Бестужев-Марлинский Александр. Роман и Ольга

   На девятый день к вечеру показались башни Кремля, золотоверхие церкви и многоглавые соборы московские; заревые тени играли на великанских стенах города; слитный шум оживлял картину, и отдаленный звон вселял какое-то благоговение! Радостна, прекрасна была погода, но Роман вспомнил о первом своем проезде через Москву белокаменную, когда он был так счастлив неопытностью, так удивлен, так занят каждою безделкой!.. А теперь, теперь!.. С тяжким вздохом проехал он сквозь ворота Тверские, и железная решетка за ним запала.
   Роман в точности выполнил поручение веча. По долгу, но против сердца, казался веселым и приветливым, нашел друзей между сановниками двора, настроил многих своею мыслию, узнал мысли великого князя; они были нерадостны новогородцам. Юный Василий далеко превзошел отца своего в науке властвовать, хотя и не наследовал от героя Донского ни прямодушия, ни храбрости личной. Он не привык быть самострелом в руках вельмож: слушал их и делал по-своему. Разметная грамота была отослана к новогородцам с объявлением войны; но Роман заране предуведомил купцов новогородских, в Москве бывших, и ни один из них не впал в руки грозного князя; товары их не были разграблены. Новогородцы радовались, Василий негодовал.
   Прошла зима, и нет приказа от веча; Роман тщетно ждет, с ноющим сердцем, тайного гонца с родины.
   Сон, единственный друт несчастных, веял над изголовьем Романа, измученного тоскою разлуки и неизвестностью будущего. Льстивые сновидения сближали его с милою; сладко билось сердце от поцелуя мечтательного...
   Вдруг, сквозь сон, слышит он скрып двери, бренчанье оружия, чувствует, кто-то схватил его руки; силится встать - его вяжут, клеплют рот, обвертывают глаза, влекут, бросают в телегу и скачут; но куда? но зачем? Он приходит в себя уже в тесном, сыром подземелье. Гром запоров и звук цепей удостоверяют, что он в темнице. Тогда-то отчаяние врывается в чувства пленника, и силы души цепенеют. Все кончено. Роман узнан, позорная казнь ожидает его.
   Унылый звон колоколов возвестил уже первую неделю великого поста, а позабытый Роман все еще глотал ядовитый воздух тюремный. Однажды вошел к нему боярин Евстафий Сыта, недавно бывший княжим наместником в Новегороде, и отступил от изумления.
   - Тебя ли, Роман, вижу я? - воскликнул он. - Когда и как ты сюда попался?
   Роман рассказал, что его схватили, как врага Москвы.
   - Сожалею о твоей участи, - молвил Сыта, - но, посланный великим князем творить за него по тюрьмам милость и милостыню, я могу испросить тебе свободу перед его исповедью, - однако ж не иначе, как с условием остаться здесь навсегда. Послушай, Роман! Я знаю твои достоинства и знаю, как мало их ценят в Новегороде. Здесь не то; даю мое слово, что князь осыплет тебя дарами и почестями; сделаю больше: издавна любя тебя, отдаю за тебя свою дочь, которая хорошо знает Романа, которою не раз и Роман любовался. Я уверен, ты не отказываешь, - продолжал он, протягивая руку, не правда ли, старый знакомец?
   - Неправда! - отвечал Роман с хладнокровием. - Я не продам своей родины за все блага в мире, не хочу вести переговоров с врагами Новагорода, когда не в руках, а на руках моих гремит железо! Если б я принял твое предложение, бывши на воле, то я стал бы изменником, но теперь сделался бы презрительным трусом! Нет, Евстафий, мне, видно, одна невеста - смерть, и одной милости прошу от князя: не морить, а уморить меня поскорее.
   - Ты получишь ее, упрямая голова! - с гневом сказал Сыта, хлопнув дверью.
   С гордою, утешительною мыслию - умереть за любовь и отечество, ждал Роман неминуемой смерти.
   VIII
   Как мне слушать пересудов всех людских!
   Сердце любит, не спросясь людей чужих;
   Сердце любит, не спросясь меня самой.
