Страница:
Выходя вслед за Больтом из палатки, Дирк успел заметить, что из укрытого под столом ящика появилась новая бутылка.
Глава 2
Глава 2
Он лежал на спине, глядя в бездонно-черное африканское небо, и радовался его бескрайнему, бисером сверкавшему узору, так не похожему на ставшую уже привычной скупую на звезды ночь северных широт. Он успел позабыть это ощущение сверкающей пропасти, властно зовущей к себе, поющей мириадами негромких голосов, – казалось, что здесь нет вечной пелены плотной атмосферы и звезды смотрят тебе прямо в лицо.
Ему казалось, что память, бессмертная и неотвратимая, вновь швыряет его туда, в эту бесконечную черную пропасть, заставляя опять, в сотый уже раз, пережить ощущения далекой и давно забытой им войны. Войны, которая разорвала его сердце.
Коротко вздохнув, Дирк сел, поправил наброшенную на плечи шинель и потянулся в карман кителя за портсигаром. Небо на востоке начало наливаться светом.
В десятке метров от него песок зашуршал под чьими-то мягкими шагами. Скосив глаза, Дирк увидел Больта, мокрого после недавнего умывания.
– Далеко вы забрались, дружище, – приветствовал его гауптман. – Любуетесь звездами? Я, признаться, первые ночи тоже выползал из палатки заглянуть в эту пропасть…
Винкельхок неторопливо раскурил сигарету.
– Когда мы вылетаем?
– Уже сейчас. Я, собственно, за вами. Если мы успеем добраться до залива раньше, чем окончательно рассветет, то можем успеть поймать парочку ночных британских мышей.
Дирк сосредоточился.
– Да, может быть, – согласился он после короткого размышления. – Идемте.
Из-за рядов офицерских палаток раздался рев запускаемого мотора. Прогазовав, техник заглушил движок – следом за ним сипло взревел еще один. Ярко вспыхнули поднятые на ажурных мачтах прожекторы.
Спустя десять минут Винкельхок уже садился в тесный кокпит новенького, пахнущего своеобразным заводским запахом «Мессершмитта». Пара техников с изумлением проводила его долгими взглядами – он даже не посмотрел на приготовленные для него парашют и желтый, сосисочного типа капковый спасательный жилет, – молча запрыгнул на крыло и нырнул под откинутый вбок прозрачный фонарь кабины.
Застегнув на шее ларингофон, Дирк захлопнул фонарь и поерзал, устраиваясь на жестком и неудобном сиденье. Впереди плавно тронулся с места самолет Больта; техник махнул рукой, Дирк отпустил тормоза и дал газ. В бледном свете посадочной фары понеслась неровная пыльная полоса. Больт академично оторвался от земли, чуть качнул крылом и полез в светлеющее небо.
Винкельхок улыбнулся, сам не зная чему, и потянул ручку. Его узкий, как клинок, «Бф-109»[4] послушно поднялся в воздух. Насвистывая, Дирк завернул кран подъема шасси и щелкнул тумблером:
– Проверка связи… как слышите, коллега?
В наушниках загудел голос Больта:
– Слышу хорошо. Проверьте оружие и двигайтесь за мной.
«Над морем облачно, – вдруг подумал Дирк. – Да, это почти наверняка. Если мы хотим поймать англичанина-„ночника“, забираться высоко не следует. Впрочем, пускай командует дружище Гюнтер. Моя задача – не дать парню подставить свою гениальную университетскую башку под пару пулеметов этого королевского красавчика».
Командир эскадрильи уверенно вел его на северо-восток, продолжая набор высоты. Вывернув голову, Винкельхок посмотрел вниз и увидел впереди редкие огоньки готовящегося проснуться Триполи. Небо продолжало светлеть.
«Мессер» Больта лег на правое крыло. Винкельхок не сразу повторил маневр ведущего. Он поднялся чуть выше и лишь после этого выжал педаль, поворачивая свою машину. Теперь гауптман шел ниже его – в случае появления британского истребителя Винкельхок успел бы среагировать раньше, приняв атаку из более выгодного ему угла.
– Под нами залив, – сказал Больт.
Дирк не ответил. В затылке слабо пульсировал знакомый ритм. Он сосредоточился на нем, определяя направление. Верно: самолет шел над морем левее него, уходя скорее всего на базу.
– Двухмоторный противник на одиннадцати часах, – сообщил Дирк. – Мы успеем догнать, он только что покинул залив.
– Где ты его увидел? – всполошился Больт, всматриваясь в серое рассветное небо.
– На одиннадцати часах, – повторил Винкельхок, – он выше нас примерно на пятьсот метров.
Больт недоверчиво хмыкнул, но тем не менее решился – дал газ и пошел вверх, забирая чуть-чуть влево. Винкельхок повторил его маневр, по-прежнему держась на двадцать метров выше ведущего.
Через пару минут он увидел англичанина глазами. Длиннокрылая, сплюснутая с боков туша двухмоторного «Веллингтона» радарной разведки безмятежно плыла в почти светлом уже небе. Ночной камуфляж – снизу самолет был окрашен в матовый серо-коричневый тон – был уже бесполезен, профиль отчетливо различался на фоне восходящего солнца.
– Дьявольщина! – выкрикнул возбужденный Больт. – Действительно, вот он! «Летучая мышь» с Мальты!
– Начни с левого двигателя, – посоветовал Винкельхок, принимая ручку на себя.
Мотор его самолета взвыл рассерженным шмелем, выдергивая легкую металлическую птицу вверх. Высоченный киль англичанина мелькнул в прицельном визире – Дирк успел рассмотреть сидящего в хвостовой башне стрелка, который судорожно пытался развернуть вслед за ним тяжеленную крупнокалиберную спарку. Он отдал газ, позволяя Больту зайти в мертвую для стрелков «Веллингтона» зону и не попасть под его собственный огонь, но гауптман то ли не понял его предупреждения, то ли слишком возбудился, его машина проскочила сектор атаки, бесцельно полосуя небо трассами пулеметных очередей, и зависла перед самым хвостом бомбардировщика, подставляясь под выстрелы спрятанной под килем башни.
Коротко чертыхнувшись, Винкельхок промчался над узким телом англичанина, свалился на левое крыло, выровнялся и боевым разворотом пошел вдогон уходящему самолету. Справа мелькнул разворачивающийся Больт.
– Не лезь под стрелка! – крикнул ему Дирк. – Стреляй по движкам!
