Страница:
Эти новые люди были земледельцами; они вели оседлую жизнь, одомашнивали животных и выращивали урожай. Они выбирали пойменные луга по той причине, что почва тут была рыхлой, легко обрабатываемой и хорошо орошаемой. Помимо их собственных животных и урожаев, в округе было немало местных источников пропитания, таких, как олень, дикая свинья и водная птица; также в изобилии водились рыба и съедобные моллюски.
Но эти свидетельства оставляют нас наедине с загадкой: у нас нет никаких сведений о том, откуда пришли эти люди. До сих пор не было найдено никаких артефактов, никакой глиняной посуды, никаких изделий или других археологических следов, которые позволили бы идентифицировать место их происхождения. Все, что нам известно, – это то, что они приплыли по морю и принесли с собой навыки и умения.
Ван Андел и Раннелс полагают, что наиболее вероятным местом, откуда могли прибыть эти иммигранты, является высокогорье Палестины либо Южная Анатолия. Последнее место считается наиболее вероятным, поскольку район вокруг Чатал-Хююка, говорят они, будучи расположен в пойме, весьма похож на ту местность в Греции, где поначалу поселились эти иммигранты.
Результаты этого исследования оставляют у его авторов больше вопросов: зачем, спрашивают они, в условиях, когда не было недостатка земли в Анатолии, кто-то счел необходимым переселиться с насиженных и обжитых земель? И как эти люди отыскали именно эту греческую равнину для своего нового поселения? Откуда они вообще знали, что она существует?
Авторы высказывают предположение, что анатолийские земледельцы, вероятно, имели контакты с ранними торговцами и мореходами. Нечто подобное должно было иметь место, коль скоро проживание в таком обособленном и удаленном от моря месте, как Чатал-Хююк, не способствовало развитию навыков, связанных со строительством, управлением судами и навигацией. Весьма вероятно, что у них были налаженные, на данный момент не установленные, связи с этими таинственными древними мореплавателями.
По всей видимости, даже в ту раннюю эру, сразу же по окончании последнего ледникового периода, имелись опытные мореходы, которые уже бороздили воды Средиземного моря, а возможно даже, что заплывали и дальше Геркулесовых столпов (или Гибралтарского пролива).
Первые поселенцы Греции
ГЛАВА 8. ИСТОРИЯ АТАЛАНТИДЫ
Источник версии
Взорвавшаяся Фера
Но эти свидетельства оставляют нас наедине с загадкой: у нас нет никаких сведений о том, откуда пришли эти люди. До сих пор не было найдено никаких артефактов, никакой глиняной посуды, никаких изделий или других археологических следов, которые позволили бы идентифицировать место их происхождения. Все, что нам известно, – это то, что они приплыли по морю и принесли с собой навыки и умения.
Ван Андел и Раннелс полагают, что наиболее вероятным местом, откуда могли прибыть эти иммигранты, является высокогорье Палестины либо Южная Анатолия. Последнее место считается наиболее вероятным, поскольку район вокруг Чатал-Хююка, говорят они, будучи расположен в пойме, весьма похож на ту местность в Греции, где поначалу поселились эти иммигранты.
Результаты этого исследования оставляют у его авторов больше вопросов: зачем, спрашивают они, в условиях, когда не было недостатка земли в Анатолии, кто-то счел необходимым переселиться с насиженных и обжитых земель? И как эти люди отыскали именно эту греческую равнину для своего нового поселения? Откуда они вообще знали, что она существует?
Авторы высказывают предположение, что анатолийские земледельцы, вероятно, имели контакты с ранними торговцами и мореходами. Нечто подобное должно было иметь место, коль скоро проживание в таком обособленном и удаленном от моря месте, как Чатал-Хююк, не способствовало развитию навыков, связанных со строительством, управлением судами и навигацией. Весьма вероятно, что у них были налаженные, на данный момент не установленные, связи с этими таинственными древними мореплавателями.
По всей видимости, даже в ту раннюю эру, сразу же по окончании последнего ледникового периода, имелись опытные мореходы, которые уже бороздили воды Средиземного моря, а возможно даже, что заплывали и дальше Геркулесовых столпов (или Гибралтарского пролива).
Первые поселенцы Греции
Весь этот эпизод с ранней колонизацией Греции свидетельствует не столько о беспричинном переселении с уже обжитых земель, сколько о долгожданном возвращении на некогда утраченную родную землю.
Землю, которая оказалась глубоко погребенной в море неподалеку от побережья Греции. Спасавшиеся от бушевавшего моря и буйных рек бежали в то время, когда море затопляло их земли после 8000 г. до н. э. Они унесли с собой в горы, которые граничат с восточной окраиной Средиземного моря, свои знания и навыки в земледелии и животноводстве.
Там, на высокогорье, их общины пережили природные катаклизмы, и именно их следы нашли археологи в наше время. Лишь в силу того, что их прежние дома оказались разрушены, эти новые общины, вроде Чатал-Хююка, считаются археологами самыми ранними. Когда же климатические потрясения ослабли, а береговая линия приобрела свой более или менее современный вид, а именно около 7000 г. до н. э., тогда потомки тех, кто спасся и бежал от воды на возвышенность, осуществили долгожданный план и вернулись домой, – во многом как европейские евреи, возвращающиеся на Святую землю после 1800 лет изгнания.
Примерно в то же самое время иммигранты-земледельцы переселились на Крит. Полагают, что они тоже пришли с Анатолийской возвышенности. Такая морская колонизация одновременно Крита и материковой Греции в немалой степени свидетельствует о длительной подготовке, говорящей о том, что переселение давно планировалось и организовывалось. По крайней мере, переселенцам пришлось бы в этом случае использовать пригодные для такого плавания суда, позаботиться о том, чтобы вода не испортила семена для посева, а также позаботиться о перевозке скота.
