Проанализировав сложившуюся ситуацию, маршал Рыдз-Смиглы принял решение прекратить оборону западных воеводств и вечером 5 сентября отдал директиву об общем отступлении польских войск для создания нового фронта по рекам Нарев, Висла и Сан. Армии «Пруссы» генерала Стефана Доб-Бернацкого предписывалось отходить в районы среднего течения Вислы, армии «Лодзь» и армии «Познань» – к Варшаве, армии «Поморье» – через Сохачев к Варшаве. Переправы через Вислу должна была защищать импровизированная армия «Люблин» генерала Тадеуша Пискора. Армии «Краков» и «Карпаты» планировалось объединить под общим командованием генерала Фабрицы в армию «Малопольска», которой предстояло оборонять линию реки Сан.
   Несмотря на нанесенный полякам тяжелый урон, германское командование было вынуждено признать, что основной замысел плана «Вейсс» – окружить и уничтожить польскую армию западнее Варшавы – не выполняется. Значительные по численности соединения противника выскользнули из клещей и откатывались на восток. 6 сентября главнокомандующий сухопутными силами генерал-полковник Вальтер фон Браухич отдал директиву об увеличении глубины охватывающих фланговых ударов. Перед войсками Вермахта ставилась новая стратегическая цель – обеспечить окружение основных польских сил восточнее Вислы. Через три дня Браухич уточнил задачи. «Войска противника, отходящие за Вислу и Нарев, – говорилось в директиве ОКХ, – должны быть уничтожены двойным охватом восточнее Вислы». Группа армий «Север» получила приказ прорвать оборону на реке Нарев и развивать наступление в направлении Седльце, Брест, обходя Варшаву с востока. Группа армий «Юг», продолжая операцию по уничтожению польских сил между Саном и Вислой, должна была правофланговой 14-й армией нанести удар на Люблин и наступать в северном направлении на соединение с войсками группы армий «Север».
 
   Между тем, выражаясь языком газеты «Правда», нарастал процесс «дезорганизации всей польской государственной машины». Первым в первый же день войны покинул столицу президент Польши 72-летний Игнатий Мосцицкий. 4 сентября началась эвакуация учреждений, на следующий день из Варшавы в Луцк, что на Волыни, вывезли золотой запас, дипломатический корпус и правительство, которое, отдавшись во власть военных, уже ничего не контролировало. Причем в бессмысленное с политической точки зрения двухнедельное путешествие по «безопасным местам» чиновники отправились в полном составе, парализовав тем самым работу всей административной системы и деморализуя население.
   Верховный главнокомандующий тоже решил «отступить» на 180 километров. Как отмечает польский автор, взявший огромную власть Рыдз-Смиглы ощущал себя скорее неким вождем нации, чем военным руководителем, непосредственно отвечающим за оборону страны. К сожалению, он не был Пилсудским и «не мог с ним равняться ни моральным авторитетом, ни политическим талантом». Добавим, что полководческими талантами выпускник философского факультета также не блеснул. Вместо того чтобы избрать своей Ставкой штаб наиболее мощной группировки польских войск или, по крайней мере, место, откуда можно было бы реально руководить вооруженными силами, маршал 7 сентября перебрался в Брест. За ним, непонятно из каких соображений, отдельно от правительства и послов, последовал министр иностранных дел с важнейшими отделами. Для прикрытия нового командного пункта драгоценного главкома была снята обеспечивавшая воздушное прикрытие столицы авиационная истребительная бригада.
   С этого момента Рыдз-Смиглы военными действиями фактически не руководил. Как внезапно выяснилось, Брестская крепость оказалась совершенно не приспособлена к работе Главной квартиры. Во-первых, в честь прибытия высокого начальства немецкие летчики разбомбили городскую гостиницу, а в казематах пятого форта не оказалось совершенно никаких удобств для польских стратегов, во-вторых, в Бресте не было связи. Ни с кем. Привезенную радиостанцию использовать было нельзя, поскольку шифры и коды для переговоров с войсками забыли в Варшаве. Через двенадцать часов удалось установить телефонную связь с армией «Люблин» и недолго поговорить со штабом оперативной группы «Нарев». Наконец, по железной дороге доставили шифры, но к этому времени радиостанция работала только на прием.
