Страница:
— Вы хотите сказать, что вы собираетесь пересечь тридцатый и избежать ареста? — он уже практически вопил.
— Вот именно, сэр, — ответил я. — А теперь вы можете спуститься вниз и когда вы найдете нужным вновь обратиться ко мне, то будьте любезны вспомнить о том, что я ваш командир, и в качестве такового меня следует приветствовать, отдавая честь.
Он вспыхнул, секунду помедлил, затем отдал честь и, повернувшись на каблуках, покинул мостик. Вскоре появился Альварес. Он был бледен, и за те несколько минут, что мы не виделись, постарел, казалось, лет на десять. Отсалютовав, он очень просто и прямо рассказал мне, что он наделал, и попросил, чтобы я велел взять его под арест.
Я положил ему руку на плечо. По-моему, у меня слегка дрожал голос, когда пожурив его за совершенное, я откровенно дал ему понять, что моя благодарность ничуть не. меньше, чем его верность. А потом я обрисовал ему свое намерение пренебречь предписанием относительно запретных линий и самому повести мой корабль в Нью-Йорк.
Я не просил его делить со мной ответственность. Просто я заявил, что не подчинюсь аресту, и что прошу его, всех остальных офицеров и членов экипажа о безоговорочном подчинении моим распоряжениям вплоть до того момента, когда мы причалим.
При моих словах лицо его просветлело, и он заверил меня, что я могу быть уверенным в том, что он готов подчиняться моим командам по обе стороны тридцатого. Я поспешил сказать ему, что в нем я и не сомневался.
Шторм продолжал бушевать еще три дня, а поскольку ветер за эти дни изменился самое большее на румб, то я знал, что мы уже далеко по ту сторону тридцатого, продолжаем стремительно двигаться на юго-восток. Заниматься ремонтом моторов или защитных устройств было в таких условиях невозможно, но на мостике у нас уже был установлен полный комплект приборов: узнав о моих намерениях, Альварес принес из своей каюты еще один. Комплект же, за разрушением которого застал его Джонсон, был третий резервный, о существовании которого на «Колдуотере» знал только Альварес.
Мы с нетерпением ждали, когда же наконец покажется солнце, чтобы определить свои координаты, но наши ожидания были вознаграждены только на четвертый день, всего за несколько минут до полудня.
Пока велись вычисления, все члены экипажа буквально извелись от возбуждения. О том, что мы обречены пересечь тридцатый, команда узнала почти одновременно со мной, и я склонен думать, что парни все были счастливы (до смерти, потому что страсть к приключениям и романтика все еще были живы в сердцах мужчин двадцать второго века, хотя мало что давало этим чувствам пищу между тридцатым и сто семьдесят пятым.
Экипаж ответственности за происшедшее никакой не нес. Они безнаказанно могли пересечь тридцатый и без всякого сомнения вернуться домой героями. Но как отличалось от их возвращения возвращение их командира!
Ветер установился ровный, но по-прежнему северо-западный, море тоже стало спокойней. Команда, за исключением тех, кто исполнял свои обязанности внизу, собралась на палубе. Как только наши координаты были окончательно вычислены, я лично объявил о них возбужденному, заждавшемуся экипажу.
— Парни, — сказал я, выступив вперед и глядя поверх поручня на их запрокинутые загорелые лица. — Я знаю, вы ждете сообщения о местонахождении корабля. Так вот, оно установлено: мы находимся на пятидесятом градусе семи минутах северной широты и двадцатом градусе шестнадцати минутах западной долготы.
Я остановился и гудение оживленного обмена мнениями пробежало по толпе, сгрудившейся внизу. — По ту сторону тридцатого. Но никаких изменений среди командного состава, в расписании или дисциплине до того момента, пока мы не причалим в порту Нью-Йорка, не предвидится.
Сказав это и отступив назад от поручня, я неожиданно услышал гром аплодисментов на палубе. Подобного я ни на одном корабле мира никогда не Слышал. Я сразу вспомнил истории о добрых старых днях, что мне доводилось читать, о днях, когда корабль строили для битв, а корабли мира были военными, ружья стреляли отнюдь не на тренировках, а палубы были залиты кровью.
Теперь, когда море стало успокаиваться, у нас появилась возможность заняться моторами, а несколько человек я послал проверить генераторы гравитационной защиты, надеясь все же на возможность вновь запустить их.
Две недели мы провозились с моторами, причем было совершенно ясно, что они были испорчены преднамеренно. Я назначил совет для изучения и рапорта о бедствии. Но все, что удалось в результате выяснить, так это то, что среди офицеров было несколько человек полностью на стороне Джонсона, так как совет во время своего расследования занимался в основном его защитой, хотя никакого обвинения никто ему не предъявлял.
Все это время нас относило почти прямо на восток. Ремонт моторов шел настолько успешно, что можно было надеяться, что через несколько часов мы сможем двинуться с их помощью на запад к берегам Пан-Америки.
Я занялся рыбной ловлей, чтобы хоть немного развеяться, и в то утро я тоже отправился на одной из лодок «Колдуотера» порыбачить. Дул легкий западный ветер. Море поблескивало под солнечными лучами. Мы отправились в западном направлении, поскольку я решил ни в коем случае ни на дюйм не продвигаться на восток на сколько это было в моих силах. В любом случае никто не должен был иметь возможности обвинить меня в желании нарушить предписания.
На борту, кроме меня был обычный личный состав лодки из трех человек — вполне достаточно для управления лодкой малой мощности. Мне хотелось побыть одному, поэтому я не пригласил с собой ни одного офицера, и теперь просто счастлив, что не сделал этого. Единственно, о чем я сейчас жалею, что не взял с собой более храбрых ребят.
Наша рыбалка нам удалась, но мы ушли на запад так далеко, что «Колдуотер» скрылся из виду. Только после полудня я отдал приказ возвращаться на корабль.
Мы успели проделать лишь очень короткий путь на восток, когда один из матросов удивленно вскрикнул, указывая в восточном направлении. Мы все посмотрели туда и невдалеке над линией горизонта увидели силуэт поднявшегося в небо «Колдуотера».
— Они починили и моторы, и генераторы! — воскликнул один из матросов.
