Страница:
Все уже потянулись в столовую, и Лиза осталась на поляне одна. Она не стала одеваться понаряднее к сегодняшнему вечеру, только набросила ярко-синюю ветровку на теплой подкладке.
Неожиданно она почувствовала, что кто-то стоит у нее за спиной, и сразу поняла кто. Конечно, это был Валентин – все такой же, с тем же преданно-унылым взглядом, в том же свитере. Только волосы над ушами стали еще длиннее – отросли за время картошки. Не говоря ни слова, Лиза посмотрела в глаза Валентину, ожидая, что он смутится и уйдет. Но тот не собирался уходить – наоборот, сделал несколько шагов в ее сторону.
– Лиза, я понимаю, вы обиделись на меня тогда… Но я ума не приложу, чем вас обидел. Я ведь просто сказал то, что чувствую к вам. Я еще и не все сказал…
– Да не обиделась я на вас, Валентин Казимирович, правда! – Лизе и жаль было его, и примешивалось к этой жалости необъяснимое презрение. – Просто я не знаю, о чем с вами говорить. Наверное, я вам не подхожу, вы ошиблись во мне, вот и все.
– Я только хотел вам сказать: вы еще себя не знаете, Лиза, вы можете в себе ошибаться! Я уверен, что вам необходим тонко чувствующий, интеллигентный человек, который помог бы вам во всем разобраться…
Это было уже слишком! То рэкетир учит ее, кто ей необходим, то этот нудный тип с грязными волосами! И все-то они о ней знают, и даже будущее ее уже продумали. Откуда такая уверенность?
– Знаете, Валентин Казимирович, давайте я сама буду разбираться, если захочу! А вы будете мне химию преподавать!
Она сама себе удивлялась: откуда взялась эта резкость у нее, обычно даже застенчивой, когда надо было сказать что-нибудь не слишком приятное? Очень уж он вывел ее из себя. Почему-то именно Валентин, хотя он ведь не хуже других, с кем ей только и доводилось общаться. Но какой-нибудь Гоша или Серега Ефименко – они и есть такие, как есть, а этому ведь кажется, что он какой-то особенный…
Ничего больше не говоря, Лиза ушла в дом. В столовую она не пошла, провалялась с книгой на кровати, не обращая внимания на пьяные крики под окном. Пусть думают что хотят, какое ей дело! Ей хотелось плакать, она даже в книгу не могла вчитаться: та жизнь, которая возникала на этих пожелтевших страницах, не имела никакого отношения к ее, Лизиной, жизни…
Так начался ее первый студенческий год.
…Училась Лиза неплохо, как и в школе. Только в школе все-таки казалось, что скоро наступит совсем другая, особенная жизнь, а теперь таких иллюзий не было. Лиза и сама удивлялась своим институтским успехам. Ведь нисколько не занималась, ну совсем не тратила на это времени! Наверное, она просто казалась преподавателям этакой примерной отличницей – еще бы, коса до пояса, огромные ясные глаза! – и они не слишком вникали в ее знания.
Год пролетел быстро, ничего не изменив в ее жизни; пошел и второй – точно такой же, как первый.
Валентина Казимировича Лиза встречала только в институтских коридорах: его предмет должен был начаться на третьем курсе. Он несколько раз пытался с нею заговорить, но она просто невежливо отворачивалась. О чем с ним было говорить, если она и так знала, что он ей хочет сказать?
За нею, как всегда, многие ухаживали. И даже настойчиво ухаживали: звонили вечерами, звали на дискотеку. Она и ходила туда то с одним, то с другим парнем, и иногда, выпив немного вина, целовалась с ними в подъезде – противно ведь вечно строить из себя недотрогу, даже как-то неловко! Но ей всегда тошно было вспоминать об этих поцелуях…
Мать наблюдала за Лизой со все возрастающей тревогой. Что происходит с ее девочкой, прежде такой ласковой и спокойной? Отчего она то ходит, будто вареная, то оживляется после чьего-нибудь звонка, то плачет ночью?
Зоя Сергеевна хорошо знала жизнь – настоящую, не ту, что мерещится девчонкам накануне их первой любви. Муж ее умер, когда Лизе исполнился год, а Коля учился в седьмом классе. Отплакав свои первые вдовьи дни, она поняла, какая ноша на нее теперь свалилась, кроме тоски по любимому мужу. Как ей, учительнице младших классов, да еще сидящей дома с маленькой Лизой, растить двоих детей? Хорошо, что Коленька – умный, порядочный мальчик, но ведь это пока, а что с ним будет без отца? Не попадет ли в дурную компанию? Да и просто – где брать деньги на них двоих при крошечной учительской зарплате и мизерной пенсии по мужу? Было от чего прийти в отчаяние, но Зоя Сергеевна не пришла. Характер у нее был решительный, соображала она быстро: прежде всего, надо обеспечить семью продуктами, значит – заняться огородом. То, что спустя много лет стало источником существования для большинства городских семей, спасало Зою Сергеевну давным-давно.
Участок, выделенный ей школой, находился почти в городской черте, доехать можно было автобусом, и Зоя Сергеевна подолгу пропадала там. У нее не хватило ни денег, ни знакомств, чтобы построить дачный домик, но небольшая бытовка, превращенная ее стараниями в довольно уютное летнее пристанище, на участке была, вполне заменяя детям настоящую дачу.
Все Лизино детство прошло в зеленых джунглях: дома вечно была высажена помидорная и еще какая-нибудь рассада, которую следовало растить, обогревать лампой и вовремя поливать. Коля подшучивал над матерью:
– Ты, мама, прямо Мичурин какой-то! Круглый год у нас что-то растет!
Но исправно помогал вскапывать огород, возился с яблонями и ягодными кустами, копал картошку. Он давно уже понял, каких усилий стоит матери поддерживать их жизнь такой, как прежде.
А Лизе просто нравилось копаться в земле, особенно возиться с цветами и яблонями, и она делала это легко, охотно, даже не считая работой.
Мать приучила ее читать – не просто читать что попало, лишь бы позанимательнее, а читать как раз те книжки, которые давно уже мало кто из знакомых открывал по собственной воле, без школьного принуждения. Наверное, имей Лиза менее живой характер, она превратилась бы в книжную девочку – так много книг она прочитала в детстве и ранней юности. Но ей всегда хотелось действовать самой, она представляла себя то Наташей Ростовой на охоте, то Джульеттой на свидании с Ромео, – и только те книги были ей интересны, героиней которых она могла вообразить себя.
Дома была неплохая библиотека, Лиза была записана и в городскую. Она любила сидеть в читальном зале, любила его особую, внимательную тишину, в которой можно было вслушиваться в себя, мечтать и фантазировать. Даже сейчас, выйдя из школьного возраста, она забегала сюда временами, с грустью замечая, как стареют знакомые с детства библиотекарши, становятся какими-то прозрачными и едва не шелестят, как книжные страницы. Если бы можно было так и жить всегда: копаться в огороде, сидеть в этом тихом зале, читать книги… Лиза и сама не понимала, почему это не может продолжаться бесконечно, но чувствовала, что пришло время нового. Время пришло, а новое – не приходило.
