуверенно, она провела по нему языком и испуганно замерла, когда тело Хуана содрогнулось. Все еще смущаясь, но уже более уверенно, Линн обхватила губами сосок и стала ласкать его точно так же, как это делал Хуан.
Он неожиданно замер. Неужели ему не понравилось? Линн попыталась отстраниться, но Хуан ее не отпустил. Он прижал ее голову к своей груди.
— Продолжай. Не останавливайся!
Линн казалось, что она сейчас умрет, не выдержав долгого ожидания. Хуан как будто прочел ее мысли: резко отвел ее руки в стороны и навалился на нее всем телом, прижимая к постели.
В этом было что-то предельно эротичное: лежать распятой на ложе любви полностью во власти мужчины, который смотрит на тебя так, словно он твой хозяин, а ты его вещь. Неожиданно Линн смутилась и попыталась сдвинуть ноги. Но Хуан не дал ей этого сделать. Прикосновение его напряженной плоти к низу ее живота обжигало точно огонь. Для нее это было новое ощущение. Но ощущение восхитительно возбуждающее. Она словно таяла, сгорая в пламени желания.
Хуан как будто почувствовал это, и его глаза сверкнули торжеством. Он чуть сдвинулся, и Линн стало страшно. Это был страх девственницы перед распаленным мужчиной, намерения которого не вызывают никаких сомнений. Она вздрогнула и прошептала:
— Что ты хочешь сделать?
Глупый, глупый вопрос! Как будто она не понимала… Она же сама с таким нетерпением ждала этого момента, сама возбуждала Хуана, сама довела его до той черты, переступив которую мужчина уже не в силах остановиться. И вот теперь неожиданно испугалась.
— Что я хочу сделать?-хрипло проговорил Хуан.-Сначала вот это.-Он легко коснулся губами сначала одного ее соска, потом другого.-А потом вот это… — по-прежнему прижимая руки Линн к постели и не давая ей пошевелиться, он опустился же и провел языком по ее животу.
Линн уже не боялась Хуана. Теперь она боялась себя и того буйства чувств, которое таили в ней умелые дразнящие ласки. Она даже не подозревала, что способна на столь безудержные, едва ли не распутные желания. Хуан водил языком по ее животу, вознося Линн к восхитительным высотам чувственного наслаждения. Внутри у нее как будто сжималась пружина. Еще немного-и она неудержимо распрямится, и тогда… тогда огонь, что горит у нее в крови, вырвется наружу. Страшно даже представить, что будет потом.
Хуан слегка приподнял ее бедра и раздвинул ей ноги. Она подчинилась ему безропотно, А потом почувствовала, как он целует внутреннюю сторону ее бедер, и замерла, хотя уже догадалась, что сейчас последует.
Но все равно была потрясена до глубины души. Линн знала, конечно, что бывают предельно интимные ласки. Но даже и не мечтала испытать что-то подобное. А когда Хуан стал целовать ее там, она безотчетно дернулась, пытаясь вырваться. Наслаждение было настолько острым, настолько запредельным, что ей не хотелось, чтобы оно продолжалось. Сейчас истомленная ласками Линн была бесконечно ранима. Ни разу в жизни она не чувствовала себя столь слабой. А ей не хотелось быть слабой. Тем более-перед Хуаном.
Наконец он прекратил эту сладкую пытку, и Линн с облегчением вздохнула.
— Что-нибудь не так? Тебе не нравится?
— Не нравится?
— Или ты просто боишься? Да, Линн? Тебе не надо бояться.
Он опустил голову и снова приник губами к ее лону. Только теперь его ласки стали гораздо настойчивее.
— Нет!-Она попыталась его оттолкнуть. Хуан слегка приподнял голову:
— Да, Линн. Да! Да! Да!
Линн и сама не поняла, в какое именно мгновение она перестала сопротивляться ему. Напротив, она уже не боялась показать свои чувства Хуану. Она не боялась уже ничего. И мир вокруг перестал существовать, осталось только предельное блаженство.
А когда Хуан отстранился и лег рядом, только тогда она поняла, что он довел ее до пика чувственного наслаждения, но сам при этом остался неудовлетворенным.
Линн едва не расплакалась. Ощущение собственной несостоятельности было таким всеобъемлющим, что даже радость утоленной страсти по сравнению с ним померкла. Она отвернулась, но Хуан ласково взял ее за плечо и прошептал ей на ухо:
— Что-то не так?
