Безуглов Анатолий Алексеевич. Чёрная вдова

   «Есть ли все эти качества у меня?» — прикидывал Глеб. Хотелось думать, что есть. Хотя иной раз он и замечал с грустью, что многое взял от матери. Её мечтательность и мягкость. То, что отец всеми силами старался вышибить из сына.
   Любимая поговорка Семена Матвеевича — победителей не судят!
   Так он и жил — стремясь всегда побеждать и даже из своих поражений делать победу. Над обстоятельствами, над женщинами…
   Музыка кончилась. Семён Матвеевич галантно довёл партнёршу до стула, наполнил коньяком рюмки.
   — Славно! — произнёс он с чувством. — Славно, друзья!.. Пью за то, чтобы дорогие гости в скором времени опять посетили эту уютную обитель!
   — Да я бы здесь остался навсегда! — совершенно искренне признался Николай Николаевич.
   — Я тоже, — поддержала его Вика.
   Дружно сдвинули рюмки и выпили «посошок» на дорогу.
   — По коням! — торжественно провозгласил Семён Матвеевич, постучав пальцем по своим наручным часам.
   Стрелки показывали половину одиннадцатого.
   Последние часы перед Новым годом для любой хозяйки самые суматошные. И когда вся посуда была перетерта, поставлена на праздничный стол, а Людмила Колчина ушла домой переодеться, дел Лене оставалось ещё достаточно.
   Первым из гостей явился Федя Гриднев. Со своим «волшебным», как называла его Ярцева, чемоданчиком и трогательным букетиком распустившегося багульника. Инженер был в своём сером скромном костюме, который Лена видела на нем уже третий год.
   — Я специально пораньше, — сказал Федя.
   — И отлично, — чмокнула его в щеку хозяйка. — Одной тоскливо.
   Она сказала, что Глеб скорее всего не приедет. Гриднев огорчился.
   — А я такой сюрприз приготовил.
   — Какой? — загорелись глаза у Лены.
   — Увидишь, — загадочно улыбнулся Федор. — Прошу, не заходи, пожалуйста, некоторое время в комнату.
   — Ладно, — кивнула Лена.
   — А чтобы тебе было веселее, вот… — Федор поставил на холодильник маленький, с папиросную коробку, телевизор, который смастерил сам.
   Лена принялась резать закуску, овощи, заправлять салаты.
   Инженер возился со своим сюрпризом минут двадцать. И когда он появился на кухне, Лена спросила:
   — Теперь можно посмотреть?
   — Все равно ничего не увидишь. Он сработает неожиданно.
   — Ну и интриган же ты, Федор. Давай, тащи все это на стол…
   Они принесли готовые блюда в комнату. Как ни старалась хозяйка увидеть, что же сотворил инженер-электронщик, но так ничего и не обнаружила. А он только улыбался.
   Федор помог Лене расставить угощение, попутно починил кран в ванной, из которого текло, подкрутил расшатавшуюся дверную ручку в спальне.
   — Из тебя муж — просто клад! — нахваливала его Ярцева. — Действительно, почему не женишься?
   — А куда приведу жену? — усмехнулся Гриднев. — У нас на тридцать два квадратных метра пять человек. Я, мама, сестра с мужем и ребёнком.
   — Первое время можно снимать…
   Федор присвистнул:
   — На какие шиши? Сто тридцать в месяц — не разбежишься.
   — Ну, возьми с квартирой.
   — Как будто невесты с квартирой валяются на дороге. И потом, насмотрелся я на сестру. Все, буквально все проблема! Племяшка грудная была
   — пелёнок не достать. Хотели в ясли пристроить, сказали, что очередь подойдёт не раньше, чем через два года. Из-за этого у сестры прервался рабочий стаж: сидела дома. Хорошо, хоть теперь в детсад определили. Ну и другое прочее… Представляешь, ботиночки ребёнку не купишь! Поневоле задумаешься, заводить семью или нет.
