– Чисто, – лаконично отрапортовал он через некоторое время. – Да кому мы тут нужны? Я всю дорогу по сторонам оглядывался.
Хикки проехал еще пару кварталов, обогнул старый, почти заброшенный стадион, на котором в сумерках сходились подростки, торгующие зельем, и выехал на зеленый бульвар, где в первых этажах монументальных многоэтажек жизнерадостно светились ухоженные витрины. Он смотрел на правую обочину.
“Не всякая красотка сядет в тачку с тремя козлами, – думал он, – даже несмотря на то, что от нас хорошо пахнет”.
Он затормозил возле огромного старого дуба, жадно тянувшего свои ветви над дорогой. Под деревом стояла миниатюрная темноволосая девушка в легком платье и туфельках на высоченных каблуках и грустно смотрела на пролетающие мимо кары. Хикки коротко глянул на печальный изгиб ее ненакрашенных губ и понял, что не ошибся.
– Малыш, – он подошел к проститутке и улыбнулся, – сколько ты возьмешь за целые сутки?
Девушка изумленно распахнула глаза, потом профессионально оглядела машину – сквозь черное заднее стекло виднелся аристократический профиль Лоссберга, – в ее взгляде скользнул испуг.
– Вас трое?
– Не переживай, мы не дадим тебя в обиду. Искушение боролось в ней с испугом, но респектабельный вид клиентов сделал свое дело, и она заискивающе улыбнулась в ответ:
– Две сотни вас устроит?
С противоположной стороны дерева появился тощий подросток с запавшими щеками нарка. Его уличный опыт был несомненно больше, чем у девчонки: малолетний сутенер сразу понял, что с Хикки не следует дурить.
Он молча протянул руку и безразлично уставился куда-то в сторону.
Хикки сунул ему две стодолларовые купюры, просунул девочку в щель за спинкой своего сиденья – и сразу, едва упав за руль, до пола продавил газ. Он знал, что “Блюстар-Старфайтер” стоит своих денег. Пятьсот пятьдесят “лошадей” заставили машину присесть на куцый задок, все четыре колеса дымно прокрутились на асфальте, и автомобиль с ревом швырнуло вперед. Девочка на заднем сиденье восхищенно пискнула, приняв этот маневр на свой счет.
– Сколько стоит такая тачка? – невозмутимо поинтересовался Лоссберг.
Хикки не ответил.
– Вот теперь смотри, – сказал он Этерлену.
Генерал кивнул. Хикки “заправил” кар в поворот на пределе сцепных свойств резины – на секунду он ощутил, что машину сносит в сторону, но тут же вмешалась электроника, “Блюстар” выровнялся, фыркнул, снова набирая скорость, и ворвался в вираж развязки. Засаленные многоэтажки и лиственные пятна древних деревьев остались внизу. Хикки посмотрел в салонное зеркало: за ними было пусто. Даже если бы кто-то и вел слежку, догнать “Старфайтер” было бы трудновато.
Машина вылетела на ситивэй, ведущий к центру.
– Девочка, – произнес Хикки, полуобернувшись к проститутке, – тебе нужно выполнить одно небольшое шпионское задание. Ну-ну-ну, у тебя же умные глазки… Я дам тебе тысячу, наличными, прямо сейчас, годится? Тебе нужно сесть на “таксу”, проехать кое-куда в Сити и передать одному человеку записку.
– Только записку?
Она уже поняла, что если они и бандиты, то серьезные, не такие, что станут издеваться над грустной маленькой проституткой.
– Да, только записку. Пол, включи свои “мозги”, и пиши… так: “Дылда! Срочно хватай второй чемоданчик и лети к Джиму, что у перекрестка. Твой Обалдуй”.
Из терминала Этерлена выполз тонкий лист. Генерал оторвал верхний край, на котором поместился текст, и притянул его девушке.
– Запоминай, – продолжал Хикки, – сейчас ты сядешь в “таксу” и поедешь в Сити, в Бейкер-квартал. Выйдешь на углу Ринг-роуд и Мэнн-авеню, там, где висит здоровенная реклама “Портленд Спейс Треста”. Прямо на углу стеклянный подъезд; тебя, конечно, остановит охрана, но ты скажешь им, что тебе до зарезу нужна миссис Махтхольф из “Махтхольф Транс Экшн”. Когда она спустится, передашь ей эту записку. Повтори.
– Ринг-роуд и Мэнн, подъезд на углу, мэм Махтхольф. Что-то еще?
– Ты где учишься? – подозрительно спросил Хикки.
Девушка неожиданно покраснела.
– В Далин-колледж. Мой брат, он…
– Я понял, – Хикки вздохнул и вытащил свой бумажник. – На, держи монету. И вот еще что: сразу после этого садись на фотолет и уматывай куда-нибудь типа Стоунвуда. Развлекись там как следует, ясно?
– Ясно. Вы не пират. Вы не коп. Вы вообще-то отсюда?
Хикки неожиданно прыснул.
– Я из контрразведки, – сказал он.
– Я так и думала, – спокойно ответила девушка и задумчиво посмотрела на Лоссберга.
Этерлен незаметно покрутил пальцем у виска.
Хикки сбросил скорость, крутнул руль, и машина, заскользила вниз, туда, где под паутиной висящих в небе тоненьких лент ситивэев мрачно скалились блестками окон небоскребы Сити.
Высадив у развилки девушку, он снова поднялся наверх.
– Трепло, – негромко произнес Этерлен. – А еще женатый человек…
Глава 9
Хикки проехал еще пару кварталов, обогнул старый, почти заброшенный стадион, на котором в сумерках сходились подростки, торгующие зельем, и выехал на зеленый бульвар, где в первых этажах монументальных многоэтажек жизнерадостно светились ухоженные витрины. Он смотрел на правую обочину.
“Не всякая красотка сядет в тачку с тремя козлами, – думал он, – даже несмотря на то, что от нас хорошо пахнет”.
Он затормозил возле огромного старого дуба, жадно тянувшего свои ветви над дорогой. Под деревом стояла миниатюрная темноволосая девушка в легком платье и туфельках на высоченных каблуках и грустно смотрела на пролетающие мимо кары. Хикки коротко глянул на печальный изгиб ее ненакрашенных губ и понял, что не ошибся.
– Малыш, – он подошел к проститутке и улыбнулся, – сколько ты возьмешь за целые сутки?
Девушка изумленно распахнула глаза, потом профессионально оглядела машину – сквозь черное заднее стекло виднелся аристократический профиль Лоссберга, – в ее взгляде скользнул испуг.
– Вас трое?
– Не переживай, мы не дадим тебя в обиду. Искушение боролось в ней с испугом, но респектабельный вид клиентов сделал свое дело, и она заискивающе улыбнулась в ответ:
– Две сотни вас устроит?
