Страница:
– Вот, – сказал он. – Это называется «тушеное мясо с овощами», приготовленное в горшочке по специальному рецепту.
У Тусоны было совсем иное мнение насчет того, как это называется. Несколько секунд она с опаской смотрела на свою порцию, а потом зажмурилась, перевела дыхание и сунула себе в рот целую ложку тошнотворной отравы. К ее вящему удивлению, эта отрава сразу ее не убила. Да, следовало признать, что мясо обладало всеми вкусовыми достоинствами старых ботинок, но если наплевать на подозрительно короткие и курчавые черные волоски, которые временами попадались в вареве, оно было почти съедобным. Почти, но все же не совсем.
– Ну как? – с лучезарной улыбкой осведомился Тарл.
– Ты кого-то клятски счастливой женой сделаешь, – пробурчал Ронан, пытаясь определить, не сломал ли он зуб об один из кусков трижды клятского мяса.
– В смысле?
– Ты еще для Гебрали не готовил?
– Было как-то раз.
– Так вот почему она в Ай'Эле осталась!
– Эй, вам что, мое деликатесное блюдо не нравится?
Ронан открыл было рот, собираясь дать предельно честную, откровенную и подробную оценку варева, но вдруг почуял между зубов жесткий волосок и сделал паузу, чтобы его удалить. Тусона поспешно вмешалась.
– Блюдо просто замечательное, – объявила она. – Особенно учитывая, где мы находимся и как быстро ты его приготовил. – «А также, – добавила она про себя, – учитывая, какая ты бездарная пародия на повара и что кулинарных способностей у тебя как у вонючей крысы, а внимания к гигиене даже меньше».
До глубины души тронутый, Тарл заулыбался.
– Спасибо, – поблагодарил он.
– На здоровье, – отозвалась Тусона и вдруг заметила, как Ронан на нее пялится. У него был вид человека, абсолютно убежденного в том, что его возлюбленная минуту назад безнадежно свихнулась. Тогда она поспешила сменить тему:
– А как там Гебраль? Ведь ты прошлой ночью с ней разговаривал.
– Нормально. За эти пять дней ничего не изменилось. Толпа горожан Ай'Эля по-прежнему держит Мертвых Ребят в осаде, но никакой опасности нет. У Геб столько Силы, что она осаждающим не по зубам, и они начинают это понимать. Не будь она так мягкосердечна, она бы уже сейчас могла их отвадить, но она все говорит, что они не виноваты, что на них заклинание Контроля лежит. Короче, не хочет она никому вредить, пока ее по-настоящему не припрет. Тем не менее она прикидывает, что через несколько дней ей удастся оттуда ускользнуть и к нам присоединиться. Она не хочет, чтобы мы без нее за «Оркоубойную» принимались.
– Ее Сила нам бы очень не помешала. С этими старперами ухо востро держи. – Тут Тусона ненадолго умолкла и, склонив голову набок, задумчиво взглянула на Тарла. – А знаешь, – продолжила она затем, – с твоим послужным списком и установкой на верность мне очень странно, что Гебраль тебя хоть на минуту от себя отпускает. Должно быть, ты у нее в страшном доверии.
По лицу Тарла расползлась смущенная улыбка. Желая ее скрыть, он опять от души приложился к винному бурдюку.
– Геб очень мне доверяет, – выдохнул он, когда откашлялся. – Больше, чем я сам себе доверяю.
Лежащий у их ног осел, явно наслаждаясь разговором, лениво приоткрыл глаз.
– Да уж, доверяет, – фыркнул он. – Слышал я, как они прощались. Чуть весь обед обратно не выложил.
– Да ладно тебе, – забормотал сконфуженный Тарл.
– Ах, милый, ах, любимая… Тьфу! А знаете, что этот мудак потом выкинул?
– Слушай, Котик, ты не заткнешься?
– Нет, знаете, что этот несчастный мудозвон потом отмочил?
– Клят, Котик, я тебе все уши…
– А что он отмочил? – дружно гаркнули Ронан с Тусоной.
– Попросил ее заклятие Супружеской Верности на него наложить, только и всего. И она наложила.
Тарл вдруг понял, что все трое смотрят на него с дурацкими ухмылками на довольных физиономиях. Тогда он напряженно уставился на свою миску.
– Заклятие Супружеской Верности? – рассмеялся Ронан. – И как оно работает?
– Тебя не касается! – буркнул Тарл, сделавшись цвета перезревшей гафны.
– Ну-ну, друзьям-то расскажи, – попросила Тусона, с трудом стараясь сохранить серьезное лицо. – Нам интересно.
– Не хочу я об этом!
– Зато мы хотим. Тебе вообще перестают другие люди нравиться или у тебя просто не…
– Если тебе так интересно, – рявкнул Тарл, – то мне бывает очень больно всякий раз, когда у меня… когда это самое… ну, короче, когда эта ерунда… – Тут он заскрипел зубами, не в силах найти подходящие слова, и лишь безнадежно махнул рукой.
– То есть, – сформулировала за него Тусона, – тебе больно всякий раз, когда у тебя член встает?
Тарл с несчастным видом кивнул:
– Если только я при этом о Геб не думаю. Зверская боль. Ты просто не представляешь.
– Еще бы. Как я, интересно, смогла бы это представить? – отозвалась Тусона. Она посмотрела, как Тарл сидит там, буквально корчась от смущения, и не на шутку его пожалела. Но затем она опустила взгляд на застывшее дерьмо у себя в миске, на эту состряпанную Тарлом возмутительную пародию на еду, и ощутила во рту гнусный привкус, будто прожевала ментоловую жвачку, которая перед этим долго в луже затхлой мочи валялась. Тут же вся ее симпатия к Тарлу волшебным образом испарилась. Что, в самом деле, за клятство такое? Она устала и промокла, ее раненое бедро пульсировало болью, а ее ни за клят собачий заставили целую ложку патентованного дерьма проглотить! Тусона опустила взгляд на Котика. Заметив в ее глазах озорной блеск, низкорослый осел подмигнул.
– Между прочим, ничего странного, что Тарлу пришлось к такому средству прибегнуть, – невинным тоном заметил он. – Я хочу сказать, женщины так на него и кидаются. Причем клят знает почему. Какая роскошная девушка к нему в «Последнем грамме» клеилась, еще когда мы в Забадае торчали! Помнишь ее, Тарл?
– Клят, еще как! Просто не поверите, что она мне посулила…
– А как насчет Серены? – перебила Тусона. – Помнишь тогда в Вельбуге? Ох и горяченькое же она тебе приготовила!