— Ведь ты не хотел меня по-настоящему, правда? — Слова прозвучали с неизбывной горечью.
— Почему ты так говоришь? — Его пальцы больно вонзились ей в плечо.
— По-моему, и так понятно…— Линн не решалась взглянуть на Хуана.-Не лги мне. Ты возбудил меня. Доставил мне удовольствие. Но дальше этого не пошел.-Она замолчала, чувствуя себя до предела униженной, потому что все было именно так, как она представляла.-Ты меня не хочешь, потому что тебе неприятно заниматься любовью со мной…
Она не успела договорить. Хуан резко развернул ее лицом к себе. Взгляд его был пристальным и напряженным.
— Я хочу тебя, дурочка. Просто не желал, чтобы для тебя все началось с боли. Я стремился сделать так, чтобы сначала ты узнала, какое это удовольствие и наслаждение — любить. Но я хочу тебя, очень.
— Тогда почему ты не займешься со мной любовью по-настоящему?
Линн показалось, что Хуан сейчас отодвинется от нее. Но он погладил ее по волосам и посмотрел так, словно пытался проникнуть ей в душу.
— Ты этого хочешь? Хочешь, чтобы я взял тебя, Линн? Вот так?
Он приник к ее губам. Ритмичные движения его языка в точности совпадали с движениями во время любовного акта-как Линн его себе представляла.
— Да,-простонала Линн, когда он наконец оторвался от ее губ.-Да, хочу.
Хуан лег на нее, раздвинув коленями ее бедра. Линн невольно вздрогнула: таким обжигающе горячим было его тело.
— Ты все еще хочешь меня? Несмотря ни на что?
Он испытующе заглянул ей в глаза. Интересно, подумала Линн, сможет ли Хуан когда-нибудь простить ее? Простить ее предательство? Ее недоверие, которым она разрушила все, что между ними было? Ведь он говорил, что не может любить женщину, которая ему не верит. Впрочем, сейчас она не желала об этом думать… Она его жена. И она его любит. Сейчас только это имело значение.
— Да… Да, Хуан. Я хочу тебя!.. — Она прильнула к нему всем телом. А потом он вошел в нее. Быстро и сразу. Время как будто остановилось. Тело, пронзенное болью, на мгновение утратило чувствительность. Линн ощутила, как напрягся и замер Хуан. А потом боль исчезла, а следом пришло… Линн даже не знала, как это определить. Она выгнула спину, подавшись навстречу Хуану, радостно принимая его в себя. Постепенно его движения становились все более уверенными, но ей было мало этого. Мало.
— Тебе нравится?-Если Хуан внешне контролировал свои эмоции, то хриплый голос выдал жгучее нетерпение.
— Еще, Хуан!-взмолилась она, уткнувшись лицом ему в шею. — Пожалуйста. Возьми меня всю, до конца!
Стоило ей произнести эти слова, как Хуан тут же забыл о сдержанности. Он сжал ее бедра, и Линн впервые узнала всю силу мужского желания — требовательного, неудержимого.
Ее тело, которое уже познало беспредельное наслаждение, заключенное в физической любви, радостно и свободно отзывалось на каждое движение Хуана. Они словно слились в единое существо и вместе достигли высот наслаждения. И там, на самом пике, Хуан выкрикнул ее имя, и в его голосе слышалось торжество. Но даже потом, когда все закончилось, Линн не хотела его отпускать. Она лежала в его объятиях, прижимаясь к нему всем телом. Ей хотелось сказать, что она совершила ошибку. Но если она в чем-то и виновата, так только в том, что любит его слишком сильно. Линн отчаянно пыталась отыскать слова, которые убедили бы его.
Но так и не сумела их найти.
Линн проснулась не сразу. Она будто всплыла на поверхность из глубин сна. Тело казалось каким-то чужим. Впрочем, сегодня оно действительно было уже не таким, как вчера. Вчера они с Хуаном занимались любовью с такой неистовой, безудержной страстью, о существовании которой Линн даже не подозревала. А потом она заснула в его объятиях.
Но сейчас она была одна. Дурное предчувствие разом развеяло всю эйфорию сладостного пробуждения. Дверь в спальню открылась. Линн резко села на постели, инстинктивно потянувшись за простыней.