С противоположной стороны дерева появился тощий подросток с запавшими щеками нарка. Его уличный опыт был несомненно больше, чем у девчонки: малолетний сутенер сразу понял, что с Хикки не следует дурить.
Он молча протянул руку и безразлично уставился куда-то в сторону.
Хикки сунул ему две стодолларовые купюры, просунул девочку в щель за спинкой своего сиденья – и сразу, едва упав за руль, до пола продавил газ. Он знал, что “Блюстар-Старфайтер” стоит своих денег. Пятьсот пятьдесят “лошадей” заставили машину присесть на куцый задок, все четыре колеса дымно прокрутились на асфальте, и автомобиль с ревом швырнуло вперед. Девочка на заднем сиденье восхищенно пискнула, приняв этот маневр на свой счет.
– Сколько стоит такая тачка? – невозмутимо поинтересовался Лоссберг.
Хикки не ответил.
– Вот теперь смотри, – сказал он Этерлену.
Генерал кивнул. Хикки “заправил” кар в поворот на пределе сцепных свойств резины – на секунду он ощутил, что машину сносит в сторону, но тут же вмешалась электроника, “Блюстар” выровнялся, фыркнул, снова набирая скорость, и ворвался в вираж развязки. Засаленные многоэтажки и лиственные пятна древних деревьев остались внизу. Хикки посмотрел в салонное зеркало: за ними было пусто. Даже если бы кто-то и вел слежку, догнать “Старфайтер” было бы трудновато.
Машина вылетела на ситивэй, ведущий к центру.
– Девочка, – произнес Хикки, полуобернувшись к проститутке, – тебе нужно выполнить одно небольшое шпионское задание. Ну-ну-ну, у тебя же умные глазки… Я дам тебе тысячу, наличными, прямо сейчас, годится? Тебе нужно сесть на “таксу”, проехать кое-куда в Сити и передать одному человеку записку.
– Только записку?
Она уже поняла, что если они и бандиты, то серьезные, не такие, что станут издеваться над грустной маленькой проституткой.
– Да, только записку. Пол, включи свои “мозги”, и пиши… так: “Дылда! Срочно хватай второй чемоданчик и лети к Джиму, что у перекрестка. Твой Обалдуй”.
Из терминала Этерлена выполз тонкий лист. Генерал оторвал верхний край, на котором поместился текст, и притянул его девушке.
– Запоминай, – продолжал Хикки, – сейчас ты сядешь в “таксу” и поедешь в Сити, в Бейкер-квартал. Выйдешь на углу Ринг-роуд и Мэнн-авеню, там, где висит здоровенная реклама “Портленд Спейс Треста”. Прямо на углу стеклянный подъезд; тебя, конечно, остановит охрана, но ты скажешь им, что тебе до зарезу нужна миссис Махтхольф из “Махтхольф Транс Экшн”. Когда она спустится, передашь ей эту записку. Повтори.
– Ринг-роуд и Мэнн, подъезд на углу, мэм Махтхольф. Что-то еще?
– Ты где учишься? – подозрительно спросил Хикки.
Девушка неожиданно покраснела.
– В Далин-колледж. Мой брат, он…
– Я понял, – Хикки вздохнул и вытащил свой бумажник. – На, держи монету. И вот еще что: сразу после этого садись на фотолет и уматывай куда-нибудь типа Стоунвуда. Развлекись там как следует, ясно?
– Ясно. Вы не пират. Вы не коп. Вы вообще-то отсюда?
Хикки неожиданно прыснул.
– Я из контрразведки, – сказал он.
– Я так и думала, – спокойно ответила девушка и задумчиво посмотрела на Лоссберга.
Этерлен незаметно покрутил пальцем у виска.
Хикки сбросил скорость, крутнул руль, и машина, заскользила вниз, туда, где под паутиной висящих в небе тоненьких лент ситивэев мрачно скалились блестками окон небоскребы Сити.
Высадив у развилки девушку, он снова поднялся наверх.
– Трепло, – негромко произнес Этерлен. – А еще женатый человек…
Глава 9
Раздолбанный грузовичок, выкрашенный, наверное, помазком для бритья, со скрипом остановился у трехступенчатого пластикового порога, пугнув нескольких жирных кур, меланхолично ковырявшихся в рыжем песке. Строение, перед которым встал дребезжащий пикап, когда-то называлось “типовой виллой колониста”, но теперь от “виллы” остался только фундамент из “бессмертного” фиолетового пластика да уже упомянутая лесенка с тремя ступеньками. На фундаменте красовалось аляповатое трехэтажное здание из кое-как отесанных гранитных глыб с узкими окнами-бойницами и странными, совсем крохотными балкончиками без ограждения.
Из пикапа вылезла неряшливая растрепа в застиранном комбинезоне. Всего лишь три часа назад она была элегантной высокой дамой с идеальным макияжем и прекрасной прической – сейчас рабочий комбез висел на типичной фермерской девахе непонятного возраста. Она внимательно оглядела входную дверь странного замка, потом засунула руку в кабину своей развалюхи и нажала на клаксон.
– Ага! – крикнули из окна на первом этаже.
– Рада видеть тебя живым, – не без иронии произнесла Ирэн, когда Хикки спустился по ступенькам к пикапу.
За прожитые вместе годы он хорошо научился распознавать состояние своей жены и понимал, что сейчас она, мягко говоря, на взводе. План под названием “второй чемоданчик” приходилось применять впервые: он означал немедленную эвакуацию и переход на боевой режим существования. Хикки прижал к груди тонкое плечо Ирэн, поцеловал ее в склоненную шею. Она выпрямилась, мягко провела ладонью по его растрепанным волосам и откинула тент, закрывавший груз в кузове пикапа.
– Если бы я попалась со всем этим дерьмом…
Вместе с подошедшим Этерленом Хикки выбросил на песок три тяжелых пластиковых контейнера из-под мороженого мяса, пару черных клеенчатых мешков и лежавший под ними обтекаемый серебристый кофр с крылатым черепом Конторы. Из кабины Ирэн вытащила еще один мешок.
– Здесь ром для Лоссберга и жратва для вас.
– О роме он позаботится самостоятельно.
Ящики расположили в просторном холле. Когда-то это строение возвел один совершенно спятивший пират, на старости лет вбивший себе в голову, что его непременно прикончат давно почившие коллеги. На прочнейшем фундаменте “виллы” он построил настоящую крепость, в которой можно было выдержать многодневную осаду. Здесь было все – вода, энергия, радарные системы, способные учуять воздушную цель, и даже старый, но вполне работоспособный узел дальней связи. Хикки купил замок у внуков преставившегося наконец маразматика, отделал по своему вкусу интерьер и иногда “отдыхал” там от налоговых служб. Сейчас уникальная крепость, о которой не знал никто, кроме Ирэн, должна была стать их убежищем.
