Бетанкур Джон Грегори. Хаос и Амбер

   Однако ни у кого из тех подонков, что напали на Джунипер, на груди не было знака в виде короны. Конечно, они могли замаскироваться… Нет ничего проще, чем спрятать нарисованный символ. Чуть дальше снова что-то прогрохотало.
   – Четвертый этаж? – осведомился я, глянув на потолок.
   – Похоже на то.
   Я откинулся на спинку стула и допил остатки вина. По всей вероятности, обыск должен был скоро закончиться. А мне ужасно хотелось, чтобы это произошло поскорее и чтобы адские твари убрались.
   – Давай, подолью.
   Эйбер вынул из воздуха еще одну бутылку превосходного вина с парочкой оленей на этикетке. Я протянул ему свой бокал, он налил мне вина, и мы принялись потягивать божественный напиток в приятном безмолвии.
   – Вот интересно, чем отец сейчас занимается, – через некоторое время изрек я. Побывал ли он уже у короля? А вдруг на него напали по дороге и убили?
   Не случилось ли чего-то худшего? Но если бы с ним что-то стряслось, до нас уже непременно дошли бы вести… ведь дошли бы, правда? Эйбер хмыкнул и сказал:
   – Готов побиться об заклад: ему веселее, чем нам.
   Конечно, все дело было в количестве выпитого вина, но почему-то последняя фраза брата показалась мне подлинным шедевром юмора. Трудно было представить, чтобы отец сейчас напропалую веселился.
   И где он сейчас находился? Не знать об этом было нестерпимо.
   Потом мы выпивали молча.
   Почему-то у меня было такое чувство, что наш отец, отправившись на аудиенцию к королю Утору, угодил в западню. Очень уж все казалось взаимосвязанным. Его выманили из дома приглашением к королю, и в итоге в доме остались мы с Эйбером.
   Сколько времени прошло? В этом странном доме без окон, стоявшем посреди проклятого мира, невозможно было определить время суток. Отца явно не было уже несколько часов… а обычная аудиенция столько не тянется. В Илериуме аудиенции короля Эльнара редко продолжались более десяти-пятнадцати минут… Правда, порой подателей петиций он вынуждал ждать несколько часов.
   Что случилось с нашим отцом?
   Оставалось только надеяться на то, что он томится в какой-нибудь приемной в ожидании, когда его величество король Утор соизволит царственно кивнуть.

ГЛАВА 6

   Время тянулось раздражающе медленно. Казалось, будто все и всё (включая и меня) застыли, как при игре в «замри», и теперь ожидали толчка, который вывел бы нас из неподвижности.
   Вышедший из комнаты Анари вернулся, а с ним вошли двое слуг и безмолвно водрузили на кровать заново набитую перину. Следом вошла женщина и постелила свежие простыни и одеяло. Когда она обратилась к Анари, и он и она перешли на почтительный, чуть ли не подобострастный шепот. И еще они опасливо поглядывали в нашу сторону.
   А мы с Эйбером их почти не замечали, поскольку оба были очень и очень сильно пьяны. Слуги ушли, и в доме воцарилось почти что зловещее безмолвие.
   – Как думаешь… эти адские твари… то есть как их… лай ши`он …они уже убрались? – наконец полюбопытствовал я.
   – Нет. Анари скажет нам, когда они уйдут. – Эйбер вздохнул. – Видимо, они на пятом этаже.
   – А там у нас что?
   – Комнаты прислуги.
   После того, как мы прикончили пятую бутылку, я все-таки решил, что выпил слишком много. Меня охватило блаженное отупение. Все вокруг подернулось приятной дымкой, очертания предметов расплывались. Я не мог определить, вызвано ли это количеством выпитого вина или связано с нашим местонахождением, поскольку чувства у меня просто-таки вывернулись наизнанку с тех пор, как я сюда попал. Теперь я мало что нормально видел, чувствовал на ощупь или на запах. К счастью, употребленное вино избавило меня от терзаний по этому поводу.
   У Эйбера тоже начал заплетаться язык. Несколько раз он вдруг начинал хохотать ни с того ни с сего – казалось, сам себя смешил. Я тоже смеялся вместе с ним – просто ради того, чтобы поддержать компанию. А еще мы то и дело обменивались банальностями. Я:
   – А тебе не кажется… будто бы из стен кровь льется, а?
   Эйбер:
   – Не так, чтобы очень-то… казалось. А тебе, чего, так кажется, да?
   Я (растерянно):
   – Угу. Вот только теперь… кровь уже не так хлещет… как час назад.
   – Понял.