   Мерзляков
   Быстро текут слова повести; не скоро делается дело. Прошла зима, лето исчезло, как утренняя тень; наступили вновь зимние вьюги, а Романа нет как нет с Ольгою. Вешнее солнце растопило синий лед на Ильмене: уже резвые ласточки, рея по воздуху, целуют пролетом поверхность Волхова; все оживает, все радуется, - одной Ольге нет радости! И кому же светел день сквозь слезы? кому не долги короткие ночи, когда измеряют их кручиною? Увядает краса милой девушки, будто радуга без дождика, и бледность изменяет тоске сердечной. Напрасно отец дарит ее соболями якутскими, убирает в жемчужные кружева, в алмазные серьги и запястья; напрасно молодые подружки забавят Ольгу играми и песнями; она дичится игр юности, и петли ее терема ржавеют мало-помалу.
   С утра до позднего вечера она любит сидеть под окном светлицы и ждать, кого не надеется увидеть, кого уста ее не смеют назвать. Часто гордость красавицы пробуждалась при мысли, что Роман уехал, не простясь с нею, не сказав и слова, куда, для чего. Часто ревность возмущала душу ее и придавала возможность призракам подозрительного воображения, но скоро любовь укрощала бурю. "Нет! он не может изменить, - говорила с собою невинная, - потому что я любила его нежно и нераздельно. Кто не верит чистой любви, тот недостоин взаимности. Если б можно было скинуться птичкою, с каким бы нетерпением полетела я по свету искать милого - когда он жив, наглядеться на него; когда ж убит, умереть на его могиле".
   Горько плакала тогда Ольга, склоняясь на грудь доброй матери, и редко, ей в угоду, мелькала улыбка на лице задумчивой, как блудящий огонек над кладбищем.
   - Ольга! полно горевать, полно упрямиться! - не раз говорил ей Симеон. - Слезами не наполнить моря; живым безрассудно мертвить себя для умерших; твой Роман пропал без вести навеки. Забываю все прошлое, но исполни теперь мою волю, порадуй отца на старости, ступай замуж, дитя милое, чтобы не угасла поминная свеча по мне без родном! Выбирай... женихов именитых много!.. - И Симеон нежно целовал дочь свою, и рыдания Ольги были обычным ему ответом. Растроган и раздосадован, выходил Симеон из девичьего терема.
   "Это пройдет!" - думал он и обманывался, как прежде.
   Наконец созрела гроза на Новгород; Андрей Албердов, воевода Василия, ворвался в Двинские области, принудил жителей задаться за великого князя и осадного воеводу края, новогородского боярина Иоанна с братьями, сделал изменниками отчизне. Послышав о том, ново-городцы сзвонили вече.
   - Князь идет на нас; что делать? - спросили сановники.
   - Предложить мир и готовиться к битве! - воскликнули все единогласно.
   - Посадник Богдан был отправлен в Москву и воротился без успеха; Василий принял их, но не хотел слушать.
   - Да будет! - сказали тогда оскорбленные новогород-цы. - На начинающего бог!
   Обнялись как братья и под благословением епископа поклялись пасть до одного. Кликнули клич: люди житые поскакали во все пятины, вооружать, собирать, одушевлять ратников, исполчить старого и малого. Симеон вызвался поднять всю пятину Деревскую, как самую опасную по соседству с землями московскими.
   В кольчатых латах зашел он проститься к жене и дочери.
   - Прощай, Ольга! - сказал Воеслав решительно. - Я еду на службу Новагорода; чему быть, того не миновать, но если бог судит воротиться, мы отпируем твою свадьбу с Михаилом Болотом; он добрый слуга вечу, молод, пригож и богат, очень богат! - примолвил Симеон, глядя в сторону, как будто боясь встретиться со взором дочери. - Понравился мне - и тебе полюбится. Готовься!
   Отчаяние помрачило взор Ольги; она не видела, как священник окропил отца ее святой водою, как в безмолвии все сели, встали и прощались по обряду проводов русских; не чувствовала, как Симеон прижал ее к своей груди, благословил и уехал. Бедная девушка! какая участь ждет тебя?
   IX
   Крепка тюрьма, но кто ей рад.
   Русская пословица
   - Приветствую тебя, первый гость обновленной природы, милый певец, жаворонок! Как весело вьешься ты над проталиной, как радостно звенит твоя песня в поднебесье! Странник воздушный, ты не ведаешь, как грустно невольнику глядеть на вольную птичку, как мучительно за стеной тюрьмы видеть весну и жизнь и каждый миг ожидать смерти. Слетай, жаворонок, на мою родину святую и принеси оттоль весточку о милой Ольге: любит ли она Романа по-прежнему, помнит ли друга, у которого и перед смертью одна мысль об ней и об родине!
   Так жаловался Роман на судьбу свою, завидя сквозь решетку окна жаворонка.