Этерлен отомкнул замки одного из тяжелых ящиков, отбросил хрусткую консервационную пленку и легко, словно игрушку, выдернул на свет шестиствольный десантный “стационар”. Матово-черная громадина распространяла вокруг себя немного кислый запах смазки. Этерлен втянул его носом и заулыбался, как наркоман.
– Вот это да, – сказал он. – А приводы управления?
– В остальных, – махнул рукой Хикки. – Там же и шестнадцать тысяч выстрелов. Нам хватит, я думаю.
– Я пойду переоденусь, – заявила Ирэн.
Хикки проводил ее понимающим взглядом и перешел в кухню. В печи дозревала курица, зарезанная по случаю переселения. За птицами ухаживал старый пьяница из соседнего поселка, приезжавший по утрам. Хикки налил себе стаканчик виски, опрокинул его в пасть и присел на узкий подоконник.
Неожиданно где-то вверху раздался истошный вой тревожной сирены боевого корабля. Этерлен вернул оружие в ящик и недоуменно выпрямился.
– Что это за дьявольщина? – спросил он.
– Это радар в дежурном режиме, – отозвался из кухни Хикки. – Я выставил его на тридцать километров… Наверное, учуял Лосси.
– А если нет?
Ответом Этерлену был негромкий шум. Генерал выбежал из дома, поднес к глазам руку и задрал голову. Из небес с легким шипением опускался черный остроносый силуэт. На сильно скошенном атмосферном киле катера жизнерадостно улыбалась рыжеволосая красавица, погруженная в нескромные девичьи удовольствия: Лоссберг одурел до того, что намалевал онанирующую дамочку поверх черно-золотых имперских крестов.
Это был его любимый “призрак” “ТР-145” – трехместный катер-разведчик, стремительный, малозаметный и почти бесшумный. По штату обычному “охотнику” такая машина не полагалась, но Лосси сумел выбить себе редкую игрушку и не упускал случая ею побаловаться. В сложившейся ситуации настоящий боевой катер мог очень пригодиться.
В черном боку машины распахнулся совершенно незаметный люк, из которого на землю выпал объемистый синий кофр. Следом за кофром молодцевато выпрыгнул и сам Лоссберг.
– Рому мне, рому! – потребовал он, заходясь смехом. – Меня чуть не поймала служба внешнего слежения. Еще немного – и они бы решили, что уже началось вторжение. Операторы видели ошибку в счислении, но никак не могли понять, то ли это цель, то ли у них мозги сдвинулись. Я все время уходил от луча, а они, бедные, наверное, руки себе намозолили. Но все-таки я могу точно сказать: контакта не было. Я прибыл на Аврору совершенно инкогнито, да…
– И слава богу, – отреагировал Этерлен, иронично улыбаясь. – Чего орешь? Ром, кажется, в кухне.
– Ты хорошо управился, – сказал Хикки, поглядев на часы. – Быстро летаешь, я бы так не смог. Тут столько гравиполей, что мои штурманы иногда по два часа не могут войти в систему. И движение, как на перекрестке в Сити…
– Нужно “скользить” поверх полей, – объяснил Лоссберг. – А главное, не бояться.
Он взял протянутый Хикки стакан и уселся за стол. В углах просторной кухни еще лежала неубранная пыль. Хикки не думал, что им придется задержаться в этом убежище надолго.
Ужинали в недолгих портлендских сумерках. Этерлен как следует выпил за упокой души своего друга, задумчиво пожелал всем спокойной ночи и убрался наверх, в тесную комнатку под самой крышей. С его уходом в кухне наступила тишина. Ирэн свалила тарелки в автомат, вытащила откуда-то столетней давности роман в кричаще-яркой обложке и уселась на веранде под мягким красным плафоном.
Лоссберг налил себе полный бокал – бог знает какой по счету.
– Хорошо, – сказал он, глядя, как течет в окно сизый дым сигары.
– Что – хорошо? – не понял Хикки.
– Так… Идиллический вечер в загородном доме. У меня на Сент-Илере нет покоя от насекомых, а здесь, надо же, – никого. Сухо, наверное?
– На Авроре вообще мало вредителей.
– А у нас еще такие птички водятся, с шестью, зараза, крылышками. На свет летят тучами и пищат, сволочи, всю ночь. Хм-м… Как жалко все это терять.
– Что ты имеешь в виду?
Лоссберг отпил полбокала, шумно выдохнул и затянулся.
– А ты не знаешь? Кто из нас выживет? Ты, я?
– Может, кто-то и выживет.
– Но не мы, это точно. Давай трезво смотреть на вещи, Хик: мы славно пожили. Вкусно ели, сладко спали, имели девочек…
– А жизнь теперь поимеет нас – ты это хочешь сказать?
– Смешно, Хик. Человечество прошло через свой золотой век. Просто у нас эта беда случилась гораздо раньше, чем у прочих, – мы сами знаем, почему. Да? Я не достал тебя своей философией?
– Отнюдь, я не прочь потрепаться на умные темы. Но неужели тебе действительно так уж жалко? Я думал, у таких, как ты, вырабатывается привычка к смерти. К своей собственной в первую очередь, а? Или нет?
– Ja, ja, – хмыкнул Лоссберг. – Если б все было так просто, меня бы уже сто раз укокошили. Привычка к смерти – да, и еще сто раз да. Но быть солдатом еще не значит быть ходячим покойником. Я это понял лет так в двадцать пять, когда из моего курса осталось всего двести с чем-то человек. А выпускались – почти триста. За восемь лет упокоились все, кто привык к смерти с первого курса… И это в невоюющей Империи. А что будет, когда начнем воевать? Ведь мы же не умеем и учиться не хотим. Сколько мы продержимся – лет пять, не больше? Сейчас Флот укомплектован молодой придурней, мечтающей героически погибнуть в первом же бою. А дальше? Ну, допустим, я умею выворачиваться из чужих прицелов. Таких, как я, наберется еще десятка три. Еще, может, найдется пара сотен ребят, не стремящихся на тот свет раньше сроку… И все?
– Вот поэтому меня и мобилизовали, – тихо произнес Хикки и потянулся к бутылке. – Нам нужны пираты… Я уж не знаю, что там напридумывал дорогой наш Дедуля, не думаю, что вся эта сволочь будет командовать регулярными подразделениями, но сейчас ему до смерти нужны пираты и конвойники. Они, как ты знаешь, воевать умеют. По полной программе.
Лоссберг рассеянно побарабанил по столешнице. Глядя на него, Хикки подумал, что эта идея не нова. Возможно, она уже приходила в голову самому Лоссбергу или кому-то из таких же, как и он, молодых асов: эти люди умели соображать не хуже теоретиков из Генерального Штаба.