Это казалось невероятным, и тем не менее совершенно очевидным. Только в тот же день утром лейтенант Джонсон сказал мне, что он боится, что восстановить работу генераторов невозможно. Я поручил ему ведение этих работ, поскольку он всегда считался одним из лучших специалистов по гравитационной защите во флоте. Он был автором нескольких изобретений, примененных в более поздних моделях, и я убежден, что относительно и теории, и практики гравизащиты он знает значительно больше, чем кто бы то ни был из живущих в Пан-Америке.
При виде «Колдуотера», находящегося вновь под полным контролем, ребята радостно завопили. Меня же по непонятной причине вдруг охватило предчувствие беды. И не потому, что я предвидел скорое возвращение в Пан-Америку и допросы — ведь я уже подготовился к сражению, которое должно было последовать за моим возвращением. Нет, это было что-то другое, неопределимое и смутное ощущение, странным образом возникшее при виде моего корабля, все выше поднимающегося в воздух и движущегося по направлению к нам.
Мне недолго пришлось подыскивать возможное объяснение моей депрессии, потому что несмотря на то, что нас было прекрасно видно и с мостика аэро-подводной лодки и с палубы, где сгрудились сотни матросов, корабль проследовал прямо над нами на высоте не более пятисот футов над морем и устремился в западном направлении.
Мы все закричали, и я выстрелил из пистолета, хотя и прекрасно знал, что все, кому следовало, видели нас. Но Корабль, не сбавляя хода, продолжал движение в том же направлении, становясь все меньше и меньше, пока вовсе не исчез из виду.
II
III
— Вот именно, сэр, — ответил я. — А теперь вы можете спуститься вниз и когда вы найдете нужным вновь обратиться ко мне, то будьте любезны вспомнить о том, что я ваш командир, и в качестве такового меня следует приветствовать, отдавая честь.
Он вспыхнул, секунду помедлил, затем отдал честь и, повернувшись на каблуках, покинул мостик. Вскоре появился Альварес. Он был бледен, и за те несколько минут, что мы не виделись, постарел, казалось, лет на десять. Отсалютовав, он очень просто и прямо рассказал мне, что он наделал, и попросил, чтобы я велел взять его под арест.
Я положил ему руку на плечо. По-моему, у меня слегка дрожал голос, когда пожурив его за совершенное, я откровенно дал ему понять, что моя благодарность ничуть не. меньше, чем его верность. А потом я обрисовал ему свое намерение пренебречь предписанием относительно запретных линий и самому повести мой корабль в Нью-Йорк.
Я не просил его делить со мной ответственность. Просто я заявил, что не подчинюсь аресту, и что прошу его, всех остальных офицеров и членов экипажа о безоговорочном подчинении моим распоряжениям вплоть до того момента, когда мы причалим.
При моих словах лицо его просветлело, и он заверил меня, что я могу быть уверенным в том, что он готов подчиняться моим командам по обе стороны тридцатого. Я поспешил сказать ему, что в нем я и не сомневался.
Шторм продолжал бушевать еще три дня, а поскольку ветер за эти дни изменился самое большее на румб, то я знал, что мы уже далеко по ту сторону тридцатого, продолжаем стремительно двигаться на юго-восток. Заниматься ремонтом моторов или защитных устройств было в таких условиях невозможно, но на мостике у нас уже был установлен полный комплект приборов: узнав о моих намерениях, Альварес принес из своей каюты еще один. Комплект же, за разрушением которого застал его Джонсон, был третий резервный, о существовании которого на «Колдуотере» знал только Альварес.
Мы с нетерпением ждали, когда же наконец покажется солнце, чтобы определить свои координаты, но наши ожидания были вознаграждены только на четвертый день, всего за несколько минут до полудня.
Пока велись вычисления, все члены экипажа буквально извелись от возбуждения. О том, что мы обречены пересечь тридцатый, команда узнала почти одновременно со мной, и я склонен думать, что парни все были счастливы (до смерти, потому что страсть к приключениям и романтика все еще были живы в сердцах мужчин двадцать второго века, хотя мало что давало этим чувствам пищу между тридцатым и сто семьдесят пятым.
Экипаж ответственности за происшедшее никакой не нес. Они безнаказанно могли пересечь тридцатый и без всякого сомнения вернуться домой героями. Но как отличалось от их возвращения возвращение их командира!
Ветер установился ровный, но по-прежнему северо-западный, море тоже стало спокойней. Команда, за исключением тех, кто исполнял свои обязанности внизу, собралась на палубе. Как только наши координаты были окончательно вычислены, я лично объявил о них возбужденному, заждавшемуся экипажу.
— Парни, — сказал я, выступив вперед и глядя поверх поручня на их запрокинутые загорелые лица. — Я знаю, вы ждете сообщения о местонахождении корабля. Так вот, оно установлено: мы находимся на пятидесятом градусе семи минутах северной широты и двадцатом градусе шестнадцати минутах западной долготы.
Я остановился и гудение оживленного обмена мнениями пробежало по толпе, сгрудившейся внизу. — По ту сторону тридцатого. Но никаких изменений среди командного состава, в расписании или дисциплине до того момента, пока мы не причалим в порту Нью-Йорка, не предвидится.
Сказав это и отступив назад от поручня, я неожиданно услышал гром аплодисментов на палубе. Подобного я ни на одном корабле мира никогда не Слышал. Я сразу вспомнил истории о добрых старых днях, что мне доводилось читать, о днях, когда корабль строили для битв, а корабли мира были военными, ружья стреляли отнюдь не на тренировках, а палубы были залиты кровью.
Теперь, когда море стало успокаиваться, у нас появилась возможность заняться моторами, а несколько человек я послал проверить генераторы гравитационной защиты, надеясь все же на возможность вновь запустить их.
Две недели мы провозились с моторами, причем было совершенно ясно, что они были испорчены преднамеренно. Я назначил совет для изучения и рапорта о бедствии. Но все, что удалось в результате выяснить, так это то, что среди офицеров было несколько человек полностью на стороне Джонсона, так как совет во время своего расследования занимался в основном его защитой, хотя никакого обвинения никто ему не предъявлял.
Все это время нас относило почти прямо на восток. Ремонт моторов шел настолько успешно, что можно было надеяться, что через несколько часов мы сможем двинуться с их помощью на запад к берегам Пан-Америки.