   Я откинулся на спинку стула и подверг все, что меня окружало, раздумьям, преисполненным высшей мудрости, какая рождается только на почве избытка алкоголя.
   – Знаешь, что нам надо? – спросил я.
   – Ч-что?
   – Окна, вот что.
   Эйбер так заразительно расхохотался, что чуть не свалился со стула.
   – И ч-что тут такого смешного, а? – возмутился я.
   – О-окна. Нету… ни-и одного.
   – А по-очему?
   – А так… безопасней.
   – Ну… А как же тогда… разобрать… когда утро, а когда… ночь, а?
   – И разбираться… не надо. Тут ничего… такого не бывает.
   – То есть? Не темнеет, да? – изумился я.
   – Ну… не так, как… в Джунипере.
   Я призадумался. Подобное казалось невероятным, но если так рассуждать, то после отъезда из Илериума вся моя жизнь потекла настолько невероятно, что дальше некуда.
   – А… Уже поздно? – с трудом удержавшись от зевоты, осведомился я.
   – Очень даже. – Эйбер вздохнул и поднялся. – Пошли… провожу тебя в твою комнату. Наверное, ее уже и обыскали… и прибрали там… после обыска.
   Я устремил на него взгляд, полный неподдельного изумления.
   – А это… разве… не моя комната?
   – Эта… жалкая каморка? – Он пренебрежительно фыркнул. – Ты, ч-что же, думаешь… вот такое, значит, гостепри…имство мы тут… так сказать… оказываем… ч-членам семейства, да? Да это просто… просто первая попавшаяся… комнатушка, куда тебя… папаша определил. Этажом выше… тебя ждут… подобающие покои. Пш-шли. Увидишь.
   Он встал и покачнулся. Я тоже.
   Комната резко пошла по кругу, а свист ветра, который в последнее время уподобился звуку далекого прибоя, нахлынул с новой оглушительной силой. Придерживаясь за плечо Эйбера, я мог с горем пополам держаться на ногах. Пошатываясь, мы вместе вышли в коридор.
   – Можешь… разместиться… в покоях Мэттьюса, – простонал Эйбер, пригнувшись под моим весом. – Ему-то они… теперь вряд ли… пригодятся.
   Тут я вдруг вспомнил… А куда подевалась Реалла? Наверное, вместе с другими слугами прибирает в комнатах после обыска. Нет, я не обиделся на нее за то, что она так и не принесла мне сухую одежду. Более важные дела… Эти вечные более важные дела…
   Эйбер прошагал по коридору, повернул налево, потом – еще раз налево, а потом – еще два раза налево. По идее, при таком маневре мы должны были бы вернуться туда, откуда ушли, но почему-то оказались перед широкой каменной лестницей, пролеты которой уводили и вниз, и на верхние этажи. К скобам на стенах были подвешены масляные лампы. Источаемый ими свет собирался под потолком.
   Я оглянулся назад. Коридор, как мне почудилось, сужался и сворачивался в кольцо – как бы сам по себе. Я напомнил себе о том, что с углами тут полная неразбериха. Здесь не было никакой возможности мысленно отследить собственные передвижения.
   – Ну, ты как? По лесенке подняться, в смысле. А?
   – Так это… Если ты подсобишь… запросто!
   Эйбер поддержал меня, и мы более или менее благополучно добрались до следующего этажа.
   Я обратил внимание, что и тут, как и говорил Эйбер, не оказалось ни единого окна. Почему-то это обстоятельство стало меня угнетать – хотя, быть может, мне следовало радоваться тому, что я не имею возможности выглянуть наружу. Я вспомнил Карту моей сестры Фреды, на которой были изображены Владения Хаоса. Одного взгляда на этот пейзаж хватило, чтобы у меня по коже побежали мурашки. Небо, подергивавшееся, словно живое существо, звезды, носившиеся по этому небу как им заблагорассудится, гигантские камни, сновавшие по земле сами по себе, пульсирующие и растекающиеся цвета. Нет, мне определенно надо было радоваться тому, что не приходится глазеть на эти картинки из страшного сна.
   И все же из-за отсутствия окон я до некоторой степени ощущал себя, как в ловушке. Все напоминало некую игру, в которой победить в принципе невозможно.
   Все время, пока мы поднимались по ступеням, я крепко держался за перила. Ступеньки попытались ускользнуть у меня из-под ног, но я выждал несколько секунд, сделав вид, будто хочу отдышаться. Эйбер, который и сам был пьян и пошатывался ничуть не меньше меня, ничего не заметил.
   Наконец мы добрались до лестничной площадки на следующем этаже. И снова – кровоточащие стены, и снова – скобы с лампами, свет от которых стремился к потолку. Странно: я начал привыкать ко всем этим отклонениям, как к некоей норме.