– Какая девушка! – вздохнул Тарл, и вид у него при этом стал немного мечтательный.
– А помнишь, как ты с ней познакомился? Она в такой короткой юбочке была, все тебе улыбалась и эдак бедрами поводила…
– Как я мог забыть? Она была… ой! Она… ай!
Тарл внезапно скорчил жуткую гримасу и стал неловко хвататься за свои интимные органы, а Ронан, поначалу несколько озадаченный разговором, решил тоже подключиться.
– А помнишь, как она тебя в том наряде ждала? – ухмыльнулся он.
– Ох! Нет, даже думать об этом не хочу! Ой!
– А как тебе рожки и овечья шкура? А черные резиновые сапожки? А как у нее на попке пушистый хвостик болтался?
– Ай! Ой! Клят, как больно! Уй!
– А по плечам светлые волосы свисали…
– Вв! Мм! Ух-х!
– И ты рассказывал, что такой сладенькой попки еще никогда не кусал!
– Ай! Ой! Клят! Гады! Подонки! А-ай!
Тарл внезапно вскочил, согнулся почти вдвое и, отчаянно хватаясь за ноющее причинное место, доковылял до двери. Затем, стеная от боли, он исчез под дождем. Тусоне стало немного неловко, ибо реакция Тарла оказалась куда острей, чем она ожидала, зато Котик с Ронаном радостно хихикали.
– Ох, как славно, – выдавил из себя осел. – Никогда от этого зрелища не устану.
– А что, такое уже бывало? – спросил Ронан.
– Конечно. Почти всякий раз, как мимо красивая девушка проходила. Ну Тарл и мудак!
– Надеюсь, с ним все в порядке, – пробормотала Тусона. – Вряд ли ему стоит одному там разгуливать, когда нами так «Оркоубойная» заинтересовалась.
– Не беспокойся, – успокоил осел. – Я пойду за ним пригляжу.
Он встал и просеменил к двери, а затем, распластав уши по шее и пригнув голову, выскочил вслед за Тарлом в предвечерний сумрак. Тусона посмотрела, как он исчезает под дождем, после чего, порывшись в рюкзаке, достала оттуда буханку свежего хлеба и немного сыра. Разделив провизию пополам, она отдала половину Ронану. Затем они удобно расселись в теплом сене, щедро рассыпанном по полу, и принялись жадно поглощать пищу, стремясь успеть до возвращения Тарла.
– Ты правда думаешь, что совету за нами уследить не слабо? – с полным ртом пробормотал Ронан. – Мы клятски быстро передвигались.
– Нет, не думаю. Я просто хотела от Котика избавиться, чтобы он про нашу трапезу Тарлу не разболтал. Эти двое друг друга стоят. Котик бы растрезвонил, а Тарл бы потом дулся.
– Так ты считаешь, мы в безопасности?
– Какая тут может быть безопасность, когда Тарл еду готовит? Хотя, если серьезно, я именно так считаю. А ты нет? Сам же говоришь – передвигались мы быстро. Кроме того, особых следов за собой не оставили, так что вряд ли кто-то сможет прикинуть, куда мы путь держим. По-моему, все в порядке. Честно говоря, сильно сомневаюсь, что в радиусе пятидесяти миль у нас враги есть. Я это нутром чую, а оно меня редко подводит.
Ронан улыбнулся и совсем размяк в теплом сене. Он по опыту знал, что на нутро Тусоны можно было железно положиться. До сих пор подобные ее предсказания отличались стопроцентной точностью. Было крайне прискорбно, что она выбрала именно этот день и час, чтобы стопроцентно ошибиться.
Едва научившись ходить, юный Крюгер вовсю топал по дому, выискивая насекомых, чтобы на них наступить. Поначалу это казалось безвредной шалостью (если вам только не случилось родиться насекомым), однако со временем он перешел к более сложным проектам и начал экспериментировать, бросая муравьев в паутины и отрывая крылышки мухам. Вскоре у всех окрестных пауков осталось совсем мало лап, а если у какой-то из домашних мух возникало желание посмотреть, что там за такой интересный кусок дерьма в саду, ей приходилось туда идти.
Озабоченные столь очевидной склонностью к насилию и взволнованные тем, как юный Крюгер, сжимая и разжимая кулачки, сидит у окна и смотрит на соседскую кошку, родители купили ему золотую рыбку в надежде на то, что это научит его любить и уважать животных. Малыш битых два часа сидел и смотрел, как предполагаемый объект его нежной привязанности плавает в аквариуме, но стоило только его матери выйти из комнаты, как он вытащил рыбку из воды и раскатал маминой скалкой. Лежа той ночью в кроватке с насквозь пропитанной слезами подушкой и отметинами отцовского ремня на ягодицах, Крюгер пришел к заключению, что в дальнейшем ему, пожалуй, не повредит немного скрытности.
Несколько недель спустя в аквариуме появилась другая золотая рыбка. Крюгер опять сидел и наблюдал, но когда его родители вышли из комнаты, он ничего такого не сделал, а только продолжал наблюдать. Он хорошо усвоил первый урок. Только через несколько дней, когда они с мамой ходили по магазинам, его любимое существо довольно загадочным образом загнулось. К ужасу его матери и тайному восторгу Крюгера, когда они пришли домой, рыбка плавала в аквариуме кверху брюхом. Родители посчитали это несчастным случаем, но после того, как еще три золотые рыбки, два котенка, пара хомячков и щеночек встретили необъяснимый конец, причем Крюгера всякий раз при этом не было дома, у них возникли смутные подозрения. А когда его отец прокрался наверх в детскую и застукал Крюгера за подмешиванием толченого стекла в обед для их нового щеночка, эти подозрения резко переросли в уверенность. Крюгер провел еще одну болезненную ночь, рыдая в подушку, а поток домашних животных внезапно прекратился.
Вскоре после этого Крюгер пошел в школу. Поначалу, хотя он упорно не желал не только заводить друзей, но и просто общаться с другими учениками, никаких эксцессов не случалось. Но затем, вскоре после того инцидента, когда несколько одноклассников гонялись за Крюгером, обзывая его обидными кличками и забрасывая камнями, началась целая серия загадочных недугов и несчастий. Два одноклассника скончались, а еще девять надолго слегли. Его классная руководительница, мучимая смутными подозрениями, навестила родителей Крюгера, и тот провел третью ночь с мокрой подушкой и ноющей задницей. Трое суток спустя учительницу нашли мертвой у себя дома. Доктор сказал, что такой смертью обычно умирают люди, которые случайно наглотались толченого стекла.