Археологи особенно подчеркивают, что подобная колонизация свидетельствует о мировосприятии, совершенно не похожем на мировосприятие примитивных охотников-собирателей, которые были древними обитателями этого региона. Его невозможно объяснить как естественное или случайное развитие образа жизни охотников-собирателей.
Среди тех академических ученых, кто посвятил себя изучению этого феномена, растет уверенность в том, что тут, может быть, кроется гораздо больше, чем они подозревали. Говоря об иммиграции на Крит, один исследователь задается вопросом, что это – уникальное, а потому лишенное большого значения явление местного порядка или же это, может быть, «лишь крошечная часть скрытого от глаз айсберга»? Не является ли то, что мы наблюдаем, лишь Фрагментом широко распространенной и запланированной иммиграции? Такой, которая, возможно, была главным фактором в самой колонизации Греции? Если это окажется верным, тогда историю ранней цивилизации придется переписывать.
Мореходные навыки, с помощью которых эти мигранты достигли места своего назначения, нельзя было усвоить за короткое время; они должны были являться частью мореплавательской культуры в течение сотен, а то и тысяч лет.
Если эти народы приобрели навыки мореплавания, то они приобрели и навыки в навигации и составлении карт маршрутов. Естественно ожидать, что уже где-то были зафиксированы самые ранние сведения географического характера. И действительно, как мы увидим в следующей главе, есть древние памятники, которые свидетельствуют о существовании географических познаний – и весьма, весьма обширных.
Землю, которая оказалась глубоко погребенной в море неподалеку от побережья Греции. Спасавшиеся от бушевавшего моря и буйных рек бежали в то время, когда море затопляло их земли после 8000 г. до н. э. Они унесли с собой в горы, которые граничат с восточной окраиной Средиземного моря, свои знания и навыки в земледелии и животноводстве.
Там, на высокогорье, их общины пережили природные катаклизмы, и именно их следы нашли археологи в наше время. Лишь в силу того, что их прежние дома оказались разрушены, эти новые общины, вроде Чатал-Хююка, считаются археологами самыми ранними. Когда же климатические потрясения ослабли, а береговая линия приобрела свой более или менее современный вид, а именно около 7000 г. до н. э., тогда потомки тех, кто спасся и бежал от воды на возвышенность, осуществили долгожданный план и вернулись домой, – во многом как европейские евреи, возвращающиеся на Святую землю после 1800 лет изгнания.
Примерно в то же самое время иммигранты-земледельцы переселились на Крит. Полагают, что они тоже пришли с Анатолийской возвышенности. Такая морская колонизация одновременно Крита и материковой Греции в немалой степени свидетельствует о длительной подготовке, говорящей о том, что переселение давно планировалось и организовывалось. По крайней мере, переселенцам пришлось бы в этом случае использовать пригодные для такого плавания суда, позаботиться о том, чтобы вода не испортила семена для посева, а также позаботиться о перевозке скота.
Археологи особенно подчеркивают, что подобная колонизация свидетельствует о мировосприятии, совершенно не похожем на мировосприятие примитивных охотников-собирателей, которые были древними обитателями этого региона. Его невозможно объяснить как естественное или случайное развитие образа жизни охотников-собирателей.
Среди тех академических ученых, кто посвятил себя изучению этого феномена, растет уверенность в том, что тут, может быть, кроется гораздо больше, чем они подозревали. Говоря об иммиграции на Крит, один исследователь задается вопросом, что это – уникальное, а потому лишенное большого значения явление местного порядка или же это, может быть, «лишь крошечная часть скрытого от глаз айсберга»? Не является ли то, что мы наблюдаем, лишь Фрагментом широко распространенной и запланированной иммиграции? Такой, которая, возможно, была главным фактором в самой колонизации Греции? Если это окажется верным, тогда историю ранней цивилизации придется переписывать.
Мореходные навыки, с помощью которых эти мигранты достигли места своего назначения, нельзя было усвоить за короткое время; они должны были являться частью мореплавательской культуры в течение сотен, а то и тысяч лет.
Если эти народы приобрели навыки мореплавания, то они приобрели и навыки в навигации и составлении карт маршрутов. Естественно ожидать, что уже где-то были зафиксированы самые ранние сведения географического характера. И действительно, как мы увидим в следующей главе, есть древние памятники, которые свидетельствуют о существовании географических познаний – и весьма, весьма обширных.
ГЛАВА 8. ИСТОРИЯ АТАЛАНТИДЫ
Никто не знает, когда был основан древнеегипетский город Саис; упоминается он уже, по крайней мере, с 3000 г. до н. э. Город скромно простоял две тысячи лет в низовьях Нила, в его дельте, пока в седьмом веке до н. э. не обрел на короткий период известность. Он сделался царской столицей 26-й династии фараонов.
Многочисленные храмы Саиса ревниво охранялись жрецами, которые сохраняли ритуалы и оберегали исторические надписи. Ибо египтяне верили, что всякая мудрость и всякое знание были даны им богами на самой заре их цивилизации; всякое последующее нововведение, всякое переписывание могло лишь отдалять их от первозданной чистоты истины. По преданию, именно здесь, в одном из храмов Саиса, на огромных каменных колоннах были высечены иероглифы, рассказывавшие таинственную историю из далекого прошлого. Это была история о первой, известной человечеству, империи – история Атлантиды. Жрец храма пояснял:
«Девять тысяч лет назад… еще существовал остров, лежавший перед тем проливом, который называется на вашем языке Геркулесовыми столпами. Этот остров превышал своими размерами Ливию и Азию, вместе взятые… На этом-то острове, именовавшемся Атлантидой, возникло удивительное по величине и могуществу царство, чья власть простиралась на весь остров, на многие другие острова и на часть материка, а сверх того, по эту сторону пролива они овладели Ливией вплоть до Египта и Европой вплоть до Тиррении». [13]
Жрец описал Атлантиду. На протяжении большей части своей береговой линии остров отвесно поднимался из моря, и его высокие скалы обеспечивали хорошую защиту как от штормов Атлантики, так и от любой вражеской армии. По ту сторону скал были леса, озера и реки, а над всем этим возвышалась широкая горная цепь с вулканами и многочисленными горячими источниками, которыми пользовалось население острова. По своим размерам Атлантида напоминала Испанию; в длину она составляла около 500 миль, а ее северная окраина приходилась вровень с Гибралтарским проливом.
