Страница:
– О… – в ответ старушенция горестно улыбнулась и подсела к столу.
– Ну, за встречу! – находчиво предложил господин барон.
Принцесса Ущелья изящно глотнула каховского. Глаза ее почти тотчас же замаслились; причмокнув губами, старушка бросила красноречивый взгляд на флягу, и Кирфельд поспешил исполнить ее желание.
– А кто же вы таковы, дорогие гости? – спросила Принцесса, ловко употребив вторую порцию.
– Простые путешественники, – вздохнул Джедедайя. – Борцы со злом, можно сказать…
– Во-от как. И не туристы, значит?
– Да уж какой в наше время туризм. Нам бы на болота попасть.
– На болота, говорите? – старуха сняла с огня свой кофейник, поставила его на стол и покачала головой. – Кто ж это на болота с драконами ходит?
– Старина Шон – мой друг и наперсник, – с достоинством ответил барон Кирфельд. – Можно даже сказать, что мы с ним неразлучны.
– Ну да, ну да… – кивнула Принцесса. – Дракон…
При ее словах Шон сжался и пожалел о том, что не умеет становиться невидимым. Принцесса его откровенно пугала.
– Сударыня, – присмотревшись, дядюшка Джед решил, что пора переходить к делу, – я вижу, вас что-то гнетет. Люди мы тут большей частью простые, но понимание имеем. Может, вы расскажете нам о том, что так гнетет вас многие годы?
Принцесса вздохнула.
Барон Кирфельд налил.
Некоторое время в пещере стояла гнетущая тишина, потом вдруг кто-то пискляво зевнул.
– Тш-ш! – раздался гневный шепот Жирохвоста.
– А я… а чо я… – поджал уши Толстопузик.
По губам Принцессы скользнула короткая грустная улыбка.
– Видимо, моей мечте не суждено уж сбыться, – тихо произнесла она. – Хотя, все еще может быть… надо вам знать, господа, что я с детства мечтала быть захваченной в плен драконом.
– Вот как? – вежливо поскреб подбородок Джедедайя Шизелло. – Бывает, бывает…
– Да! – продолжала старушка с заметным воодушевлением. – И хотела после всего, э-ээ, выйти за него замуж.
Шон бросил на Принцессу недоуменный взгляд и отвернулся к стене пещеры.
– …Но драконов в округе давно уже не водилось, а новые чего-то никак не прилетали. Вступив в пору наивной юности, я однажды предприняла поездку в Старошмопский лес. О, это было так прекрасно!.. кругом пели птицы, светило солнце… но, когда я слезла с лошади, чтобы нарвать цветов, она, лошадь то есть, вдруг убежала куда-то, и я осталась одна. В общем, я заблудилась. В поисках хоть какого-то жилья я решила перебраться через гору и оказалась… вот здесь. В этой самой пещере. Тут я и заночевала, хотя сердце мое трепетало от ужаса… но делать было нечего: до атомной станции было еще слишком далеко. А утром, проснувшись на рассвете, я стала исследовать пещеру, так как много раз читала, что именно в пещерах можно найти источник воды. И нашла я… его.
– Кого – его? – машинально спросил Джедедайя, совершенно обалдевший от путаной исповеди старухи.
– Яйцо дракона! – торжествуя, выкрикнула та.
Шон хрюкнул.
– И тогда я поняла – это моя судьба. Я высижу мое яйцо, а вылупившийся из него дракон похитит меня и приведет впоследствии к алтарю.
– Как поэтично! – вздохнул старший Шизелло, делая при этом крайне одухотворенное лицо. – А не могли бы вы, сударыня, продемонстрировать мне, как ученому, свое гм-м, сокровище?
Кирфельд налил снова.
«Никогда не слышал, чтобы из дурдома бежали на лошадях, – подумал в этот миг маркграф Ромуальд, – но дядя, видать, осведомлен лучше меня».
– Идемте, друг мой! – воскликнула Принцесса Ущелья, но тут же осеклась и подозрительно сощурилась, разглядывая Джедедайю: – А вы точно ученый?
– Ну-у, – развел руками путешественник. – А как же?!
– Тогда – за мной!
И старуха поволокла его в темную глубину пещеры.
Когда их голоса исчезли где-то во мраке, маркграф Ромуальд смог перевести дух и вытереть со лба холодный пот.
– Ужас-то какой, – прошептал он. – Никогда о таком не слышал…
– Банальная история, – ответил ему тесть, небрежно поигрывая своим бокалом. – Бывает. Романтичная девушка, экзальтированная особа…
– Обалдеть от такой романтики, – заметил Шон, оглядывая развешанный по стенам пещеры арсенал. – Это сколько ж народу она своей алебардой тут положила?
– Кто знает? – пожал плечами Кирфельд. – Странно, что за ней до сих пор не пришли.
– Вот тут как раз ничего странного нет, – отмахнулся Ромуальд. – Никакая полиция в эти места не сунется. Налоговые – те да, они ведь за премию работают. А полицейские предпочтут замять любое, даже самое скандальное дело, лишь бы не лезть в Старошмопский лес. Местные почему-то убеждены, что здесь сильно фонит. Болваны! Мой счетчик Гейгера до сих пор ни разу не пискнул…
Барон хотел что-то добавить к сказанному зятем, но не успел, так как из тьмы мягко выплыл Джедедайя Шизелло.
– Старушенция пошла по-большому, – подмигнул он своим друзьям.
– Так что – сваливаем? – вскочил на ноги Ромаульд.
– Не надо так спешить, – осадил его дядя. – История тут печальная. Никакого драконьего яйца там нет.
Шон фыркнул.
– Я так и думал, – кивнул барон. – Надо сообщить об этом старой дуре, и дело с концом. Маразм часто сопровождается галлюцинациями.
– То есть яйцо там есть, – перебил его дядюшка Джед. – Но никакое не драконье. Насколько я понял, старая дама обнаружила когда-то работу мастера Жаберже, созданную в тот период, когда он еще не перешел на всяческие миниатюры. Видимо, в давние времена яйцо было выкрадено разбойниками и помещено на отстой в эту пещеру, а потом забыто. Я датирую его началом позапрошлого века.
– Вот и надо вправить старухе мозги! – недовольно буркнул Кирфельд. – И вообще, нам пора на болота. Возможно, я еще успею подстрелить на ужин парочку кикимор – помнится, господин старший псарь утверждал, что они весьма недурны под чесночным соусом.
– Под чесночным соусом недурны даже бегемотовы хвосты, – задумчиво почесался старый путешественник. – Но подумайте сами, друг мой: разве вам не жалко старую даму, прожившую свою жизнь в бесплодном ожидании счастья?
