— В круг, в круг!
   И то же самое приказала мелодия. Антон, Юл Найт, Лю Банг повиновались. Аронг отступил в тень и будто растворился за мерцающей завесой. Теперь их осталось четверо. Образовав круг, они сидели, почти касаясь друг друга коленями, и ничего уже не стало, кроме видений музыки, кроме них самих, кроме отблеска огня на их лицах. Переливы стали громче, трепетней, осязаемей, тонкое лицо Умы напряглось, глаза стали ещё огромней, ещё черней, они не видели ничего и видели все, а пальцы скользили по иллиру все быстрее, быстрее, пока вибрирующие струны и сам иллир не подёрнулись смутно искрящейся дымкой. И тогда возникло Кольцо.
   Оно повисло между сидящими, светло-огненное, размыто пульсирующее. От каждого на Кольцо словно падала тень, и там, где она была, свет тускнел оттенками жёлчи, в каждом месте по-своему; иногда казалось, что эти затемнения хотят исчезнуть, раствориться в золотистом ритме Кольца, но что-то упорно мешало этому. Голос иллира стал тише, нежнее. Левая рука Умы простёрлась над Кольцом, правая, как прежде, порхала над струнами. Брови девушки сошлись к переносице, взгляд застыл. Пульсация света стала ровней, мерное движение ладони словно разглаживало биения, невольный вздох разом прошёл по сидящим, все взялись за руки, только Ума осталась вне круга. Её губы беззвучно шептали, но слова отдавались в каждом.

 
Зла раскрылись очи, очи,
Веет холод ночи, ночи,
Души слабеет твердь, твердь,
Подступает смерть, смерть.
Стань светлее, круг, круг,
Ближе, ближе, друг, друг
Вглядись в его лицо, лицо,
Крепче стань, Кольцо, Кольцо!
В тебе душа моя, моя,
Во мне душа твоя, твоя,
До скончания годин, годин,
Ты отныне не один, не один,
С тобою всюду Круг, Круг,
С тобой навеки Друг, Друг!

 
   С последними, такими детскими, наивными, как заговор, заклинание, словами Ума замкнула цепь протянутых рук. Кольцо засияло ровным блеском, взмыло над головами, в его свете на миг померкло все окружающее. Тело Антона сделалось невесомым, блаженным, а когда зрение и тяжесть вернулись, он обнаружил себя под звёздно распахнутым небом, босым и нагим мальчишкой среди росного луга над обрывом неподвижной реки, в которой холодно двоилось звёздное небо. И он был там не один. Обнявшись, плечом к плечу, они стояли вокруг костерка, трое мальчиков и девочка, и он был ими, и они были им, и не было большего счастья, чем вот так стоять и смотреть на их лица, и вдыхать свежий запах трав, и чувствовать тепло огня, и слушать безмятежную тишину земли, и видеть Вселенную над собой, и ощущать тревожную, но не властную над ними близость омута, в котором застыл звёздный сполох Стожар, таких далёких и таких уже близких Плеяд. Было спокойствие земли, и было спокойствие сомкнувшихся тел и душ. Он знал всех троих, как самого себя, и они знали его, они стали ближе, чем братья и сестры, ближе, чем возлюбленные, и, чувствуя себя беззаботными детьми, все четверо знали, что им предстоит, и словно общий ток пульсировал в их телах. Крепче связи не было и быть не могло. Там, на Плеядах, их путь разойдётся, каждому, возможно, не раз придётся сменить лицо, тем более имя, все равно теперь они мгновенно узнают друг друга в любой одежде, в любом облике, найдут друг друга, как бы далеко их ни разнесло, всегда будут точно пальцы одной руки, готовой, если потребуется, мгновенно сжаться в кулак, вот эти мальчики и эта девочка, дети Земли, дети человечества, в последний раз собравшиеся вместе, час назад совсем не знавшие друг друга, а теперь нерасторжимые, пока дышат, живут, надеются.
