Страница:
родине затмила в сердце Миссирилли всякую иную страсть. Гордость молодой
римлянки была возмущена. Напрасно она старалась образумить себя - мрачная
тоска томила ее, и она ловила себя на том, что проклинает свободу. Однажды,
приехав в Форли повидаться с Миссирилли, она не могла совладать с собой,
хотя до тех пор гордость всегда помогала ей скрывать свое горе.
- Вы и в самом деле любите меня, как муж, - сказала она. - Я не этого
ждала.
Она разразилась слезами, но плакала она только от стыда, что унизилась
до упреков. Миссирилли утешал ее; однако видно было, что он занят своими
заботами. И вдруг Ванине пришла в голову мысль бросить его и вернуться в
Рим. Она с жестокой радостью подумала, что это будет ей наказанием за
слабость: к чему было жаловаться! В минуту молчания намерение ее окрепло,
Ванина сочла бы себя недостойной Миссирилли, если б не бросила его. Она с
наслаждением думала о его горестном удивлении, когда он будет напрасно
ждать, искать ее тут. Но вскоре ее глубоко взволновала мысль, что она не
сумела сохранить любовь этого человека, ради которого совершила столько
безумств. Прервав молчание, она заговорила с ним. Она всеми силами
добивалась хоть одного слова любви. Пьетро отвечал ей ласково, нежно, но так
рассеянно... Зато какое глубокое чувство прозвучало в его голосе, когда,
коснувшись своих политических замыслов, он скорбно воскликнул:
- Ах, если нас опять постигнет неудача, если и этот заговор раскроют, я
уеду из Италии!
Ванина замерла: с каждой минутой ее все сильнее терзал страх, что она
видит любимого в последний раз. Слова его заронили роковую искру в ее мысли.
"Карбонарии получили от меня несколько тысяч цехинов. Никто не может
сомневаться в моем сочувствии заговору..." Прервав свое раздумье, она
сказала Пьетро:
- Прошу тебя, поедем со мной а Сан-Николо, только на одни сутки!
Сегодня вечером тебе нет необходимости присутствовать на собрании венты. А
завтра утром мы уже будем в Сан-Николо, будем бродить по полям; ты
отдохнешь, успокоишься, а тебе так нужны все твои силы и самообладание: ведь
близятся великие события.
Пьетро согласился.
Ванина ушла от него, чтобы приготовиться к путешествию, и, как обычно,
заперла на ключ ту комнату, где прятала его. Она поспешила к бывшей своей
горничной, которая вышла замуж и теперь держала лавочку в Форли. Прибежав к
этой женщине, Ванина торопливо написала на полях Часослова\footnote{Часослов
- церковная книга, в которой, кроме молитв, есть и церковные песнопения.},
оказавшегося в комнате, несколько строк, точно указав место, где должна была
собраться ночью вента карбонариев. Она закончила донос следующими словами:
"Вента состоит из девятнадцати человек. Вот их имена и адреса". Составив
полный список, где отсутствовало только имя Миссирилли, она сказала этой
женщине, пользовавшейся ее доверием:
- Отнеси книгу кардиналу-легату\footnote{Кардинал - высшее после папы
духовное звание у католиков. Кардинал-легат - представитель папы, наделенный
особыми полномочиями.}. Пусть он прочтет то, что написано на полях, и вернет
ее тебе. Вот возьми десять цехинов. Если когда-нибудь легат произнесет твое
имя, тебе не миновать смерти; но если ты заставишь его прочесть исписанную
страницу, ты спасешь мне жизнь.
Все удалось превосходно. Легат так перепугался, что утратил всю свою
вельможную важность. Он разрешил простолюдинке, желавшей поговорить с ним по
секретному делу, не снимать маску, но приказал связать ей руки. В таком виде
лавочница и появилась перед этим высоким сановником; он не решился выйти
из-за огромного стола, покрытого зеленым сукном.
Легат прочел исписанную страницу, держа Часослов очень далеко от себя,
из опасения, что книга пропитана каким-нибудь ядом. Затем он возвратил
Часослов лавочнице и даже не послал шпионов по ее следам. Не прошло и сорока
минут с тех пор как Ванина ушла из дому, а она уже повидалась с
возвратившейся горничной и побежала к Миссирилли, твердо веря, что отныне он
всецело принадлежит ей. Она сказала ему, что в городе необыкновенное
движение, везде ходят патрули, даже по таким улицам, где их никогда не
видели.
- Послушайся меня, - добавила она, - уедем сейчас же в Сан-Николо.
Миссирилли согласился. Они вышли пешком из города; неподалеку от
заставы Ванину поджидала карета, где сидела ее компаньонка, молчаливая и
щедро оплачиваемая наперсница. По приезде в Сан-Николо Ванина в смятении от
своего чудовищного поступка с нежностью льнула к Пьетро. Но когда она
говорила ему слова любви, ей казалось, что она разыгрывает комедию.
Накануне, совершая предательство, она забыла об угрызениях совести. Обнимая
возлюбленного, она думала: "Стоит теперь кому-нибудь сказать Пьетро одно
слово, одно только слово - и он навеки возненавидит меня...".
Глубокой ночью в спальню вошел один из слуг Ванины. Человек этот был
карбонарий, о чем она и не подозревала. Значит, у Миссирилли были тайны от
нее даже в этом? Она содрогнулась. Слуга пришел предупредить Миссирилли, что
в эту ночь в Форли оцепили дома девятнадцати карбонариев, a их самих
арестовали, когда они возвращались с собрания венты. На них напали врасплох,
но все же девяти карбонариям удалось бежать. Десять остальных карабинеры
отвели в крепость. Войдя на тюремный двор, один из арестованных бросился в
глубокий колодец и разбился насмерть. Ванина переменилась в лице; к счастью
для нее, Пьетро этого не заметил: он мог бы прочесть в ее глазах совершенное
ею преступление...
- Солдаты гарнизона, - добавил слуга, - оцепили уже все улицы в Форли.
Они стоят так близко друг от друга, что могут переговариваться. Жителям
разрешают переходить через улицу только в том месте, где стоит офицер.
Когда слуга вышел, Пьетро задумался.
- Сейчас ничего нельзя сделать, - сказал он наконец.
Ванина была ни жива ни мертва; она вздрагивала от каждого взгляда
возлюбленного.
- Что с вами, Ванина? Вы какая-то странная сегодня, - сказал он.
Потом стал думать о другом и отвел от нее взгляд. Днем она осмелилась
сказать ему:
- Вот еще одна вента раскрыта. Мне думается, вы некоторое время будете
жить спокойно.
- Очень спокойно, - промолвил Миссирилли с усмешкой, от которой она
затрепетала.
Ванина решила отправиться в деревню Сан-Николо к священнику,
состоявшему, возможно, шпионом иезуитов. К обеду, в семь часов, она
вернулась и увидела, что комната, где она спрятала возлюбленного, опустела.
Не помня себя она бросилась искать его по всему дому, но нигде не нашла. В
полном отчаянии она вернулась в комнату и только тогда заметила на столе
записку. Она прочла:
"Я ухожу, чтобы отдать себя в руки легата. Я потерял веру в успех
нашего дела: само небо против нас. Кто нас выдал? Должно быть, тот негодяй,
который бросился в колодец. Жизнь моя теперь не нужна несчастной Италии, и я
не хочу, чтобы товарищи, видя, что только одного меня не арестовали, могли
подумать, будто я их предал. Прощайте! Если вы любите меня, приложите все
силы, чтобы отомстить за нас. Покарайте, уничтожьте подлого предателя, будь
это даже мой отец!"
Ванина упала на стул почти в беспамятстве, терзаясь жестокой мукой. Она
не могла произнести ни слова, не уронила ни одной слезы; глаза ее горели.
Наконец она бросилась на колени.
- Боже великий! - воскликнула она. - Прими мой обет! Да, я покараю
подлого предателя! Но помоги мне сначала вернуть свободу Пьетро.
Час спустя она уже ехала в Рим. Отец давно торопил ее вернуться. В
отсутствие дочери он обещал ее руку князю Ливио Савелли. Как только Ванина
приехала, отец боязливо заговорил с ней об этом, к великому его удивлению,
она сразу согласилась. В тот же вечер в гостиной графини Вителлески отец
почти официально представил ей дона Ливио как жениха, она долго беседовала с
ним. Молодой князь был образцом элегантности, держал великолепных лошадей, в
обществе его считали весьма остроумным, но очень ветреным; он не мог
возбуждать никаких подозрений у правительства. Ванина решила, что, вскружив
ему голову, она сделает его исполнителем ее планов. Она рассчитывала, что
шпионы не осмелятся следить за племянником монсиньора Савелли-Катанцара -
римского губернатора и министра полиции.
В течение нескольких дней она дарила благосклонным вниманием любезного
дона Ливио, а затем объявила ему, что никогда не будет его женой: по ее
мнению, у него слишком легкомысленный ум.
- Не будь вы ребенком, - сказала она, - подчиненные вашего дядюшки не
имели бы от вас тайн. Например, что собираются сделать с теми карбонариями,
которых недавно арестовали в Форли?
Через два дня Ливио пришел сообщить ей, что все арестованные в Форли
карбонарии бежали.
С презрительной и горькой улыбкой она остановила на нем взгляд своих
огромных черных глаз и за весь вечер не удостоила его ни одним словом.
Через день дон Ливио, краснея, признался ей, что его обманули.
- Но я достал ключ от кабинета дядюшки, - добавил он, - порылся там в
бумагах и знаю теперь, что назначена конгрегация, то есть комиссия,
составленная из самых влиятельных кардиналов и прелатов; на днях она
соберется в величайшей тайне и решит вопрос, где судить этих карбонариев - в
Равенне или в Риме. В настоящее время все девять арестованных карбонариев и
их вожак, некий Миссирилли, который по глупости добровольно отдался в руки
властей, содержатся в замке Леоне.
При слове "глупость" Ванина больно ущипнула князя Ливио.
- Я сама хочу проникнуть вместе с вами в кабинет вашего дядюшки, -
сказала она, - и собственными глазами увидеть эти бумаги. Вы, наверно, плохо
прочли.
Услышав такие слова, Ливио испугался: Ванина требовала от него почти
невозможного; но своенравие этой девушки только усиливало его любовь.
Несколько дней спустя Ванина, переодевшись в красивую ливрею, какую носили
слуги дома Савелли, провела полчаса в кабинете министра полиции за чтением
секретнейших документов. Она вся встрепенулась от радости, найдя среди них
"дневник донесений о подсудимом Пьетро Миссирилли". У нее дрожали руки,
когда она держала эти бумаги. Она еще раз перечла его имя и едва не лишилась
чувств. Выходя из губернаторского дворца, Ванина позволила Ливио поцеловать
ее.
- Вы прекрасно выдерживаете испытания, которым я решила подвергнуть
вас.
После такой похвалы молодой князь в угоду Ванине готов был поджечь
Ватикан\footnote{Ватикан - папский дворец в Риме.}.
В тот вечер давали бал во французском посольстве. Ванина много
танцевала и почти все время с Ливио. Он опьянел от счастья - надо было не
давать ему опомниться.
- У моего отца бывают иногда странности, - сказала ему однажды Ванина.
- Сегодня утром он прогнал двух слуг, и они пришли ко мне плакаться. Один из
них просил, чтобы я устроила его на службу к губернатору, а другой,
отставной солдат, служивший в артиллерии при французах, хотел бы получить
место в крепости Святого Ангела.
- Я их обоих возьму к себе на службу, - быстро ответил молодой князь.
- А разве я прошу вас об этом? - надменно возразила Ванина. - Я вам в
точности передала просьбу этих несчастных людей. Оба должны получить именно
то, что они просят.
Ничего не могло быть труднее. Монсиньор Катанцара отнюдь не отличался
доверчивостью и допускал в свой дом только людей, хорошо ему известных.
Внешне жизнь Ванины по-прежнему была заполнена всевозможными
удовольствиями, но ее мучило раскаяние, и она была очень несчастна.
Медлительность событий убивала ее. Поверенный отца достал ей денег. Что
делать? Уйти из отцовского дома, уехать в Романью и попытаться устроить
побег Пьетро? Мысль безрассудная, но Ванина уже готова была осуществить ее,
как вдруг случай сжалился над нею.
Дон Ливио сказал ей:
- Скоро в Рим привезут десять карбонариев венты Миссирилли, а если им
вынесут смертный приговор, казнь произойдет в Романье. Мой дядя добился
этого от папы нынче вечером. Во всем Риме только мы с вами знаем эту тайну.
Вы довольны мной?
- Вы становитесь настоящим мужчиной, - ответила Ванина. - Подарите мне
ваш портрет.
Накануне того дня, когда Миссирилли должны были привезти в Рим, Ванина
придумала предлог, чтобы приехать в Читта-Кастеллана. В тюрьме этого города,
поместили на ночлег карбонариев, которых пересылали из Романьи в Рим. Утром,
когда их отправляли из тюрьмы, она увидела Миссирилли: его везли в тележке
одного, закованного в цепи; он был очень бледен, но, казалось, нисколько не
пал духом. Какая-то старушка бросила ему букет фиалок. Миссирилли с улыбкой
поблагодарил ее.
Ванина увидела возлюбленного и как будто возродилась, почувствовала
прилив мужества. Задолго до этой встречи она добилась повышения в должности
для аббата Кари, состоявшего экономом в крепости Святого Ангела, куда должны
были заключить Миссирилли; она взяла этого добросердечного священника себе в
духовники. А в Риме немало веса придает положение духовника княжны,
племянницы губернатора.
Процесс форлийских карбонариев не затянулся. Партия ультраконсерваторов
не могла помешать, чтобы он состоялся в Риме, но в отместку за это добилась
назначения в судебную комиссию самых честолюбивых прелатов\footnote{Прелат -
представитель высшего католического духовенства.}. Председателем комиссии
был министр полиции.
Закон против карбонариев совершенно ясен. Форлийские заговорщики не
могли питать никакой надежды, но они держались мужественно и весьма искусно
защищали свою жизнь. Тем, не менее их не только приговорили к смертной
казни, но некоторые судьи даже требовали жестоких пыток, четвертования,
отсечения рук и так далее. Министр полиции уже составил себе карьеру (с
этого поста прямой путь к красной шапке кардинала), и поэтому у него не было
нужды отсекать карбонариям руки; представив приговор на утверждение, он
уговорил папу заменить осужденным смертную казнь долголетним тюремным
заключением. Только для Пьетро Миссирилли приговор оставили в силе. Министр
видел в нем опасного фанатика, и к тому же Миссирилли уже ранее был
приговорен к смерти за убийство двух карабинеров, о котором мы упоминали.
Ванина узнала о приговоре и помиловании через несколько минут после
того, как министр вернулся от папы.
На другой день монсиньор Катанцара возвратился домой около полуночи и
нигде не мог найти своего камердинера; весьма удивляясь этому, он позвонил
несколько раз. Наконец на звонки явился дряхлый и выживший из ума слуга;
министр потерял терпение и решил раздеться сам.
Было очень жарко; заперев дверь на ключ, он сбросил с себя платье и,
скомкав его, швырнул на стул. Платье было брошено с такой силой, что
перелетело через стул, задело за муслиновую гардину, и позади нее
обрисовалась человеческая фигура. Министр кинулся к постели и схватил
пистолет. Когда он подошел к окну, из-за гардины выступил юноша в лакейской
ливрее и шагнул к нему с пистолетом в руке. Увидев это, министр прицелился и
уже хотел выстрелить, но юноша сказал ему, смеясь:
- Как, монсиньор! Вы не узнали Ванину Ванини?
- Что означает эта глупая шутка? - гневно спросил министр.
- Поговорим хладнокровно, - сказала Ванина. - Во-первых, ваш пистолет
не заряжен.
Министр, к удивлению своему, убедился, что это верно. Тогда он вытащил
из жилетного кармана кинжал\footnote{Римский прелат, конечно, не мог бы
доблестно командовать армейским корпусом, как это не раз делал дивизионный
генерал, бывший министром в Париже, когда Малле пытался поднять мятеж, но он
никогда не дал бы так легко арестовать себя дома. Он побоялся бы насмешек
своих коллег. Римлянин, знающий, что его ненавидят, всегда хорошо вооружен.
Автор не считал необходимым объяснять ряд других мелких различий в поведении
и речах парижан и римлян. Он не хотел сглаживать эти различия и считал
нужным смело описать их. Римляне, изображенные автором, не имеют чести быть
французами. - \textit{(Прим. автора)}.}.
Ванина сказала ему очаровательно-властным тоном:
- Сядем, монсиньор.
И преспокойно опустилась на диван.
- Вы одна по крайней мере? - спросил министр.
- Совершенно одна, клянусь вам! - воскликнула Ванина.
Министр поспешил проверить это заявление: он обошел всю комнату,
заглянул повсюду. Затем уселся на стул в трех шагах от Ванины.
- Ну, для чего мне, - сказала Ванина спокойно и мягко, - посягать на
жизнь благоразумного правителя, на смену которому придет, вероятно,
какой-нибудь слабый человек с горячей головой, способный только погубить
себя и других?
- Так что же вам угодно, сударыня? - досадливо спросил министр. - Прошу
вас кончить как можно скорее эту неподобающую сцену.
- То, что я сейчас скажу, - высокомерно произнесла Ванина, сразу
оставив любезный тон, - для вас важнее, чем для меня. Есть люди, которые
желают, чтобы Миссирилли сохранили жизнь, если его казнят, вы после этого не
проживете и недели. Мне судьба его безразлична; сумасбродную выходку, на
которую вы жалуетесь, я позволила себе, во-первых, для забавы, а во-вторых,
ради одной из своих подруг. Я хотела также, - продолжала Ванина, возвращаясь
к тону светской дамы, - оказать услугу умному человеку, который вскоре будет
моим дядей и, по всей видимости, прославит свой род.
Министр сразу смягчился - красота Ванины немало способствовала этой
внезапной перемене. В Риме известна была слабость монсиньора Катанцара к
красивым женщинам, а Ванина была прелестна с пистолетом в руке, в костюме
выездного лакея дома Савелли, в шелковых, туго натянутых чулках, красном
камзоле и голубом кафтане, обшитом серебряным позументом.
- Будущая моя племянница, - сказал министр, развеселившись, - вы
действительно позволили себе сумасбродную выходку, и, вероятно, не
последнюю.
- Надеюсь, что такой благоразумный человек, как вы, сохранит ее в тайне
от всех, особенно от Ливио; а чтобы побудить вас к этому, я вас поцелую,
если вы подарите жизнь карбонарию, которому покровительствует моя подруга.
Беседа продолжалась в том же полушутливом тоне, каким знатные римлянки
умеют обсуждать важные дела, и Ванине удалось придать этой встрече,
начавшейся с угрозы пистолетом, характер визита будущей княгини Савелли к ее
дяде, римскому губернатору.
Вскоре монсиньор Катанцара, надменно отбросив всякую мысль, что его
припугнули, уже рассказывал племяннице, какие препятствия его ожидают, если
он решит спасти жизнь Миссирилли. Говоря об этом, он ходил вместе с нею по
комнате; остановившись на минуту, он взял с камина графин и налил из него в
хрустальный стакан лимонаду; когда он уже поднес его к губам, Ванина
завладела этим стаканом, подержала в руке и, словно нечаянно, уронила его в
сад. Через минуту министр взял из бонбоньерки шоколадную конфету. Ванина
отняла ее и сказала, смеясь:
- Берегитесь! У вас здесь все отравлено: вас хотели умертвить. А я
добилась помилования своего будущего дяди, чтобы не войти в семейство
Савелли с пустыми руками.
Монсиньор Катанцара удивленно поблагодарил племянницу и подал ей
большие надежды на помилование Миссирилли.
- Итак, мы заключили сделку, и в подтверждение ее вот вам награда, -
сказала Ванина, целуя его.
Министр принял награду.
- Надо вам сказать, дорогая Ванина, - заметил он, - что я сам не люблю
крови. И к тому же я еще молод, хотя вам, вероятно, кажусь стариком. Я,
пожалуй, доживу до такого времени, когда кровь, пролитая сегодня, выступит
позорным пятном.
Пробило уже два часа ночи, когда монсиньор Катанцара проводил Ванину до
калитки своего сада.
Через день министр явился к папе, весьма смущенный тем шагом, который
ему предстояло сделать, и вдруг его святейшество сказал ему:
- Прежде всего я хочу воззвать к вашему милосердию. Одному из
форлийских карбонариев приговор не смягчен, и мысль об этом лишила меня сна.
Надо спасти этого человека.
Министр, видя, что папа опередил его, представил множество возражений и
в конце концов написал указ in moto proprio\footnote{In moto proprio (лат.)
- по собственному побуждению.}, который папа подписал сам, вопреки обычаю.
Ванина думала, что она, может быть, и добьется помилования своего
возлюбленного, но его постараются отравить. Еще накануне папского указа
Миссирилли получил от аббата Кари, духовника Ванины, несколько пакетов с
морскими сухарями и предупреждение не притрагиваться к казенной пище.
Затем Ванина узнала, что форлийских карбонариев переводят в крепость
Сан-Леоне, и решила во что бы то ни стало увидеться с Миссирилли на этапе в
Читта- Кастеллана. Она приехала в этот город за сутки до прибытия узников.
Там она встретилась с аббатом Кари, который прибыл раньше ее на несколько
дней. Он убедил смотрителя тюрьмы разрешить Миссирилли присутствовать на
полуночной службе в тюремной часовне. И даже больше: если Миссирилли
согласится, чтобы ему надели цепи на руки и на ноги, смотритель обещал
отойти к дверям часовни, - тогда он не упустит из виду узника, за которого
несет ответственность, но не будет прислушиваться к разговору.
Настал наконец день, когда должна была решиться судьба Ванины. Уже с
утра она заперлась в тюремной часовне. Кто скажет, какие мысли волновали ее
весь этот долгий день? Любит ли ее Пьетро настолько, что все простит? Она
выдала венту, но ему она спасла жизнь. Когда голос рассудка брал верх над
смятением души, Ванина надеялась, что Пьетро согласится покинуть Италию,
уехать вместе с нею, - ведь она согрешила только от избытка любви. Пробило
четыре часа. Она услышала вдалеке стук конских копыт: в город въехал конвой
карабинеров. Каждый звук отдавался в ее сердце. Вскоре загрохотали телеги:
везли осужденных. Они остановились на маленькой площади перед тюрьмой.
Ванина видела, как два карабинера приподняли Миссирилли, - он ехал один,
скованный цепями, и не мог пошевелиться.
- Но все-таки он жив! - шептала она со слезами на глазах. - Они еще не
отравили его.
Этот вечер был пыткой. Высоко над алтарем горела одинокая лампада, в
которую тюремщик скупо наливал масло, и свет ее чуть брезжил в темной
часовне. Ванина окидывала взглядом гробницы средневековых вельмож, умерших в
соседней тюрьме. Их каменные изваяния, казалось, злобно смотрели на нее.
Все уже давно затихло. Ванина ждала, погрузившись в мрачные мысли.
Пробило полночь, и вскоре послышался какой-то шелест, словно летучая мышь
пролетела. Ванина повернулась, хотела шагнуть и почти без чувств поникла на
балюстраду, отделявшую алтарь. В то же мгновение два призрака неслышно
выросли перед ней. Это были тюремщик и Миссирилли, весь опутанный цепями.
Тюремщик открыл дверцу фонаря и поставил его на столбик решетки рядом с
Ваниной, чтобы свет падал на узника, затем отошел к дверям. Едва тюремщик
удалился, Ванина бросилась Миссирилли на грудь, сжала его в объятиях и
ощутила холодные острые грани цепей. "Кто его заковал?" - думала она.
Объятие было безрадостным. А вслед за этим ее пронзила жестокая боль: ей
показалось вдруг, что Миссирилли знает о ее преступлении, - так холодно он
встретил ее.
- Дорогой друг, - сказал он наконец. - Я глубоко сожалею, что вы
полюбили меня. Не вижу в себе достоинств, которыми я мог бы заслужить такую
любовь. И поверьте, лучше нам обратиться к другим, более священным чувствам.
Оставим заблуждения, когда-то ослеплявшие нас. Я не могу принадлежать вам.
Постоянные неудачи преследовали все мои начинания - быть может, оттого, что
я находился во власти смертного греха. Ведь если внять хотя бы только голосу
здравого рассудка, так почему я не был арестован вместе со всеми моими
товарищами в ту роковую ночь? Почему в минуту опасности я покинул свой пост?
Почему мое отсутствие дало повод к ужаснейшим подозрениям? Не одну лишь
свободу Италии возлюбил я - мною владела иная страсть.
Ванина не могла прийти в себя от изумления. Как переменился Миссирилли!
Он не очень исхудал, но на вид ему можно было дать лет тридцать. Ванина
подумала, что виною этому мучения, перенесенные им в тюрьме, и заплакала.
- Ах, - воскликнула она, - ведь тюремщики обещали мне не обращаться с
тобою жестоко!
Она не знала, что близость смерти пробудила в душе юного карбонария все
те религиозные чувства, какие только могли сочетаться с его служением
свободе Италии. Но мало-помалу Ванина поняла, что разительная перемена в ее
возлюбленном вызвана нравственными причинами, а вовсе не физическими
страданиями. И горе ее, казалось, уже достигшее последнего предела, возросло
еще больше.
Миссирилли молчал. Ванина задыхалась от рыданий. Он и сам был немного
взволнован и сказал:
- Если я и любил кого-нибудь в целом мире, то только вас, Ванина. Но
благодаря богу у меня теперь лишь одна цель в жизни, и я умру в тюрьме или
погибну в борьбе за свободу Италии.
Опять настало молчание. Ванина пыталась сказать хоть слово и не могла.
Миссирилли добавил:
- Требования долга суровы, мой друг, но если бы их легко было
выполнить, в чем же заключался бы героизм? Дайте мне слово, что вы больше не
будете искать встречи со мной. - И насколько позволяли цепи, он пошевелил
рукой и попытался протянуть ее Ванине. - Позвольте человеку, который
когда-то был для вас дорог, дать вам благоразумный совет: отец нашел для вас
достойного жениха - выходите за него. Не делайте ему тягостных признаний, не
ищите больше и встречи со мною. Будем отныне чужими друг другу. Вы
пожертвовали немалые деньги на дело освобождения родины. Если когда-нибудь
она будет избавлена от тиранов, эти деньги вам возвратят полностью из
национального имущества.
Ванина была потрясена: за все время разговора взгляд Пьетро заблестел
только в то мгновение, когда он произнес слово "родина".
Наконец гордость пришла на помощь княжне. Она ничего не ответила
Миссирилли, только протянула ему бриллианты и маленькие пилки, которые
принесла с собою.
- Я обязан принять их, - сказал он. - Мой долг - попытаться бежать. Но,
невзирая на новое ваше благодеяние, я больше никогда не увижу вас - клянусь
в этом! Прощайте, Ванина! Дайте слово никогда не писать мне, никогда не
искать свидания со мной. Отныне я всецело принадлежу родине. Я умер для вас.
Прощайте!
- Нет! - исступленно воскликнула Ванина. - Подожди. Я хочу, чтобы ты
узнал, что я сделала из любви к тебе.
И тут она рассказала о всех своих стараниях спасти его, с того дня, как
он ушел из замка Сан-Николо и отдал себя в руки легата. Закончив этот
рассказ, она шепнула:
- Но все это еще такая малость! Я сделала больше из любви к тебе.
И она рассказала о своем предательстве.
- О чудовище! - в ярости крикнул Пьетро и бросился к ней, пытаясь убить
ее своими цепями.
И он убил бы ее, если бы на крик не прибежал тюремщик. Он схватил
Миссирилли.
- Возьми, чудовище! Я не хочу ничем быть тебе обязанным! - воскликнул
Миссирилли.
Насколько позволяли цепи, он швырнул Ванине алмазы и пилки и быстро
вышел.
Ванина была совершенно уничтожена. Она возвратилась в Рим; вскоре
газеты сообщили о ее бракосочетании с князем Ливио Савелли.
римлянки была возмущена. Напрасно она старалась образумить себя - мрачная
тоска томила ее, и она ловила себя на том, что проклинает свободу. Однажды,
приехав в Форли повидаться с Миссирилли, она не могла совладать с собой,
хотя до тех пор гордость всегда помогала ей скрывать свое горе.
- Вы и в самом деле любите меня, как муж, - сказала она. - Я не этого
ждала.
Она разразилась слезами, но плакала она только от стыда, что унизилась
до упреков. Миссирилли утешал ее; однако видно было, что он занят своими
заботами. И вдруг Ванине пришла в голову мысль бросить его и вернуться в
Рим. Она с жестокой радостью подумала, что это будет ей наказанием за
слабость: к чему было жаловаться! В минуту молчания намерение ее окрепло,
Ванина сочла бы себя недостойной Миссирилли, если б не бросила его. Она с
наслаждением думала о его горестном удивлении, когда он будет напрасно
ждать, искать ее тут. Но вскоре ее глубоко взволновала мысль, что она не
сумела сохранить любовь этого человека, ради которого совершила столько
безумств. Прервав молчание, она заговорила с ним. Она всеми силами
добивалась хоть одного слова любви. Пьетро отвечал ей ласково, нежно, но так
рассеянно... Зато какое глубокое чувство прозвучало в его голосе, когда,
коснувшись своих политических замыслов, он скорбно воскликнул:
- Ах, если нас опять постигнет неудача, если и этот заговор раскроют, я
уеду из Италии!
Ванина замерла: с каждой минутой ее все сильнее терзал страх, что она
видит любимого в последний раз. Слова его заронили роковую искру в ее мысли.
"Карбонарии получили от меня несколько тысяч цехинов. Никто не может
сомневаться в моем сочувствии заговору..." Прервав свое раздумье, она
сказала Пьетро:
- Прошу тебя, поедем со мной а Сан-Николо, только на одни сутки!
Сегодня вечером тебе нет необходимости присутствовать на собрании венты. А
завтра утром мы уже будем в Сан-Николо, будем бродить по полям; ты
отдохнешь, успокоишься, а тебе так нужны все твои силы и самообладание: ведь
близятся великие события.
Пьетро согласился.
Ванина ушла от него, чтобы приготовиться к путешествию, и, как обычно,
заперла на ключ ту комнату, где прятала его. Она поспешила к бывшей своей
горничной, которая вышла замуж и теперь держала лавочку в Форли. Прибежав к
этой женщине, Ванина торопливо написала на полях Часослова\footnote{Часослов
- церковная книга, в которой, кроме молитв, есть и церковные песнопения.},
оказавшегося в комнате, несколько строк, точно указав место, где должна была
собраться ночью вента карбонариев. Она закончила донос следующими словами:
"Вента состоит из девятнадцати человек. Вот их имена и адреса". Составив
полный список, где отсутствовало только имя Миссирилли, она сказала этой
женщине, пользовавшейся ее доверием:
- Отнеси книгу кардиналу-легату\footnote{Кардинал - высшее после папы
духовное звание у католиков. Кардинал-легат - представитель папы, наделенный
особыми полномочиями.}. Пусть он прочтет то, что написано на полях, и вернет
ее тебе. Вот возьми десять цехинов. Если когда-нибудь легат произнесет твое
имя, тебе не миновать смерти; но если ты заставишь его прочесть исписанную
страницу, ты спасешь мне жизнь.
Все удалось превосходно. Легат так перепугался, что утратил всю свою
вельможную важность. Он разрешил простолюдинке, желавшей поговорить с ним по
секретному делу, не снимать маску, но приказал связать ей руки. В таком виде
лавочница и появилась перед этим высоким сановником; он не решился выйти
из-за огромного стола, покрытого зеленым сукном.
Легат прочел исписанную страницу, держа Часослов очень далеко от себя,
из опасения, что книга пропитана каким-нибудь ядом. Затем он возвратил
Часослов лавочнице и даже не послал шпионов по ее следам. Не прошло и сорока
минут с тех пор как Ванина ушла из дому, а она уже повидалась с
возвратившейся горничной и побежала к Миссирилли, твердо веря, что отныне он
всецело принадлежит ей. Она сказала ему, что в городе необыкновенное
движение, везде ходят патрули, даже по таким улицам, где их никогда не
видели.
- Послушайся меня, - добавила она, - уедем сейчас же в Сан-Николо.
Миссирилли согласился. Они вышли пешком из города; неподалеку от
заставы Ванину поджидала карета, где сидела ее компаньонка, молчаливая и
щедро оплачиваемая наперсница. По приезде в Сан-Николо Ванина в смятении от
своего чудовищного поступка с нежностью льнула к Пьетро. Но когда она
говорила ему слова любви, ей казалось, что она разыгрывает комедию.
Накануне, совершая предательство, она забыла об угрызениях совести. Обнимая
возлюбленного, она думала: "Стоит теперь кому-нибудь сказать Пьетро одно
слово, одно только слово - и он навеки возненавидит меня...".
Глубокой ночью в спальню вошел один из слуг Ванины. Человек этот был
карбонарий, о чем она и не подозревала. Значит, у Миссирилли были тайны от
нее даже в этом? Она содрогнулась. Слуга пришел предупредить Миссирилли, что
в эту ночь в Форли оцепили дома девятнадцати карбонариев, a их самих
арестовали, когда они возвращались с собрания венты. На них напали врасплох,
но все же девяти карбонариям удалось бежать. Десять остальных карабинеры
отвели в крепость. Войдя на тюремный двор, один из арестованных бросился в
глубокий колодец и разбился насмерть. Ванина переменилась в лице; к счастью
для нее, Пьетро этого не заметил: он мог бы прочесть в ее глазах совершенное
ею преступление...
- Солдаты гарнизона, - добавил слуга, - оцепили уже все улицы в Форли.
Они стоят так близко друг от друга, что могут переговариваться. Жителям
разрешают переходить через улицу только в том месте, где стоит офицер.
Когда слуга вышел, Пьетро задумался.
- Сейчас ничего нельзя сделать, - сказал он наконец.
Ванина была ни жива ни мертва; она вздрагивала от каждого взгляда
возлюбленного.
- Что с вами, Ванина? Вы какая-то странная сегодня, - сказал он.
Потом стал думать о другом и отвел от нее взгляд. Днем она осмелилась
сказать ему:
- Вот еще одна вента раскрыта. Мне думается, вы некоторое время будете
жить спокойно.
- Очень спокойно, - промолвил Миссирилли с усмешкой, от которой она
затрепетала.
Ванина решила отправиться в деревню Сан-Николо к священнику,
состоявшему, возможно, шпионом иезуитов. К обеду, в семь часов, она
вернулась и увидела, что комната, где она спрятала возлюбленного, опустела.
Не помня себя она бросилась искать его по всему дому, но нигде не нашла. В
полном отчаянии она вернулась в комнату и только тогда заметила на столе
записку. Она прочла:
"Я ухожу, чтобы отдать себя в руки легата. Я потерял веру в успех
нашего дела: само небо против нас. Кто нас выдал? Должно быть, тот негодяй,
который бросился в колодец. Жизнь моя теперь не нужна несчастной Италии, и я
не хочу, чтобы товарищи, видя, что только одного меня не арестовали, могли
подумать, будто я их предал. Прощайте! Если вы любите меня, приложите все
силы, чтобы отомстить за нас. Покарайте, уничтожьте подлого предателя, будь
это даже мой отец!"
Ванина упала на стул почти в беспамятстве, терзаясь жестокой мукой. Она
не могла произнести ни слова, не уронила ни одной слезы; глаза ее горели.
Наконец она бросилась на колени.
- Боже великий! - воскликнула она. - Прими мой обет! Да, я покараю
подлого предателя! Но помоги мне сначала вернуть свободу Пьетро.
Час спустя она уже ехала в Рим. Отец давно торопил ее вернуться. В
отсутствие дочери он обещал ее руку князю Ливио Савелли. Как только Ванина
приехала, отец боязливо заговорил с ней об этом, к великому его удивлению,
она сразу согласилась. В тот же вечер в гостиной графини Вителлески отец
почти официально представил ей дона Ливио как жениха, она долго беседовала с
ним. Молодой князь был образцом элегантности, держал великолепных лошадей, в
обществе его считали весьма остроумным, но очень ветреным; он не мог
возбуждать никаких подозрений у правительства. Ванина решила, что, вскружив
ему голову, она сделает его исполнителем ее планов. Она рассчитывала, что
шпионы не осмелятся следить за племянником монсиньора Савелли-Катанцара -
римского губернатора и министра полиции.
В течение нескольких дней она дарила благосклонным вниманием любезного
дона Ливио, а затем объявила ему, что никогда не будет его женой: по ее
мнению, у него слишком легкомысленный ум.
- Не будь вы ребенком, - сказала она, - подчиненные вашего дядюшки не
имели бы от вас тайн. Например, что собираются сделать с теми карбонариями,
которых недавно арестовали в Форли?
Через два дня Ливио пришел сообщить ей, что все арестованные в Форли
карбонарии бежали.
С презрительной и горькой улыбкой она остановила на нем взгляд своих
огромных черных глаз и за весь вечер не удостоила его ни одним словом.
Через день дон Ливио, краснея, признался ей, что его обманули.
- Но я достал ключ от кабинета дядюшки, - добавил он, - порылся там в
бумагах и знаю теперь, что назначена конгрегация, то есть комиссия,
составленная из самых влиятельных кардиналов и прелатов; на днях она
соберется в величайшей тайне и решит вопрос, где судить этих карбонариев - в
Равенне или в Риме. В настоящее время все девять арестованных карбонариев и
их вожак, некий Миссирилли, который по глупости добровольно отдался в руки
властей, содержатся в замке Леоне.
При слове "глупость" Ванина больно ущипнула князя Ливио.
- Я сама хочу проникнуть вместе с вами в кабинет вашего дядюшки, -
сказала она, - и собственными глазами увидеть эти бумаги. Вы, наверно, плохо
прочли.
Услышав такие слова, Ливио испугался: Ванина требовала от него почти
невозможного; но своенравие этой девушки только усиливало его любовь.
Несколько дней спустя Ванина, переодевшись в красивую ливрею, какую носили
слуги дома Савелли, провела полчаса в кабинете министра полиции за чтением
секретнейших документов. Она вся встрепенулась от радости, найдя среди них
"дневник донесений о подсудимом Пьетро Миссирилли". У нее дрожали руки,
когда она держала эти бумаги. Она еще раз перечла его имя и едва не лишилась
чувств. Выходя из губернаторского дворца, Ванина позволила Ливио поцеловать
ее.
- Вы прекрасно выдерживаете испытания, которым я решила подвергнуть
вас.
После такой похвалы молодой князь в угоду Ванине готов был поджечь
Ватикан\footnote{Ватикан - папский дворец в Риме.}.
В тот вечер давали бал во французском посольстве. Ванина много
танцевала и почти все время с Ливио. Он опьянел от счастья - надо было не
давать ему опомниться.
- У моего отца бывают иногда странности, - сказала ему однажды Ванина.
- Сегодня утром он прогнал двух слуг, и они пришли ко мне плакаться. Один из
них просил, чтобы я устроила его на службу к губернатору, а другой,
отставной солдат, служивший в артиллерии при французах, хотел бы получить
место в крепости Святого Ангела.
- Я их обоих возьму к себе на службу, - быстро ответил молодой князь.
- А разве я прошу вас об этом? - надменно возразила Ванина. - Я вам в
точности передала просьбу этих несчастных людей. Оба должны получить именно
то, что они просят.
Ничего не могло быть труднее. Монсиньор Катанцара отнюдь не отличался
доверчивостью и допускал в свой дом только людей, хорошо ему известных.
Внешне жизнь Ванины по-прежнему была заполнена всевозможными
удовольствиями, но ее мучило раскаяние, и она была очень несчастна.
Медлительность событий убивала ее. Поверенный отца достал ей денег. Что
делать? Уйти из отцовского дома, уехать в Романью и попытаться устроить
побег Пьетро? Мысль безрассудная, но Ванина уже готова была осуществить ее,
как вдруг случай сжалился над нею.
Дон Ливио сказал ей:
- Скоро в Рим привезут десять карбонариев венты Миссирилли, а если им
вынесут смертный приговор, казнь произойдет в Романье. Мой дядя добился
этого от папы нынче вечером. Во всем Риме только мы с вами знаем эту тайну.
Вы довольны мной?
- Вы становитесь настоящим мужчиной, - ответила Ванина. - Подарите мне
ваш портрет.
Накануне того дня, когда Миссирилли должны были привезти в Рим, Ванина
придумала предлог, чтобы приехать в Читта-Кастеллана. В тюрьме этого города,
поместили на ночлег карбонариев, которых пересылали из Романьи в Рим. Утром,
когда их отправляли из тюрьмы, она увидела Миссирилли: его везли в тележке
одного, закованного в цепи; он был очень бледен, но, казалось, нисколько не
пал духом. Какая-то старушка бросила ему букет фиалок. Миссирилли с улыбкой
поблагодарил ее.
Ванина увидела возлюбленного и как будто возродилась, почувствовала
прилив мужества. Задолго до этой встречи она добилась повышения в должности
для аббата Кари, состоявшего экономом в крепости Святого Ангела, куда должны
были заключить Миссирилли; она взяла этого добросердечного священника себе в
духовники. А в Риме немало веса придает положение духовника княжны,
племянницы губернатора.
Процесс форлийских карбонариев не затянулся. Партия ультраконсерваторов
не могла помешать, чтобы он состоялся в Риме, но в отместку за это добилась
назначения в судебную комиссию самых честолюбивых прелатов\footnote{Прелат -
представитель высшего католического духовенства.}. Председателем комиссии
был министр полиции.
Закон против карбонариев совершенно ясен. Форлийские заговорщики не
могли питать никакой надежды, но они держались мужественно и весьма искусно
защищали свою жизнь. Тем, не менее их не только приговорили к смертной
казни, но некоторые судьи даже требовали жестоких пыток, четвертования,
отсечения рук и так далее. Министр полиции уже составил себе карьеру (с
этого поста прямой путь к красной шапке кардинала), и поэтому у него не было
нужды отсекать карбонариям руки; представив приговор на утверждение, он
уговорил папу заменить осужденным смертную казнь долголетним тюремным
заключением. Только для Пьетро Миссирилли приговор оставили в силе. Министр
видел в нем опасного фанатика, и к тому же Миссирилли уже ранее был
приговорен к смерти за убийство двух карабинеров, о котором мы упоминали.
Ванина узнала о приговоре и помиловании через несколько минут после
того, как министр вернулся от папы.
На другой день монсиньор Катанцара возвратился домой около полуночи и
нигде не мог найти своего камердинера; весьма удивляясь этому, он позвонил
несколько раз. Наконец на звонки явился дряхлый и выживший из ума слуга;
министр потерял терпение и решил раздеться сам.
Было очень жарко; заперев дверь на ключ, он сбросил с себя платье и,
скомкав его, швырнул на стул. Платье было брошено с такой силой, что
перелетело через стул, задело за муслиновую гардину, и позади нее
обрисовалась человеческая фигура. Министр кинулся к постели и схватил
пистолет. Когда он подошел к окну, из-за гардины выступил юноша в лакейской
ливрее и шагнул к нему с пистолетом в руке. Увидев это, министр прицелился и
уже хотел выстрелить, но юноша сказал ему, смеясь:
- Как, монсиньор! Вы не узнали Ванину Ванини?
- Что означает эта глупая шутка? - гневно спросил министр.
- Поговорим хладнокровно, - сказала Ванина. - Во-первых, ваш пистолет
не заряжен.
Министр, к удивлению своему, убедился, что это верно. Тогда он вытащил
из жилетного кармана кинжал\footnote{Римский прелат, конечно, не мог бы
доблестно командовать армейским корпусом, как это не раз делал дивизионный
генерал, бывший министром в Париже, когда Малле пытался поднять мятеж, но он
никогда не дал бы так легко арестовать себя дома. Он побоялся бы насмешек
своих коллег. Римлянин, знающий, что его ненавидят, всегда хорошо вооружен.
Автор не считал необходимым объяснять ряд других мелких различий в поведении
и речах парижан и римлян. Он не хотел сглаживать эти различия и считал
нужным смело описать их. Римляне, изображенные автором, не имеют чести быть
французами. - \textit{(Прим. автора)}.}.
Ванина сказала ему очаровательно-властным тоном:
- Сядем, монсиньор.
И преспокойно опустилась на диван.
- Вы одна по крайней мере? - спросил министр.
- Совершенно одна, клянусь вам! - воскликнула Ванина.
Министр поспешил проверить это заявление: он обошел всю комнату,
заглянул повсюду. Затем уселся на стул в трех шагах от Ванины.
- Ну, для чего мне, - сказала Ванина спокойно и мягко, - посягать на
жизнь благоразумного правителя, на смену которому придет, вероятно,
какой-нибудь слабый человек с горячей головой, способный только погубить
себя и других?
- Так что же вам угодно, сударыня? - досадливо спросил министр. - Прошу
вас кончить как можно скорее эту неподобающую сцену.
- То, что я сейчас скажу, - высокомерно произнесла Ванина, сразу
оставив любезный тон, - для вас важнее, чем для меня. Есть люди, которые
желают, чтобы Миссирилли сохранили жизнь, если его казнят, вы после этого не
проживете и недели. Мне судьба его безразлична; сумасбродную выходку, на
которую вы жалуетесь, я позволила себе, во-первых, для забавы, а во-вторых,
ради одной из своих подруг. Я хотела также, - продолжала Ванина, возвращаясь
к тону светской дамы, - оказать услугу умному человеку, который вскоре будет
моим дядей и, по всей видимости, прославит свой род.
Министр сразу смягчился - красота Ванины немало способствовала этой
внезапной перемене. В Риме известна была слабость монсиньора Катанцара к
красивым женщинам, а Ванина была прелестна с пистолетом в руке, в костюме
выездного лакея дома Савелли, в шелковых, туго натянутых чулках, красном
камзоле и голубом кафтане, обшитом серебряным позументом.
- Будущая моя племянница, - сказал министр, развеселившись, - вы
действительно позволили себе сумасбродную выходку, и, вероятно, не
последнюю.
- Надеюсь, что такой благоразумный человек, как вы, сохранит ее в тайне
от всех, особенно от Ливио; а чтобы побудить вас к этому, я вас поцелую,
если вы подарите жизнь карбонарию, которому покровительствует моя подруга.
Беседа продолжалась в том же полушутливом тоне, каким знатные римлянки
умеют обсуждать важные дела, и Ванине удалось придать этой встрече,
начавшейся с угрозы пистолетом, характер визита будущей княгини Савелли к ее
дяде, римскому губернатору.
Вскоре монсиньор Катанцара, надменно отбросив всякую мысль, что его
припугнули, уже рассказывал племяннице, какие препятствия его ожидают, если
он решит спасти жизнь Миссирилли. Говоря об этом, он ходил вместе с нею по
комнате; остановившись на минуту, он взял с камина графин и налил из него в
хрустальный стакан лимонаду; когда он уже поднес его к губам, Ванина
завладела этим стаканом, подержала в руке и, словно нечаянно, уронила его в
сад. Через минуту министр взял из бонбоньерки шоколадную конфету. Ванина
отняла ее и сказала, смеясь:
- Берегитесь! У вас здесь все отравлено: вас хотели умертвить. А я
добилась помилования своего будущего дяди, чтобы не войти в семейство
Савелли с пустыми руками.
Монсиньор Катанцара удивленно поблагодарил племянницу и подал ей
большие надежды на помилование Миссирилли.
- Итак, мы заключили сделку, и в подтверждение ее вот вам награда, -
сказала Ванина, целуя его.
Министр принял награду.
- Надо вам сказать, дорогая Ванина, - заметил он, - что я сам не люблю
крови. И к тому же я еще молод, хотя вам, вероятно, кажусь стариком. Я,
пожалуй, доживу до такого времени, когда кровь, пролитая сегодня, выступит
позорным пятном.
Пробило уже два часа ночи, когда монсиньор Катанцара проводил Ванину до
калитки своего сада.
Через день министр явился к папе, весьма смущенный тем шагом, который
ему предстояло сделать, и вдруг его святейшество сказал ему:
- Прежде всего я хочу воззвать к вашему милосердию. Одному из
форлийских карбонариев приговор не смягчен, и мысль об этом лишила меня сна.
Надо спасти этого человека.
Министр, видя, что папа опередил его, представил множество возражений и
в конце концов написал указ in moto proprio\footnote{In moto proprio (лат.)
- по собственному побуждению.}, который папа подписал сам, вопреки обычаю.
Ванина думала, что она, может быть, и добьется помилования своего
возлюбленного, но его постараются отравить. Еще накануне папского указа
Миссирилли получил от аббата Кари, духовника Ванины, несколько пакетов с
морскими сухарями и предупреждение не притрагиваться к казенной пище.
Затем Ванина узнала, что форлийских карбонариев переводят в крепость
Сан-Леоне, и решила во что бы то ни стало увидеться с Миссирилли на этапе в
Читта- Кастеллана. Она приехала в этот город за сутки до прибытия узников.
Там она встретилась с аббатом Кари, который прибыл раньше ее на несколько
дней. Он убедил смотрителя тюрьмы разрешить Миссирилли присутствовать на
полуночной службе в тюремной часовне. И даже больше: если Миссирилли
согласится, чтобы ему надели цепи на руки и на ноги, смотритель обещал
отойти к дверям часовни, - тогда он не упустит из виду узника, за которого
несет ответственность, но не будет прислушиваться к разговору.
Настал наконец день, когда должна была решиться судьба Ванины. Уже с
утра она заперлась в тюремной часовне. Кто скажет, какие мысли волновали ее
весь этот долгий день? Любит ли ее Пьетро настолько, что все простит? Она
выдала венту, но ему она спасла жизнь. Когда голос рассудка брал верх над
смятением души, Ванина надеялась, что Пьетро согласится покинуть Италию,
уехать вместе с нею, - ведь она согрешила только от избытка любви. Пробило
четыре часа. Она услышала вдалеке стук конских копыт: в город въехал конвой
карабинеров. Каждый звук отдавался в ее сердце. Вскоре загрохотали телеги:
везли осужденных. Они остановились на маленькой площади перед тюрьмой.
Ванина видела, как два карабинера приподняли Миссирилли, - он ехал один,
скованный цепями, и не мог пошевелиться.
- Но все-таки он жив! - шептала она со слезами на глазах. - Они еще не
отравили его.
Этот вечер был пыткой. Высоко над алтарем горела одинокая лампада, в
которую тюремщик скупо наливал масло, и свет ее чуть брезжил в темной
часовне. Ванина окидывала взглядом гробницы средневековых вельмож, умерших в
соседней тюрьме. Их каменные изваяния, казалось, злобно смотрели на нее.
Все уже давно затихло. Ванина ждала, погрузившись в мрачные мысли.
Пробило полночь, и вскоре послышался какой-то шелест, словно летучая мышь
пролетела. Ванина повернулась, хотела шагнуть и почти без чувств поникла на
балюстраду, отделявшую алтарь. В то же мгновение два призрака неслышно
выросли перед ней. Это были тюремщик и Миссирилли, весь опутанный цепями.
Тюремщик открыл дверцу фонаря и поставил его на столбик решетки рядом с
Ваниной, чтобы свет падал на узника, затем отошел к дверям. Едва тюремщик
удалился, Ванина бросилась Миссирилли на грудь, сжала его в объятиях и
ощутила холодные острые грани цепей. "Кто его заковал?" - думала она.
Объятие было безрадостным. А вслед за этим ее пронзила жестокая боль: ей
показалось вдруг, что Миссирилли знает о ее преступлении, - так холодно он
встретил ее.
- Дорогой друг, - сказал он наконец. - Я глубоко сожалею, что вы
полюбили меня. Не вижу в себе достоинств, которыми я мог бы заслужить такую
любовь. И поверьте, лучше нам обратиться к другим, более священным чувствам.
Оставим заблуждения, когда-то ослеплявшие нас. Я не могу принадлежать вам.
Постоянные неудачи преследовали все мои начинания - быть может, оттого, что
я находился во власти смертного греха. Ведь если внять хотя бы только голосу
здравого рассудка, так почему я не был арестован вместе со всеми моими
товарищами в ту роковую ночь? Почему в минуту опасности я покинул свой пост?
Почему мое отсутствие дало повод к ужаснейшим подозрениям? Не одну лишь
свободу Италии возлюбил я - мною владела иная страсть.
Ванина не могла прийти в себя от изумления. Как переменился Миссирилли!
Он не очень исхудал, но на вид ему можно было дать лет тридцать. Ванина
подумала, что виною этому мучения, перенесенные им в тюрьме, и заплакала.
- Ах, - воскликнула она, - ведь тюремщики обещали мне не обращаться с
тобою жестоко!
Она не знала, что близость смерти пробудила в душе юного карбонария все
те религиозные чувства, какие только могли сочетаться с его служением
свободе Италии. Но мало-помалу Ванина поняла, что разительная перемена в ее
возлюбленном вызвана нравственными причинами, а вовсе не физическими
страданиями. И горе ее, казалось, уже достигшее последнего предела, возросло
еще больше.
Миссирилли молчал. Ванина задыхалась от рыданий. Он и сам был немного
взволнован и сказал:
- Если я и любил кого-нибудь в целом мире, то только вас, Ванина. Но
благодаря богу у меня теперь лишь одна цель в жизни, и я умру в тюрьме или
погибну в борьбе за свободу Италии.
Опять настало молчание. Ванина пыталась сказать хоть слово и не могла.
Миссирилли добавил:
- Требования долга суровы, мой друг, но если бы их легко было
выполнить, в чем же заключался бы героизм? Дайте мне слово, что вы больше не
будете искать встречи со мной. - И насколько позволяли цепи, он пошевелил
рукой и попытался протянуть ее Ванине. - Позвольте человеку, который
когда-то был для вас дорог, дать вам благоразумный совет: отец нашел для вас
достойного жениха - выходите за него. Не делайте ему тягостных признаний, не
ищите больше и встречи со мною. Будем отныне чужими друг другу. Вы
пожертвовали немалые деньги на дело освобождения родины. Если когда-нибудь
она будет избавлена от тиранов, эти деньги вам возвратят полностью из
национального имущества.
Ванина была потрясена: за все время разговора взгляд Пьетро заблестел
только в то мгновение, когда он произнес слово "родина".
Наконец гордость пришла на помощь княжне. Она ничего не ответила
Миссирилли, только протянула ему бриллианты и маленькие пилки, которые
принесла с собою.
- Я обязан принять их, - сказал он. - Мой долг - попытаться бежать. Но,
невзирая на новое ваше благодеяние, я больше никогда не увижу вас - клянусь
в этом! Прощайте, Ванина! Дайте слово никогда не писать мне, никогда не
искать свидания со мной. Отныне я всецело принадлежу родине. Я умер для вас.
Прощайте!
- Нет! - исступленно воскликнула Ванина. - Подожди. Я хочу, чтобы ты
узнал, что я сделала из любви к тебе.
И тут она рассказала о всех своих стараниях спасти его, с того дня, как
он ушел из замка Сан-Николо и отдал себя в руки легата. Закончив этот
рассказ, она шепнула:
- Но все это еще такая малость! Я сделала больше из любви к тебе.
И она рассказала о своем предательстве.
- О чудовище! - в ярости крикнул Пьетро и бросился к ней, пытаясь убить
ее своими цепями.
И он убил бы ее, если бы на крик не прибежал тюремщик. Он схватил
Миссирилли.
- Возьми, чудовище! Я не хочу ничем быть тебе обязанным! - воскликнул
Миссирилли.
Насколько позволяли цепи, он швырнул Ванине алмазы и пилки и быстро
вышел.
Ванина была совершенно уничтожена. Она возвратилась в Рим; вскоре
газеты сообщили о ее бракосочетании с князем Ливио Савелли.