   Мой брат совершил пять резких поворотов влево, но и на этот раз мы не вернулись туда, откуда пришли, а оказались в незнакомом коридоре, перед рядом высоких дверей, украшенных изящной резьбой.
   – Ну, как говорится, добро пожаловать! – выпалил Эйбер и сопроводил свое восклицание широким жестом. – Комнаты у Мэттьюса… так себе, конечно. У него… со вкусом всегда было… не очень. Но в целом… ничего.
   Он остановился перед первой дверью слева и громко постучал.
   – Здорово! – крикнул он. – Просыпайся давай!
   – Зачем тебе вздумалось… – начал я и только хотел спросить, зачем это он барабанит в дверь комнаты человека, которого нет в живых, как вдруг довольно крупная физиономия, вырезанная посередине створки двери, зашевелилась, зевнула, трижды моргнула и словно бы уставилась на Эйбера.
   – Приветствую вас! – проговорила она приятным голосом. – Эта комната принадлежит лорду Мэттьюсу. Как о вас доложить?
   – Просто… в гости пришел, – ответил Эйбер. – А ты меня не помнишь, что ли?
   – Ба! Да это, похоже, лорд Эйбер пожаловал! – проговорила дверь. Деревянная физиономия слегка прищурилась. «Близорукий он, что ли, этот тип?» – подумал я. – А вы подросли с тех пор, как мы виделись в последний раз. Добро пожаловать, мой милый мальчик, добро пожаловать! Потолковать с вами я всегда рад, но лорд Мэттьюс очень строго распорядился ни под каким видом не впускать вас в его покои без его разрешения, а иначе – это его подлинные слова – из меня настругают зубочистки.
   Вот это да! Эйбера тут не жаловали! Почему-то меня это не удивило. Похоже, все члены моего семейства друг другу мало доверяли. Тут скорее можно было дождаться пинка под зад, чем доброго слова.
   – У меня плохие новости, – проговорил Эйбер серьезно, без обиды. – Мой брат Мэттьюс умер.
   – Нет! Нет! – вскрикнула физиономия на двери. – Не может быть!
   – Боюсь, это правда.
   – Когда? Где?
   – Это случилось некоторое время назад, довольно далеко отсюда.
   Физиономия плаксиво сморщилась.
   – Надеюсь, он не мучался?
   – Нет. Смерть была быстрой.
   А вот тут он соврал. Мэттьюса запытали до смерти в башне, сложенной из костей. Но поправлять Эйбера я не стал… Это лицо, вырезанное на двери, оказалось очень чувствительным, а мне сейчас вовсе не хотелось утешать плачущую навзрыд деревяшку.
   Дверь вздохнула. Взгляд деревянных глаз стал отстраненным, задумчивым.
   – Он был славным подопечным. Представитель шестого поколения в вашем роду, которого мне довелось охранять с тех пор, как меня тут поставили… Кстати говоря, а как обстоят дела с седьмым поколением? Не появился ли кто-нибудь, кто мог бы поселиться в этих комнатах?
   – Пока нет, – ответил Эйбер. – Ну, то есть… я ничего такого не слышал.
   Дверь, похоже, наконец заметила меня.
   – А это кто такой? Я вправду замечаю фамильное сходство, или мне кажется?
   Эйбер подтащил меня поближе к двери. Физиономия прищурилась. Я тоже пригляделся повнимательнее. Здоровенный носище, пухлые губы, высокие скулы – почти карикатура на человеческое лицо. Однако взгляд у физиономии был добрый и, пожалуй, немного печальный.
   – Это Оберон, мой брат, – представил меня Эйбер.
   – Оберон… Оберон… – забормотала деревянная физиономия. – Он через меня никогда не проходил.
   – Правильно. Теперь эти комнаты будут принадлежать ему.
   – О, как же быстро все меняется, как быстро…
   Казалось, страж двери вот-вот расплачется. О, как же мне не хотелось этого видеть! Я вдохнул поглубже и спросил:
   – А имя у тебя есть?
   – Я – всего-навсего дверь. Мне ни к чему имя. Но если вам так уж необходимо как-то ко мне обращаться, то лорд Мэттьюс называл меня… Порт.
   – Порт, – повторил я. Название, как нельзя лучше, подходило стражу двери. – Отлично. Я тоже буду так называть тебя. – Я повернул голову и посмотрел на Эйбера.
   – Может быть, есть что-то, чего мне следует опасаться? Какие-нибудь там… предупреждения? Особые инструкции? Полезные советы?
   Мой брат пожал плечами.