Я занялся рыбной ловлей, чтобы хоть немного развеяться, и в то утро я тоже отправился на одной из лодок «Колдуотера» порыбачить. Дул легкий западный ветер. Море поблескивало под солнечными лучами. Мы отправились в западном направлении, поскольку я решил ни в коем случае ни на дюйм не продвигаться на восток на сколько это было в моих силах. В любом случае никто не должен был иметь возможности обвинить меня в желании нарушить предписания.
На борту, кроме меня был обычный личный состав лодки из трех человек — вполне достаточно для управления лодкой малой мощности. Мне хотелось побыть одному, поэтому я не пригласил с собой ни одного офицера, и теперь просто счастлив, что не сделал этого. Единственно, о чем я сейчас жалею, что не взял с собой более храбрых ребят.
Наша рыбалка нам удалась, но мы ушли на запад так далеко, что «Колдуотер» скрылся из виду. Только после полудня я отдал приказ возвращаться на корабль.
Мы успели проделать лишь очень короткий путь на восток, когда один из матросов удивленно вскрикнул, указывая в восточном направлении. Мы все посмотрели туда и невдалеке над линией горизонта увидели силуэт поднявшегося в небо «Колдуотера».
— Они починили и моторы, и генераторы! — воскликнул один из матросов.
Это казалось невероятным, и тем не менее совершенно очевидным. Только в тот же день утром лейтенант Джонсон сказал мне, что он боится, что восстановить работу генераторов невозможно. Я поручил ему ведение этих работ, поскольку он всегда считался одним из лучших специалистов по гравитационной защите во флоте. Он был автором нескольких изобретений, примененных в более поздних моделях, и я убежден, что относительно и теории, и практики гравизащиты он знает значительно больше, чем кто бы то ни был из живущих в Пан-Америке.
При виде «Колдуотера», находящегося вновь под полным контролем, ребята радостно завопили. Меня же по непонятной причине вдруг охватило предчувствие беды. И не потому, что я предвидел скорое возвращение в Пан-Америку и допросы — ведь я уже подготовился к сражению, которое должно было последовать за моим возвращением. Нет, это было что-то другое, неопределимое и смутное ощущение, странным образом возникшее при виде моего корабля, все выше поднимающегося в воздух и движущегося по направлению к нам.
Мне недолго пришлось подыскивать возможное объяснение моей депрессии, потому что несмотря на то, что нас было прекрасно видно и с мостика аэро-подводной лодки и с палубы, где сгрудились сотни матросов, корабль проследовал прямо над нами на высоте не более пятисот футов над морем и устремился в западном направлении.
Мы все закричали, и я выстрелил из пистолета, хотя и прекрасно знал, что все, кому следовало, видели нас. Но Корабль, не сбавляя хода, продолжал движение в том же направлении, становясь все меньше и меньше, пока вовсе не исчез из виду.
II
Чтобы это могло значить? Ведь командование я поручил Альваресу, всегда самому верному из подчиненных. Я не мог даже думать о возможности предательства с его стороны. Нет, дело было в чем-то другом. Произошло что-то, что привело к тому, что командование на себя взял мой второй помощник, Порфирио Джонсон. Я был уверен в этом, но к чему все эти рассуждения? Тщетность предположений была слишком ощутима. «Колдуотер» бросил нас посреди океана. Без сомнения, никому из нас не суждено узнать почему.
Молодой матрос, сидевший на руле, развернул моторный катер, когда стало очевидным, что корабль проходит мимо, и сейчас мы продолжали двигаться в том же направлении, куда ушел «Колдуотер».
— Поверни катер обратно, Снайдер, — велел я, — держи его прямо на восток. Догнать «Колдуотер» мы не сможем, не сможем и пересечь океан. Единственно, что может нас спасти — это достичь ближайшей суши, а это если я не ошибаюсь, юго-западное побережье Англии. Ты слышал когда-нибудь об Англии, Снайдер?
— Это часть Североамериканских Штатов, которая была известна древним людям как Новая Англия, — ответил он. — Вы это имели в виду, сэр?
— Нет, Снайдер, — отозвался я. — Англия, с которой говорю я, — это остров континента под названием Европа. Там двести лет назад находилось могущественное королевство. А Североамериканские Соединенные Штаты и все Федеративные Штаты Канады когда-то принадлежали этой древней Англии.
— Европа, — буквально выдохнул один из матросов. — Мой дедушка частенько рассказывал мне истории о мире по ту сторону тридцатого. Он был жутко ученый и прочел много запрещенных книг.
— В этом я тоже похож на твоего деда, — сказал я, — потому что я тоже прочел гораздо больше, чем обычно читают морские офицеры, а ведь офицерам разрешено больше знать из области географии и истории, чем людям других профессий.
Многие из книг и бумаг адмирала Портера Тарка, моего предка, который жил двести лет назад, сохранились до сих пор и находятся в моем распоряжении. В них говорится об истории и географии древней Европы. Обычно я беру с собой в плавание несколько штук, а на этот раз я взял еще и карты Европы и ее морских путей. Как раз сегодня утром перед рыбалкой я их изучал и, к счастью, захватил с собой.
— Вы хотите попробовать добраться до Европы, сэр? — спросил Тейлор, молодой матрос, рассказавший о своем деде.
— Она ближе всего, — ответил я. — Мне всегда хотелось исследовать забытые земли Восточного полушария. Это наш шанс. Остаться в море, значит погибнуть. Никому из нас домой не вернуться. Давайте воспользуемся возможностью насладиться, пока мы живы, тем, что запрещено всем остальным — приключениями и тайной, что находится по ту сторону тридцатого.
Тейлор и Делкарт мое настроение поняли, но Снайдер был более скептичен.
— Это измена, сэр, — ответил ему я, — все верно, но не существует закона, требующего карать самих себя. Если бы мы могли вернуться в Пан-Америку, я бы первым настоял на возвращении, чтобы понести наказание. Но ведь все мы знаем, что это неосуществимо. Даже если наша лодка смогла бы доставить нас, то еды и питья у нас не хватит и на три дня.
— Мы обречены, Снайдер, умереть вдали от дома, не увидев ни одного из своих соотечественников, кроме сидящих в этом катере. По-моему, это достаточное наказание даже с точки зрения самого строго судьи.