– С ума сойти, Шизелло! Да эта ваша дама едва не заставила меня обнажить клинок! Если мы не отправим ее в ближайший бедлам, то подумайте, сколько еще черепов появится в этом чертовом ущелье?
– Это говорите мне вы, дорогой барон? Если мне не изменяет память, вы еще ни разу не были замечены в нежных чувствах к налоговому ведомству!..
Барон Кирфельд недовольно крякнул, но крыть ему было нечем: налоговых он и впрямь недолюбливал. Возможно, перепалка заняла бы еще немало времени, однако тут заговорил молчавший до того Шон:
– Не исключено, что в ближайшее время тетка свихнется окончательно. Что тогда будет – кто знает? И вообще, говорить правду – истинный долг странствующего рыцаря.
Последний аргумент привел Джедедайю Шизелло в состояние глубокой задумчивости. О себе как о странствующем рыцаре он еще не задумывался – это с одной стороны. А с другой – кем, как не рыцарем естествоиспытательства он стал, проведя целые десятилетия в далеких джунглях, и нещадно пожираемый то глистами, то блохами, а иногда, бывало, и крокодилами?
– Что ж, – сдался Джедедайя после глубокого вздоха. – Правду так правду.
Словно в ответ, из тьмы пещеры раздались шаркающие шаги, и вскоре путешественники увидели Принцессу, с довольным видом приближающуюся к столу. Дядюшка Джед нервно скомкал в руках свой клетчатый носовой платок.
– Ну вот, – заговорила меж тем хозяйка, – теперь вы видели мое сокровище… но скажите мне, господин ученый, как сколько мне еще ждать вылупления? Ведь я сижу на яйце не менее шести часов в сутки, а прошло уже, как мне кажется, немало лет… или нет?
– Видите ли, сударыня, – естествоиспытатель сделал серьезное лицо и сложил руки на животе, – с точки зрения науки, данное яйцо является не так чтобы яйцом, а это вот…
– Как, как? – приложила ладонь к уху Принцесса. – Я что-то недослышала. Как это – не так чтобы яйцом? А чем же, помилуй бог?
– Ну, то есть, это, конечно, яйцо… но не так чтобы драконье.
– К тому же, – неожиданно раздался напряженный голос Шона, – яйца несут только ложнодраконы, лишенные как разума, так и какого-либо смыла бытия, тогда как истинные драконы – живородящи.
– Да-да, – закивал ободренный Шизелло. – Живородящи… так что у вас тут яйцо, но не драконье…
– А… чье же? – вытаращила глаза злосчастная старуха.
– Это э-ээ, яйцо мастера Жаберже. По-видимому, он создал его в тот период, когда увлекался монументализмом, а потом…
– То есть вы хотите сказать, что я высиживаю не дракона, а какого-то идиотского мастера?!
– Нет, нет, – замолотил руками по воздуху дядюшка Джед, но было поздно: Принцесса Ущелья выпрямилась во весь рост и простерла над путешественником худую ладонь со вздутыми старческими венами:
– Вон!!! Вон, негодяи! Шарлатан! Видала я таких ученых!
Первым из пещеры вылетел Шон – меж ног его, шипя для приличия, промчались коты, – а следом со всей поспешностью на воздух эвакуировались остальные участники экспедиции. За ними, постепенно нарастая, несся звон бьющейся посуды.
– Валим отсюда! – возопил Ромуальд, хватая свою поклажу, сложенную у входа в пещеру.
– Спокойно, оружие у нее не заряжено, – флегматично отозвался его тесть.
– И все же поспешим, – нервно облизнулся Джедедайя, – сейчас у нашей милой знакомой рассохнутся последние остатки головного мозга, а что она натворит на одном лишь спинном – я даже и не знаю… однако, кнопки!
Повинуясь приказу, коты обильно засыпали все подступы к пещере канцелярскими кнопками, и путешественники шустро покинули ущелье, по выходу из которого, перевалив через небольшую цепь поросших вереском холмов, они спустились к бескрайним Шмопским болотам.
9
– Ну, за встречу! – находчиво предложил господин барон.
Принцесса Ущелья изящно глотнула каховского. Глаза ее почти тотчас же замаслились; причмокнув губами, старушка бросила красноречивый взгляд на флягу, и Кирфельд поспешил исполнить ее желание.
– А кто же вы таковы, дорогие гости? – спросила Принцесса, ловко употребив вторую порцию.
– Простые путешественники, – вздохнул Джедедайя. – Борцы со злом, можно сказать…
– Во-от как. И не туристы, значит?
– Да уж какой в наше время туризм. Нам бы на болота попасть.
– На болота, говорите? – старуха сняла с огня свой кофейник, поставила его на стол и покачала головой. – Кто ж это на болота с драконами ходит?
– Старина Шон – мой друг и наперсник, – с достоинством ответил барон Кирфельд. – Можно даже сказать, что мы с ним неразлучны.
– Ну да, ну да… – кивнула Принцесса. – Дракон…
При ее словах Шон сжался и пожалел о том, что не умеет становиться невидимым. Принцесса его откровенно пугала.
– Сударыня, – присмотревшись, дядюшка Джед решил, что пора переходить к делу, – я вижу, вас что-то гнетет. Люди мы тут большей частью простые, но понимание имеем. Может, вы расскажете нам о том, что так гнетет вас многие годы?
Принцесса вздохнула.
Барон Кирфельд налил.
Некоторое время в пещере стояла гнетущая тишина, потом вдруг кто-то пискляво зевнул.
– Тш-ш! – раздался гневный шепот Жирохвоста.
– А я… а чо я… – поджал уши Толстопузик.
По губам Принцессы скользнула короткая грустная улыбка.
– Видимо, моей мечте не суждено уж сбыться, – тихо произнесла она. – Хотя, все еще может быть… надо вам знать, господа, что я с детства мечтала быть захваченной в плен драконом.
– Вот как? – вежливо поскреб подбородок Джедедайя Шизелло. – Бывает, бывает…
– Да! – продолжала старушка с заметным воодушевлением. – И хотела после всего, э-ээ, выйти за него замуж.
Шон бросил на Принцессу недоуменный взгляд и отвернулся к стене пещеры.
– …Но драконов в округе давно уже не водилось, а новые чего-то никак не прилетали. Вступив в пору наивной юности, я однажды предприняла поездку в Старошмопский лес. О, это было так прекрасно!.. кругом пели птицы, светило солнце… но, когда я слезла с лошади, чтобы нарвать цветов, она, лошадь то есть, вдруг убежала куда-то, и я осталась одна. В общем, я заблудилась. В поисках хоть какого-то жилья я решила перебраться через гору и оказалась… вот здесь. В этой самой пещере. Тут я и заночевала, хотя сердце мое трепетало от ужаса… но делать было нечего: до атомной станции было еще слишком далеко. А утром, проснувшись на рассвете, я стала исследовать пещеру, так как много раз читала, что именно в пещерах можно найти источник воды. И нашла я… его.