   Их объятия длились, и с ними был миллионы лет назад зажжённый их предками огонь костра, была вечная Земля, и вечное небо, и свежий запах травы, и неподвижно струящаяся река — все, чем жил и будет жить человеческий род, какие бы звезды над ним ни светили.
   Так продолжалось, может быть, мгновение, может быть, век. Наконец Ума медленно-медленно убрала руки с плеч товарищей, худая грудь девочки опала в протяжном вздохе — и все кончилось сразу: они очутились перед полупотухшим камином, у ног девушки лежал забытый иллир, и она, точно просыпаясь, нагнулась к нему.
   Все четверо не обменялись и словом. Слова больше не были нужны им, только Юл едва заметным движением погладил иллир.
   Из темноты выдвинулась фигура Аронга.
   — Последнее напутствие вам, а может быть, самому себе. — Он помедлил, зорко вглядываясь в их лица. — Вскоре вас уже не будет здесь, а население Плеяд увеличится на четверых. Не ваша забота, как это произойдёт, каким образом мы впишем в память их инстинктов все данные о вас, словно они были там изначально. Не это существенно.,
   Нахмурившись, Аронг взбил догорающие поленья, и отсвет углей, прежде чем они вспыхнули, налил его глаза краснотой. “Совсем как у нечка, — содрогнулся Антон. — Совсем как у нечка”.
   — Важно другое. — Аронг выпрямился. — Вам уже пришлось нелегко, когда вы сбрасывали запреты, чтобы не выделяться среди обитателей Плеяд и быть готовыми ко всему. Там придётся ещё трудней, вы знаете это. Было ли у вас, однако, время задуматься над менее очевидным? То, чем мы живы, может обернуться против нас, и противник на это рассчитывает. Мы выглядим слабыми не только потому, что у них есть новое сверхмощное оружие, а у нас его нет. И даже не потому, что древние навыки войн нами изгнаны и забыты. Корень глубже. Сила социального зла в том, что оно не знает никаких запретов, тогда как все, ему противостоящее, обязано выбирать средства, иначе оно выродится в не меньшее зло. На первый взгляд, такое самоограничение пагубно, однако вся наша история доказала, что вне морали победа недолговечна, тлетворна и обратима и что за внешней слабостью добра скрыт источник неодолимой силы. У вас не только задача все узнать о новом оружии. Куда важнее, чтобы там, на Плеядах, поняли, у кого настоящая сила. Докажите её! Отрезвите их — тогда и бойни не будет. Безоружные, опрокиньте вооружённого, вы можете и должны это сделать!


Отец и сын


   Маленький, едва в половину солнечного, диск Альциона клонился к закату, но ярый бело-голубой блеск светила ещё не ослаб, прямолинейная, до самого горизонта, геометрия улиц и площадей Авалона была залита им, так что даже густые синие тени ничего не скрывали внизу: башни, пики, спирали и купола зданий, возвышаясь, сверкали в этом неистовом свете, а дома победней сахарно белели там, где их не накрывала тень небоскрёбов. Те же яркие лучи Альциона обдавали человека на открытой веранде, который, выпятив нижнюю губу, в задумчивости смотрел на столицу Империи, словно вся она была огромной, только ему понятной шахматной доской, на которой складывалась незримая для чужих глаз, сложная и волнующая позиция. Ручной вышивки халат с золотыми драконами, изрядно потёртый в локтях, был небрежно распахнут на беловатой груди, как если бы человеку было решительно наплевать, видит ли его кто в этой затрапезности или нет, хотя в отдалении возвышался дворец самого Падишаха, и его телескопические окна были нацелены во все стороны.
   — К дженту Эль Шорру с назначенным свиданием его сын Ив Шорр, — донёсся шёпот элсекра.
   Эль Шорр машинально взглянул на часы: все правильно, сын прибыл с военной точностью.
   — Пусть войдёт.
   Выражение его лица не изменилось, когда он, тяжело ступая, вошёл в помещение. Но как только дверь комнаты заскользила вбок, хмурость тотчас сменилась отеческой улыбкой, которая сделала его рыхлое лицо домашним, почти добродушным.