Остров был богат природными ресурсами: его леса, озера и болота населяло многообразие представителей растительного и животного мира, и среди них, согласно этой истории, большое количество слонов. Возможно, тут могла вестись речь о вымершем мастодонте, разновидности слона, весьма распространенном во время последнего ледникового периода.
Южная половина острова заметно отличалась. Здесь горы кончались; они защищали широкую и плодородную равнину – почти 250 миль в длину и 370 миль в ширину. Это была сельскохозяйственная житница страны. Все пространство равнины усеивали бесчисленные фермы, деревушки, городские поселения и храмы, связанные сетью каналов с главным городом. По каналам ходили суда, перевозившие древесину из лесов во внутренних районах острова и сельскохозяйственную продукцию на продажу в главный город или на экспорт через его порт.
Столица Атлантиды стояла на южной оконечности этой огромной равнины. Город был построен в виде окружности, в самом центре которой возвышался храм в честь бога Посейдона и его земной супруги. Непосредственно вокруг него находилась территория владык острова с царским дворцом на ней. Дальше располагался первый из концентрических каналов, которые окружали и делили город. Существовало три таких канала, и по каждому ходил суда военного и торгового флотов, которыми славилась Атлантида.
Главным божеством и основателем цивилизации на острове был Посейдон. Предания гласят, что он сошел с неба и избрал себе в жены девушку, лишившуюся родителей, Клейто. Своего старшего сына Атланта – он сделал первым царем.
Культ Посейдона отправляли, принося ему в жертву быков. В центре острова был его храм, а также священная роща, в которой вольно паслись дикие быки. По заведенной традиции, каждые пять или шесть лет царь и его родственники, удельные правители, собирались здесь, чтобы возобновить свой договор с Посейдоном и вершить дела государства.
Сперва им полагалось устроить охоту и поймать быка: поскольку запрещалось использовать оружие из железа, они пользовались деревянными палками и веревочными петлями. Изловив быка, они вели его к металлической колонне, которая стояла внутри храма. На этой колонне были запечатлены древнейшие сказания и законы страны. Быка затем приносили в жертву над колонной, и его кровь стекала по надписям. После чего правители клялись в том, что останутся верными своему закону, и, дабы скрепить свой договор, все отпивали из чаши, в которой эта кровь была смешана с вином. По совершении этого обряда они держали совет и принимали решения.
В течение многих столетий в Атлантиде правили мудрость и умеренность. Но со временем подобные добродетели выродились и уступили место алчности и честолюбию. Богатство и гордыня народа лишили его милости богов и привели к полной гибели.
Жители острова поддались соблазнам власти; армии завоевали – и тщились удержать – обширную империю: им принадлежал Иберийский полуостров, юг Франции, Северная Африка и север Италии. Затем они попытались овладеть Египтом и Грецией. В конце концов они были остановлены в большом сражении, в котором ведущую роль сыграли афиняне.
Спустя какое-то время после этого поражения боги, похоже, отвернулись от них окончательно и полностью их уничтожили. Великие землетрясения и наводнения обрушились на землю. Вся Атлантида – внезапным и катастрофическим образом – была поглощена морем.
Осталось лишь огромное количество густого ила, который сделал плавание через Атлантический океан невозможным.
Многочисленные храмы Саиса ревниво охранялись жрецами, которые сохраняли ритуалы и оберегали исторические надписи. Ибо египтяне верили, что всякая мудрость и всякое знание были даны им богами на самой заре их цивилизации; всякое последующее нововведение, всякое переписывание могло лишь отдалять их от первозданной чистоты истины. По преданию, именно здесь, в одном из храмов Саиса, на огромных каменных колоннах были высечены иероглифы, рассказывавшие таинственную историю из далекого прошлого. Это была история о первой, известной человечеству, империи – история Атлантиды. Жрец храма пояснял:
«Девять тысяч лет назад… еще существовал остров, лежавший перед тем проливом, который называется на вашем языке Геркулесовыми столпами. Этот остров превышал своими размерами Ливию и Азию, вместе взятые… На этом-то острове, именовавшемся Атлантидой, возникло удивительное по величине и могуществу царство, чья власть простиралась на весь остров, на многие другие острова и на часть материка, а сверх того, по эту сторону пролива они овладели Ливией вплоть до Египта и Европой вплоть до Тиррении». [13]
Жрец описал Атлантиду. На протяжении большей части своей береговой линии остров отвесно поднимался из моря, и его высокие скалы обеспечивали хорошую защиту как от штормов Атлантики, так и от любой вражеской армии. По ту сторону скал были леса, озера и реки, а над всем этим возвышалась широкая горная цепь с вулканами и многочисленными горячими источниками, которыми пользовалось население острова. По своим размерам Атлантида напоминала Испанию; в длину она составляла около 500 миль, а ее северная окраина приходилась вровень с Гибралтарским проливом.
Остров был богат природными ресурсами: его леса, озера и болота населяло многообразие представителей растительного и животного мира, и среди них, согласно этой истории, большое количество слонов. Возможно, тут могла вестись речь о вымершем мастодонте, разновидности слона, весьма распространенном во время последнего ледникового периода.