– Кого – его? – машинально спросил Джедедайя, совершенно обалдевший от путаной исповеди старухи.
– Яйцо дракона! – торжествуя, выкрикнула та.
Шон хрюкнул.
– И тогда я поняла – это моя судьба. Я высижу мое яйцо, а вылупившийся из него дракон похитит меня и приведет впоследствии к алтарю.
– Как поэтично! – вздохнул старший Шизелло, делая при этом крайне одухотворенное лицо. – А не могли бы вы, сударыня, продемонстрировать мне, как ученому, свое гм-м, сокровище?
Кирфельд налил снова.
«Никогда не слышал, чтобы из дурдома бежали на лошадях, – подумал в этот миг маркграф Ромуальд, – но дядя, видать, осведомлен лучше меня».
– Идемте, друг мой! – воскликнула Принцесса Ущелья, но тут же осеклась и подозрительно сощурилась, разглядывая Джедедайю: – А вы точно ученый?
– Ну-у, – развел руками путешественник. – А как же?!
– Тогда – за мной!
И старуха поволокла его в темную глубину пещеры.
Когда их голоса исчезли где-то во мраке, маркграф Ромуальд смог перевести дух и вытереть со лба холодный пот.
– Ужас-то какой, – прошептал он. – Никогда о таком не слышал…
– Банальная история, – ответил ему тесть, небрежно поигрывая своим бокалом. – Бывает. Романтичная девушка, экзальтированная особа…
– Обалдеть от такой романтики, – заметил Шон, оглядывая развешанный по стенам пещеры арсенал. – Это сколько ж народу она своей алебардой тут положила?
– Кто знает? – пожал плечами Кирфельд. – Странно, что за ней до сих пор не пришли.
– Вот тут как раз ничего странного нет, – отмахнулся Ромуальд. – Никакая полиция в эти места не сунется. Налоговые – те да, они ведь за премию работают. А полицейские предпочтут замять любое, даже самое скандальное дело, лишь бы не лезть в Старошмопский лес. Местные почему-то убеждены, что здесь сильно фонит. Болваны! Мой счетчик Гейгера до сих пор ни разу не пискнул…
Барон хотел что-то добавить к сказанному зятем, но не успел, так как из тьмы мягко выплыл Джедедайя Шизелло.
– Старушенция пошла по-большому, – подмигнул он своим друзьям.
– Так что – сваливаем? – вскочил на ноги Ромаульд.
– Не надо так спешить, – осадил его дядя. – История тут печальная. Никакого драконьего яйца там нет.
Шон фыркнул.
– Я так и думал, – кивнул барон. – Надо сообщить об этом старой дуре, и дело с концом. Маразм часто сопровождается галлюцинациями.
– То есть яйцо там есть, – перебил его дядюшка Джед. – Но никакое не драконье. Насколько я понял, старая дама обнаружила когда-то работу мастера Жаберже, созданную в тот период, когда он еще не перешел на всяческие миниатюры. Видимо, в давние времена яйцо было выкрадено разбойниками и помещено на отстой в эту пещеру, а потом забыто. Я датирую его началом позапрошлого века.
– Вот и надо вправить старухе мозги! – недовольно буркнул Кирфельд. – И вообще, нам пора на болота. Возможно, я еще успею подстрелить на ужин парочку кикимор – помнится, господин старший псарь утверждал, что они весьма недурны под чесночным соусом.
– Под чесночным соусом недурны даже бегемотовы хвосты, – задумчиво почесался старый путешественник. – Но подумайте сами, друг мой: разве вам не жалко старую даму, прожившую свою жизнь в бесплодном ожидании счастья?
– С ума сойти, Шизелло! Да эта ваша дама едва не заставила меня обнажить клинок! Если мы не отправим ее в ближайший бедлам, то подумайте, сколько еще черепов появится в этом чертовом ущелье?
– Это говорите мне вы, дорогой барон? Если мне не изменяет память, вы еще ни разу не были замечены в нежных чувствах к налоговому ведомству!..
Барон Кирфельд недовольно крякнул, но крыть ему было нечем: налоговых он и впрямь недолюбливал. Возможно, перепалка заняла бы еще немало времени, однако тут заговорил молчавший до того Шон:
– Не исключено, что в ближайшее время тетка свихнется окончательно. Что тогда будет – кто знает? И вообще, говорить правду – истинный долг странствующего рыцаря.
Последний аргумент привел Джедедайю Шизелло в состояние глубокой задумчивости. О себе как о странствующем рыцаре он еще не задумывался – это с одной стороны. А с другой – кем, как не рыцарем естествоиспытательства он стал, проведя целые десятилетия в далеких джунглях, и нещадно пожираемый то глистами, то блохами, а иногда, бывало, и крокодилами?
– Что ж, – сдался Джедедайя после глубокого вздоха. – Правду так правду.
Словно в ответ, из тьмы пещеры раздались шаркающие шаги, и вскоре путешественники увидели Принцессу, с довольным видом приближающуюся к столу. Дядюшка Джед нервно скомкал в руках свой клетчатый носовой платок.
– Ну вот, – заговорила меж тем хозяйка, – теперь вы видели мое сокровище… но скажите мне, господин ученый, как сколько мне еще ждать вылупления? Ведь я сижу на яйце не менее шести часов в сутки, а прошло уже, как мне кажется, немало лет… или нет?
– Видите ли, сударыня, – естествоиспытатель сделал серьезное лицо и сложил руки на животе, – с точки зрения науки, данное яйцо является не так чтобы яйцом, а это вот…
– Как, как? – приложила ладонь к уху Принцесса. – Я что-то недослышала. Как это – не так чтобы яйцом? А чем же, помилуй бог?
– Ну, то есть, это, конечно, яйцо… но не так чтобы драконье.
– К тому же, – неожиданно раздался напряженный голос Шона, – яйца несут только ложнодраконы, лишенные как разума, так и какого-либо смыла бытия, тогда как истинные драконы – живородящи.
– Да-да, – закивал ободренный Шизелло. – Живородящи… так что у вас тут яйцо, но не драконье…
– А… чье же? – вытаращила глаза злосчастная старуха.
– Это э-ээ, яйцо мастера Жаберже. По-видимому, он создал его в тот период, когда увлекался монументализмом, а потом…
– То есть вы хотите сказать, что я высиживаю не дракона, а какого-то идиотского мастера?!
