- Может быть, ты еще какие-нибудь тайны знаешь? Расколись, не скрывай, выревусь уж сразу за один раз от всех разочарований.
- У Дуни Magersucht, не знала? У ветерана - сейчас он будто бы на больничном - другое, но еще хлеще. Неделю назад выяснилось, что он встречается с одной посетительницей, шестнадцатилетней школьницей. Настоящий скандал. Ее мать прознала и теперь Джону грозит увольнение, а шефу не избежать больших неприятностей. Бывший партийный активист колется, в его кабинете шприцы были найдены. Еще у пятерых - тоже зухты, разные, в начальной стадии.
У шефа - Machtsucht. Меня он чаще других выбирал в помощники - честно говоря, сам не всегда понимаю, почему люди так мне доверяют. Я обнаружил, что он манипулирует полученными результатами. В министерство в последние месяцы отправлялась ложная, приукрашенная информация. Шеф пошел на это из страха потерять власть, обретенную им впервые в солидном возрасте. Власть как самый сильный раздражитель в жизни - это встречается часто, ничего здесь нет оригинального.
- Но ведь он же сам учил нас, как предохраняться... - Дана снова всхлипнула, но слез так и не появилось. Дуня, ветеран... это уже не шокировало ее, но вот шеф...
- Учил...хотел...предполагал...надеялся... Его пример, да и министра тоже, доказывает возможность заражения зухтом в любом возрасте. Люди, кажущиеся абсолютно здравомыслящими, тоже не застрахованы от зухтов. На сегодня нет никакого общего для всех лекарства - это главная проблема. Еще годик-два нам дать и тогда додумались бы, а ученые-исследователи довели бы дело до конца. Ну, а если контору прикроют... - Тимов вздох завибрировал в телефонной трубке.
Данины эмоции иссякли, обволокла пустота. Что значит теперь ее работа, ведущая в никуда и ни к чему, разве что лишь к ублажению шефа? А одинокая жизнь, без ожидания Алекса к ужину? И какая она мать? Непрокая - не сумела дать сыну путное воспитание, не создала нормальную семью. Слабое зависимое существо...ах, борьба с зухтами на всечеловеческом уровне... возомнила себя одной из избранных... ха-ха-ха...
- Тим, завтра на работу... я не могу, не вижу смысла, все противно...
- А что делать? Бросить работу, чтоб потом уволили? Это предлагаешь? Хочешь остаться безработной - вот так, вдруг, ничего не найдя сначала? А сын? Ему наплевать, что мать терзают сомнения, ему новые джинсы и компьютерные игры подавай. Ты об этом подумала? Кстати, извини, может в неправильную минуту говорю, но ты знаешь, по крайней мере, что твой Ян избалованное существо?
- Ну, конечно, ты говоришь все правильно, разумно, а я - просто капризная дура, и все тут. Ян у меня страшно испорченный, и я только одна во всем виновата. Если заведешь своих детей... ах, да... какие там дети от мужиков... Ну, ладно, конечно, я пойду на работу. Поори еще на меня, знаешь - только тебе разрешается. Не хочешь? Я тоже устала. Ну, до завтра? Пока, спокойной ночи.
Дана положила трубку. Первым желанием было разобраться в своих чувствах, расправить загнувшиеся изгибы логики, проанализировать случившееся. Она не могла понять, откуда вдруг взялась такая злость на Тима? Из-за того, что чистенький, неуязвимый, не подцепил ни одного даже малюсенького зухта? Не подцепил? Ах, можно только гадать да фантазировать...
Гомосексуализм при приеме в экспериментальную группу не являлся препятствием, потому что его не относили к зухтам. Никому из коллег в процессе работы не пришла в голову идея связать эти два слова. Но ведь транссексуализм - это уже крест с рождения. А для гомосексуалистов опробованный раздражитель нередко становится судьбой лишь с определенного момента - так же, как и для других зависимых.
Быть может, все другие раздражители отскакивают от Тима и потому в его случае можно говорить о счастливом наложении сильного зухта, все более признаваемого обществом, на психику? Ах, теории, теории... К черту их.. Надо посмотреть, что сын делает.
Дана подошла к двери, обклеенной изображениями компьютеров самых разных марок. Стукнула слегка, тут же открыла ее. Сын сидел, согнувшись, перед экраном. Вооруженные плоские незнакомцы, быть может, с далеких планет, догоняли каких-то круглых черноголовых существ.