Атлантида – континент и империя – в иллюстрации Доннелли, 1882
Южная половина острова заметно отличалась. Здесь горы кончались; они защищали широкую и плодородную равнину – почти 250 миль в длину и 370 миль в ширину. Это была сельскохозяйственная житница страны. Все пространство равнины усеивали бесчисленные фермы, деревушки, городские поселения и храмы, связанные сетью каналов с главным городом. По каналам ходили суда, перевозившие древесину из лесов во внутренних районах острова и сельскохозяйственную продукцию на продажу в главный город или на экспорт через его порт.
Столица Атлантиды стояла на южной оконечности этой огромной равнины. Город был построен в виде окружности, в самом центре которой возвышался храм в честь бога Посейдона и его земной супруги. Непосредственно вокруг него находилась территория владык острова с царским дворцом на ней. Дальше располагался первый из концентрических каналов, которые окружали и делили город. Существовало три таких канала, и по каждому ходил суда военного и торгового флотов, которыми славилась Атлантида.
Главным божеством и основателем цивилизации на острове был Посейдон. Предания гласят, что он сошел с неба и избрал себе в жены девушку, лишившуюся родителей, Клейто. Своего старшего сына Атланта – он сделал первым царем.
Культ Посейдона отправляли, принося ему в жертву быков. В центре острова был его храм, а также священная роща, в которой вольно паслись дикие быки. По заведенной традиции, каждые пять или шесть лет царь и его родственники, удельные правители, собирались здесь, чтобы возобновить свой договор с Посейдоном и вершить дела государства.
Сперва им полагалось устроить охоту и поймать быка: поскольку запрещалось использовать оружие из железа, они пользовались деревянными палками и веревочными петлями. Изловив быка, они вели его к металлической колонне, которая стояла внутри храма. На этой колонне были запечатлены древнейшие сказания и законы страны. Быка затем приносили в жертву над колонной, и его кровь стекала по надписям. После чего правители клялись в том, что останутся верными своему закону, и, дабы скрепить свой договор, все отпивали из чаши, в которой эта кровь была смешана с вином. По совершении этого обряда они держали совет и принимали решения.
В течение многих столетий в Атлантиде правили мудрость и умеренность. Но со временем подобные добродетели выродились и уступили место алчности и честолюбию. Богатство и гордыня народа лишили его милости богов и привели к полной гибели.
Жители острова поддались соблазнам власти; армии завоевали – и тщились удержать – обширную империю: им принадлежал Иберийский полуостров, юг Франции, Северная Африка и север Италии. Затем они попытались овладеть Египтом и Грецией. В конце концов они были остановлены в большом сражении, в котором ведущую роль сыграли афиняне.
Спустя какое-то время после этого поражения боги, похоже, отвернулись от них окончательно и полностью их уничтожили. Великие землетрясения и наводнения обрушились на землю. Вся Атлантида – внезапным и катастрофическим образом – была поглощена морем.
Осталось лишь огромное количество густого ила, который сделал плавание через Атлантический океан невозможным.
Источник версии
Впервые историю Атлантиды – историю ее величия и жестокого уничтожения – поведал миру древнегреческий философ Платон. Он был одним из самых ранних и, безусловно, одним из самых великих философов из всех. Родился он около 427 года до н. э., писал и учил в Афинах до своей смерти спустя восемьдесят лет. Для передачи своих идей он обыкновенно прибегал в своих книгах к форме бесед или споров между друзьями и товарищами. Таким способом он ввел в обиход немало исторических повествований и легенд, но никогда не было установлено, чтобы он выдумал их. Он брал то, что находил, и в том виде, как находил, чтобы проиллюстрировать свои философские идеи.
Под конец жизни, когда его слава достигла уже своей вершины, он написал два связанных между собой диалога – «Тимей» и «Критий». В них он излагает устами Крития, который в реальности доводился родней Платону в старшем поколении, историю Атлантиды, как он ее услышал.
Очевидно, сам Критий сначала рассказал эту историю Платону, который по своему обыкновению переработал ее в диалог. Но откуда же услышал эту историю Критий?
Критий объясняет, что она издавна бытовала в его семье; впервые ее рассказал его прапрадеду родственник – видный афинянин, знаменитый Солон. А вместе с историей Солон передал его семье свои подробные записи. Спустя полтора столетия эти записи, видимо, оказались доступны Платону.
Солон был весьма почитаемой фигурой в греческой истории, особенно во времена Платона. Нельзя и подумать, чтобы Платон приписал ему какие-то лживые вымыслы. Солон также считался одним из мудрейших людей своего поколения, ибо не кто иной, как он разработал законодательную систему, которой пользовались Афины.
В период немалой гражданской смуты Солона попросили найти законодательный и политический компромисс, который устроил бы все стороны. Он выполнил это с большим успехом, но, зная, что впоследствии сделается мишенью для людей, пытающихся отстаивать свои собственные интересы, он решил удалиться из Афин, с тем, чтобы всем пришлось уживаться с законами в их исконном виде. Поэтому, как только законодательная система вступила в силу, он покинул Афины и отправился в заморское странствие, начав с путешествия в Египет.
Как и большинство афинян, Солон имел ремесло; он был купцом и судовладельцем. Египет для него был подходящим портом захода, ведь там имелось прочно установившееся греческое присутствие. Еще раньше фараон Амасис (570—526 гг. до н. э.) дозволил грекам создать вблизи от его царской столицы Саиса, в дельте Нила, торговое поселение – порт Навкратис. В его-то правление и прибыл Солон.
В Египте Солон прожил несколько лет. За это время он побывал в Саисе и подробно беседовал с Сонхисом, тамошним жрецом; он также посетил Гелиополь, где вновь сдружился со жрецом, Псенофисом, который тоже поведал ему немало древних знаний, сохранявшихся в храмах. Позднее оба служителя культа величались «самыми учеными жрецами».