– Я начинаю понимать, – признался Лоссберг. – Но не будем пока об этом. Ты знаешь, как я попал на Флот?
– Ты никогда не рассказывал о себе, – пожал плечами Хикки. – Правда, когда мы с тобой только познакомились, ты нажрался в Порт-Кассандане до зеленых чертиков и плел что-то о своем папаше и его бирже, но я ни черта не понял. Да и не прислушивался, в общем-то.
– Я родился с серебряной ложкой во рту, – усмехнулся Лоссберг. – Мой папаня – совладелец крупнейшей кассанданской биржи. Помимо этого у него заводы, торговые дома и прочее дерьмо. Причем семейство огромное, и порядки – не забалуешь. Никаких “лишних книжек”, ничего военного вообще: каста! К девяти годам меня определили в лучший коммерческий лицей Империи. Ну, я проучился там два месяца. Коротенькие стрижечки, все только на “вы”, причем преподавание на двух языках – или русский, или английский… Я, кстати, с тех пор по-русски не очень-то… А потом, – Лоссберг весело подмигнул Хикки и взялся за стакан, – я удрал в Академию.
– Х-ха! – восхитился Хикки.
Он прекрасно знал, что в Империи железно соблюдается старая традиция: ребенок, успевший добежать до ближайшего вербовщика и подписать с ним контракт, становится недоступен для разгневанных родителей: контракт подписан – все, теперь он является собственностью Флота или ПДС. Девяти–десятилетний паренек скорее всего становится кадетом одной из Академий, чтобы через восемь лет адски тяжелой учебы получить офицерский меч и золотые погоны. Подросток постарше – рядовым, но и он, безусловно, имеет право на высшее военное образование. Никакие даже самые богатые или высокопоставленные родственники не в силах вырвать отрока или девушку из цепких лап Вооруженных Сил. В армию нередко бежали мальчишки, бредящие романтикой далеких звезд или просто измученные родительской строгостью, девочки, подвергавшиеся насилию в семье… В учебных заведениях работали лучшие психологи на свете, трудившиеся для того, чтобы подобрать ключик к каждой без исключения юной душе и убедить ее в том, что выбор не был ошибкой.
Армейские вербовщики были в каждом городке, по всем информационным сетям четыре раза в сутки крутили красочные ролики, рассчитанные специально на подростковый контингент, – то седой унтер, с ног до головы увешанный крестами, рассказывал своему внуку, как он сражался на благо всего человечества, то юный мальчишка-лейтенант, заботливо оправляя щегольской синий мундир, садился в роскошный спорт-кар, а вокруг него смущенно улыбались малолетние красавицы, прячущие за спинами букетики цветов. Мамаши всех обитаемых миров проклинали вербовщиков как сатану, но были беспомощны перед старым законом: желание стать солдатом священно!
– У меня все было точно как в старом кино, – улыбнулся Лоссберг. – Лицей был, понятное дело, в Метрополии, и вот как-то раз, когда ко мне прилетел мой дядя Марк, мы отправились в Экватаун искупаться и позагорать. Всю дорогу он твердил мне, что папаша возлагает на меня большие надежды, что я плохо учусь, что меня плохо воспитывают, что если я не перестану читать военные мемуары, то за мной будет установлен особый надзор… В общем, на набережной я увидел вывеску вербовщика В КС. До конторы было метров триста. Дяденька остановился под зонтиком, чтобы выпить стаканчик винца, а я швырнул на землю куртку – знаешь, в лицее мы носили такие, ну, куцые курточки из серого сукна – и припустил вдоль по тротуару. Раньше-то я удрать не мог, мы ведь жили за таким забором, что рейнджер не перепрыгнет… Ну вот, бегу это я, бегу, а дяденька, понятно, за мной. То есть ему еще ни черта непонятно, он там орет что-то, а я бегу, аж сердце выскакивает. А контора на противоположной стороне. Дорогу перебежать не могу, хоть стреляйся – движение такое… Ну, в общем, добежал до перекрестка, дядя уже метрах в трех, и я как в воду – вперед. Кто-то там, помню, столкнулся, но мне не до того было. Перебегаю, а у меня перед самым носом копы, патруль. И дядя орет как резаный. Встретил бы сейчас того унтера, поклонился бы в ноги. До конторы – метров десять. Вместо того чтоб меня хватать, он поворачивается и кричит: “Отпирай, Билли, скорее!” – и делает вид, что я от него вырвался. Вбегаю я в контору и не могу слова сказать, дышать мне нечем. Ну, там-то тоже не дураки сидят: старик капитан мне идентификатор под самый нос… Я ладонь хлоп! – и падаю в кресло. А тут дяденька врывается. Ох и орал он! Ох и рожа у него была…
– Представляю себе…
– Да. Бесновался он там минут двадцать и все норовил меня за шиворот хватануть. Да поздно. Кончилось тем, что вызвали военную полицию, и его под ручки – и за борт. Хм-м… смешно, конечно, вспоминать. А папаша меня признал только тогда, когда я генерала получил. Кучу денег отписал – и на что они мне? Знаешь, я, когда в Академии учился, почему-то никогда не завидовал тем, к кому приезжали родители. Странно, да?
Хикки покачал головой. За окном стояла ночь.
– Что-то я устал сегодня… Наверное, пойду.
Он поднялся в спальню, стянул с себя одежду и рухнул прямо на покрывало. Некоторое время Хикки смотрел в распахнутое окно и думал о Лоссберге, сбежавшем от своей ортодоксальной семьи, об этом не таком уж и плохом мире, в котором всем им выпало жить, а потом глаза закрылись сами собой.
Он не слышал, как в спальню тихо вошла Ирэн и осторожно примостилась рядом с ним.
– Да, генерал, это очень серьезно. Вас хочет видеть один высокопоставленный коммерсант, крайне заинтересованный в этом деле.
Этерлен поморщился. Несмотря на уверения Хикки, он не очень-то доверял Лее Малич. После двух крайне неудачных браков он вообще не доверял женщинам.
– Где? – спросил он, прикидывая, как сможет вооружиться тяжелое оружие, понятно, отпадало само собой.
– На северном побережье есть заброшенный завод “Лесли Стил Корп”. Вас будут ждать в районе полудня возле главного цеха. Вам нужно проехать через внутренний двор и остановиться возле сгоревшего накопителя. О безопасности не беспокойтесь, это я могу гарантировать.
– Хорошо, я свяжусь с вами вечером.
Этерлен отключил радиостанцию. Теперь они не пользовались обычными телефонами – Хикки давно уже обзавелся специальной всеволновой рацией, имевшей встроенный штрих-кодер. Попытка подслушать разговор автоматически превращалась в полную бессмыслицу. Подкинув довольно увесистый аппарат на ладони, Этерлен задумчиво покачал головой.