Даже Снайдер был вынужден признать справедливость этих слов.
— Прекрасно, тогда давайте жить, пока живется, и наслаждаться приключениями и удовольствиями, что принесет нам каждый из грядущих дней, — ведь любой из них может стать последним.
Снайдер все равно, не смотря на мои слова, был полон страха, но Тейлор и Делкарт ответили искренним:
— Есть, сэр!
Они были сделаны из другого теста: оба сыновья морских офицеров. Они были аристократы по происхождению и отваживались мыслить самостоятельно.
Снайдер оказался в меньшинстве, поэтому мы продолжили путь на восток. По ту сторону тридцатого, да к тому же вдали от корабля, власть моя закончилась. Я сохранил лидерство только благодаря личным качествам и не сомневался в своей способности оставаться руководителем наших судеб до тех пор, пока это будет в человеческих силах. Я всегда был лидером и останусь им, пока существуют мой мозг и плоть и кровь. Искусству повиноваться Тарки обучаются с трудом.
Только на третий день мы увидели прямо впереди землю. Посмотрев карты, я решил, что это должны быть острова Силли. Но ветер был настолько силен, что я не решился пристать, и мы прошли севернее и вошли в Английский канал [1].
Думаю, что до этого меня никогда не охватывала подобная дрожь, что я испытал, осознав, что мы плывем по историческим водам. Мечты моей жизни, на исполнение которых у меня не было ни малейшей надежды, стали воплощаться в жизнь — но при каких печальных обстоятельствах!
Я никогда не смогу вернуться на родину. До конца дней своих я вынужден оставаться в изгнании. Но даже эти мысли не могли умерить мой пыл.
Я пристально вглядывался в водный путь. На севере виднелся скалистый берег Корнуолла. Я был первым американцем, чей взгляд покоился на нем впервые более чем за два столетия. Я напрасно искал признаки древней торговли, которая, если верить истории, усеяла поверхность Канала белыми парусами и задымила небеса бесчисленными трубами, но насколько мог охватить взгляд, колышущиеся волны Канала были пусты и безлюдны.
Ближе к полуночи ветер стих и море успокоилось, и после восхода я решил идти к берегу, чтобы попробовать высадиться — мы страшно нуждались в свежей воде и пище.
По моим наблюдениям, мы как раз миновали Рэм Хед, поэтому я решил войти в Плимутскую бухту и посетить Плимут. Согласно картам, город расположен недалеко от побережья, но кроме того там указан еще один город под названием Девонпорт, расположенный в устье реки Темар.
Я знал, однако, что невелика разница, какой город мы выбираем для высадки, потому что англичане издавна славились своим гостеприимством по отношению к морякам. По мере того, как мы приближались к устью залива, я начал высматривать рыбачьи лодки, думая увидеть их рано утром, занятые промыслом. Но даже когда мы уже обошли Рэм Хед и вошли в воды самого залива, я не увидел ни одного корабля. Не было видно ни бакенов, ни маяка, ни каких-либо других знаков для указания крупным кораблям фарватера, что привело меня в недоумение.
На заросшем густой растительностью берегу не было и следов зданий, не было и людей. Мы миновали залив и вошли в устье реки Темар в том же никем не нарушаемом одиночестве, что и в Ла-Манше. В той степени, насколько мы могли видеть, не было никаких признаков того, что нога человека вообще когда-либо ступала на землю на этом тихом берегу.
Я пришел в замешательство, а затем впервые меня заставила похолодеть догадка о происходящем.
Никаких следов войны вокруг не было. На всей протяженности видимой части берега было ясно, что в течение многих лет людей здесь не бывало. И все же я не мог заставить себя поверить, что не найду жителей Англии. Обдумав это, я сделал вывод, что невозможно, чтобы война еще продолжалась, и что люди ушли из этих мест туда, где легче защитить себя от захватчиков.
Но что же тогда произошло с их древними береговыми укреплениями? Что же здесь могло помешать вражеским силам высадиться и идти куда им угодно? Ничего. Я не мог поверить в то, что столь просвещенная в военном отношении нация как древние англичане, могла бросить по собственному желанию берег и великолепную гавань незащищенными, отдавая их в распоряжение врага.
Я все больше и больше приходил в замешательство. Тайна, окружавшая нас, была неразрешима. Мы высадились, и теперь я стоял на месте, где согласно моим картам громадный город должен был вздымать свои шпили и трубы. Но вокруг не было ничего, кроме заброшенной, каменистой земли, заросшей сорняками, ежевикой и густой высокой травой.
Даже если и стоял здесь когда-то город, то и следа от него не осталось. Неровность почвы предположительно можно было объяснить тем, что гигантская масса обломков постепенно в течение веков все зарастала и в конце концов скрылась под подлеском.
Я вытащил короткую абордажную саблю, которыми, как вы знаете, из уважения к традициям, вооружены и офицеры и матросы нашего флота, и концом ее принялся ковырять землю.
Лезвие вошло в грунт примерно на семь дюймов и наткнулось на что-то похожее на камень. Разрыхлив землю, я освободил этот предмет и вытащил из почвы. Это оказался старинный кирпич из обожженной глины.
Делкарта мы оставили охранять катер, но Снайдер и Тейлор сопровождали меня; теперь, последовав моему примеру, оба увлеченно занялись раскопками. Мы выкопали огромное количество таких же кирпичей и стали уже утрачивать свой пыл, когда Снайдер вдруг вскрикнул от удивления. Я обернулся к нему: он протянул мне человеческий череп.
Я взял его и стал внимательно разглядывать. Прямо посредине лба находилось маленькое отверстие. Этот джентльмен нашел свой конец, явно защищая свою страну от захватчика.
Снайдер вытащил еще одну находку — металлический шип и потускневшие, покрытые ржавчиной металлические украшения. Они лежали в земле прямо рядом с черепом.
Концом своей сабли Снайдер счистил грязь и ярь-медянку с самого большого украшения.
— Какая-то надпись, — сказал он и передал предмет мне.
Это был шип и украшения древнего германского шлема. За короткое время мы нашли еще много подтверждений тому, что там, где мы теперь стояли, произошла великая битва. Но я и тогда и теперь не в состоянии объяснить присутствие немецких солдат на побережье Англии так далеко от Лондона, который согласно мнению историков и был целью устремлений захватчиков.
