Дерево, на котором устроился Старик, стояло на краю просеки. Чуть поодаль работали женщины, разрыхлявшие заостренными палками землю и трещавшие, словно стая обезьянок, а в стороне группа воинов проверяла свои силки и капканы. Картина была мирная, идиллическая. Он увидел немало знакомых как среди женщин, так и среди мужчин, ибо не раз общался с жителями деревни. Те относились к нему дружелюбно, но теперь Старик уже не решался в открытую подойти к деревне, поскольку знал о принадлежности Боболо к людям-леопардам.
Именно поэтому Боболо не оставил бы его в живых – Старик слишком много знал, в частности, про похищенную вождем белую девушку.
Сегодня, в отличие от своих предыдущих визитов, Старик смотрел на деревню Боболо другими глазами. Прежде это была просто туземная деревушка, населенная чернокожими дикарями, а нынче ее окружал некий ореол, благодаря присутствию девушки. Так вот воображение зачастую подправляет наше восприятие. Но совсем иначе воспринимал бы Старик деревню, знай он о том, что девушка, завладевшая его думами, на самом деле находится далеко отсюда, в хижине Влалы, пигмейки из племени бететов, и под ненавидящим взглядом свирепой тюремщицы растирает зерно, страдая от голода!
Вообще-то изворотливый колдун прибыл без определенного плана действий. Ему позарез были нужны если не друзья, то союзники. Зная, что Боболо похитил белую девушку, он рассчитывал воспользоваться этим обстоятельством, но ни словом не обмолвился о том, что он в курсе всех событий. Собито думал, что девушка в деревне, и рано или поздно он ее увидит.
Они успели вволю наговориться, не касаясь однако ни белой девушки, ни людей-леопардов. Собито выжидал подходящего момента, чтобы выложить на стол козырную карту.
Боболо не находил себе места. В этот день он собирался отнести Ребеге провизию, а заодно проведать белую жену.
Собито же спутал все его планы. Боболо извелся, готовый на что угодно, лишь бы избавиться от непрошенного гостя. Он даже было подумал о яде, однако вовремя спохватился, поскольку в деревне были люди, преданные секте, и отравление жреца пришлось бы только на руку людям-леопардам, которые живо ухватились бы за это преступление против бога Леопарда, чтобы поквитаться с ним как за этот, так и за былые грехи.
День шел своим чередом, а Боболо все еще не выяснил, зачем явился Собито. Колдун же пытался увидеть белую девушку, однако безуспешно. Старик тем временем продолжал сидеть на дереве и вести наблюдение.
Мучимый голодом и жаждой, он тем не менее не смел оставить свой пост, боясь проглядеть что-нибудь существенное. Целый день перед ним внизу маячили Боболо и Собито, погруженные в нескончаемую беседу.
Старик опасался, что они решают участь девушки. Он молил, чтобы поскорее наступила ночь. Тогда он сможет спуститься вниз, напиться и размяться. Жажда мучила его сильнее, чем голод, но утолить ее, как он собрался сделать, оказалось невозможно.
Работавшие на пашне женщины приблизились к его дереву, а две из них устроились на отдых прямо под сенью ветвей и замололи языками.
Старик услышал немало интимных подробностей из жизни деревенских жителей. Так, он узнал, что если некая особа не проявит осмотрительности, то муж застигнет ее в весьма пикантной ситуации; что некоторые снадобья приобретают особую силу, если к ним подмешать обрезанные ногти; что у юного сына другой особы в животе обитает демон, который, когда мальчик переест, причиняет ему особые страдания. Старик слушал вполуха, пока вдруг одна из женщин не задала вопрос, приковавший его внимание.
– Как по-твоему, что сделал Боболо с белой женщиной?
– Он сказал Убуге, что отослал ее обратно к людям-леопардам, у которых похитил ее, – ответила подруга.
– У Боболо лживый язык, – возмутилась первая, – он никогда не говорит правды.
– А я знаю, что он сделал с ней, – поделилась вторая. – Капопа рассказал своей жене, а я подслушала.
– Что? Говори.
– Сказал, что ее отвели в деревню к маленькому народу.
– Но ее же съедят.
– Нет, Боболо обещал каждый месяц давать им продукты, чтобы ее не тронули.
– Не хотела бы я оказаться на ее месте, о чем бы они там ни уговаривались. Пигмеи страшные обманщики, они вечно голодны и пожирают людей.
Вскоре женщины вернулись на пашню, и на этом беседа прекратилась, но то, что Старик услышал, изменило все его планы.
С этой минуты деревня Боболо больше не интересовала его, превратившись в самое заурядное туземное селение.
Именно поэтому Боболо не оставил бы его в живых – Старик слишком много знал, в частности, про похищенную вождем белую девушку.
Сегодня, в отличие от своих предыдущих визитов, Старик смотрел на деревню Боболо другими глазами. Прежде это была просто туземная деревушка, населенная чернокожими дикарями, а нынче ее окружал некий ореол, благодаря присутствию девушки. Так вот воображение зачастую подправляет наше восприятие. Но совсем иначе воспринимал бы Старик деревню, знай он о том, что девушка, завладевшая его думами, на самом деле находится далеко отсюда, в хижине Влалы, пигмейки из племени бететов, и под ненавидящим взглядом свирепой тюремщицы растирает зерно, страдая от голода!
* * *
На Боболо навалились заботы. Явился Собито! Вождь ничего не ведал о том, что случилось со жрецом бога Леопарда. Не знал он и того, что жрец был опозорен в глазах всех членов секты. Собито же не собирался посвящать Боболо в свои секреты.Вообще-то изворотливый колдун прибыл без определенного плана действий. Ему позарез были нужны если не друзья, то союзники. Зная, что Боболо похитил белую девушку, он рассчитывал воспользоваться этим обстоятельством, но ни словом не обмолвился о том, что он в курсе всех событий. Собито думал, что девушка в деревне, и рано или поздно он ее увидит.
Они успели вволю наговориться, не касаясь однако ни белой девушки, ни людей-леопардов. Собито выжидал подходящего момента, чтобы выложить на стол козырную карту.
Боболо не находил себе места. В этот день он собирался отнести Ребеге провизию, а заодно проведать белую жену.
Собито же спутал все его планы. Боболо извелся, готовый на что угодно, лишь бы избавиться от непрошенного гостя. Он даже было подумал о яде, однако вовремя спохватился, поскольку в деревне были люди, преданные секте, и отравление жреца пришлось бы только на руку людям-леопардам, которые живо ухватились бы за это преступление против бога Леопарда, чтобы поквитаться с ним как за этот, так и за былые грехи.