Зоя Сергеевна понимала, что надо поговорить с Лизой, но все не могла решиться на это. Ну что она скажет дочери, если не может в точности объяснить, что же ее беспокоит?
Однажды, наблюдая краем глаза, как Лиза сначала сидела у телевизора, безучастно глядя на экран, а потом встала и подошла к темному окну, – Зоя Сергеевна не выдержала.
– Доча, что с тобой? – спросила она.
Лиза обернулась, стараясь изобразить на лице удивление.
– Со мной? Да ничего, мама, просто фильм скучный, я и не стала смотреть.
– Да нет, я не о том, ты же понимаешь. Лизонька, ты сама не своя последнее время стала. С тобой ничего не случилось? Скажи мне, прошу тебя, если б ты знала, как я волнуюсь! Сейчас все так тревожно, непонятно… Кто это заезжал за тобой несколько раз на иностранной машине, мне тетя Клава говорила?
– Ах, это! – Лиза махнула рукой. – Да случайный один человек, не о чем волноваться, мама. Ты же видишь, он и не появляется больше.
– Да ведь и никто не появляется, Лиза! Ты не подумай, я не то что к женихам тебя гоню, но непонятно это. Такая ты у меня красивая, такая умница, а все сидишь одна… – Мать старалась заглянуть Лизе в лицо, но та незаметно отводила взгляд. – Ладно ли, доча, ведь все твои подружки как-то…
– Именно что «как-то», мама! – сказала Лиза с неожиданной страстью. – Именно что кое-как, потому что выбирать не из чего! Ну что хорошего в их женихах? Ты же знаешь, я с людьми не переборчивая, со всяким могу договориться, но не хочется ведь со всяким!
– Ну почему ж со всяким, Лизонька? Вон, Наташа Шебалина какого нашла хорошего парня, я его еще в первом классе учила – помнишь, Славик Рютькин? Армию отслужит он, поженятся. И такая парочка хорошая, ведь любо-дорого посмотреть!..
– Хорошая пара… – Лиза помолчала. – Да ведь он и подходит Наташе. Много ли ей надо? Пьет в меру, работящий – и ладно.
– Ох, доча, на свою голову я тебя такою вырастила! Думаешь, так легко найти по себе человека? Да ты оглянись вокруг – какие они теперь, мужики? Тот алкаш, тот жену бьет чуть не до смерти, а другой вроде и по всему ничего, да бестолковый какой-то – что есть он в семье, что нет его… И кого ты ждешь, какого принца?
– А ты, мама, кого ты для меня ждешь? – Лиза внимательно посмотрела на мать, точно читала простые ее мысли.
– Для тебя? Да ведь ты у меня добрая девочка, впечатлительная. Тебе такого надо, чтоб был опорой, чтоб ты горя за ним не знала. Не сейчас, не сейчас, – замахала она рукой, предвидя Лизины возражения. – Но отчего же о будущем-то и не подумать? Ведь нищета кругом, Лизонька, ты посмотри только, настоящая нищета, до принца ли тут? – В голосе матери проскользнуло отчаяние.
У Зои Сергеевны было теперь даже больше оснований для отчаяния, чем после смерти мужа. Во что превратилась жизнь, и как быстро! Ведь не живут все, а только борются за существование, женщины бьются как рыбы об лед, чтобы вытянуть детей, мужики пьют больше, чем прежде, или подались в бандиты. А они с Лизой – что делали бы они, если бы не помогал Коля? Слава богу, что в Москве, наверное, больше возможностей зарабатывать деньги – вон, Коленька по специальности работает и хорошо устроен в какой-то фирме, сам живет и им помогает, он всегда был таким отзывчивым! А как бы без него? И как будет жить Лиза, не вечно же на Колиной помощи? И в кого она уродилась такая непрактичная, ничего-то она в жизни не понимает, а ведь, кажется, с детства особой роскоши не видала!
Лиза понимала, о чем думает мать. И даже – о ком думает. Конечно, о соседе Борисе.
Борис появился в их доме сравнительно недавно, около года назад. Их прежние соседи долго разменивали свою небольшую квартирку после женитьбы сына – что-то доплачивали, делали двойной обмен – и в результате соседом Успенских стал этот самый Борис. Он позвонил в их дверь как-то воскресным утром.
– Здравствуйте, хозяйка! Вас как звать? Меня – Борис Андрусенок, будем знакомы! – услышала Лиза бодрый голос в коридоре, когда Зоя Сергеевна открыла дверь.
– А, так вы сосед наш новый? – догадалась мать. – Рады знакомству. Да вы проходите, проходите в дом, чего ж на пороге… Лиза, иди, познакомься с соседом!
Борис Андрусенок оказался крепким, невысоким парнем лет тридцати. Про таких сразу догадаешься: хозяйственный. У него было круглое загорелое лицо, маленькие глазки глядели уверенно и весело. Одет он был в клетчатую рубашку и потертые джинсы польского пошива.
– О, книг у вас сколько! – удивился Борис, входя в комнату. – Ну, правильно, вы ж учительница, вам положено. Я тоже книжки люблю читать, только времени нет – то в рейсе, то отдохнуть надо после рейса.
– Вы шофер? – спросила Лиза, накрывая на стол.
– Дальнобойщик, – подтвердил Борис. – А ты чего на «вы» мне говоришь, как старику?
– Да я так просто, – смутилась Лиза. – Мы ведь не знакомы…
– Ну, были незнакомые – теперь познакомились, брось ты эти церемонии. Я человек простой, негордый, так что, если чего – помочь там, картошки привезти – я всегда, не стесняйтесь.
Разговаривать с ним было легко, хотя особенно и не о чем. Но он и не ждал, когда собеседник найдет тему для разговора – сам говорил без передышки: рассказывал разные смешные истории, бывавшие с ним в пути, вспоминал свою армейскую службу, старшину и прапорщика, и при этом вкусно прихлебывал чай, нахваливая варенье Зои Сергеевны.
– Может, вам что покрепче – за знакомство? – Зоя Сергеевна вопросительно посмотрела на нового соседа.
– Это – нет! – решительно заявил он. – Я вообще-то могу употребить, конечно, да завтра в рейс надо, придется воздержаться на сегодня. Ничего, соседки, другой раз примем за знакомство, это дело от нас не уйдет! Правда, Лиз? – подмигнул он Лизе.