   Вопрос о детях для Лены был больной: она очень хотела ребёнка, но Глеб считал, что это помешает его научной работе. Никакие мольбы и слезы не помогали. А ей часто снилось, особенно в последнее время, что у них дитя — светловолосый мальчишка, ужасно похожий на Ярцева.
   — Я тебя оставлю в одиночестве минут на десять, — сказала Лена, показывая на халат.
   — Пора уже, — кивнул Федор. — Наверное, вот-вот гости нагрянут.
   Лена пошла переодеваться. И только успела сделать причёску и нанести, так сказать, последние штрихи, в дверь позвонили.
   Она пошла открывать.
   На лестничной площадке стояли три человека. Мужчина лет шестидесяти пяти, среднего роста, в строгом драповом пальто с воротником-шалькой и нерпичьей шапке. Второй — высокий парень атлетического сложения, в кожаном пальто, щегольских сапожках и без головного убора. С ними была женщина в шубе искусственного меха и шерстяном платке. В руке у неё была какая-то нелепая кошёлка.
   — Если не ошибаюсь, Леночка? — спросил старший, протягивая ей огромный букет чуть распустившихся роз. — Валерий Платонович…
   — Да! Да! Проходите, пожалуйста. Спасибо. Очень рада. Какие чудные розы, — несколько растерялась Ярцева: она ожидала, что профессор придёт один, а тут ещё два гостя.
   В прихожей началась церемония раздевания и представления.
   Скворцов-Шанявский был в темно-синем костюме, прекрасно сшитом и ладно сидящем; на ослепительно белой рубашке выделялся галстук-бабочка.
   — Простите, дорогая хозяюшка, что я не один. Понимаете…
   — Очень хорошо, — перебила его Лена. — Мы всегда рады гостям.
   — Позвольте представить — Орыся, — показал он на молодую женщину, но объяснять, кто она, не стал.
   Орыся пожала протянутую руку и смущённо проговорила:
   — Вы уж извините… Меня затащили к вам…
   Выговор у неё был южный, с фрикативным «г». Сняв шубу, она оказалась в скромном, несколько мешковатом платье, которое, однако, не могло скрыть её ладную фигуру.
   Очередь дошла до парня.
   — Эрнст Бухарцев, — сказал профессор. — Моя жизнь в его руках…
   — В каком смысле? — не поняла Лена.
   Эрнст расплылся в улыбке и покрутил обеими руками, словно держался за баранку.
   — Очень приятно! — протянула ему руку Лена.
   — Можно просто Эрик, — гоготнул парень.
   На нем были фирменные джинсы и свитер. Без пальто Бухарцев выглядел ещё внушительнее: могучий торс, мощные бицепсы и, как говорится, буйволиная шея.
   На что обратила внимание Лена — нос у него был слегка деформирован.
   «Боксёр, что ли?» — подумала она и указала на дверь в комнату:
   — Прошу. Сядем, проводим старый год.
   — А Глеб? — огляделся профессор.
   Лена объяснила, что муж уехал к отцу в Ольховский район, где задержался по не зависящим от него причинам.
   — Оригинально, — усмехнулся профессор несколько растерянно. — Пригласил, а сам укатил.
   — Ничего, — успокоила его хозяйка. — Посидим без него.
   — Все-таки неудобно, — сказал Скворцов-Шанявский, заходя в комнату, где Федор уже зажёг свечи.
   Профессор так и застыл на пороге, восхищённо глядя на сверкающий хрусталь, фарфор и ёлочные шары.
   — Это наш большой приятель, — представила Лена. — Мастер на все руки.
   Тот назвался, пожал всем руки.
   — Чудно! Просто великолепно! — восторженно говорил Скворцов-Шанявский, обходя комнату.
   Он похвалил вкус хозяйки, сказал, что ему нравится все-все. И обстановка, и сервировка, и праздничное оформление. Когда он приблизился к бару, дверцы его неожиданно растворились. Профессор от неожиданности застыл, потом рассмеялся.
   Лена бросила взгляд на Федю. Тот с улыбкой кивнул и сказал, обращаясь к московскому гостю:
   — Возьмите, что вам нравится.