– Нет, нет, – замолотил руками по воздуху дядюшка Джед, но было поздно: Принцесса Ущелья выпрямилась во весь рост и простерла над путешественником худую ладонь со вздутыми старческими венами:
– Вон!!! Вон, негодяи! Шарлатан! Видала я таких ученых!
Первым из пещеры вылетел Шон – меж ног его, шипя для приличия, промчались коты, – а следом со всей поспешностью на воздух эвакуировались остальные участники экспедиции. За ними, постепенно нарастая, несся звон бьющейся посуды.
– Валим отсюда! – возопил Ромуальд, хватая свою поклажу, сложенную у входа в пещеру.
– Спокойно, оружие у нее не заряжено, – флегматично отозвался его тесть.
– И все же поспешим, – нервно облизнулся Джедедайя, – сейчас у нашей милой знакомой рассохнутся последние остатки головного мозга, а что она натворит на одном лишь спинном – я даже и не знаю… однако, кнопки!
Повинуясь приказу, коты обильно засыпали все подступы к пещере канцелярскими кнопками, и путешественники шустро покинули ущелье, по выходу из которого, перевалив через небольшую цепь поросших вереском холмов, они спустились к бескрайним Шмопским болотам.
9
Местность здесь выглядела мрачно. Едва серо-зеленые холмы остались за спиной, члены экспедиции почувствовали влажное, гнилостное дыхание уходящей в туманную даль равнины. Из стелющейся над болотами седоватой дымки на горизонте проступали причудливо изогнутые конусы небольших вулканов, погасших многие тысячелетия тому. Далеко на западе сквозь седую муть едва пробивалось светло-желтым пятном солнце. Звуки окружающего мира, недавно еще окружавшие людей пусть слабо ощутимым, но все же заметным фоном – исчезли напрочь, уступив место вязкой тишине, прерываемой лишь клокочущим кваканьем жаб, в неисчислимых количествах населяющих этот страшный край.
– Я здесь провалюсь, – угрюмо заметил Пупырь. – У меня удельное давление – ого-го… весу-то будь здоров, а копыто маленькое.
– Не провалишься, – уверенно ответил ему Джедедайя Шизелло. – Не все тут так уж страшно: я видывал похуже. На ночлег лучше всего устроиться возле какого-нибудь из этих старых пердунов, – указал он на далекие вулканы, – там сухо и можно согреться.
– Тут даже костер развести не из чего, – поежился маркграф Ромуальд.
– Найдем, – махнул рукой старый путешественник. – Идемте.
Дядюшка Джед оказался прав: почва, хоть и пружиня кое-где под ногами, все же держала немалую массу Пупыря, а остальным беспокоиться было не о чем. По мере того, как ущелье с бесноватой старухой удалялось все больше и больше, тем гуще становился туман, и скоро (а может, и не очень), Шон, оглянувшийся назад, уже не смог разглядеть гряду холмов, сторожащих спуск к болотам. Зато вулканы стали ближе, и теперь острый глаз дракона различал густые заросли кустарника на их склонах.
– Вам, я полагаю, случалось бывать в похожих местах? – поинтересовался он у Шизелло-старшего.
– Не раз, – кивнул тот, не сбавляя шага. – Подобный пейзаж увидишь нечасто, но все же… судьба иногда заносила меня в довольно странные дыры на теле мироздания.
Удовлетворенный полученным ответом, дракон вернулся в арьергард.
Вскоре наш небольшой отряд приблизился к подножию одного из вулканов, и Джедедайя, осмотрев местность, удовлетворенно хмыкнул:
– Как видите друзья, тут достаточно сухо, да и топлива вполне достаточно.
– Вы предполагаете остановиться здесь? – спросил барон.
– Нет, – мотнул головой ученый, – я размышляю над следующим вопросом: раз здесь бывают охотничьи экспедиции, то, вероятно, где-то имеется и избушка. Полагаю, хозяева не станут возражать, если мы воспользуемся ею в течение одной ночи. Давайте-ка, дорогой Кирфельд, поднимемся на вершину и осмотримся вокруг!
– С удовольствием! – согласился господин барон и скинул с плеч рюкзак.
Подъем не отнял много времени. Оказавшись на вершине, Кирфельд на всякий случай заглянул в жерло вулкана – размером, впрочем, не превышавшее размер банального помойного ведра, – но, не увидев там решительно ничего интересного, кроме пустой пивной бутылки, обратил свой пытливый взор на окрестности.
– Что-то я пока не вижу ничего похожего на жилье, – сообщил он Джедедайе, повертев как следует головою.
– А я вижу, – ответил тот и поднял руку. – Вон, у той сопки, что похожа на ковбойский стетсон, видите?
Господин барон посмотрел туда, куда указывал палец путешественника, и действительно, скоро разглядел в туманной дымке некий холм, странным образом примятый на вершине, да еще и огороженный с двух сторон какими-то валами, придававшими ему сходство с известным головным убором степных пастухов.
– Но избы я там все равно не вижу, – щурясь, признался барон.
– Она замаскирована, – в некоторой задумчивости отозвался дядюшка Джед. – Но дыма нет – значит, убежище пустует. Идемте! Мы должны успеть до заката.
Избушка стала отчетливо видна лишь с двухсот шагов… и по виду своему она и впрямь куда более походила на убежище, чем на простецкий охотничий домик: расположенное среди высокой зеленой травы, архитектурой своей строение напоминало шале. Крытые тростником и выложенные поверху бурыми мхами, скаты крыши доходили до земли, боковые же стенки оказались каменными.
– Солидно, – сказал Шон, осматривая замшелую старую кладку. – Такое ощущение, что строились на века.
– И века назад, – озабоченный чем-то, тряхнул головой Джедедайя.
Дракон отвалил в сторону здоровенный булыжник, коим была приперта входная дверь, и Кирфельд с ученым проникли внутрь домика. Первое, что они увидели в сером свете, сочащемся через единственное подслеповатое окошко, – это большой дубовый стол, врытый ножками в глиняный пол посреди единственной комнаты. Потемневшая от старости столешница была изранена сотнями ножевых царапин: видать, пировали тут немало. В углу возле входа обнаружились заботливо смазанный свиным жиром топор, большое резиновое ведро и метла, а так же старая охотничья рогатина. На полке, приделанной над окном, располагался ящичек с неприкосновенным запасом – пара бутылок водки, тушенка, сгущенка, банка оливок без косточек. В довольно высоком, а потому узком потолке, составленном из необрезной сосновой доски, имелся люк, но туда Джедедайя лезть не стал.