Я могу предположить, что возможны два варианта: либо Англия была временно завоевана тевтонами, либо было предпринято столь широко масштабное вторжение, что немецкие войска одновременно высадились в огромном количестве в разных частях побережья Англии. Последующие открытия подтверждают подобный взгляд.
Мы еще некоторое время занимались раскопками при помощи сабель до тех пор, пока я не уверился в том, что у нас под ногами, разрушенный и мертвый, лежит в развалинах древний Девонпорт.
Я не мог сдержать вздоха при мысли о том, что принесла война по меньшей мере этой части Англии. Дальше на восток, ближе к Лондону, мы должны повстречаться с совсем иным. Там должна быть цивилизация наших английских собратьев, в течение двух веков продолжавшая свое развитие, как и у нас. Там должны быть великолепные города, возделанные поля, счастливые люди. Там нас примут как обретенных вновь родственников. Там мы наедем великую нацию, которую интересует мир по ту сторону тридцатого от нее, точно так же, как и меня всегда тянуло узнать, что же происходит у них.
Я повернул обратно к лодке.
— Вперед, ребята! — сказал я. — Нам надо подняться вверх по реке, наполнить бочонки свежей водой, раздобыть еды и топлива, чтобы завтра в полной готовности двинуться на восток. Я собираюсь в Лондон.
Молодой матрос, сидевший на руле, развернул моторный катер, когда стало очевидным, что корабль проходит мимо, и сейчас мы продолжали двигаться в том же направлении, куда ушел «Колдуотер».
— Поверни катер обратно, Снайдер, — велел я, — держи его прямо на восток. Догнать «Колдуотер» мы не сможем, не сможем и пересечь океан. Единственно, что может нас спасти — это достичь ближайшей суши, а это если я не ошибаюсь, юго-западное побережье Англии. Ты слышал когда-нибудь об Англии, Снайдер?
— Это часть Североамериканских Штатов, которая была известна древним людям как Новая Англия, — ответил он. — Вы это имели в виду, сэр?
— Нет, Снайдер, — отозвался я. — Англия, с которой говорю я, — это остров континента под названием Европа. Там двести лет назад находилось могущественное королевство. А Североамериканские Соединенные Штаты и все Федеративные Штаты Канады когда-то принадлежали этой древней Англии.
— Европа, — буквально выдохнул один из матросов. — Мой дедушка частенько рассказывал мне истории о мире по ту сторону тридцатого. Он был жутко ученый и прочел много запрещенных книг.
— В этом я тоже похож на твоего деда, — сказал я, — потому что я тоже прочел гораздо больше, чем обычно читают морские офицеры, а ведь офицерам разрешено больше знать из области географии и истории, чем людям других профессий.
Многие из книг и бумаг адмирала Портера Тарка, моего предка, который жил двести лет назад, сохранились до сих пор и находятся в моем распоряжении. В них говорится об истории и географии древней Европы. Обычно я беру с собой в плавание несколько штук, а на этот раз я взял еще и карты Европы и ее морских путей. Как раз сегодня утром перед рыбалкой я их изучал и, к счастью, захватил с собой.
— Вы хотите попробовать добраться до Европы, сэр? — спросил Тейлор, молодой матрос, рассказавший о своем деде.
— Она ближе всего, — ответил я. — Мне всегда хотелось исследовать забытые земли Восточного полушария. Это наш шанс. Остаться в море, значит погибнуть. Никому из нас домой не вернуться. Давайте воспользуемся возможностью насладиться, пока мы живы, тем, что запрещено всем остальным — приключениями и тайной, что находится по ту сторону тридцатого.
Тейлор и Делкарт мое настроение поняли, но Снайдер был более скептичен.
— Это измена, сэр, — ответил ему я, — все верно, но не существует закона, требующего карать самих себя. Если бы мы могли вернуться в Пан-Америку, я бы первым настоял на возвращении, чтобы понести наказание. Но ведь все мы знаем, что это неосуществимо. Даже если наша лодка смогла бы доставить нас, то еды и питья у нас не хватит и на три дня.
— Мы обречены, Снайдер, умереть вдали от дома, не увидев ни одного из своих соотечественников, кроме сидящих в этом катере. По-моему, это достаточное наказание даже с точки зрения самого строго судьи.
Даже Снайдер был вынужден признать справедливость этих слов.
— Прекрасно, тогда давайте жить, пока живется, и наслаждаться приключениями и удовольствиями, что принесет нам каждый из грядущих дней, — ведь любой из них может стать последним.
Снайдер все равно, не смотря на мои слова, был полон страха, но Тейлор и Делкарт ответили искренним:
— Есть, сэр!
Они были сделаны из другого теста: оба сыновья морских офицеров. Они были аристократы по происхождению и отваживались мыслить самостоятельно.
Снайдер оказался в меньшинстве, поэтому мы продолжили путь на восток. По ту сторону тридцатого, да к тому же вдали от корабля, власть моя закончилась. Я сохранил лидерство только благодаря личным качествам и не сомневался в своей способности оставаться руководителем наших судеб до тех пор, пока это будет в человеческих силах. Я всегда был лидером и останусь им, пока существуют мой мозг и плоть и кровь. Искусству повиноваться Тарки обучаются с трудом.
Только на третий день мы увидели прямо впереди землю. Посмотрев карты, я решил, что это должны быть острова Силли. Но ветер был настолько силен, что я не решился пристать, и мы прошли севернее и вошли в Английский канал [1].
Думаю, что до этого меня никогда не охватывала подобная дрожь, что я испытал, осознав, что мы плывем по историческим водам. Мечты моей жизни, на исполнение которых у меня не было ни малейшей надежды, стали воплощаться в жизнь — но при каких печальных обстоятельствах!
Я никогда не смогу вернуться на родину. До конца дней своих я вынужден оставаться в изгнании. Но даже эти мысли не могли умерить мой пыл.
Я пристально вглядывался в водный путь. На севере виднелся скалистый берег Корнуолла. Я был первым американцем, чей взгляд покоился на нем впервые более чем за два столетия. Я напрасно искал признаки древней торговли, которая, если верить истории, усеяла поверхность Канала белыми парусами и задымила небеса бесчисленными трубами, но насколько мог охватить взгляд, колышущиеся волны Канала были пусты и безлюдны.