Он достал хвостового стрелка в ту пару секунд, когда удлиненный зад «Веллингтона» занял собой все лобовое стекло его машины. Этих секунд было достаточно – спрятанная в носу пушка и пара пулеметов сделали свое дело, вгрызлись в хлипкий металл британского разведчика, напрочь снося угловатую полупрозрачную башенку вместе со стрелком.
– Попал! – торжествуя, заорал Больт.
«Деточка скушала вкусную конфетку, – злорадствуя, подумал Дирк. – Я хотел бы посмотреть, как бы ты сделал это сам».
Стремительно поднявшись, он развернулся и полюбовался на работу гауптмана. Его очереди поразили левый двигатель и разнесли кабину пилотов – свалившись на крыло, изувеченный «Веллингтон» падал в море. Из люка уцелевшей штурманской кабины вывалился черный комок, вспух белым цветком парашюта. Следом за ним погибшую машину покинул еще один член экипажа. Винкельхок проводил их взглядом – вода теплая, не пропадут – и ощутил дьявольское желание дать Больту по шее. Стрелять он, пожалуй, умел: по крайней мере, не хуже остальных. А вот думать головой… да-а, тут были проблемы. Вероятно, годы, проведенные в одном из старейших университетов Германии, напрочь отучили парня быстро соображать.
«Если это у Медведя лучший пилот, – подумал Дирк, – то мне, кажется, здорово повезло. Попал, называется. Впрочем, понятно – все толковые парни торчат в полках и ягдгруппах[5] ПВО Германии, отражая бесконечные налеты англичан, а сюда, в Африканский корпус, сгоняют, как правило, летчиков так себе. Ставят над ними толкового, но опального, вроде того же Медведя, командира и бросают против таких же олухов из колониальных подразделений РАФ»[6].
– Будем возвращаться, – решил Больт. – Нам и так нечасто удается поймать «летучую мышь», обычно они уходят на Мальту еще до рассвета, а летать по ночам Торн не разрешает – ни у кого нет ночной подготовки. Все «ночники» остались дома…
«Мне безразлично, когда летать, – усмехнулся про себя Винкельхок. – Что днем, что ночью. И безразлично на чем – на истребителе, на бомбере… какая разница? Пыхтящий гроб, еле-еле разгоняющийся до шестисот с чем-то в час, да еще и грозящий развалиться в воздухе от малейшей перегрузки. Даже странно, что ни одна из этих тарахтелок до сих пор не рассыпалась от моих маневров».
Полк уже не спал. Наземные экипажи спешно готовили машины к боевому вылету – приземлившись, Дирк нашел Торна возле его самолета. Медведь пыхтел, страшно ругался и при помощи двоих ефрейторов в замасленных робах пытался влезть в сложную сбрую парашютных ремней. Благодаря надетому сосисочному жилету он казался невероятно толстым: становилось страшно за целостность тесной и хлипкой кабины «Мессершмитта». Медведь вполне мог разломать ее своим героическим брюхом.
– А, – сказал он, прекратив поливать парашют и ефрейторов матом, – это вы… как успехи?
– Дружище Гюнтер уделал «Веллингтон», – невозмутимо сообщил Дирк. – Вот и он, кстати.
– Какого дьявола ты летаешь без парашюта? – зашипел Больт, подходя к крылу командирского истребителя. – Я там, в темноте, и не заметил… а тут, смотрю – выскакивает из кокпита чуть ли не голый!.. Спятил?
– Он всегда так, – проворчал Торн, – у него личное дело от взысканий пухнет – того и гляди разорвется к черту. А вы, герр гауптман, – докладывать не желаете?
– Герр оберст-лейтенант! – поспешно затараторил Больт, вытягиваясь в струнку. – В процессе ознакомительного полета нами был обнаружен и сбит английский разведывательный самолет марки «Веллингтон»…
– Не «нами», а «мной», – негромко перебил Винкельхок, глядя в сторону.
Больт осекся и посмотрел на него с искренним удивлением. Дирк махнул рукой и выразительно поморщился.
Торр закончил наконец сражение с парашютом, оправил на себе бесчисленные лямки и дернул ладонью:
– Потом разберемся. Вы пока отдыхайте. Сегодня работы немного, обойдемся без вас. Полк, взлет! – крикнул он, обращаясь к стоявшему поодаль адъютанту.
Ефрейторы деловито забросили тушу командира в кабину. Торн захлопнул фонарь, стоявший поодаль фельдфебель-выпускающий взмахнул флажком, и командирская машина, поднимая пропеллером тучи пыли, двинулась вперед.
– А ты оригинал, – проорал Больт через рев моторов, – шутки у тебя… ну, идем в столовую – надеюсь, нам оставили пожрать.
– Ночью макаронные ребята выводят из гавани свои подлодки, – объяснял он, расположившись в просторном бараке офицерской столовой, оставшейся от итальянцев, – ну а за ней, естественно, остается светящийся след. Эти мерзавцы подкрадываются в снижении – и пожалуйста: пара бомб, и лодке приходится возвращаться на ремонт. Утопить ее удается редко, потому что трусливые британцы не решаются на второй заход, сразу же уматывают, но зацепить иногда получается. И плюс, конечно же, разведка. Ночью они тут все рассмотрят, а потом, бывает, налетит толпа «Свордфишей» с какого-нибудь авианосца – причем именно тогда, когда все итальянцы разлетелись по своим делам, и стоящие в порту корабли защитить некому.
Дирк молча жевал тушеную капусту со свининой и жалел об отсутствии пива. Во Франции, кажется, кормили лучше, к тому же иногда удавалось смыться в близлежащий городок и слегка оторваться в винном погребке у папаши Людо, который хоть и не любил немцев, но вина наливал исправно. Здесь о винах и развлечениях следовало забыть: даже если Медведь и отпустит в Триполи, делать там все равно нечего.
Впереди ждала бесконечная скука, сражения с британскими олухами, еще более бестолковыми, чем их собратья над Островом, и песок. Все кругом ходили в летных очках, и Винкельхок быстро понял, почему: нередкие порывы горячего пустынного ветра поднимали целые облака пыли, моментально забивавшей глаза. Желтая пыль была сутью бытия.
Она делала людей усталыми и раздражительными, и они мечтали поскорее вернуться в Европу, прочь от изнуряющей желтой жары; она проникала во все механизмы, и техники едва успевали менять воздушные фильтры карбюраторов и раз за разом перенабивать шприцами пресс-масленки; она была везде и всюду.
Дирк неожиданно отложил вилку и на секунду стиснул зубы. Призрак его страха, многие годы шедший за ним по пятам, вдруг преобразился, став холодной (проклятье, почему холодной в такую жару?!), неуловимо движущейся фигурой, облаченной в желтый саван из африканского песка.