Ах, да не все ли равно кто против кого и с кем - инопланетяне ли, выходцы из подземных каналов или пожирающие современную электронную технику бактерии? Воюет ее Ян и все, точка.
Господи, да у меня ж детство просто счастливым было, - Дана не сводила глаз с экрана, - носилась себе на улице, играла в куклы, плевала на мировые проблемы. А сын... вон уже о политике рассуждает, грозящей экологической катастрофе...
Ян сердито глянул в сторону матери:
- Сам знаю, не стой над душой, есть еще время.
Она ничего не ответила и продолжала наблюдать за его ловкими пальцами. Поражала сосредоточенность, даже отрешенность, с которой сын погружался в всклокоченную компьютерную жизнь.
Ах, кто знает, - Дана шумно зевнула, - быть может, когда-нибудь именно он, ее белобрысый упрямый Ян, сумеет постичь тайну зухтов и помериться с ними или... подружиться или... найти дорогу к компромиссу или...
Она закрыла дверь, устало поплелась в гостиную. Прилегла на софу, закрыла глаза. Правая рука автоматически потянулась к голове, нащупала еще не загрубевшую болячку, сковырнула ее. Поврежденная кожа на голове побаливала, ощущался дискомфорт даже там, где не было расковыряно. Палец, испачканный в крови, промелькнул укором перед глазами. Дана хлопнула левой рукой по виновной правой, резко поднялась с софы.
Принесла с кухни слен, налила напиток в бокал, подаренный Алексом. Выгравированное посвящение "Моей Даночке" ехидно скривилось. Поставила диск с шумами-звуками гор, водопадов и волн.
Руки - сначала одна, потом другая - привычно потянулись вниз. Медленно стали накатываться волны - красная, оранжевая, желтая... Вдруг выплыла синяя и тут же пропустила вперед зеленую, затем снова сменила ее. Появилась бледно-фиолетовая волна, стала увеличиваться - все мощнее, шире, ярче. И вот она, сильная, властная, с бархатным отливом, наконец, заполнила собой все пространство перед глазами. Завибрировала, то уменьшаясь, то увеличиваясь в размере. Фиолетовые струи проникли в расслабленное послушное тело, последовали взрывы - один, другой, третий. Дана растворилась в знакомых ощущениях, обмякла, подчинилась. А невидимая власть все продолжала отдавать жесткие желанные приказы...
- У Дуни Magersucht, не знала? У ветерана - сейчас он будто бы на больничном - другое, но еще хлеще. Неделю назад выяснилось, что он встречается с одной посетительницей, шестнадцатилетней школьницей. Настоящий скандал. Ее мать прознала и теперь Джону грозит увольнение, а шефу не избежать больших неприятностей. Бывший партийный активист колется, в его кабинете шприцы были найдены. Еще у пятерых - тоже зухты, разные, в начальной стадии.
У шефа - Machtsucht. Меня он чаще других выбирал в помощники - честно говоря, сам не всегда понимаю, почему люди так мне доверяют. Я обнаружил, что он манипулирует полученными результатами. В министерство в последние месяцы отправлялась ложная, приукрашенная информация. Шеф пошел на это из страха потерять власть, обретенную им впервые в солидном возрасте. Власть как самый сильный раздражитель в жизни - это встречается часто, ничего здесь нет оригинального.
- Но ведь он же сам учил нас, как предохраняться... - Дана снова всхлипнула, но слез так и не появилось. Дуня, ветеран... это уже не шокировало ее, но вот шеф...
- Учил...хотел...предполагал...надеялся... Его пример, да и министра тоже, доказывает возможность заражения зухтом в любом возрасте. Люди, кажущиеся абсолютно здравомыслящими, тоже не застрахованы от зухтов. На сегодня нет никакого общего для всех лекарства - это главная проблема. Еще годик-два нам дать и тогда додумались бы, а ученые-исследователи довели бы дело до конца. Ну, а если контору прикроют... - Тимов вздох завибрировал в телефонной трубке.
Данины эмоции иссякли, обволокла пустота. Что значит теперь ее работа, ведущая в никуда и ни к чему, разве что лишь к ублажению шефа? А одинокая жизнь, без ожидания Алекса к ужину? И какая она мать? Непрокая - не сумела дать сыну путное воспитание, не создала нормальную семью. Слабое зависимое существо...ах, борьба с зухтами на всечеловеческом уровне... возомнила себя одной из избранных... ха-ха-ха...
- Тим, завтра на работу... я не могу, не вижу смысла, все противно...