И вот как раз во время беседы с жрецом – возможно, Сонхисом – в храме в Саисе Солон впервые услышал историю Атлантиды. Возможно, что жрец позволил гневу взять верх над своей обычной сдержанностью.
В храме Солон пустился разглагольствовать о древности греческой истории, когда один из присутствовавших египетских жрецов, человек уже весьма преклонных лет, наконец не выдержал. «Ах, Солон, Солон! – вскричал он. – Вы, эллины, вечно остаетесь детьми, и нет среди эллинов старца!» Солон, приведенный в недоумение, спросил, почему он так говорит.
На что жрец ответил: «Все вы юны умом, ибо умы ваши не сохраняют в себе никакого предания, искони переходившего из рода в род, и никакого учения, поседевшего от времени».
Жрец описал многочисленные уничтожения человеческого рода в прошлом: так, в Греции было великое наводнение, которое смыло в море все города этой земли. А поскольку никто из выживших не умел писать, то культура должна была начинаться заново и всякая память о временах до катастрофы была утрачена. Однако, продолжал жрец, в Египте ни одно из этих бедствий не привело к таким разрушениям; и посему «все это с древних времен запечатлевается в записях, которые мы храним в наших храмах».
Выслушав это, Солон пришел в восторг от возможности узнать что-нибудь о прошлом и настойчиво просил жреца продолжать. Жрец, поначалу, как видно, с неохотой, решил не утаивать от Солона историю Атлантиды. Надо полагать, возможно, что гнев увлек жреца и поставил в положение, когда он должен был раскрыть нечто, о чем предпочел бы, пожалуй, хранить молчание. Несомненно, отсутствие каких-либо последующих сведений относительно этой истории могло указывать на то, что это было знание, хранимое только для внутреннего круга жрецов. Как бы то ни было, жрец поведал Солону историю того, что случилось за 9 тысяч лет до этого времени: он рассказал ему историю Атлантиды.
Солона увлекла драматичность повествования, и он вознамерился переработать эту историю в крупную эпическую поэму наподобие тех, что были написаны Гомером о Троянской войне. По завершении своих странствий Солон вернулся в Афины и принялся над ней работать. Но вскоре забросил ее. Возможно, его испугала грандиозность взваленной им на себя задачи. Какова бы ни была причина, он передал и рассказ, и сделанные им записи прапрадеду Крития. И вот так эта история дошла до Платона.
Платон остается оригинальным рассказчиком истории. Не выдумал ли он ее? Против этого говорит то, что во всех других его сочинениях его никогда не обвиняли в вымысле. Да и Солон имел прочную репутацию честного и мудрого мужа. Сама родословная передачи рассказа от Солона к Платону также кажется правдоподобной. Но что же, мы имеем дело с историей, к которой каждый, в том числе египетский жрец, прибавил что-то от себя? С историей, которая, начинаясь почти во всем правдиво, оканчивалась едва ли не во всем лживо? Несомненно, в ней, по-видимому, есть элементы, которые могли быть позаимствованы из целого ряда самостоятельных источников.
Даже Платон понимал – излагаемое им выходило за границы доверия настолько, что он счел необходимым открыто заявить, что это «сказание, хоть и весьма странное, но, безусловно, правдивое». По сути, в «Тимее» он четыре раза считает должным подчеркнуть, что оно правдиво. Подобные настойчивые заверения служат показателем его опасений, что, по крайней мере, некоторые из его читателей откажутся поверить в него. В этом он был прав: его ученик Аристотель категорически отверг эту историю как басню.
Мы можем признать, что Платон точно пересказал что-то, что, по крайней мере, считал правдивым. Солон же, может быть, исказил какие-то сведения, полученные от жреца, или напутал в толковании иероглифических текстов, некоторые из которых, как дает понять Платон, Солон перевел сам. Египетский жрец тоже, может быть, просто сочинял, чтобы не оставить камня на камне от притязаний на древность греческой культуры, прозвучавших в устах Солона. Возможно, в своем негодовании жрец примешал к подлинной истории толику драматического вымысла.
Три основные проблемы сопряжены с этой историей:
1. Ее сообщает Платон. А отсюда следует, что история если и правдива, то не была широко известна или запечатлена на других памятниках в Древнем Египте. Позднее греки, ведомые Александром Македонским, вторглись в Египет и завладели его территорией; сотни греческих ученых получили доступ к египетским архивам. Во времена последующего Египетского царства греков была создана знаменитая Александрийская библиотека, в которой хранились все знания, доступные древнему миру. Если бы какие-нибудь подробности этого рассказа попали в библиотеку, то многие из тех, кто трудился там столетиями, наверняка упомянули бы ее. Также не сообщают о том, чтобы были найдены папирусы или надписи с изложением этой истории, современные археологи. Правда, справедливо и то, что многие памятники Древнего Египта утрачены. Да и некоторые знания всегда держались в тайне.
2. Что в ней утверждается, что за 9 тысяч лет до этого – примерно в 9565 г. до н. э. – существовала культура, которая использовала металлические орудия, суда, обработанные камни в строительстве и сельском хозяйстве. Все это характерно для бронзового века, о котором известно только примерно с 3200 г. до н. э. Получается, что история отнесена на 6 с лишним тысяч лет назад.
3. Что огромный остров, бывший пристанищем для этой культуры, исчез в течение полутора суток в пучинах Атлантического океана в результате землетрясений. Каких-либо других упоминаний этой катастрофы или свидетельств, ее подтверждающих, похоже, нет.