В комнату вошел Хуан с чашкой дымящегося кофе. Он лишь мельком взглянул на жену, и при этом губы его сжались в жесткую линию. Линн поняла, что интуиция ее не обманула
— Прошу прощения за вчерашнее. Мне очень жаль, что все так получилось.
Его сухой и холодный голос вовсе не походил на голос разгоряченного любовника, который шептал ей во тьме ночи, как сильно он ее хочет и как ему с ней хорошо. Хуан смотрел в сторону, упорно не желая встречаться с ней взглядом.
— Это больше не повторится, Линн. И вчера ничего бы не было, если бы…
— …Если бы я не стала тебя умолять заняться со мной любовью,-упавшим голосом закончила за него Линн.
У нее не осталось уже ничего. Только гордость. И эта гордость помогала ей держаться. Она убила любовь Хуана. Что ж, сама во всем виновата. И заслуживает того, чтобы его потерять. Всю жизнь она боялась верить людям. Боялась, что безоглядное доверие сделает ее уязвимой и все закончится тем, что ей причинят боль. И вот, по странной иронии судьбы, она сострадала как раз от обратного-от недостатка, а не от избытка доверия.
— Я бы хотел, чтобы сегодня ты вернулась со мной в поместье,-продолжал Хуан, как будто не услышав ее замечания.-Нам нужно решить кое-какие дела, прежде… прежде чем я тебя отпущу.
Хуан поставил чашку на стол, и Линн показалось, что у него дрожат руки. Интересно, а если сейчас она подойдет к нему и станет ласкать, как он отреагирует? Линн уже убедилась, что физически привлекает его. Но этого ей было мало. Ей нужна его любовь… Погруженная в свои мысли, Линн не сразу поняла, что сказал ей Хуан. Он хочет ее отпустить? Куда отпустить? О чем он вообще говорит?
— Теперь я понял свою ошибку. Я не должен был торопить тебя с замужеством. Мне надо было подождать, пока ты привыкнешь ко мне, узнаешь меня лучше и научишься мне доверять. Просто я недооценил того пагубного влияния, которое оказала на тебя твоя бабушка, и переоценил… твои чувства ко мне.
— Но вчера вечером…
— Вчера вечером мы оба были слегка не в себе. Между нами столько всего произошло, и нам обоим нужна была разрядка. Но хороший секс-это еще не все. На нем не построишь семью. Во всяком случае, такую семью, которая мне нужна.
— Но мы же не можем развестись, — выдавила Линн.
— Почему? Более того, вчера вечером я как раз собирался обсудить с тобой возможность аннулировать наш брак, но…
Изумленная Линн уставилась на мужа. Как он может так спокойно говорить об этом? Да, еще накануне она сама хотела встретиться с адвокатом, чтобы обсудить условия развода. Но теперь поняла, что ей нужен этот мужчина и та предельная близость с ним, которую она испытала вчера, которую она могла бы испытать еще в самом начале их супружеской жизни, если бы ей достало мужества поверить в любимого.
Доверие к человеку-это не слабость, как Линн считала всегда. Это великое мужество, которое требует душевных сил. Она же смалодушничала. И теперь наказана по заслугам. Вот она, великая ирония судьбы! Выходит, Хосефина все-таки добилась своего-разрушила их брак.
Но Линн отказывалась верить, что все потеряно. Должен был быть какой-то выход. Да, нельзя повернуть время вспять. Нельзя вычеркнуть что-то из прожитой жизни. Но исправить ошибки, совершенные в прошлом, все-таки можно. Надо только подумать, как это сделать.
— Хуан, а если… а если у нас будет ребенок?
Лицо Хуана сделалось абсолютно непроницаемым, точно гипсовая маска.
— Меньше всего я хочу, чтобы мой ребенок пережил все то, что мне самому довелось испытать в детстве. Нельзя, чтобы дети росли в семье, где нет любви и тепла. Но ты, безусловно, всегда можешь рассчитывать на мою финансовую поддержку. Независимо от того, будет ребенок или нет.
Все это он произнес таким будничным равнодушным тоном, будто они обсуждали покупку нового дивана. У Линн заныло сердце. Хотелось сказать, что она его любит. Что он ей нужен. Но она не смогла выдавить из себя ни слова. У нее уже не было никакого права говорить ему о своих чувствах. Скорее всего, он просто ей не поверит. Да и нужны ли ему теперь ее чувства? Вчера он буквально сгорал от страсти. А сегодня был холоден и равнодушен, точно каменное изваяние.