Из первого же дальнего рейса он привез соседкам подарки: Зое Сергеевне – два килограмма сливочного масла, а Лизе – коробочку с тенями для век, на которой расплывчатыми золотыми буквами было написано «Paris». Зоя Сергеевна смутилась:
– Что это ты, Борис, прямо неудобно, ей-богу! Зачем ты потратился? Я сейчас же деньги отдам…
– Еще чего! – засмеялся сосед. – Остановился по дороге, гляжу, масло дешевое, чего было не взять для хороших людей? Я и себе взял. Насчет денег вы, Зоя Сергевна, не беспокойтесь. Я не порожний ездил, кое-что и себе перепало. А чего мне их, солить, деньги эти, одному-то?
– А что же не женишься? – спросила Зоя Сергеевна.
– Было уж дело – женился, – объяснил Борис. – Да работа наша такая – дальнобойная. Когда ночь дома проведешь, а когда и нет, не всякой девке понравится. Моя быстро хвостом крутнула. Приезжаю, а ее уж и нету, записочку только оставила: мол, что это за семья, вечно ты в отъезде, встретимся при разводе. Ладно еще, детей не завели. Что поделаешь, ежели у девки дурость одна в голове! Ну, не все ж такие… – И он выразительно посмотрел на Лизу.
Борис стал часто захаживать к соседям. Зоя Сергеевна даже предлагала ему что-нибудь зашить-заштопать, но он неизменно отказывался:
– Это я сам, невелика работа!
Вскоре мать души не чаяла в Борисе, и Лиза соглашалась с нею: действительно, отличный парень. Лиза явно нравилась ему, но заговорить об этом он, обычно такой разбитной и свойский, почему-то не решался, и она была этому рада.
Время от времени Борис просил:
– Ты мне подобрала бы чего почитать поинтереснее, Лизуша, надоел этот телик.
И Лиза давала ему почитать детективы, которые они с матерью тоже любили и которые им привозил из Москвы Коля, или подсовывала какие-нибудь современные житейские истории – эти книги покупала Зоя Сергеевна. Но житейское не вдохновляло Бориса.
– Ну-у, опять про магазин да про баню! – разочарованно тянул он, когда Лиза протягивала ему какой-нибудь современный роман. – Нет, Лиз, это ты сама читай, ежели нравится, а я на это дело в дороге нагляделся, сыт по горло. Давай опять про шпионов чего-нибудь, их небось и на свете-то нет.
Хороший он был человек, Лиза правильно поняла это в первый же день знакомства. Хороший, и основательный, и надежный. И, конечно, это о нем думала сейчас мать…
– Я понимаю, мама, ты о Борисе хочешь сказать.
– А хоть бы и о Борисе. Уж куда лучше? – Мать старалась поймать Лизин взгляд. – Что с того, что он шофер? Поумнее иного образованного будет, а уж какой человек хороший… Разве нет?
– Да, мама, – согласилась Лиза. – Он очень хороший человек.
– И ты ему нравишься, разве не видишь?
– Вижу.
– Так в чем же дело, Лизонька? Или ты от него предложения ждешь? А я думаю, он побаивается тебе предложение делать. Видит, что молодая ты еще, да и обжегся раз на молоке, теперь на воду дует. По мне, так из-за работы его беспокоиться нечего. Человек он порядочный, не позволит себе на стороне, если дома жена будет ждать.
– Жена? – Лиза удивленно посмотрела на мать. – О чем ты говоришь, мама?
– А что же тут такого, Лиза? Да, торопиться тебе вроде некуда, в девятнадцать-то лет. Но если человек рядом хороший – для чего тянуть? Ты пойми меня правильно, я ведь тебе добра желаю. – Мать умоляюще смотрела на нее. – Я едва ли не всех парней твоих знакомых или сама в школе переучила, или от других учителей слыхала. И что? Ну кого ты знаешь такого, чтобы ждать, когда он на тебя внимание обратит?
Мать была права; возразить Лизе было нечего. А та продолжала:
– Я раньше еще думала: может, ты в Москву поедешь учиться, тогда дело другое. Так ведь ты сама не захотела. Но раз уж ты здесь решила жить, Лизонька, так ведь надо к жизни как-то прилаживаться, ты у меня не маленькая уже. Коля, дай ему Бог здоровья, помогает, но ведь надо и своими силами когда-то жить начинать. И я не вечная…
Лиза слушала молча, и на глазах у нее выступали слезы. Да, мама права, и почему она раньше не говорила с нею об этом? Сколько могут длиться эти глупые мечтанья, чего она ждет, из-за чего скучает и страдает? Ведь ее не привлекает ни учеба, ни будущая работа – она даже не знает, какой может быть эта работа. Значит, только благополучное замужество. Можно было бы, конечно, подождать, но разве, и правда, появится кто-нибудь, кого она здесь еще не знает? А Борис – вот он, и он женится на ней хоть завтра, этого только слепой может не видеть, и кто может быть лучше его?
Куда ты денешься?
В ту ночь не спала ни Лиза, ни Зоя Сергеевна.
Мать ворочалась в кровати, переживая, что была, наверное, груба с Лизонькой. Бедная девочка, о чем приходится думать, и в какие юные годы! А куда денешься, если жизнь теперь такая – не жалеет ни молодых, ни старых… И, всхлипывая в подушку, Зоя Сергеевна все же была рада, что поговорила наконец с Лизой. Как ни жаль разрушать ее иллюзии, а лучше уж это сделает родная мать, чем чужой дядя.
Лиза смотрела в темную крестовину окна, как в омут. Жизнь неожиданно заглянула ей в лицо, и взгляд этот оказался суровым. Она никогда не считала себя нерешительной, но на что могла она решиться сейчас? Лихорадочно перебирала она в уме все, что можно было бы предпринять. Конечно, мать не станет ее торопить с замужеством, но ведь жизнь поторопит! Борис уже сейчас смотрит на нее таким внимательным взглядом, точно ждет какого-то безмолвного позволения… Если не он, то кто? А если не сейчас, то скорее всего не он, не вечно же он будет жить холостяком. И снова – кто тогда и что тогда, какая судьба?
Ничего светлого не вставало перед нею в будущем, хоть плачь, хоть о стенку бейся головой.
«Может, поехать все-таки в Москву?» Лиза хваталась за эту мысль, точно утопающий за соломинку.
Но тут же отметала такую возможность. В каком качестве она туда приедет? Явится к Коле и Наташе – здравствуйте, решила у вас жить, устройте мою судьбу? И они поведут ее куда-нибудь, чтобы выдать замуж? Нет, времена Татьяны Лариной и ярмарки невест ушли безвозвратно…
Лиза расстегнула верхнюю пуговку ночной рубашки; закрытый байковый ворот душил ее. Она встала, отодвинула занавеску и распахнула окно. В комнату хлынул холодный мартовский воздух, казалось, в нем слышен был звон нерастаявших льдинок.