   Освещённые лампочкой и отражённые в зеркальной стенке, в баре стояли бутылки виски, джина, вермута — все импортное.
   — Благодарю, но, увы, я не пью. Тем более крепкое, — вежливо отказался профессор.
   — А вот «Чинзано», — подошла к бару Лена.
   Она взяла в руки красивую длинную бутылку, и тут же невидимый голос произнёс: «Пейте на здоровье! Но Минздрав предупреждает, что алкоголь — яд!»
   Сюрприз, приготовленный инженером, был принят со смехом и восторгом. И, усаживая Гриднева рядом с Орысей, Лена шепнула ему на ухо:
   — Здорово! Глебу очень понравится.
   Пришли Колчины.
   — А это наши соседи и добрые друзья, — представила их Лена. — Прошу любить и жаловать — Людмила и Пётр… Ну, слава богу, все в сборе. Мужчины, разливайте вино.
   Федя и Пётр откупорили шампанское, стали наполнять фужеры. Профессор отказался:
   — Рад бы в рай, да грехи не пускают.
   — Даже глоток шампанского? — огорчилась хозяйка.
   — Жёлчный пузырь… — виновато улыбнулся Валерий Платонович и показал на запотевший графин. — Это что? Сок?
   — Морс, — пояснила Лена. — Из черноплодной рябины.
   — Прекрасно! Что может быть лучше! — сказал профессор, наливая себе морс.
   Накрыла свой фужер рукой и Орыся, когда Гриднев собрался наполнить его.
   — Так нельзя, — запротестовал инженер. — Надо обязательно проводить старый год, чтобы вместе с ним ушли все беды и неприятности.
   — Спасибо, но, честно, не могу, — приложила руку к груди Орыся. — У меня в четыре утра поезд.
   — Всего один бокал! — уговаривал Федя.
   Орыся вздохнула:
   — Ладно… Но только один!
   Эрик тоже не пил.
   — За рулём, — кратко объяснил он.
   Настаивать никто не стал. Лена предложила сказать тост Скворцову-Шанявскому. Он отнекивался, мол, сам не пьёт, но все же поддался настойчивым просьбам.
   — Что же, — поднялся он, — будем считать, что в этом бокале вино… Дорогие друзья! Я впервые в этом доме, поэтому прежде всего выпьем, чтобы в нем всегда царили любовь и согласие! Я желаю Леночке и Глебу много-много счастья! Разумеется, благополучия и успехов тоже! Провожая старый год, пусть они, а заодно и мы, расстанемся с печалями и неприятностями. Пожелаем Ярцевым в новом году триста шестьдесят пять дней радости и исполнения всех желаний!
   Все встали, сдвинули бокалы.
   — И чтобы нашлись твои украшения! — добавила Люда Колчина, ещё раз чокаясь с Леной.
   — Дай-то бог, — вздохнула хозяйка.
   После тоста дружно принялись за еду. Профессор положил себе немного лобио, овощей, не притронувшись к мясу.
   — О каких украшениях идёт речь? — полюбопытствовал он у Лены, которая сидела рядом.
   — Не стоит об этом в такой вечер, — уклонилась было она от ответа.
   — Почему? — возразила Людмила и рассказала, что Ярцевых обокрали.
   — Представляете, — с жаром говорила она, — я, лично я говорила с вором!
   — Как?! — удивился профессор.
   — Понимаете, я позвонила сюда по телефону как раз в тот момент, когда их грабили! Из наших окон видно их окно в спальне. Я думала, что Лена дома. А мне ответил какой-то мужчина. Голос такой странный, глухой. Вроде как по междугородной…
   — Почему вы думаете, что это был вор? — спросил Валерий Платонович.
   — А кто же ещё? И милиционер сказал, что это был вор! — ответила Колчина, довольная тем, что завладела вниманием компании. — Я запомнила голос, честное слово! Тут же узнаю! Меня два раза расспрашивал оперуполномоченный.
   — Ладно, ладно, — недовольно осадил её муж. — Милиция и без тебя справится.
   — Ну и это… — проговорил с полным ртом Бухарцев, обращаясь к Лене. — Что милиция?