   — Входи, входи, капитан. Уже капитан! Славно, мой мальчик, так и надо.
   Казалось, он при этом забыл, что своим быстрым продвижением сын обязан прежде всего ему, и с восхищением оглядел рослую фигуру своего отпрыска, его мундир, в хромолитовых наплечьях которого над искрящейся спиралью Галактики вспыхивали скрещения голубоватых молний. Ив чуть смущённо улыбнулся в ответ, так секунду-другую они стояли друг против друга.
   — А твоего слугу надо прибить. — Отец ласковым движением снял с рукава мундира пушинку.
   — А что надо сделать с твоим нечком, чтобы у первого советника Падишаха появился новый халат? — в тон ему ответил Ив. — Смотри, уже засалился.
   Ответом было величественно-небрежное движение, которое пуще слов и внешних знаков отличия наполнило Ива гордостью за отца, ибо власть, пренебрегающая правилами этикета, выше той, которая их устанавливает.
   — Проходи и садись.
   Отец легонько подтолкнул сына в плечо, но прежде чем сесть самому, щелчком пальцев включил “звуковой шатёр”. Проем веранды тотчас затянула дрожащая пелена воздуха.
   — Предосторожность против земляшек? — удивился Ив. — Здесь, в твоём кабинете? Ого!
   — Землянам, чтобы слышать, сначала надо отрастить уши. Покажи-ка мне твою “жужжалку”.
   Пушистые, как у матери, ресницы Ива дрогнули от недоумения. Помедлив, он расстегнул нагрудный карман и достал оттуда похожий на старинную пулю цилиндрик. Заострённый конец цилиндрика тлел рубиновым огоньком. Эль Шорр нажал на торец, огонёк погас. Косясь на скрытый в столе детектор, прислушался; его лицо, которое льстецы называли львиным, подобралось.
   — Все в порядке, — сказал он отрывисто. — Они вполне могли всадить в аппарат ещё и записывающее устройство.
   — Они… Кто они?
   — Стражи порядка. А может, и не стражи — любителей хватает.
   — Отец, что произошло? Ты говоришь такими загадками…
   — Эх, мальчик, это разве загадки! Рутина, обыденность, фон.
   — Прости, я что-то не совсем…
   — Скажи: “Я ничего не понимаю”, — так будет точнее и откровенней. Что ж, пора показать тебе мир, как он есть, без иллюзий…
   Казалось, Ив хотел что-то возразить, но набрякшие веки отца, дрогнув, приподнялись, и с колыбели привычный, такой любящий и осязаемо тяжёлый взгляд прижал его к сиденью.
   — Если ты знаешь слова команды и звёздную навигацию, то это ещё не значит, что ты знаешь жизнь. Я не торопился знакомить тебя с её изнанкой, но время, время! Время и обстоятельства. Ты гордишься и своим мундиром, и своей принадлежностью к роду первопатрициев. Но ответь мне, кто они такие?
   — Потомки отцов-основателей, — выпалил Ив. — Элита человечества, которая не захотела терпеть разнузданную толпу и создала здесь общество избранных.
   — Великолепно! Твой ответ патриотичен, прекрасен и глуп. А первая заповедь сильного — никакого самообмана! Тебе пора знать, что наши предки бежали с Земли, как бегут от землетрясения, от гнева божьего, от чумы.
   — Догадываюсь. — Ив держался, как офицеру положено, даже прямее обычного, так ему хотелось изгнать парализующий холодок тревоги. — Я давно подозревал это.
   — Каким образом?
   — Все-таки я ваш сын…
   Откинувшись, Эль Шорр внимательно глянул на Ива.
   — Достойный ответ, достойный! Что ж, тем проще…
   — Но это не значит, что отцов-основателей не было! — пылко воскликнул Ив. Голубая, вилочкой, жилка набухла под тонкой кожей его виска. — Ведь кто-то же создал все это! Неважно, бежали они или осуществляли великую миссию, важно, что они своего добились. И мы, их наследники…
   — Кого именно? — взгляд Эль Шорра отяжелел. — То была на редкость пёстрая и сволочная компания.