   Соответственно, и управляло польское верховное командование методом «ступенчатой апроксимации». Оставшийся в Варшаве с группой операторов начальник Главного штаба генерал бригады Вацлав Стахевич получал от войск донесения, периодически теряя и восстанавливая с ними ненадежную связь, и по забитым беженцами дорогам посылал курьеров в Брест. Здесь Рыдз-Смиглы принимал решение, которое по телефону передавалось в штаб Пинской флотилии. Моряки, имевшие коротковолновую радиостанцию, связывались со штабом польского флота в Варшаве, и уже оттуда руководящие указания доводились до Стахевича. Принимаемые решения безнадежно устаревали, а зачастую вовсе не доходили до исполнителей. Министр Бек советовал как можно скорее перебраться во Львов, имевший неплохую систему ПВО, развитую сеть коммуникаций, мощную радиостанцию и связь с заграницей через Румынию, но маршалу, стремившемуся быть поближе не к войскам, а к правительству, идея не понравилась. Французский представитель при польской Ставке сообщал: «Здесь царит полнейший хаос. Главное польское командование почти не имеет связи с воюющими армиями и крупными частями... Не имеет ровно никакой информации о продвижении неприятеля и даже о положении своих собственных войск очень неполно или вовсе не информировано. Генеральный штаб распался на две части».
   Все это подрывало обороноспособность польских войск. Командиры соединений вынуждены были принимать самостоятельные решения, не зная намерений соседей и высшего командования. Как отмечал Мюллер-Гиллебранд, поляки сражались «храбро и ожесточенно», однако «немецкое командование в результате применения новой тактики массированного использования танковых и моторизованных соединений часто ставило польское командование перед такими трудностями, с которыми последнее не в состоянии было справиться». Фронт распадался.
 
   На юге 8-я германская армия развивала наступление через Лодзь на Варшаву, ее 10-й армейский корпус вышел к реке Бзура.
   14-я армия широким фронтом двинулась к Сану. Ее левофланговый 8-й армейский корпус форсировал Вислу у Опатовица. 22-й моторизованный корпус через Тарнов двигался на Ярослав. На правом фланге армии 18-й армейский корпус форсировал Сан у Санока и приближался к верховьям Днестра.
   На главном направлении моторизованные части 10-й армии несколькими гигантскими клещами наступали на Варшаву, Пулавы, Сандомир. В районе Радома 9 сентября ее 15-му и 14-му механизированным корпусам удалось окружить пять польских дивизий. При ликвидации «котла» в плен было взято 65 тысяч польских солдат и захвачено 145 орудий. Армия «Пруссы» перестала существовать. 1-я танковая дивизия захватила мосты у Гура Кальвария и создала плацдарм на восточном берегу Вислы. Правофланговый 7-й армейский корпус устремился к Сандомиру. 4-я танковая дивизия генерала Рейнгардта, не встречая сопротивления и далеко оторвавшись от основных сил, достигла предместий Варшавы. Однако попытки с ходу захватить город были отбиты с большими для немцев потерями. Экипажи отдельных боевых машин, прорвавшихся на улицы столицы, варшавяне разорвали буквально голыми руками. Несмотря на эти успехи, польская оборона не смогла бы выстоять перед натиском основных сил 10-й армии, которая быстрыми темпами продвигалась к Висле. Но удар так и не был нанесен в связи с неожиданным развитием событий на реке Бзура, которые вынудили германское командование перебросить туда все танковые и моторизованные дивизии, имевшиеся у Рейхенау. 9 сентября стремившиеся к Варшаве соединения армий «Познань» и «Поморье» из района Кутно внезапно нанесли сильный удар по обнаженному северному флангу 8-й армии Бласковица. Немцы несли большие потери. Польские дивизии форсировали Бзуру, создавая угрозу тыловым коммуникациям противника. По свидетельству Манштейна, «обстановка для немецких войск в этом районе приняла характер кризиса. Попытки 8-й армии восстановить положение контратаками не принесли успеха». Пришлось осуществлять перегруппировку сил. Два корпуса 8-й армии были повернуты фронтом на север. На север и северо-восток повернули наступавшие на Варшаву соединения левого фланга 10-й армии. Подтягивались резервы группы армий «Юг». Правофланговые соединения 4-й армии переправились на левый берег Вислы и создали фронт окружения армии «Познань» с востока.