   — А! — махнула она рукой. — Следователь какой-то недотепанный. Представляете, все допытывался, куда я хожу, Глеб, в каких ресторанах бываем, кафе…
   — Зачем? — удивился Федор.
   — Видишь ли, его осенила гениальная идея, — усмехнулась Ярцева, — будто кто-то из гардеробщиков снял слепки с наших ключей. Двери-то открыли ключами, без отмычки.
   — Любопытная версия, — начал было Гриднев, но Лена его перебила:
   — Хватит об этом в конце концов! Давайте лучше поговорим о чем-нибудь весёлом! Кушайте, прошу!
   — Едим, едим, — откликнулся Пётр.
   — Вкуснота-а! — протянул Эрик, накладывая себе снова полную тарелку.
   — Изумительно! — поддакнула Людмила.
   — А вы, Орыся? — спросила Лена. — Отлыниваете…
   — Нет, что вы, я ем, — поспешно ответила гостья, беря на вилку маленький кусочек индейки, хотя Федор навалил ей всего.
   И вообще, Лена обратила внимание, что инженер очень внимателен к своей соседке, даже слишком. Сколько она помнит Федю, за ним такого не водилось.
   Приглядываясь к Орысе, Лена все больше убеждалась, что она красива. И красота её не стандартная, городская, а самобытная. Выразительные карие глаза, чувственные губы, мягкий овал чуть смуглого лица.
   «Ей бы модную причёску да эффектное платье…» — подумала Ярцева.
   Ещё она отметила, что гостья не то чем-то огорчена, не то просто устала. А это никогда не красит женщину.
   «Что-то не получается веселья, — с грустью подумала Лена. — Эх, Глеба нет! Уж он-то умеет завести компанию!»
   Мысли о муже не отпускали её. То охватывало отчаяние (не дай бог, с ним что-нибудь случилось!), то ревность (ох уж эта девица из Москвы!). Лена ждала, что вот-вот раздастся телефонный звонок от мужа. Но время шло, а Глеб не звонил.
   — Грустите? — Скворцов-Шанявский положил на руку Лены свою тёплую сухую ладонь.
   — А? — встрепенулась Лена, отрываясь от своих невесёлых размышлений. — Нет… Ничего… — На экране телевизора появилась Спасская башня, и часы стали отбивать двенадцать ударов. — Товарищи, товарищи! — спохватилась она.
   — Наливайте, а то провороним Новый год! Валерий Платонович, вам слово!
   Федя и Пётр спешно налили шампанского тем, кто пьёт. Профессор чинно поднялся и, когда прозвучал последний удар Кремлёвских курантов, прочувственно сказал:
   — С Новым годом! С новым счастьем!
   Люда чмокнула мужа в щеку, полезла целоваться с Леной, Фёдором и остальными. Лене показалось, что Петру это не очень понравилось, особенно когда его жена прикоснулась губами к щеке Эрика.
   — Целуйтесь, целуйтесь! — требовала Колчина. — Так принято!
   — Это на пасху христосуются, — буркнул её муж.
   Но его замечание потонуло в звуках музыки начавшегося новогоднего представления по телевизору.
   А профессор уже наклонился к хозяйке, чтобы запечатлеть на её щеке поцелуй. Потом к ней подошёл Гриднев, тоже с поцелуем.
   Концерт начался с вальса.
   — Потанцуем, — вдруг предложил Лене Скворцов-Шанявский.
   — С удовольствием! — охотно согласилась она. — Обожаю вальс!
   Профессор закружил её в танце. Федор немедленно пригласил Орысю, которая сначала отнекивалась, но потом сдалась, так как инженер был очень настойчив.
   Скворцов-Шанявский вёл партнёршу легко, изящно. В одном из пируэтов их тела прижались друг к другу, её грудь коснулась его груди, и Лена вдруг увидела странное выражение в глазах профессора. Всего на какой-то миг…
   Она хорошо понимала эти мужские взгляды, которые иногда ловила на себе.