– Какого дьявола на этом гребаном заводе, Хик? – спросил он.
Хикки, слышавший весь разговор, спокойно дернул плечами.
– Там частенько встречаются крупные боссы. Это у нас что-то вроде нейтральной территории…
– Как ты думаешь, кто может быть этим “высокопоставленным джентльменом”?
– Наверняка кто-то из “ИТ”. Я узнаю любого из них… Несмотря на то что в Портленде тридцать миллионов, свои друг друга знают в лицо. А мы с ними почти свои. Не могу сказать, чтобы я целовался со всей этой публикой, но на деловых раутах мы встречались не раз. Надо собираться, Пол, – к полудню мы можем и не успеть. Она ведь не знала, где мы находимся.
– Успеем, – по лицу Этерлена было видно, что он принял какое-то решение. – Мы полетим на катере.
– Ты что, свихнулся? Здесь такие шутки не приняты, неужели ты не понимаешь?
– А я не собираюсь с ними шутить.
Хикки горестно махнул рукой. Если Этерлен упирался рогом – а сейчас, он видел, произошло именно так, – переубедить его было невозможно. Хикки прикинул: очень мило, деловые люди являются на серьезный разговор не в лимузине, а на боевом катере имперских ВКС с кадровым генералом за штурвалом.
“А, черт с тобой, – подумал он. – Делай что хочешь. В конце концов, сейчас не лучшее время думать о репутации. Дело делать надо, а все остальное уже побоку”.
За его спиной негромко усмехнулся Лоссберг.
– Пол совершенно прав, – сказал он. – Мне тоже не нравятся все эти заброшенные заводы. Прямо как в старом боевике.
– А у нас тут многое похоже на старые боевики, – огрызнулся Хикки. – Поживи попробуй…
Лоссберг понимающе улыбнулся и ушел на кухню. Постояв еще на веранде, Хикки вдруг остро ощутил себя деревенским дурнем и побрел наверх переодеваться. В спальне он раскупорил боевой кофр, быстро сбросил с себя одежду и облачился в бронекомбинезон. Квазиживая пленка, почуяв тепло организма хозяина, мгновенно “проснулась” и растянулась по поверхности тела так, что уже через несколько секунд Хикки перестал ее ощущать. Без шлема и пояса комбез не мог обеспечивать полную защиту, но для данной ситуации хватало и того, что он давал. Натянув рубашку, Хикки перекрестился сложной сбруей с двумя кобурами, попробовал, насколько легко выскакивает на волю пара “моргенштернов”, распихал по специальным клапанам запасные обоймы и присел на кровать. Судя по шуму, внизу Лоссберг пытался поймать курицу: наверное, для того, чтобы приласкать. Хикки знал, что генералу очень трудно убить живое существо, не причинившее ему вреда. Высунувшись в окно, он убедился в своей правоте. Лоссберг стоял перед верандой, держал на руках жирную рыжую курицу и что-то негромко рассказывал ей, а совершенно обалдевшая несушка перестала квохтать и почтительно внимала его речам.
Хикки недоуменно почесался, вздохнул и вышел. Лоссберг неоднократно заявлял, что человека вполне может понять большинство животных – проблема в том, что человек не хочет понимать их.
– Ну, что она тебе рассказала? – поинтересовался Хикки, выходя на веранду.
– Глупая, – Лоссберг осторожно опустил птицу на землю, отряхнулся и легко запрыгнул наверх, к Хикки, – на столике стояла початая бутылка. – Куры вообще не слишком умны, но зато они не агрессивны.
– Не пил бы ты, – посоветовал Этерлен, сидевший на подоконнике кухонного окна.
– Я сам разберусь, – меланхолично ответил Лоссберг, наливая себе полный стакан. – А вообще, давайте-ка собираться. Времени еще много, но было бы не вредно полетать там… сверху. Как думаете?
– Это мысль, – кивнул Этерлен. – Ну, я уже, собственно, готов. Допивай, да и поехали.
Хикки еще ни разу не случалось летать на этой, довольно редкой, модели. “Сто сорок пятым” комплектовались линкоры, несущие особые диверсионно-разведывательные подразделения Планетарно-Десантных Сил. Обычно это были легкие легионы авангарда, обеспечивавшие оперативно-тактическую подготовку высадки основных сил. Где и как раздобыл такую машину Лоссберг, славившийся как тонкий ценитель атмосферной техники, Хикки было неизвестно. В тесной кабине трехместного катера не было ничего лишнего: члены экипажа сидели в глубоких анатомических креслах, окруженные мягко изогнутыми панелями с аппаратурой. Хикки занял место наблюдателя, его кресло находилось позади и чуть выше двух пилотских. Поглядев на свои панели и щиты и убедившись в том, что он почти ни черта в них не понимает, Хикки грустно вздохнул и принялся наблюдать за действиями Лоссберга. Когда-то он уже летал с ним на атмосферном катере и хорошо запомнил эти ощущения.
Запуск двигателей в кабине почти не ощутился. Хикки увидел, как вспыхнули и зашевелились две алые голографические стрелки на моторном дисплее, и только потом, прислушавшись, услышал негромкий свист и почувствовал слабое подрагивание машины. Лоссберг мельком оглядел приборы, привычным движением тронул сдвоенную рукоять акселераторов и потянул изогнутый, рогатый черный штурвал. Желтая степь на экранах мгновенно провалилась вниз. Хикки оценил мощь гравикомпенсаторов: набор скорости был стремителен, но он не почувствовал и тени перегрузки. Казалось, он не двинулся с места, а все происшедшее на экранах – просто запись.
Из пикапа вылезла неряшливая растрепа в застиранном комбинезоне. Всего лишь три часа назад она была элегантной высокой дамой с идеальным макияжем и прекрасной прической – сейчас рабочий комбез висел на типичной фермерской девахе непонятного возраста. Она внимательно оглядела входную дверь странного замка, потом засунула руку в кабину своей развалюхи и нажала на клаксон.
– Ага! – крикнули из окна на первом этаже.
– Рада видеть тебя живым, – не без иронии произнесла Ирэн, когда Хикки спустился по ступенькам к пикапу.
За прожитые вместе годы он хорошо научился распознавать состояние своей жены и понимал, что сейчас она, мягко говоря, на взводе. План под названием “второй чемоданчик” приходилось применять впервые: он означал немедленную эвакуацию и переход на боевой режим существования. Хикки прижал к груди тонкое плечо Ирэн, поцеловал ее в склоненную шею. Она выпрямилась, мягко провела ладонью по его растрепанным волосам и откинула тент, закрывавший груз в кузове пикапа.