Ближе к полуночи ветер стих и море успокоилось, и после восхода я решил идти к берегу, чтобы попробовать высадиться — мы страшно нуждались в свежей воде и пище.
По моим наблюдениям, мы как раз миновали Рэм Хед, поэтому я решил войти в Плимутскую бухту и посетить Плимут. Согласно картам, город расположен недалеко от побережья, но кроме того там указан еще один город под названием Девонпорт, расположенный в устье реки Темар.
Я знал, однако, что невелика разница, какой город мы выбираем для высадки, потому что англичане издавна славились своим гостеприимством по отношению к морякам. По мере того, как мы приближались к устью залива, я начал высматривать рыбачьи лодки, думая увидеть их рано утром, занятые промыслом. Но даже когда мы уже обошли Рэм Хед и вошли в воды самого залива, я не увидел ни одного корабля. Не было видно ни бакенов, ни маяка, ни каких-либо других знаков для указания крупным кораблям фарватера, что привело меня в недоумение.
На заросшем густой растительностью берегу не было и следов зданий, не было и людей. Мы миновали залив и вошли в устье реки Темар в том же никем не нарушаемом одиночестве, что и в Ла-Манше. В той степени, насколько мы могли видеть, не было никаких признаков того, что нога человека вообще когда-либо ступала на землю на этом тихом берегу.
Я пришел в замешательство, а затем впервые меня заставила похолодеть догадка о происходящем.
Никаких следов войны вокруг не было. На всей протяженности видимой части берега было ясно, что в течение многих лет людей здесь не бывало. И все же я не мог заставить себя поверить, что не найду жителей Англии. Обдумав это, я сделал вывод, что невозможно, чтобы война еще продолжалась, и что люди ушли из этих мест туда, где легче защитить себя от захватчиков.
Но что же тогда произошло с их древними береговыми укреплениями? Что же здесь могло помешать вражеским силам высадиться и идти куда им угодно? Ничего. Я не мог поверить в то, что столь просвещенная в военном отношении нация как древние англичане, могла бросить по собственному желанию берег и великолепную гавань незащищенными, отдавая их в распоряжение врага.
Я все больше и больше приходил в замешательство. Тайна, окружавшая нас, была неразрешима. Мы высадились, и теперь я стоял на месте, где согласно моим картам громадный город должен был вздымать свои шпили и трубы. Но вокруг не было ничего, кроме заброшенной, каменистой земли, заросшей сорняками, ежевикой и густой высокой травой.
Даже если и стоял здесь когда-то город, то и следа от него не осталось. Неровность почвы предположительно можно было объяснить тем, что гигантская масса обломков постепенно в течение веков все зарастала и в конце концов скрылась под подлеском.
Я вытащил короткую абордажную саблю, которыми, как вы знаете, из уважения к традициям, вооружены и офицеры и матросы нашего флота, и концом ее принялся ковырять землю.
Лезвие вошло в грунт примерно на семь дюймов и наткнулось на что-то похожее на камень. Разрыхлив землю, я освободил этот предмет и вытащил из почвы. Это оказался старинный кирпич из обожженной глины.
Делкарта мы оставили охранять катер, но Снайдер и Тейлор сопровождали меня; теперь, последовав моему примеру, оба увлеченно занялись раскопками. Мы выкопали огромное количество таких же кирпичей и стали уже утрачивать свой пыл, когда Снайдер вдруг вскрикнул от удивления. Я обернулся к нему: он протянул мне человеческий череп.
Я взял его и стал внимательно разглядывать. Прямо посредине лба находилось маленькое отверстие. Этот джентльмен нашел свой конец, явно защищая свою страну от захватчика.
Снайдер вытащил еще одну находку — металлический шип и потускневшие, покрытые ржавчиной металлические украшения. Они лежали в земле прямо рядом с черепом.
Концом своей сабли Снайдер счистил грязь и ярь-медянку с самого большого украшения.
— Какая-то надпись, — сказал он и передал предмет мне.
Это был шип и украшения древнего германского шлема. За короткое время мы нашли еще много подтверждений тому, что там, где мы теперь стояли, произошла великая битва. Но я и тогда и теперь не в состоянии объяснить присутствие немецких солдат на побережье Англии так далеко от Лондона, который согласно мнению историков и был целью устремлений захватчиков.
Я могу предположить, что возможны два варианта: либо Англия была временно завоевана тевтонами, либо было предпринято столь широко масштабное вторжение, что немецкие войска одновременно высадились в огромном количестве в разных частях побережья Англии. Последующие открытия подтверждают подобный взгляд.
Мы еще некоторое время занимались раскопками при помощи сабель до тех пор, пока я не уверился в том, что у нас под ногами, разрушенный и мертвый, лежит в развалинах древний Девонпорт.
Я не мог сдержать вздоха при мысли о том, что принесла война по меньшей мере этой части Англии. Дальше на восток, ближе к Лондону, мы должны повстречаться с совсем иным. Там должна быть цивилизация наших английских собратьев, в течение двух веков продолжавшая свое развитие, как и у нас. Там должны быть великолепные города, возделанные поля, счастливые люди. Там нас примут как обретенных вновь родственников. Там мы наедем великую нацию, которую интересует мир по ту сторону тридцатого от нее, точно так же, как и меня всегда тянуло узнать, что же происходит у них.
Я повернул обратно к лодке.
— Вперед, ребята! — сказал я. — Нам надо подняться вверх по реке, наполнить бочонки свежей водой, раздобыть еды и топлива, чтобы завтра в полной готовности двинуться на восток. Я собираюсь в Лондон.
III
Мертвая тишина Девонпорта внезапно была нарушена выстрелом.
Он раздался явно неподалеку от того места, где был наш катер, и через мгновение мы все втроем уже бежали со всех ног к лодке. Как только мы достигли предела ее видимости, то обнаружили, что Делкарт склонился над чем-то лежащим на земле приблизительно в ста ярдах от катера. Когда мы позвали его, он помахал фуражкой и, наклонившись, поднял небольшую лань, чтобы показать нам.
Я уже был готов поздравить его с добычей, как нас напугал вопль донесшийся справа, чуть впереди от нас. Он, казалось, раздался в густых спутанных зарослях недалеко от того места, где стоял Делкарт. Это был жуткий, наводящий страх звук, подобного которому я в жизни не слыхал.