– Что ж, – хмыкнул он, удовлетворенный осмотром, – мы вполне сможем разместиться на скамьях, а Пупырю хватит места вон там, – и он указал на дальний темный угол, заваленный старой соломой.
Пока остальные путешественники располагались, Шон отправился наломать хвороста, а коты, согласно службе, принялись за обследование окрестных территорий.
– Странное здесь место, учитель, – заговорил Толстопузик после того, как сунул свой нос во все дырки по периметру каменного фундамента. – Вы чувствуете?
– Чувствую, – кивнул мудрый Жирохвост, – не только странное, но и опасное. Много лет назад здесь происходило что-то очень нехорошее.
– Человеческие жертвоприношения? – в восторге прижал уши его ученик.
– Да нет, – поморщился Жирохвост. – Какие там жертвоприношения… злые эти болота, очень злые: так что держи ухо востро. Ночью нужно спать чутко!
Пока коты занимались своими делами, мощный Шон ободрал несколько десятков засохших кустов, что в изобилии торчали там и сям, и вскоре вернулся к избушке с двумя огромными охапками хвороста.
– Сыроват будет, – пожаловался он барону, – ну да ничего, просохнет.
Скоро и без того мрачные болота погрузились в вечерний сумрак, но путешественников, засевших в домике, тьма не пугала: в очаге весело булькал котел с цветной капустой, на столе ждали своей очереди банки «Частика в томате», а неустрашимый Кирфельд, потягивая из всегдашней своей фляги, сидел подле огня и рассказывал поучительные истории из придворной жизни.
– …И вот эта самая фрейлина, известная на всю столицу своей половой слабостью, заявила господину старшему псарю, что пойдет с ним на сеновал в том только случае, если он немедля принесет ей хотя бы полведра арахисового масла – без него, дескать, ей скучно. Каково, а? Это в три часа ночи, заметьте! И что же ответил этой профуре господин старший псарь? Надобно вам знать, что он мог достать что угодно и когда угодно, но тут уж…
Барон не договорил: где-то совсем рядом, чуть ли не под окном, вдруг раздался визгливый женский хохот, заставивший его умолкнуть на полуслове.
– Это… что?.. – прошептал Ромуальд Шизелло, в ужасе роняя на пол консервный нож.
– Кикимора болотная обыкновенная, – буднично ответил дядюшка Джед. – Не стоит так переживать: женатым людям они уже не страшны.
– Кикимора? – возбудился Кирфельд и зашарил по поясу в поисках охотничьего револьвера. – Сейчас мы разнообразим рацион…
– Да бросьте вы! – успокоил его старый естествоиспытатель. – За окном уже ни зги не видно – это раз, и даже если вы попадете на звук, то кто, спрашивается, будет разделывать эту скользкую хреновину? И вообще, я не любитель лягушатины.
– Но чесночный соус…
– Чесночный соус я вам гарантирую… выпейте лучше вишневой, дорогой барон, и забудем пока об охоте!
Барон сунулся к окошку, горестно вздохнул и признал, что ночная охота никогда не была его коньком.
– А днем они разве не водятся? – спросил он.
– Только в туман, – пожал плечами Джедедайя, – так что ваши шансы все равно невелики.
За ужином как-то незаметно наступила ночь. Шон запер дверь на три массивных стальных засова, и путешественники постепенно разбрелись по лавкам; пахло чесноком.
По темному небу скользнула далекая и мутная луна – однако ж, наскоро оглядевшись туда-сюда, она почла за благо спрятаться в тучах, и страшная тьма взяла власть в свои руки. В одиноком охотничьем домике, тем временем, похрапывал господин барон, чавкал во сне дядюшка Джед и грустно всхрапывал на соломе Пупырь, которому снились сочные луга далекой родины.
Жирохвост, тем временем, спать и не думал. Удобно примостившись возле теплого очага, он лежал с закрытыми глазами, внимательно вслушиваясь в каждый шорох. Пока все было спокойно, но опытный кот знал, что нынешняя ночь вряд ли пройдет так же безмятежно, как и предыдущие – а потому с вечера еще как следует наточил когти и опорожнил кишечник.
– Профессор… профессор… зачеточку… вот бы… – услышал он вдруг сдавленный шепот и раскрыл глаза, не сразу сообразив, что происходит – но, увидев перекошенное, словно у висельника лицо Ромуальда Шизелло, вытянувшегося на лавке в мучительном припадке ужаса, успокоился. Маркраф еще несколько минут хрипел, вымаливая тройку по натурфилософии, потом же пустил фальцетом ветры и, блаженно вздохнув, затих как ни в чем не бывало.
В тот же миг старинные часы, что носил в жилетном кармане Шон, со смущением протренькали полночь, и в окно охотничьего домика неожиданно хлестко ударил порыв ветра.
Кот выпустил когти, но не двинулся с места.
Где-то далеко на болотах язвительно хихикнула кикимора – и тут началось! Прямо над коньком крыши оглушительно громыхнуло, и на кровлю обрушился страшный удар, от которого жалобно заскрипели старые стропила. Вскочив на ноги, Жирохвост угрожающе зарычал, а мгновенно проснувшийся Толстопузик поддержал его неожиданно басовитым воем.
– Седлать коня! – взревел, садясь на лавке, все еще спящий барон Кирфельд, и к нему тотчас же подбежал Пупырь, с которого, к счастью, забыли на ночь снять седло и сбрую.
Не раскрывая глаз, барон взлетел на верного скакуна, машинально подхватил возле двери антикварную рогатину, откинул ею все три засова и рванул во тьму. Следом за ним, матерясь, выбежал дракон – ему достался смазанный свиным салом старый топор. В эти решающие мгновения Джедедайя Шизелло, кружась по полу в неверном свете почти прогоревших угольев, истерически разбирал какой-то небольшой предмет, похожий на сушеную черепашью лапу.
– Вот ведь черт! – кричал он. – Чертов амулет, надо же!
– Что там?! – тараща в ужасе глаза, прохрипел маркграф Ромуальд.
– Батарейка в амулете… окислилась, зараза такая! Сиди здесь, племяш, держи оборону! – и с этими словами Джедедайя выхватил из своего багажа какую-то завернутую в ткань палку, после чего бросился прочь от бледного как мел молодого ученого.
– За мной! – выкрикнул Жирохвост и прошмыгнул меж ног бегущего естествоиспытателя.
Выбежав из дома, Толстопузик в ужасе поджал уши и понял, что шипеть у него не получается: от увиденного у котенка перехватило дух.