- А что делать? Бросить работу, чтоб потом уволили? Это предлагаешь? Хочешь остаться безработной - вот так, вдруг, ничего не найдя сначала? А сын? Ему наплевать, что мать терзают сомнения, ему новые джинсы и компьютерные игры подавай. Ты об этом подумала? Кстати, извини, может в неправильную минуту говорю, но ты знаешь, по крайней мере, что твой Ян избалованное существо?
- Ну, конечно, ты говоришь все правильно, разумно, а я - просто капризная дура, и все тут. Ян у меня страшно испорченный, и я только одна во всем виновата. Если заведешь своих детей... ах, да... какие там дети от мужиков... Ну, ладно, конечно, я пойду на работу. Поори еще на меня, знаешь - только тебе разрешается. Не хочешь? Я тоже устала. Ну, до завтра? Пока, спокойной ночи.
Дана положила трубку. Первым желанием было разобраться в своих чувствах, расправить загнувшиеся изгибы логики, проанализировать случившееся. Она не могла понять, откуда вдруг взялась такая злость на Тима? Из-за того, что чистенький, неуязвимый, не подцепил ни одного даже малюсенького зухта? Не подцепил? Ах, можно только гадать да фантазировать...
Гомосексуализм при приеме в экспериментальную группу не являлся препятствием, потому что его не относили к зухтам. Никому из коллег в процессе работы не пришла в голову идея связать эти два слова. Но ведь транссексуализм - это уже крест с рождения. А для гомосексуалистов опробованный раздражитель нередко становится судьбой лишь с определенного момента - так же, как и для других зависимых.
Быть может, все другие раздражители отскакивают от Тима и потому в его случае можно говорить о счастливом наложении сильного зухта, все более признаваемого обществом, на психику? Ах, теории, теории... К черту их.. Надо посмотреть, что сын делает.
Дана подошла к двери, обклеенной изображениями компьютеров самых разных марок. Стукнула слегка, тут же открыла ее. Сын сидел, согнувшись, перед экраном. Вооруженные плоские незнакомцы, быть может, с далеких планет, догоняли каких-то круглых черноголовых существ.
Ах, да не все ли равно кто против кого и с кем - инопланетяне ли, выходцы из подземных каналов или пожирающие современную электронную технику бактерии? Воюет ее Ян и все, точка.
Господи, да у меня ж детство просто счастливым было, - Дана не сводила глаз с экрана, - носилась себе на улице, играла в куклы, плевала на мировые проблемы. А сын... вон уже о политике рассуждает, грозящей экологической катастрофе...
Ян сердито глянул в сторону матери:
- Сам знаю, не стой над душой, есть еще время.
Она ничего не ответила и продолжала наблюдать за его ловкими пальцами. Поражала сосредоточенность, даже отрешенность, с которой сын погружался в всклокоченную компьютерную жизнь.
Ах, кто знает, - Дана шумно зевнула, - быть может, когда-нибудь именно он, ее белобрысый упрямый Ян, сумеет постичь тайну зухтов и помериться с ними или... подружиться или... найти дорогу к компромиссу или...
Она закрыла дверь, устало поплелась в гостиную. Прилегла на софу, закрыла глаза. Правая рука автоматически потянулась к голове, нащупала еще не загрубевшую болячку, сковырнула ее. Поврежденная кожа на голове побаливала, ощущался дискомфорт даже там, где не было расковыряно. Палец, испачканный в крови, промелькнул укором перед глазами. Дана хлопнула левой рукой по виновной правой, резко поднялась с софы.
Принесла с кухни слен, налила напиток в бокал, подаренный Алексом. Выгравированное посвящение "Моей Даночке" ехидно скривилось. Поставила диск с шумами-звуками гор, водопадов и волн.
Руки - сначала одна, потом другая - привычно потянулись вниз. Медленно стали накатываться волны - красная, оранжевая, желтая... Вдруг выплыла синяя и тут же пропустила вперед зеленую, затем снова сменила ее. Появилась бледно-фиолетовая волна, стала увеличиваться - все мощнее, шире, ярче. И вот она, сильная, властная, с бархатным отливом, наконец, заполнила собой все пространство перед глазами. Завибрировала, то уменьшаясь, то увеличиваясь в размере. Фиолетовые струи проникли в расслабленное послушное тело, последовали взрывы - один, другой, третий. Дана растворилась в знакомых ощущениях, обмякла, подчинилась. А невидимая власть все продолжала отдавать жесткие желанные приказы...