   Спустилась ночь, и кто-то стукнул в косяк отдушины.
   - Спишь или нет, товарищ? - шепотом спросили Романа.
   Роман отозвался, и на вопрос: "кто там?" отвечали:
   - В этот раз добрые люди.
   - Зачем?
   - Спасти тебя от плахи.
   - А эта цепь, эта решетка?
   - Распадутся, как соль, от нашей разрыв-травы.
   И в то же мгновение, обернув кушаками железные полосы, чтобы они не гремели, принялись распиливать их. Через полчаса Роман был уже вне темницы. Два удальца разбили его рогатки; по веревке перелезли они чрез монастырскую стену, - на коней, и вот уже Москва далеко осталась за беглецами. Роман не знал, какому чуду приписать свое избавление, а его проводники скакали вперед, не говоря ни слова.
   Наконец они своротили с большой дороги в лес дремучий и поехали тише. Через полчаса свисток раздался и откликнулся, и Беркут с тремя наездниками выехал к ним навстречу; загадка Романова разгадалась.
   - Здравствуй, земляк! - сказал атаман. - Я рад, что удалось сослужить тебе службу, и вот каким образом: мои невидимки почуяли наживу в монастыре, куда забросил тебя Василий. Чтобы не попасть в западню, надо было ощупать все закоулки, и в одном погребе вместо бочонка с золотом нашли они тебя, невзначай, да кстати; говорю кстати, потому что через три дни (это узнал я от болтливого приворотника) твою голову расклевали бы птицы, как вишню. Медлить было некогда, и ты видишь, каково успели мои молодцы, из которых каждый стоит самой высокой виселицы. Теперь, Роман, ты волен, как рыбка; куда ж едем? Отдыхать ли в Новгород или биться к Орлецу?
   - Туда, где мечи и враги! - воскликнул пылкий юноша. Они поворотили к области Двинской.
   Оставя в стороне Дмитров, Бежецкий, Краснохолмский, избегая встреч с московскими кормовщиками и отсталыми, сни без всякого приключения пробрались околицею за три часа езды до Орлеца, который с самой христовской заутрени был в руках изменников-двинян, предводимых княжим наместником Федором Ростовским. Там заметили они в стороне огонек. Двадцать всадников отдыхали на поляне; к копьям привязаны были кони; одни поили их из шишаков, другие лежали вкруг огня, смеялись и пили. Все доказывало непривычку сих новобранцев к военному делу: никто ие думал о страже; кольчуги развешаны были как будто сушиться, луки распущены и сабли сброшены в одно место; сам десятник вооружен был одним только огромным ключом, который висел у пего на латном поясе. Роман долго не мог понять, что за остроконечная надета на нем шапка, и с трудом разглядел, что он вместо тяжелого шлема надвинул на уши бобровый колчан свой. Связанный человек лежал невдалеке. Роман слез с коня, прокрался тихонько и подслушивал их разговоры. Пленный обратил речь к десятнику:
   - Скажи мне, добрый человек, куда вы меня везете? Десятник, который по праву старшинства, казалось, не упустил случая поздороваться с круговою чаркою, оборотился к нему, зевнул вслух и замолчал.
   - Неужто вы, москвичи, только умеете такать? - продолжал пленник.
   - Когда бы и вы, упрямые новогородцы, держали свои языки на привязи, ты, старый затейник, спокойно бы сидел дома и против воли не плясал бы по канату до Москвы.
   - Что же там со мной сделают?
   - Что сделают? Отправят на покой! - сказал десятник, улыбаясь и начертив пальцами букву П на воздухе.
   Ратники захохотали, а наш остроумец охорашивался с самодовольным видом.
   - Беркут! - сказал Роман атаману, - спасем ново-городца! Нет нужды, что их двадцать человек, а нас семеро: у страха глаза велики. Впрочем, как хочешь, я и один решаюсь на все.
   Вместо ответа Беркут поднял топор и с криком: "Сюда, товарищи!" обок Романа налетел грозой на оплошных москвитян. Через мгновенье уже не было ни одного противника: самые храбрейшие разбежались, другие остались на месте от ран, от страха или хмелю. Распустив коней, переломав и побросав в огонь их оружие, Роман развязал полоненного и узнал в нем - Симеона.