   – Он – всего лишь дверь. Он будет охранять твои комнаты, будет сообщать тебе, если кто-то захочет к тебе войти, будет запираться – или отпираться – так, как ему будет велено.
   – Если так… Порт, пожалуйста, отопрись. Хотелось бы взглянуть на комнаты.
   – Прошу прощения, достойный сэр, но отпереться я не могу.
   – Это еще почему? – рассердился я.
   – Потому, – несколько язвительно объяснила дверь, – что пока что вы мне только на словах поведали о том, что лорд Мэттьюс мертв. Меня не вчера вырезали, не забывайте. Лорд Мэттьюс предупредил меня, чтобы я никому не доверял, пока его нет дома. В конце концов – вы только не обижайтесь и не принимайте этого на свой счет, достойные господа – так ведь кто угодно может явиться сюда, наврать мне, будто лорд Мэттьюс отошел в мир иной, объявить себя новым жильцом и потребовать, чтобы я отпер комнаты. Вы должны понять, в сколь затруднительном положении я в данный момент оказался.
   Я озадаченно поскреб макушку.
   – Сильно сказано, – протянул я и глянул на братца. – Крыть нечем.
   – Если так, – проворно проговорила дверь, – проходите, не задерживайтесь. Не люблю, когда торчат в коридоре.
   Я выхватил меч. День выдался долгий, чаша моего терпения вот-вот могла переполниться.
   – Открывайся, – приказал я, – а не то я новый вход прорублю – через твое сердце!

ГЛАВА 7

   – Не больно-то мне охота… играть роль голоса разума, – признался Эйбер, – но это не понадобится, Оберон.
   Дверь одарила меня гневным взглядом.
   – Вот-вот! Еще как не понадобится! На меня наложены заклятия, препятствующие именно таким попыткам проникновения на охраняемую мной территорию!
   – И не только таким, – уточнил Эйбер. – Но у меня имеется ключ.
   Он повернул руку и разжал пальцы. На ладони у него лежал здоровенный железный ключ. Минуту назад у него никакого ключа не было. Видимо, он его раздобыл через посредство Логруса.
   – Так что помощь нашего бдительного стража тебе ни к чему, дорогой братец. Ты можешь войти самостоятельно.
   – Вот спасибо! – обрадовался я.
   – И что бы ты только без меня делал!
   Эйбер протянул мне ключ, и я с радостью взял его. Ключ был длиной с мое предплечье, а толщиной – с указательный палец, и оказался гораздо тяжелее, чем казался на вид. Стукнешь таким ключиком кого-нибудь по башке – мало не покажется.
   – А ты… уверен, что он подходит к этой двери? – осведомился я.
   – Уверен.
   – И куда его, интересно, вставлять? – спросил я, старательно вглядываясь в черты физиономии Порта, в которых не обнаруживалось ничего, похожего на замочную скважину. – В рот? Или в нос?
   – Конечно же, нет! – возопил Порт, возмущенно таращась на меня. – Вероятно, вам бы следовало сначала в одно из ваших естественных отверстий вставить этот ключ и почувствовать, каково это!
   – Тебя никто не спрашивал, – заметил я.
   – И не надо было спрашивать, – сказал Эйбер. – Это волшебный ключ. Его вполне достаточно держать в руке. Скажи ему, что ты хочешь войти.
   – И все? – недоверчиво фыркнул я и уставился на дверь. – Впусти меня, пожалуйста.
   – Хорошо, сэр! – без всякой радости отвечал Порт, а затем послышалось несколько щелчков подряд – видимо, сработал механизм потайного замка.
   Как удобно! Я сразу представил, как я заваливаюсь домой среди ночи пьяный вдребодан, как велю двери впустить меня, а потом – закрыться и защелкнуть замок. Просто замечательно. Волшебство явно имело свои преимущества.
   – А как это получается? – спросил я у Эйбера.
   – Очень просто. У кого ключ – тому и дверь откроют.
   – Такое правило, – добавил Порт. – Все двери должны выполнять правила, понимаете?
   – А еще… еще есть мастер-ключ, да? – спросил я, вспомнив о том, что Эйбер обмолвился о таком ключе. – Ну, который отпирает все двери в доме.
   – Есть. Но только один. Отцовский. Он его прячет в своей спальне, в шкатулке под подушкой.
   Я покачал головой.
   – Не слишком надежное место.
   – И кровать, и шкатулка, и сам ключ невидимы – если только не знаешь, где их искать.
   – А тебе этот фокус знаком.
   – Ага.
   – Проболтаться не желаешь?
   – В другой раз.