Если на мгновение забыть об использовании металлических орудий, то культуры такого уровня развития не слишком намного удалены от ранней датировки, приводимой Платоном. Проделанная за последние тридцать с чем-то лет работа показала, что сложная торговая культура существовала, как мы видели, в Чатал-Хююке в Анатолии; очень рано были построены каменные городские стены и башни в Иерихоне в долине Иордана, возможно, около 7000 г. до н. э.; обработка металла же началась, возможно, на 2 тысячи лет позже. Так что утверждение о существовании подобной культуры в 9000 г. до н. э. вовсе не является невозможным – мы попросту не нашли пока еще свидетельств в его пользу. Разумеется, многие культуры полностью утрачены; до сих пор еще изредка обнаруживаются следы совершенно неизвестных империй прошлого.
Тем не менее большинство исследователей серьезно оценивают уровень цивилизации, описанный в истории, но отвергли раннюю датировку как нереалистичную. Они высказались за то, что, если история правдива по сути, тогда эту исчезнувшую культуру следует искать не в каком-то очень отдаленном прошлом, а где-то в промежутке между 1500—2000 гг. до н. э., во времена позднего бронзового века.
Нет больших сомнений в том, что Атлантида, как она описана у Платона, являет собой цивилизацию позднего бронзового века. Либо мы должны счесть датировку Платона неверной и вести поиски в известных районах культуры бронзового века, либо мы должны признать, вопреки всем известным на сегодняшний день археологическим данным, что бронзовый век начался намного раньше – примерно на 6 тысяч лет. Естественно, ученые предпочли обратиться к известным стоянкам бронзового века.
А были ли какие-нибудь крупные центры культуры бронзового века, которые попросту исчезли? Ушли навсегда под воду после вулканической или тектонической катастрофы? Были, и даже, по крайней мере, два.
Внимание исследователей переключилось с Атлантического океана – который посчитали баснословным преувеличением – и вновь сосредоточилось на Средиземном море. Ибо здесь, в означенный скорректированный период времени, один центр культуры взорвался, а другой, разрушенный землетрясениями, погрузился в озеро, оставив после себя только сумрак стен под водой.
Под конец жизни, когда его слава достигла уже своей вершины, он написал два связанных между собой диалога – «Тимей» и «Критий». В них он излагает устами Крития, который в реальности доводился родней Платону в старшем поколении, историю Атлантиды, как он ее услышал.
Очевидно, сам Критий сначала рассказал эту историю Платону, который по своему обыкновению переработал ее в диалог. Но откуда же услышал эту историю Критий?
Критий объясняет, что она издавна бытовала в его семье; впервые ее рассказал его прапрадеду родственник – видный афинянин, знаменитый Солон. А вместе с историей Солон передал его семье свои подробные записи. Спустя полтора столетия эти записи, видимо, оказались доступны Платону.
Солон был весьма почитаемой фигурой в греческой истории, особенно во времена Платона. Нельзя и подумать, чтобы Платон приписал ему какие-то лживые вымыслы. Солон также считался одним из мудрейших людей своего поколения, ибо не кто иной, как он разработал законодательную систему, которой пользовались Афины.
В период немалой гражданской смуты Солона попросили найти законодательный и политический компромисс, который устроил бы все стороны. Он выполнил это с большим успехом, но, зная, что впоследствии сделается мишенью для людей, пытающихся отстаивать свои собственные интересы, он решил удалиться из Афин, с тем, чтобы всем пришлось уживаться с законами в их исконном виде. Поэтому, как только законодательная система вступила в силу, он покинул Афины и отправился в заморское странствие, начав с путешествия в Египет.
Как и большинство афинян, Солон имел ремесло; он был купцом и судовладельцем. Египет для него был подходящим портом захода, ведь там имелось прочно установившееся греческое присутствие. Еще раньше фараон Амасис (570—526 гг. до н. э.) дозволил грекам создать вблизи от его царской столицы Саиса, в дельте Нила, торговое поселение – порт Навкратис. В его-то правление и прибыл Солон.
В Египте Солон прожил несколько лет. За это время он побывал в Саисе и подробно беседовал с Сонхисом, тамошним жрецом; он также посетил Гелиополь, где вновь сдружился со жрецом, Псенофисом, который тоже поведал ему немало древних знаний, сохранявшихся в храмах. Позднее оба служителя культа величались «самыми учеными жрецами».
И вот как раз во время беседы с жрецом – возможно, Сонхисом – в храме в Саисе Солон впервые услышал историю Атлантиды. Возможно, что жрец позволил гневу взять верх над своей обычной сдержанностью.
В храме Солон пустился разглагольствовать о древности греческой истории, когда один из присутствовавших египетских жрецов, человек уже весьма преклонных лет, наконец не выдержал. «Ах, Солон, Солон! – вскричал он. – Вы, эллины, вечно остаетесь детьми, и нет среди эллинов старца!» Солон, приведенный в недоумение, спросил, почему он так говорит.
На что жрец ответил: «Все вы юны умом, ибо умы ваши не сохраняют в себе никакого предания, искони переходившего из рода в род, и никакого учения, поседевшего от времени».
Жрец описал многочисленные уничтожения человеческого рода в прошлом: так, в Греции было великое наводнение, которое смыло в море все города этой земли. А поскольку никто из выживших не умел писать, то культура должна была начинаться заново и всякая память о временах до катастрофы была утрачена. Однако, продолжал жрец, в Египте ни одно из этих бедствий не привело к таким разрушениям; и посему «все это с древних времен запечатлевается в записях, которые мы храним в наших храмах».