   - Добрый, великодушный юноша! - говорил Воеслав своему избавителю, с чувством сжимая его руку, - я не стою тебя! Но пусть Ольга помирит нас и заплатит долг отцовский. Теперь время дорого: посадник Тимофей и брат Юрий собираются ударить на приступ, а между нами и Орлецом еще двадцать верст и только остаток ночи; поспешим!
   Роман, с радости о битве и невесте, перецеловал всех разбойников, едва не уморил коня своего скачкою и утешал бедное животное рассказами, что он станет драться за Новгород, как будет счастлив с Ольгою.
   На рассвете полки новогородские облегли ров города, остановились на перелет стрелы, и посадник в последний раз послал сказать осажденным, чтобы они сдались честью, или он возьмет город копьем.
   - У этого копья еще не выросло ратовье! - отвечали с насмешкою москвитяне. - Впрочем, милости просим: мы готовы мечом охристосоваться с дорогими гостями.
   - Впербд! - воскликнули воеводы, и ливнем прыснули стрелы.
   Новогородцы лезли и падали в тинистый ров, зажигали деревянные стены, вонзали в них тяжкие стрикусы [Стрикусы, пороки - стенобитные орудия, род таранов (belief). (Примеч. автора.)]. В это мгновенье приспели наши путники.
   - Други! - сказал Беркут разбойникам, - мы долго жили чужбиной без чести - погибнем теперь за свою родину со славою. Туда!
   Он указал, на московское знамя, веющее на крепости новогородской, и ринулся по лестнице на стену, ударом топора разнес древко знамени и, поражен стрелой, мертвый опрокинулся с ним в ров. Сеча была ужасна; русские поражали и отражали русских; победа колебалась, как вдруг в дыму и в огне, будто ангел-разрушитель, явился Роман на гребне бойницы и скликал дружину свою, но подгоревшая твердыня рухнула, и витязь исчез в ее обломках...
   Затихла битва. Труба новогородская прозвучала на отступленье, но осажденные уже не имели сил на новый отпор, и крепость сдалась победителю.
   X
   Отворяйся, божий храм!
   Вы летите к небесам,
   Верные обеты!
   Собирайтесь, стар и млад,
   Сдвинув звонки чаши, в лад
   Пойте "Многи леты"!
   Жуковский
   В Новегороде носились печальные слухи: говорили о какой-то несчастной битве, о погибели первейших воинов, о приближении войска княжего. Народ толпился по площадям; все спрашивали, многие сомневались, никто не знал истины.
   В один из сих вечеров, волнуемая страхом, Ольга молилась за спасение отца от опасностей и невольно включала в молитву свою имя любезного. Вот слышит она бег коней по Михайловской улице; топот ближе и ближе, пронеслись мимо сада, ворота заскрыпели, и два всадника взъехали на двор, слезли с коней и, к удивлению Ольги, привязали их к почетному кольцу [На двор именитого человека мог въезжать только ему равный или высший, если верить песням. В коновязном столбе бывали всегда три кольца: одно железное, другое серебряное, третье золотое. (Примеч. автора.)].
   - Это батюшка, батюшка!
   Весь дом поднялся на ноги; огни забегали по сеням, и Ольга бросилась в объятия отеческие.
   - Тише, тише! - говорил Симеон ласково. - Ты задушишь меня своими поцелуями - не худо бы поберечь для твоего жениха!
   Это приветствие как громом поразило Ольгу.
   - Милый батюшка, - говорила она, рыдая, - не делай дочь свою несчастною, избавь от постылого замужества, я в святом монастыре окончу дни свои и, может быть, умолю бога, что прогневила родителя.
   - Полно, полно, Ольга, что за черные мысли? К чему такое притворство? Я бьюсь об заклад, что не пройдет и получаса - и ты будешь кружиться и петь, словно ласточка.
   - Нет, никогда, ни за что!
   - Эй, дочь, не ручайся за свое сердце, - да вот, кстати, и жених; он поможет развеселить несговорчивую!
   Ольга вскрикнула и закрыла лицо руками, увидя входящего юношу; но скоро любопытство преодолело: сквозь пальцы, украдкой взглянула она на приезжего.
   Перед нею стоял Роман Ясенский.
   - Обнимитесь, дети! - сказал Симеон, сложив руки их. - Благословляю вас на брак, живите мирно и счастливо и твердите своим детям, что бог, рано или поздно, награждает бескорыстную любовь!
   Долго еще проповедовал Симеон, но влюбленные не слыхали ни слова, и долго б длился поцелуй свидания, когда бы отец не прервал их восторга и своего нравоучения.