   Лена растерялась, опустила глаза. Но в ней самой тоже что-то произошло. Она даже не осознала что. Во всяком случае, момент этот был приятен.
   — Валерий Платонович, — сказала она, чтобы как-то замять эту нечаянность, — все хочу спросить. Вы будущий оппонент у Глеба? Или как там называется…
   — Нет, — улыбнулся он. — Ваш муж не по моей епархии.
   — Значит, вы не историк? — округлила глаза Лена.
   — Сожалею, что разочаровал вас, — с иронией заметил профессор.
   — Вовсе нет, — смутилась Лена. — А чем вы занимаетесь, если не секрет?
   — Не секрет, — снова улыбнулся Скворцов-Шанявский. — Торговля. Кстати, тоже наука. Но мой профиль — ценообразование. А если ещё точнее — на овощи и фрукты. Езжу по стране, бываю за границей. Даю рекомендации, как лучше обеспечить покупателя вкусной витаминной продукцией.
   — Да вы патриот своего дела, — засмеялась Ярцева. — Настолько, что даже мяса не едите.
   — Понимаете, Леночка, люди продлевают старость, а я хочу подольше жить молодым, — полушутя-полусерьёзно пояснил профессор.
   Вальс кончился, и они вернулись к столу. Людмила, слышавшая их разговор, обратилась к профессору:
   — Вы уж извините… Я прямо… Что творится с овощами? До того дошло, что осенью, в разгар, так сказать, урожая за капустой очередь километровая стояла!
   — Люда! — укоризненно сказал Пётр.
   — Что Люда, что Люда? — оборвала его жена. — Я просто интересуюсь.
   — Пожалуйста, пожалуйста, — кивнул профессор.
   — Помидоры, перец, виноград — болгарские, яблоки — венгерские, — продолжала Колчина. — Неужели своих нет? Ведь огромные площади! Астраханская область, Ростовская, Краснодарский край, Кавказ, Средняя Азия! А Молдавия?.. Выполняют, перевыполняют, а где они, овощи и фрукты?
   — Больной вопрос, — вздохнул Скворцов-Шанявский. — Что вы сказали, правда. Увы, печальная. И виной тому плохая организация. Понимаете, вырастить урожай — полдела, а вот сохранить его, доставить покупателю — тут у нас ого сколько огрехов!
   — Но почему частник умеет сохранять? — горячилась Люда. — И доставлять? За примером далеко ходить не надо, — она показала на помидоры, огурцы и виноград на столе. — За тысячи километров привезли.
   — Все верно, — согласился профессор. — Верно. И все понимают: нужно что-то делать. Есть люди, мои коллеги, а также отдельные руководители, которые знают, как исправлять… Но требуется время! Коренная перестройка. Слава богу, сейчас взялись за неё серьёзно.
   — Я считаю, надо всем вкалывать по-настоящему, — вставил Пётр.
   — Что значит «вкалывать»? — чуть усмехнулся Валерий Платонович. — Вот я был в Японии, беседовал с бизнесменами… То, что японцы идут впереди всех стран капиталистического мира по производительности труда, — не секрет. Я спросил у одного менеджера, как им это удаётся? Очень просто, ответил он, необходимо, чтобы условия заставляли эффективно работать, а не управляющие.
   — Там конкуренция, — сказал Федор. — Железный закон: будешь делать плохо — прогоришь.
   — Не такой уж плохой закон, — серьёзно произнёс Скворцов-Шанявский. — При социализме тоже не годится работать некачественно.
   Зазвонил телефон. Лена бросилась к нему, думала, звонит Глеб. Но это был отец.
   — Подожди, — сказала Лена, — я возьму трубку в другой комнате.
   И она побежала на кухню.
   Антон Викентьевич поздравил дочь и зятя с праздником, пожелал всяческих благ. Потом взяла трубку мать Лены. Её интересовало, как проходит встреча Нового года, что на столе, довольны ли гости.
   — Все хорошо, мама! — ответила Лена. — Весело, настроение отличное!