А может, ей вообще не выходить замуж? Но мысль о том, что она останется одна, почему-то ужасала Лизу – хотя, казалось бы, всю жизнь она видела одиночество собственной матери, и никогда ее жизнь не казалась Лизе беспросветной. Но она смутно догадывалась, что ее мама – совсем другое дело, чем она. То ли так сильно любила мама покойного отца – Лиза никогда не решалась ее об этом спросить, – то ли просто обладала таким характером, что могла жить одна. А она, Лиза, совсем другая. Вся ее душа трепещет в странном ожидании, и это – ожидание любви, какого-то неведомого счастья, которое накрепко связано с любовью. И вдруг – одиночество… Нет-нет, только не это! Лучше уж поскорее выйти за Бориса.
И Лиза снова и снова всматривалась в собственную душу, пытаясь понять: испытывает она к нему хоть что-нибудь, что можно было бы считать любовью? Вся беда была в том, что Лиза и не знала – какая она, любовь?..
Наутро она встала с воспаленными, заплаканными глазами, бледная. Мать всплеснула руками:
– Лизонька, детка, ну нельзя же так! Все я, дура старая, сама виновата! Разве можно было об этом с девочкой… Бог с тобою, Лизонька, не думай ты о замужестве об этом, если сердце не лежит! Устроится все как-нибудь, авось Господь не выдаст… Смотри, какая бледненькая, ведь так и заболеть недолго!
Но Лиза смотрела на мать устало и спокойно.
– Почему же, мама, – надо думать. Вот Борис из рейса вернется – и надо как-то подумать. Но не самой же к нему лезть с предложением, правда?
– Правда, правда, устроится все, я же тебе говорю, доча! Главное, ты сама решила… А парень он не глупый, все поймет…
Вечером позвонил Коля. Лиза подошла к телефону…
Известие о том, что Лиза бросила институт, едва не лишило Зою Сергеевну дара речи.
– Лизонька, как же это? Ведь я думала, ты справку возьмешь, разве тебе бы не дали? Да хоть к Вере Семеновне сходить, я бы позвонила…
– Мама, но я ведь тебе всегда говорила: не люблю я ни институт этот, ни химию, зачем они мне?
– Так-то оно так. – Мать вгляделась в Лизино лицо, в ее глаза, сияющие совсем новым, радостным блеском. – Если бы институт только… Лиза, честно мне скажи: не хочешь ты сюда возвращаться, передумала все, о чем говорила?
Лизе не хотелось притворяться.
– Мама, я не знаю. Вот честно тебе говорю – не знаю, и все тут. Конечно, возвращаться не хочу, но и любой ценой отсюда вырываться мне тоже не надо. Подождем, ладно? Посмотрим.
– А Борис? Что ему-то скажешь?
– А зачем ему что-то говорить? Еду брату помочь, что тут такого?
– Нельзя так, Лиза! – рассердилась мать. – Что за бессердечие такое, что за обман? Не пойдешь за него – так и скажи!
Лиза не выдержала и рассмеялась.
– Мамочка, ты так говоришь, будто он мне руку и сердце предлагал! Да, может, это все наши выдумки. Ну, поглядывает на соседку, мало ли! А по мне, – добавила она, посерьезнев, – пусть бы он женился поскорее, и жену нашел хорошую, какую он заслуживает.
Мать слушала дочку с грустной улыбкой. Совсем ребенок, хоть и притворяется взрослой, рассудительной! Только повеяло какой-то переменой, поманило чем-то новым – и она летит, как мотылек на огонь, и уже не собирается устраивать свою жизнь, уже ей ни до чего! Ну, что ж поделаешь – такая, значит, ее судьба. А может, еще и сложится…
– Что ж, доча, надо собираться, о чем уж теперь говорить, раз обещала приехать. Кто и поможет Коле, если не ты.
Борис вернулся из рейса в самый разгар сборов. Лиза сидела на полу и перебирала платья, лежащие перед нею на ковре. Зоя Сергеевна отглаживала для нее белую батистовую блузку. Нельзя сказать, что известие о Лизиной поездке вызвало у Бориса восторг, но и особенного горя на лице его не выразилось.
– Надолго, Лизуша, едешь? Ого, на полгода почти – это да! Ну, что поделаешь: родня есть родня. Не забывай там старых друзей в Москве. Столица – дело хорошее, а все ж домой возвращаться…
Он проводил Лизу на вокзал вместе с мамой, умело устроил под полкой чемодан, приговаривая:
– Все едет народ, все едет – и как не надоест только?
Когда Лиза махала им рукой, стоя в тамбуре за спиной у проводницы, сердце ее на мгновение сжалось. Но тут же всплыла перед глазами Москва – ее она увидит всего ночь спустя! – и Лиза улыбнулась этому завтрашнему городу радостно и доверчиво.
Глава 4
Неожиданно она почувствовала, что кто-то стоит у нее за спиной, и сразу поняла кто. Конечно, это был Валентин – все такой же, с тем же преданно-унылым взглядом, в том же свитере. Только волосы над ушами стали еще длиннее – отросли за время картошки. Не говоря ни слова, Лиза посмотрела в глаза Валентину, ожидая, что он смутится и уйдет. Но тот не собирался уходить – наоборот, сделал несколько шагов в ее сторону.
– Лиза, я понимаю, вы обиделись на меня тогда… Но я ума не приложу, чем вас обидел. Я ведь просто сказал то, что чувствую к вам. Я еще и не все сказал…
– Да не обиделась я на вас, Валентин Казимирович, правда! – Лизе и жаль было его, и примешивалось к этой жалости необъяснимое презрение. – Просто я не знаю, о чем с вами говорить. Наверное, я вам не подхожу, вы ошиблись во мне, вот и все.
– Я только хотел вам сказать: вы еще себя не знаете, Лиза, вы можете в себе ошибаться! Я уверен, что вам необходим тонко чувствующий, интеллигентный человек, который помог бы вам во всем разобраться…
Это было уже слишком! То рэкетир учит ее, кто ей необходим, то этот нудный тип с грязными волосами! И все-то они о ней знают, и даже будущее ее уже продумали. Откуда такая уверенность?
– Знаете, Валентин Казимирович, давайте я сама буду разбираться, если захочу! А вы будете мне химию преподавать!
Она сама себе удивлялась: откуда взялась эта резкость у нее, обычно даже застенчивой, когда надо было сказать что-нибудь не слишком приятное? Очень уж он вывел ее из себя. Почему-то именно Валентин, хотя он ведь не хуже других, с кем ей только и доводилось общаться. Но какой-нибудь Гоша или Серега Ефименко – они и есть такие, как есть, а этому ведь кажется, что он какой-то особенный…
Ничего больше не говоря, Лиза ушла в дом. В столовую она не пошла, провалялась с книгой на кровати, не обращая внимания на пьяные крики под окном. Пусть думают что хотят, какое ей дело! Ей хотелось плакать, она даже в книгу не могла вчитаться: та жизнь, которая возникала на этих пожелтевших страницах, не имела никакого отношения к ее, Лизиной, жизни…
Так начался ее первый студенческий год.