Он зажмурился. Бегство, продолжавшееся долгих одиннадцать лет, это отчаянное, преисполненное лжи бегство от самого себя научило его находить ответы на все вопросы. Его ждал новый страх, новый старый страх, спасенья от которого не было.
– Что с тобой? Дирк, тебе плохо? – Больт, перегнувшись через столешницу, встревоженно тормошил его за плечо. – Может, позвать врача? Что ты молчишь?
– Я не успел привыкнуть к жаре, – разомкнул запекшиеся губы Винкельхок, – это пройдет. Я слишком долго жил в Европе и отвык от таких температур.
– Слишком долго? – не понял Больт, успокоившись. – Что ты хочешь этим сказать?
– Я родился в Анголе. Мой отец был врачом в небольшом городке.
– А… то-то мне показалось, что твоя фамилия звучит несколько по-голландски. Так ты, значит, из бурской семьи?
– Да, Гюнтер. У нас там все перемешались, и уже невозможно понять, кто немец, а кто голландец. Впрочем, мы привыкли считать свою кровь немецкой.
– Интересно, – дружелюбно блеснул глазами Больт, – я когда-то мечтал побывать в ваших краях. Может быть, после войны…
– А я стремился в Европу. В Германию я попал в тридцатом.
– Планерная школа? – почти утвердительно поинтересовался гауптман.
– Нет, я научился летать в Йоханнесбурге. Правда, этому никто не хотел верить и мне пришлось пройти курс обучения полетам в школе под Франкфуртом. Потом – Люфтваффе, с первого дня их появления на свет. В тридцать седьмом – Испания, «Легион Кондор»… Там я и подружился с Торном.
– Я так и понял. Я хочу сказать, понял, что ты знаешь его с Испании. Командир не особенно приветлив, и уж тем более трудно представить, чтобы он так фамильярничал с кем-то из своих офицеров.
– Медведь замечательный человек, – возразил Винкельхок, – да, он бывает грубоват, но зато никогда не дает своих в обиду. Что еще можно требовать от командира? Он же не нянька, чтобы вытирать нам задницы.
Больт вдруг стал задумчив.
– Вероятно, – согласился он, откладывая вилку. – Знаешь, я, человек сугубо штатский, не всегда могу правильно оценивать ситуации, возникающие во взаимоотношениях с начальством. Вся эта война… меня оторвали от милых моему сердцу старинных трактатов, швырнули в воздух и сказали: лети, парень! Вроде как ребенка, которого учит плавать жестокосердый папаша. Надеюсь, – он смущенно поднял на Дирка ставшие беспомощными глаза, – я не показался тебе излишне сентиментальным?
Винкельхок хлопнул гауптмана по плечу и откинулся на спинку парусинового стульчика. В эти секунды ведущий стал для него на порядок симпатичнее.
– Вздор, старина. Я смотрю на все эти вещи несколько иначе, чем ты, возможно, думаешь. Я прекрасно понимаю, что многих из нас воинами сделала только судьба – но отнюдь не тот Дух Великой Германской Нации, о котором так любят трещать в Берлине. Все в этой жизни надо разделять… прости, я забыл, что ты философ, – мой дилетантизм, конечно, смешон, и ты понимаешь все куда лучше меня.
– Я занимался не столько философией, сколько историей – точнее, романской историей периода раннего средневековья. – Больт взял в руку вилку, но есть не стал. – Скорее даже историей католичества. Хотя сам не католик.
– Если ты хочешь выпить, – негромко произнес Дирк, – то я могу предложить тебе пару глотков прекрасного коньяка. Из Франции я привез небольшой запасец. Э?
Больт тихо рассмеялся.
– Ты очень точно читаешь мои мысли. Вечером, если не возражаешь. Полк вот-вот вернется, и Торн может отправить нас вместе со всеми во второй вылет.
– Никуда он нас не отправит, – махнул рукой Винкельхок. – Можешь мне поверить. Обязанности твоего заместителя исполняет, кажется, лейтенант фон Хаберле? Вот он и будет водить вторую эскадрилью. Я буду твоим заместителем чисто номинально. Медведь хочет, чтобы мы летали в свободную охоту. Он побаивается неожиданных налетов и ждет, чтобы мы стали его щитом в воздухе над заливами.
– Англичане могут прилететь и с востока, – покачал головой Больт. – До линии фронта отсюда – рукой подать. К тому же бомбить они предпочитают по ночам.
– Следовательно, заливы для него важнее. – Дирк пожал плечами и вернулся к остывшей капусте. – Что толку забивать себе башку дурацкими предположениями? Если Медведь считает, что нас будут атаковать с Мальты, значит, он имеет какие-то свои соображения. К тому же, если мне не изменяет память, полк должен служить непосредственным прикрытием для Триполи? Вот и ответ на твои вопросы.
Выпив по чашке холодного и довольно противного кофе, летчики вышли из столовой. Винкельхок потянулся в карман комбинезона за портсигаром – Больт поволок его на завтрак с такой скоростью, что он не успел стащить с себя полотняный полетный комбез, – и вдруг замер, словно принюхиваясь к горячему воздуху.
– Полк возвращается, – сказал он. – С востока, и идут они неровно.
– Что-то рановато, – засомневался Больт. – Неужели они покрутились там так хорошо, что выжгли все горючее?
Дирк молча покачал головой. Они закурили; Больт раскрыл было рот, чтобы что-то спросить у своего напарника, но умолк, не начав говорить: в дрожащем мареве возникло далекое осиное гудение. Песчано-желтые фигурки самолетов приближались, вырастая на глазах. Винкельхок чуть прищурился – головным, ниже всех остальных, шел «мессер» командира полка, украшенный изображением бубнового туза на куцем киле. За ним тянулся слабый, еле заметный след вытекающей охлаждающей жидкости.
– Медведь идет с хорошим перегревом, – констатировал он, – и, естественно, движок у него не тянет.
– Хорошо хоть летел до дому, – озабоченно ответил Больт.
– Скорее всего ему влепили на выходе…
Истребитель Торна мягко опустился на взлетно-посадочную полосу и, хрипло взрыкивая перегретым двигателем, попытался подрулить к ремонтным ангарам, но сил у него уже не хватило – мотор осекся, пару раз чихнул и заклинил. Стремительно подбежавшие к нему техники, подхватив хвост и упершись в крылья, поспешили оттолкать вставшую посреди поля машину в сторону. Откуда-то из-за штабных палаток пробежали взмыленные санитары с носилками и двое врачей.
– Новицки, – твердо сказал Больт, – смотри.