   Она скрыла отсутствие Глеба и, когда разговор закончился, подумала, что этот вечер представляла себе совсем иначе: будет смех, танцы, розыгрыши, а она — королева компании, весёлой, интересной…
   «И что за гости? — удивлялась Ярцева. — Этот Эрик… Или глупо улыбается, или молчит. Пришибленная Орыся… Вот профессор действительно светский человек».
   Внимание Скворцова-Шанявского льстило ей.
   — Можно? — заглянул он на кухню.
   — Ой, извините за беспорядок! — стала оправдываться хозяйка.
   — Очень милый беспорядок, — улыбнулся Валерий Платонович. — В моей огромной холостяцкой квартире полный порядок, и, увы, скучно.
   Лене показалось, что о своём холостяцком положении профессор обмолвился не просто так.
   — Глеб? — кивнул на телефон профессор.
   — Родители… Вы знаете, я уже волнуюсь, — призналась Лена. — Почему он не звонит? Неужели в пути? Такая гололедица… Пьяные за рулём…
   — Да, да, — сочувственно кивнул Валерий Платонович. — Но вы не переживайте. Не забивайте себе голову страхами.
   В комнате включили магнитофон. Яростный рок-н-ролл заполнил всю квартиру.
   — Вообще-то, — улыбнулся профессор, — бросить в новогоднюю ночь такую очаровательную жену… — Он покачал головой.
   — А ну его! — вырвалось у Лены, у которой обида на мужа перерастала в злость.
   — Мне так нужно с ним переговорить, — вздохнул профессор.
   — Попробую заказать разговор, — сказала Ярцева, жалея, что не сдержалась.
   На междугородной сообщили, что линия перегружена, и приняли заказ только по срочному тарифу.
   — Подождём здесь, — сказала Лена, опуская трубку на рычаг. — Там шум.
   — Она заметила, что Скворцов-Шанявский пристально смотрит на неё, смутилась.
   — Франция? — спросил он, имея в виду платье.
   — Шила у портнихи. Здесь.
   — Да ну! — не поверил профессор. — Честное слово, подумаешь, что от Диора! Летом я был в Париже. Зашёл в магазин на Елисейских полях. Тут же подбегает продавец: что угодно? А в зале — ни одной души… Какие платья! Мечта! Я вежливо поблагодарил и вышел.
   — Валюты не было?
   — Была-а, — протянул со вздохом профессор. — Не для кого покупать…
   Лена засмеялась. Валерий Платонович удивлённо вскинул брови.
   — Обычно бывает наоборот, — пояснила Лена. — Есть для кого, но не на что.
   — Вам идут красивые вещи, Леночка, — сказал профессор. — Вас надо одевать, как куколку.
   Лена от таких приятных слов зарделась.
   — Думаю, мой муж будет в состоянии…
   — Дай-то бог. Хотя наука, увы, занятие не очень рентабельное. Я имею в виду материальное вознаграждение.
   — Глеб в этом году станет кандидатом, — с гордостью сказала Лена и, увидев ироническую улыбку профессора, добавила: — И тут же сядет за докторскую.
   — Вы знаете, когда я был ещё без учёной степени, мне казалось: вот защищусь, стану кандидатом — деньги некуда будет девать… И что же? Четыре года угрохал на диссертацию! Света, можно сказать, белого не видел. Получил корочки. И вместо восьмидесяти стал получать сто семьдесят!
   — А когда стали доктором?
   — Четыреста. Но что такое четыреста рублей? Вот, например, вам нужны сапоги. Ведь дешевле ста пятидесяти нет! Я имею в виду сапоги так сапоги…
   Арифметика, которую привёл профессор, обескуражила Лену.
   — Глеб говорит, что будет писать монографии, а ведь за них платят?
   — Милая моя, о чем вы говорите! — покачал головой профессор. — Хорошо платят за художественную литературу. Да и то тем писателям, которые, так сказать, в обойме. Уверяю вас, их не так уж много. А большинство… — он махнул рукой. — Есть у меня знакомый. Поэт. Выпустил за двадцать лет пять тоненьких книжек… Как-то он признался мне, что если бы не зарплата жены, положил бы зубы на полку. А что касается научной литературы… во-первых, очень трудно опубликовать. Во-вторых, платят копейки. А если работа плановая — вообще ничего.