   Почему-то мне подумалось о том, что такой случай может и не представиться. Между тем Эйбер явно мог брать мастер-ключ в любое время, когда ему заблагорассудится – как, например, сегодня. Взял и отдал мастер-ключ адским тварям, чтобы они могли обыскать наш дом.
   – Ну а еще, – хихикнув, добавил Эйбер, – на тот случай, если невидимости окажется маловато, у папаши есть еще кое-кто, кто за его апартаментами приглядывает.
   «Кое-кто» было произнесено таким тоном, что я почему-то подумал: «Может, это даже и не люди». А кто? Чудовища? Фамильяры? Такую работенку мог бы и Порт выполнить. Я живо представил себе, как он снабжает гипотетических взломщиков язвительными замечаниями.
   – Если так, – решительно высказался я, – то я к его комнатам и близко подходить не стану.
   – Очень правильная мысль, – похвалил меня Эйбер.
   – И что же теперь? – Я кашлянул и уставился на ключ, который по-прежнему держал в руке. – Мне что же, теперь до скончания дней моих так и таскать с собой эти три фунта железа, или Порт все-таки признает во мне своего нового хозяина?
   – А я, между прочим, здесь, и никуда не уходил, – несколько обиженно заметил Порт. – И не надо говорить обо мне в третьем лице.
   Не обращая на него внимания, Эйбер сказал:
   – Наверное, он тебя примет…
   – Да, приму! – опять напомнил о себе Порт.
   – … но есть некий ритуал, и его надо соблюсти – просто ради проформы. Дверь должна удостовериться, понимаешь?
   – Что за ритуал? – опасливо поинтересовался я.
   – Повтори за мной: «Я владелец ключа. Я хозяин комнаты. Слушай и повинуйся».
   Я повторил.
   – Ладно, – с тяжким вздохом выговорил Порт. – Лорд Мэттьюс мертв. Я вынужден официально смириться с этим. Пусть все присутствующие будут свидетелями: теперь я являюсь дверью лорда Оберона, а эти покои теперь принадлежат лорду Оберону. Я стану оберегать его и во всем ему повиноваться. Да будет так.
   – Спасибо тебе, Порт.
   Деревянная физиономия нахмурилась и недоуменно воззрилась на меня.
   – Я делаю свое дело, лорд Оберон. Таково правило.
   Эйбер сказал мне:
   – Ключ отдашь отцу, когда он вернется. Он держит ключи у себя в кабинете – хранит для таких случаев. Ты просто не представляешь себе, какой кошмар начинается, если потеряешь ключ и приходится заменять волшебную дверь.
   Я усмехнулся.
   – Упрямятся небось, невзирая на все увещевания и топоры?
   – Вроде того.
   – Таково правило, – добавил Порт. – Я обязан защищать своего господина и всегда блюсти его интересы.
   – Ладно, – кивнул я. – Уж это я запомню.
   Я вдохнул поглубже. Стены начали дрожать и расплываться. Я стоял на пороге покоев Мэттьюса, которые теперь стали моими. Что ждет меня там? Коллекция превосходного оружия? Набор могущественных колдовских штуковин? Золото, серебро, драгоценные камни – сокровищница, достойная императора?
   От волнения сердце у меня забилось чаще. Я почти ничего не знал о моем сводном брате Мэттьюсе, кроме того, что мы с ним были приблизительно одинакового роста и телосложения и что он предпочитал примерно такую же одежду, что и я. Что скажут мне о нем эти комнаты?
   Я вытянул руку и толкнул створку двери. Она легко повернулась на петлях, и передо мной предстала просторная комната. Высокая кровать с балдахином явно была удобной и мягкой. Две лампы – одна у двери, а вторая около кровати – заливали потолок золотистым светом. У правой стены стоял небольшой, аккуратный письменный стол. Слева разместился красивый резной умывальный стол с раковиной и кувшином, высоченное зеркало в овальной раме, выкрашенной белой краской, а также – большой платяной шкаф, украшенный затейливым геометрическим рисунком из красного и черного дерева. Две обычные, неволшебные двери (одна побольше, другая поменьше, и обе закрытые) вели в другие комнаты.
   Меня охватило разочарование. Чистая и аккуратная спальня Мэттьюса показалась мне на редкость неинтересной. Ничто здесь не обнаруживало пристрастий и антипатий моего покойного брата, не говорило о его способностях, о его личности. Тут мог бы жить кто угодно, мужчина или женщина, ребенок или дряхлый старик.
   – А эти комнаты уже обыскали адские твари… то есть – лай ши`он? – спросил я у Порта. Если всю мебель Мэттьюса переломали, то всю эту разносортицу могли поставить сюда только что.