Следом за командиром на посадку пошел самолет с бортовым номером 9, изуродованный пулеметными очередями настолько, что становилось страшно: непонятно было, как он вообще смог долететь до базы. Левая стойка его шасси вышла с запозданием, почти у самой земли – неровно, покачивая крыльями, изувеченная машина плюхнулась в пыль полосы и помчалась, почти не сбавляя скорости, через все летное поле.
– Ч-черт! – почти выкрикнул Больт. – Тормоза!
Раненый летчик, казалось, услышал его, но тормоз, видимо, «хватал» только справа – «Мессершмитт» вдруг подпрыгнул, круто повернулся и рухнул на крыло, подмяв сломавшуюся стойку. К нему тотчас подбежали санитары, кто-то вскарабкался на крыло, распахнул треснувший фонарь кабины.
– Пошли к Медведю, – сказал Дирк. – Наверное, его есть с чем поздравить…
Тори выглядел настолько усталым, что у него даже не оставалось сил на обычную ругань. Его песочно-желтый комбинезон можно было выжимать.
– Там был ад, – сказал он, не обращая никакого внимания на стягивающих с него парашют техников, – даже непонятно, откуда их столько налетело. У нас трое сбитых. Из них, господа, двое явные покойники, а за Шпенглером надо будет съездить к итальяшкам, он приземлился в их расположении, не дотянул. Машина, естественно – в хлам…
– Готовиться к вылету? – спросил Винкельхок.
Торн каркающе рассмеялся.
– Уже нет. Лучше возьмите мой «Хорьх» и мотните к макаронникам – я сейчас свяжусь с их штабом, а вы пока погуляйте где-нибудь здесь.
На ходу сдирая с себя спасательный жилет, подполковник направился в сторону штаба.
Через несколько минут Больт и Винкельхок оказались в компании потных, возбужденно орущих и жестикулирующих летчиков. Большинство из них летали не в предписанных инструкцией комбинезонах, а просто в шортах и сорочках, напяливая наушники поверх легких пилоток. Жара уже успела сделать свое дело – здесь, в Африке, мало кто обращал внимания на инструкции и наставления.
– С ума сойти, не меньше полка «Бленхеймов», целая орава «Харрикейнов». Где же они базируются?
– Господа, вы обратили внимание, что «Бленхеймы» шли с предельной нагрузкой?
– Да, похоже, они построили новый аэродром, где-то совсем рядом…
– Гром и молния! Вам не кажется, что это не австралийцы? Уж больно они смахивают на экипажи метрополии…
Переговариваясь и размахивая руками, все еще разгоряченные боем пилоты ушли переодеваться и приводить себя в порядок. Винкельхок задумчиво покачал головой:
– Да уж… не все здесь так просто, как я думал вначале. Что, пойдем в штаб?
– Угу. Скорее всего придется ехать за беднягой Шпенглером. Лучше бы, конечно, слетать, но на чем? У нас есть «Шторх», но лететь на этой стрекозе я лично не решусь. Случись нарваться на любого залетного британца – и можно смело заказывать пару-тройку уютных гробов. А Шпенглеру везет – представляешь, парня сбивают второй раз за месяц, и оба раза он выпрыгивает над итальяшками. Определенно, он их за что-то полюбил.
– Возможно, ему нравятся спагетти…
– Гм, здравая мысль! Надо будет поинтересоваться у него самого.
Всю дорогу до итальянцев – верных сто километров – он молчал, открывая рот лишь для того, чтобы скомандовать водителю, в какой поворот входить. Дирк не желал его тревожить. Покачиваясь на широком диване открытой туполобой машины, он задумчиво курил и посматривал по сторонам. Следуя примеру остальных, он надел летные очки и не прогадал – пыль, летевшая, казалось, со всех сторон, была ему теперь не страшна.
Через два с половиной часа «Хорьх» остановился перед шлагбаумом контрольно-пропускного пункта на окраине какого-то глиняного поселения. Заспанный солдат с пером на форменной шляпе, высунувшийся из покосившейся будки, выслушал короткую нервную тираду Больта, из которой Дирк не понял ни единого слова, и неторопливо потянул веревку шлагбаума. Транспортер двинулся вперед.
– Дирк, ты посиди пока здесь, – сказал Больт, – моих знаний итальянского вполне хватит, чтобы объясниться с этими петушиными воинами. Налево, Йохан, – приказал он водителю, – в этой лавочке штаб полка слева при въезде…
Сидевший за рулем солдат остановил машину перед желтым двухэтажным строением, у входа в которое дремали, развалившись на обшарпанных глиняных ступенях, двое караульных в сдвинутых на глаза касках. На приближение автомобиля они не отреагировали никак. Больт спрыгнул на землю, раздраженно отряхнулся и приблизился к спящим. Короткая певучая реплика заставила их раскрыть глаза, однако же подняться доблестные союзники и не подумали. Один из них, очевидно старший, с чисто южной ленью взмахнул рукой, указывая на второй этаж здания, и широко зевнул, показав два ряда крупных желтых зубов: их цвет навевал мысли о всепроникающем действии тропического камуфляжа. Дирк усмехнулся и потянулся в карман сорочки за новой сигаретой.
Гауптман отсутствовал около десяти минут. На втором этаже неожиданно хлопнуло, раздалась скорострельная итальянская речь, чей-то грубый хохот, и спустя некоторое время на пороге штаба вырос покачивающийся силуэт офицера в круглых темных очках; в руке он держал початую бутылку шампанского. Следом за ним двигался Больт, придерживающий щуплого парня в летном комбинезоне с нашивками обер-фельдфебеля на рукаве. Правая нога пилота была натуго стянута фиксирующей повязкой, но Больт держал его вовсе не из-за травмы: обер-фельдфебель был героически пьян.
Скорбно вздыхая, гауптман устроил его на заднем диване автомобиля и повернулся к итальянцу, вновь разразившемуся длинной тирадой. Больт что-то ответил, изъял у союзника бутылку, хлопнул его по плечу и поспешно запрыгнул в машину.
– Поехали отсюда, Йохан! – сказал он водителю. – Иначе мы застрянем в этой богадельне до утра. Майор Кавалькатти пьян со вчерашнего вечера, он сам мне похвастался…
– Ты его знаешь? – удивился Винкельхок.
Больт махнул рукой и повернулся к насупленному фельдфебелю:
– Шпенглер! Я понял, почему ты норовишь каждый раз выпрыгнуть именно над этим славным оазисом!.. Признайся честно, ведь ты мог дотянуть хотя бы до Триполи? Но радушие Кавалькатти и его гостеприимных коллег оставило в твоем сердце неизгладимый след, а?..