— Оформление документов займет какое-то время. А пока я тебе предлагаю вернуться в поместье и жить там как раньше. Моя мама… Я попрошу ее оставаться в Мадриде, пока все не закончится.
— А сколько времени…-У Линн вдруг пересохло во рту.
Что-то странное промелькнуло в глазах Хуана. Ярость? Боль?
— Не больше, чем необходимо, — сухо проговорил он.
— Хуан…
— Нет, Линн. Я не хочу ни о чем говорить,
Я тебя очень подвел. Я создал себе воображаемый мир и едва ли не силой затащил в него тебя, не имея на то права.
— А теперь, когда оказалось, что я не та девушка из мечты, которую рисовал мой отец, ты понял, что я тебе не нужна,-с горечью проговорила Линн, вложив в слова всю свою боль. Но Хуан лишь молча взглянул на нее и вышел из спальни, тихо прикрыв за собой дверь.
Если Линн считала себя несчастной в первую неделю замужества, то во вторую она узнала, что несчастье может быть беспредельным. Хуан держался холодно и отстраненно, так что Линн боялась лишний раз с ним заговорить. Почти все время он проводил в кабинете и не выходил даже к обеду и ужину. Линн не знала, что делать. Ее разрывали самые противоречивые побуждения. Например, пойти к мужу и попробовать поговорить с ним, постараться все исправить. Или уехать подальше отсюда, потому что жить так дальше было невыносимо. Боль, которая терзала ее теперь, была не в пример сильнее той, что причиняла ей ревность к Хосефине.
И горше всего было осознавать, что она виновата во всем сама. Что сама, своими руками, разрушила свое счастье…
В конце недели Хуан сказал ей, что в поместье приедет адвокат.
— Он прибудет сегодня ближе к вечеру. Но мне обязательно надо быть на заседании ассоциации виноделов. Может быть, сделаешь мне одолжение и займешь его, если я не успею вернуться вовремя?
Встретить человека, который подскажет, как лучше аннулировать их брак! Не слишком ли многого он у нее просит?! Но Линн лишь вымученно улыбнулась мужу и согласно кивнула. В последнее время она уже свыклась с болью, так что бездушная холодность Хуана уже перестала ее задевать.
Сеньор Фолгейра приехал в четыре часа. Линн пригласила его в гостиную и предложила прохладительные напитки. Она видела, с каким беспокойством поглядывает на нее адвокат. Да уж, сейчас она вряд ли похожа на цветущую молодую женщину, безмерно счастливую в замужестве. Интересно, а Хуан сообщил, зачем он его пригласил? Впрочем, какая разница? Все равно Хуан сейчас придет и все ему скажет. Но сначала Линн решит один важный вопрос. Она заявила, что хочет отдать виллу и землю в полное владение Хуану.
— Прекрасно,-заметил адвокат.-Хоть малая часть побережья Андалусии не достанется алчным дельцам из Мадрида, которые только и думают о своей выгоде.
При упоминании об алчных дельцах Линн нахмурилась.
— Насколько я знаю, мой отец не собирался продавать принадлежащую ему землю под новое строительство.
— И ваш отец и Хуан. Они оба хотели сохранить этот уголок побережья в первозданном виде. Ваш отец намеревался разбить там виноградники. Такие же, как у Хуана в поместье. Но умер, не воплотив планы в жизнь. Когда он составлял завещание, то хотел оставлять виллу и землю Хуану. Но тот предложил завещать ее вам.
Адвокат подтвердил то, о чем Линн уже догадывалась. Но, по иронии судьбы, подтвердил слишком поздно. И ей некого было в этом винить, кроме себя самой. Если бы она тогда не пошла на поводу у Хосефины, если бы нашла в себе мужество поверить Хуану, когда он говорил, что любит ее… А теперь уже поздно.
Желание Линн передать виллу мужу адвокат принял как должное. Он только предупредил, что подготовка необходимых документов займет какое-то время, но все будет готово к концу следующей недели. Из дальнейшего разговора с сеньором Фолгейрой Линн поняла, что адвокат пребывает в полной уверенности, что Хуан пригласил его, чтобы обсудить некоторые вопросы касательно поместья и покупки земель, прилегающих к виноградникам. Лини не стала его разубеждать.