Через час после этих новостей родители Крюгера упаковали все его пожитки, доставили его до Гильдии Киллеров и сдали туда в качестве ученика-контрактника. Вернувшись домой, они дружно испустили вздох облегчения, от всего сердца радуясь тому, что сумели избавиться от смертоубийственного отпрыска, прежде чем он переключил свое внимание на них. Они рано радовались. К несчастью, когда они тем же вечером решили отпраздновать свое чудесное избавление от грязного выродка, они выбрали бутылку сидорского бренди, которую этот самый выродок неделю тому назад аккуратно и незаметно отравил крысиным ядом. В результате юный Крюгер, сам того не ведая, стал сиротой.
Его новый дом, штаб-квартира Гильдии Киллеров Ближнего Абассала, служил также домом четырем магистрам-киллерам, восьми братьям-киллерам, девяти стажерам и пятнадцати ученикам, но несмотря на тот факт, что теперь он жил среди своих сверстников и единомышленников, Крюгер все равно смотрел на них с подозрением и держался особняком. Первые несколько недель он был просто чудом послушания, проявляя почтительную вежливость к старшим и с необыкновенным прилежанием выполняя различные задания. Но в один прекрасный день, после того как достопочтенный брат Душегуб несправедливо выбранил его и вздул за чужую проделку, старые привычки взяли свое, и Крюгер решил осуществить месть.
Однако на сей раз он встретил достойного противника. Его наставники старались бдительно распознавать подобные позывы, ибо практически за всеми учениками Гильдии Киллеров водилась тайная страстишка по-тихому убивать себе подобных. Так что попыток юных учеников прикончить своих товарищей или учителей там уже ожидали. По сути, такие попытки даже считались необходимыми, и личный наставник Крюгера брат Душегуб так тревожился за ангелочка, которого вверили его попечению, что решил немного ускорить дело, наказав юного ученика за проступок, которого тот не совершал. Когда тем же вечером брат Душегуб обнаружил в своей тарелке массу толченого стекла, это стало радостным событием для всей Гильдии за исключением самого Крюгера, который провел еще одну мучительную ночь, рыдая в подушку.
Наставники юного киллера сочли, что он, так сказать, доказал свою профпригодность. На следующее утро его отвел в сторонку Тим Дырокол, один из магистров-киллеров, и Крюгер удостоился часового инструктажа на предмет истории, законов и верований Гильдии. Ему было особо указано на то, что попытка убить члена столь закрытой и сплоченной организации – не слишком удачная мысль, если только он сам хочет остаться в живых. Затем ему изложили Первый Закон Гильдии Киллеров: «Ни один киллер не вправе убить, попытаться убить или преднамеренно вызвать смерть другого члена Гильдии». Его также предупредили, что нарушение любого из десяти законов Гильдии повлечет за собой немедленное исключение. Ему обрисовали все преимущества членства в Гильдии, не последним из которых было получение немалых денег за хитрые и загадочные убийства себе подобных. Очевидно, любой из высших чинов делал себе на этом целое состояние. Разумеется, приканчивать себе подобных можно было и вне Гильдии, но власти, как правило, косо смотрели на подобные убийства, расценивая их как преступления, и дело обычно заканчивалось вежливым приглашением на одну из публичных казней, причем в качестве жертвы, а в не качестве палача.
Крюгер опять усвоил урок. Начиная с того дня он целиком погрузился в жизнь Гильдии, и вскоре всем стало очевидно, что у него редкий талант. Первое свое официальное убийство он осуществил в четырнадцать лет, использовав яд собственного изобретения, чтобы устранить излишне ревностного сборщика налогов, который не на шутку досаждал купцам Жлобиуса. По мере того как шли годы и множились убийства, Крюгер постепенно поднимался по служебной лестнице и в конце концов, в беспрецедентном возрасте двадцати лет, сделался магистром-киллером. Слава его все росла, пока при одном лишь упоминании его имени даже наихрабрейшие из воинов начинали печалиться.
Так что, когда несколько лет спустя председатель совета директоров корпорации «Оркоубойные мечи» заключил с Гильдией Киллеров Открытый Контракт на Ронана, именно Крюгер оказался наиболее очевидной фигурой для выполнения столь сложного и рискованного задания. Фециант передал Гильдии исчерпывающее досье на требуемый объект, и Крюгер несколько дней внимательно его изучал. Он уже слышал о Ронане, и тот факт, что он близко сошелся с Тусоной из Вельбуга, сильно все затруднял. Впрочем, согласно досье, председатель принял меры, чтобы в нужное время резко побудить их к действию, и теперь, по догадке Крюгера, они вместе с парой друзей направлялись из Убалтая в Вельбут для встречи с магом Антраксом. Передвигались они тайком, но быстро.
Крюгер хорошенько обо всем этом поразмыслил. Вверх по реке они не поплывут, решил он. Слишком медленно. К Дальнему Абассалу, опасаясь чумы, они приближаться не станут. Через Хромовые горы они не пойдут, потому что торопятся, а значит, обойдут их с востока. Таким образом, район поиска сужался до пяти-шести миль в поперечнике. К несчастью, это был район садов, виноградников и оливковых рощ, и даже человек пятьдесят могли пройти там незамеченными. Однако если дальше они направятся к Илекской равнине, то там скрыться будет практически невозможно…
Несколькими неделями раньше оркское воинство Шикары черной волной прокатилось по изобильным пахотным землям Сидора, сжигая, вытаптывая и уничтожая посевы. В результате после него остался след выжженной земли шириной в полмили. Эта полоса сельской местности была так выровнена и опустошена, что по ней, не привлекая внимания, даже блоха бы не проскочила. Таким образом, если бы Крюгер примерно в миле друг от друга расставил там наблюдателей, никто не смог бы пробраться мимо них незамеченным. Ему потребовалось бы по меньшей мере шесть человек, но раз уж на то пошло, для выполнения задания, связанного с ликвидацией таких прославленных воинов, как Ронан и Тусона, ему в любом случае пришлось бы затребовать тех же самых шесть киллеров. Ведь именно Ронан несколько месяцев назад убил в Вельбуге магистра-киллера Карфа. По сути, если задуматься, еще разумнее были бы восемь подручных…
Вот так и вышло, что Крюгер притаился в чудом уцелевшем стоге сена на северном краю полоски выжженной земли, оставленной оркским воинством, а еще восемь киллеров расположились в миле друг от друга дальше к востоку. Крюгер предупредил остальных, что они вполне могут проторчать там несколько дней в ожидании мишени, которая очень даже может так и не объявиться. Уже не в первый раз он проводил почти неделю в такой вот засаде, обходясь без сна и едва осмеливаясь вытянуть ноги и немного передохнуть под покровом ночи. Тренировка киллеров подготовила его к этому испытанию, которое вообще-то являлось всего лишь составной частью ремесла, но уж больно оно было утомительным и монотонным. Сперва оглядывать землю к востоку, затем смотреть, нет ли в небе дымового знака (именно такой сигнальный метод предпочитала использовать Гильдия), затем давать глазам немного отдохнуть, затем опять все по новой, и опять, и опять… Тем не менее все это требовалось проделывать, а посему Крюгер, как и остальные члены его отряда, словно труп лежал в стогу сена, не обращая внимания на застывшие мышцы, которым страстно хотелось хоть разок сократиться, и даже не подозревал о том, насколько точной оказалась его прикидка. Дело заключалось в том, что Ронан и его друзья провели ночь в амбаре в считанных милях к югу оттуда, а в настоящий момент направлялись прямо к ним.
Когда низкорослый осел в конце концов привел его обратно в амбар, выяснилось, что мокрый до нитки Тарл жутко на них обозлился. Он холодно проигнорировал извинения Тусоны и не обратил ни малейшего внимания на торжественные заверения Ронана о том, в каком они на самом деле восторге от его кушанья. Решительно прошагав мимо них, Тарл сорвал с себя всю одежду, завернулся в дурно пахнущую тряпку, которую он почему-то называл одеялом, прилег в углу за сеном и уснул.
Обычно, просыпаясь наутро, Тарл обнаруживал себя в лучшем, более милостивом расположении духа, однако тут, проснувшись наутро, он обнаружил себя в небольшой луже собственного варева. По крайней мере его физиономия точно там находилась. Ронану с Тусоной пришлось сознаться в том, что вчера вечером, пока его не было, они по-тихому опорожнили в углу свои миски, а когда он прилег там поспать, то, мокрый до нитки, ничего такого не заметил. Варево и в горячем виде было приличной гадостью, но холодное как лед оно просто невообразимо воняло, а к тому же имело такую удачную консистенцию, что намертво прилипало подобно какой-то смрадной пиявке. Тарл совсем измучился и страшно расстроился, причем не только из-за того, что друзья не оценили его кулинарных талантов. У него было явственное чувство, что когда Ронан сравнивал вкус его кушанья с испорченным дерьмом ленката, он вовсе его не оскорблял, а всего лишь был убийственно точен. Так что Тарл в гневном расстройстве шагал вперед, и Котик ничуть не улучшал ситуацию, отпуская дурацкие шуточки про «срань-кебабы» и «подгуляш», а также временами нарочито громким голосом именуя Тарла «какашеваром».
Они все еще путешествовали по району богатых сельскохозяйственных угодий, топая по дорогам, вьющимся меж высоких хлебов или густых оливковых рощ, когда Котик принялся излагать «Повесть о том, как Тарл обед для Гебрали готовил». Тарл, чувствуя себя в высшей степени неловко и не желая выслушивать подлый донос, прибавил шагу. А Ронан с Тусоной так увлеченно слушали ослиные россказни, что, напротив, сбавили ход. Таким образом, когда они внезапно вышли к широкой полосе выжженной земли, что тянулась с востока на запад подобно зияющей ране, Тарл топал по ровной дороге метрах в пятидесяти впереди остальных, бросаясь в глаза любому возможному наблюдателю почище паука в белой эмалированной ванне.
– Тарл! – громко зашипел Ронан. – Ты хоть пригнись! Тебя же за десятки миль видно!
Но либо Тарл его не услышал, либо просто был не в настроении выслушивать разных безмозглых качков, чьи клятские приказы совершенно его не клятали. Так или иначе, прямой как палка, он продолжал маршировать дальше.
– Вот мудак! – возмутился Ронан. – Мы всю дорогу таились, а он эдакой жердью по чистому полю топает!
– Да брось, – махнула рукой Тусона. – Вокруг нас сейчас на пятьдесят миль никаких врагов нет. Тарл, конечно, редкая дубина, но тут просто некому его засечь.
Ронан медленно кивнул и заулыбался. К несчастью, он и ведать не ведал, что у Тусоны на этой неделе с предсказаниями не иначе как беда творилась.
Какой-то вшивый шибздик театрально топал по голой, выжженной земле метрах в пятидесяти от стога, а за ним еще метров через пятьдесят следовали три другие фигуры: здоровенный чернокожий воин, невысокая воительница и лохматый низкорослый осел. Прямо на глазах у потрясенного Марвуда осел оглядел почерневшую, усеянную пеплом землю и громко обратился к ушедшему вперед шибздику, спрашивая, не вздумал ли тот на сей раз сельскую местность приготовить.
Марвуд поспешно пригнулся, сердце его забилось где-то во рту. Говорящий осел? Семь цветов дерьма, да ведь это они! Объект и его спутники! Второй такой компашки по Неверному Сидору бродить не могло! Скрытый сеном, Марвуд лежал, не осмеливаясь даже пошевелиться. Только когда все шаги затихли и он обрел полную уверенность, что его никто не увидит, он рискнул выбраться из укрытия.
Трясущимися руками выковыряв из рюкзака пачку растопки, Марвуд приготовился послать дымовой знак, который сообщил бы другим киллерам о том, что объект замечен и что операция может переходить в следующую фазу. И ведь именно он, Марвуд, его засек! Наконец-то он все как надо сделал! А теперь, поклялся он себе, он как следует разожжет костер. И тогда другие ученики заткнутся со своими шуточками про спецсигнал Марвуда, густой столб черного дыма, который обычно за десять миль видать и который означает: «Клят, ребята, я тут ненароком всю клятскую степь запалил!» На сей раз он будет ох как осторожен.
У Тусоны было совсем иное мнение насчет того, как это называется. Несколько секунд она с опаской смотрела на свою порцию, а потом зажмурилась, перевела дыхание и сунула себе в рот целую ложку тошнотворной отравы. К ее вящему удивлению, эта отрава сразу ее не убила. Да, следовало признать, что мясо обладало всеми вкусовыми достоинствами старых ботинок, но если наплевать на подозрительно короткие и курчавые черные волоски, которые временами попадались в вареве, оно было почти съедобным. Почти, но все же не совсем.
– Ну как? – с лучезарной улыбкой осведомился Тарл.
– Ты кого-то клятски счастливой женой сделаешь, – пробурчал Ронан, пытаясь определить, не сломал ли он зуб об один из кусков трижды клятского мяса.
– В смысле?
– Ты еще для Гебрали не готовил?
– Было как-то раз.
– Так вот почему она в Ай'Эле осталась!
– Эй, вам что, мое деликатесное блюдо не нравится?
Ронан открыл было рот, собираясь дать предельно честную, откровенную и подробную оценку варева, но вдруг почуял между зубов жесткий волосок и сделал паузу, чтобы его удалить. Тусона поспешно вмешалась.
– Блюдо просто замечательное, – объявила она. – Особенно учитывая, где мы находимся и как быстро ты его приготовил. – «А также, – добавила она про себя, – учитывая, какая ты бездарная пародия на повара и что кулинарных способностей у тебя как у вонючей крысы, а внимания к гигиене даже меньше».
До глубины души тронутый, Тарл заулыбался.
– Спасибо, – поблагодарил он.
– На здоровье, – отозвалась Тусона и вдруг заметила, как Ронан на нее пялится. У него был вид человека, абсолютно убежденного в том, что его возлюбленная минуту назад безнадежно свихнулась. Тогда она поспешила сменить тему:
– А как там Гебраль? Ведь ты прошлой ночью с ней разговаривал.
– Нормально. За эти пять дней ничего не изменилось. Толпа горожан Ай'Эля по-прежнему держит Мертвых Ребят в осаде, но никакой опасности нет. У Геб столько Силы, что она осаждающим не по зубам, и они начинают это понимать. Не будь она так мягкосердечна, она бы уже сейчас могла их отвадить, но она все говорит, что они не виноваты, что на них заклинание Контроля лежит. Короче, не хочет она никому вредить, пока ее по-настоящему не припрет. Тем не менее она прикидывает, что через несколько дней ей удастся оттуда ускользнуть и к нам присоединиться. Она не хочет, чтобы мы без нее за «Оркоубойную» принимались.
– Ее Сила нам бы очень не помешала. С этими старперами ухо востро держи. – Тут Тусона ненадолго умолкла и, склонив голову набок, задумчиво взглянула на Тарла. – А знаешь, – продолжила она затем, – с твоим послужным списком и установкой на верность мне очень странно, что Гебраль тебя хоть на минуту от себя отпускает. Должно быть, ты у нее в страшном доверии.
По лицу Тарла расползлась смущенная улыбка. Желая ее скрыть, он опять от души приложился к винному бурдюку.
– Геб очень мне доверяет, – выдохнул он, когда откашлялся. – Больше, чем я сам себе доверяю.
Лежащий у их ног осел, явно наслаждаясь разговором, лениво приоткрыл глаз.
– Да уж, доверяет, – фыркнул он. – Слышал я, как они прощались. Чуть весь обед обратно не выложил.
– Да ладно тебе, – забормотал сконфуженный Тарл.
– Ах, милый, ах, любимая… Тьфу! А знаете, что этот мудак потом выкинул?
– Слушай, Котик, ты не заткнешься?
– Нет, знаете, что этот несчастный мудозвон потом отмочил?
– Клят, Котик, я тебе все уши…
– А что он отмочил? – дружно гаркнули Ронан с Тусоной.
– Попросил ее заклятие Супружеской Верности на него наложить, только и всего. И она наложила.
Тарл вдруг понял, что все трое смотрят на него с дурацкими ухмылками на довольных физиономиях. Тогда он напряженно уставился на свою миску.
– Заклятие Супружеской Верности? – рассмеялся Ронан. – И как оно работает?
– Тебя не касается! – буркнул Тарл, сделавшись цвета перезревшей гафны.
– Ну-ну, друзьям-то расскажи, – попросила Тусона, с трудом стараясь сохранить серьезное лицо. – Нам интересно.
– Не хочу я об этом!
– Зато мы хотим. Тебе вообще перестают другие люди нравиться или у тебя просто не…
– Если тебе так интересно, – рявкнул Тарл, – то мне бывает очень больно всякий раз, когда у меня… когда это самое… ну, короче, когда эта ерунда… – Тут он заскрипел зубами, не в силах найти подходящие слова, и лишь безнадежно махнул рукой.
– То есть, – сформулировала за него Тусона, – тебе больно всякий раз, когда у тебя член встает?
Тарл с несчастным видом кивнул:
– Если только я при этом о Геб не думаю. Зверская боль. Ты просто не представляешь.
– Еще бы. Как я, интересно, смогла бы это представить? – отозвалась Тусона. Она посмотрела, как Тарл сидит там, буквально корчась от смущения, и не на шутку его пожалела. Но затем она опустила взгляд на застывшее дерьмо у себя в миске, на эту состряпанную Тарлом возмутительную пародию на еду, и ощутила во рту гнусный привкус, будто прожевала ментоловую жвачку, которая перед этим долго в луже затхлой мочи валялась. Тут же вся ее симпатия к Тарлу волшебным образом испарилась. Что, в самом деле, за клятство такое? Она устала и промокла, ее раненое бедро пульсировало болью, а ее ни за клят собачий заставили целую ложку патентованного дерьма проглотить! Тусона опустила взгляд на Котика. Заметив в ее глазах озорной блеск, низкорослый осел подмигнул.
– Между прочим, ничего странного, что Тарлу пришлось к такому средству прибегнуть, – невинным тоном заметил он. – Я хочу сказать, женщины так на него и кидаются. Причем клят знает почему. Какая роскошная девушка к нему в «Последнем грамме» клеилась, еще когда мы в Забадае торчали! Помнишь ее, Тарл?
– Клят, еще как! Просто не поверите, что она мне посулила…
– А как насчет Серены? – перебила Тусона. – Помнишь тогда в Вельбуге? Ох и горяченькое же она тебе приготовила!
– Какая девушка! – вздохнул Тарл, и вид у него при этом стал немного мечтательный.
– А помнишь, как ты с ней познакомился? Она в такой короткой юбочке была, все тебе улыбалась и эдак бедрами поводила…
– Как я мог забыть? Она была… ой! Она… ай!
Тарл внезапно скорчил жуткую гримасу и стал неловко хвататься за свои интимные органы, а Ронан, поначалу несколько озадаченный разговором, решил тоже подключиться.
– А помнишь, как она тебя в том наряде ждала? – ухмыльнулся он.
– Ох! Нет, даже думать об этом не хочу! Ой!
– А как тебе рожки и овечья шкура? А черные резиновые сапожки? А как у нее на попке пушистый хвостик болтался?
– Ай! Ой! Клят, как больно! Уй!
– А по плечам светлые волосы свисали…
– Вв! Мм! Ух-х!
– И ты рассказывал, что такой сладенькой попки еще никогда не кусал!
– Ай! Ой! Клят! Гады! Подонки! А-ай!
Тарл внезапно вскочил, согнулся почти вдвое и, отчаянно хватаясь за ноющее причинное место, доковылял до двери. Затем, стеная от боли, он исчез под дождем. Тусоне стало немного неловко, ибо реакция Тарла оказалась куда острей, чем она ожидала, зато Котик с Ронаном радостно хихикали.
– Ох, как славно, – выдавил из себя осел. – Никогда от этого зрелища не устану.
– А что, такое уже бывало? – спросил Ронан.
– Конечно. Почти всякий раз, как мимо красивая девушка проходила. Ну Тарл и мудак!
– Надеюсь, с ним все в порядке, – пробормотала Тусона. – Вряд ли ему стоит одному там разгуливать, когда нами так «Оркоубойная» заинтересовалась.
– Не беспокойся, – успокоил осел. – Я пойду за ним пригляжу.
Он встал и просеменил к двери, а затем, распластав уши по шее и пригнув голову, выскочил вслед за Тарлом в предвечерний сумрак. Тусона посмотрела, как он исчезает под дождем, после чего, порывшись в рюкзаке, достала оттуда буханку свежего хлеба и немного сыра. Разделив провизию пополам, она отдала половину Ронану. Затем они удобно расселись в теплом сене, щедро рассыпанном по полу, и принялись жадно поглощать пищу, стремясь успеть до возвращения Тарла.
– Ты правда думаешь, что совету за нами уследить не слабо? – с полным ртом пробормотал Ронан. – Мы клятски быстро передвигались.
– Нет, не думаю. Я просто хотела от Котика избавиться, чтобы он про нашу трапезу Тарлу не разболтал. Эти двое друг друга стоят. Котик бы растрезвонил, а Тарл бы потом дулся.
– Так ты считаешь, мы в безопасности?
– Какая тут может быть безопасность, когда Тарл еду готовит? Хотя, если серьезно, я именно так считаю. А ты нет? Сам же говоришь – передвигались мы быстро. Кроме того, особых следов за собой не оставили, так что вряд ли кто-то сможет прикинуть, куда мы путь держим. По-моему, все в порядке. Честно говоря, сильно сомневаюсь, что в радиусе пятидесяти миль у нас враги есть. Я это нутром чую, а оно меня редко подводит.
Ронан улыбнулся и совсем размяк в теплом сене. Он по опыту знал, что на нутро Тусоны можно было железно положиться. До сих пор подобные ее предсказания отличались стопроцентной точностью. Было крайне прискорбно, что она выбрала именно этот день и час, чтобы стопроцентно ошибиться.
* * *
Магистр-киллер Крюгер был из тех, кто сразу рождается для своей будущей профессии. Его отец, торговец шелком и бархатом из Ближнего Абассала, надеялся, что сын унаследует семейный бизнес, однако довольно скоро стало очевидно, что таланты его отпрыска лежат совершенно в иной сфере.Едва научившись ходить, юный Крюгер вовсю топал по дому, выискивая насекомых, чтобы на них наступить. Поначалу это казалось безвредной шалостью (если вам только не случилось родиться насекомым), однако со временем он перешел к более сложным проектам и начал экспериментировать, бросая муравьев в паутины и отрывая крылышки мухам. Вскоре у всех окрестных пауков осталось совсем мало лап, а если у какой-то из домашних мух возникало желание посмотреть, что там за такой интересный кусок дерьма в саду, ей приходилось туда идти.
Озабоченные столь очевидной склонностью к насилию и взволнованные тем, как юный Крюгер, сжимая и разжимая кулачки, сидит у окна и смотрит на соседскую кошку, родители купили ему золотую рыбку в надежде на то, что это научит его любить и уважать животных. Малыш битых два часа сидел и смотрел, как предполагаемый объект его нежной привязанности плавает в аквариуме, но стоило только его матери выйти из комнаты, как он вытащил рыбку из воды и раскатал маминой скалкой. Лежа той ночью в кроватке с насквозь пропитанной слезами подушкой и отметинами отцовского ремня на ягодицах, Крюгер пришел к заключению, что в дальнейшем ему, пожалуй, не повредит немного скрытности.
Несколько недель спустя в аквариуме появилась другая золотая рыбка. Крюгер опять сидел и наблюдал, но когда его родители вышли из комнаты, он ничего такого не сделал, а только продолжал наблюдать. Он хорошо усвоил первый урок. Только через несколько дней, когда они с мамой ходили по магазинам, его любимое существо довольно загадочным образом загнулось. К ужасу его матери и тайному восторгу Крюгера, когда они пришли домой, рыбка плавала в аквариуме кверху брюхом. Родители посчитали это несчастным случаем, но после того, как еще три золотые рыбки, два котенка, пара хомячков и щеночек встретили необъяснимый конец, причем Крюгера всякий раз при этом не было дома, у них возникли смутные подозрения. А когда его отец прокрался наверх в детскую и застукал Крюгера за подмешиванием толченого стекла в обед для их нового щеночка, эти подозрения резко переросли в уверенность. Крюгер провел еще одну болезненную ночь, рыдая в подушку, а поток домашних животных внезапно прекратился.
Вскоре после этого Крюгер пошел в школу. Поначалу, хотя он упорно не желал не только заводить друзей, но и просто общаться с другими учениками, никаких эксцессов не случалось. Но затем, вскоре после того инцидента, когда несколько одноклассников гонялись за Крюгером, обзывая его обидными кличками и забрасывая камнями, началась целая серия загадочных недугов и несчастий. Два одноклассника скончались, а еще девять надолго слегли. Его классная руководительница, мучимая смутными подозрениями, навестила родителей Крюгера, и тот провел третью ночь с мокрой подушкой и ноющей задницей. Трое суток спустя учительницу нашли мертвой у себя дома. Доктор сказал, что такой смертью обычно умирают люди, которые случайно наглотались толченого стекла.
Через час после этих новостей родители Крюгера упаковали все его пожитки, доставили его до Гильдии Киллеров и сдали туда в качестве ученика-контрактника. Вернувшись домой, они дружно испустили вздох облегчения, от всего сердца радуясь тому, что сумели избавиться от смертоубийственного отпрыска, прежде чем он переключил свое внимание на них. Они рано радовались. К несчастью, когда они тем же вечером решили отпраздновать свое чудесное избавление от грязного выродка, они выбрали бутылку сидорского бренди, которую этот самый выродок неделю тому назад аккуратно и незаметно отравил крысиным ядом. В результате юный Крюгер, сам того не ведая, стал сиротой.
Его новый дом, штаб-квартира Гильдии Киллеров Ближнего Абассала, служил также домом четырем магистрам-киллерам, восьми братьям-киллерам, девяти стажерам и пятнадцати ученикам, но несмотря на тот факт, что теперь он жил среди своих сверстников и единомышленников, Крюгер все равно смотрел на них с подозрением и держался особняком. Первые несколько недель он был просто чудом послушания, проявляя почтительную вежливость к старшим и с необыкновенным прилежанием выполняя различные задания. Но в один прекрасный день, после того как достопочтенный брат Душегуб несправедливо выбранил его и вздул за чужую проделку, старые привычки взяли свое, и Крюгер решил осуществить месть.
Однако на сей раз он встретил достойного противника. Его наставники старались бдительно распознавать подобные позывы, ибо практически за всеми учениками Гильдии Киллеров водилась тайная страстишка по-тихому убивать себе подобных. Так что попыток юных учеников прикончить своих товарищей или учителей там уже ожидали. По сути, такие попытки даже считались необходимыми, и личный наставник Крюгера брат Душегуб так тревожился за ангелочка, которого вверили его попечению, что решил немного ускорить дело, наказав юного ученика за проступок, которого тот не совершал. Когда тем же вечером брат Душегуб обнаружил в своей тарелке массу толченого стекла, это стало радостным событием для всей Гильдии за исключением самого Крюгера, который провел еще одну мучительную ночь, рыдая в подушку.
Наставники юного киллера сочли, что он, так сказать, доказал свою профпригодность. На следующее утро его отвел в сторонку Тим Дырокол, один из магистров-киллеров, и Крюгер удостоился часового инструктажа на предмет истории, законов и верований Гильдии. Ему было особо указано на то, что попытка убить члена столь закрытой и сплоченной организации – не слишком удачная мысль, если только он сам хочет остаться в живых. Затем ему изложили Первый Закон Гильдии Киллеров: «Ни один киллер не вправе убить, попытаться убить или преднамеренно вызвать смерть другого члена Гильдии». Его также предупредили, что нарушение любого из десяти законов Гильдии повлечет за собой немедленное исключение. Ему обрисовали все преимущества членства в Гильдии, не последним из которых было получение немалых денег за хитрые и загадочные убийства себе подобных. Очевидно, любой из высших чинов делал себе на этом целое состояние. Разумеется, приканчивать себе подобных можно было и вне Гильдии, но власти, как правило, косо смотрели на подобные убийства, расценивая их как преступления, и дело обычно заканчивалось вежливым приглашением на одну из публичных казней, причем в качестве жертвы, а в не качестве палача.
Крюгер опять усвоил урок. Начиная с того дня он целиком погрузился в жизнь Гильдии, и вскоре всем стало очевидно, что у него редкий талант. Первое свое официальное убийство он осуществил в четырнадцать лет, использовав яд собственного изобретения, чтобы устранить излишне ревностного сборщика налогов, который не на шутку досаждал купцам Жлобиуса. По мере того как шли годы и множились убийства, Крюгер постепенно поднимался по служебной лестнице и в конце концов, в беспрецедентном возрасте двадцати лет, сделался магистром-киллером. Слава его все росла, пока при одном лишь упоминании его имени даже наихрабрейшие из воинов начинали печалиться.
Так что, когда несколько лет спустя председатель совета директоров корпорации «Оркоубойные мечи» заключил с Гильдией Киллеров Открытый Контракт на Ронана, именно Крюгер оказался наиболее очевидной фигурой для выполнения столь сложного и рискованного задания. Фециант передал Гильдии исчерпывающее досье на требуемый объект, и Крюгер несколько дней внимательно его изучал. Он уже слышал о Ронане, и тот факт, что он близко сошелся с Тусоной из Вельбуга, сильно все затруднял. Впрочем, согласно досье, председатель принял меры, чтобы в нужное время резко побудить их к действию, и теперь, по догадке Крюгера, они вместе с парой друзей направлялись из Убалтая в Вельбут для встречи с магом Антраксом. Передвигались они тайком, но быстро.
Крюгер хорошенько обо всем этом поразмыслил. Вверх по реке они не поплывут, решил он. Слишком медленно. К Дальнему Абассалу, опасаясь чумы, они приближаться не станут. Через Хромовые горы они не пойдут, потому что торопятся, а значит, обойдут их с востока. Таким образом, район поиска сужался до пяти-шести миль в поперечнике. К несчастью, это был район садов, виноградников и оливковых рощ, и даже человек пятьдесят могли пройти там незамеченными. Однако если дальше они направятся к Илекской равнине, то там скрыться будет практически невозможно…
Несколькими неделями раньше оркское воинство Шикары черной волной прокатилось по изобильным пахотным землям Сидора, сжигая, вытаптывая и уничтожая посевы. В результате после него остался след выжженной земли шириной в полмили. Эта полоса сельской местности была так выровнена и опустошена, что по ней, не привлекая внимания, даже блоха бы не проскочила. Таким образом, если бы Крюгер примерно в миле друг от друга расставил там наблюдателей, никто не смог бы пробраться мимо них незамеченным. Ему потребовалось бы по меньшей мере шесть человек, но раз уж на то пошло, для выполнения задания, связанного с ликвидацией таких прославленных воинов, как Ронан и Тусона, ему в любом случае пришлось бы затребовать тех же самых шесть киллеров. Ведь именно Ронан несколько месяцев назад убил в Вельбуге магистра-киллера Карфа. По сути, если задуматься, еще разумнее были бы восемь подручных…
Вот так и вышло, что Крюгер притаился в чудом уцелевшем стоге сена на северном краю полоски выжженной земли, оставленной оркским воинством, а еще восемь киллеров расположились в миле друг от друга дальше к востоку. Крюгер предупредил остальных, что они вполне могут проторчать там несколько дней в ожидании мишени, которая очень даже может так и не объявиться. Уже не в первый раз он проводил почти неделю в такой вот засаде, обходясь без сна и едва осмеливаясь вытянуть ноги и немного передохнуть под покровом ночи. Тренировка киллеров подготовила его к этому испытанию, которое вообще-то являлось всего лишь составной частью ремесла, но уж больно оно было утомительным и монотонным. Сперва оглядывать землю к востоку, затем смотреть, нет ли в небе дымового знака (именно такой сигнальный метод предпочитала использовать Гильдия), затем давать глазам немного отдохнуть, затем опять все по новой, и опять, и опять… Тем не менее все это требовалось проделывать, а посему Крюгер, как и остальные члены его отряда, словно труп лежал в стогу сена, не обращая внимания на застывшие мышцы, которым страстно хотелось хоть разок сократиться, и даже не подозревал о том, насколько точной оказалась его прикидка. Дело заключалось в том, что Ронан и его друзья провели ночь в амбаре в считанных милях к югу оттуда, а в настоящий момент направлялись прямо к ним.
* * *
Шагая вперед под ярким дневным солнцем, Ронан с Тусоной почти не испытывали вины за то, как они вчера вечером поиздевались над Тарлом. А Тарл, судя по его прямой как шомпол спине, требованию, чтобы они шли в десяти метрах позади него, и упорному невниманию ко всем их попыткам восстановить дружеские отношения, по-прежнему дулся как сто клятов.Когда низкорослый осел в конце концов привел его обратно в амбар, выяснилось, что мокрый до нитки Тарл жутко на них обозлился. Он холодно проигнорировал извинения Тусоны и не обратил ни малейшего внимания на торжественные заверения Ронана о том, в каком они на самом деле восторге от его кушанья. Решительно прошагав мимо них, Тарл сорвал с себя всю одежду, завернулся в дурно пахнущую тряпку, которую он почему-то называл одеялом, прилег в углу за сеном и уснул.
Обычно, просыпаясь наутро, Тарл обнаруживал себя в лучшем, более милостивом расположении духа, однако тут, проснувшись наутро, он обнаружил себя в небольшой луже собственного варева. По крайней мере его физиономия точно там находилась. Ронану с Тусоной пришлось сознаться в том, что вчера вечером, пока его не было, они по-тихому опорожнили в углу свои миски, а когда он прилег там поспать, то, мокрый до нитки, ничего такого не заметил. Варево и в горячем виде было приличной гадостью, но холодное как лед оно просто невообразимо воняло, а к тому же имело такую удачную консистенцию, что намертво прилипало подобно какой-то смрадной пиявке. Тарл совсем измучился и страшно расстроился, причем не только из-за того, что друзья не оценили его кулинарных талантов. У него было явственное чувство, что когда Ронан сравнивал вкус его кушанья с испорченным дерьмом ленката, он вовсе его не оскорблял, а всего лишь был убийственно точен. Так что Тарл в гневном расстройстве шагал вперед, и Котик ничуть не улучшал ситуацию, отпуская дурацкие шуточки про «срань-кебабы» и «подгуляш», а также временами нарочито громким голосом именуя Тарла «какашеваром».
Они все еще путешествовали по району богатых сельскохозяйственных угодий, топая по дорогам, вьющимся меж высоких хлебов или густых оливковых рощ, когда Котик принялся излагать «Повесть о том, как Тарл обед для Гебрали готовил». Тарл, чувствуя себя в высшей степени неловко и не желая выслушивать подлый донос, прибавил шагу. А Ронан с Тусоной так увлеченно слушали ослиные россказни, что, напротив, сбавили ход. Таким образом, когда они внезапно вышли к широкой полосе выжженной земли, что тянулась с востока на запад подобно зияющей ране, Тарл топал по ровной дороге метрах в пятидесяти впереди остальных, бросаясь в глаза любому возможному наблюдателю почище паука в белой эмалированной ванне.
– Тарл! – громко зашипел Ронан. – Ты хоть пригнись! Тебя же за десятки миль видно!
Но либо Тарл его не услышал, либо просто был не в настроении выслушивать разных безмозглых качков, чьи клятские приказы совершенно его не клятали. Так или иначе, прямой как палка, он продолжал маршировать дальше.
– Вот мудак! – возмутился Ронан. – Мы всю дорогу таились, а он эдакой жердью по чистому полю топает!
– Да брось, – махнула рукой Тусона. – Вокруг нас сейчас на пятьдесят миль никаких врагов нет. Тарл, конечно, редкая дубина, но тут просто некому его засечь.
Ронан медленно кивнул и заулыбался. К несчастью, он и ведать не ведал, что у Тусоны на этой неделе с предсказаниями не иначе как беда творилась.
* * *
Киллер-ученик Марвуд внезапно проснулся и туманным взором обвел окрестности, силясь припомнить, кто он такой и где находится. Боги, боги, да ведь он, похоже, заснул! Подлец Крюгер убьет его, если узнает! Марвуд виновато потер глаза и стал было садиться, но вдруг застыл. Он ясно услышал голоса – точнее, голос. Поблизости кто-то возмущенно бубнил себе под нос. Осторожно отодвинув несколько опаленных огнем соломинок на краю стога сена, где он прятался, Марвуд выглянул наружу.Какой-то вшивый шибздик театрально топал по голой, выжженной земле метрах в пятидесяти от стога, а за ним еще метров через пятьдесят следовали три другие фигуры: здоровенный чернокожий воин, невысокая воительница и лохматый низкорослый осел. Прямо на глазах у потрясенного Марвуда осел оглядел почерневшую, усеянную пеплом землю и громко обратился к ушедшему вперед шибздику, спрашивая, не вздумал ли тот на сей раз сельскую местность приготовить.
Марвуд поспешно пригнулся, сердце его забилось где-то во рту. Говорящий осел? Семь цветов дерьма, да ведь это они! Объект и его спутники! Второй такой компашки по Неверному Сидору бродить не могло! Скрытый сеном, Марвуд лежал, не осмеливаясь даже пошевелиться. Только когда все шаги затихли и он обрел полную уверенность, что его никто не увидит, он рискнул выбраться из укрытия.
Трясущимися руками выковыряв из рюкзака пачку растопки, Марвуд приготовился послать дымовой знак, который сообщил бы другим киллерам о том, что объект замечен и что операция может переходить в следующую фазу. И ведь именно он, Марвуд, его засек! Наконец-то он все как надо сделал! А теперь, поклялся он себе, он как следует разожжет костер. И тогда другие ученики заткнутся со своими шуточками про спецсигнал Марвуда, густой столб черного дыма, который обычно за десять миль видать и который означает: «Клят, ребята, я тут ненароком всю клятскую степь запалил!» На сей раз он будет ох как осторожен.