   Весь город праздновал на свадьбе Романовой, с тем большим весельем, что победы доставили новогородцам выгодный мир с Василием, на всей их воле и старине. Ольга с гордостию шла под венцом подле Романа, и взор ее, брошенный на подруг, говорил: "Оп мой!" "Как мила невеста!" - шептали мужчины. "Какая прелестная чета!" - твердили все.
   Молодые жили благополучно. Симеон, часто любуясь на их согласие, за шахматной доскою проигрывал брату копей и слонов, и добрый Юрий говаривал: "брат и друг! не прав ли я в выборе?" - и Симеон, с слезами умиления на глазах, отвечал: "так, я был виноват!"
   КОММЕНТАРИИ
   Роман и Ольга. Старинная повесть. Впервые - в альманахе "Полярная звезда", 1823 год, за подписью: А. Бестужев.
   Стр. 35. Эпиграф взят из стихотворения В. А. Жуковского "Алина и Альсим" (1814).
   "Разговоры о древностях Новагорова"... и "Опыт о древностях русских" "Исторические разговоры о древностях Великого Новгорода" Е. Болховитинова (1808) и "Опыт повествования о древностях русских" Г. П. Успенского (2-е изд.. 1818).
   Стр. 36. ...сотник конца Славенского. - Сотник (и с т о р.) - командир небольшого войскового подразделения, сотни. Население в Новгороде делилось на сотни, на "концы", то есть районы, а жители "концов" назывались кончане.
   ...потомок самого Вадима... - Вадим - полулегендарный вождь новгородцев, упоминаемый в Никоновской летописи; выступил против власти князя Рюрика. В глазах декабристов был символом героической борьбы против тирании.
   Стр. 37. ...косящатое окошко... (косячатое, косясчатое, косяще-тое) окно с косяками.
   Стр. 38. Мальвазия - сорт греческого виноградного вина.
   Стр. 39. Эпиграф взят из поэмы А. С. Пушкина "Кавказский пленник" (1822).
   Семик - в Древней Руси - народный праздник поклонения душам умерших.
   ...кушак шамаханский... (шамахинский) - по названию гор. Шемаха в Северном Азербайджане, население которого занималось, в частности, производством шелка и различных тканей.
   Стр. 40. Багряница - торжественная одежда, плащ из дорогой ткани багряного цвета (в древности - одежда царей как знак верховной власти).
   Стр. 41. ...бежим к доброму князю Владимиру... - вероятно, в Киев, к Владимиру Святославичу, князю Смоленскому (конец XIV - начало XV в.).
   Стр. 43. Эпиграф взят из драматической поэмы И. И. Дмитриева "Ермак" (1803 - 1805).
   ...читают договорную мирную грамоту с рижанами и Готским берегом... Речь идет о торговых соглашениях Новгорода с рижскими купцами, членами Ганзейского союза, а также о заключенном в 1395 г. новгородскими боярами союзе с ливонскими феодалами.
   Стр. 44. Изяслав - князь (1024 - 1078), старший сын Ярослава Мудрого (978 - 1054), великого князя Киевского.
   Липец - липовый медовый напиток.
   Алдерман (ольдермен, англ.) - член городской администрации в Англии.
   ...запел о любви дочери Ярославовой Елисаветы к смелому Га-ральду... Гаральд Строгий (1015 - 1066) - норвежский король (1046 - 1066 гг.), был женат на дочери Ярослава Мудрого - Елизавете. Подвиги Гаральда воспеты в скандинавской поэзии.
   Стр. 45. Бирюч (бирич) - в допетровской Руси - вестник, глашатай.
   ...бегун фряжский... - быстрая на ходу лошадь иностранной (заморской) породы.
   Стр. 46. Корольковые кисточки - пучок из корольков (петушиных или куриных перьев), служащий для украшения лошади.
   Лядунка (ладунка) с снарядом... - у артиллеристов - металлическая сумка для патронов.
   ...строятся стороны... - Новгород делился пополам рекой Волхов на левую сторону - Софийскую, с цептром в Детинце (Кремль), и правую Торговую, где находилось Ярославово дворище и собиралось вече. Многие столетия обе стороны враждовали между собой.
   Стр. 47. Василий I Димитриевич (1371 - 1425) - великий князь Московский (с 1389 г.). Борясь против Орды, еще сильной, несмотря на поражение на Куликовом поле, он вынужден был заключить союз (1392 г.) с литовским князем Витовтом Витаутасом (1350 - 1430), который был скреплен браком Василия I с дочерью Витовта Софьей.