…Училась Лиза неплохо, как и в школе. Только в школе все-таки казалось, что скоро наступит совсем другая, особенная жизнь, а теперь таких иллюзий не было. Лиза и сама удивлялась своим институтским успехам. Ведь нисколько не занималась, ну совсем не тратила на это времени! Наверное, она просто казалась преподавателям этакой примерной отличницей – еще бы, коса до пояса, огромные ясные глаза! – и они не слишком вникали в ее знания.
Год пролетел быстро, ничего не изменив в ее жизни; пошел и второй – точно такой же, как первый.
Валентина Казимировича Лиза встречала только в институтских коридорах: его предмет должен был начаться на третьем курсе. Он несколько раз пытался с нею заговорить, но она просто невежливо отворачивалась. О чем с ним было говорить, если она и так знала, что он ей хочет сказать?
За нею, как всегда, многие ухаживали. И даже настойчиво ухаживали: звонили вечерами, звали на дискотеку. Она и ходила туда то с одним, то с другим парнем, и иногда, выпив немного вина, целовалась с ними в подъезде – противно ведь вечно строить из себя недотрогу, даже как-то неловко! Но ей всегда тошно было вспоминать об этих поцелуях…
Мать наблюдала за Лизой со все возрастающей тревогой. Что происходит с ее девочкой, прежде такой ласковой и спокойной? Отчего она то ходит, будто вареная, то оживляется после чьего-нибудь звонка, то плачет ночью?
Зоя Сергеевна хорошо знала жизнь – настоящую, не ту, что мерещится девчонкам накануне их первой любви. Муж ее умер, когда Лизе исполнился год, а Коля учился в седьмом классе. Отплакав свои первые вдовьи дни, она поняла, какая ноша на нее теперь свалилась, кроме тоски по любимому мужу. Как ей, учительнице младших классов, да еще сидящей дома с маленькой Лизой, растить двоих детей? Хорошо, что Коленька – умный, порядочный мальчик, но ведь это пока, а что с ним будет без отца? Не попадет ли в дурную компанию? Да и просто – где брать деньги на них двоих при крошечной учительской зарплате и мизерной пенсии по мужу? Было от чего прийти в отчаяние, но Зоя Сергеевна не пришла. Характер у нее был решительный, соображала она быстро: прежде всего, надо обеспечить семью продуктами, значит – заняться огородом. То, что спустя много лет стало источником существования для большинства городских семей, спасало Зою Сергеевну давным-давно.
Участок, выделенный ей школой, находился почти в городской черте, доехать можно было автобусом, и Зоя Сергеевна подолгу пропадала там. У нее не хватило ни денег, ни знакомств, чтобы построить дачный домик, но небольшая бытовка, превращенная ее стараниями в довольно уютное летнее пристанище, на участке была, вполне заменяя детям настоящую дачу.
Все Лизино детство прошло в зеленых джунглях: дома вечно была высажена помидорная и еще какая-нибудь рассада, которую следовало растить, обогревать лампой и вовремя поливать. Коля подшучивал над матерью:
– Ты, мама, прямо Мичурин какой-то! Круглый год у нас что-то растет!
Но исправно помогал вскапывать огород, возился с яблонями и ягодными кустами, копал картошку. Он давно уже понял, каких усилий стоит матери поддерживать их жизнь такой, как прежде.
А Лизе просто нравилось копаться в земле, особенно возиться с цветами и яблонями, и она делала это легко, охотно, даже не считая работой.
Мать приучила ее читать – не просто читать что попало, лишь бы позанимательнее, а читать как раз те книжки, которые давно уже мало кто из знакомых открывал по собственной воле, без школьного принуждения. Наверное, имей Лиза менее живой характер, она превратилась бы в книжную девочку – так много книг она прочитала в детстве и ранней юности. Но ей всегда хотелось действовать самой, она представляла себя то Наташей Ростовой на охоте, то Джульеттой на свидании с Ромео, – и только те книги были ей интересны, героиней которых она могла вообразить себя.
Дома была неплохая библиотека, Лиза была записана и в городскую. Она любила сидеть в читальном зале, любила его особую, внимательную тишину, в которой можно было вслушиваться в себя, мечтать и фантазировать. Даже сейчас, выйдя из школьного возраста, она забегала сюда временами, с грустью замечая, как стареют знакомые с детства библиотекарши, становятся какими-то прозрачными и едва не шелестят, как книжные страницы. Если бы можно было так и жить всегда: копаться в огороде, сидеть в этом тихом зале, читать книги… Лиза и сама не понимала, почему это не может продолжаться бесконечно, но чувствовала, что пришло время нового. Время пришло, а новое – не приходило.
Зоя Сергеевна понимала, что надо поговорить с Лизой, но все не могла решиться на это. Ну что она скажет дочери, если не может в точности объяснить, что же ее беспокоит?
Однажды, наблюдая краем глаза, как Лиза сначала сидела у телевизора, безучастно глядя на экран, а потом встала и подошла к темному окну, – Зоя Сергеевна не выдержала.
– Доча, что с тобой? – спросила она.
Лиза обернулась, стараясь изобразить на лице удивление.
– Со мной? Да ничего, мама, просто фильм скучный, я и не стала смотреть.
– Да нет, я не о том, ты же понимаешь. Лизонька, ты сама не своя последнее время стала. С тобой ничего не случилось? Скажи мне, прошу тебя, если б ты знала, как я волнуюсь! Сейчас все так тревожно, непонятно… Кто это заезжал за тобой несколько раз на иностранной машине, мне тетя Клава говорила?
– Ах, это! – Лиза махнула рукой. – Да случайный один человек, не о чем волноваться, мама. Ты же видишь, он и не появляется больше.
– Да ведь и никто не появляется, Лиза! Ты не подумай, я не то что к женихам тебя гоню, но непонятно это. Такая ты у меня красивая, такая умница, а все сидишь одна… – Мать старалась заглянуть Лизе в лицо, но та незаметно отводила взгляд. – Ладно ли, доча, ведь все твои подружки как-то…
– Именно что «как-то», мама! – сказала Лиза с неожиданной страстью. – Именно что кое-как, потому что выбирать не из чего! Ну что хорошего в их женихах? Ты же знаешь, я с людьми не переборчивая, со всяким могу договориться, но не хочется ведь со всяким!
– Ну почему ж со всяким, Лизонька? Вон, Наташа Шебалина какого нашла хорошего парня, я его еще в первом классе учила – помнишь, Славик Рютькин? Армию отслужит он, поженятся. И такая парочка хорошая, ведь любо-дорого посмотреть!..
– Хорошая пара… – Лиза помолчала. – Да ведь он и подходит Наташе. Много ли ей надо? Пьет в меру, работящий – и ладно.
– Ох, доча, на свою голову я тебя такою вырастила! Думаешь, так легко найти по себе человека? Да ты оглянись вокруг – какие они теперь, мужики? Тот алкаш, тот жену бьет чуть не до смерти, а другой вроде и по всему ничего, да бестолковый какой-то – что есть он в семье, что нет его… И кого ты ждешь, какого принца?