Вскоре вернулся Хуан, и она оставила мужчин одних. Поднявшись к себе, чтобы привести себя в порядок к ужину, Линн вымыла голову и собралась высушить волосы феном. Но тут увидела в зеркале, как дверь открылась и в комнату вошел Хуан. Сердце ее забилось так, что, казалось, сейчас выскочит из груди. Хуан был хмурым. Жесткие складки вокруг рта стали глубже. И вообще выглядел он неважно. Как будто в последнее время мучился бессонницей. И он, кажется, похудел. Странно, подумала Линн, почему же она раньше этого не замечала? .
— Сеньор Фолгейра сказал, что ты собираешься переписать виллу на меня. Не объяснишь мне, что все это значит?
Линн отвела взгляд, чтобы невольно не выдать свою боль.
— Так будет лучше, Хуан… Расстанемся по-хорошему.
— То есть так, чтобы тебе ничто уже не напоминало обо мне… о нашем браке.-В его холодном и жестком голосе сквозила такая ярость, что Линн пробрала дрожь.-А если ты забеременела… От моего ребенка ты тоже избавишься?
Это были плохие слова-несправедливые и жестокие. Линн замотала головой. На глаза навернулись слезы.
— Как ты можешь так говорить? Ты же сам меня прогоняешь. Ты сам… — Хуан резко шагнул к ней.
— Нет… не прикасайся ко мне.-Линн безотчетно отпрянула. Если сейчас он дотронется до нее, она забудет о гордости и станет умолять позволить ей остаться с ним. — Не прикасайся ко мне… иначе я не смогу никуда уехать.
Линн не хотела произносить эти слова. Но она была уже на пределе. Еще немного-и с ней случится истерика. Господи, ну почему у нее не хватило ума попросить сеньора Фолгейру не говорить Хуану о ее намерениях в отношении виллы?! Конечно, теперь он откажется. Теперь ему ничего от нее не нужно. Ни ее любви, ни…
Хуан с шумом вдохнул воздух. Линн удивленно повернулась. У него было лицо человека, который держит себя в руках только неимоверным усилием воли.
— Неужели ты правда думаешь, что меня остановит то, что ты сейчас сказала? Господи, Линн…-Он увидел ее глаза, полные мольбы, и его губы скривились в циничной усмешке. — не смотри на меня так. Только если ты действительно…
Он вдруг замолчал. Но по всему было видно, что он хочет ее. Все еще хочет, несмотря ни на что! Теперь Хуан стоял совсем близко, и от него исходили столь сильные волны желания, что комната, казалось, наполнилась звенящим напряжением.
— Линн, Линн, что ты со мной делаешь? — хрипло прошептал Хуан.
Он почти неуклюже притянул ее к себе и поцеловал с такой жадностью, с какой истомленный жаждой человек припадает к роднику. С тихим стоном Линн выдохнула его имя и закинула руки ему за шею.
— Хуан… Хуан… пожалуйста, не прогоняй меня. Знаю, я очень тебя обидела, но я…
Он так резко ее отпустил, что Линн едва не упала.
— Я тебя прогоняю?-Хуан изумленно уставился на нее.-Что-то я не понимаю, о чем ты. Я тебя не прогоняю. Я просто даю тебе свободу, к которой ты так стремилась.
— Не надо мне никакой свободы. Я хочу остаться с тобой… быть твоей женой…
Хуан напрягся так, будто всем своим видом отвергал ее отчаянную мольбу. Но, когда заговорил, его голос был исполнен неподдельной боли:
— Ты правда этого хочешь?! Потому что если это не так, то лучше вообще ничего не говори. Если ты еще раз меня оттолкнешь, я просто не выдержу, Линн. Это меня убьет!
Линн расплакалась. Но она плакала не о себе, а о Хуане-из-за той боли, которую ему причинила.
Хуан глухо застонал. Это был стон человека, измученного до полусмерти. А потом он стиснул Линн в объятиях и прижал ее к себе так сильно, что она почувствовала, как бешено колотится его сердце.
— Ты сказал, что нам надо расстаться, — прорыдала она.-Я подумала, ты хочешь прогнать меня. Потому что больше меня не любишь… Ведь я так оскорбила тебя недоверием.