   ...жду покорности новогородской митрополиту Москвы... - то есть подчинения Новгорода суду Московского митрополита, чему Новгород сопротивлялся. Вскоре Москва потребовала от Новгорода подчинения и в вопросах внешней политики, особенно после похода Московского кпязя 1396 г.
   Стр. 49. Скиригайло - Свидригайло (Швитригайла; 1354 - 1396) - младший брат польского короля Ягайла Ольгердовича, великий литовский князь с 1388 г. В 1392 г. вынужден был уступить власть Витовту, ставшему великим князем Литвы.
   Наримант - один из сыновей литовского князя Ольгерда Альгирдаса (1341 - 1377); был повешен Витовтом на дереве и, повешенный, расстрелян.
   Витовт... хвалится... - Витовт, великий князь Литвы, препятствовал объединительной политике московских князей: разорял Смоленск, Рязань, Тверь, трижды вторгался в пределы Московского княжества (1406 - 1408 гг.), хотел захватить и Новгород.
   Стр. 50. ...отразили предки булат Андрея Боголюбского? - Имеется в виду битва новгородцев (1170 г.) с владимиро-суздаль-ским князем Андреем Боголюбским (ок. 1111 - 1174 гг.), сыном Юрия Долгорукого.
   Стр. 51. Феревь (ферязь) - старинная русская одежда.
   Камчатные завесы - от слова "камка" - шелковая цветная ткань с узорами. Здесь - узорчатые запавеси,
   Стр.52. Опашень (и с то р.) - летняя одежда - долгополый кафтан с короткими широкими рукавами.
   Стр. 54. Баскаки - на Руси при татарском иге представители ханской власти и сборщики податей.
   Стр. 56. Салъчей - князь монголов, захватил шайку новгородских разбойников и продал их тюркским болгарам, жившим на Волге.
   Война с Димитрием... - Имеется в виду война Дмитрия Донского против Новгорода (1386 г.).
   Стр. 57. Эпиграф взят из трагедии В. А. Озерова "Дмитрий Донской" (1807).
   Стр. 59. Эпиграф взят из элегии К. Н. Батюшкова "На развалинах замка в Швеции" (1814).
   Стр. 60. ...через Москву белокаменную... - Явный анахронизм у А. Бестужева: время действия его повести относится к 1396 - 1398 гг.. а "белокаменной" Москву стали называть после того, как при царе Федоре Иоанновиче в 1586 г. были поставлены белокаменные стены по нынешнему малому Садовому кольцу (стены Китай-города воздвигнуты в 1534 г.).
   Раамётная грамота - то есть грамота с объявлением о разрыве отношений.
   Стр. 62. Эпиграф взят из песни А. Ф. Мерзлякова "Я не думала ни о чем в свете тужить...", входящей в цикл песен, написанных в 1803 - 1810 гг.
   Стр. 63. ...ворвался в Двинские области... - В 1397 г. великий князь Василий Дмитриевич послал войска в Двинскую землю, требуя признания его власти. Северная новгородская колония отделилась от Новгорода и признала власть великого князя.
   ...люди житые... - то есть хозяева, земледельцы.
   Пятины - пять административных волостей, на которые делились земли Великого Новгорода в XII - XV вв.: Водская (около Ладоги), Обонежская (до Белого моря), Бежецкая (до р. Меты), Деревская (до р. Ловати), Шелонская (от р. Ловати до р. Луги), была и собственно Новгородская волость.
   Стр. 64. ...разбили его рогатки... - В Древней Руси узникам надевали на шею железные (или деревянные) ошейники.
   Стр. 65. Орл ец - новгородская крепость в нижнем течении Северной Двины. Двинскими боярами она была сдана московским войскам. В 1398 г. была разорена новгородцами.
   ...с московскими кормовщиками и отсталыми... - Кормовщдк - старший в артели, заведовал питанием людей.
   Шишак - металлический шлем с острием (шишом).
   Стр. 66. Ратовъе (ратовигце) - древко копья.
   Стр. 67. Эпиграф взят из баллады В. А. Жуковского "Светлана" (1812).
   Замок Венден. (Отрывок из дневника гвардейского офицера),. Впервые - в "Библиотеке для чтения, составленной из повестей, анекдотов и других произведений изящной словесности", 1823 год, кн. IX, за подписью: Александр Бестужев. Первая повесть из ливонского цикла.