Взгляды наши обратились в ту сторону, откуда он шел. Улыбка замерла у Делкарта на губах. Даже на расстоянии, нас разделявшем, было видно, как он побледнел. Затем он быстро вскинул винтовку. В тот же самый момент создание, издавшее напугавший нас вопль, выдвинулось из-за скрывавших его ветвей настолько, что мы смогли его разглядеть.
Тейлор и Снайдер одновременно вскрикнули от удивления и ужаса.
— Что это? — спросил Снайдер.
Появившееся животное, тонкое, длинное и гибкое, в высоту достигало приблизительно половину роста высокого мужчины; оно было покрыто рыжевато-коричневым мехом с черными полосами; горло и живот были белые. По строению оно напоминало кошку — огромную кошку, преувеличенно колоссальную кошку с жестоким взглядом и дьявольским выражением щетинистой морды с оскаленными громадными желтыми клыками.
Зверь направился, крадучись, прямо на Делкарта, целившегося в него.
— Что это, сэр? — снова пробормотал Снайдер, и полузабытая картинка из учебника естественной истории всплыла у меня в памяти, и я узнал в жутком звере Felis tigris, тигра, чучела которого выставлялись на всеобщее обозрение и в Западном полушарии.
Снайдер и Тейлор были вооружены и винтовками и револьверами, а у меня был только револьвер. Выхватив у Снайдера из трясущихся рук его винтовку, я позвал Тейлора следовать за мной и мы рванулись вперед, крича, чтобы отвлечь внимание зверя от Делкарта до тех пор, пока мы не подбежим достаточно близко, чтобы выстрелы наши смогли достичь цели с наибольшим успехом.
Я закричал, чтобы Делкарт не стрелял, потому что я опасался того, что наши малого калибра стальные пули вместо того, чтобы убить зверя, задев, лишь еще больше разъярят его. Но Делкарт не понял меня, подумав, что я, наоборот, приказываю стрелять.
Когда раздался выстрел, тигр внезапно остановился как бы в удивлении, затем повернулся и вцепился себе в плечо зубами, после чего вновь направился к Делкарту, издавая ужасный рев. Он бросился с невероятной скоростью, не обращая внимания на пули, одну за другой летящие из автоматической винтовки храбреца.
Мы с Тейлором тоже открыли огонь по тигру, но несмотря на то, что он представлял собой прекрасную мишень, эффект был приблизительно таким же, как если бы мы принялись обстреливать его мыльными пузырями.
Он буквально как торпеда бросился на Делкарта и мы увидели, продираясь сквозь высокую траву, как он навалился и сбил парня на землю.
Благородный Делкарт не отступил ни на шаг. Двести лег мира не охладили кровь в его жилах. Даже оказавшись под зверем, он продолжал выпускать пулю за пулей ему прямо в морду. Даже в тот миг, когда я было подумал, что он погиб, я не мог сдержать чувства гордости за то, что он из моей команды, что мы одного поля ягоды, настоящий джентльмен Пан-Америки. И то, что он подтвердил на деле один из основных принципов приверженцев армии и флота о том, что военная подготовка необходима для сохранения личного мужества пан-американской расы, еще более усилило мою гордость за него. Ведь поколениями мы не встречались лицом к лицу с большими опасностями, чем несчастные случаи в обычной жизни высоко цивилизованного общества, поистине огражденного использующим лучшие достижения передовой науки, великолепно организованным и всемогущим правительством.
Еще на бегу нас с Тейлором поразило, что зверь, навалившийся на Делкарта, не терзает его, а лежит тихо и неподвижно, и только когда мы подбежали настолько близко, что дула наших ружей уперлись в голову животного, я понял, почему столь внезапно оборвалось нападение — Felis tigris был мертв.
Одна из наших пуль, или одна из последних пуль Делкарта поразили зверя прямо в сердце, и он умер, сшибив Делкарта на землю.
Через минуту парень с нашей помощью выбрался из-под трупа несостоявшегося убийцы, причем оказалось, что на нем— нет и царапины.
Делкарт ничуть не утратил своей жизнерадостности. Он вылез из-под тигра с широкой улыбкой на красивом как всегда лице, и даже я не смог ощутить дрожи его мускулов или хотя бы признаков возбуждения или нервозности в его голосе.
Затем мы все вместе начали искать объяснение присутствия этого дикого зверя так далеко от мест его обитания. Сведения, полученные мною из книг, говорили о том, что тигры практически не проживали за пределами Азии и что в двадцатом веке, во всяком случае, в Англии дикие животные на свободе не встречались.
Пока мы беседовали, Снайдер присоединился к нам и я вернул ему винтовку. Тейлор и Делкарт подобрали убитую лань и мы медленным шагом направились к лодке. Делкарт хотел снять шкуру с тигра, но я был вынужден не разрешить, так как обработать и сохранить как следует ее мы не могли.
На берегу мы освежевали лань, взяли с собой столько мяса, сколько могли поместить в лодке и уже отчаливали от берега, чтобы продолжить путь за свежей водой и топливом, как нас ошеломили вопли из кустов неподалеку.
— Еще один Felis tigris, — сказал Тейлор.
— Или целая дюжина, — добавил Делкарт, и пока он это говорил, один за другим появились восемь матерых тигров — великолепные экземпляры.
При виде нас они начали метаться как разъяренные демоны. Было ясно, что трех винтовок недостаточно и я приказал отойти от берега, надеясь, что тигры плавать не умеют.
И действительно, они сгрудились все на берегу, а затем начали расхаживать взад и вперед, угрожающе рыча и глядя на нас весьма неприветливо.
Заведя мотор и уже отплывая, мы слышали такие же призывы и из глубины зарослей. Казалось, этот ответ на призыв собратьев, мечущихся у кромки воды. Судя по разнообразию и величине территории, с которой эти звуки доносились, мы решили, что заброшенные земли населяет невероятное количество зверей.
Он раздался явно неподалеку от того места, где был наш катер, и через мгновение мы все втроем уже бежали со всех ног к лодке. Как только мы достигли предела ее видимости, то обнаружили, что Делкарт склонился над чем-то лежащим на земле приблизительно в ста ярдах от катера. Когда мы позвали его, он помахал фуражкой и, наклонившись, поднял небольшую лань, чтобы показать нам.