   На севере 3-я армия, усиленная переброшенным в полосу ее наступления 19-м танковым корпусом Гудериана, 9 сентября прорвала оборону на реке Нарев в районе Ломжи и своими подвижными частями устремилась на юг, глубоко охватывая польские войска с востока. 10 сентября войска армии форсировали Буг и вышли на железную дорогу Варшава – Брест. С северо-запада к Варшаве приближались части 4-й армии, вышедшие к Модлину.
   «Успехи войск баснословны», – писал в дневнике начальник штаба ОКХ генерал Франц Гальдер.
   В связи с угрозой глубокого обхода всей северной группировки войск польское командование решило сосредоточить максимально возможное количество сил в юго-восточных районах страны вблизи границы с Румынией и здесь организовать упорное сопротивление до начала наступления французской армии. 10 сентября Главный штаб передал директиву о создании за счет отходивших войск и резервных формирований нового фронта обороны на линии рек Сан – Висла – Нижний Вепш – Припять. «Главной моей целью, – разъяснял маршал, – является возможное стягивание всех войск в направлении на Восточную Польшу и обеспечение соединения с Румынией». Части, отступавшие с Буга и Нарева, и войска армии «Люблин» объединялись в Северный фронт под командованием генерала Доб-Бернацкого, одного из главных виновников разгрома армии «Пруссы». Им ставилась задача оторваться от противника и как можно быстрее достичь района Коцк – Брест. Южный фронт, в состав которого должны были войти армии «Малопольска» и «Краков», возглавил генерал бригады Казимир Соснковский. Генерал Руммель принял командование армией «Варшава», создававшейся для обороны столицы. Группа генерала Кутшеба – армии «Познань» и «Поморье» – должна была пробиваться через Радом на Красник. Армия «Люблин» – любой ценой удерживать позиции по Висле от Сандомира до устья Вепша.
   Вслед за этим, промаявшись в «брестском балагане» четыре дня и получив известие о приближении к Бресту танков Гудериана, Рыдз-Смиглы рванул во Владимир-Волынский, заодно «конфисковав» у гарнизона большую часть батарей 9-го дивизиона зенитной артиллерии. Бек со своими сотрудниками отправился в Кременец, где находился весь дипломатический корпус.
   Очень скоро выяснилось, что решения маршала, запоздавшие суток на трое и не дошедшие до многих штабов, выполнить не представляется возможным. Впрочем, план с самого начала был обречен на провал из-за своей полной нереальности, так как, чтобы создать юго-восточную группировку, польским войскам, в отличие от своего моторизованного главнокомандующего, передвигавшимся в основном пешим ходом, нужно было «оторваться» от танковых частей Вермахта, прошагать 200 – 300 километров и успеть закрепиться до подхода противника. Немцы, как правило, успевали это сделать первыми. К тому же штаб Северного фронта просто не мог установить связи со своими частями, к примеру, понятия не имел, что оперативная группа «Нарев» как боевая единица уже не существует. На юге немцы форсировали Сан, генерал Фабрицы самоустранился от командования армией «Малопольска» и вместе с офицерами штаба (!) сбежал во Львов, свежеиспеченный командующий фронтом генерал Соснковский штаба вообще не имел, а заодно тыловых служб и необходимых средств связи, что исключало возможность координировать действия боевых частей.
   К 12 сентября германские войска на ряде участков вышли к среднему течению Вислы, перешли линию Буг – Нарев, охватив Варшаву с востока, и выдвинулись к Сану, форсировав его верховья. Внешние «клещи» достигли Бреста и Львова.
 
   Ввиду бездействия Красной Армии немцам пришлось вторгнуться в советскую «сферу влияния». Само собой, в Москве не собиралось безучастно взирать на развитие ситуации в Польше, просто нужный Сталину, пардон, «народам СССР», момент еще не наступил. Военные приготовления начались еще в августе, без всяких напоминаний из Берлина.
   С 20 часов 2 сентября на советско-польской границе был введен режим усиленной охраны. Согласно указаниям начальника Пограничных войск Белорусского округа, все погранотряды были приведены в боевую походную готовность. 3 сентября маршал К.Е. Ворошилов предложил ЦК ВКП(б) и СНК СССР утвердить задержку увольнения красноармейцев и младших командиров на один месяц в войсках Ленинградского, Московского, Калининского, Белорусского особого и Киевского особого военных округов (всего 310 632 человека) и призыв на учебные сборы приписного состава воинских частей ПВО (всего 26 014 человек). Правительство, естественно, согласилось, и 4 сентября нарком обороны отдал соответствующий приказ.