– Если бы я попалась со всем этим дерьмом…
Вместе с подошедшим Этерленом Хикки выбросил на песок три тяжелых пластиковых контейнера из-под мороженого мяса, пару черных клеенчатых мешков и лежавший под ними обтекаемый серебристый кофр с крылатым черепом Конторы. Из кабины Ирэн вытащила еще один мешок.
– Здесь ром для Лоссберга и жратва для вас.
– О роме он позаботится самостоятельно.
Ящики расположили в просторном холле. Когда-то это строение возвел один совершенно спятивший пират, на старости лет вбивший себе в голову, что его непременно прикончат давно почившие коллеги. На прочнейшем фундаменте “виллы” он построил настоящую крепость, в которой можно было выдержать многодневную осаду. Здесь было все – вода, энергия, радарные системы, способные учуять воздушную цель, и даже старый, но вполне работоспособный узел дальней связи. Хикки купил замок у внуков преставившегося наконец маразматика, отделал по своему вкусу интерьер и иногда “отдыхал” там от налоговых служб. Сейчас уникальная крепость, о которой не знал никто, кроме Ирэн, должна была стать их убежищем.
Этерлен отомкнул замки одного из тяжелых ящиков, отбросил хрусткую консервационную пленку и легко, словно игрушку, выдернул на свет шестиствольный десантный “стационар”. Матово-черная громадина распространяла вокруг себя немного кислый запах смазки. Этерлен втянул его носом и заулыбался, как наркоман.
– Вот это да, – сказал он. – А приводы управления?
– В остальных, – махнул рукой Хикки. – Там же и шестнадцать тысяч выстрелов. Нам хватит, я думаю.
– Я пойду переоденусь, – заявила Ирэн.
Хикки проводил ее понимающим взглядом и перешел в кухню. В печи дозревала курица, зарезанная по случаю переселения. За птицами ухаживал старый пьяница из соседнего поселка, приезжавший по утрам. Хикки налил себе стаканчик виски, опрокинул его в пасть и присел на узкий подоконник.
Неожиданно где-то вверху раздался истошный вой тревожной сирены боевого корабля. Этерлен вернул оружие в ящик и недоуменно выпрямился.
– Что это за дьявольщина? – спросил он.
– Это радар в дежурном режиме, – отозвался из кухни Хикки. – Я выставил его на тридцать километров… Наверное, учуял Лосси.
– А если нет?
Ответом Этерлену был негромкий шум. Генерал выбежал из дома, поднес к глазам руку и задрал голову. Из небес с легким шипением опускался черный остроносый силуэт. На сильно скошенном атмосферном киле катера жизнерадостно улыбалась рыжеволосая красавица, погруженная в нескромные девичьи удовольствия: Лоссберг одурел до того, что намалевал онанирующую дамочку поверх черно-золотых имперских крестов.
Это был его любимый “призрак” “ТР-145” – трехместный катер-разведчик, стремительный, малозаметный и почти бесшумный. По штату обычному “охотнику” такая машина не полагалась, но Лосси сумел выбить себе редкую игрушку и не упускал случая ею побаловаться. В сложившейся ситуации настоящий боевой катер мог очень пригодиться.
В черном боку машины распахнулся совершенно незаметный люк, из которого на землю выпал объемистый синий кофр. Следом за кофром молодцевато выпрыгнул и сам Лоссберг.
– Рому мне, рому! – потребовал он, заходясь смехом. – Меня чуть не поймала служба внешнего слежения. Еще немного – и они бы решили, что уже началось вторжение. Операторы видели ошибку в счислении, но никак не могли понять, то ли это цель, то ли у них мозги сдвинулись. Я все время уходил от луча, а они, бедные, наверное, руки себе намозолили. Но все-таки я могу точно сказать: контакта не было. Я прибыл на Аврору совершенно инкогнито, да…
– И слава богу, – отреагировал Этерлен, иронично улыбаясь. – Чего орешь? Ром, кажется, в кухне.
– Ты хорошо управился, – сказал Хикки, поглядев на часы. – Быстро летаешь, я бы так не смог. Тут столько гравиполей, что мои штурманы иногда по два часа не могут войти в систему. И движение, как на перекрестке в Сити…
– Нужно “скользить” поверх полей, – объяснил Лоссберг. – А главное, не бояться.
Он взял протянутый Хикки стакан и уселся за стол. В углах просторной кухни еще лежала неубранная пыль. Хикки не думал, что им придется задержаться в этом убежище надолго.
Ужинали в недолгих портлендских сумерках. Этерлен как следует выпил за упокой души своего друга, задумчиво пожелал всем спокойной ночи и убрался наверх, в тесную комнатку под самой крышей. С его уходом в кухне наступила тишина. Ирэн свалила тарелки в автомат, вытащила откуда-то столетней давности роман в кричаще-яркой обложке и уселась на веранде под мягким красным плафоном.
Лоссберг налил себе полный бокал – бог знает какой по счету.
– Хорошо, – сказал он, глядя, как течет в окно сизый дым сигары.
– Что – хорошо? – не понял Хикки.
– Так… Идиллический вечер в загородном доме. У меня на Сент-Илере нет покоя от насекомых, а здесь, надо же, – никого. Сухо, наверное?
– На Авроре вообще мало вредителей.
– А у нас еще такие птички водятся, с шестью, зараза, крылышками. На свет летят тучами и пищат, сволочи, всю ночь. Хм-м… Как жалко все это терять.
– Что ты имеешь в виду?
Лоссберг отпил полбокала, шумно выдохнул и затянулся.
– А ты не знаешь? Кто из нас выживет? Ты, я?
– Может, кто-то и выживет.
– Но не мы, это точно. Давай трезво смотреть на вещи, Хик: мы славно пожили. Вкусно ели, сладко спали, имели девочек…
– А жизнь теперь поимеет нас – ты это хочешь сказать?
– Смешно, Хик. Человечество прошло через свой золотой век. Просто у нас эта беда случилась гораздо раньше, чем у прочих, – мы сами знаем, почему. Да? Я не достал тебя своей философией?
– Отнюдь, я не прочь потрепаться на умные темы. Но неужели тебе действительно так уж жалко? Я думал, у таких, как ты, вырабатывается привычка к смерти. К своей собственной в первую очередь, а? Или нет?