– А ты, мама, кого ты для меня ждешь? – Лиза внимательно посмотрела на мать, точно читала простые ее мысли.
– Для тебя? Да ведь ты у меня добрая девочка, впечатлительная. Тебе такого надо, чтоб был опорой, чтоб ты горя за ним не знала. Не сейчас, не сейчас, – замахала она рукой, предвидя Лизины возражения. – Но отчего же о будущем-то и не подумать? Ведь нищета кругом, Лизонька, ты посмотри только, настоящая нищета, до принца ли тут? – В голосе матери проскользнуло отчаяние.
У Зои Сергеевны было теперь даже больше оснований для отчаяния, чем после смерти мужа. Во что превратилась жизнь, и как быстро! Ведь не живут все, а только борются за существование, женщины бьются как рыбы об лед, чтобы вытянуть детей, мужики пьют больше, чем прежде, или подались в бандиты. А они с Лизой – что делали бы они, если бы не помогал Коля? Слава богу, что в Москве, наверное, больше возможностей зарабатывать деньги – вон, Коленька по специальности работает и хорошо устроен в какой-то фирме, сам живет и им помогает, он всегда был таким отзывчивым! А как бы без него? И как будет жить Лиза, не вечно же на Колиной помощи? И в кого она уродилась такая непрактичная, ничего-то она в жизни не понимает, а ведь, кажется, с детства особой роскоши не видала!
Лиза понимала, о чем думает мать. И даже – о ком думает. Конечно, о соседе Борисе.
Борис появился в их доме сравнительно недавно, около года назад. Их прежние соседи долго разменивали свою небольшую квартирку после женитьбы сына – что-то доплачивали, делали двойной обмен – и в результате соседом Успенских стал этот самый Борис. Он позвонил в их дверь как-то воскресным утром.
– Здравствуйте, хозяйка! Вас как звать? Меня – Борис Андрусенок, будем знакомы! – услышала Лиза бодрый голос в коридоре, когда Зоя Сергеевна открыла дверь.
– А, так вы сосед наш новый? – догадалась мать. – Рады знакомству. Да вы проходите, проходите в дом, чего ж на пороге… Лиза, иди, познакомься с соседом!
Борис Андрусенок оказался крепким, невысоким парнем лет тридцати. Про таких сразу догадаешься: хозяйственный. У него было круглое загорелое лицо, маленькие глазки глядели уверенно и весело. Одет он был в клетчатую рубашку и потертые джинсы польского пошива.
– О, книг у вас сколько! – удивился Борис, входя в комнату. – Ну, правильно, вы ж учительница, вам положено. Я тоже книжки люблю читать, только времени нет – то в рейсе, то отдохнуть надо после рейса.
– Вы шофер? – спросила Лиза, накрывая на стол.
– Дальнобойщик, – подтвердил Борис. – А ты чего на «вы» мне говоришь, как старику?
– Да я так просто, – смутилась Лиза. – Мы ведь не знакомы…
– Ну, были незнакомые – теперь познакомились, брось ты эти церемонии. Я человек простой, негордый, так что, если чего – помочь там, картошки привезти – я всегда, не стесняйтесь.
Разговаривать с ним было легко, хотя особенно и не о чем. Но он и не ждал, когда собеседник найдет тему для разговора – сам говорил без передышки: рассказывал разные смешные истории, бывавшие с ним в пути, вспоминал свою армейскую службу, старшину и прапорщика, и при этом вкусно прихлебывал чай, нахваливая варенье Зои Сергеевны.
– Может, вам что покрепче – за знакомство? – Зоя Сергеевна вопросительно посмотрела на нового соседа.
– Это – нет! – решительно заявил он. – Я вообще-то могу употребить, конечно, да завтра в рейс надо, придется воздержаться на сегодня. Ничего, соседки, другой раз примем за знакомство, это дело от нас не уйдет! Правда, Лиз? – подмигнул он Лизе.
Из первого же дальнего рейса он привез соседкам подарки: Зое Сергеевне – два килограмма сливочного масла, а Лизе – коробочку с тенями для век, на которой расплывчатыми золотыми буквами было написано «Paris». Зоя Сергеевна смутилась:
– Что это ты, Борис, прямо неудобно, ей-богу! Зачем ты потратился? Я сейчас же деньги отдам…
– Еще чего! – засмеялся сосед. – Остановился по дороге, гляжу, масло дешевое, чего было не взять для хороших людей? Я и себе взял. Насчет денег вы, Зоя Сергевна, не беспокойтесь. Я не порожний ездил, кое-что и себе перепало. А чего мне их, солить, деньги эти, одному-то?
– А что же не женишься? – спросила Зоя Сергеевна.
– Было уж дело – женился, – объяснил Борис. – Да работа наша такая – дальнобойная. Когда ночь дома проведешь, а когда и нет, не всякой девке понравится. Моя быстро хвостом крутнула. Приезжаю, а ее уж и нету, записочку только оставила: мол, что это за семья, вечно ты в отъезде, встретимся при разводе. Ладно еще, детей не завели. Что поделаешь, ежели у девки дурость одна в голове! Ну, не все ж такие… – И он выразительно посмотрел на Лизу.
Борис стал часто захаживать к соседям. Зоя Сергеевна даже предлагала ему что-нибудь зашить-заштопать, но он неизменно отказывался:
– Это я сам, невелика работа!
Вскоре мать души не чаяла в Борисе, и Лиза соглашалась с нею: действительно, отличный парень. Лиза явно нравилась ему, но заговорить об этом он, обычно такой разбитной и свойский, почему-то не решался, и она была этому рада.
Время от времени Борис просил:
– Ты мне подобрала бы чего почитать поинтереснее, Лизуша, надоел этот телик.
И Лиза давала ему почитать детективы, которые они с матерью тоже любили и которые им привозил из Москвы Коля, или подсовывала какие-нибудь современные житейские истории – эти книги покупала Зоя Сергеевна. Но житейское не вдохновляло Бориса.
– Ну-у, опять про магазин да про баню! – разочарованно тянул он, когда Лиза протягивала ему какой-нибудь современный роман. – Нет, Лиз, это ты сама читай, ежели нравится, а я на это дело в дороге нагляделся, сыт по горло. Давай опять про шпионов чего-нибудь, их небось и на свете-то нет.
Хороший он был человек, Лиза правильно поняла это в первый же день знакомства. Хороший, и основательный, и надежный. И, конечно, это о нем думала сейчас мать…
– Я понимаю, мама, ты о Борисе хочешь сказать.
– А хоть бы и о Борисе. Уж куда лучше? – Мать старалась поймать Лизин взгляд. – Что с того, что он шофер? Поумнее иного образованного будет, а уж какой человек хороший… Разве нет?
– Да, мама, – согласилась Лиза. – Он очень хороший человек.
– И ты ему нравишься, разве не видишь?