Над высокой крышей охотничьего домика, посверкивая тысячами желтоватых звездочек, змеилось гигантское черное тело, увенчанное узкой треугольной головой с четырьмя выпуклыми глазами, и глаза эти горели в туманной тьме алым сатанинским пламенем. Возле склона холма, то приближаясь, то отходя, гарцевал на Пупыре господин барон, пытающийся достать чудовище рогатиной, а рядом с ним пускал огненные струи разъяренный Шон, но все эти меры, хоть и беспокоили монстра, но явно не могли причинить ему серьезного вреда. Вот барон в раздражении бросил рогатину наземь и потянул из-за пояса свой огромный револьвер. От грохота выстрелов коты едва не попадали, да и адскому червю стрельба пришлась явно не по вкусу: издав душераздирающий вой, порождение бездн шатнулось в сторону, уродливая голова наклонилась, норовя скусить барона с коня, но опытный в бою Пупырь тотчас же присел на задние ноги, и два ряда загнутых желтых клыков промчались мимо.
– Проклятье! – барон переломил револьвер, вытряхнул из барабана гильзы и принялся снаряжать его заново своими любимыми 20-миллиметровыми патронами от проверенной авиационной пушки МG-FF.
Воспользовавшись относительным затишьем, Жирохвост вытянул вперед нос. Глаза его коротко вспыхнули в темноте зловещим янтарем, и он молча указал Толстопузику лапой вперед, после чего исчез в высокой траве. Несколько прыжков – и вот коты достигли зловонной ямы на границе воды и суши, из которой, подрагивая, будто струя, тянулось верх тело жуткого червя. Жирохвост вытянул из мокрой земли камышиный стебель, начертал на нем когтем какое-то слово и протянул его Толстопузику:
– Заклинание Повелителя Глистов… коли!
Одобрительно блеснув глазами, котенок уколол камышом шевелящийся перед ним столб. Червь вздрогнул, грунт в яме зашевелился.
– Ага, – зловеще муркнул Жирохвост и выдернул следующий стебель…
В это мгновение дядюшка Джед распаковал свое странное оружие и попытался подкрасться ближе к червю, но над его головой тотчас щелкнула зубами страшная пасть. Джедедайя взмахнул рукой – во тьме, сверкнув рубиновой полосой, взметнулся длинный кнут. Самый кончик его хлестнул червя по носу, и чудище вдруг заревело, мотая головой из стороны в сторону.
– Отвлеките его пальбой! – прокричал Шизелло, отскакивая в сторону.
– Готов! – откликнулся отважный барон и бросил верного Пупыря в атаку.
Упругий конь запрыгал вокруг монстра, как блоха, не оставляя ему ни единого шанса дотянуться до своего седока – в то время как каждый выстрел барона Кирфельда попадал в цель.
Воспользовавшись замешательством червя, в атаку бросился и Шон с топором в руке, и тут же с изумлением понял, что обрел вдруг способность наносить адской сущности глубокие, мгновенно начинающие гноиться раны. Ободренный, он перехватил топор поудобнее, намереваясь разрубить чудовище пополам, и тут над самым его ухом свистнул кнут.
От крика червя зашаталась крыша охотничьего домика, и Ромуальд Шизелло, уже высунувшийся из двери с горстью свежеочищенных чесночных долек в кулаке, с писком рухнул обратно в комнату; подняв голову, Шон увидел, что удар кнута разом лишил монстра двух из четырех его глаз. Не видя ничего от ярости, дракон принялся рубить ненавистное тело, с каждым ударом вонзаясь все глубже и глубже.
Барон опустошил барабан, и Пупырь сразу же отпрыгнул подальше, давая ему возможность перезарядиться. Снова посыпались в истоптанную траву огромные латунные гильзы – и в этот миг Джедедайя, совершив какой-то немыслимый кульбит, взмыл в воздух. Кнут его ослепительно сверкнул рубиновым сиянием. Оставшиеся два глаза червя, только что еще освещавшие поле боя своим жутким пламенем, погасли, будто кто-то дернул рубильник.
Кричать он, видимо уже не мог – пожираемый изнутри тысячами разнообразных гельминтов, страдающий от непереносимого для него воздействия свиного сала на лезвии топора, червь не выдержал последнего удара страшного кнута Джедедайи Шизелло и буквально рухнул в свою нору, которая мгновенно закрылась вслед за ним.
Обессиленный боем, старый естествоиспытатель опустился прямо на землю.
– Вы целы, дружище? – затормошил его подбежавший дракон.
– Я здесь провалюсь, – угрюмо заметил Пупырь. – У меня удельное давление – ого-го… весу-то будь здоров, а копыто маленькое.
– Не провалишься, – уверенно ответил ему Джедедайя Шизелло. – Не все тут так уж страшно: я видывал похуже. На ночлег лучше всего устроиться возле какого-нибудь из этих старых пердунов, – указал он на далекие вулканы, – там сухо и можно согреться.
– Тут даже костер развести не из чего, – поежился маркграф Ромуальд.
– Найдем, – махнул рукой старый путешественник. – Идемте.
Дядюшка Джед оказался прав: почва, хоть и пружиня кое-где под ногами, все же держала немалую массу Пупыря, а остальным беспокоиться было не о чем. По мере того, как ущелье с бесноватой старухой удалялось все больше и больше, тем гуще становился туман, и скоро (а может, и не очень), Шон, оглянувшийся назад, уже не смог разглядеть гряду холмов, сторожащих спуск к болотам. Зато вулканы стали ближе, и теперь острый глаз дракона различал густые заросли кустарника на их склонах.
– Вам, я полагаю, случалось бывать в похожих местах? – поинтересовался он у Шизелло-старшего.
– Не раз, – кивнул тот, не сбавляя шага. – Подобный пейзаж увидишь нечасто, но все же… судьба иногда заносила меня в довольно странные дыры на теле мироздания.
Удовлетворенный полученным ответом, дракон вернулся в арьергард.
Вскоре наш небольшой отряд приблизился к подножию одного из вулканов, и Джедедайя, осмотрев местность, удовлетворенно хмыкнул:
– Как видите друзья, тут достаточно сухо, да и топлива вполне достаточно.
– Вы предполагаете остановиться здесь? – спросил барон.
– Нет, – мотнул головой ученый, – я размышляю над следующим вопросом: раз здесь бывают охотничьи экспедиции, то, вероятно, где-то имеется и избушка. Полагаю, хозяева не станут возражать, если мы воспользуемся ею в течение одной ночи. Давайте-ка, дорогой Кирфельд, поднимемся на вершину и осмотримся вокруг!
– С удовольствием! – согласился господин барон и скинул с плеч рюкзак.