– Ja, ja, – хмыкнул Лоссберг. – Если б все было так просто, меня бы уже сто раз укокошили. Привычка к смерти – да, и еще сто раз да. Но быть солдатом еще не значит быть ходячим покойником. Я это понял лет так в двадцать пять, когда из моего курса осталось всего двести с чем-то человек. А выпускались – почти триста. За восемь лет упокоились все, кто привык к смерти с первого курса… И это в невоюющей Империи. А что будет, когда начнем воевать? Ведь мы же не умеем и учиться не хотим. Сколько мы продержимся – лет пять, не больше? Сейчас Флот укомплектован молодой придурней, мечтающей героически погибнуть в первом же бою. А дальше? Ну, допустим, я умею выворачиваться из чужих прицелов. Таких, как я, наберется еще десятка три. Еще, может, найдется пара сотен ребят, не стремящихся на тот свет раньше сроку… И все?
– Вот поэтому меня и мобилизовали, – тихо произнес Хикки и потянулся к бутылке. – Нам нужны пираты… Я уж не знаю, что там напридумывал дорогой наш Дедуля, не думаю, что вся эта сволочь будет командовать регулярными подразделениями, но сейчас ему до смерти нужны пираты и конвойники. Они, как ты знаешь, воевать умеют. По полной программе.
Лоссберг рассеянно побарабанил по столешнице. Глядя на него, Хикки подумал, что эта идея не нова. Возможно, она уже приходила в голову самому Лоссбергу или кому-то из таких же, как и он, молодых асов: эти люди умели соображать не хуже теоретиков из Генерального Штаба.
– Я начинаю понимать, – признался Лоссберг. – Но не будем пока об этом. Ты знаешь, как я попал на Флот?
– Ты никогда не рассказывал о себе, – пожал плечами Хикки. – Правда, когда мы с тобой только познакомились, ты нажрался в Порт-Кассандане до зеленых чертиков и плел что-то о своем папаше и его бирже, но я ни черта не понял. Да и не прислушивался, в общем-то.
– Я родился с серебряной ложкой во рту, – усмехнулся Лоссберг. – Мой папаня – совладелец крупнейшей кассанданской биржи. Помимо этого у него заводы, торговые дома и прочее дерьмо. Причем семейство огромное, и порядки – не забалуешь. Никаких “лишних книжек”, ничего военного вообще: каста! К девяти годам меня определили в лучший коммерческий лицей Империи. Ну, я проучился там два месяца. Коротенькие стрижечки, все только на “вы”, причем преподавание на двух языках – или русский, или английский… Я, кстати, с тех пор по-русски не очень-то… А потом, – Лоссберг весело подмигнул Хикки и взялся за стакан, – я удрал в Академию.
– Х-ха! – восхитился Хикки.
Он прекрасно знал, что в Империи железно соблюдается старая традиция: ребенок, успевший добежать до ближайшего вербовщика и подписать с ним контракт, становится недоступен для разгневанных родителей: контракт подписан – все, теперь он является собственностью Флота или ПДС. Девяти–десятилетний паренек скорее всего становится кадетом одной из Академий, чтобы через восемь лет адски тяжелой учебы получить офицерский меч и золотые погоны. Подросток постарше – рядовым, но и он, безусловно, имеет право на высшее военное образование. Никакие даже самые богатые или высокопоставленные родственники не в силах вырвать отрока или девушку из цепких лап Вооруженных Сил. В армию нередко бежали мальчишки, бредящие романтикой далеких звезд или просто измученные родительской строгостью, девочки, подвергавшиеся насилию в семье… В учебных заведениях работали лучшие психологи на свете, трудившиеся для того, чтобы подобрать ключик к каждой без исключения юной душе и убедить ее в том, что выбор не был ошибкой.
Армейские вербовщики были в каждом городке, по всем информационным сетям четыре раза в сутки крутили красочные ролики, рассчитанные специально на подростковый контингент, – то седой унтер, с ног до головы увешанный крестами, рассказывал своему внуку, как он сражался на благо всего человечества, то юный мальчишка-лейтенант, заботливо оправляя щегольской синий мундир, садился в роскошный спорт-кар, а вокруг него смущенно улыбались малолетние красавицы, прячущие за спинами букетики цветов. Мамаши всех обитаемых миров проклинали вербовщиков как сатану, но были беспомощны перед старым законом: желание стать солдатом священно!
– У меня все было точно как в старом кино, – улыбнулся Лоссберг. – Лицей был, понятное дело, в Метрополии, и вот как-то раз, когда ко мне прилетел мой дядя Марк, мы отправились в Экватаун искупаться и позагорать. Всю дорогу он твердил мне, что папаша возлагает на меня большие надежды, что я плохо учусь, что меня плохо воспитывают, что если я не перестану читать военные мемуары, то за мной будет установлен особый надзор… В общем, на набережной я увидел вывеску вербовщика В КС. До конторы было метров триста. Дяденька остановился под зонтиком, чтобы выпить стаканчик винца, а я швырнул на землю куртку – знаешь, в лицее мы носили такие, ну, куцые курточки из серого сукна – и припустил вдоль по тротуару. Раньше-то я удрать не мог, мы ведь жили за таким забором, что рейнджер не перепрыгнет… Ну вот, бегу это я, бегу, а дяденька, понятно, за мной. То есть ему еще ни черта непонятно, он там орет что-то, а я бегу, аж сердце выскакивает. А контора на противоположной стороне. Дорогу перебежать не могу, хоть стреляйся – движение такое… Ну, в общем, добежал до перекрестка, дядя уже метрах в трех, и я как в воду – вперед. Кто-то там, помню, столкнулся, но мне не до того было. Перебегаю, а у меня перед самым носом копы, патруль. И дядя орет как резаный. Встретил бы сейчас того унтера, поклонился бы в ноги. До конторы – метров десять. Вместо того чтоб меня хватать, он поворачивается и кричит: “Отпирай, Билли, скорее!” – и делает вид, что я от него вырвался. Вбегаю я в контору и не могу слова сказать, дышать мне нечем. Ну, там-то тоже не дураки сидят: старик капитан мне идентификатор под самый нос… Я ладонь хлоп! – и падаю в кресло. А тут дяденька врывается. Ох и орал он! Ох и рожа у него была…
– Представляю себе…
– Да. Бесновался он там минут двадцать и все норовил меня за шиворот хватануть. Да поздно. Кончилось тем, что вызвали военную полицию, и его под ручки – и за борт. Хм-м… смешно, конечно, вспоминать. А папаша меня признал только тогда, когда я генерала получил. Кучу денег отписал – и на что они мне? Знаешь, я, когда в Академии учился, почему-то никогда не завидовал тем, к кому приезжали родители. Странно, да?
Хикки покачал головой. За окном стояла ночь.
– Что-то я устал сегодня… Наверное, пойду.
Он поднялся в спальню, стянул с себя одежду и рухнул прямо на покрывало. Некоторое время Хикки смотрел в распахнутое окно и думал о Лоссберге, сбежавшем от своей ортодоксальной семьи, об этом не таком уж и плохом мире, в котором всем им выпало жить, а потом глаза закрылись сами собой.