— Нет. Нет. Я предложил аннулировать наш брак, так как считал, что ты этого хочешь. Ты просила не торопить тебя с замужеством. Но я не послушался. Я хотел, чтобы ты стала моей. Сразу и навсегда. Когда ты сказала, что решила на время вернуться в Англию, меня объял ужас. Я так долго ждал… и мне было невыносимо думать, что я могу тебя потерять. Я не рассчитывал на то, что мама войдет к нам в тот вечер. Но я действительно не жалел о том, что случилось. Думал, что, когда мы станем мужем и женой, я смогу сделать так, чтобы ты поверила в мою любовь. Но вместо этого…
— …Вместо этого я поверила словам мстительной и ревнивой женщины.
— Я бы отдал полжизни, лишь бы только избавить тебя от такой боли… Я сразу понял, что Хосефина сделала что-то скверное. И решил заставить ее сказать, что произошло между вами.
— И она во всем призналась?
— Я ясно дал ей понять, что не остановлюсь ни перед чем, чтобы вытянуть из нее правду. Но Хосефина не успела… Потому что в апартаменты поднялась моя мама, и я все узнал от нее.
— Ты сможешь когда-нибудь простить меня? Или своим недоверием я убила твою любовь?
Хуан взял ее руки в свои, поднес их к губам и нежно поцеловал сначала одну ладонь, а потом другую.
— Мою любовь невозможно убить,-прошептал он. — Нет такой силы, которая заставила бы меня тебя разлюбить.
— Но ты собирался аннулировать наш брак.
— Я полагал, что этого хочешь ты.
— Даже после того как мы занимались любовью?
Тяжелый вздох Хуана был красноречивее всяких слов.
— Я никогда не сомневался, что тебя влечет ко мне. И надеялся, что со временем ты разберешься в своих чувствах.
— Но теперь ты знаешь, что я люблю тебя.
— Да. И поэтому никуда тебя не отпущу. И никогда.
Он склонился к ней, и губы их встретились.
Линн забыла о том, что собиралась переодеться к ужину, что сеньор Фолгейра ждет их внизу… И лишь по прошествии получаса Хуан напомнил ей о том, что они ведут себя неподобающим образом.
Линн чувствовала себя немного виноватой. Они с Хуаном так торопились выпроводить сеньора Фолгейру и остаться наедине, что закончили ужин в рекордно короткие сроки. Едва адвокат уехал, она сразу же поднялась к себе в спальню. Но на этот раз Линн была не одна. С ней был Хуан. Он закрыл дверь, выключил свет и притянул Линн к себе с такой безудержной страстью, что у нее уже не осталось сомнений в его чувствах к ней.
— Бедный сеньор Фолгейра,-пробормотала она, когда Хуан на мгновение оторвался от ее губ.-Проделать такой длинный путь… и зачем? Чтобы наспех поужинать и уехать обратно. Наверняка ему это покажется странным.
— А что в этом странного?
Хуан принялся целовать ее шею. Дразняще водя языком по ее разгоряченной коже, он потянулся к молнии на ее платье.
— Но еще только десять часов!-запротестовала Линн.
— Десять?! Так поздно? Хватит тратить зря время, нам еще столько всего надо сделать.
Линн хотела было возразить, но Хуан запечатал ей рот жарким поцелуем. А когда он снял с нее платье, ее тело затрепетало в сладостном предвкушении.
— Я должен был понять, что ты любишь меня, еще в ту ночь, когда мы занимались любовью.-Он подхватил ее на руки и отнес на кровать.-Доверие к человеку можно проявить по-разному, Линн. И ты полностью вверила мне себя в ту ночь!
Его слова сняли с души Линн последнее ощущение вины. Теперь она уже знала, что у них с Хуаном все будет хорошо. Он осторожно уложил ее на постель и стал раздеваться. Линн не отрываясь смотрела на мужа, и ее взгляд был исполнен безмерной любви и щемящей нежности. Хуан лег рядом. Теперь им уже не нужны были никакие слова. Их поцелуи и ласки, их тела, слившиеся воедино, были красноречивее любых цветистых фраз. Но Хуан, словно желая навечно избавить Линн от сомнений, твердил вновь и вновь, что любит ее. Такой счастливой она не чувствовала себя еще никогда. Это было подобно океану чистейшего света, который ворвался в ее душу и прогнал все печали долгой томительной ночи. Она любит Хуана. Хуан любит ее. А больше ей ничего не нужно.