Ему казалось, что память, бессмертная и неотвратимая, вновь швыряет его туда, в эту бесконечную черную пропасть, заставляя опять, в сотый уже раз, пережить ощущения далекой и давно забытой им войны. Войны, которая разорвала его сердце.
Коротко вздохнув, Дирк сел, поправил наброшенную на плечи шинель и потянулся в карман кителя за портсигаром. Небо на востоке начало наливаться светом.
В десятке метров от него песок зашуршал под чьими-то мягкими шагами. Скосив глаза, Дирк увидел Больта, мокрого после недавнего умывания.
– Далеко вы забрались, дружище, – приветствовал его гауптман. – Любуетесь звездами? Я, признаться, первые ночи тоже выползал из палатки заглянуть в эту пропасть…
Винкельхок неторопливо раскурил сигарету.
– Когда мы вылетаем?
– Уже сейчас. Я, собственно, за вами. Если мы успеем добраться до залива раньше, чем окончательно рассветет, то можем успеть поймать парочку ночных британских мышей.
Дирк сосредоточился.
– Да, может быть, – согласился он после короткого размышления. – Идемте.
Из-за рядов офицерских палаток раздался рев запускаемого мотора. Прогазовав, техник заглушил движок – следом за ним сипло взревел еще один. Ярко вспыхнули поднятые на ажурных мачтах прожекторы.
Спустя десять минут Винкельхок уже садился в тесный кокпит новенького, пахнущего своеобразным заводским запахом «Мессершмитта». Пара техников с изумлением проводила его долгими взглядами – он даже не посмотрел на приготовленные для него парашют и желтый, сосисочного типа капковый спасательный жилет, – молча запрыгнул на крыло и нырнул под откинутый вбок прозрачный фонарь кабины.
Застегнув на шее ларингофон, Дирк захлопнул фонарь и поерзал, устраиваясь на жестком и неудобном сиденье. Впереди плавно тронулся с места самолет Больта; техник махнул рукой, Дирк отпустил тормоза и дал газ. В бледном свете посадочной фары понеслась неровная пыльная полоса. Больт академично оторвался от земли, чуть качнул крылом и полез в светлеющее небо.
Винкельхок улыбнулся, сам не зная чему, и потянул ручку. Его узкий, как клинок, «Бф-109»[4] послушно поднялся в воздух. Насвистывая, Дирк завернул кран подъема шасси и щелкнул тумблером:
– Проверка связи… как слышите, коллега?
В наушниках загудел голос Больта:
– Слышу хорошо. Проверьте оружие и двигайтесь за мной.
«Над морем облачно, – вдруг подумал Дирк. – Да, это почти наверняка. Если мы хотим поймать англичанина-„ночника“, забираться высоко не следует. Впрочем, пускай командует дружище Гюнтер. Моя задача – не дать парню подставить свою гениальную университетскую башку под пару пулеметов этого королевского красавчика».
Командир эскадрильи уверенно вел его на северо-восток, продолжая набор высоты. Вывернув голову, Винкельхок посмотрел вниз и увидел впереди редкие огоньки готовящегося проснуться Триполи. Небо продолжало светлеть.
«Мессер» Больта лег на правое крыло. Винкельхок не сразу повторил маневр ведущего. Он поднялся чуть выше и лишь после этого выжал педаль, поворачивая свою машину. Теперь гауптман шел ниже его – в случае появления британского истребителя Винкельхок успел бы среагировать раньше, приняв атаку из более выгодного ему угла.
– Под нами залив, – сказал Больт.
Дирк не ответил. В затылке слабо пульсировал знакомый ритм. Он сосредоточился на нем, определяя направление. Верно: самолет шел над морем левее него, уходя скорее всего на базу.
– Двухмоторный противник на одиннадцати часах, – сообщил Дирк. – Мы успеем догнать, он только что покинул залив.
– Где ты его увидел? – всполошился Больт, всматриваясь в серое рассветное небо.
– На одиннадцати часах, – повторил Винкельхок, – он выше нас примерно на пятьсот метров.
Больт недоверчиво хмыкнул, но тем не менее решился – дал газ и пошел вверх, забирая чуть-чуть влево. Винкельхок повторил его маневр, по-прежнему держась на двадцать метров выше ведущего.
Через пару минут он увидел англичанина глазами. Длиннокрылая, сплюснутая с боков туша двухмоторного «Веллингтона» радарной разведки безмятежно плыла в почти светлом уже небе. Ночной камуфляж – снизу самолет был окрашен в матовый серо-коричневый тон – был уже бесполезен, профиль отчетливо различался на фоне восходящего солнца.
– Дьявольщина! – выкрикнул возбужденный Больт. – Действительно, вот он! «Летучая мышь» с Мальты!
– Начни с левого двигателя, – посоветовал Винкельхок, принимая ручку на себя.
Мотор его самолета взвыл рассерженным шмелем, выдергивая легкую металлическую птицу вверх. Высоченный киль англичанина мелькнул в прицельном визире – Дирк успел рассмотреть сидящего в хвостовой башне стрелка, который судорожно пытался развернуть вслед за ним тяжеленную крупнокалиберную спарку. Он отдал газ, позволяя Больту зайти в мертвую для стрелков «Веллингтона» зону и не попасть под его собственный огонь, но гауптман то ли не понял его предупреждения, то ли слишком возбудился, его машина проскочила сектор атаки, бесцельно полосуя небо трассами пулеметных очередей, и зависла перед самым хвостом бомбардировщика, подставляясь под выстрелы спрятанной под килем башни.
Коротко чертыхнувшись, Винкельхок промчался над узким телом англичанина, свалился на левое крыло, выровнялся и боевым разворотом пошел вдогон уходящему самолету. Справа мелькнул разворачивающийся Больт.
– Не лезь под стрелка! – крикнул ему Дирк. – Стреляй по движкам!
Он достал хвостового стрелка в ту пару секунд, когда удлиненный зад «Веллингтона» занял собой все лобовое стекло его машины. Этих секунд было достаточно – спрятанная в носу пушка и пара пулеметов сделали свое дело, вгрызлись в хлипкий металл британского разведчика, напрочь снося угловатую полупрозрачную башенку вместе со стрелком.
– Попал! – торжествуя, заорал Больт.
«Деточка скушала вкусную конфетку, – злорадствуя, подумал Дирк. – Я хотел бы посмотреть, как бы ты сделал это сам».