   6 сентября в семи военных округах была получена директива о проведении скрытой мобилизации под видом «Больших учебных сборов» согласно плану №22. В этот же день решением Совнаркома был введен в действие мобилизационный план по продфуражному обеспечению РККА по ЛВО, МВО, КалВО, БОВО, ХВО и Орловскому военному округу и план доснабжения РККА вещевым имуществом. Предполагалось разбронировать запасы продовольствия. Первым днем сборов назначалось 7 сентября 1939 года. Извещение о подъеме войск по литеру «Б» за подписью Молотова было доведено телеграммой до Председателей СНК союзных и автономных республик и облисполкомов. В телеграмме сообщалось, что приказами названных округов на учебные сборы привлекаются приписной состав, автотранспорт, лошади и обоз. Вызов производился строго по повесткам без опубликования приказа. Местным органам предписывалось оказывать всемерное содействие военным учреждениям.
   В БУС приняли участие управления 22 стрелковых, 5 кавалерийских, 3 танковых корпуса, 98 стрелковых и 14 кавалерийских дивизий, 28 танковых, 3 мотострелковые и 1 воздушно-десантная бригада. Всего было призвано 2,6 миллиона человек, 634 тысячи лошадей, 117 300 автомашин и 18 900 тракторов.
   8 сентября германские СМИ объявили о падении Варшавы. Всех ввел в заблуждение генерал Рейнгардт, который, едва его «панцеры» ворвались в предместье, поспешил доложить о взятии польской столицы. Немецкие танки варшавяне из города вышибли, однако «утка» разлетелась по всему свету. В тот же день германское посольство в Москве получило подписанную Молотовым телефонограмму: «Я получил ваше сообщение о вступлении германских войск в Варшаву. Прошу передать мои поздравления и приветствия правительству Германской Империи».
   Ночью 9 сентября Риббентроп поручил Шуленбургу неотложно возобновить беседы с Молотовым «относительно советской военной интервенции» в Польшу. Днем Молотов дал конкретный ответ на германский зондаж: «...советские военные действия начнутся в течение ближайших дней... будут также призваны многочисленные резервисты». По всему выходило, что Красной Армии действительно пора выступать.
   Нарком обороны и начальник Генерального штаба командарм 1-го ранга Б.М. Шапошников 9 сентября подписали приказы №16633 Военному совету БОВО и №16634 Военному совету КОВО, согласно которым следовало «к исходу 11 сентября 1939 г. скрытно сосредоточить и быть готовым к решительному наступлению с целью молниеносным ударом разгромить противостоящие войска противника».
   Войска Белорусского особого округа получили следующие задачи. Витебская армейская группа должна была, «отбрасывая противостоящие войска противника от латвийской границы, действовать в общем направлении на Свенцяны», которой следовало овладеть к исходу 13 сентября, и «в дальнейшем иметь в виду овладение Вильно». Минской армейской группе следовало «мощным ударом прорвать фронт противника и наступать в направлении на Ошмяны, Лида и к исходу 13 сентября выйти на фронт Молодечно, Воложин, к исходу 14 сентября овладеть районом Ошмяны, Ивье». В дальнейшем иметь в виду оказать содействие в овладении Вильно, а остальными силами наступать на Гродно. Конно-механизированная группа получила задачу «мощным ударом по войскам противника разгромить их и решительно наступать в направлении на Новогрудок, Волковыск и к исходу 13 сентября выйти на фронт Делятичи, Турец; к исходу 14 сентября выйти на р. Молчадь на участке от ее устья до м. Молчадь. В дальнейшем иметь в виду наступление на Волковыск с заслоном против г. Барановичи». Бобруйской армейской группе следовало «действовать в направлении на г. Барановичи и к исходу 13 сентября выйти на фронт Снов, Жиличи».