   — Сволочная?
   — Ещё бы! Владыки финансов и мафия, легионеры последних войн и пейзане с их наивной мечтой о девственных почвах, фанатики нацизма, адепты всех религий, чистые и нечистые — кого только не было! Конечно, со временем выделились настоящие люди, они-то, покончив со всякой шушерой, и навели порядок. Никаких прежних ошибок, никакой болтовни о равенстве, тем более никаких “угнетённых масс”, благо наука и техника позволили отстранить людей от производства. Киберы и нечки, нечки и киберы — они безопасны. Земляне? Могущественные, но погрязшие в самоусовершенствовании, они до поры до времени безобидны. Значит, что? Живи и наслаждайся жизнью, так выходит? Так или не так?
   — Отец, но при чем тут наши предки?!
   — “И будешь ты проклят или облагодетельствован до седьмого колена…” Основной закон жизни тебе, надеюсь, известен?
   — Побеждает сильнейший. — Ив выпрямился. — Если бы я этого не знал, то был бы недостоин…
   — Тебя скушали бы, вот и все. Ты гордишься своим первопатрицианством, древней знатностью своего рода. А известно ли тебе, кем был его основатель? Драконщиком главаря “Триады”, его рабом и слугой!
   — Раб желтома…
   — Да! Они было оседлали нас, этот эпизод тщательно вытравлен из истории. Твой дед когда-то тоже просветил меня насчёт нашего “благородного происхождения”. Хочешь палочку? Нет? Правильно, не стоит привыкать…
   С этими словами Эль Шорр выхватил из кармана обмусоренную палочку смолы эф и, сдёрнув колпачок, нюхнул её. Взвился коричневый дымок, ноздри Эль Шорра расширились и затрепетали.
   — Так! — сказал он порывисто. — Одни хотят захватить власть, другие — её удержать, так было и будет, и нет ничего нового под солнцем, даже если это солнце Плеяд. Каждый день и час я веду борьбу, о которой ты не имеешь понятия, и в ней если не я, то — меня. Все понял?
   Ив ошеломлённо кивнул. Флотские интриги, косые взгляды, внезапная любезность начальства, льстивое заискивание подчинённых, нередкие, спьяну, заверения иных офицеров в дружбе — все, что он отметал, как мусор, предстало перед ним в новом свете и даже не поразило, словно он давно был готов к этому новому пониманию людей и лишь отдалял, сколько мог, тягостное прозрение, вроде ребёнка, который в разгаре игры не хочет замечать докучливых взрослых с их напоминаниями о времени и о порядке. Хотелось закричать: “Не надо, я не хочу!” — но то был вскрик детской жалости к самому себе, и, содрогнувшись, Ив подавил его.
   — Продолжайте, — сказал он ровным бесцветным голосом. — Вы мой отец, я ваш сын. Кто наш враг?
   — Не кто, — голос Эль Шорра дрогнул, — а что. Вот я достиг многого, и ты, надеюсь, достигнешь не меньшего. А чем все закончится? Ничем. Небытием. Смертью! Ничего не станет, даже боли и ужаса, ты можешь это понять?! Нет. Молодость мнит себя бессмертной, обычная уловка биологии, но спадёт пелена, и… — Скрюченные пальцы Эль Шорра дёрнулись. — Человек — мотылёк-однодневка, которого все хотят слопать, жизнь — судорога перед небытием, и ничего больше! Все, все хотят заслониться от этой беспощадности, а выбор средств невелик. Стать животным, растением, чтобы не мыслить, не чувствовать, не знать, уйти в грёзы наркотиков или фантоматики. Раствориться в обыденности, утешить себя религией или наивной философией. Наконец, заполнить жизнь наслаждениями, выжать её до капли, всю, а там пропади пропадом! Ничего другого никто не нашёл, что бы там ни мычали земляшки. И они тоже смертны! Бездарь и сволочь наделил нас всепонимающим разумом, бездарь и сволочь, неважно, природа это или бог!