День шел своим чередом, а Боболо все еще не выяснил, зачем явился Собито. Колдун же пытался увидеть белую девушку, однако безуспешно. Старик тем временем продолжал сидеть на дереве и вести наблюдение.
Мучимый голодом и жаждой, он тем не менее не смел оставить свой пост, боясь проглядеть что-нибудь существенное. Целый день перед ним внизу маячили Боболо и Собито, погруженные в нескончаемую беседу.
Старик опасался, что они решают участь девушки. Он молил, чтобы поскорее наступила ночь. Тогда он сможет спуститься вниз, напиться и размяться. Жажда мучила его сильнее, чем голод, но утолить ее, как он собрался сделать, оказалось невозможно.
Работавшие на пашне женщины приблизились к его дереву, а две из них устроились на отдых прямо под сенью ветвей и замололи языками.
Старик услышал немало интимных подробностей из жизни деревенских жителей. Так, он узнал, что если некая особа не проявит осмотрительности, то муж застигнет ее в весьма пикантной ситуации; что некоторые снадобья приобретают особую силу, если к ним подмешать обрезанные ногти; что у юного сына другой особы в животе обитает демон, который, когда мальчик переест, причиняет ему особые страдания. Старик слушал вполуха, пока вдруг одна из женщин не задала вопрос, приковавший его внимание.
– Как по-твоему, что сделал Боболо с белой женщиной?
– Он сказал Убуге, что отослал ее обратно к людям-леопардам, у которых похитил ее, – ответила подруга.
– У Боболо лживый язык, – возмутилась первая, – он никогда не говорит правды.
– А я знаю, что он сделал с ней, – поделилась вторая. – Капопа рассказал своей жене, а я подслушала.
– Что? Говори.
– Сказал, что ее отвели в деревню к маленькому народу.
– Но ее же съедят.
– Нет, Боболо обещал каждый месяц давать им продукты, чтобы ее не тронули.
– Не хотела бы я оказаться на ее месте, о чем бы они там ни уговаривались. Пигмеи страшные обманщики, они вечно голодны и пожирают людей.
Вскоре женщины вернулись на пашню, и на этом беседа прекратилась, но то, что Старик услышал, изменило все его планы.
С этой минуты деревня Боболо больше не интересовала его, превратившись в самое заурядное туземное селение.
XVII. ЛЬВЫ
Покинув лагерь утенго, Тарзан из племени обезьян сел в одну из пирог, отбитых у людей-леопардов, и пересек широкую реку, держа путь к противоположному берегу. Целью его маршрута была деревня Боболо, где он намеревался выяснить, какое отношение имеет вождь к белой девушке. Не испытывая к ней особого интереса, Тарзан занялся ее судьбой только из-за того, что девушка была одной с ним расы, но эти узы – самые непрочные.
Временами он даже забывал, что они оба белые люди, и не удивительно – Тарзан прежде всего был диким зверем.
Последние несколько суток Тарзану пришлось переделать много всяких дел, и он утомился. Нкима тоже устал, о чем поминутно напоминал Тарзану. Поэтому, причалив к берегу, человек-обезьяна первым делом отыскал удобное для отдыха дерево, где они и пристроились на несколько часов.
Когда Тарзан проснулся, солнце стояло в зените. Малыш Нкима, уютно свернувшийся в клубок, вставать не собирался, но человек-обезьяна схватил его за загривок и легонько потряс, пробуждая ото сна.
– Я есть хочу, – сказал Тарзан. – Пошли поищем чего-нибудь.
– В лесу полно еды, – ответил Нкима. – Давай лучше выспимся.
– Ни к чему мне фрукты и орехи, – сказал человек-обезьяна. – Я хочу мяса. Нкима может поспать, а Тарзан уходит на охоту.
– Я с тобой, – заявил Нкима. – Здесь очень сильно пахнет Шитой-леопардом. Я боюсь оставаться один. Шита тоже охотится, охотится за маленьким Нкимой!
Губы человека-обезьяны тронула едва заметная улыбка, одна из тех редких улыбок, которые так красноречивы и которые довелось видеть лишь немногим.
– Тогда в путь, – сказал он. – А пока Тарзан занят охотой, Нкима может разорять птичьи гнезда.
Охота оказалась неудачной. Человек-обезьяна преодолел большое расстояние, однако его чуткие ноздри не уловили запаха желанной дичи, только сильный запах Шиты, но мясо хищных зверей он не любил. В голодные времена ему не раз доводилось питаться мясом и Шиты, и Нумы, и Сабор, но обычно он предпочитал мясо травоядных.
Тарзан знал, что чем дальше от реки, тем меньше людей и тем лучше охота, поэтому он углубился далеко в девственный лес, пока не оказался за много миль от воды. Край этот был новым для Тарзана и не понравился ему, поскольку дичи здесь водилось мало. Стоило ему об этом подумать, как ноздри его учуяли запах антилопы Ваппи. Запах был еле уловимым, но этого оказалось вполне достаточно. Тарзан, Повелитель джунглей, повернул навстречу ветру. К запаху Ваппи, который ощущался все сильнее, примешивались теперь и другие – зебры Пако, льва Нумы, а также свежий аромат трав открытой саванны.
Тарзан и Нкима устремились дальше. Чем сильнее становился запах дичи, тем острее охотник чувствовал голод.
Чуткие ноздри говорили Тарзану, что впереди не одна антилопа, а целое стадо. Охота обещала быть удачной. Наконец лес кончился, впереди до самых синих гор раскинулась холмистая степь.
На опушке леса человек-обезьяна остановился, обозревая местность. Перед ним лежала равнина, поросшая густой сочной травой, в миле от него паслось стадо антилоп, а еще дальше степь рябила от множества зебр.
Из могучей груди Тарзана вырвалось еле слышное рычание, рычание зверя-охотника, предвкушающего добычу.
Судя по сильному запаху Нумы, в густой траве обосновалось немало львов, но при таком обилии дичи, подумал Тарзан, они наверняка сыты, так что можно не обращать на них внимания. Львы не тронут его, если их не беспокоить, он же и не собирался делать этого.
Тарзан без труда подберется к антилопам под прикрытием густой травы. Однако прежде всего он внимательно изучил местность, отмечая про себя каждую деталь. Нагромождение валунов, высившихся над травой, подсказало ему, что львы, видимо, залегли именно там, в тени камней.