Стремительно поднявшись, он развернулся и полюбовался на работу гауптмана. Его очереди поразили левый двигатель и разнесли кабину пилотов – свалившись на крыло, изувеченный «Веллингтон» падал в море. Из люка уцелевшей штурманской кабины вывалился черный комок, вспух белым цветком парашюта. Следом за ним погибшую машину покинул еще один член экипажа. Винкельхок проводил их взглядом – вода теплая, не пропадут – и ощутил дьявольское желание дать Больту по шее. Стрелять он, пожалуй, умел: по крайней мере, не хуже остальных. А вот думать головой… да-а, тут были проблемы. Вероятно, годы, проведенные в одном из старейших университетов Германии, напрочь отучили парня быстро соображать.
«Если это у Медведя лучший пилот, – подумал Дирк, – то мне, кажется, здорово повезло. Попал, называется. Впрочем, понятно – все толковые парни торчат в полках и ягдгруппах[5] ПВО Германии, отражая бесконечные налеты англичан, а сюда, в Африканский корпус, сгоняют, как правило, летчиков так себе. Ставят над ними толкового, но опального, вроде того же Медведя, командира и бросают против таких же олухов из колониальных подразделений РАФ»[6].
– Будем возвращаться, – решил Больт. – Нам и так нечасто удается поймать «летучую мышь», обычно они уходят на Мальту еще до рассвета, а летать по ночам Торн не разрешает – ни у кого нет ночной подготовки. Все «ночники» остались дома…
«Мне безразлично, когда летать, – усмехнулся про себя Винкельхок. – Что днем, что ночью. И безразлично на чем – на истребителе, на бомбере… какая разница? Пыхтящий гроб, еле-еле разгоняющийся до шестисот с чем-то в час, да еще и грозящий развалиться в воздухе от малейшей перегрузки. Даже странно, что ни одна из этих тарахтелок до сих пор не рассыпалась от моих маневров».
Полк уже не спал. Наземные экипажи спешно готовили машины к боевому вылету – приземлившись, Дирк нашел Торна возле его самолета. Медведь пыхтел, страшно ругался и при помощи двоих ефрейторов в замасленных робах пытался влезть в сложную сбрую парашютных ремней. Благодаря надетому сосисочному жилету он казался невероятно толстым: становилось страшно за целостность тесной и хлипкой кабины «Мессершмитта». Медведь вполне мог разломать ее своим героическим брюхом.
– А, – сказал он, прекратив поливать парашют и ефрейторов матом, – это вы… как успехи?
– Дружище Гюнтер уделал «Веллингтон», – невозмутимо сообщил Дирк. – Вот и он, кстати.
– Какого дьявола ты летаешь без парашюта? – зашипел Больт, подходя к крылу командирского истребителя. – Я там, в темноте, и не заметил… а тут, смотрю – выскакивает из кокпита чуть ли не голый!.. Спятил?
– Он всегда так, – проворчал Торн, – у него личное дело от взысканий пухнет – того и гляди разорвется к черту. А вы, герр гауптман, – докладывать не желаете?
– Герр оберст-лейтенант! – поспешно затараторил Больт, вытягиваясь в струнку. – В процессе ознакомительного полета нами был обнаружен и сбит английский разведывательный самолет марки «Веллингтон»…
– Не «нами», а «мной», – негромко перебил Винкельхок, глядя в сторону.
Больт осекся и посмотрел на него с искренним удивлением. Дирк махнул рукой и выразительно поморщился.
Торр закончил наконец сражение с парашютом, оправил на себе бесчисленные лямки и дернул ладонью:
– Потом разберемся. Вы пока отдыхайте. Сегодня работы немного, обойдемся без вас. Полк, взлет! – крикнул он, обращаясь к стоявшему поодаль адъютанту.
Ефрейторы деловито забросили тушу командира в кабину. Торн захлопнул фонарь, стоявший поодаль фельдфебель-выпускающий взмахнул флажком, и командирская машина, поднимая пропеллером тучи пыли, двинулась вперед.
– А ты оригинал, – проорал Больт через рев моторов, – шутки у тебя… ну, идем в столовую – надеюсь, нам оставили пожрать.
– Ночью макаронные ребята выводят из гавани свои подлодки, – объяснял он, расположившись в просторном бараке офицерской столовой, оставшейся от итальянцев, – ну а за ней, естественно, остается светящийся след. Эти мерзавцы подкрадываются в снижении – и пожалуйста: пара бомб, и лодке приходится возвращаться на ремонт. Утопить ее удается редко, потому что трусливые британцы не решаются на второй заход, сразу же уматывают, но зацепить иногда получается. И плюс, конечно же, разведка. Ночью они тут все рассмотрят, а потом, бывает, налетит толпа «Свордфишей» с какого-нибудь авианосца – причем именно тогда, когда все итальянцы разлетелись по своим делам, и стоящие в порту корабли защитить некому.
Дирк молча жевал тушеную капусту со свининой и жалел об отсутствии пива. Во Франции, кажется, кормили лучше, к тому же иногда удавалось смыться в близлежащий городок и слегка оторваться в винном погребке у папаши Людо, который хоть и не любил немцев, но вина наливал исправно. Здесь о винах и развлечениях следовало забыть: даже если Медведь и отпустит в Триполи, делать там все равно нечего.
Впереди ждала бесконечная скука, сражения с британскими олухами, еще более бестолковыми, чем их собратья над Островом, и песок. Все кругом ходили в летных очках, и Винкельхок быстро понял, почему: нередкие порывы горячего пустынного ветра поднимали целые облака пыли, моментально забивавшей глаза. Желтая пыль была сутью бытия.
Она делала людей усталыми и раздражительными, и они мечтали поскорее вернуться в Европу, прочь от изнуряющей желтой жары; она проникала во все механизмы, и техники едва успевали менять воздушные фильтры карбюраторов и раз за разом перенабивать шприцами пресс-масленки; она была везде и всюду.
Дирк неожиданно отложил вилку и на секунду стиснул зубы. Призрак его страха, многие годы шедший за ним по пятам, вдруг преобразился, став холодной (проклятье, почему холодной в такую жару?!), неуловимо движущейся фигурой, облаченной в желтый саван из африканского песка.
Он зажмурился. Бегство, продолжавшееся долгих одиннадцать лет, это отчаянное, преисполненное лжи бегство от самого себя научило его находить ответы на все вопросы. Его ждал новый страх, новый старый страх, спасенья от которого не было.
– Что с тобой? Дирк, тебе плохо? – Больт, перегнувшись через столешницу, встревоженно тормошил его за плечо. – Может, позвать врача? Что ты молчишь?