– Вижу.
– Так в чем же дело, Лизонька? Или ты от него предложения ждешь? А я думаю, он побаивается тебе предложение делать. Видит, что молодая ты еще, да и обжегся раз на молоке, теперь на воду дует. По мне, так из-за работы его беспокоиться нечего. Человек он порядочный, не позволит себе на стороне, если дома жена будет ждать.
– Жена? – Лиза удивленно посмотрела на мать. – О чем ты говоришь, мама?
– А что же тут такого, Лиза? Да, торопиться тебе вроде некуда, в девятнадцать-то лет. Но если человек рядом хороший – для чего тянуть? Ты пойми меня правильно, я ведь тебе добра желаю. – Мать умоляюще смотрела на нее. – Я едва ли не всех парней твоих знакомых или сама в школе переучила, или от других учителей слыхала. И что? Ну кого ты знаешь такого, чтобы ждать, когда он на тебя внимание обратит?
Мать была права; возразить Лизе было нечего. А та продолжала:
– Я раньше еще думала: может, ты в Москву поедешь учиться, тогда дело другое. Так ведь ты сама не захотела. Но раз уж ты здесь решила жить, Лизонька, так ведь надо к жизни как-то прилаживаться, ты у меня не маленькая уже. Коля, дай ему Бог здоровья, помогает, но ведь надо и своими силами когда-то жить начинать. И я не вечная…
Лиза слушала молча, и на глазах у нее выступали слезы. Да, мама права, и почему она раньше не говорила с нею об этом? Сколько могут длиться эти глупые мечтанья, чего она ждет, из-за чего скучает и страдает? Ведь ее не привлекает ни учеба, ни будущая работа – она даже не знает, какой может быть эта работа. Значит, только благополучное замужество. Можно было бы, конечно, подождать, но разве, и правда, появится кто-нибудь, кого она здесь еще не знает? А Борис – вот он, и он женится на ней хоть завтра, этого только слепой может не видеть, и кто может быть лучше его?
Куда ты денешься?
В ту ночь не спала ни Лиза, ни Зоя Сергеевна.
Мать ворочалась в кровати, переживая, что была, наверное, груба с Лизонькой. Бедная девочка, о чем приходится думать, и в какие юные годы! А куда денешься, если жизнь теперь такая – не жалеет ни молодых, ни старых… И, всхлипывая в подушку, Зоя Сергеевна все же была рада, что поговорила наконец с Лизой. Как ни жаль разрушать ее иллюзии, а лучше уж это сделает родная мать, чем чужой дядя.
Лиза смотрела в темную крестовину окна, как в омут. Жизнь неожиданно заглянула ей в лицо, и взгляд этот оказался суровым. Она никогда не считала себя нерешительной, но на что могла она решиться сейчас? Лихорадочно перебирала она в уме все, что можно было бы предпринять. Конечно, мать не станет ее торопить с замужеством, но ведь жизнь поторопит! Борис уже сейчас смотрит на нее таким внимательным взглядом, точно ждет какого-то безмолвного позволения… Если не он, то кто? А если не сейчас, то скорее всего не он, не вечно же он будет жить холостяком. И снова – кто тогда и что тогда, какая судьба?
Ничего светлого не вставало перед нею в будущем, хоть плачь, хоть о стенку бейся головой.
«Может, поехать все-таки в Москву?» Лиза хваталась за эту мысль, точно утопающий за соломинку.
Но тут же отметала такую возможность. В каком качестве она туда приедет? Явится к Коле и Наташе – здравствуйте, решила у вас жить, устройте мою судьбу? И они поведут ее куда-нибудь, чтобы выдать замуж? Нет, времена Татьяны Лариной и ярмарки невест ушли безвозвратно…
Лиза расстегнула верхнюю пуговку ночной рубашки; закрытый байковый ворот душил ее. Она встала, отодвинула занавеску и распахнула окно. В комнату хлынул холодный мартовский воздух, казалось, в нем слышен был звон нерастаявших льдинок.
А может, ей вообще не выходить замуж? Но мысль о том, что она останется одна, почему-то ужасала Лизу – хотя, казалось бы, всю жизнь она видела одиночество собственной матери, и никогда ее жизнь не казалась Лизе беспросветной. Но она смутно догадывалась, что ее мама – совсем другое дело, чем она. То ли так сильно любила мама покойного отца – Лиза никогда не решалась ее об этом спросить, – то ли просто обладала таким характером, что могла жить одна. А она, Лиза, совсем другая. Вся ее душа трепещет в странном ожидании, и это – ожидание любви, какого-то неведомого счастья, которое накрепко связано с любовью. И вдруг – одиночество… Нет-нет, только не это! Лучше уж поскорее выйти за Бориса.
И Лиза снова и снова всматривалась в собственную душу, пытаясь понять: испытывает она к нему хоть что-нибудь, что можно было бы считать любовью? Вся беда была в том, что Лиза и не знала – какая она, любовь?..
Наутро она встала с воспаленными, заплаканными глазами, бледная. Мать всплеснула руками:
– Лизонька, детка, ну нельзя же так! Все я, дура старая, сама виновата! Разве можно было об этом с девочкой… Бог с тобою, Лизонька, не думай ты о замужестве об этом, если сердце не лежит! Устроится все как-нибудь, авось Господь не выдаст… Смотри, какая бледненькая, ведь так и заболеть недолго!
Но Лиза смотрела на мать устало и спокойно.
– Почему же, мама, – надо думать. Вот Борис из рейса вернется – и надо как-то подумать. Но не самой же к нему лезть с предложением, правда?
– Правда, правда, устроится все, я же тебе говорю, доча! Главное, ты сама решила… А парень он не глупый, все поймет…
Вечером позвонил Коля. Лиза подошла к телефону…
Известие о том, что Лиза бросила институт, едва не лишило Зою Сергеевну дара речи.
– Лизонька, как же это? Ведь я думала, ты справку возьмешь, разве тебе бы не дали? Да хоть к Вере Семеновне сходить, я бы позвонила…
– Мама, но я ведь тебе всегда говорила: не люблю я ни институт этот, ни химию, зачем они мне?
– Так-то оно так. – Мать вгляделась в Лизино лицо, в ее глаза, сияющие совсем новым, радостным блеском. – Если бы институт только… Лиза, честно мне скажи: не хочешь ты сюда возвращаться, передумала все, о чем говорила?
Лизе не хотелось притворяться.
– Мама, я не знаю. Вот честно тебе говорю – не знаю, и все тут. Конечно, возвращаться не хочу, но и любой ценой отсюда вырываться мне тоже не надо. Подождем, ладно? Посмотрим.
– А Борис? Что ему-то скажешь?
– А зачем ему что-то говорить? Еду брату помочь, что тут такого?
– Нельзя так, Лиза! – рассердилась мать. – Что за бессердечие такое, что за обман? Не пойдешь за него – так и скажи!