Подъем не отнял много времени. Оказавшись на вершине, Кирфельд на всякий случай заглянул в жерло вулкана – размером, впрочем, не превышавшее размер банального помойного ведра, – но, не увидев там решительно ничего интересного, кроме пустой пивной бутылки, обратил свой пытливый взор на окрестности.
– Что-то я пока не вижу ничего похожего на жилье, – сообщил он Джедедайе, повертев как следует головою.
– А я вижу, – ответил тот и поднял руку. – Вон, у той сопки, что похожа на ковбойский стетсон, видите?
Господин барон посмотрел туда, куда указывал палец путешественника, и действительно, скоро разглядел в туманной дымке некий холм, странным образом примятый на вершине, да еще и огороженный с двух сторон какими-то валами, придававшими ему сходство с известным головным убором степных пастухов.
– Но избы я там все равно не вижу, – щурясь, признался барон.
– Она замаскирована, – в некоторой задумчивости отозвался дядюшка Джед. – Но дыма нет – значит, убежище пустует. Идемте! Мы должны успеть до заката.
Избушка стала отчетливо видна лишь с двухсот шагов… и по виду своему она и впрямь куда более походила на убежище, чем на простецкий охотничий домик: расположенное среди высокой зеленой травы, архитектурой своей строение напоминало шале. Крытые тростником и выложенные поверху бурыми мхами, скаты крыши доходили до земли, боковые же стенки оказались каменными.
– Солидно, – сказал Шон, осматривая замшелую старую кладку. – Такое ощущение, что строились на века.
– И века назад, – озабоченный чем-то, тряхнул головой Джедедайя.
Дракон отвалил в сторону здоровенный булыжник, коим была приперта входная дверь, и Кирфельд с ученым проникли внутрь домика. Первое, что они увидели в сером свете, сочащемся через единственное подслеповатое окошко, – это большой дубовый стол, врытый ножками в глиняный пол посреди единственной комнаты. Потемневшая от старости столешница была изранена сотнями ножевых царапин: видать, пировали тут немало. В углу возле входа обнаружились заботливо смазанный свиным жиром топор, большое резиновое ведро и метла, а так же старая охотничья рогатина. На полке, приделанной над окном, располагался ящичек с неприкосновенным запасом – пара бутылок водки, тушенка, сгущенка, банка оливок без косточек. В довольно высоком, а потому узком потолке, составленном из необрезной сосновой доски, имелся люк, но туда Джедедайя лезть не стал.
– Что ж, – хмыкнул он, удовлетворенный осмотром, – мы вполне сможем разместиться на скамьях, а Пупырю хватит места вон там, – и он указал на дальний темный угол, заваленный старой соломой.
Пока остальные путешественники располагались, Шон отправился наломать хвороста, а коты, согласно службе, принялись за обследование окрестных территорий.
– Странное здесь место, учитель, – заговорил Толстопузик после того, как сунул свой нос во все дырки по периметру каменного фундамента. – Вы чувствуете?
– Чувствую, – кивнул мудрый Жирохвост, – не только странное, но и опасное. Много лет назад здесь происходило что-то очень нехорошее.
– Человеческие жертвоприношения? – в восторге прижал уши его ученик.
– Да нет, – поморщился Жирохвост. – Какие там жертвоприношения… злые эти болота, очень злые: так что держи ухо востро. Ночью нужно спать чутко!
Пока коты занимались своими делами, мощный Шон ободрал несколько десятков засохших кустов, что в изобилии торчали там и сям, и вскоре вернулся к избушке с двумя огромными охапками хвороста.
– Сыроват будет, – пожаловался он барону, – ну да ничего, просохнет.
Скоро и без того мрачные болота погрузились в вечерний сумрак, но путешественников, засевших в домике, тьма не пугала: в очаге весело булькал котел с цветной капустой, на столе ждали своей очереди банки «Частика в томате», а неустрашимый Кирфельд, потягивая из всегдашней своей фляги, сидел подле огня и рассказывал поучительные истории из придворной жизни.
– …И вот эта самая фрейлина, известная на всю столицу своей половой слабостью, заявила господину старшему псарю, что пойдет с ним на сеновал в том только случае, если он немедля принесет ей хотя бы полведра арахисового масла – без него, дескать, ей скучно. Каково, а? Это в три часа ночи, заметьте! И что же ответил этой профуре господин старший псарь? Надобно вам знать, что он мог достать что угодно и когда угодно, но тут уж…
Барон не договорил: где-то совсем рядом, чуть ли не под окном, вдруг раздался визгливый женский хохот, заставивший его умолкнуть на полуслове.
– Это… что?.. – прошептал Ромуальд Шизелло, в ужасе роняя на пол консервный нож.
– Кикимора болотная обыкновенная, – буднично ответил дядюшка Джед. – Не стоит так переживать: женатым людям они уже не страшны.
– Кикимора? – возбудился Кирфельд и зашарил по поясу в поисках охотничьего револьвера. – Сейчас мы разнообразим рацион…
– Да бросьте вы! – успокоил его старый естествоиспытатель. – За окном уже ни зги не видно – это раз, и даже если вы попадете на звук, то кто, спрашивается, будет разделывать эту скользкую хреновину? И вообще, я не любитель лягушатины.
– Но чесночный соус…
– Чесночный соус я вам гарантирую… выпейте лучше вишневой, дорогой барон, и забудем пока об охоте!
Барон сунулся к окошку, горестно вздохнул и признал, что ночная охота никогда не была его коньком.
– А днем они разве не водятся? – спросил он.
– Только в туман, – пожал плечами Джедедайя, – так что ваши шансы все равно невелики.
За ужином как-то незаметно наступила ночь. Шон запер дверь на три массивных стальных засова, и путешественники постепенно разбрелись по лавкам; пахло чесноком.
По темному небу скользнула далекая и мутная луна – однако ж, наскоро оглядевшись туда-сюда, она почла за благо спрятаться в тучах, и страшная тьма взяла власть в свои руки. В одиноком охотничьем домике, тем временем, похрапывал господин барон, чавкал во сне дядюшка Джед и грустно всхрапывал на соломе Пупырь, которому снились сочные луга далекой родины.
Жирохвост, тем временем, спать и не думал. Удобно примостившись возле теплого очага, он лежал с закрытыми глазами, внимательно вслушиваясь в каждый шорох. Пока все было спокойно, но опытный кот знал, что нынешняя ночь вряд ли пройдет так же безмятежно, как и предыдущие – а потому с вечера еще как следует наточил когти и опорожнил кишечник.
– Профессор… профессор… зачеточку… вот бы… – услышал он вдруг сдавленный шепот и раскрыл глаза, не сразу сообразив, что происходит – но, увидев перекошенное, словно у висельника лицо Ромуальда Шизелло, вытянувшегося на лавке в мучительном припадке ужаса, успокоился. Маркраф еще несколько минут хрипел, вымаливая тройку по натурфилософии, потом же пустил фальцетом ветры и, блаженно вздохнув, затих как ни в чем не бывало.