   Войска Киевского округа должны были действовать не менее решительно и молниеносно. Житомирской армейской группе следовало «наступать в направлении на Ровно, Луцк и к исходу 14 сентября овладеть районом Ровно, Дубно; к исходу 14 сентября овладеть районом Луцк, имея в виду дальнейшее наступление на Владимир-Волынск». Винницкой АГ предстояло «нанести мощный и решительный удар по польским войскам и быстро наступать на м. Трембовля, г. Тарнополь, г. Львов и к исходу 13 сентября выйти в район Езерна; к исходу 14 сентября овладеть районом Буск, Перемышляны, Бобрка, имея дальнейшей задачей овладение г. Львов». Кавалерийской армейской группе предписывалось «нанести мощный и молниеносный удар по польским войскам, надежно прикрывая свой левый фланг и отрезая польские войска от румынской границы, решительно и быстро наступать в направлении на Чортков, Станиславов и к исходу 13 сентября выйти на р. Стрыпа; к исходу 14 сентября овладеть районом Станиславов, имея дальнейшей задачей действия в направлении Стрый, Дрогобыч».
   Советским войскам не следовало «ввязываться во фронтальные бои на укрепленных позициях противника, а, оставляя заслоны с фронта, обходить фланги и заходить в тыл, продолжая выполнять поставленную задачу». Глубина действий войск фронта устанавливалась по линии латвийской, литовской и германской границ, далее по рекам Писса, Нарев, Висла и Сан и по венгерской и румынской границам.
   Таким образом, днем «Х» было установлено 13 сентября.
   Однако приказы так и не были переданы в округа, поскольку вдруг обнаружилось, что гарнизон Варшавы успешно отражает все немецкие атаки, а на франко-германской границе началось продвижение французских войск к линии Зигфрида.
   Поэтому 10 сентября Молотов пригласил к себе Шуленбурга и, вопреки своему вчерашнему заявлению, сказал, что Красная Армия застигнута врасплох столь быстрыми успехами Вермахта и пока не готова к действиям. Для развертывания ей необходимы еще две-три недели. К тому же из сообщения германского агентства ДНД складывается впечатление о возможном германо-польском перемирии, а в такой ситуации Советский Союз не может начать «новую войну». Коснувшись политической стороны вопроса, Молотов заявил, что «советское правительство намеревалось воспользоваться дальнейшим продвижением германских войск и заявить, что Польша разваливается на куски и что вследствие этого Советский Союз должен прийти на помощь украинцам и белорусам, которым угрожает Германия. Этот предлог представит интервенцию Советского Союза благовидной в глазах масс и даст Советскому Союзу возможность не выглядеть агрессором».
   (Вячеслав Михайлович знал, о чем говорил. 9 февраля 1929 года в Москве представителями правительств СССР, Польши, Эстонии, Латвии и Румынии был подписан протокол о признании и присоединении к Парижской декларации об отказе от применения силы в международных отношениях. Еще через четыре года по инициативе Москвы, неустанно боровшейся за дело мира, были проведены многосторонние переговоры, целью которых было «определить возможно более точным образом понятие агрессии, дабы предупредить всякий повод к ее оправданию». Итогом стала подписанная в Лондоне 3 июля 1933 года конвенция между Советским Союзом, Эстонией, Латвией, Польшей, Румынией, Турцией, Персией и Афганистаном, «воодушевленных желанием, в интересах всеобщего мира, обеспечить всем народам неприкосновенность территории своей страны».
   Статьей второй этого документа любое государство признавалось нападающим, если оно «первое совершит одно из следующих действий»:
   «1. Объявление войны другому Государству.
   2. Вторжение своих вооруженных сил, хотя бы без объявления войны, на территорию другого Государства;
   3. Нападение своими сухопутными, морскими или воздушными силами, хотя бы без объявления войны, на территорию, на суда или на воздушные суда другого Государства;
   4. Морскую блокаду берегов или портов другого Государства;
   5. Поддержку, оказанную вооруженным бандам, которые, будучи образованными на его территории, вторгнутся на территорию другого Государства, или отказ, несмотря на требование Государства, подвергшегося вторжению, принять на своей собственной территории все зависящие от него меры для лишения названных банд всякой помощи или покровительства».
   Между прочим, у правительств Великобритании и Франции идеалистическая конвенция одобрения не получила. Ясное дело – «империалистические хищники», поджигатели войны.