Лиза не выдержала и рассмеялась.
– Мамочка, ты так говоришь, будто он мне руку и сердце предлагал! Да, может, это все наши выдумки. Ну, поглядывает на соседку, мало ли! А по мне, – добавила она, посерьезнев, – пусть бы он женился поскорее, и жену нашел хорошую, какую он заслуживает.
Мать слушала дочку с грустной улыбкой. Совсем ребенок, хоть и притворяется взрослой, рассудительной! Только повеяло какой-то переменой, поманило чем-то новым – и она летит, как мотылек на огонь, и уже не собирается устраивать свою жизнь, уже ей ни до чего! Ну, что ж поделаешь – такая, значит, ее судьба. А может, еще и сложится…
– Что ж, доча, надо собираться, о чем уж теперь говорить, раз обещала приехать. Кто и поможет Коле, если не ты.
Борис вернулся из рейса в самый разгар сборов. Лиза сидела на полу и перебирала платья, лежащие перед нею на ковре. Зоя Сергеевна отглаживала для нее белую батистовую блузку. Нельзя сказать, что известие о Лизиной поездке вызвало у Бориса восторг, но и особенного горя на лице его не выразилось.
– Надолго, Лизуша, едешь? Ого, на полгода почти – это да! Ну, что поделаешь: родня есть родня. Не забывай там старых друзей в Москве. Столица – дело хорошее, а все ж домой возвращаться…
Он проводил Лизу на вокзал вместе с мамой, умело устроил под полкой чемодан, приговаривая:
– Все едет народ, все едет – и как не надоест только?
Когда Лиза махала им рукой, стоя в тамбуре за спиной у проводницы, сердце ее на мгновение сжалось. Но тут же всплыла перед глазами Москва – ее она увидит всего ночь спустя! – и Лиза улыбнулась этому завтрашнему городу радостно и доверчиво.
Глава 4
Наташа уехала через два дня после приезда Лизы. Перед отъездом она, обычно такая веселая и неунывающая, расплакалась, глядя на беззаботно играющую Маринку.
– Ната, ну что ты? – Лиза едва не плакала сама. – Не волнуйся, правда, все ведь хорошо будет! Ты ведь ненадолго, это кажется только…
– Как же ненадолго! – не могла успокоиться Наташа. – Я вообще никогда от них не уезжала, разве легко? Маринка вообще от меня отвыкнет, Андрюшка скучать будет, хоть и виду не подаст. И Николка – он ведь только кажется спокойным, а сам переживает…
Николай действительно ходил все эти дни мрачнее тучи. До последнего времени Наташина поездка казалась чем-то абстрактным, само собою разумеющимся, а теперь, когда надо было собирать чемоданы, он вдруг представил себе, что почти на полгода остается без нее. Ведь это совсем другая жизнь, он и вообразить ее не может – и чем наполнится она? Семья всегда значила для Николая гораздо больше, чем для большинства его знакомых, а душой его семьи была жена – и вот она уезжает… Он чувствовал настоящую растерянность, и это не была растерянность ребенка, оставшегося без материнской заботы – Николай был вполне самостоятельным, решительным человеком и не воспринимал жену как мать-наставницу, – это была растерянность любящего мужчины, из жизни которого точно улетучивался главный, неповторимый ее оттенок.
Лиза видела, как тяжела эта разлука и для брата, и для Наташи, и немного завидовала им. Повезло все-таки – оба молодые, ничем не обделенные, и нашли друг друга. Не многие могут этим похвастаться! И вместе с тем жизнь, которой жили брат и его жена, и которая, будь Лиза в Новополоцке, казалась бы ей каким-то сияющим, нереальным счастьем, – эта жизнь почему-то выглядела для нее теперь, после приезда в Москву, совершенно естественной. И правда, необыкновенный город: счастливая, многообразная жизнь здесь так же нормальна, как дыхание! Неужели она, Лиза, не найдет здесь того же, что чувствует в жизни брата и даже в жизни совсем незнакомых людей, шумной толпой плывущих по широким улицам?
Но все это так и оставалось пока предчувствием, а повседневная жизнь после отъезда Наташи потекла размеренно и спокойно.
Лиза просыпалась рано – она вообще не любила спать допоздна – и готовила завтрак Николаю и Андрюшке. Ей почти не приходилось заниматься этим дома: готовила обычно мама, да и сколько им, двум женщинам, было надо? Но неожиданно оказалось, что она, сама того не замечая, отлично умеет готовить – вкусно и разнообразно. Николай поражался:
– Ната, ну что ты? – Лиза едва не плакала сама. – Не волнуйся, правда, все ведь хорошо будет! Ты ведь ненадолго, это кажется только…
– Как же ненадолго! – не могла успокоиться Наташа. – Я вообще никогда от них не уезжала, разве легко? Маринка вообще от меня отвыкнет, Андрюшка скучать будет, хоть и виду не подаст. И Николка – он ведь только кажется спокойным, а сам переживает…
Николай действительно ходил все эти дни мрачнее тучи. До последнего времени Наташина поездка казалась чем-то абстрактным, само собою разумеющимся, а теперь, когда надо было собирать чемоданы, он вдруг представил себе, что почти на полгода остается без нее. Ведь это совсем другая жизнь, он и вообразить ее не может – и чем наполнится она? Семья всегда значила для Николая гораздо больше, чем для большинства его знакомых, а душой его семьи была жена – и вот она уезжает… Он чувствовал настоящую растерянность, и это не была растерянность ребенка, оставшегося без материнской заботы – Николай был вполне самостоятельным, решительным человеком и не воспринимал жену как мать-наставницу, – это была растерянность любящего мужчины, из жизни которого точно улетучивался главный, неповторимый ее оттенок.
Лиза видела, как тяжела эта разлука и для брата, и для Наташи, и немного завидовала им. Повезло все-таки – оба молодые, ничем не обделенные, и нашли друг друга. Не многие могут этим похвастаться! И вместе с тем жизнь, которой жили брат и его жена, и которая, будь Лиза в Новополоцке, казалась бы ей каким-то сияющим, нереальным счастьем, – эта жизнь почему-то выглядела для нее теперь, после приезда в Москву, совершенно естественной. И правда, необыкновенный город: счастливая, многообразная жизнь здесь так же нормальна, как дыхание! Неужели она, Лиза, не найдет здесь того же, что чувствует в жизни брата и даже в жизни совсем незнакомых людей, шумной толпой плывущих по широким улицам?
Но все это так и оставалось пока предчувствием, а повседневная жизнь после отъезда Наташи потекла размеренно и спокойно.
Лиза просыпалась рано – она вообще не любила спать допоздна – и готовила завтрак Николаю и Андрюшке. Ей почти не приходилось заниматься этим дома: готовила обычно мама, да и сколько им, двум женщинам, было надо? Но неожиданно оказалось, что она, сама того не замечая, отлично умеет готовить – вкусно и разнообразно. Николай поражался: