без автора. Черепашки-ниндзя и Бэтмэн

   – Куда ты собрался, дорогой?
   – К Джулии, – ответил Ганс.
   – Смотри, Гансик, чтобы у вас было все хорошо.
   – Все будет хорошо, – ответил Ганс.
   Пришел Ганс к Джулии, а она занималась рукоделием: вышивала разноцветными нитками картинку. Ганс молча постоял возле Джулии, а она ему и говорит:
   – Хочешь, я подарю тебе иголку?
   – Подари.
   И Джулия подарила иголку Гансу.
   По дороге домой Ганс потерял иголку, и когда пришел в квартиру, мать спросила:
   – Ну, как Джулия?
   – Да никак, иголку мне дала.
   – Ганс, а где же подарок?
   – Потерял, – признался Ганс.
   – Тебе надо было воткнуть иголку в лацкан пиджака, и ты бы не потерял.
   – Ничего, в другой раз я так и сделаю.
   Через некоторое время Ганс снова пришел к Джулии. Братья Джулии подарили ей ножик и вот Джулия, чтобы угодить Гансу, предложила:
   – Хочешь, Ганс, я тебе подарю ножик?
   Ганс согласился и идя домой воткнул нож в лацкан пиджака.
   Естественно, ножик потерялся по дороге. Мать снова спросила у Ганса, как поживает Джулия, и Ганс сказал, что она подарила ему ножик.
   – Где же нож, Гансик?
   – Да я его в лацкан пиджака воткнул, – сказал Ганс.
   – Глупо ты сделал, Ганс, ножик нужно было в карман положить.
   – Ничего, я в другой раз так сделаю.
   Через некоторое время Ганс снова был у Джулии. Джулия на этот раз подарила ему щенка. Ганс помнил о том, что говорила ему мать, положить подарок в карман. По дороге домой он изо всех сил толкал щенка в карман и тот едва не задохнулся.
   Мать отругала сына, сказала, что щенка надо было вести на веревочке. Но в следующий раз Джулия сама решила пойти в гости к Гансу, а мальчик взял веревочку, обмотал вокруг шеи девочки и повел ее по улице.
   Если бы не одноклассник Ганса Барт Крылан, то девочка так бы и шла на веревке на виду у всего города.
   Барт силой отобрал веревку у Ганса, надавал ему тумаков и с тех пор Ганс начал люто ненавидеть своего одноклассника.
   Когда Ганс рассказал обо всем матери, та ему сказала:
   – Глупый ты, Ганс, и быть тебе всю жизнь глупцом.
   Однако глупцом Ганс не был, просто мстил родителям за то, что его интерес к технике не был удовлетворен подобающим образом.
   Уже в колледже Ганс не играл в баскетбол, не участвовал в студенческих вечеринках, не ходил на дискотеки, а только занимался своими приборами. За дипломную работу – портативное устройство, проверяющее, списывает студент или не списывает, Галюник получил отличную оценку и благодарное письмо начальства.
   После колледжа Галюник не мог нигде устроиться на работу, поскольку не всякий из работодателей отважится взять к себе угрюмого и строптивого изобретателя. Ну, а тех, кто отважился, ждали те или иные маленькие беды.
   Только Крылан Бартоломью, ставший к тому времени владельцем крупного завода по производству современных телевизоров, помня о своих школьных годах, а также из жалости, принял бывшего одноклассника в исследовательскую лабораторию. Однако это не смогло уберечь Крылана Бартоломью от зависти Ганса Македонски.
   Каждый вечер Ганс Македонски устраивался на диване и мечтал, как он однажды изобретет что-нибудь очень уж оригинальное, например, аппарат по изъятию кошельков или чужих ключей. Он тогда наладит массовое производство такого аппарата, и станет очень богатым человеком. После этого он купит компанию своего бывшего одноклассника и выгонит его на улицу за ненадобностью. Ведь тот в жизни ничего не мог раскурочить.
   И вот, после многих мечтаний и фантазирований, Галюнику пришла в голову идея, которую он совершенно случайно смог воплотить в жизнь: он смастерил аппарат, который высасывал чужие мысли и способен был закачивать их в голову других людей.
   Галюник назвал свой аппарат мыслелосом и поставил перед собой цель – стать с помощью своего изобретения повелителем вселенной.
   Пока ему удалось перекачать мозговую энергию только из одного человека – начальника лаборатории Кроуфа, и из странного черепахообразного существа. Чужих мыслей Галюнику вполне хватило, чтобы, он почувствовал себя ровно в два раза умнее и план завоевания Вселенной казался ему не таким уж фантастическим.
   Был жаркий солнечный день. Воздух был напоен ароматами цветущих кустарников, названия которых Бартоломью не знал. «Да откуда мне знать названия этих кустарников? – подумал Бартоломью, – ведь более активную часть жизни летучие мыши проводят ночью».
   Бартоломью вел автомобиль по одной из широких улиц Нью-Йорка. Затем свернул и долго петлял по закоулкам, пока не выехал на площадку перед административным зданием своего собственного завода. Бартоломью вышел из автомобиля, вошел в здание, поздоровался с охранником и решил подняться в кабинет по лестнице.
   На уровне второго этажа Бартоломью вдруг услышал подозрительные крики женщины, приглушенные толстой обивкой двери. Вначале Бартоломью недоуменно пожал плечами, потом решительно двинулся по коридору, прислушиваясь возле каждой двери. Что могло происходить в одном из кабинетов, Бартоломью не мог даже предположить. Казалось, что где-то жестоко истязали женщину. Стоны, визги, резкие возгласы – все это весьма настораживало хозяина завода.
   Скоро Бартоломью убедился, что шум исходил из комнаты номер 207.
   Душераздирающие вопли, глухие удары, стоны и всхлипы прямо леденили душу.
   Бартоломью схватился за дверную ручку, подергал, но безуспешно. Не долго думая, Бартоломью сделал несколько шагов назад и изо всех сил ударил плечом в дверь.
   Дверь тут же распахнулись настежь! Бартоломью, влетев в комнату, принял боевую стойку. Мгновенно оценил ситуацию.
   К своему величайшему изумлению он увидел перед собой в глубине комнаты, разделенной на две половины, боксерскую грушу, а возле груши девушку в боксерских перчатках. Мало того, его изумление достигло еще большей степени, потому что он узнал в спортивного вида девушке, занимающейся столь непривычной для женщины разминкой, удивительно стройную блондинку с необычайно синими глазами, которая уж несколько дней не выходила у него из головы.
   – Доктор О'Нил! – смущенно воскликнул Бартоломью.
   – Можете называть меня Эйприл, – улыбаясь, ответила девушка. Ее грудь вздымалась от глубокого дыхания.
   – Простите, – смущенно пробормотал Бартоломью, – простите меня за то, что я вошел без стука!
   – О нет, – сказала Эйприл, – наоборот, стук был очень хорош!
   – Я услышал здесь какие-то странные звуки, и мне показалось, что у вас неприятности, – все еще смущаясь, бормотал Бартоломью.
   – Я предпочитаю свою силу направлять вот сюда, – похлопала девушка по боксерской груше. – А вот некоторые спешат выламывать двери.
   – Кстати, доктор О’Нил… – сказал Бартоломью.
   – Пожалуйста, Барт, называйте меня Эйприл, – настойчиво попросила девушка.
   – Хорошо, Эйприл, – поправился Бартоломью, – у меня к вам дело. Мне уже несколько дней подряд подбрасывают странные открытки. Не могли бы вы на них взглянуть, меня это несколько беспокоит. Думается, что преступник по имени Двудушник пытается шантажировать меня.
   Если бы Бартоломью Крылан был внимательным, он заметил бы, что девушка обрадовалась, что он обращается к ней по имени.
   – Я немного изучала этого преступника, – призналась Эйприл. – Мне кажется, что он одержим. У него наваждение, от которого он не может избавиться, что является причиной его несчастий.
   – Я понимаю, – кивнул Бартоломью, – но неужели Двудушник думает, что я причина его несчастий?
   – Я думаю, Барт, – что тот, кто прислал вам эту открытку, просто полный псих.
   – А что, псих – это специальный медицинский термин, – усмехнулся Бартоломью.
   – Ну да, псих – это человек, который одержим какой-либо навязчивой идеей, – выдала Эйприл. – Судя по всему, идеей убить вас. Так что вам следует побеспокоиться о собственной безопасности.
   Бартоломью прошел к стене, на которой был прикреплен сложенный вдвое, а затем развернутый лист бумаги. Прямо перед собой на этом листке он увидел чернильное пятно странной формы. Это пятно сильно напоминало силуэт летучей мыши.
   – Вы что, – спросил Бартоломью, – интересуетесь летучими мышами?
   – Нет, – ответила Эйприл, – это тест. Это обыкновенная симметрическая клякса. Каждый в ней видит то, о чем думает. Так что скорее вы интересуетесь летучими мышами, – улыбнулась девушка.
   Бартоломью Крылан ничего не ответил.
   Он медленно подошел к столу, на котором лежала коробка с куклой.
   – Что-то не везет мне в последнее время. То мне подбрасывают эти дурацкие открытки с напоминанием о смерти, то снятся кошмары с черепахами… – бормотал Бартоломью. – Вы все еще играете в куклы, Эйприл? – неожиданно спросил хозяин завода, вертя в руках льняную куклу.
   – Нет, Барт, – ответила Эйприл, – это старинная белорусская кукла. Ее сделали из льна и она заговорена.
   – И в чем же ее магическое предназначение? – спросил Бартоломью.
   – Она охраняет от плохих сновидений, – сказала Эйприл.
   На самом деле, если читатель помнит, в этой кукле был вмонтирован переносной пульт управления Машиной времени.
   Эйприл боялась, что Бартоломью обнаружит истинное назначение куклы.
   – Эйприл, подарите мне эту куклу! – сказал Бартоломью.
   Неожиданная просьба господина Крылана застала Эйприл врасплох. Она быстро подошла к Бартоломью, и почти силой забрала у него куклу со встроенным пультом.
   – Мистер Крылан, вы хотите, чтобы я подарила вам эту куклу? – отвернувшись, растерянно сказала девушка. Она понимала, что отказать Бартоломью будет невозможно. Невозможно также незаметно извлечь пульт управления Машиной времени из куклы. Выдумка полковника Беруччи оказалась не такой уж и хорошей. Первый же случай поставил девушку в такое положение, что она могла лишиться пульта.
   Бартоломью оглянулся, посмотрел на девушку, его губы дрогнули в улыбке.
   – Я не думал, что такие взрослые девушки все еще играют в куклы. Она вам ведь не нужна?! А меня эта чудесная белорусская куколка спасет от дурных сновидений!
   – Да, она магическая, она вам поможет… – вовсе растерявшись, сказала Эйприл и протянула куклу Бартоломью. – Я вам ее дарю, Барт…
   – Большое спасибо. Наверное, моя жизнь вам не представляется слишком ценной, – сказал Бартоломью, разглядывая куклу.
   – Почему?
   – Да потому что вы неохотно расстаетесь с этой куклой, – ответил Бартоломью.
   – По-моему, жизнь каждого человека дорога, – ответила девушка. – И это я должна в свою очередь спросить вас: почему вы такой грустный, Барт? Вы не такой, каковым являетесь на самом деле! Зачем вы сюда пришли?
   – Ах, время вышло, – вместо ответа воскликнул Бартоломью. – Я хотел бы с вами еще поболтать, но мне нужно идти.
   – Я не уверена в этом, – прошептала девушка, пристально всматриваясь в глаза Бартоломью.
   Этот мужчина очень нравился ей. Может быть, она влюбилась бы в него, если бы не секретное задание, и. если бы не удивительно похожий на Бартоломью Бэтмэн, к которому ее также сильно влекло.
   – Ну тогда, доктор О'Нил, – в голосе Бартоломью послышались веселые нотки, – я официально приглашаю вас… куда бы вы думали?
   У Эйприл екнуло сердце от радости.
   – Барт, я даже не подозреваю!
   – Угадайте!
   – Если вы хотите пригласить меня в ресторан, то я не слишком обрадуюсь – я не люблю рестораны.
   – В цирк! Ведь вы любите цирк?!
   Лицо у Эйприл просияло. Она действительно любила цирк и не была в нем тысячу лет.

Глава 10. Битва под куполом

   Черепашки-ниндзя безвылазно просидели в Машине времени возле неподвижного Леонардо целые сутки.
   – Ну и скучища, – сказал Рафаэль, – никаких тебе развлечений. Эйприл все не идет и не идет.
   – Так их надо устроить, эти развлечения, – сказал Донателло. – Давайте куда-нибудь сходим. Иначе мы совсем раскиснем.
   – А как это мы сходим? – спросил Микеланджело. – Вот прямо так сейчас выйдем из нашего убежища и направимся куда-нибудь в театр или музей? Тут же нас обступит толпа и все начнут удивляться нашим рожицам и панцирям.
   – Ну мы же здесь ничего не добьемся, – сказал Рафаэль. – Мы не смогли ничем помочь нашему другу Лео. Эйприл все нет. Мы не знаем, что делать. Неужели нам придется сидеть сложа руки?
   Рафаэль посмотрел на Леонардо. После того, как черепашки-ниндзя принесли своего друга в машину времени и осторожно опустили его в кресло, он оставался без движений.
   – У меня есть идея: мы можем переодеться, например, в монашек, и пойти куда-нибудь погулять, – предложил Рафаэль.
   – Ну ты даешь! – сказал Микеланджело. – Богохульствуешь, дружок.
   – Ничего не богохульствую, я ничего не имею против Бога. Мы просто достанем длинные балахоны, белые накидки на голову, а на лица накинем черные вуальки. Никто же не станет приставать к трем монашкам. Кроме того, мы сможем что-нибудь разузнать об Эйприл, о Галюнике, об этой крылатой твари – человеке-летучей мыши.
   Микеланджело, немного поколебавшись, согласился на такое дерзкое предприятие. Сидеть, сложа руки, и ждать у моря погоды ему тоже надоело. Но перед этим предстояло проникнуть в магазин готового платья и найти именно такие наряды, в которых ходят монашки.
   За этим дело не стало. Черепашки-ниндзя быстренько по подземным переходам добрались до одного из магазинов, прокрались в подземные склады и долго искали то, что им требовалось.
   Спустя некоторое время по одной из улиц Нью-Йорка шествовала странная компания совершенно одинаково одетых монашек небольшого роста.
   На них были черные балахоны, белые капюшоны, глаза и лица скрывались под черными вуальками. Единственным слабым местом этого маскарада было то, что из-под нижнего края балахонов иногда мелькали совершенно легкомысленные кроссовки. Оставалось надеяться, что окружающие будут думать, что монашкам не чужда спортивная обувь.
   – Куда мы идем? – спросил Донателло, чрезвычайно довольный, что они идут среди прохожих, не прячась, совершенно свободно разглядывают людей и чувствуют себя полноправными гражданами.
   – Ой, смотрите, цирк! – сказал Рафаэль. – Давненько я не был в цирке.
   – У нас же денег нет билеты купить, – остудил его пыл Микеланджело.
   – Да, проблемка, – вздохнул Рафаэль, – ничего не поделаешь!
   – А может, монашек бесплатно пускают? – покосился он на Микеланджело.
   – Не знаю, – сказал Микеланджело, – может, и пускают. А может, и не пускают.
   – Тогда мы проникнем через черный ход, – предложил Рафаэль.
   – Попробуем, – ответил ему Микеланджело. – А пока просто погуляем.
   Вечером, около семи часов, черепашки подошли к красивому полусферическому зданию цирка.
   Улица перед зданием была освещена. Было шумно и весело. Непрерывно, один за другим подъезжали автомобили. Высадив детей, они парковались, где придется.
   Яркие цирковые афиши виднелись повсюду: по обеим сторонам входа, около касс, на рекламных тумбах, и везде на них крупными буквами сообщалось о гастролях знаменитых гимнастов.
   Черепашки-ниндзя не без труда проникли на задний двор цирка, незаметно проскочили в коридор со служебного входа.
   В коридоре пахло конюшней, опилками, которыми посыпают арену, и обыкновенным запахом зрительного зала – смешанным запахом воздушной кукурузы, карамели и шоколадного печенья.
   Черепашки-ниндзя спрятались сначала за кулисами около того прохода, из которого выходят на арену артисты. В это время зрители только собирались и на арене кричали и хохотали вздорные клоуны-зазывалы. Их было двое и на них были одинаковые костюмы нежно-фиолетового цвета и белые атласные туфли.
   Как всегда во всех цирках, представление начинают клоуны, и эти двое потешали публику уже задолго до начала представления. Как только они выскочили на арену, по цирку прокатился смех и зазвучали аплодисменты. Проделав свои шутки и потузив друг друга мешками с сеном, клоуны с белыми лицами, вымазанные черной и малиновой краской убежали с арены в коридор.
   Черепашки-ниндзя слышали, как после утомительных сальто-мортале артисты дышали глубоко и часто. Их вызывали еще раз и просили что-то сделать. Потом еще раз и еще, и только когда музыка заиграла и публика утихла, клоуны вернулись за кулисы с повисшими от усталости руками.
   – А если нас тут заметят? – прошептал друзьям-черепашкам Рафаэль. – Ей Богу выведут и опозорят!
   – Но они же опозорят монашек, где же это видано, чтобы монашки, спрятавшись за кулисы, глазели на цирковое представление? – резонно заметил Микеланджело.
   – А вы знаете что, ребята? Видите, там почти вся скамейка свободна? Когда свет погаснет, мы шмыгнем туда и усядемся. Хорошо? – предложил Донателло.
   – Хорошо, – согласились Микеланджело и Рафаэль.
   Цирк засверкал всеми огнями радуги. Тысячи людей занимали свои места. Гремела музыка, всюду продавались мороженое, воздушная кукуруза, сахарная вата. Толпы мальчишек и девчонок носились взад и вперед, возбужденные предстоящим увлекательным зрелищем.
   – Дамы и господа! Мальчики и девочки всех возрастов! Добро пожаловать в наш цирк! Добро пожаловать на лучшее представление на земле, – что было сил кричал с арены шталмейстер, высокий человек в черном цилиндре. – Чего сегодня вы только не увидите?! Дрессированные тигры, воздушные гимнасты, самые смешные в мире клоуны!
   В это время Бартоломью Крылан и Эйприл О'Нил, великолепная пара, пробирались меж кресел на свои места.
   Эйприл была прелестна. Она провела ладонью по складкам ярко-розового платья – такого великолепного платья она никогда еще не надевала – и любовно взяла Бартоломью под руку. Может быть, этого и не следовало делать, но ей так хотелось. Эйприл сама себе нравилась. Волосы у нее были высоко зачесаны и убраны жемчужинками. Открытая нежно-розовая шея и плечи выступали из пены кружев, приколотых жемчужной булавкой. Сияющее личико было так нежно, что, наверное, каждому мужчине было трудно удержаться, чтобы не поцеловать его. Удивительно синие живые глаза блестели в обрамлении пушистых ресниц. На одной щеке чернела черная родинка, темно-красный ротик был чуть-чуть приоткрыт. Крупные белые зубки были безукоризненны.
   Эйприл уселась на свое место, аккуратно расправила складки платья на коленях и сидела, оглядываясь вокруг.
   – Эй, Барт, что это за куколка с тобой? В каком магазине игрушек ты ее купил? – прокричал кто-то нахальный сверху.
   Бартоломью Крылан, также нарядно одетый, громко произнес:
   – Со мной доктор О'Нил, моя сотрудница, она специалист психологии.
   – Хорош доктор, только от какой болезни она будет тебя лечить, Барт? Уж, не от сердечной ли? Что-то в последнее время ты высох, как влюбленный мартовский кот! – послышалось в ответ с верхних рядов, и там дружно захохотали.
   Бартоломью поднялся. Его очень разозлили последние слова.
   – Вот наглецы!
   – Не обращай внимания, Барт, не отвечай им, и они успокоятся, – ласково произнесла Эйприл.
   Бартоломью удовлетворенно посмотрел на девушку. Она ответила ему тем же. Они спокойно сидели друг возле друга.
   Как только погас свет, а на арене начали выступать цирковые артисты на качающихся трапециях, черепашки-ниндзя шмыгнули из-за кулис и по узкому проходу пробрались на скамейки.
   Когда свет загорелся, никто и не заметил появления среди тысячной толпы еще троих зрителей, пусть даже и в монашеской одежде.
   Дело в том, что жуткое напряжение чувствовалось среди зрителей, жадно следивших за каждым движением артистов, которые выделывали невероятные пируэты на турниках.
   Шталмейстер вышел и объявил очередной номер.
   – Ну, сейчас посмеемся, – сказал Рафаэль.
   И действительно, на арену выкатился колесом клоун – настоящий мастер своего дела. Это был не простой и дешевый клоун, валяющийся по песку, получающий пощечины, ничего не евший со вчерашнего дня. Это был клоун-знаменитость, первый соло-клоун и имитатор. Клоун очень смешно и фальшиво начал петь старые куплеты.
   Черепашки-ниндзя от души хохотали, правда, хохотали только Микеланджело и Донателло. Рафаэль же сидел невозмутимо, словно одеревеневший.
   – Чего ты? – спросил его Микеланджело? – Ведь мы же пришли в цирк, веселись.
   Рафаэль приставил указательный палец к губам и указал куда-то за несколько рядов вперед. Микеланджело посмотрел туда и тоже онемел. Донателло все еще хохотал. Микеланджело толкнул его локтем под бок.
   – Смотри! Это же Эйприл.
   Когда зажегся свет, черепашки-ниндзя внимательно посмотрели на великолепную даму и приятной наружности мужчину. Вне всякого сомнения, это была Эйприл.
   – Ты родинку видишь у нее на щеке? – спросил Донателло Рафаэля.
   – Вижу, – пробормотал тот. – Это точно наша Эйприл.
   Когда начался следующий номер, свет снова погас. Номер окончился, зазвучали аплодисменты. Никто из тысячи зрителей не обратил внимания, что три монашки исчезли.
   А черепашки-ниндзя тем временем, с трудом различая стулья первого ряда, ощупывая руками бархат на барьерах и на канатах, отделяющие проходы, полировку на стенках лож и гладкие столбы с прибитыми к ним щитами, изображающие лошадиные морды, клоунские маски и какие-то вензеля, пробирались назад за кулисы.
   Амфитеатр и галерея тонули в темноте. Вверху, под куполом, подтянутые на блоках, холодно поблескивали никелем гимнастические снаряды: лестницы, кольца, турники и трапеции.
   Черепашки-ниндзя пробрались на то самое место, где они сидели до этого, и продолжали смотреть представление. Хохотать им приходилось тихонько.