– Я не успел привыкнуть к жаре, – разомкнул запекшиеся губы Винкельхок, – это пройдет. Я слишком долго жил в Европе и отвык от таких температур.
– Слишком долго? – не понял Больт, успокоившись. – Что ты хочешь этим сказать?
– Я родился в Анголе. Мой отец был врачом в небольшом городке.
– А… то-то мне показалось, что твоя фамилия звучит несколько по-голландски. Так ты, значит, из бурской семьи?
– Да, Гюнтер. У нас там все перемешались, и уже невозможно понять, кто немец, а кто голландец. Впрочем, мы привыкли считать свою кровь немецкой.
– Интересно, – дружелюбно блеснул глазами Больт, – я когда-то мечтал побывать в ваших краях. Может быть, после войны…
– А я стремился в Европу. В Германию я попал в тридцатом.
– Планерная школа? – почти утвердительно поинтересовался гауптман.
– Нет, я научился летать в Йоханнесбурге. Правда, этому никто не хотел верить и мне пришлось пройти курс обучения полетам в школе под Франкфуртом. Потом – Люфтваффе, с первого дня их появления на свет. В тридцать седьмом – Испания, «Легион Кондор»… Там я и подружился с Торном.
– Я так и понял. Я хочу сказать, понял, что ты знаешь его с Испании. Командир не особенно приветлив, и уж тем более трудно представить, чтобы он так фамильярничал с кем-то из своих офицеров.
– Медведь замечательный человек, – возразил Винкельхок, – да, он бывает грубоват, но зато никогда не дает своих в обиду. Что еще можно требовать от командира? Он же не нянька, чтобы вытирать нам задницы.
Больт вдруг стал задумчив.
– Вероятно, – согласился он, откладывая вилку. – Знаешь, я, человек сугубо штатский, не всегда могу правильно оценивать ситуации, возникающие во взаимоотношениях с начальством. Вся эта война… меня оторвали от милых моему сердцу старинных трактатов, швырнули в воздух и сказали: лети, парень! Вроде как ребенка, которого учит плавать жестокосердый папаша. Надеюсь, – он смущенно поднял на Дирка ставшие беспомощными глаза, – я не показался тебе излишне сентиментальным?
Винкельхок хлопнул гауптмана по плечу и откинулся на спинку парусинового стульчика. В эти секунды ведущий стал для него на порядок симпатичнее.
– Вздор, старина. Я смотрю на все эти вещи несколько иначе, чем ты, возможно, думаешь. Я прекрасно понимаю, что многих из нас воинами сделала только судьба – но отнюдь не тот Дух Великой Германской Нации, о котором так любят трещать в Берлине. Все в этой жизни надо разделять… прости, я забыл, что ты философ, – мой дилетантизм, конечно, смешон, и ты понимаешь все куда лучше меня.
– Я занимался не столько философией, сколько историей – точнее, романской историей периода раннего средневековья. – Больт взял в руку вилку, но есть не стал. – Скорее даже историей католичества. Хотя сам не католик.
– Если ты хочешь выпить, – негромко произнес Дирк, – то я могу предложить тебе пару глотков прекрасного коньяка. Из Франции я привез небольшой запасец. Э?
Больт тихо рассмеялся.
– Ты очень точно читаешь мои мысли. Вечером, если не возражаешь. Полк вот-вот вернется, и Торн может отправить нас вместе со всеми во второй вылет.
– Никуда он нас не отправит, – махнул рукой Винкельхок. – Можешь мне поверить. Обязанности твоего заместителя исполняет, кажется, лейтенант фон Хаберле? Вот он и будет водить вторую эскадрилью. Я буду твоим заместителем чисто номинально. Медведь хочет, чтобы мы летали в свободную охоту. Он побаивается неожиданных налетов и ждет, чтобы мы стали его щитом в воздухе над заливами.
– Англичане могут прилететь и с востока, – покачал головой Больт. – До линии фронта отсюда – рукой подать. К тому же бомбить они предпочитают по ночам.
– Следовательно, заливы для него важнее. – Дирк пожал плечами и вернулся к остывшей капусте. – Что толку забивать себе башку дурацкими предположениями? Если Медведь считает, что нас будут атаковать с Мальты, значит, он имеет какие-то свои соображения. К тому же, если мне не изменяет память, полк должен служить непосредственным прикрытием для Триполи? Вот и ответ на твои вопросы.
Выпив по чашке холодного и довольно противного кофе, летчики вышли из столовой. Винкельхок потянулся в карман комбинезона за портсигаром – Больт поволок его на завтрак с такой скоростью, что он не успел стащить с себя полотняный полетный комбез, – и вдруг замер, словно принюхиваясь к горячему воздуху.
– Полк возвращается, – сказал он. – С востока, и идут они неровно.
– Что-то рановато, – засомневался Больт. – Неужели они покрутились там так хорошо, что выжгли все горючее?
Дирк молча покачал головой. Они закурили; Больт раскрыл было рот, чтобы что-то спросить у своего напарника, но умолк, не начав говорить: в дрожащем мареве возникло далекое осиное гудение. Песчано-желтые фигурки самолетов приближались, вырастая на глазах. Винкельхок чуть прищурился – головным, ниже всех остальных, шел «мессер» командира полка, украшенный изображением бубнового туза на куцем киле. За ним тянулся слабый, еле заметный след вытекающей охлаждающей жидкости.
– Медведь идет с хорошим перегревом, – констатировал он, – и, естественно, движок у него не тянет.
– Хорошо хоть летел до дому, – озабоченно ответил Больт.
– Скорее всего ему влепили на выходе…
Истребитель Торна мягко опустился на взлетно-посадочную полосу и, хрипло взрыкивая перегретым двигателем, попытался подрулить к ремонтным ангарам, но сил у него уже не хватило – мотор осекся, пару раз чихнул и заклинил. Стремительно подбежавшие к нему техники, подхватив хвост и упершись в крылья, поспешили оттолкать вставшую посреди поля машину в сторону. Откуда-то из-за штабных палаток пробежали взмыленные санитары с носилками и двое врачей.
– Новицки, – твердо сказал Больт, – смотри.
Следом за командиром на посадку пошел самолет с бортовым номером 9, изуродованный пулеметными очередями настолько, что становилось страшно: непонятно было, как он вообще смог долететь до базы. Левая стойка его шасси вышла с запозданием, почти у самой земли – неровно, покачивая крыльями, изувеченная машина плюхнулась в пыль полосы и помчалась, почти не сбавляя скорости, через все летное поле.
– Ч-черт! – почти выкрикнул Больт. – Тормоза!