   Эль Шорр раскраснелся, глаза налились лютым ненавидящим блеском, халат распахнулся, открыв вспотевшую грудь. “Нет, нет! — жалея и ужасаясь, вскричал про себя Ив. — Он так не думает, так нельзя жить, должен быть выход…”
   — Но сильный отличается от слабого тем, что находит выход. — Голос Эль Шорра стал жёстким. — Его-то я и приберёг для нас. Поверь моему опыту: все чепуха, кроме одного: деятельность! В принципе неважно какая, лишь бы поглощала без остатка, чтобы ни секунды, ни мысли свободной. Ты разочарован? Подожди, это даже не присказка… Очень скоро я понял, что есть деятельность главная, высшая, в которой чувствуешь себя не тварью дрожащей, а богом. Да, богом! Повелевание людьми, игра: их судьбами — вот что божественно. Допустим, бессмертие нам не дано, но всемогущество… Сейчас я тебе кое-что покажу.
   Эль Шорр встал, шлёпая матерчатыми туфлями, подошёл к двери и было протянул палец к кнопке.
   — Черт! Старею, забыл о “шатре”…
   Он отключил “шатёр” и лишь тогда нажал кнопку.
   — Эй, там, приведите!
   Едва он опустился в кресло, как дверь раскрылась и на пороге возникла девушка, от красоты которой у Ива перехватило дыхание. И не только от красоты.
   — Так ведь эго же, это…
   — Дэзи Грант, прелестнейшая актриса землян, так восхитившая тебя, когда мы смотрели фильм с её участием! Подойди, малютка.
   Стройная фигура девушки колыхнулась, и словно музыка затеплилась в душе Ива, когда она сделала этот шаг, так лёгок он был, и вся она в воздушном очертании белого платья показалась ему трепетным огоньком самой жизни, который так зыбок, так мал, так открыт чёрному ветру смерти и так способен все осветить радостью. Фатой наброшенная вуаль скрадывала черты её лица, сообщала им недосказанность, а смазанная синева детски беззащитных глаз пронизывала робкой мольбой и обещанием то ли счастья, то ли покорности.
   — Ближе, малютка, ближе, — приказал Эль Шорр. — Стань на коленочки.
   Повинуясь, девушка склонилась перед ним, колени коснулись ковра, ворсинки примялись под её лёгкой тяжестью. Ив вскрикнул — живая Дэзи! Но как, откуда?!
   Эль Шорр с улыбкой протянул руку.
   — Целуй.
   Грудь девушки всколыхнулась. Плавным послушным движением она приподняла вуаль, губы приникли к руке, на лице застыла одубелая улыбка покорности.
   Ив вскочил.
   — Это же нечка! Не надо! Не надо!… Нечка!
   Голубоватые молнии воинских знаков сверкнули на его плечах, движение вскинутых рук перекосило шеренгу мундирных пуговиц,
   — Увы, это действительно нечка. — Рассеянным движением Эль Шорр отпихнул девушку, она качнулась и замерла все с той же одубелой улыбкой на юном и прекрасном лице Дэзи Грант. — Мне захотелось сделать тебе небольшой подарок, но ты, я вижу, не рад. И я тебя понимаю. Внешнее воспроизведение совершенно, все как у настоящей Дэзи Грант, она может так же смеяться, когда её любят, и плакать, когда её бьют, но все это механически, без души. Андроид и есть андроид.
   — Папа, убери её, убери! Спасибо за подарок, но…
   — Но тебе нужна настоящая Дэзи? Звёздочка с неба, да? — Эль Шорр рассмеялся. — Пошла вон! — крикнул он девушке. — Эй, вы, там, сделайте ей обычные красные глаза нечки.
   Девушка вскочила и пошла — нет, поплыла невесомой походкой Дэзи. Ив отвернулся.
   — Ничего. — Лицо Эль Шорра стало серьёзным и властным. — Скоро, надеюсь, в твоём распоряжении окажется оригинал. Сядь, успокойся и слушай. Это все мелочи…


Сети заброшены


   Эль Шорр снова включил “звуковой шатёр”, и в проёме веранды, как прежде, заструился мерцающий воздух. Он смотрен на сына с ласковым сожалением и суровой нежностью.
   — У мужественного капитана Галактики, оказывается, чувствительное сердце, — медленно проговорил он. — Ничего, все хорошо в своё время. Кстати, о нечках. Тебе известно, что означает это слово?
   — Андроид, физическая, с заданными свойствами копия человека, — глухо отозвался Ив. — Кукла, безмозглая кукла!
   — Верно, но я спрашивал не об этом. “Нечк” — сокращение от слова “недочеловек”, которое ввели в обиход, ещё в древности, фашисты. Не пренебрегай ветхой, как ты её когда-то назвал, историей! В ней знание, а где знание, там успех. Проанализируем ситуацию. Здесь, на Плеядах, мы осуществляем давнюю мечту избранных о тысячелетней империи. Так! Но как реалист, я должен признать, что силовой и интеллектуальный потенциал Звёздных Республик на порядок выше нашего. И если бы не их моральные колодки, которые они на себя надели, чтобы уподобить людей ангелам коммунистического рая, нам тотчас пришёл бы конец. Все эго нетерпимо, хотя до поры до времени безопасно. Теперь положение изменилось. У нас есть оружие Предтеч, мы знаем, как им пользоваться, и — последнее решающее испытание — мы им воспользуемся. Тогда все это красивое, согласен, умненькое, тоже согласен, стадо окажется в нашем хлеву. Это предрешено, если мы не сглупим, но, надеюсь, мы не сглупим. И вот тут открываются интересные перспективы для нас. Ты, вероятно, уже спрашивал себя, почему твой старый, хотя и неглупый отец философствует, ходит вокруг да около, читает тебе прописные и не прописные морали… Спрашивал?
   — Да…
   — Я хочу, чтобы ты проникся идеей, — тихо сказал Эль Шорр. — Не просто понял, не просто поверил, а проникся. Какой — открою чуть позже. А пока,. Ты готов следовать за мною во всем?
   — Отец, это лишний вопрос. Я и так…
   — Не так! До конца. Пусть рухнет вся Галактика — до конца!
   Тёмные властные глаза неотрывно смотрели на Ива, он выпрямился под этим пронзительным взглядом, преданно оцепенел, как перед самим Падишахом, только в висках гулко, весело стучала кровь.
   — Да!
   — Хорошо. Здесь, в шкатулке, хранится горсть земли, её при клятве полагалось полить кровью. Кровь и почва! Чепуха для детишек, обойдёмся без этого хлама. Для начала я укажу тебе те места, куда ты будешь наведываться с выключенной “жужжалкой”.
   — Как с выключенной?! А приказ… Агенты землян…
   — Ты выключишь этот скрывающий мысли аппаратик и появишься там, куда наверняка сунутся земляне. Пока есть неясность с оружием, их разведка опасна, её надо пресечь. Сеть уже сплетена, в неё я вставляю своё звено. Тебя! Будешь “подсадной уткой”, офицериком, мысленно выбалтывающим кое-какие сведения. На тебя, скорее всего, выйдут, и этого человека мы возьмём. И сделаем так, чтобы все остальные земляшки поспешили ему на помощь, пусть их мораль ещё раз сработает против них. А мы затянем сеть — и кончено.
   — Но почему я?!
   — Потому что их психика хорошо развита и опытного агента они мигом раскусят. Но главное не в этом. Кто ты сейчас? Офицер, каких много. Кем станешь? Героем, который выловил и разоблачил землян, уж я представлю дето как надо! Ив Шорр будет отмечен и замечен, а это необыкновенно важно сейчас, когда решается, кто будет новым командиром твоего “Решительного”. Кстати: остался ли прежним его экипаж?
   — Нет, я даже хотел об этом с тобой поговорить. — Растерянность слетела с Ива. — Какие-то непонятные перемещения, какие-то новые люди, и не все они… не все компетентны. Это ж опасно! Накануне войны…
   — Ох, Ив, какой ты ещё младенец!… — Эль Шорр вздохнул. — Ладно, об этом после. Сначала стратегия. Итак, война, это дело решённое. Победа. И вот тогда… И вот тогда, — Эль Шорр понизил голос, — начинается главное. Люди, планеты, вся Галактика — здесь! Всемогущество — вот оно!
   Набухшие венами руки сжались, цепким взглядом Эль Шорр следил, какое впечатление его слова произвели на сына. Тот в смятении, восхищении, ужасе уставился на отца, на виске суматошно билась голубоватая жилка.
   — Но ведь над тобой… Над тобой… Падишах!
   — Да, верно, как я мог об этом забить! — Эль Шорр облегчённо откинулся и рассмеялся: — До чего же глупо: у нас Империя, а во главе её Падишах. Что делать, былая дань фундаменталистам… И ты полагаешь, что, положив к стопам Падишаха всю Галактику, я буду лобызать его пресветлую, в дурацких каменьях, туфлю? А династия Шорров тебя не устраивает?
   Как ни был готов Ив к этому последнему, бесповоротному слову, сознание будто оглушил гром, и все вокруг на миг затуманилось. Он, он — наследник престола?!
   — Но это не все, — будто издали донёсся до него торжествующий голос отца. — Это не идея, а подступ к идее. Всемогущество! Нам с тобой повинуется Галактика, ты её властелин, бог… Лучшие учёные, поэты, художники Звёздных Республик на коленях поползут к трону. Дэзи, настоящая Дэзи, будет твоя… Или, может, поделимся? Ладно, ладно, шучу. Интеллект всего человечества будет служить мне. И уж я — то знаю, зачем нужна Империя и как ею пользоваться. Наши идиоты ковали из неё оружие, а как только она победит, эти олухи не будут знать, что с ней делать. Вечное “ням-ням” — вот и весь их идеал. А земляне! Эти блаженные использовали мощь разума для совершенствования общества и человека, будто он в этом нуждается. Я же обрушу разум на Вселенную. Выверну её, как карман. Искать, искать! Проникнуть в иные галактики, в иные вселенные, куда, возможно, ушли Предтечи. Допросить всех жукоглазых или вовсе безглазых! Не может быть, чтобы где-то не оказалось бессмертия! Вот оно, главное. Всемогущество и бессмертие! Я добуду первое, ты или твой сын добудет второе. А может, я сам успею найти. Вечный владыка и бог — ты понимаешь, ты понимаешь?! Вот идеал, вот к чему нас вела история, вот для чего власть! На тысячи, миллионы, а то и миллиарды лет — Владыка и Бог! Вот для чего люди должны расстилаться у наших ног, вот для чего все жизни и смерти, все достижения наук и искусств, вся история! Кто до меня дерзал на такое? Никто! Встань, мой мальчик, я тебя поцелую!
   Ив деревянно приподнялся. Поцелуй прозвучал, как выстрел. Отстранив сына, Эль Шорр повалился в кресло. Его опаляющий взгляд погас, голос стал сухим и строгим.
   — Кто владеет оружием Предтеч, тот владеет миром. Открою секрет: оно будет установлено на “Решительном”. Да-да, на твоём корабле, мальчик. Отсюда все мои манёвры и все перетряски в составе команды. Другие тоже не дураки, на это ума хватает, каждый жаждет ухватиться за это оружие и не дать фору сопернику. Но я их с твоей помощью переиграю. Ты, ты поведёшь корабль! Остальное потом; среди “некомпетентных” есть и мои люди. Теперь иди. Внизу тебя встретит мой чимандр, он приведёт тебя в чувство и надёжно заблокирует память об этом разговоре. Действуй, мой мальчик, и да пребудет с тобой святой Альцион!
   Пошатываясь, Ив двинулся к выходу. Эль Шорр проводил его долгим, без улыбки, взглядом. Когда дверь закрылась, он рукавом халата отёр лоб, устало, помедлив, подошёл к столу, выдвинул ящик, достал оттуда плоский экранчик.