Выслушав это, Солон пришел в восторг от возможности узнать что-нибудь о прошлом и настойчиво просил жреца продолжать. Жрец, поначалу, как видно, с неохотой, решил не утаивать от Солона историю Атлантиды. Надо полагать, возможно, что гнев увлек жреца и поставил в положение, когда он должен был раскрыть нечто, о чем предпочел бы, пожалуй, хранить молчание. Несомненно, отсутствие каких-либо последующих сведений относительно этой истории могло указывать на то, что это было знание, хранимое только для внутреннего круга жрецов. Как бы то ни было, жрец поведал Солону историю того, что случилось за 9 тысяч лет до этого времени: он рассказал ему историю Атлантиды.
Солона увлекла драматичность повествования, и он вознамерился переработать эту историю в крупную эпическую поэму наподобие тех, что были написаны Гомером о Троянской войне. По завершении своих странствий Солон вернулся в Афины и принялся над ней работать. Но вскоре забросил ее. Возможно, его испугала грандиозность взваленной им на себя задачи. Какова бы ни была причина, он передал и рассказ, и сделанные им записи прапрадеду Крития. И вот так эта история дошла до Платона.
Платон остается оригинальным рассказчиком истории. Не выдумал ли он ее? Против этого говорит то, что во всех других его сочинениях его никогда не обвиняли в вымысле. Да и Солон имел прочную репутацию честного и мудрого мужа. Сама родословная передачи рассказа от Солона к Платону также кажется правдоподобной. Но что же, мы имеем дело с историей, к которой каждый, в том числе египетский жрец, прибавил что-то от себя? С историей, которая, начинаясь почти во всем правдиво, оканчивалась едва ли не во всем лживо? Несомненно, в ней, по-видимому, есть элементы, которые могли быть позаимствованы из целого ряда самостоятельных источников.
Даже Платон понимал – излагаемое им выходило за границы доверия настолько, что он счел необходимым открыто заявить, что это «сказание, хоть и весьма странное, но, безусловно, правдивое». По сути, в «Тимее» он четыре раза считает должным подчеркнуть, что оно правдиво. Подобные настойчивые заверения служат показателем его опасений, что, по крайней мере, некоторые из его читателей откажутся поверить в него. В этом он был прав: его ученик Аристотель категорически отверг эту историю как басню.
Мы можем признать, что Платон точно пересказал что-то, что, по крайней мере, считал правдивым. Солон же, может быть, исказил какие-то сведения, полученные от жреца, или напутал в толковании иероглифических текстов, некоторые из которых, как дает понять Платон, Солон перевел сам. Египетский жрец тоже, может быть, просто сочинял, чтобы не оставить камня на камне от притязаний на древность греческой культуры, прозвучавших в устах Солона. Возможно, в своем негодовании жрец примешал к подлинной истории толику драматического вымысла.
Три основные проблемы сопряжены с этой историей:
1. Ее сообщает Платон. А отсюда следует, что история если и правдива, то не была широко известна или запечатлена на других памятниках в Древнем Египте. Позднее греки, ведомые Александром Македонским, вторглись в Египет и завладели его территорией; сотни греческих ученых получили доступ к египетским архивам. Во времена последующего Египетского царства греков была создана знаменитая Александрийская библиотека, в которой хранились все знания, доступные древнему миру. Если бы какие-нибудь подробности этого рассказа попали в библиотеку, то многие из тех, кто трудился там столетиями, наверняка упомянули бы ее. Также не сообщают о том, чтобы были найдены папирусы или надписи с изложением этой истории, современные археологи. Правда, справедливо и то, что многие памятники Древнего Египта утрачены. Да и некоторые знания всегда держались в тайне.
2. Что в ней утверждается, что за 9 тысяч лет до этого – примерно в 9565 г. до н. э. – существовала культура, которая использовала металлические орудия, суда, обработанные камни в строительстве и сельском хозяйстве. Все это характерно для бронзового века, о котором известно только примерно с 3200 г. до н. э. Получается, что история отнесена на 6 с лишним тысяч лет назад.
3. Что огромный остров, бывший пристанищем для этой культуры, исчез в течение полутора суток в пучинах Атлантического океана в результате землетрясений. Каких-либо других упоминаний этой катастрофы или свидетельств, ее подтверждающих, похоже, нет.
Если на мгновение забыть об использовании металлических орудий, то культуры такого уровня развития не слишком намного удалены от ранней датировки, приводимой Платоном. Проделанная за последние тридцать с чем-то лет работа показала, что сложная торговая культура существовала, как мы видели, в Чатал-Хююке в Анатолии; очень рано были построены каменные городские стены и башни в Иерихоне в долине Иордана, возможно, около 7000 г. до н. э.; обработка металла же началась, возможно, на 2 тысячи лет позже. Так что утверждение о существовании подобной культуры в 9000 г. до н. э. вовсе не является невозможным – мы попросту не нашли пока еще свидетельств в его пользу. Разумеется, многие культуры полностью утрачены; до сих пор еще изредка обнаруживаются следы совершенно неизвестных империй прошлого.
Тем не менее большинство исследователей серьезно оценивают уровень цивилизации, описанный в истории, но отвергли раннюю датировку как нереалистичную. Они высказались за то, что, если история правдива по сути, тогда эту исчезнувшую культуру следует искать не в каком-то очень отдаленном прошлом, а где-то в промежутке между 1500—2000 гг. до н. э., во времена позднего бронзового века.
Нет больших сомнений в том, что Атлантида, как она описана у Платона, являет собой цивилизацию позднего бронзового века. Либо мы должны счесть датировку Платона неверной и вести поиски в известных районах культуры бронзового века, либо мы должны признать, вопреки всем известным на сегодняшний день археологическим данным, что бронзовый век начался намного раньше – примерно на 6 тысяч лет. Естественно, ученые предпочли обратиться к известным стоянкам бронзового века.
А были ли какие-нибудь крупные центры культуры бронзового века, которые попросту исчезли? Ушли навсегда под воду после вулканической или тектонической катастрофы? Были, и даже, по крайней мере, два.