Раненый летчик, казалось, услышал его, но тормоз, видимо, «хватал» только справа – «Мессершмитт» вдруг подпрыгнул, круто повернулся и рухнул на крыло, подмяв сломавшуюся стойку. К нему тотчас подбежали санитары, кто-то вскарабкался на крыло, распахнул треснувший фонарь кабины.
– Пошли к Медведю, – сказал Дирк. – Наверное, его есть с чем поздравить…
Тори выглядел настолько усталым, что у него даже не оставалось сил на обычную ругань. Его песочно-желтый комбинезон можно было выжимать.
– Там был ад, – сказал он, не обращая никакого внимания на стягивающих с него парашют техников, – даже непонятно, откуда их столько налетело. У нас трое сбитых. Из них, господа, двое явные покойники, а за Шпенглером надо будет съездить к итальяшкам, он приземлился в их расположении, не дотянул. Машина, естественно – в хлам…
– Готовиться к вылету? – спросил Винкельхок.
Торн каркающе рассмеялся.
– Уже нет. Лучше возьмите мой «Хорьх» и мотните к макаронникам – я сейчас свяжусь с их штабом, а вы пока погуляйте где-нибудь здесь.
На ходу сдирая с себя спасательный жилет, подполковник направился в сторону штаба.
Через несколько минут Больт и Винкельхок оказались в компании потных, возбужденно орущих и жестикулирующих летчиков. Большинство из них летали не в предписанных инструкцией комбинезонах, а просто в шортах и сорочках, напяливая наушники поверх легких пилоток. Жара уже успела сделать свое дело – здесь, в Африке, мало кто обращал внимания на инструкции и наставления.
– С ума сойти, не меньше полка «Бленхеймов», целая орава «Харрикейнов». Где же они базируются?
– Господа, вы обратили внимание, что «Бленхеймы» шли с предельной нагрузкой?
– Да, похоже, они построили новый аэродром, где-то совсем рядом…
– Гром и молния! Вам не кажется, что это не австралийцы? Уж больно они смахивают на экипажи метрополии…
Переговариваясь и размахивая руками, все еще разгоряченные боем пилоты ушли переодеваться и приводить себя в порядок. Винкельхок задумчиво покачал головой:
– Да уж… не все здесь так просто, как я думал вначале. Что, пойдем в штаб?
– Угу. Скорее всего придется ехать за беднягой Шпенглером. Лучше бы, конечно, слетать, но на чем? У нас есть «Шторх», но лететь на этой стрекозе я лично не решусь. Случись нарваться на любого залетного британца – и можно смело заказывать пару-тройку уютных гробов. А Шпенглеру везет – представляешь, парня сбивают второй раз за месяц, и оба раза он выпрыгивает над итальяшками. Определенно, он их за что-то полюбил.
– Возможно, ему нравятся спагетти…
– Гм, здравая мысль! Надо будет поинтересоваться у него самого.
* * *
В карте Больт разобрался без проблем – Торну достаточно было лишь ткнуть пальцем в точку на штабной десятикилометровке. Гауптман, похоже, хорошо ориентировался в паутине местных дорог, которые не всегда являлись таковыми. Погрузив в просторную коробку «Хорьха» троих солдат, Больт захватил припрятанный у себя в палатке ручной «МГ» с зенитным визиром и забрался на заднее сиденье вездехода.Всю дорогу до итальянцев – верных сто километров – он молчал, открывая рот лишь для того, чтобы скомандовать водителю, в какой поворот входить. Дирк не желал его тревожить. Покачиваясь на широком диване открытой туполобой машины, он задумчиво курил и посматривал по сторонам. Следуя примеру остальных, он надел летные очки и не прогадал – пыль, летевшая, казалось, со всех сторон, была ему теперь не страшна.
Через два с половиной часа «Хорьх» остановился перед шлагбаумом контрольно-пропускного пункта на окраине какого-то глиняного поселения. Заспанный солдат с пером на форменной шляпе, высунувшийся из покосившейся будки, выслушал короткую нервную тираду Больта, из которой Дирк не понял ни единого слова, и неторопливо потянул веревку шлагбаума. Транспортер двинулся вперед.
– Дирк, ты посиди пока здесь, – сказал Больт, – моих знаний итальянского вполне хватит, чтобы объясниться с этими петушиными воинами. Налево, Йохан, – приказал он водителю, – в этой лавочке штаб полка слева при въезде…
Сидевший за рулем солдат остановил машину перед желтым двухэтажным строением, у входа в которое дремали, развалившись на обшарпанных глиняных ступенях, двое караульных в сдвинутых на глаза касках. На приближение автомобиля они не отреагировали никак. Больт спрыгнул на землю, раздраженно отряхнулся и приблизился к спящим. Короткая певучая реплика заставила их раскрыть глаза, однако же подняться доблестные союзники и не подумали. Один из них, очевидно старший, с чисто южной ленью взмахнул рукой, указывая на второй этаж здания, и широко зевнул, показав два ряда крупных желтых зубов: их цвет навевал мысли о всепроникающем действии тропического камуфляжа. Дирк усмехнулся и потянулся в карман сорочки за новой сигаретой.
Гауптман отсутствовал около десяти минут. На втором этаже неожиданно хлопнуло, раздалась скорострельная итальянская речь, чей-то грубый хохот, и спустя некоторое время на пороге штаба вырос покачивающийся силуэт офицера в круглых темных очках; в руке он держал початую бутылку шампанского. Следом за ним двигался Больт, придерживающий щуплого парня в летном комбинезоне с нашивками обер-фельдфебеля на рукаве. Правая нога пилота была натуго стянута фиксирующей повязкой, но Больт держал его вовсе не из-за травмы: обер-фельдфебель был героически пьян.
Скорбно вздыхая, гауптман устроил его на заднем диване автомобиля и повернулся к итальянцу, вновь разразившемуся длинной тирадой. Больт что-то ответил, изъял у союзника бутылку, хлопнул его по плечу и поспешно запрыгнул в машину.
– Поехали отсюда, Йохан! – сказал он водителю. – Иначе мы застрянем в этой богадельне до утра. Майор Кавалькатти пьян со вчерашнего вечера, он сам мне похвастался…
– Ты его знаешь? – удивился Винкельхок.
Больт махнул рукой и повернулся к насупленному фельдфебелю:
– Шпенглер! Я понял, почему ты норовишь каждый раз выпрыгнуть именно над этим славным оазисом!.. Признайся честно, ведь ты мог дотянуть хотя бы до Триполи? Но радушие Кавалькатти и его гостеприимных коллег оставило в твоем сердце неизгладимый след, а?..