Я уже был готов поздравить его с добычей, как нас напугал вопль донесшийся справа, чуть впереди от нас. Он, казалось, раздался в густых спутанных зарослях недалеко от того места, где стоял Делкарт. Это был жуткий, наводящий страх звук, подобного которому я в жизни не слыхал.
Взгляды наши обратились в ту сторону, откуда он шел. Улыбка замерла у Делкарта на губах. Даже на расстоянии, нас разделявшем, было видно, как он побледнел. Затем он быстро вскинул винтовку. В тот же самый момент создание, издавшее напугавший нас вопль, выдвинулось из-за скрывавших его ветвей настолько, что мы смогли его разглядеть.
Тейлор и Снайдер одновременно вскрикнули от удивления и ужаса.
— Что это? — спросил Снайдер.
Появившееся животное, тонкое, длинное и гибкое, в высоту достигало приблизительно половину роста высокого мужчины; оно было покрыто рыжевато-коричневым мехом с черными полосами; горло и живот были белые. По строению оно напоминало кошку — огромную кошку, преувеличенно колоссальную кошку с жестоким взглядом и дьявольским выражением щетинистой морды с оскаленными громадными желтыми клыками.
Зверь направился, крадучись, прямо на Делкарта, целившегося в него.
— Что это, сэр? — снова пробормотал Снайдер, и полузабытая картинка из учебника естественной истории всплыла у меня в памяти, и я узнал в жутком звере Felis tigris, тигра, чучела которого выставлялись на всеобщее обозрение и в Западном полушарии.
Снайдер и Тейлор были вооружены и винтовками и револьверами, а у меня был только револьвер. Выхватив у Снайдера из трясущихся рук его винтовку, я позвал Тейлора следовать за мной и мы рванулись вперед, крича, чтобы отвлечь внимание зверя от Делкарта до тех пор, пока мы не подбежим достаточно близко, чтобы выстрелы наши смогли достичь цели с наибольшим успехом.
Я закричал, чтобы Делкарт не стрелял, потому что я опасался того, что наши малого калибра стальные пули вместо того, чтобы убить зверя, задев, лишь еще больше разъярят его. Но Делкарт не понял меня, подумав, что я, наоборот, приказываю стрелять.
Когда раздался выстрел, тигр внезапно остановился как бы в удивлении, затем повернулся и вцепился себе в плечо зубами, после чего вновь направился к Делкарту, издавая ужасный рев. Он бросился с невероятной скоростью, не обращая внимания на пули, одну за другой летящие из автоматической винтовки храбреца.
Мы с Тейлором тоже открыли огонь по тигру, но несмотря на то, что он представлял собой прекрасную мишень, эффект был приблизительно таким же, как если бы мы принялись обстреливать его мыльными пузырями.
Он буквально как торпеда бросился на Делкарта и мы увидели, продираясь сквозь высокую траву, как он навалился и сбил парня на землю.
Благородный Делкарт не отступил ни на шаг. Двести лег мира не охладили кровь в его жилах. Даже оказавшись под зверем, он продолжал выпускать пулю за пулей ему прямо в морду. Даже в тот миг, когда я было подумал, что он погиб, я не мог сдержать чувства гордости за то, что он из моей команды, что мы одного поля ягоды, настоящий джентльмен Пан-Америки. И то, что он подтвердил на деле один из основных принципов приверженцев армии и флота о том, что военная подготовка необходима для сохранения личного мужества пан-американской расы, еще более усилило мою гордость за него. Ведь поколениями мы не встречались лицом к лицу с большими опасностями, чем несчастные случаи в обычной жизни высоко цивилизованного общества, поистине огражденного использующим лучшие достижения передовой науки, великолепно организованным и всемогущим правительством.
Еще на бегу нас с Тейлором поразило, что зверь, навалившийся на Делкарта, не терзает его, а лежит тихо и неподвижно, и только когда мы подбежали настолько близко, что дула наших ружей уперлись в голову животного, я понял, почему столь внезапно оборвалось нападение — Felis tigris был мертв.
Одна из наших пуль, или одна из последних пуль Делкарта поразили зверя прямо в сердце, и он умер, сшибив Делкарта на землю.
Через минуту парень с нашей помощью выбрался из-под трупа несостоявшегося убийцы, причем оказалось, что на нем— нет и царапины.
Делкарт ничуть не утратил своей жизнерадостности. Он вылез из-под тигра с широкой улыбкой на красивом как всегда лице, и даже я не смог ощутить дрожи его мускулов или хотя бы признаков возбуждения или нервозности в его голосе.
Затем мы все вместе начали искать объяснение присутствия этого дикого зверя так далеко от мест его обитания. Сведения, полученные мною из книг, говорили о том, что тигры практически не проживали за пределами Азии и что в двадцатом веке, во всяком случае, в Англии дикие животные на свободе не встречались.
Пока мы беседовали, Снайдер присоединился к нам и я вернул ему винтовку. Тейлор и Делкарт подобрали убитую лань и мы медленным шагом направились к лодке. Делкарт хотел снять шкуру с тигра, но я был вынужден не разрешить, так как обработать и сохранить как следует ее мы не могли.
На берегу мы освежевали лань, взяли с собой столько мяса, сколько могли поместить в лодке и уже отчаливали от берега, чтобы продолжить путь за свежей водой и топливом, как нас ошеломили вопли из кустов неподалеку.
— Еще один Felis tigris, — сказал Тейлор.
— Или целая дюжина, — добавил Делкарт, и пока он это говорил, один за другим появились восемь матерых тигров — великолепные экземпляры.
При виде нас они начали метаться как разъяренные демоны. Было ясно, что трех винтовок недостаточно и я приказал отойти от берега, надеясь, что тигры плавать не умеют.
И действительно, они сгрудились все на берегу, а затем начали расхаживать взад и вперед, угрожающе рыча и глядя на нас весьма неприветливо.
Заведя мотор и уже отплывая, мы слышали такие же призывы и из глубины зарослей. Казалось, этот ответ на призыв собратьев, мечущихся у кромки воды. Судя по разнообразию и величине территории, с которой эти звуки доносились, мы решили, что заброшенные земли населяет невероятное количество зверей.