В тот же миг старинные часы, что носил в жилетном кармане Шон, со смущением протренькали полночь, и в окно охотничьего домика неожиданно хлестко ударил порыв ветра.
Кот выпустил когти, но не двинулся с места.
Где-то далеко на болотах язвительно хихикнула кикимора – и тут началось! Прямо над коньком крыши оглушительно громыхнуло, и на кровлю обрушился страшный удар, от которого жалобно заскрипели старые стропила. Вскочив на ноги, Жирохвост угрожающе зарычал, а мгновенно проснувшийся Толстопузик поддержал его неожиданно басовитым воем.
– Седлать коня! – взревел, садясь на лавке, все еще спящий барон Кирфельд, и к нему тотчас же подбежал Пупырь, с которого, к счастью, забыли на ночь снять седло и сбрую.
Не раскрывая глаз, барон взлетел на верного скакуна, машинально подхватил возле двери антикварную рогатину, откинул ею все три засова и рванул во тьму. Следом за ним, матерясь, выбежал дракон – ему достался смазанный свиным салом старый топор. В эти решающие мгновения Джедедайя Шизелло, кружась по полу в неверном свете почти прогоревших угольев, истерически разбирал какой-то небольшой предмет, похожий на сушеную черепашью лапу.
– Вот ведь черт! – кричал он. – Чертов амулет, надо же!
– Что там?! – тараща в ужасе глаза, прохрипел маркграф Ромуальд.
– Батарейка в амулете… окислилась, зараза такая! Сиди здесь, племяш, держи оборону! – и с этими словами Джедедайя выхватил из своего багажа какую-то завернутую в ткань палку, после чего бросился прочь от бледного как мел молодого ученого.
– За мной! – выкрикнул Жирохвост и прошмыгнул меж ног бегущего естествоиспытателя.
Выбежав из дома, Толстопузик в ужасе поджал уши и понял, что шипеть у него не получается: от увиденного у котенка перехватило дух.
Над высокой крышей охотничьего домика, посверкивая тысячами желтоватых звездочек, змеилось гигантское черное тело, увенчанное узкой треугольной головой с четырьмя выпуклыми глазами, и глаза эти горели в туманной тьме алым сатанинским пламенем. Возле склона холма, то приближаясь, то отходя, гарцевал на Пупыре господин барон, пытающийся достать чудовище рогатиной, а рядом с ним пускал огненные струи разъяренный Шон, но все эти меры, хоть и беспокоили монстра, но явно не могли причинить ему серьезного вреда. Вот барон в раздражении бросил рогатину наземь и потянул из-за пояса свой огромный револьвер. От грохота выстрелов коты едва не попадали, да и адскому червю стрельба пришлась явно не по вкусу: издав душераздирающий вой, порождение бездн шатнулось в сторону, уродливая голова наклонилась, норовя скусить барона с коня, но опытный в бою Пупырь тотчас же присел на задние ноги, и два ряда загнутых желтых клыков промчались мимо.
– Проклятье! – барон переломил револьвер, вытряхнул из барабана гильзы и принялся снаряжать его заново своими любимыми 20-миллиметровыми патронами от проверенной авиационной пушки МG-FF.
Воспользовавшись относительным затишьем, Жирохвост вытянул вперед нос. Глаза его коротко вспыхнули в темноте зловещим янтарем, и он молча указал Толстопузику лапой вперед, после чего исчез в высокой траве. Несколько прыжков – и вот коты достигли зловонной ямы на границе воды и суши, из которой, подрагивая, будто струя, тянулось верх тело жуткого червя. Жирохвост вытянул из мокрой земли камышиный стебель, начертал на нем когтем какое-то слово и протянул его Толстопузику:
– Заклинание Повелителя Глистов… коли!
Одобрительно блеснув глазами, котенок уколол камышом шевелящийся перед ним столб. Червь вздрогнул, грунт в яме зашевелился.
– Ага, – зловеще муркнул Жирохвост и выдернул следующий стебель…
В это мгновение дядюшка Джед распаковал свое странное оружие и попытался подкрасться ближе к червю, но над его головой тотчас щелкнула зубами страшная пасть. Джедедайя взмахнул рукой – во тьме, сверкнув рубиновой полосой, взметнулся длинный кнут. Самый кончик его хлестнул червя по носу, и чудище вдруг заревело, мотая головой из стороны в сторону.
– Отвлеките его пальбой! – прокричал Шизелло, отскакивая в сторону.
– Готов! – откликнулся отважный барон и бросил верного Пупыря в атаку.
Упругий конь запрыгал вокруг монстра, как блоха, не оставляя ему ни единого шанса дотянуться до своего седока – в то время как каждый выстрел барона Кирфельда попадал в цель.
Воспользовавшись замешательством червя, в атаку бросился и Шон с топором в руке, и тут же с изумлением понял, что обрел вдруг способность наносить адской сущности глубокие, мгновенно начинающие гноиться раны. Ободренный, он перехватил топор поудобнее, намереваясь разрубить чудовище пополам, и тут над самым его ухом свистнул кнут.
От крика червя зашаталась крыша охотничьего домика, и Ромуальд Шизелло, уже высунувшийся из двери с горстью свежеочищенных чесночных долек в кулаке, с писком рухнул обратно в комнату; подняв голову, Шон увидел, что удар кнута разом лишил монстра двух из четырех его глаз. Не видя ничего от ярости, дракон принялся рубить ненавистное тело, с каждым ударом вонзаясь все глубже и глубже.
Барон опустошил барабан, и Пупырь сразу же отпрыгнул подальше, давая ему возможность перезарядиться. Снова посыпались в истоптанную траву огромные латунные гильзы – и в этот миг Джедедайя, совершив какой-то немыслимый кульбит, взмыл в воздух. Кнут его ослепительно сверкнул рубиновым сиянием. Оставшиеся два глаза червя, только что еще освещавшие поле боя своим жутким пламенем, погасли, будто кто-то дернул рубильник.
Кричать он, видимо уже не мог – пожираемый изнутри тысячами разнообразных гельминтов, страдающий от непереносимого для него воздействия свиного сала на лезвии топора, червь не выдержал последнего удара страшного кнута Джедедайи Шизелло и буквально рухнул в свою нору, которая мгновенно закрылась вслед за ним.
Обессиленный боем, старый естествоиспытатель опустился прямо на землю.
– Вы целы, дружище? – затормошил его подбежавший дракон.