   Теперь Сталин и Молотов, планируя совершить «одно из следующих действий», ломали голову над ребусом, как агрессию совершить, но агрессорами не выглядеть. И придумали: «благовидность» вмешательству в германо-польскую войну должны были придать идеи обеспечения государственных интересов СССР и защиты украинского и белорусского народов в условиях распада Польши. Это был чисто пропагандистский трюк, поскольку до этого «страдания» белорусских и украинских «братьев» большевиков никогда не интересовали, а с точки зрения международного права и третьей статьи все той же лоббированной Кремлем конвенции:
   «Никакое соображение политического, военного, экономического или иного порядка не может служить извинением или оправданием агрессии, предусмотренной в статье II».)
   Шуленбург пообещал сделать запрос относительно возможности перемирия и сказал, что действия Красной Армии в данной ситуации очень важны. Естественно, вопрос о перемирии с поляками не ставился, о чем Риббентроп и сообщил в Москву.
   11 сентября на базе БОВО и КОВО были сформированы и развернуты полевые управления округов, позднее переименованные в управления Белорусского и Украинского фронтов. Командовали фронтами сделавший стремительную карьеру на волне репрессий командарм 2-го ранга М.П. Ковалев (путь бывшего штабс-капитана от должности коменданта Забайкальского укрепленного района до командующего округом занял пятнадцать месяцев) и продубленный первоконник командарм 1-го ранга С.К. Тимошенко. С 18 часов 12 сентября на железных дорогах европейской части страны был введен в действие воинский график. Сокращались гражданские перевозки, железные дороги получили 500 тысяч тонн мобилизационного запаса угля, на ряд железных дорог были назначены уполномоченные СНК по выгрузке грузов.
   Германское командование пока еще не имело точных данных о том, последует ли советское вмешательство, и продолжало действовать по собственным планам. 12 сентября в ОКВ рассматривались варианты окончательного решения польской проблемы. Вариант III предусматривал, среди прочего, передачу Литве района Вильно и создание независимого государства на территории Галиции и Польской Украины. Начальник абвера адмирал Канарис получил указание подготовить мятежи националистов в украинских районах, «провоцируя восставших на уничтожение евреев и поляков».
 
   Военные приготовления СССР скрыть было невозможно. Тем не менее у польского руководства они никакой тревоги не вызывали. Ни у кого не возникло мысли продумать и подготовить возможные политические и военные шаги на случай вторжения с востока Красной Армии. Сведения, поступавшие 1 – 5 сентября, воспринимались как закономерная и понятная реакция на начало войны в Европе. Не насторожили ни сообщение ТАСС от 7 сентября о начале частичной мобилизации РККА «в интересах дальнейшего укрепления обороны страны», ни разворачивавшаяся в советской прессе антипольская кампания, ни нарушения границы краснозвездными самолетами-разведчиками, ни донесения из Москвы.
   Так, польский военный атташе генерал Стефан Бжештшинский вспоминает о происшествии, случившемся во время посещения иностранными дипломатами массового митинга в парке Горького, посвященного событиям в Польше: «Речь была неприязненной по отношению к полякам, и собрание принимало ее довольно холодно. До тех пор, пока под конец оратор повышенным голосом не прокричал: «Что ж мы, советский народ и правительство, должны, сложив руки, смотреть, как по вине панской Польши страдают наши братья белорусы и украинцы?» Настроение толпы резко изменилось. Правда, оратор не дал ответа на поставленный вопрос, однако собрание поняло его по-своему, то есть что советские войска пойдут на помощь Польше! Все кричали: «В поход, в поход против проклятых немцев!» Когда мы шли к машинам, британский атташе поинтересовался моим мнением о последнем вопросе оратора. Я ответил не задумываясь: «Царица Екатерина послала когда-то свои войска против поляков под предлогом защиты инсургентов, а теперь Сталин направит свои под предлогом защиты братьев». Возвратившись в посольство, я проинформировал Гжибовского о разговоре в парке Горького, обратив особое внимание на риторический вопрос оратора, на который он не дал ответа, но из которого мы должны себе уяснить: Советы ударят на Польшу в удобную для них минуту». Посол не отмахнулся от этой новости, а известил радиограммой Бека и Рыдз-Смиглы. А вот о чем думали странствующий маршал и министр иностранных дел – тайна сия велика есть.