Тарзан поманил Нкиму за собой, но обезьянка не шла ни в какую.
– Здесь Нума, – захныкал Нкима, – и не один, а с братьями и сестрами. Они караулят маленького Нкиму, чтобы съесть его. Нкиме страшно.
– Тогда оставайся здесь. Поймаю Ваппи и сразу вернусь.
– Нкима боится оставаться один. Тарзан укоризненно покачал головой.
– Нкима жуткий трусишка, – сказал он. – Делай как знаешь. Тарзан идет на охоту.
Человек-обезьяна бесшумно скользнул в высокую траву, а Нкима схоронился на высоком дереве, выбрав меньшее из двух зол.
Обезьянка глядела вслед Тарзану, уходящему по огромной равнине, где обитают львы, и ее била дрожь, хотя и стояла жара.
Человек-обезьяна стал обходить валуны, делая большой крюк, но даже на таком расстоянии запах львов забивал собой все остальные. Уверенно шел вперед Тарзан, не ведавший страха. Но вот когда он был на полпути до стада, которое мирно паслось, не подозревая об опасности, слева вдруг раздалось сердитое хриплое рычание льва. Так лев рычит, предупреждая о нападении. Тарзан вовсе не искал ссоры с Нумой. Все, что он хотел, – это добыть антилопу и уйти восвояси. Свернув вправо, он наметил дерево футах в пятидесяти на тот случай, если нападет лев и придется искать убежище, правда, он не верил, что такое может случиться. Он не даст Нуме повода для нападения.
В следующий миг порыв ветра донес до него сигнал опасности – запах Сабор, львицы, и Тарзан понял, что наткнулся на львов в брачный период. А это означало, что нападение неизбежно, ибо в это время лев нападает без малейшего повода.
До дерева оставалось футов двадцать пять. За спиной взревел хищник.
Мгновенный взгляд назад на заколыхавшиеся верхушки трав открыл Тарзану всю серьезность опасности. Нума готовился к атаке!
Еще секунду назад никого не было видно, и вдруг поднялась огромная голова с темно-бурой гривой. Тарзан рассердился. Его хотели обратить в бегство, но одно дело – достойное отступление, продиктованное осторожностью, а совсем другое – паническое бегство. Мало кто мог бы поспорить в быстроте с Тарзаном, к тому же, у него было двадцать пять футов форы. Он мог достичь дерева раньше льва, но даже не ускорил шага. Вместо этого он круто повернулся навстречу рычащему зеленоглазому чудовищу. Под смуглой кожей стальными пружинами напряглись мускулы, державшая копье рука резко откинулась назад, затем, вобрав всю силу мышц, всю энергию могучего тела, резко рванулась вперед.
Словно из пушки, вырвалось из его руки тяжелое боевое копье утенго. И лишь тогда Тарзан из племени обезьян повернулся и побежал, но бежал не из-за какого-то одного льва. Он увидел, что вслед на Нумой мчится Сабор, а за ней тут и там колыхалась трава под напором бегущих львов. Тарзан из племени обезьян поспешил спастись от неминуемой мгновенной смерти.
Копье оборвало жизнь атаковавшего хищника, и в считанные доли секунды, в которых заключается жизнь или смерть, человек-обезьяна взлетел на заветное дерево, едва успев поджать ноги и тем спастись от острых когтей льва.
Оказавшись в безопасности, Тарзан обернулся и посмотрел вниз. Там в предсмертной агонии огромный Нума рвал древко копья, пронзившего ему грудь. Чуть поодаль показалась львица в обществе шестерых львов, а вдалеке вскачь уносились зебры и антилопы, вспугнутые львиным рыком.
Как известно, нападающую львицу невозможно остановить, и, пытаясь стащить человека вниз, она полезла вверх по стволу. Передней лапой зацепившись за нижний сук, она повисла, и, не найдя опоры для своего тяжелого тела, сорвалась вниз. Оказавшись на земле, она обнюхала своего мертвого супруга и стала кружить под деревом. Шестерка львов, разгуливавших поблизости, присовокупили свой сердитый рев к рычанию львицы, меж тем как глядевший на них сверху человек-обезьяна тоже рычал, оскалив зубы, выражая свое недовольство. А в полумиле от этого места на самой верхушке дерева пронзительно кричала маленькая обезьянка.
Целых полчаса кружила Сабор под деревом, сторожа Тарзана. Ее желтовато-зеленые глаза горели ненавистью и злобой. Затем львица легла возле тела своего погибшего супруга, а шестеро львов, сев на задние лапы, поглядывали то на Сабор, то на Тарзана, то друг на друга.
Тарзан из племени обезьян с тоской проводил взглядом свой убегающий обед и стал смотреть в сторону леса. Теперь он был голоден, как никогда. Даже если бы львы и убрались, позволив ему спуститься на землю, он был бы столь же далек от обеда, как и проснувшись поутру. Он стал обламывать ветки и сучья и швырять их в львицу, пытаясь прогнать ее, ибо знал, что если она уйдет, то львы уберутся вслед за ней, но Сабор лишь яростно рычала и не собиралась покидать своего убитого спутника жизни.
Так прошла оставшаяся часть дня. Настала ночь, а львица все еще находилась возле погибшего супруга. Тарзан корил себя за то, что оставил в лесу лук и стрелы. С ними он убил бы львицу, а остальные хищники разбежались бы. Теперь же он ничего не мог сделать, разве что бросать бесполезные ветки и ждать.
Он старался угадать, сколько ему предстоит просидеть на дереве. Львица уйдет, когда проголодается, но когда это произойдет?
По величине брюха и по запаху дыхания человек-обезьяна определил, что она плотно поела, причем недавно.
Тарзану пришлось покориться своей участи. Убедившись в том, что ветками Сабор не прогнать, он прекратил бессмысленное занятие, ибо был не из тех, кто досаждает хищнику, чтобы выместить на нем свою досаду. Вместо этого он устроился поудобнее среди ветвей и уснул.
В то же время возле самой опушки леса свернулась в малюсенький, как можно менее заметный клубочек перепуганная обезьянка и молча страдала. Она боялась шелохнуться, чтобы не привлечь внимания пантеры Шиты неосторожным звуком. Обезьянка была убеждена в том, что рано или поздно Шита обнаружит ее и съест. Только к чему самой торопить неприятную развязку?
Взошло солнце, а Нкима все еще оставался жив, чему несказанно удивлялся, не веря в собственное везение. Должно быть, Шита просто не заметила его ночью, но теперь, при свете дня, непременно обнаружит. Правда, зверька немного утешала мысль о том, что днем он сумеет заметить Шиту раньше, чем та заметит его, и успеет задать деру. По мере того, как солнце поднималось над горизонтом, поднималось и настроение Нкимы, и все же он сильно горевал из-за того, что Тарзан не возвращается. Со своего места Нкима видел, что его хозяин продолжает сидеть на дереве там, на равнине, и недоумевал, почему Тарзан не спускается и не идет к малышу Нкиме.
И хотя обезьянка видела собравшихся под деревом львов, она и представить не могла, что они-то и не дают Тарзану вернуться. У Нкимы просто не укладывалось в голове, что на свете есть такой враг, которого Тарзан не смог бы одолеть.
Тарзан уже начал злиться. Казалось, львица никогда не уйдет. Ночью несколько львов уходили на охоту и теперь приволокли с собой тушу задранного ими животного, у которой тут же улегся один из хищников.
Тарзан надеялся, что добыча отвлечет Сабор, но хотя запах крови был очень сильный, львицу он не соблазнил.
Настал полдень. Тарзан испытывал сильный голод, от жажды у него пересохло во рту. У него чесались руки вырезать дубину и попытаться силой прорваться на свободу. Только он прекрасно понимал, к чему это приведет. Даже он, Тарзан из племени обезьян, вряд ли мог рассчитывать на то, что останется в живых, спустившись с дерева, ибо на него тотчас набросится львица, а за ней и все остальные львы. А в том, что львица нападет на него, как только он сделает шаг в сторону убитого льва, сомневаться не приходилось. Не оставалось ничего иного, как ждать. Когда-нибудь львица уйдет, не будет же она торчать здесь вечно.
И в конце концов это произошло, львица ушла-таки. Вскоре после полудня Сабор встала и направилась к туше убитого животного. Стоило львице зайти в высокую траву, как следом за ней потянулись и остальные хищники. К счастью, туша лежала так, что дерево, на котором укрылся Тарзан, оказалась между нею и лесом. Не дожидаясь, пока в колыхавшейся траве скроется последний лев, Тарзан спрыгнул с дерева, вырвал из тела Нумы свое копье и поспешил к лесу. Чуткий слух человека-обезьяны ловил малейший шорох, даже Нума на своих мягких лапах не мог бы подобраться к Тарзану незамеченным, но ни один лев не погнался за ним.
Нкима возликовал.
Тарзана мучили голод и жажда. Воду он нашел быстро и от души напился, а вот с антилопой дела обстояли сложнее, и мысль о еде пришлось отложить, пока, наконец, ему не повезло, и он смог насытиться.
Затем мысли его вернулись к цели его маршрута. Он должен пойти в деревню Боболо и все разузнать.
Охотясь за антилопой, Тарзан ушел далеко от реки и оказался в долине, за которой, по его подсчетам, находилась деревня, где он надеялся найти девушку. По пути ему встретилась стая больших обезьян во главе с вожаком Зу-То, что весьма удивило Тарзана, который считал, что Зу-То находится далеко отсюда, во владениях Тарзана. Человек-обезьяна остановился поболтать с ними, но ни обезьяна, ни Тарзан, который редко общался с ними, не испытали особой тяги к долгой беседе, и он вскоре покинул их, продолжая свой путь. Тарзан устремился по деревьям к реке, где бесспорно отыщет следы, которые помогут ему сориентироваться.
Сгущалась темнота. Нкима обвил лапками смуглую шею хозяина, повиснув у него на спине. Целый день перелетал он с ветки на ветку, не отставая от Тарзана, а к ночи буквально прильнул к человеку, ибо ночью в джунглях полно страшных зверей, вышедших поохотиться за малышом Нкимой.
Между тем запах человека все усиливался, и Тарзану стало ясно, что он приближается к селению гомангани. То, конечно, была не деревня Боболо, так как находилась далеко от реки. Более того, своеобразие запаха, достигшего чутких ноздрей Тарзана, указывало на то, что жители деревни принадлежат к совсем другому племени. Уже сам факт присутствия неизвестных гомангани был бы достаточным основанием для того, чтобы Тарзан отправился на разведку, ибо Повелителю джунглей полагается знать обо всем, что происходит в его обширных владениях, а тут еще среди обилия запахов людского жилья обнаружился один, почти неуловимый, заставивший человека-обезьяну изменить маршрут. Вернее, даже не запах, а легкий намек на запах, но Тарзан безошибочно уловил его, и этот запах поведал о том, что разыскиваемая им девушка находится неподалеку.
Добравшись до деревни, он с вышины глянул вниз. Там стояла хижина Ребеги, вождя бететов.
Временами он даже забывал, что они оба белые люди, и не удивительно – Тарзан прежде всего был диким зверем.
Последние несколько суток Тарзану пришлось переделать много всяких дел, и он утомился. Нкима тоже устал, о чем поминутно напоминал Тарзану. Поэтому, причалив к берегу, человек-обезьяна первым делом отыскал удобное для отдыха дерево, где они и пристроились на несколько часов.
Когда Тарзан проснулся, солнце стояло в зените. Малыш Нкима, уютно свернувшийся в клубок, вставать не собирался, но человек-обезьяна схватил его за загривок и легонько потряс, пробуждая ото сна.
– Я есть хочу, – сказал Тарзан. – Пошли поищем чего-нибудь.
– В лесу полно еды, – ответил Нкима. – Давай лучше выспимся.
– Ни к чему мне фрукты и орехи, – сказал человек-обезьяна. – Я хочу мяса. Нкима может поспать, а Тарзан уходит на охоту.
– Я с тобой, – заявил Нкима. – Здесь очень сильно пахнет Шитой-леопардом. Я боюсь оставаться один. Шита тоже охотится, охотится за маленьким Нкимой!
Губы человека-обезьяны тронула едва заметная улыбка, одна из тех редких улыбок, которые так красноречивы и которые довелось видеть лишь немногим.
– Тогда в путь, – сказал он. – А пока Тарзан занят охотой, Нкима может разорять птичьи гнезда.
Охота оказалась неудачной. Человек-обезьяна преодолел большое расстояние, однако его чуткие ноздри не уловили запаха желанной дичи, только сильный запах Шиты, но мясо хищных зверей он не любил. В голодные времена ему не раз доводилось питаться мясом и Шиты, и Нумы, и Сабор, но обычно он предпочитал мясо травоядных.
Тарзан знал, что чем дальше от реки, тем меньше людей и тем лучше охота, поэтому он углубился далеко в девственный лес, пока не оказался за много миль от воды. Край этот был новым для Тарзана и не понравился ему, поскольку дичи здесь водилось мало. Стоило ему об этом подумать, как ноздри его учуяли запах антилопы Ваппи. Запах был еле уловимым, но этого оказалось вполне достаточно. Тарзан, Повелитель джунглей, повернул навстречу ветру. К запаху Ваппи, который ощущался все сильнее, примешивались теперь и другие – зебры Пако, льва Нумы, а также свежий аромат трав открытой саванны.
Тарзан и Нкима устремились дальше. Чем сильнее становился запах дичи, тем острее охотник чувствовал голод.
Чуткие ноздри говорили Тарзану, что впереди не одна антилопа, а целое стадо. Охота обещала быть удачной. Наконец лес кончился, впереди до самых синих гор раскинулась холмистая степь.
На опушке леса человек-обезьяна остановился, обозревая местность. Перед ним лежала равнина, поросшая густой сочной травой, в миле от него паслось стадо антилоп, а еще дальше степь рябила от множества зебр.
Из могучей груди Тарзана вырвалось еле слышное рычание, рычание зверя-охотника, предвкушающего добычу.
Судя по сильному запаху Нумы, в густой траве обосновалось немало львов, но при таком обилии дичи, подумал Тарзан, они наверняка сыты, так что можно не обращать на них внимания. Львы не тронут его, если их не беспокоить, он же и не собирался делать этого.
Тарзан без труда подберется к антилопам под прикрытием густой травы. Однако прежде всего он внимательно изучил местность, отмечая про себя каждую деталь. Нагромождение валунов, высившихся над травой, подсказало ему, что львы, видимо, залегли именно там, в тени камней.
Тарзан поманил Нкиму за собой, но обезьянка не шла ни в какую.
– Здесь Нума, – захныкал Нкима, – и не один, а с братьями и сестрами. Они караулят маленького Нкиму, чтобы съесть его. Нкиме страшно.
– Тогда оставайся здесь. Поймаю Ваппи и сразу вернусь.
– Нкима боится оставаться один. Тарзан укоризненно покачал головой.
– Нкима жуткий трусишка, – сказал он. – Делай как знаешь. Тарзан идет на охоту.
Человек-обезьяна бесшумно скользнул в высокую траву, а Нкима схоронился на высоком дереве, выбрав меньшее из двух зол.
Обезьянка глядела вслед Тарзану, уходящему по огромной равнине, где обитают львы, и ее била дрожь, хотя и стояла жара.
Человек-обезьяна стал обходить валуны, делая большой крюк, но даже на таком расстоянии запах львов забивал собой все остальные. Уверенно шел вперед Тарзан, не ведавший страха. Но вот когда он был на полпути до стада, которое мирно паслось, не подозревая об опасности, слева вдруг раздалось сердитое хриплое рычание льва. Так лев рычит, предупреждая о нападении. Тарзан вовсе не искал ссоры с Нумой. Все, что он хотел, – это добыть антилопу и уйти восвояси. Свернув вправо, он наметил дерево футах в пятидесяти на тот случай, если нападет лев и придется искать убежище, правда, он не верил, что такое может случиться. Он не даст Нуме повода для нападения.
В следующий миг порыв ветра донес до него сигнал опасности – запах Сабор, львицы, и Тарзан понял, что наткнулся на львов в брачный период. А это означало, что нападение неизбежно, ибо в это время лев нападает без малейшего повода.
До дерева оставалось футов двадцать пять. За спиной взревел хищник.
Мгновенный взгляд назад на заколыхавшиеся верхушки трав открыл Тарзану всю серьезность опасности. Нума готовился к атаке!
Еще секунду назад никого не было видно, и вдруг поднялась огромная голова с темно-бурой гривой. Тарзан рассердился. Его хотели обратить в бегство, но одно дело – достойное отступление, продиктованное осторожностью, а совсем другое – паническое бегство. Мало кто мог бы поспорить в быстроте с Тарзаном, к тому же, у него было двадцать пять футов форы. Он мог достичь дерева раньше льва, но даже не ускорил шага. Вместо этого он круто повернулся навстречу рычащему зеленоглазому чудовищу. Под смуглой кожей стальными пружинами напряглись мускулы, державшая копье рука резко откинулась назад, затем, вобрав всю силу мышц, всю энергию могучего тела, резко рванулась вперед.
Словно из пушки, вырвалось из его руки тяжелое боевое копье утенго. И лишь тогда Тарзан из племени обезьян повернулся и побежал, но бежал не из-за какого-то одного льва. Он увидел, что вслед на Нумой мчится Сабор, а за ней тут и там колыхалась трава под напором бегущих львов. Тарзан из племени обезьян поспешил спастись от неминуемой мгновенной смерти.
Копье оборвало жизнь атаковавшего хищника, и в считанные доли секунды, в которых заключается жизнь или смерть, человек-обезьяна взлетел на заветное дерево, едва успев поджать ноги и тем спастись от острых когтей льва.
Оказавшись в безопасности, Тарзан обернулся и посмотрел вниз. Там в предсмертной агонии огромный Нума рвал древко копья, пронзившего ему грудь. Чуть поодаль показалась львица в обществе шестерых львов, а вдалеке вскачь уносились зебры и антилопы, вспугнутые львиным рыком.
Как известно, нападающую львицу невозможно остановить, и, пытаясь стащить человека вниз, она полезла вверх по стволу. Передней лапой зацепившись за нижний сук, она повисла, и, не найдя опоры для своего тяжелого тела, сорвалась вниз. Оказавшись на земле, она обнюхала своего мертвого супруга и стала кружить под деревом. Шестерка львов, разгуливавших поблизости, присовокупили свой сердитый рев к рычанию львицы, меж тем как глядевший на них сверху человек-обезьяна тоже рычал, оскалив зубы, выражая свое недовольство. А в полумиле от этого места на самой верхушке дерева пронзительно кричала маленькая обезьянка.
Целых полчаса кружила Сабор под деревом, сторожа Тарзана. Ее желтовато-зеленые глаза горели ненавистью и злобой. Затем львица легла возле тела своего погибшего супруга, а шестеро львов, сев на задние лапы, поглядывали то на Сабор, то на Тарзана, то друг на друга.
Тарзан из племени обезьян с тоской проводил взглядом свой убегающий обед и стал смотреть в сторону леса. Теперь он был голоден, как никогда. Даже если бы львы и убрались, позволив ему спуститься на землю, он был бы столь же далек от обеда, как и проснувшись поутру. Он стал обламывать ветки и сучья и швырять их в львицу, пытаясь прогнать ее, ибо знал, что если она уйдет, то львы уберутся вслед за ней, но Сабор лишь яростно рычала и не собиралась покидать своего убитого спутника жизни.
Так прошла оставшаяся часть дня. Настала ночь, а львица все еще находилась возле погибшего супруга. Тарзан корил себя за то, что оставил в лесу лук и стрелы. С ними он убил бы львицу, а остальные хищники разбежались бы. Теперь же он ничего не мог сделать, разве что бросать бесполезные ветки и ждать.
Он старался угадать, сколько ему предстоит просидеть на дереве. Львица уйдет, когда проголодается, но когда это произойдет?
По величине брюха и по запаху дыхания человек-обезьяна определил, что она плотно поела, причем недавно.
Тарзану пришлось покориться своей участи. Убедившись в том, что ветками Сабор не прогнать, он прекратил бессмысленное занятие, ибо был не из тех, кто досаждает хищнику, чтобы выместить на нем свою досаду. Вместо этого он устроился поудобнее среди ветвей и уснул.
В то же время возле самой опушки леса свернулась в малюсенький, как можно менее заметный клубочек перепуганная обезьянка и молча страдала. Она боялась шелохнуться, чтобы не привлечь внимания пантеры Шиты неосторожным звуком. Обезьянка была убеждена в том, что рано или поздно Шита обнаружит ее и съест. Только к чему самой торопить неприятную развязку?
Взошло солнце, а Нкима все еще оставался жив, чему несказанно удивлялся, не веря в собственное везение. Должно быть, Шита просто не заметила его ночью, но теперь, при свете дня, непременно обнаружит. Правда, зверька немного утешала мысль о том, что днем он сумеет заметить Шиту раньше, чем та заметит его, и успеет задать деру. По мере того, как солнце поднималось над горизонтом, поднималось и настроение Нкимы, и все же он сильно горевал из-за того, что Тарзан не возвращается. Со своего места Нкима видел, что его хозяин продолжает сидеть на дереве там, на равнине, и недоумевал, почему Тарзан не спускается и не идет к малышу Нкиме.
И хотя обезьянка видела собравшихся под деревом львов, она и представить не могла, что они-то и не дают Тарзану вернуться. У Нкимы просто не укладывалось в голове, что на свете есть такой враг, которого Тарзан не смог бы одолеть.
Тарзан уже начал злиться. Казалось, львица никогда не уйдет. Ночью несколько львов уходили на охоту и теперь приволокли с собой тушу задранного ими животного, у которой тут же улегся один из хищников.
Тарзан надеялся, что добыча отвлечет Сабор, но хотя запах крови был очень сильный, львицу он не соблазнил.
Настал полдень. Тарзан испытывал сильный голод, от жажды у него пересохло во рту. У него чесались руки вырезать дубину и попытаться силой прорваться на свободу. Только он прекрасно понимал, к чему это приведет. Даже он, Тарзан из племени обезьян, вряд ли мог рассчитывать на то, что останется в живых, спустившись с дерева, ибо на него тотчас набросится львица, а за ней и все остальные львы. А в том, что львица нападет на него, как только он сделает шаг в сторону убитого льва, сомневаться не приходилось. Не оставалось ничего иного, как ждать. Когда-нибудь львица уйдет, не будет же она торчать здесь вечно.
И в конце концов это произошло, львица ушла-таки. Вскоре после полудня Сабор встала и направилась к туше убитого животного. Стоило львице зайти в высокую траву, как следом за ней потянулись и остальные хищники. К счастью, туша лежала так, что дерево, на котором укрылся Тарзан, оказалась между нею и лесом. Не дожидаясь, пока в колыхавшейся траве скроется последний лев, Тарзан спрыгнул с дерева, вырвал из тела Нумы свое копье и поспешил к лесу. Чуткий слух человека-обезьяны ловил малейший шорох, даже Нума на своих мягких лапах не мог бы подобраться к Тарзану незамеченным, но ни один лев не погнался за ним.
Нкима возликовал.
Тарзана мучили голод и жажда. Воду он нашел быстро и от души напился, а вот с антилопой дела обстояли сложнее, и мысль о еде пришлось отложить, пока, наконец, ему не повезло, и он смог насытиться.
Затем мысли его вернулись к цели его маршрута. Он должен пойти в деревню Боболо и все разузнать.
Охотясь за антилопой, Тарзан ушел далеко от реки и оказался в долине, за которой, по его подсчетам, находилась деревня, где он надеялся найти девушку. По пути ему встретилась стая больших обезьян во главе с вожаком Зу-То, что весьма удивило Тарзана, который считал, что Зу-То находится далеко отсюда, во владениях Тарзана. Человек-обезьяна остановился поболтать с ними, но ни обезьяна, ни Тарзан, который редко общался с ними, не испытали особой тяги к долгой беседе, и он вскоре покинул их, продолжая свой путь. Тарзан устремился по деревьям к реке, где бесспорно отыщет следы, которые помогут ему сориентироваться.
Сгущалась темнота. Нкима обвил лапками смуглую шею хозяина, повиснув у него на спине. Целый день перелетал он с ветки на ветку, не отставая от Тарзана, а к ночи буквально прильнул к человеку, ибо ночью в джунглях полно страшных зверей, вышедших поохотиться за малышом Нкимой.
Между тем запах человека все усиливался, и Тарзану стало ясно, что он приближается к селению гомангани. То, конечно, была не деревня Боболо, так как находилась далеко от реки. Более того, своеобразие запаха, достигшего чутких ноздрей Тарзана, указывало на то, что жители деревни принадлежат к совсем другому племени. Уже сам факт присутствия неизвестных гомангани был бы достаточным основанием для того, чтобы Тарзан отправился на разведку, ибо Повелителю джунглей полагается знать обо всем, что происходит в его обширных владениях, а тут еще среди обилия запахов людского жилья обнаружился один, почти неуловимый, заставивший человека-обезьяну изменить маршрут. Вернее, даже не запах, а легкий намек на запах, но Тарзан безошибочно уловил его, и этот запах поведал о том, что разыскиваемая им девушка находится неподалеку.
Добравшись до деревни, он с вышины глянул вниз. Там стояла хижина Ребеги, вождя бететов.
XVIII. СТРЕЛЫ В НОЧИ
Малыш вернулся в лагерь ни с чем. Слонов он так и не встретил. Он надеялся, что Старик окажется более удачливым. Поначалу он именно так воспринял длительное отсутствие своего товарища, но шло время, а Старик все не шел, и Малыш забеспокоился.
Впрочем, его собственному положению вряд ли можно было позавидовать. Трое оставшихся с ним чернокожих не сегодня-завтра объявят о своем решении вернуться домой. В последние месяцы, полные невзгод и лишений, их удерживала лишь искренняя привязанность к своим белым хозяевам. Малыш понимал, что терпение их на исходе, и просто не мог представить себе, что станет делать без них. Правда, в связи с этим он больше заботился о друге, чем о себе. Пока ему везло на охоте, и негры всегда имели свежее мясо, а потому не сильно роптали. И все же Малыш сознавал, что им не терпится домой, поскольку белые оказались безнадежными неудачниками, от которых они не получили никакой выгоды.
Так размышлял Малыш, вернувшись под вечер в лагерь с удачной охоты, как вдруг его мысли прервали крики его людей.
Подняв глаза, он увидел, что из лесу показались двое негров, ушедших вместе со Стариком. Малыш рванулся им навстречу, надеясь, что вслед за ними покажутся третий чернокожий и Старик. Когда они подошли поближе, по выражению их лиц он понял, что случилось неладное.
– Что с бваной? Где Андрайя? – спросил он.
– Оба погибли, – ответил один из прибывших.
– Погибли? – вскричал Малыш. Ему показалось, что весь мир рухнул. Старик мертв! До сих пор он едва ли задумывался над тем, насколько он зависит от поддержки и попечительства старшего друга и насколько их дружба стала частью его самого.
– Как же это случилось? – угрюмо спросил он. – Слон?
– Люди-леопарды, бвана, – ответил все тот же негр.
– Люди-леопарды? Расскажи, как все было. Негры подробно рассказали все, что знали, не упуская ни малейших деталей, а когда закончили наконец свое повествование, Малыш несколько воспрянул духом. Ведь они не видели Старика мертвым. Может, его держат в плену в деревне Гато-Мгунгу?
– Он сказал, что если не вернется к тому времени, как тень от леса сойдет с деревенской ограды, то, значит, его нет в живых, – оправдывался чернокожий.
Малыш мысленно прикинул расклад сил: он сам да пятеро недовольных негров, итого шесть. Всего шестеро против сплоченной секты людей-леопардов. К тому же, из шестерых пятеро испытывают перед людьми-леопардами панический ужас и ни за что не согласятся пойти с ним.
Негры ждали, что он скажет.
– На рассвете выступаем. Будьте наготове, – приказал Малыш.
Чернокожие заколебались.
– И куда мы пойдем? – недоверчиво спросил один из них.
– Туда, куда поведу, – отрезал Малыш.
Удалившись в палатку, он стал размышлять о попавшем в беду товарище и продумывать план действий.
Что это еще за девушка и с чего вдруг Старик погнался за ней? Рехнулся что ли или забыл, что ненавидит всех белых женщин?
Наверное, решил Малыш, он поступил так, как подсказывала ему совесть. Видимо, иного выхода у него не было. Девушка попала в беду, и Старик, естественно, бросился ее выручать. Но как и где он повстречал ее? Негры ничего толком не знали.
Малыш заметил, что чернокожие горячо о чем-то заспорили, и вскоре с взволнованным видом они пересекли лагерь, направляясь к его палатке.
– В чем дело? – спросил Малыш, когда они предстали перед ним.
– Если ты, бвана, собрался в деревню людей-леопардов, – заявил уполномоченный, – то мы не пойдем. Нас мало, они запросто убьют нас и сожрут.
– Глупости! – воскликнул Малыш. – Что за выдумки! Они не посмеют.
– Старший бвана говорил то же самое, – ответил говорящий, – а сам не вернулся, умер.
– Не верю, что он умер, – возразил Малыш. – Мы идем его искать!
– Если пойдешь, то один, а мы – нет, – сказал негр.
Малыш видел, что ничто не в силах поколебать их решения. Невеселая перспектива, и все же он решил идти, пусть даже в одиночку. Только чего он добьется один? И тут у Малыша возникла идея.
– Вы согласны проводить меня? – спросил он.
– Докуда?
– До деревни Боболо. Может, сумею заручиться его помощью.
С минуту негры перешептывались, потом уполномоченный повернулся к белому.
– Мы согласны проводить тебя до деревни Боболо, – сказал он.
– Но не дальше, – добавил другой.
Ему ни разу не доводилось бывать в деревне пигмеев, однако он часто слышал о бететах от жителей деревни Боболо и в общем знал, в какой стороне те живут. Правда, в том краю много разных тропинок, поди угадай, какая из них нужна тебе.
Будучи достаточно наслышан о бететах, он сознавал, что проникнуть в деревню будет совсем не просто.
Бететы принадлежали к дикому воинственному племени пигмеев и даже слыли людоедами. Подходы к деревне надежно охранялись, а непрошенный гость получал предупреждение в виде отравленной стрелы. Однако, невзирая на опасности, Старик не думал изменять своего решения и не колебался в выборе маршрута.
Одно то, что девушка находится в деревне бететов, заставляло его ускорять шаг.
Вскоре стемнело, но он шел вперед до тех пор, пока мог различать тропу, и был снова в пути с первыми проблесками рассвета.
Мрачный, глухой лес не пропускал ни единого солнечного луча. Вскоре Старика стала преследовать мысль, что он идет не той тропой, а приблизительно около полудня он вдруг остановился, неприятно пораженный. Перед ним на тропе виднелся его собственный след. Выходит, он всего-навсего сделал большой круг.
Постояв в растерянности, Старик пошел наугад по узкой извилистой тропинке, которая пересекала ту, по которой он плутал половину дня. Он не знал, куда ведет новая тропа – к реке или, наоборот, в лесные дебри, однако упрямо продолжал двигаться, ибо не идти не мог.
Теперь Старик внимательно изучал каждую тропинку, пересекавшую ему путь или ответвляющуюся в сторону.
Тропы были плотно утоптаны, по крайней мере, некоторые из них, на влажной почве виднелись четкие следы животных, но никакой важной для себя приметы он обнаружить не сумел. И лишь под самый вечер на пересечении троп Старик нашел то, что искал – отпечаток крошечной ступни пигмея.
Впрочем, его собственному положению вряд ли можно было позавидовать. Трое оставшихся с ним чернокожих не сегодня-завтра объявят о своем решении вернуться домой. В последние месяцы, полные невзгод и лишений, их удерживала лишь искренняя привязанность к своим белым хозяевам. Малыш понимал, что терпение их на исходе, и просто не мог представить себе, что станет делать без них. Правда, в связи с этим он больше заботился о друге, чем о себе. Пока ему везло на охоте, и негры всегда имели свежее мясо, а потому не сильно роптали. И все же Малыш сознавал, что им не терпится домой, поскольку белые оказались безнадежными неудачниками, от которых они не получили никакой выгоды.
Так размышлял Малыш, вернувшись под вечер в лагерь с удачной охоты, как вдруг его мысли прервали крики его людей.
Подняв глаза, он увидел, что из лесу показались двое негров, ушедших вместе со Стариком. Малыш рванулся им навстречу, надеясь, что вслед за ними покажутся третий чернокожий и Старик. Когда они подошли поближе, по выражению их лиц он понял, что случилось неладное.
– Что с бваной? Где Андрайя? – спросил он.
– Оба погибли, – ответил один из прибывших.
– Погибли? – вскричал Малыш. Ему показалось, что весь мир рухнул. Старик мертв! До сих пор он едва ли задумывался над тем, насколько он зависит от поддержки и попечительства старшего друга и насколько их дружба стала частью его самого.
– Как же это случилось? – угрюмо спросил он. – Слон?
– Люди-леопарды, бвана, – ответил все тот же негр.
– Люди-леопарды? Расскажи, как все было. Негры подробно рассказали все, что знали, не упуская ни малейших деталей, а когда закончили наконец свое повествование, Малыш несколько воспрянул духом. Ведь они не видели Старика мертвым. Может, его держат в плену в деревне Гато-Мгунгу?
– Он сказал, что если не вернется к тому времени, как тень от леса сойдет с деревенской ограды, то, значит, его нет в живых, – оправдывался чернокожий.
Малыш мысленно прикинул расклад сил: он сам да пятеро недовольных негров, итого шесть. Всего шестеро против сплоченной секты людей-леопардов. К тому же, из шестерых пятеро испытывают перед людьми-леопардами панический ужас и ни за что не согласятся пойти с ним.
Негры ждали, что он скажет.
– На рассвете выступаем. Будьте наготове, – приказал Малыш.
Чернокожие заколебались.
– И куда мы пойдем? – недоверчиво спросил один из них.
– Туда, куда поведу, – отрезал Малыш.
Удалившись в палатку, он стал размышлять о попавшем в беду товарище и продумывать план действий.
Что это еще за девушка и с чего вдруг Старик погнался за ней? Рехнулся что ли или забыл, что ненавидит всех белых женщин?
Наверное, решил Малыш, он поступил так, как подсказывала ему совесть. Видимо, иного выхода у него не было. Девушка попала в беду, и Старик, естественно, бросился ее выручать. Но как и где он повстречал ее? Негры ничего толком не знали.
Малыш заметил, что чернокожие горячо о чем-то заспорили, и вскоре с взволнованным видом они пересекли лагерь, направляясь к его палатке.
– В чем дело? – спросил Малыш, когда они предстали перед ним.
– Если ты, бвана, собрался в деревню людей-леопардов, – заявил уполномоченный, – то мы не пойдем. Нас мало, они запросто убьют нас и сожрут.
– Глупости! – воскликнул Малыш. – Что за выдумки! Они не посмеют.
– Старший бвана говорил то же самое, – ответил говорящий, – а сам не вернулся, умер.
– Не верю, что он умер, – возразил Малыш. – Мы идем его искать!
– Если пойдешь, то один, а мы – нет, – сказал негр.
Малыш видел, что ничто не в силах поколебать их решения. Невеселая перспектива, и все же он решил идти, пусть даже в одиночку. Только чего он добьется один? И тут у Малыша возникла идея.
– Вы согласны проводить меня? – спросил он.
– Докуда?
– До деревни Боболо. Может, сумею заручиться его помощью.
С минуту негры перешептывались, потом уполномоченный повернулся к белому.
– Мы согласны проводить тебя до деревни Боболо, – сказал он.
– Но не дальше, – добавил другой.
* * *
Старик дождался, пока женщины, рыхлившие землю, отошли подальше от дерева, на котором он прятался, затем осторожно слез вниз, прячась за ствол.Ему ни разу не доводилось бывать в деревне пигмеев, однако он часто слышал о бететах от жителей деревни Боболо и в общем знал, в какой стороне те живут. Правда, в том краю много разных тропинок, поди угадай, какая из них нужна тебе.
Будучи достаточно наслышан о бететах, он сознавал, что проникнуть в деревню будет совсем не просто.
Бететы принадлежали к дикому воинственному племени пигмеев и даже слыли людоедами. Подходы к деревне надежно охранялись, а непрошенный гость получал предупреждение в виде отравленной стрелы. Однако, невзирая на опасности, Старик не думал изменять своего решения и не колебался в выборе маршрута.
Одно то, что девушка находится в деревне бететов, заставляло его ускорять шаг.
Вскоре стемнело, но он шел вперед до тех пор, пока мог различать тропу, и был снова в пути с первыми проблесками рассвета.
Мрачный, глухой лес не пропускал ни единого солнечного луча. Вскоре Старика стала преследовать мысль, что он идет не той тропой, а приблизительно около полудня он вдруг остановился, неприятно пораженный. Перед ним на тропе виднелся его собственный след. Выходит, он всего-навсего сделал большой круг.
Постояв в растерянности, Старик пошел наугад по узкой извилистой тропинке, которая пересекала ту, по которой он плутал половину дня. Он не знал, куда ведет новая тропа – к реке или, наоборот, в лесные дебри, однако упрямо продолжал двигаться, ибо не идти не мог.
Теперь Старик внимательно изучал каждую тропинку, пересекавшую ему путь или ответвляющуюся в сторону.
Тропы были плотно утоптаны, по крайней мере, некоторые из них, на влажной почве виднелись четкие следы животных, но никакой важной для себя приметы он обнаружить не сумел. И лишь под самый вечер на пересечении троп Старик нашел то, что искал – отпечаток крошечной ступни пигмея.