Внимание исследователей переключилось с Атлантического океана – который посчитали баснословным преувеличением – и вновь сосредоточилось на Средиземном море. Ибо здесь, в означенный скорректированный период времени, один центр культуры взорвался, а другой, разрушенный землетрясениями, погрузился в озеро, оставив после себя только сумрак стен под водой.
Взорвавшаяся Фера
Однажды летом, около 1628 г. до н. э., греческий остров Фера взорвался с силой, подобной тридцати водородным бомбам. Середина острова исчезла, взметнувшись столбами пыли на много миль в небо. На месте плодородных полей и виноградников остался лишь очень большой и очень глубокий кратер, который стремительно заполнило море. Те немногочисленные части острова, что остались по краям кратера, быстро и глубоко покрыли осколки вулканических пород, главным образом многослойные напластования перегретого пепла.
Эти разрозненные остатки, необитаемые на протяжении многих поколений, возможно, в течение сотен лет, представляют собой пять небольших греческих островов, известных сегодня под общим названием Санторини, – и самый большой из них Фера. [14]Как и все греческие острова, Фера ныне является популярным туристическим местом и поражает всех посетителей своими высокими вулканическими скалами, отвесно поднимающимися из лазурных глубин Эгейского моря. Ярко-белые домики лепятся по острому ободку кратера, точно присевшие морские птицы, готовые вспорхнуть при первом намеке на опасность. По временам с небольшого островка в центре заполненного морем кратера вырываются клубы дыма, напоминая людям, что вулкан еще не уснул.
На острове имеются свои развалины классической Греции, – остатки храмов, домов, публичных зданий и театра. Но многие годы было известно, что глубоко под слоями вулканического детрита находилось свидетельство некогда забытой цивилизации. С течением лет эрозия обнажила следы стен и керамики. А небольшие раскопки последнего столетия явили миру руины трех жилых построек, одна из которых обнаруживает нарядную красочную отделку. Но раскопки не имели продолжения: археологов было мало, а средства на их ведение были ограничены.
Уже с ранних пор археологи узнали, что денежные средства генерируются сенсационными открытиями, а потому археологический интерес привлекали и поглощали острова вроде Крита, с его массивными дворцами. Ибо на Крите имелись поразительные следы огромной, высокоразвитой цивилизации мореходов и торговцев, о которой прежде было неизвестно. Ее столицей был внушительных размеров дворец в Кноссе, где в 1899 году начал раскопки сэр Артур Эванс. Теперь ее называют минойской культурой – по имени одного из ее царей, Миноса, известного по позднегреческому мифу о Минотавре.
Характерной чертой минойской культуры была ее любовь к декоративности; ее керамические изделия были прихотливо раскрашены, а жилища имели многоговорящие настенные рисунки – фрески, – которые дают нам хорошее представление о жизни минойцев. В частности, это позволяет нам получить некоторые сведения об отличительной религии этой культуры – культе быка.
Необычностью, обнаруженной археологами, было то, что эта преуспевавшая и имевшая широкое распространение культура внезапно оказалась поверженной и уничтоженной. Стены дворцов и вилл оказались разрушены, жилища сожжены, керамическая утварь разбита. Как будто в один миг исчезла и ее былая мощь. Создавалось впечатление, что ее суда вдруг перестали бороздить моря, а торговцы привозить товары со всех концов света.
Эти разрозненные остатки, необитаемые на протяжении многих поколений, возможно, в течение сотен лет, представляют собой пять небольших греческих островов, известных сегодня под общим названием Санторини, – и самый большой из них Фера. [14]Как и все греческие острова, Фера ныне является популярным туристическим местом и поражает всех посетителей своими высокими вулканическими скалами, отвесно поднимающимися из лазурных глубин Эгейского моря. Ярко-белые домики лепятся по острому ободку кратера, точно присевшие морские птицы, готовые вспорхнуть при первом намеке на опасность. По временам с небольшого островка в центре заполненного морем кратера вырываются клубы дыма, напоминая людям, что вулкан еще не уснул.
На острове имеются свои развалины классической Греции, – остатки храмов, домов, публичных зданий и театра. Но многие годы было известно, что глубоко под слоями вулканического детрита находилось свидетельство некогда забытой цивилизации. С течением лет эрозия обнажила следы стен и керамики. А небольшие раскопки последнего столетия явили миру руины трех жилых построек, одна из которых обнаруживает нарядную красочную отделку. Но раскопки не имели продолжения: археологов было мало, а средства на их ведение были ограничены.
Уже с ранних пор археологи узнали, что денежные средства генерируются сенсационными открытиями, а потому археологический интерес привлекали и поглощали острова вроде Крита, с его массивными дворцами. Ибо на Крите имелись поразительные следы огромной, высокоразвитой цивилизации мореходов и торговцев, о которой прежде было неизвестно. Ее столицей был внушительных размеров дворец в Кноссе, где в 1899 году начал раскопки сэр Артур Эванс. Теперь ее называют минойской культурой – по имени одного из ее царей, Миноса, известного по позднегреческому мифу о Минотавре.
Характерной чертой минойской культуры была ее любовь к декоративности; ее керамические изделия были прихотливо раскрашены, а жилища имели многоговорящие настенные рисунки – фрески, – которые дают нам хорошее представление о жизни минойцев. В частности, это позволяет нам получить некоторые сведения об отличительной религии этой культуры – культе быка.
Необычностью, обнаруженной археологами, было то, что эта преуспевавшая и имевшая широкое распространение культура внезапно оказалась поверженной и уничтоженной. Стены дворцов и вилл оказались разрушены, жилища сожжены, керамическая утварь разбита. Как будто в один миг исчезла и ее былая мощь. Создавалось впечатление, что ее суда вдруг перестали бороздить моря, а торговцы привозить товары со всех концов света.