   Бартоломью и Эйприл любовались выступлением тяжелоатлетов. Потом зрителям показали великолепных тигров, львов и черных, блестящих пантер. И вот, наконец, шталмейстер объявил:
   – Дамы и господа, перед вами на высоте в семьдесят футов – фантастическое мастерство воздушных акробатов, непревзойденных артистов цирка Хьюгомэрилина.
   Замелькали лучи прожектора и высоко под куполом Эйприл и Бартоломью увидели нескольких человек, которые готовились к совершению фантастических прыжков.
   Один из гимнастов-акробатов похлопал руками, подняв целое облако тальковой пыли, которой пересыпают руки для того, чтобы они не скользили, вцепился в перекладину на канатах и спрыгнул с помоста.
   Он летел вниз и вдруг канат натянулся и он взметнулся вверх, отцепился от перекладины и тут с другой стороны к нему на такой же перекладине устремились еще двое гимнастов, один из которых ногами держался за перекладину, а свободными руками держал за ноги другого акробата тот свободными руками успел ухватить падающего вниз первого акробата.
   – Ой, как страшно, – сказала Эйприл и невольно прижалась к Бартоломью.
   – Чего же тут страшного? – сказал Бартоломью. – Ведь они работают со страховкой.
   Тем временем акробаты повторили свой трюк, а затем начали повторять прыжки, все время усложняя их. Каждый прыжок приводил публику в восторг. Люди вскакивали с мест, ахали от изумления, им казалось, что какой-нибудь акробат вот-вот сорвется вниз и неминуемо разобьется. Конечно, зрелище было великолепным, особенно понравился всем прыжок молодого парня, который отцеплялся от своего напарника в высшей точке подъема, свободно парил несколько секунд в воздухе, поворачивался лицом в другую сторону и в этот момент к нему приближалась гимнастка на перекладине, которая хватала его за руки, как бы спасала от падения, от гибели. И вдруг Эйприл услышала голос Бартоломью:
   – Послушайте, Эйприл, я вас приглашаю на выходные побродить по настоящему дикому лесу.
   – Вот как! – Эйприл лихорадочно соображала, что же ей ответить. – Я не смогу принять ваше предложение, Барт.
   – Почему? – спросил, нахмурившись Бартоломью.
   – Дело в том, что я уже получила приглашение, – сказала Эйприл.
   – Вы уже успели завести знакомство? – удивился Бартоломью. – Ведь вы недавно здесь появились, переехали сюда? Кто ваш новый знакомый, если не секрет?
   – Нет, то есть да. Он свалился на меня прямо с небес, представляете?! – глядя прямо в глаза Бартоломью, сказала Эйприл.
   После неловкого разговора Бартоломью и Эйприл молча уставились на арену, а там дело подходило к коронному прыжку молодого акробата.
   – Смертельный прыжок! Смертельный прыжок! – кричал бегающий по арене шталмейстер, сняв с головы цилиндр и размахивая им в воздухе. – Мы показываем смертельный прыжок, прыжок самого лучшего в мире акробата, который он произведет без страховки.
   Публика возбужденно зашумела. Акробат готовился вверху к прыжку: монтировал какие-то приспособления, возле него крутились два помощника. И никто не заметил, что внизу шталмейстер, который отошел на край арены и стал возле широкой двери, был схвачен двумя неизвестными в черных масках и… клоунских штанах.
   Шталмейстера затащили за кулисы, прямо туда, где сидели наши друзья – юные мутанты, переодетые в монашек.
   – Кыш отсюда, божие мурашечки! – прорычал один из преступников на монашек и начал снимать с опешившего шталмейстера одежду. Шталмейстер попробовал сопротивляться, но его ударили резиновой дубинкой по голове и продолжали раздевать.
   Черепашки-ниндзя сидели, словно онемевшие. Они ничего не понимали. Микеланджело не выдержал и сказал:
   – Что вы делаете? Отпустите человека!
   – Не вмешивайся, божья стрекоза. Мы готовим следующий номер!