   — Неужели все так? — не могла поверить Ярцева. — Ну а вы? Машина у вас?..
   — Леночка, я профессор уже семнадцать лет. Консультирую Госагропром. Живу один! — подчеркнул Валерий Платонович. — И потом, бываю за границей. Имею возможность привозить кое-что.
   Громко и часто зазвонил телефон. Лена взяла трубку, готовясь высказать мужу все, что у неё накопилось. Но телефонистка жестяным голосом произнесла:
   — Ваш абонент в Ольховском районе не отвечает.
   — Как не отвечает? — вырвалось у Лены.
   — Могу соединить с другим номером. Говорите, с каким?
   — Другого нет…
   — Что делать с заказом? Снимать?
   — Можно повторить? Через полчаса?
   — Хорошо, я повторю.
   Послышались гудки. Лена стояла в растерянности, продолжая прижимать трубку к уху. Она не знала, что и думать. Почему нет дома даже Златы Леонидовны?
   — Леночка, не переживайте, — сочувственно сказал профессор. — Пойдёмте к гостям… Отвлечётесь…
   — Да-да… Сейчас… Вы идите, Валерий Платонович, — кивнула Лена, кладя трубку на рычаг.
   — Я буду ждать, — улыбнулся Скворцов-Шанявский, покидая кухню.
   Лена едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Она была почти уверена: все это неспроста. Заговор… Против неё…
   Колчин включил магнитофон и прибавил громкость телевизора. Все уставились на экран. Новогоднее представление было на редкость неинтересным. Но другого развлечения не было.
   Опять зазвонил телефон. Лена взяла трубку.
   — Ольховку заказывали? — спросила телефонистка.
   — Да, да! — заволновалась Лена.
   — Номер опять не отвечает… Что будем делать?
   — Повторите, пожалуйста. Через полчаса.
   — Хорошо.
   Все напряжённо смотрели на Лену. Ей стало неловко и стыдно перед гостями.
   — Гуляют, наверное… В деревне принято ходить из дома в дом, — произнесла она натянуто-весело. — Как насчёт чая?
   — С удовольствием, — потёр руки профессор.
   Другие тоже охотно согласились.
   Ярцева попросила Людмилу помочь ей, и, когда они зашли на кухню, закрыла дверь поплотнее.
   — Твой Петя весь кипит, — сказала она негромко.
   — Ой, беда с ним! — вздохнула Колчина. — Каждый раз одно и то же! Ну потанцевала разок с другим, так что с этого?
   — Ладно, ладно… Не дразни его…
   Потом смотрели телевизор, пили чай. Пироги хозяйки шли на «ура».
   Федор снова включил магнитофон и пригласил Орысю танцевать. Эрик встал, хотел подойти к Людмиле, но Колчин неожиданно заявил, поднимаясь:
   — Лена, спасибо огромное за угощение…
   — Как, уже уходите? — удивилась она.
   — Ты же знаешь, мама там одна. И Гришка что-то капризничал. Неважно себя чувствовал, — объяснил Пётр, глядя в сторону.
   Люда поджала губы. Всем стало неловко.
   — Да и мне пора, — сказала Орыся. — На вокзал.
   — Мы вас подбросим, — отозвался профессор.
   — И вы тоже? — огорчилась хозяйка.
   — Пора и честь знать, — улыбнулся Скворцов-Шанявский.
   Все гурьбой повалили в прихожую.
   Лена тоже оделась: решила спуститься вниз, проводить гостей. Федор бросился в кухню и вернулся со своим портативным телевизором.
   — Орыся, возьмите, — произнёс он взволнованно. — На память.
   — Нет, нет, нет! — замахала она руками.
   — Прошу!.. Я сам сделал… — растерянно умолял инженер.
   — Нехорошо обижать, — заметил профессор с улыбкой. — Человек предлагает от всей души.
   — Прямо не знаю… — зарумянилась Орыся.