Он не слышал, как в спальню тихо вошла Ирэн и осторожно примостилась рядом с ним.
***
– Да, генерал, это очень серьезно. Вас хочет видеть один высокопоставленный коммерсант, крайне заинтересованный в этом деле.
Этерлен поморщился. Несмотря на уверения Хикки, он не очень-то доверял Лее Малич. После двух крайне неудачных браков он вообще не доверял женщинам.
– Где? – спросил он, прикидывая, как сможет вооружиться тяжелое оружие, понятно, отпадало само собой.
– На северном побережье есть заброшенный завод “Лесли Стил Корп”. Вас будут ждать в районе полудня возле главного цеха. Вам нужно проехать через внутренний двор и остановиться возле сгоревшего накопителя. О безопасности не беспокойтесь, это я могу гарантировать.
– Хорошо, я свяжусь с вами вечером.
Этерлен отключил радиостанцию. Теперь они не пользовались обычными телефонами – Хикки давно уже обзавелся специальной всеволновой рацией, имевшей встроенный штрих-кодер. Попытка подслушать разговор автоматически превращалась в полную бессмыслицу. Подкинув довольно увесистый аппарат на ладони, Этерлен задумчиво покачал головой.
– Какого дьявола на этом гребаном заводе, Хик? – спросил он.
Хикки, слышавший весь разговор, спокойно дернул плечами.
– Там частенько встречаются крупные боссы. Это у нас что-то вроде нейтральной территории…
– Как ты думаешь, кто может быть этим “высокопоставленным джентльменом”?
– Наверняка кто-то из “ИТ”. Я узнаю любого из них… Несмотря на то что в Портленде тридцать миллионов, свои друг друга знают в лицо. А мы с ними почти свои. Не могу сказать, чтобы я целовался со всей этой публикой, но на деловых раутах мы встречались не раз. Надо собираться, Пол, – к полудню мы можем и не успеть. Она ведь не знала, где мы находимся.
– Успеем, – по лицу Этерлена было видно, что он принял какое-то решение. – Мы полетим на катере.
– Ты что, свихнулся? Здесь такие шутки не приняты, неужели ты не понимаешь?
– А я не собираюсь с ними шутить.
Хикки горестно махнул рукой. Если Этерлен упирался рогом – а сейчас, он видел, произошло именно так, – переубедить его было невозможно. Хикки прикинул: очень мило, деловые люди являются на серьезный разговор не в лимузине, а на боевом катере имперских ВКС с кадровым генералом за штурвалом.
“А, черт с тобой, – подумал он. – Делай что хочешь. В конце концов, сейчас не лучшее время думать о репутации. Дело делать надо, а все остальное уже побоку”.
За его спиной негромко усмехнулся Лоссберг.
– Пол совершенно прав, – сказал он. – Мне тоже не нравятся все эти заброшенные заводы. Прямо как в старом боевике.
– А у нас тут многое похоже на старые боевики, – огрызнулся Хикки. – Поживи попробуй…
Лоссберг понимающе улыбнулся и ушел на кухню. Постояв еще на веранде, Хикки вдруг остро ощутил себя деревенским дурнем и побрел наверх переодеваться. В спальне он раскупорил боевой кофр, быстро сбросил с себя одежду и облачился в бронекомбинезон. Квазиживая пленка, почуяв тепло организма хозяина, мгновенно “проснулась” и растянулась по поверхности тела так, что уже через несколько секунд Хикки перестал ее ощущать. Без шлема и пояса комбез не мог обеспечивать полную защиту, но для данной ситуации хватало и того, что он давал. Натянув рубашку, Хикки перекрестился сложной сбруей с двумя кобурами, попробовал, насколько легко выскакивает на волю пара “моргенштернов”, распихал по специальным клапанам запасные обоймы и присел на кровать. Судя по шуму, внизу Лоссберг пытался поймать курицу: наверное, для того, чтобы приласкать. Хикки знал, что генералу очень трудно убить живое существо, не причинившее ему вреда. Высунувшись в окно, он убедился в своей правоте. Лоссберг стоял перед верандой, держал на руках жирную рыжую курицу и что-то негромко рассказывал ей, а совершенно обалдевшая несушка перестала квохтать и почтительно внимала его речам.
Хикки недоуменно почесался, вздохнул и вышел. Лоссберг неоднократно заявлял, что человека вполне может понять большинство животных – проблема в том, что человек не хочет понимать их.
– Ну, что она тебе рассказала? – поинтересовался Хикки, выходя на веранду.
– Глупая, – Лоссберг осторожно опустил птицу на землю, отряхнулся и легко запрыгнул наверх, к Хикки, – на столике стояла початая бутылка. – Куры вообще не слишком умны, но зато они не агрессивны.
– Не пил бы ты, – посоветовал Этерлен, сидевший на подоконнике кухонного окна.
– Я сам разберусь, – меланхолично ответил Лоссберг, наливая себе полный стакан. – А вообще, давайте-ка собираться. Времени еще много, но было бы не вредно полетать там… сверху. Как думаете?
– Это мысль, – кивнул Этерлен. – Ну, я уже, собственно, готов. Допивай, да и поехали.
Хикки еще ни разу не случалось летать на этой, довольно редкой, модели. “Сто сорок пятым” комплектовались линкоры, несущие особые диверсионно-разведывательные подразделения Планетарно-Десантных Сил. Обычно это были легкие легионы авангарда, обеспечивавшие оперативно-тактическую подготовку высадки основных сил. Где и как раздобыл такую машину Лоссберг, славившийся как тонкий ценитель атмосферной техники, Хикки было неизвестно. В тесной кабине трехместного катера не было ничего лишнего: члены экипажа сидели в глубоких анатомических креслах, окруженные мягко изогнутыми панелями с аппаратурой. Хикки занял место наблюдателя, его кресло находилось позади и чуть выше двух пилотских. Поглядев на свои панели и щиты и убедившись в том, что он почти ни черта в них не понимает, Хикки грустно вздохнул и принялся наблюдать за действиями Лоссберга. Когда-то он уже летал с ним на атмосферном катере и хорошо запомнил эти ощущения.
Запуск двигателей в кабине почти не ощутился. Хикки увидел, как вспыхнули и зашевелились две алые голографические стрелки на моторном дисплее, и только потом, прислушавшись, услышал негромкий свист и почувствовал слабое подрагивание машины. Лоссберг мельком оглядел приборы, привычным движением тронул сдвоенную рукоять акселераторов и потянул изогнутый, рогатый черный штурвал. Желтая степь на экранах мгновенно провалилась вниз. Хикки оценил мощь гравикомпенсаторов: набор скорости был стремителен, но он не почувствовал и тени перегрузки. Казалось, он не двинулся с места, а все происшедшее на экранах – просто запись.